Текст книги "Самый темный час (СИ)"

Автор книги: Ловацких

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 85 страниц)

Смешок отразился лишь в тоне.

Ну, правда – помятый видок слегка. И как он только... ах да. Кхм. Ну, не было времени отгладить одежду. А ему вот – в глаза бросается эдакая мелочь. Поднатаскался за время работы в поместье.

Он собирался еще немного поехидствовать по этому поводу, но Грель закрыл книгу, возводя взгляд к небу, секундой ранее, чем сработало чутье демона: там высоко, плотные темные облака высветились ярчайшей вспышкой света, что озарила почти все небо в радиусе видимости, прежде чем сконцентрироваться в единственной пульсирующей от собственной концентрации точке. Чтобы в следующий миг устремиться ниспадающим сверху столбом света аккурат в центр Озера Жизни. В центр Долины. И в центр рисунка пентаграммы.

Себастьян оказался там же чуть раньше, чем столб света соприкоснулся с защитным куполом, держащимся за счет звезды и усилий многих жнецов. Не напрасных усилий – губительный, испепеляющий свет так и не коснулся вод Озера, упрямо неиссякаемым потоком обрушиваясь на преграду. Преграду, что не сможет продержаться достаточно долго – слишком несопоставимы силы. Теперь это понятно даже ребенку: столп света еще не начал терять своей силы, а преграда вот-вот разрушится под этим напором.

Он надеялся, что защита выдержит. Но и подобного варианта не избегал мысленно.

И теперь – главное не переусердствовать и.. не забыть себя. Но он ведь уже один раз не забыл.

Выловив взглядом графа, Себастьян усмехнулся, почти бесшабашно весело отвесив поклон, прежде чем обернуться нитями клубящейся тьмы, что плавно просочились сквозь пленку поверхности воды, словно чернилами выкрашивая воды того в непроницаемый черный цвет. Абсолютный черный, несуществующий в природе с давних пор, разбавленный обычно светлыми красками – сейчас этот цвет был именно тем, чем он являлся изначально. Манящий, притягивающий взгляд, матово-ровно легший в спокойную гладь воды, не кричащий об опасности, но словно готовый впитать

в себя безвозвратно все, что окажется на пути. Вычернить. Окутать своим прохладным покоем.

Жнец, словно загипнотизированный, шагнул вперед и, возможно, не остановился бы, но книга в его руках раскрылась сама, обдав и его и графа ледяным потоком ветра, что оставил по себе подобие барьера между водой и теми, кто на суше.

Пентаграмма удерживала свет еще несколько минут, прежде чем поток разрушил преграду на своем пути, обрушиваясь на озеро. Но он не смешивается с чернотой вод. Не высветляет, не остается пятном грязного оттенка на глади. Даже не беспокоит и не вызывает ряби по воде. Лишь соприкасается. Без ярких вспышек. Совсем не опасно на вид.

Внутри столпа света отчетливо проявляется черный силуэт, прямо стоящий на поверхности озера. Он вскидывает руки, не удержавшись от привычного в эффектном жесте, словно указывая путь наверх, и за этим жестом вверх поднимается тьма, поглощая свет этого столпа, все еще не смешиваясь, но словно затирая след его пребывания.

Основание луча света, соприкасающееся с водой уже полностью вычернено, и тьма продвигается все дальше вверх, неторопливо и неотступно, меняя суть силы, струящейся с небес. Из воды тьма постепенно, чернильным пятном, втягивается в этот направленный свет, но не возвращая озеру прозрачность потемневших вод, поднимаясь все выше и выше. И вместе с тем – словно сумерки опускаются на мир – становится ощутимо темнее, в то время, как полуденное солнце продолжает сиять вдали.

Добравшись по столпу до облаков, тьма вычерняет и их, на какую-то секунду раздаваясь до горизонтов, погружая в темноту Долину и многие мили расстояния вокруг.

Спустя несколько минут – в озеро бьет луч темноты. Вернее, из Озера Жизни бьет столп тьмы, направленный на небеса. И удар достигает своей цели – основания источника силы, уничтожая тот и растворяясь вместе с темным столпом.

Становится светлее – темный луч больше не нарушает привычного баланса света и тени. А Себастьян, что только что стоял на поверхности воды, качнувшись, теряет опору и часть себя в ушедшей и растворенной темноте. Он не падает – просто привычная опора в виде воды – теряет плотность, и демон погружается в Озеро Жизни, закрыв глаза. Черная вода скрывает тело и вскоре успокаивается.

Наступает странная звенящая тишина.

Тишина, в которой отчетливо слышен шепот вод другого озера, расположившегося совсем рядом – Озера Смерти.

Но обитатель его не спешит с появлением.

Тишина наконец распадается. Распадается плеском воды в Озере Жизни, что вдруг взволновалась, подаваясь на берега и тут же отступая. Краткий миг беспокойства сменяется обычным умиротворением ровной поверхности, по которой идет рябь от поднявшегося ветра.

А мигом позже вода раздается в стороны одним единственным могущественным рывком существа, что словно вырывается из плена силков, тут же едва не падая обратно, но инстинктивно расправляя крылья и совершая мощный взмах, поднимая тело выше, отрываясь от воды.

Дракон, не уступающий в размере Левиафану, кажется более изящным: гибкое тело легче держится в воздухе за счет крыльев, превышающих длину тела в несколько раз; шея длинная и вытянутая, а морда – почти узкая. Хвост – напоминанием о том, что Вода – Жизнь – оснащен чем-то весьма походящим на плавник, впрочем, с таким и в воздухе удобно задавать и поддерживать направление. Черный матовый окрас не отражает солнечных лучей, словно впитывая те в себя, в отличие от искрящихся серебром когтей и гребня.

Перерожденный дракон взмывает выше, словно красуясь, пару раз отдаваясь ветру, позволяя тому поиграть с собой, пробует свои возможности и, кажется, просто наслаждается новым ощущением, в какой-то момент перестав играть с ветром, показывая, что это его стихия и он не чужой здесь, расправляя уверенные крылья.

Время. Время закончить начатое.

Больше не отвлекаясь, дракон стремительно набирает высоту, вскоре исчезая в небесах.

Время не тянется и не замирает. Оно просто идет, отсчитывая свои секунды. Битва на земле стихает, оставляя привычные картины боли и смерти. Здесь нет победителей и побежденных. Есть лишь существа с разнящимися мнениями, которые столкнулись ради своих убеждений.

Время не изменяет своему течению даже тогда, когда небеса на миг вспыхивают багрянцем, а по земле прокатывается слабая дрожь не то боли, не то облегчения.

Время не останавливается и тогда, когда становится видно дракона: не тот грациозный полет существа, взлетевшего из Озера Жизни – сейчас величественное существо, перевернув в воздухе, бросало ветром из стороны в сторону, неумолимо увлекая к поверхности. Расправленные крылья затормозили падение, но так и остались неподвижными.

Ближе к земле стала заметна и причина подобного приземления – копье, ощетинившееся древком аккурат из точки соединения мышц крыльев по центру спины.

Удар о землю был не столь и сильным, но пришелся на спину, вогнав копье еще глубже, заставляя дракона озвереть от боли. Рывком перевернувшись, дракон пытался избавиться от предмета, сковывающего движения, неосознанно лишь загоняя обломившееся острие еще глубже под шкуру.

Дракон упал у подножия скалы на краю Долины и теперь раз за разом бросался на скалы.

Он не разбирал происходящего вокруг: если чем и можно сгубить подобное существо, то это ударом в основание крыльев. Озверевший от воздействия яда с острия копья дракон извергал пламя вокруг себя, выжигая землю и оплавляя скалы, что не приносило спокойствия, лишь распаляло звериную ярость внутри.

В какой-то момент дракон замер неподвижно, словно бы придя в себя, но то лишь миг настроя и.. расправив крылья, огласив долину болезненным и яростным ревом, существо оттолкнулось от земли, тяжело поднимаясь в воздух. Каждый взмах крыльев сопровождающийся волной парализующей боли, давался с затруднением, но ослепленный болью дракон стремился лишь покинуть место собственной гибели, ведь потерять крылья – значит потерять и жизнь для дракона.

Падение. Еще один тяжелый взлет.

Но вот высота набрана, а Долина осталась далеко позади. Боль не утихает, все так же сопровождая каждое движение, но он продолжает лететь куда-то, ведомый лишь болью.

Ослепленный болью.

Запомнивший лишь миг перерождения и достигнутую цель.

Забывший все прочее.

Приземлится – и больше не сможет преодолеть этой боли. И потеряет себя навсегда.

Черный дракон, что бросил вызов небу, так и не вернувшись больше на землю ни в этот день, ни в этот год, ни...

Порой, в наступающих сумерках, в вечернем небе ему отчетливо видится отражение взгляда.

Но дракон не помнит.

====== Эпилог. ======

Все существование сводится к одной единственной цели, что будто бы выжжена чем-то болезненным на самих веках: закроешь, но все одно не сможешь забыть.

Жизнь превращается в существование и череду нескончаемых дней.

Все это лишь красивые слова. Красивые и пустые слова. Слова.

Разве можно описать человеческим языком, да пусть даже не человеческим, все, что он испытывал и испытывает до сих пор?

Разве можно описать то, что испытывает другое живое существо?

Он не может думать о нем в прошедшем времени. Эта мысль, что Себастьян жив, только одна она заставляет упорно подниматься с рассветом и отправляться в путь.

Дорога стала его спасением, проклятием, верой и надеждой.

Надежда.

Отравленное насквозь слово, но как много оно значит теперь для одного человека, который просто не может опустить рук, потому что в противном случае перестанет даже существовать. И все же он не совсем один. Маленький дракон не оставляет его, порой помогая там, где умирает последняя искра огня.

Он никогда не любил огонь, но был бы рад, если бы вокруг все озарилось его светом, обдав лицо смертельным жаром. Это означало бы одно: он наконец-то может остановиться, он все еще жив и жив не зря, все это время было не зря, все это было не зря.

Ведь не было?

Если бы ты только мог ответить, Себастьян. Всего одно слово. Один ответ. Он не был готов, он никогда не был к этому готов, ты слышишь? Он – не готов.

И только дорога, сменяющиеся вокруг леса и поля, какие-то местности, что слились в единый поток под названием «путь» позволяют еще верить в то, что раз он движется, то у этого всего все же есть смысл. Он не упал. Значит, где-то там существует и тот, ради которого он продолжает жить. Другого объяснения просто не может существовать.

Это и порождает надежду. Крепкую, болезненную, слабеющую надежду.

Он всегда мог его позвать. Так было раньше. Теперь все иначе. Сколько бы он не смотрел в небо, сколько бы не пытался увидеть и почувствовать хоть что-то, хотя бы малейший намек на нечто большее, чем собственное желание, сколько бы не падал, вновь упрямо поднимаясь – он не увидит того, кого столь тщетно пытается узреть в этой бессердечной синеве.

Небо окончательно лишило его своего благословения. И разве же ему было до этого дело раньше, когда он бросал вверх укоризненные и гневные взгляды? Теперь все наоборот. Теперь это единственное, что может вернуть ему самое ценное и дорогое, то, что он потерял, но смог уберечь в себе, несмотря на всю боль, тоску и отчаяние.

О, раньше он не знал, что такое отчаяние. Так же, как и боль. Что же, жизнь научила его и этому уроку.

Оказывается, она многому его научила. И самым важным уроком был урок терпения и упрямства. И..веры.

Оказывается, верить больно. Оказывается, надеяться в такой же степени опасно, как и лишиться этого странного дара.

Любить. Больно любить.

Это то, что падает на плечи и тяжелеет день ото дня. С каждым разом становится сложнее открыть глаза, попадая из одного кошмара в другой.

Но он не жалеет. Он ни за что не пожалеет. Иначе все было зря. И он не остановится. Ты еще не знаешь об этом, но он ни за что и никогда не остановится.

И это тоже всего лишь слова.

Всего лишь слова?

– Ты обещал, что никогда не оставишь меня.

– Разве же я когда-нибудь Вас обманывал?