Текст книги "Самый темный час (СИ)"

Автор книги: Ловацких

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 85 страниц)

И места прежней смешливости не остается. Не сегодня. Сегодня, без примесей и добавок, он побудет теплым.

Правда, судя по некоторым, шанс передумать у него появится.

Тихий смех, между тем как взгляд провожает чужую ладонь, а сам Сиэль задумчиво и словно бы невзначай приподнимается, не позволяя пальцам свести контакт на нет.

Не выйдет, не-а. К тому же, он, кажется, перестарался и добрался не до пальцев, а до всего демона.

И снова тихий мягкий смех, что смолкает сразу же, как только он чувствует сначала дыхание, а следом и мягкое касание, мелко вздрагивая, будто от неожиданности.

И когда только руки успели снова напрячься? Вот только причина – приятна. Она не настораживает. Это просто ответная реакция.

– Кажется, я что-то нашел…

Вот с этим словами паренек и подался вперед, хватаясь губами за плечо демона, оставляя на том влажный след. Нет, нашел он не плечо.

– Спина-а..

О, какое довольное сейчас было выражение.

Интересно, а мягкость является синонимом неконтролируемости?

Потому что вот те хаотичные перемещения рук и словно бы вторящие маршрут – движения губ и языка возле ключиц, горла и плеча – назвать неспешными было трудно.

Себастьян

Мягкий смешок.

Ну надо же, каков наглец. Это ведь.. спина. Нельзя так. Нет-нет-нет.

А то, что он расслабленно прикрыл глаза, выдыхая и сильнее подаваясь к чужим ладоням – так то жест протеста, именно что. Да.

Это же почти больное место – предназначенное для крыльев и лишенное тех во всех обликах, переполненное мышцами, что не испытывают уже давненько и сотой доли нужной нагрузки.

И если сейчас он просто в легкой прострации от неожиданной разминки, то более сильный нажим вполне может быть.. неприятным, мягко говоря.

А вообще – пора прекращать – а то он так и замрет тут вечной статуей в назидание собственной беспечности.

Нашел он, значит.

А вот как нашел, так и..

– Передислоцируюсь.

Почти буднично о том сообщив, демон перехватил чужие запястья, резко перекатываясь на спину, увлекая за собой.. на себя графа.

Свободу рукам графским никто возвращать не собирался, потому как...

– Интересный ракурс.. – пройдясь смешливым взглядом по чужому лицу, Себастьян приподнял голову и зарылся носом в волосы мальчика, с удовольствием вдохнув, – Вот только..

Пробежав пальцами по чужим запястьям, так и не освободив тех из захвата, демон адресовал мальчику эдакий удивленно-радостный взгляд – смотрите, руки-то уже обезврежены – спина вне посягательств, так или иначе.

.. перекатываясь обратно.

– Урр!

О, сколько ехид.. радости.

А тут вот между прочим – личный полигон для фетишиста. Правда, руки заняты, но да ничего. Как-нибудь справимся.. без рук. Допускать прежнюю ошибку он не станет. Пока что.

Сместив голову к уху графа, Себастьян заговорил. Да, он уже практиковал подобное помнится – только язык другой был. Что же – на сей раз он перешел на немецкий. Его они ведь не изучали.. пока что.

Что он говорил? Да ничего существенного – всего лишь поделился мыслью о том, что не стоит тянуть кота за все подробности, ибо – смутное время – кто знает, что помешает на этот раз. И пообещал съесть. Ну и о том, что ему и самому прекрасно известно, что он сволочь. И нет, он не издевается. Ну, то есть издевается, но так.. чуть-чуть.

Серьезность – уровень: Бог. Он даже смешок удержал, с непроницаемым видом отстраняясь от уха, напоследок мягко очертив то кончиком языка и легко скользнув по внутренней стороне.

Смещение к горлу.. задумчивая пауза.

– А ведь.. я так и не завершил начатое.. – найдя языком пульс, Себастьян скользнул по венке губами вниз, порой прихватывая ощутимее, но так и не пустив в ход зубы, – хотел ведь испить крови..

Смешок.

Тьфу, ну какая к чертеням кровь? Тут вон целый граф!

Подумать только, а.. Это вот он и его граф. И как так получилось-то? Когда привязанность переросла в необходимость и стала.. зависимостью? И как он упустил этот момент, уловив перемену столь поздно?

Не имеет значения.

Тут имеет значение лишь чужое тепло под прикосновениями губ и языка. И обоюдное желание.

Взгляд, что периодически выхватывал лицо мальчика, сталкиваясь с чужим, изменился и на сей раз не для демонстрации – просто по причине прощания с контролем. Да-да, вот этот вот непроницаемо черный – это его естественный цвет глаз.

Мм.. Вот тут он еще, кажется, не оставил следов своего пребывания.. и вот тут.. и..

Зубы изредка смыкались на коже на груди мальчика – в попытке распробовать, не иначе. Впрочем, он тут же извинялся, мягко заглаживая след от укуса языком и прикасаясь губами.

Осторожность из жестов не исчезла, даже не смотря на то, что плавностью и мягкостью в общих своих проявлениях движения не сквозили…

Да и сдержанность отошла куда-то.. перекурить.. в лесочек тот самый, где разум обитает. Тьма во взгляде – прямое тому подтверждение.

А урчание довольное, что порой сходит на глухой рык – так то всего лишь комплименты. Он ведь не обещал не переходить больше на другие языки. А это тоже язык – просто немного более скромный на звуки. Зато на интонациях многое можно передать.

Вот например этот отзвук явно говорит о том, что вкусно.

А вот этот.. кхм..

О, а когда он успел до паха добраться? Хм..

Ну до чего же неуместный и не.. под руку подвернувшийся атрибут одежды.

Вскинув взгляд на лицо графа, Себастьян смешливо выдохнул встряхнув чужие ладони, демонстрируя тем, что заняты руки-то – никак не разобраться с преградой.

Впрочем, не беспокойтесь – ему и так удобно. Он и вот через ткань достает.. зубами. Осторожно, разумеется.

Возвращался на исходную Себастьян медленно, с нажимом проскальзывая по паху и груди мальчика торсом почти как тот змей.

Вот теперь придется все же освободить длани. С самым многообещающим видом – он помнит про спину, да.

Впрочем, вряд ли то теперь помешает.

Сиэль

Сложно же не заметить подобную реакцию, да? Сложно. Но он справился и не заметил.

Правда вот, осторожность все же появилась. В конце концов, мало ли как оно еще может повлиять. Ему и так нравится.

Он просто…изучает. Все правильно. Не запомнил с прошлого раза.

Прозвучавший голос Себастьяна не сразу проинформировал о том, что сейчас кое-кто одержит победу над чужими порывами.

Просто пока там еще слово обработалось, да стукнуло понимаем…в общем, за это время месторасположение и правда успело измениться немного.

Удивление, перемешанное со смешливостью, было выразительным донельзя. Но не недовольным отнюдь.

– И как так только получилось, Себастьян?

Прищурившись, мягко выдыхая следом за чужим жестом, подавшись макушкой к лицу демона чуть ближе, мальчик прикрыл глаза, скрывая смешок.

На самом деле он не против. Он, как бы это выразиться-то мягче, вообще сейчас не способен на такое вот яркое проявление.

Правда, если их кто-то отвлечет….о, в этом случае можно будет сделать и исключение.

Не факт, что очень уж бурно выйдет, но – выйдет, определенно.

О, здравствуй, кровать, снова, верно. Он заметил в этот раз даже быстрее.

Сбивчиво на что-то шикнув, правда, практически сразу смолкая, потому как…

О, какой взгляд.

Нет, он был заинтересованным, да и не могло оно иначе-то, но вместе с заинтересованностью в синих глазах явно мелькало что-то вроде « Я до сих пор не понимаю, почему мои руки не на твоем горле, Себастьян…Разумеется, оказались бы они там в порыве радости неконтролируемой и…»

Ах да. Руки-то у него немного заняты.

Вот и ответ. А то непременно бы озадачился.

Вот же…демон.

Тихий смешок.

Он не виноват, что ему каждый раз приходит именно это в голову. Как бы там ни было – стоит только посмотреть, послушать, понаблюдать и, тут же выбрав как можно более трагичную, но серьезную позу, заявить во всеуслышание – демон!

И сказать бы что смешно, но..не в этот раз.

Голова самостоятельно запрокинулась чуть дальше, открывая больший обзор – почти что как рефлекс, правда, какой-то неправильный, горло обычно закрывают, а не распахивают для чужих зубов.

Распахнутое горло?

Не думай об этом.

Думать? Что?

И даже несмотря на то, что это все же не первый раз на него так покушаются, вывод от собственных ощущений напрашивается лишь один: к этому невозможно привыкнуть.

Глаза вот разве что в этот раз смыкаться не желают, по любой возможности наблюдая за Себастьяном, отмечая каждое изменение.

Вот, скажем, цвет зрачков. Того, что было зрачками.

Дыхание сбивается уже более явственно, правда, тут еще смешок тому был виной.

Жаль, что руки заняты.

И хоть он и не против, но вместо того, чтобы чувствовать ткань покрывала и тень тепла чужих рук ему нужно больше. Гораздо больше.

Взгляд, впрочем, о чем-то подобном безмолвно и говорил.

На самом деле говорило все, начиная с дыхания и заканчивая дрожью, мурашками и прочими движениями напряженного тела, что сопровождали своим вниманием каждый укус, да вообще – все, даже звуковые проявления, что только усугубляли.

Опасения не было. Да даже мысли о том не проскользнуло. Это было бы как минимум неприемлемо.

Он ведь его…его. И на этом – все.

Взгляд по мере чужого спуска стал еще более внимательным, а руки под чужими заметно напряглись.

Мало. Не так ощутимо, как могло бы быть.

Рычание вышло громким. И более требовательным.

Честно-синий цвет глаз потемнел на оттенок, словно кто-то приглушил внутренний свет.

Чужой же взгляд и жест Сиэль понял верно, с промедлением кивнув головой, как-то в раз затихнув. Вот только то ожидание и легкое напряжение во взгляде…

Когда там тишина наступает?

Перед бурей?

Себастьян

Как же чертовски мало..

Казалось бы – больше и не может быть – вот он граф, весь перед ним. И все равно мало. И вряд ли когда-то станет много или хотя бы достаточно.

Это почти навязчивая идея. Фетиш.

Необходимость в этом существе.

Необходимость в том, чего никогда не было и, что казалось ненужным и непонятным для самого Себастьяна – в той самой зависимости.

Мысли – прочь.

Тихое рычание сопроводило укус, оставленный на ключице мальчика, тут же заглаженный мягким прикосновением губ к припухшей коже.

Снова же зарычав, Себастьян отстранился – стянуть оставшийся гардероб с графа и.. рычание перешло в тихий сдавленный смех в то время, как демон с самым что ни на есть правильным видом.. дворецкого, занялся складыванием брюк, походу отряхнув с тех некую пылинку и удовлетворенно качнув головой.

Не сводя внимательного и ни капли не ехидного взгляда с чужого лица.

О-оочень аккуратно переложив ровно сложенный атрибут одежды на тумбочку, демон не глядя расстегнул собственные брюки, тут же избавляясь от тех, сбросив куда-то на пол с прежней смешливостью легкой.

Ну до чего же приедливая черта, а? Смех. Вот даже когда не нужен проскальзывает против воли в каких-то мелочах.

Или же просто, серьезность – не его конек. Смех дает легкость восприятия. А вот серьезность – напротив подбавляет тяжести в любой ситуации.

И на момент – тяжести вполне хватает, чтобы не пренебречь юмором.

Он не может не думать, не чувствовать, не помнить – этот болезненный комок ощущений внутри не может перестать существовать по его желанию. Боль – кузница души. Он сам устанавливал эти правила, наделяя творения отца волей и душой. По подобию. Только вот – не по отцовскому, а по собственному.

Он – всего лишь эгоист, заглушающий собственную боль чужим теплом?

Или просто слишком критичен к собственным порывам порой.

Так или иначе – но он здесь. И граф здесь.

И подобная близость сводит с ума не его одного. А значит – не стоит и искать в себе ответы на непоставленные вопросы.

Стоит просто припасть губами к чужому виску, осторожно прочертив теми путь по щеке и подбородку, спускаясь к шее, усиливая нажим, прихватывая кожу зубами, пробуя на вкус.

Ключица.. грудь.. о, да он просто, кажется, слетел таки с катушек, пытаясь приложиться к каждому сантиметру чужой кожи, оставляя след от легкого укуса или же просто влажную дорожку.

Одна рука скользнула под спину мальчика, вторя по спине маршруту губ и языка по груди.

Наверное, то довольное урчание, что порой переходит в мягкий рык голодного зверя, выглядит немного странно, но.. но он же слетел – можно.

Мешать чужим порывам он больше не станет. Как и лишать свободы перемещений и изучения чужие руки. Не в этот раз. Ну один-то раз он сможет обойтись без издевательств – сам ведь так хотел. Ярче, чище, искреннее. А вернуть в привычную колею – можно и позже.

И если. И.. хватит.

Он лишь слегка отстраняется, чтобы лучше разглядеть что-то в чужом взгляде. По его собственному сейчас вряд ли что-то можно прочесть. Если не знать, что эта темнота, что заняла все пространство глаз – единственное, что не может врать.

Оторваться от чужого тела сейчас он просто не сможет. Наверное, вот если прямо сейчас весь светлый легион нагрянет – он лишь отмахнется, попросив обождать за дверями.

Удивительно, что в жестах не проявляется ни резкости, ни порывистости, учитывая тот внутренний накал. Что-то больше свойственное человеку – желание, влечение, но оно на удивление остается второстепенным, просто за возможностью касаться, быть ближе.

Он не торопится, но и не медлит особо. Просто получает удовольствие от момента. Вкус блюда лучше ощущается во время неторопливой трапезы, а не в перекусе на ходу.

Да и, реакция чужая – такая же вкусная часть процесса. Не может же он лишиться такого удовольствия. Эгоизм не позволяет. Ну, ладно, не только он. Просто нравится.

– Вкус-ссный..

О, ну оно слегка маниакально прозвучало, да. Тут же подтверждаясь очередным укусом.

Он вот, неторопливо вычерчивая узоры по чужой коже спускается по животу, повторяя движения губ параллельным движением ладони, что кончиками ногтей чертит по спине графа.

Ладонь все же немного опередила губы, достигнув ягодиц, оглаживая ложбинку между теми, проникая внутрь, как раз к моменту встречи губ демона с чужим пахом.

Впрочем, он лишь поддразнил, коснувшись плоти губами и начиная обратное движение вверх.

И это все – не издевательство. Это.. внимание.

Сиэль

Как-то он надолго замер, наблюдая за чужими действиями. Практически какой-то транс.

Ему нравится. Даже просто смотреть – нравится. Никогда не замечал. Возможно, все дело в том, что смотреть на дворецкого – это одно, а смотреть на Себастьяна – другое.

Он ведь разграничивал. Мог.

А вернее – просто не видел альтернативы. Только удобства. И комфорт. Силу. Пути.

Теперь он видит гораздо больше.

И это тоже не может не нравиться.

Правда вот, поняв, что этот ненормальный делает с вещами…смех был отчего-то немного больным. Забавности на гранях нетерпения.

Оказывается, что это может быть даже больно. Ждать. Несмотря на то, что ты получаешь наслаждение, что ты ловишь чужой взгляд, жест. Это не просто желание большего.

Это даже хуже, чем жажда.

Это факт.

Человек дышит и не задумывается об этом. Но однажды, наступит момент, когда ты всенепременно удивишься этому факту, попробуешь задержать дыхание, станешь отсчитывать секунды.

А потом ты поймешь, что ничего не выйдет. Ты – человек. Ты не можешь не дышать. Это исключено, иначе – смерть.

Вот как можно было бы охарактеризовать все, что происходит сейчас.

Взгляд же даже внимательнее не становится, но вот по чужому телу скользит не менее жадно, чем губы по коже.

Откуда это?

Резко. Почти внезапно. Эгоизм?

Он всегда был его. И для него. Это нормально, что он так смотрит. Ну подумать только, столько времени был его, а в таком вот виде не предстал.

О, дьявол, что за мысли?

Видимо, просто лихорадит от желания. Или от осознания реальности. Нет, не совсем той, в которой он живет. Реальность показалась только сейчас.

Рычание было протестом к потоку мыслей. И почти требованием к тому, чтобы демон не вздумал прерваться от своего занятия. Кожа практически горела, но после вспышки приятной боли возникало желание эту вспышку повторить.

И на этот раз ощущения гораздо ярче. И не потому, что они в обстановке другой.

И одновременно именно поэтому.

Другая обстановка внутри. И понимание. А еще необходимость.

Может это только потому, что он понимает и еще кое-что? Что возможно…

Невозможно.

Нет ничего невозможного, но это исключение. Пусть это будет исключением.

Он практически никогда не просил настолько искренне, лишь единожды, но…пожалуйста.

И, несмотря на мысли, реакция все та же. Дыхание, дрожь, руки уже давно метнулись к Себастьяну, словно пытаясь того то ли поддержать, то ли поймать.

Мысль о том, что теперь он наверняка может обнять его сам отчего-то вызвала почти пьяный смех.

Не горький, а пьяный. Просто никогда о том не думал в этом ключе.

Чокнулся, кажется. О, точно, он просто сошел с ума!

Выдох вырвался быстрее звука, а потому стон прозвучал словно эхо, заглушая внутренний поток, что отчего-то слишком связный, хотя должно быть наоборот.

Вкусный?

Ну, он не пробовал. Но всегда может. И не себя.

Смешок прозвучал даже почти самоуверенно. Если бы еще не волны мурашек, то он бы и сам поверил.

– Даже не вздумай оставить на потом. Доедай.

А вот это все же смешливо прозвучало.

В отличие от последовавшего за этим очередного более громкого выдоха и легкого толчка вперед, то ли следом за губами чужими, то ли просто от неожиданности.

А вообще…он не хочет спешить, но время о том не спрашивает.

Почему бы хоть раз не послать время? Нельзя? Можно?

О чем он думал?

О, ну то просто всплыло уже тогда, когда граф чуть сполз вниз, используя чужие плечи при этом.

– У меня здесь срочное дело, Себастьян.

Тон был почти светским, а то, что голос слегка сел, так это сквозняки. Точно! Пол ведь холодный, вот и сквозняки. Все логично.

Срочное дело это всего лишь слова, он уже к действиям перешел, а если точнее – к чужой груди, касаясь той без осторожности, но все одно будто бы ласково.

Свое же. Он свое бережет. Вот только порой даже это не помогает и…

Кажется, осторожность тоже идет сегодня прогулочным шагом за дверь.

Укусы были, скорее всего, ощутимыми. Но вряд ли что болезненными. Он ведь аккуратно.

Себастьян

Не выходит тут без смеха. Ни у кого не выходит. Может, оно и правильно? Без юмора – вся та масса абсурда, что творится в этой жизни попусту задавила бы.

Разумеется, он доест. Только все так же неторопливо и с наслаждением.

Именно сейчас – да.

Что обычно толкает двоих на близость? Страсть.

Но это не она. Страсть – лишь вспышка желания. Яркая, острая, заставляющая удовлетворить свою потребность, но угасающая слишком быстро.

Это ему знакомо. Он бывал поглощен страстью прежде и то, что происходит сейчас, имеет к ней весьма отдаленное отношение.

В нем сейчас нет и капли этого неистовства желания.

Странно ли это?

Странно ли то, что он испытывает куда более глубокое и ровное ощущение необходимости в близости? Мягкое, но настойчивое и непреодолимое.

Странен этот вопрос. Странен и неуместен. Для него самого ответ очевиден.

Он долго пребывал в своих и чужих рамках. Менял маски, поддерживая чьи-то игры и начинания. Но последняя маска была вполне настоящей, даже не метафоричной и совсем недавно слетела на пол за ненадобностью.

Самое время дать свободу инстинкту, сорваться, похоронить ограничения и получить желаемое, казалось бы, не так ли?

Казалось бы, но нет.

Внутренний демон – не позволяет. Тот самый демон-дворецкий, что столь долго хранил и оберегал единственного человека.

Привязавшийся к человеку демон.

Демон, который не может сам и не позволит кому-то причинить боль этому существу.

Неправильный демон.

Привыкший к дистанции демон.

Демон, который не пытался сократить дистанцию, нарушив чужой комфорт.

Не любящий холод, но поддерживающий чужую прохладную игру.

Глупый демон.

Он по-прежнему видит перед собой ребенка. Впрочем, это, кажется, никогда и не изменится. Где-то там, в глубине души остается немного снисходительно-опекающий дворецкий, прикидывающий – не пришло ли время его графу отдохнуть.

Смешно.

И он, в общем-то, уже сорвался. Просто преодолев чужую границу личного пространства. Вот так вот мягко и осторожно, почти с опаской, привычно рассчитывая собственные возможности и чужие потребности. И ему нравится. Нравится чужая реакция от жестов и до последнего едва уловимого выдоха. Нравится отсутствие границы между существами.

Собственное имя с чужих губ отвлекает от легкой прострации в мыслях, но не от действия в целом. Останавливаться он не станет. Нет причин. Есть потребность и..

Срочное дело?..

Потребность и срочное дело у графа.

Смешливость не проявилась. Как и поспешность.

Зато свободная рука сместилась под затылок мальчика, не то придерживая, не то притягивая ближе. Да. Инстинкт дворецкого не дремлет. И хватит о том. Тут вот – кусаться изволили-с.

– Так и знал, что на слово Вы мне не поверите и соберетесь проверять, граф, – очень серьезный и глубокомысленный кивок, – Да. Я тоже вкусный. Хотя-аа.. смотря с каким соусом употреблять.

О, да его так без соуса съедят..

Впрочем, он почему-то не против такой вот страшной и нелепой кончины.

Интересно только, что же в таком случае в эпитафии начертают?

Пал жертвой гастрономической издержки? Хм..

И снова смех, ну надо же, а.

А Вы развлекайтесь, граф, развлекайтесь. Он же не садист и не сволочь. Все понимает. Вам вкусно.

Сиэль

Почему-то чужие слова куда-то пролетели. Нет, по сначала он, кажется, понял даже смысл сказанного, даже успел усмехнуться, неопределенно покачав головой.

И что-то сказать тоже, наверное. Он не уверен, на самом-то деле.

Просто потому что, оказывается, ему нравится.

О, нет, не в том смысле, что он только сейчас понял, а до этого так, просто тут присутствовал и процесс контролировал, нет.

Ему нравится…впрочем, нет в этом ничего, о чем бы мальчик еще не успел подумать.

Кожа. И запах. Ему ведь не чудится, верно?

Тепло.

И почти болезненное желание удержать это все как можно дольше.

Взять как можно больше.

Отдать.

На самом деле это, наверное, могло бы и испугать. Именно сейчас, потому как именно сейчас он понимает себя гораздо лучше.

Может быть он не понимает Себастьяна, но…. Это ведь Себастьян. Он просто чувствует.

Насколько в том правды – важно, но говорить о том вслух – странно.

Либо да, либо нет.

Никогда не думать о себе и не представлять в подобной ситуации просто потому как ты не был намерен жить дольше, чем требуется, пожалуй, такие мысли в детстве могут оставить свой след. Или намешать такую кашу, что тут никто уже помочь не сможет.

А ему повезло. Он даже не вспомнил о том. До этого момента.

Это не страшно. Это естественно. Это естественно даже учитывая все – вплоть от существа и его средств существования, как и жизни.

И внутри, кажется, довольное нечто совсем тихо рыча – скребется когтями о грудь, просится на свободу. Для чего – не ясно. Отпустить – страшно, потому что в этом случае он не сможет контролировать мысли, слова, жесты.

Он не хочет и контролировать, он просто хочет помнить. Каждую деталь.

Можно не запомнить слов, но те все равно всплывут, потому что интонация угадывается и расценивается верно.

Можно не запомнить собственных действий, но наверняка запомнить чужое тело – язык такое вслух почти не поворачивается сказать – чужое – даже в голове пауза раздраженная появляется каждый раз – запомнить на вкус, запомнить по ощущениям.

Именно поэтому он не может вот так запросто взять и…да просто – не может.

Это ведь и не мешает.

И где-то есть понимание, что оно немного неверно может выглядеть со стороны или со слов, но оно – на самом деле настолько верно, что даже страшно.

Страшно, что такое возможно.

Страшно хочется, чтобы это оставалось возможным.

Ему просто…

– Себастьян.

Нет, в голосе то не отразилось, но, кажется, остальное – вполне.

А то, что руки стали на порядок требовательнее, вжимаясь в кожу, нет, не так – впиваясь в нее, словно еще вот-вот и насквозь, прямо туда – внутрь, будто так можно еще ближе, так, словно остального – недостаточно.

Дыхание – еще громче, но лишь потому что он ловит каждый новый запах, скользя языком по груди, попутно собирая с той воздух.

Ему все равно не хватит на потом. Ему, стоит только перестать, чтобы перевести дыхание, уже вновь хочется это повторить.

Рычание все же перешло в стон. Да, снова невысказанные слова, но это тоже верно.

Слова никому здесь не нужны. Они были. Он помнит и их тоже.

Но сейчас им тут не место.

Пальцы скользят по шее, оглаживая позвонки, выше – зарываясь в волосы, не сжимая – просто прижимая ладони к макушке.

Податься вперед – прижимаясь ближе и самому.

Поймать плечо зубами, на этот раз оставляя след и отстраненно удивляясь тому, что хочется попробовать больнее. Нет, не со злости. Может от интереса, может, чтобы заглушить себя и все вокруг.

Себастьян

Собственное имя с чужих губ. Казалось бы – слышал уже столько раз и в стольких интерпретациях звуковых, что не должен и замечать таких вот мелочей, ан нет. Все равно мгновенно находится отклик в довольном урчании. Впрочем, то лишь на долю секунды, а следом демон вопросительно вскидывает бровь.

– Сиэль?

Почти светским тоном, да. Легкая безболезненная поддевка, не более. Он помнит свое имя и интересуется, как у графа с собственным.

Хм. Да и разве же были его поддевки когда-либо не безболезненными?

Смешливость. И ничего кроме.

А вот имя графское все равно дается с легким напряжением внутренним. Не естественно срывается с губ – скорее, собственным желанием то озвучить. Но все же.. непривычно.

Несдержанность мальчика вызывает все тот же отголосок смешливости, но не столь приметный. К тому же – он вполне понимает. И мотив, и ощущения на момент. Просто сам не привык выражаться столь открыто искренно.

Он может лучше, на самом-то деле.

Немного отстранившись – перехватить запястье графа, мигом позже опуская чужую ладонь на собственную грудь. Туда, где стучит тот идеально-непогрешимый некогда механизм: ровно, не сбиваясь с ритма даже в такой момент. Под маской человеческого сердца в человеческом организме. Но он не человек. И даже не..

И сам не до конца знает.

Но зато точно может прямо сейчас вспомнить собственные слова о доверии. О том, что нельзя никому верить, тем более демонам. И людям. И тем паче давать кому-то шанс узрить собственную слабость.

Вспомнил.

Смешок был веселым.

А следом Себастьян лишь немного усилил нажим, секундно прикрыв глаза и позволяя темноте изнутри начать свое мягкое опутывание нитями чужой руки.

Оживающая темнота, что постепенно мягкими объятиями скрывает демона и мальчика, разрастаясь почти в шевелящийся кокон из двух тел.

И ощущения теперь несколько ярче – ладонь графа постепенно проходит вглубь этого средоточия мрака, достигая своей цели. Ну вот – очаг тьмы внутри. Никогда о том не думал. Не станет и сейчас.

Какое думать, когда такое вот?

И теперь вот любое чужое ощущение чувствуется как собственное, но все же остается возможным для разграничения при должном старании.

Что он делает?

Черт бы тебя.. Себастьян!

До этого он врал сам себе о масках. Ибо вот эту – человеческую маску еще никогда и не перед кем не снимал. Даже перед собой.

Ну и вот как должен реагировать нормальный человек на то, что в такой момент у него под руками вместо привычного тела проявляется нечто? Так ведь можно как минимум приступ словить. Но то нормальные люди, да.

И все же..

Нет.

Это может напугать, оттолкнуть..

Не важно.

Да может быть уже.

Настороженность. Внимательный взгляд, устремленный на чужое лицо.

А темнота постепенно находит свои границы, постепенно отпуская мальчика.

Сиэль

О, спасибо, он прекрасно помнит свое имя. Да. Да? Да.

Кажется.

Но чужое – лучше. И наверняка. Наверное, это не столь правильно? Правда, когда бы его заботило такое?

Когда-то да заботило, а теперь о том не имеет значения. Теперь его заботит другое.

Вопроса во взгляде не появляется даже когда Себастьян перехватывает его руку, хотя внутри тот вспыхивает, кажется.

А вот по мере чужих действий непонимание все же немного, да прорвалось.

Это…

Непонимание переходит во внимание – почти незаметно, плавно, но вполне читаемое.

Нет, его оно не пугает, на самом-то деле.

А если подумать хорошенько, то что его вообще могло бы напугать?

Ответ находится. И он неприятен. И думать об этом он не будет, потому как такое невозможно.

Рукой мальчик не шевелил. Осознанно. И не потому, что оно было неприятно. В какой-то степени наоборот. Это почти фетиш.

Слиться с другим существом. Чувствовать больше. И больше видеть.

Второе необязательно, но если уж пришлось, он не будет против.

Пару раз внутри что-то обрывается с должного ритма, пропуская удары, но это не страх, не непонимание. Что-то другое. И объяснить это он вряд ли сможет.

О чем речь? Он не так давно просто смирился с тем, что люди чувствуют.

И он сейчас тоже чувствует. И…не хочет терять это ощущения. Это ведь Себастьян.

Кажется, раньше подобной фразой он объяснял любой поступок его сумасшедший. Или не особо понятный. Порой даже неприятный.

Теперь это применимо ко всему. Абсолютно.

Улыбка выходит почти незаметной. Осторожной. Он не уверен, что ей здесь место, но сдержать не хватило сил.

Как и напрячь руку.

И сердцебиение снов возвращается к привычному бегу. Ускоренному.

Вопроса нет.

Поймав и почувствовав чужой взгляд мальчик слабо покачал головой, будто прося убрать это выражение из глаз. Все ведь в порядке.

– Тепло.

Он не уверен, что это из-за происходящего. Не совсем верно. Из-за происходящего, но внутри. По вине того, что происходит снаружи.

Или здесь такого понятия и вовсе не осталось теперь?

Он нуждается в нем. И сейчас. Всегда. С того самого момента, как Себастьян появился в его жизни. И он никогда не считал его воплощением света. Это неправильно. Тот был тьмой – но тьмой желанной, нужной, своей. Будто бы разделил ту темноту, что поселилась внутри него самого.

И то, что происходит сейчас, почти что подтверждает ощущения.

И именно в эту темноту он готов упасть, даже если это будет последним, что он сделает.

Тепло. Ощущение правильности. И это лишь малая часть.

А потому он не отводит и взгляда. Не отстраняется. Кажется, наоборот – подается чуть ближе, словно пытаясь теперь уже и самостоятельно помочь этому начинанию.

Себастьян

Настороженность никуда не исчезла, но..

Тепло?

И.. все?

Сиэль Фантомхайв, а.. Снова что-то вот подзабыл.

Но суть-то именно в том, что – это его граф.

И он только что доступно объяснил, что не обеспокоен такими вот метаморфозами.

Удивлен ли этим демон? Пожалуй, нет.

Он просто тихо выдохнул, чиркнув кончиком носа по волосам мальчика.

А разве вообще могло быть иначе?

Хм.. Быстро его отпускает, да?

Но верно. Ни к чему задерживать внимание на разрешенных вопросах. Тем более сейчас. Время есть. Но его не столь много чтобы размениваться на ерунду.

А это ерунда.

Все ерунда, кроме общего желания и тепла.

Темнота больше не теряет своих очертаний, но вполне уверенно обволакивает кожу демона, целиком. На самом деле – он и сам не до конца понимает почему так происходит. Слишком редки такие вот.. темные проявления. Слишком много искренности требуют. Слишком много себя настоящего.