Текст книги "Сердце Хейла (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Еще бы, – отвечал Коди тем же заговорщицким шепотом. – Не бойся, возьми его в руку крепче. Вот так. Чувствуешь ствол? Представляешь?

Что уж там нужно было представлять, Стайлз не знал, но представлял. Чувствовал.

Где-то совсем близко от них голосили сирены полицейских машин. За пределами переулка, где они прятались, шумел вечерний город, а Стайлз, с дрожью думая об отце, который сегодня дежурил, сжимал в руке налитый смертельным холодом пистолет, осознавая в себе странное удовлетворение от нежданной откровенности партнера. От их общности, такой желанной, с Питером которой у них не было.

– Ну как, нравится? – Коди придвинулся ближе.

– Да, – кратко ответил Стайлз и не подумав отстраниться.

– У тебя встал? Скажи. У тебя встаёт от этого?

Стайлз не особо задумывался о причине своего возбуждения. Но это именно оно стиснуло в горячий кулак напряженные гениталии. Коди внимательно вглядывался в его немного растерянное лицо. Он и не думал смеяться над ним. Констатировал факт, отождествляя свои эмоции с эмоциями партнера. А они были тождественны.

– У меня тоже так было в первый раз, – признался.

В следующую секунду Стайлз зажмурился – Коди перехватил пистолет в свою руку и с нажимом провел дулом по чужой ширинке. Стайлз бесстрашно потерся о ствол, а в следующую минуту они уже, как взбесившиеся от гормонов малолетки, рвали на себе ремни, вытаскивая из белья члены.

– Хочешь поиграть с ним? – спрашивал Коди Стайлза, а тот молча кивал, думая, что поиграл бы с ними обоими – и с пистолетом, и с членом напарника.

Их работающие кулаки сталкивались, дыхание смешивалось, и Стайлз чувствовал, с какой тяжестью давит ему на плечо рука Коди, сжимающая пистолет.

– Жестче, – шептал он ему на ухо, – дрочи мне жестче...

Они стояли, мастурбируя друг другу, Стайлз наконец ощущал себя свободным от колдовского влияния Питера Хейла. Чувствуя, как чужая ладонь приносит ему удовольствие. Как какая-то более мощная, грубая сила – сила огнестрельного оружия вливает в вены ощущение всевластия; как ощутимо давит на яйца, повинуясь руке такого же бритоголового мальчишки.

Коди, опустив ствол снова к их бедрам, водил дулом по промежности Стайлза, возбуждая так, что тот кончил ему в руку позорно быстро. И очень, очень сладко. Так, как не случалось кончать ему в последнее время никогда, и Стайлз уж думал, что никогда и не случится с другим человеком, который не Питер Хейл.

Наверно, он слишком легкомысленно понадеялся, что Питер, никогда особенно не лезущий в его подростковые дела, не полезет и в это.

Он был странным, этот бесчувственный временами Хейл. Разволновавшийся не по-детски от вида одной только царапины на белоснежной коже своего мальчишки.

Он искал зажигалку, подумайте! В вещах Стайлза искал! Прекрасно зная, что Стилински не курит. Как не курил сам, бросив еще очень давно.

Он даже не стал врать, что устроил обыск и нашел пистолет, который Стайлзу, после его посвящения, подарил Коди.

– Это твоя новая девушка, солнышко? – издевательски пропел Питер, взвешивая в руке оружие и зная, что Стайлз никогда даже близко к девушкам не подходил и уж точно никогда не спал с ними.

– Это... откуда он у тебя?

– Позволь задать тебе тот же вопрос.

– Откуда, я спрашиваю? – взбесился Стайлз. – Ты рылся в моих вещах? Искал что-то?

Питер не стал отрицать, соврав что-то нелепое про зажигалку. Сказал, что этим и должно было кончится, раз уж началось с такого героического ранения.

Ладно.Немного успокоившись, Стайлз выдержал справедливый разнос, потому что и сам понимал – подарок Коди, он немного, ну, незаконный, и надо признать: пока Стилински ходил с ним полдня, он чуть не ссался от страха, что его застукают. Ствол оттягивал внутренний карман куртки, и у Стайлза почти все время стояло. Только не сейчас. Сейчас стало по-настоящему страшно: Питер смотрел на него, как на смертника. Помахивая пистолетом в руке, он примерился и вдруг вскинул руку, прицелившись прямо в стоящего перед ним мальчишку...

– Эй. Ты чего? – почему-то шепотом спросил его Стайлз испуганно.

Оружие не было заряжено. Это он знал железно. Но Питер странно правильно, даже киношно, держал свою руку красиво вытянутой, целясь своему мальчику в грудь, словно весь магазин был забит патронами.

– Отдай, – неуверенно потребовал Стилински, уже понимая, как облажался.

– Неа, – протянул Питер и поерзал по кровати, где лежал, принимая более удобную позу, чтобы показать непослушному своему – он готов целиться в него вечно.

В общем, Стайлз сорвался. Вместо того, чтобы бесстрашно повернуться к дулу спиной и гордо удалиться, припомнив Питеру его же слова о том, что рыться в чужих вещах нехорошо, он попытался объяснить наличие в своей куртке огнестрела. Выглядело жалко. Звучало, как оправдания. Которых Питер вроде бы и не слушал. Так, посмеивался над ним, будто над заигравшимся ребенком. А потом, верно идентифицировав все сильнее разрастающийся в жертве ужас, гангстерского нуара подбавил :

– А знаешь, солнышко, ты правильно боишься: я его зарядил.

Так.

Стайлз дернулся, почуяв смертоносную угрозу. Он даже не попытался придумать хоть сколько-нибудь правдоподобных версий того, как именно могло это случится и как сделал это Питер. Откуда в его доме патроны, подходящие к этому конкретному пистолету? И как он смог так быстро его зарядить?

Принимать на веру всё, что сказал Питер, пока еще являлось для Стайлза своеобразной кармой. Если Хейл сказал, что пистолет заряжен, то так оно и есть.

– Не смешно, Питер, – выдавил из себя Стилински, понимая, что Питер ни за что не выстрелит в него.

Но как же было страшно.

– И я о том же, Стайлз, – верно угадал его эмоции любовник, – это не смешно. Не смешно ходить с этим за пазухой. Не смешно держать в руке. И я представляю, как же не смешно, когда его на тебя направляют.

Он вновь вскинул руку, целясь уже в голову.

– Питер! – воскликнул Стайлз. – Ты не мог бы...

– Питер не мог, – отрезал Хейл. И хладнокровно продолжил лекцию: – Ты знал, кстати, что большинство жертв умирают не от тяжести ранения. Не от кровопотери или же от того, что задеты важные органы?

Стайлз молча покачал головой, все так же стоя перед любовником, как на расстреле.

– Человек просто не может осознать то, что в него стреляли, – охотно объяснил Питер. – Что в теле дырка. И это становится таким страшным открытием, что большинство впадают в сильнейший психологический шок. И вот от этого может наступить смерть. Как глупо, правда?

Стайлз нервно рассмеялся, подумав, а откуда всё это известно Питеру. Но тот вдруг бросил умничать и улыбнулся. Сладко улыбнулся. И Стайлз, чутко ощутив в любовнике новые, чувственные вибрации, разлившиеся рядом с ним в воздухе, с содроганием понял – их криминалистическая драма плавно перетекает в порнографический экспромт. В конце концов, вожделеющий теперь чего-то извращенного Питер достаточно долго обнаженным лежал в постели, дожидаясь Стайлза из душа, чтобы получить своё.

– Иди сюда, – приказал.

Стайлз, а что делать было – послушался. Он вдруг опьянел от этого нового Питера, который своими бандитскими замашками заставил его дрожать перед ним и, по-прежнему – восхищаться.

– Насилие порождает насилие, – сказал он Стайлзу очень знакомые слова. – Ваши игры, мальчики, были смешны и веселы до этого самого момента. Решающего момента. Мои условия, солнышко: ты или отдаешь пистолет тому придурку, который дал тебе его или же выметаешься из нашего дома немедленно.

Ультиматум был справедлив. И Стайлза даже не покоробило от менторского тона своего возлюбленного. Потому что возлюбленный сказал – “наш”.

Уже не имело смысла то, что этот голубоглазый гад в него целился.

“Наш дом”, – и пусть пистолет выстрелит.

Стайлз чуть не закричал – “Обожаю тебя!”, глупым восторгом своим показывая, насколько же он сентиментальный дурак. И слава богу, что сдержался. В программу вечера не входили признания. Питер ловко дернул за край белого полотенца, что прикрывало бедра Стайлза, обнажая их, и тот даже не заметил, как оказался под Хейлом – горячим, жаждущим и... по-прежнему сжимающим пистолет в руке.

– Ты должен понять, солнышко, что поступил плохо. Ты должен понять это раз и навсегда, – сказал Питер жестко. – Иначе нам придется позвонить твоему папе. Нам придется нажаловаться. А ты ведь не хочешь такого позора, взрослый мальчик Стайлз?

Еще чего! Конечно, Стайлз не хотел. Почти год назад двое любимых его мужчин столкнулись, и, он бы мог поклясться, что не случайно – у Джона Стилински были прекрасные навыки детектива с тех времен, когда его еще не турнули за пьянство из отдела по расследованию убийств. Он быстро вычислил, у какой такой Лидии ночует его сынок, и те полгода, пока приходил в себя, им всем троим было нелегко. Хотя Питер при их встрече, тренированным движением увернувшись от первого и последнего удара папы Джона, умело перевел зарождающуюся драку в напряженный, но все-таки мирный разговор.

Позже Стилински-старший был вынужден свыкнуться с несколькими открытиями в своей жизни.

С тем, что его сын – гей.

С тем, что его сын-гей встречается со взрослым, гораздо старше его мужчиной. Который сказал ему что-то такое, после чего Стайлзу не пришлось больше врать про ночевки у Лидии – папа Джон спокойно отпускал его в дом к Хейлу.

Поэтому угроза Питера имела вес – его слово было значимым.

– Я мог бы взять с тебя обещание, что ты никогда больше не будешь баловаться с такими игрушками, – продолжил Хейл тем временем, – но этого будет мало. Это не будет действенным. Понимаешь?

Стайлз, сжавшись в комок от ощущения угрозы, исходящей от Питера, только кивнул. Он понял, что его будут как-то наказывать.

...Если ты любишь, практикуешь анальный секс и занимаешься им регулярно, тебя не будет удивлять практически никакой предмет, проникающий в твою задницу. Члены бывают разными. Большими, маленькими, толстыми, кривыми, а иногда и всё сразу... И даже ствол пистолета, которым Питер сейчас водил по промежности замершего на простынях мальчишки, казался не таким уж удивительным девайсом. Кроме одного “но”. Сталь была предательски холодна. Она была холодна как смерть, чего уж там. Ведь даже дилдо, не особо любимое Питером, бывало им предварительно нагрето в теплой воде, прежде чем попадало в Стайлза.

– Не... надо, – рвано дышал короткими фразами Стайлз, не смея сдвигать коленки.

Питер не отвечал. Водил нежно дулом по сжавшемуся анусу, держа палец на курке.

– Не сжимай, – приказал, надавив.

Но Стайлз еще больше сжался, чувствуя, как тихо звенит в длинном стволе возвратная пружина, словно предупреждая. Потом рефлекторно сжал руку и Питеру, в которую вцепился, умоляя пощадить.

Он помнил – пистолет заряжен. И все-таки не мог остановить неправильного возбуждения, прилившего к паху в тот самый момент, когда Питер коснулся оружием его интимного места.

Хейл предварительно воспользовался смазкой, и Стайлз теперь тёк, позорно ощущая себя сукой. Дырка сжималась, пульсировала от страха; капли прозрачного геля сочились из неё, не переставая. Член стоял. Но Стайлз, пребывая в полнейшей нирване ужаса, возбуждаясь сильнее и сильнее, успевал вообразить себе, как оно будет, если палец Питера сорвется с курка – его кишки разлетятся внутрь него или же вырвутся наружу и заляпают, став уликами, лицо дорогого возлюбленного? Или же пуля, прорвав толстый кишечник, застрянет где-нибудь в позвонке и тогда он станет парализованным калекой, не посмевшим рассказать в полиции о случае, который к этому привел. Правда, у отца найдется человек, который сделает верную экспертизу, проанализировав траекторию пули. То-то позору будет!

Холод стали проникал в тело уже с минуту. Неровный контур дула, с выступающей закорючкой мушки чувствительно терся где-то внутри, задевая края сфинктера, даря не столько боль, сколько необычные ощущения. Не слишком объемный ствол все равно казался огромным или же просто значительным из-за того, что где-то там, в своей рукояти, прятал смертоносных стальных пчел, готовых убивать.

Питер же, нежно трахая его дулом пистолета, ласково шептал что-то, гладя по голове.

... – Дурачок, ты правда поверил, что он заряжен? Глупый... Милый... Дурной... Солнышко... Да я никогда бы...

Стайлз дёрнулся, осмысливая сказанное и, проклиная свою легковерность, чувствуя, как расслабляются все члены, кроме одного, уткнулся Питеру в шею, еле сдерживая слезы.

– Сука, – прошептал, – какая же ты сука...

– Давай, приподними зад, насаживайся сам, вот так, сильнее... – слова были привычными. Питер бормотал их и словно не замечал, как Стайлз бессильно на него ругается; как находится на грани, прямо сейчас отделяющей его от решения побега в никуда, только бы прочь от своего изобретательного любовника.

Он бы и должен был сбежать. Впервые находясь так близко от нежеланной свободы, что даже не понял этого, с мазохистским удовлетворением принося себя на алтарь любви, прощая неприемлемые методы развратного своего воспитателя, да и его самого, заигравшегося. Так бывает – ты просто не можешь соскочить с мушки...

– Сможешь кончить? Помочь тебе? – тем временем двигал рукой Хейл между ног Стайлза.

Заботливый, нежный садист.

Стайлз кивал через слезы, которые уже вовсю катились по щекам – да, кончить, помоги...

Питер нежно подхватывал дергающийся от его движений член мальчишки, дрочил и засаживал ствол глубоко и мощно. Стайлз, кончая, даже подумал, что пистолету теперь пиздец...

– Надеюсь, это было твое самое неприятное знакомство с огнестрельным оружием, – сказал Питер после.

После того, как Стайлз перепачкал себе весь живот и теперь лежал на кровати в слезах, соплях и сперме; опустошенный и в полном раздрае чувств.

Питер наказал его жестоко. Питер заставил его кричать. Питер заставил его зачем-то кончить. И мог бы, бросив дома, как частенько бывало, умотать в клуб. Но все было иначе. Хейл остался с ним. Лежал рядом, обнимался, убив на это остаток вечера, а утром, уходя на работу, оставил на тумбочке номер телефона, сказав непременно по нему позвонить.

– Хочешь помогать людям – начни с этого.

– В общем, он очень правильно отговорил меня участвовать в этом... – закончил Стайлз, опустив всю постельную часть.

Он не сказал, конечно, как после любовного акта с дулом пистолета, две недели прятался от Питера под боком отца, смотря с вожделением на его оружие, спрятанное в кобуре и уж точно заряженное. Мечтая пристрелить сначала Хейла, а потом – себя, лишь бы не вспоминать, как страшно ему было. И как хорошо.

Протрезвевший, направленный верной рукой, а точнее, более изощренным девайсом, Стайлз этот самый девайс поспешил Коди вернуть. Невольно сравнивая два своих секса с участием оружия. И признавая – Питер, зашедший немного дальше, чем мог себе позволить нормальный человек, дулом разворотивший ему задницу и опалив кишки холодом стали, в этой дуэли несомненно вышел победителем. Без всякой педагогической болтовни продемонстрировавший ему – никто не устоит перед человеком с пистолетом. Но это самый легкий путь доказательства, ведущий в ад.

Позже Стайлз позвонил по данному Питером номеру телефона. И череда открытий, настигших его после этого, заставила забыть обиду.

... – Это оказалась горячая линия гей-сообщества, – сообщил он Дереку. – Ну, знаешь, помощь разного рода людям, попавшим в сложную ситуацию. Анонимно и полностью безвозмездно.

– Да, да, – покивал Дерек, – я слышал. Они работают при комитете уже давно, их кто-то спонсирует, покупает новое оборудование, делает пожертвования и много всего...

Стайлз странно посмотрел на него. Хмыкнул.

– У них есть разного рода специалисты, и когда я сказал им, что работаю финансовым аналитиком, мне было предложено эмм... давать консультации. По инвестициям, вкладам... Бесплатно, конечно. Я согласился. А потом узнал имя... спонсора.

Дерек приподнял брови – ну, и?

– А ты не знал, что ли? – с торжествующим смешком спросил его Стайлз. – Не знал, да?

– Да что не знал? – в нетерпении воскликнул Дерек.

– Не знал, что Питер анонимно занимается благотворительностью? При том, что терпеть не может комитет?

– Ты хочешь сказать...

– Да, именно. Питер, блять, Хейл. Он выделяет деньги на все это. Больше того. Он иногда сам сидит на линии, консультируя. И вот теперь, Дерек, скажи мне, как можно быть таким... таким...

Стайлз запнулся, не найдя подходящих слов. Но Дерек его понял.

Как можно быть таким холодным с единственным человеком, которого любишь, или хотя бы живешь вместе? Холодным, в смысле безответным к его стремлениям, но втайне ото всех помогать незнакомым людям?

Дерек и сам не знал, отчего дяде было выгодно оставаться на публике негодяем, было необходимо держать лицо.

Светлые стороны своей темной личности старший Хейл афишировать не собирался, и даже Дерек не знал, что они на самом деле реально существовали.

Но Стайлза эти объяснения навряд ли утешили.

– Я не знаю, Стайлз, – стал осторожно подбирать слова Хейл, но так и не подобрал подходящих. – Он просто... такой, и это уже неизменно. И все же он любит тебя. По-своему.

– Но не по-моему, – нахохлившись, возразил Стайлз, добавив горько, – я просто думал, что время его изменит. Это жалко звучит, я знаю, но то, о чем я мечтаю с самого первого дня нашего знакомства, его не интересует.

“Зато интересует меня! То самое, по мнению Питера жалкое, что собирался дать тебе я”, – мысленно упрекнул его Дерек.

– Я думал, я надеялся, что буду для него единственным, – продолжил Стайлз, повторяясь снова и снова, используя другие слова, но оставляя смысл своих жалоб тем же самым. И это действительно звучало жалко и банально, но очень жизненно. Потому что обыкновенное счастье – оно как раз в такой простоте, а не в сложных комбинациях “Питер, Стайлз и еще во-он тот парень”.

– Питер вряд ли изменится, Стайлз, – сказал Дерек, повторяясь тоже. – Тебе нужно понять это.

– Да понял я. Понял, – ответил Стайлз. – Отношения, букеты, свадьба, семья, дети... Это не то, на что я могу рассчитывать. И даже на банальную верность с его стороны тоже. Блять.

Детей пока можно было исключить, но остальное Дерек бы оставил. Особенно верность.

Он смотрел на потерянного Стайлза и не знал – радоваться ему или же огорчаться. Мальчишка был доступен – полностью. Он был готов, ужасно уязвимый в эту минуту своего предполагаемого будущего одиночества, мысленно гипотетически оторванный от человека, которого любил.

Дядя, с его постоянством к однажды выверенным принципам; постоянством не тем, которое можно было бы похвалить, он сам толкал мальчишку в объятия более зрелого и серьезного человека. В объятия Дерека Хейла. И как бы не хотелось сейчас произнести важные три слова, те самые, которых никогда бы Стайлз не услышал, оставшись с Питером, Дерек не смел их произнести.

Хотелось заорать – “Выходи за меня!”. Но он не заорал.

Переживший свое затмение, ставший совсем другим, он стал смотреть на мир иначе и бездумная страсть, которая сделала его слепым в прошлом, сейчас не мешала ему видеть. Осознавать правду жизни, какой бы приземленной она ни была.

Неистовая любовь, накрывшая его три года назад, она была бы лишним ингредиентом в их полностью трезвом союзе. Дерек стал бы Стайлзу хорошим мужем и без этого. Они смогли бы быть вместе. Они смогли бы быть вместе с легкостью, которой не хватало мальчишке прежде с другим Хейлом. Стайлз пережил свой пожар под одеялом, став искушеннее многих. Он заслужил уют и тепло. Преданность в ответ на свою. И верность.

Осталось лишь подождать, не торопить его, не мешать думать. И не подталкивать в нужном направлении, невольно став предателем, к самому важному решению в его жизни. Сделав ему так и не прозвучавшее предложение руки и сердца только после того, как Стайлз решит – быть ему или не быть.

С Питером Хейлом.

====== Часть 11 ======

– Где он?

– Кто? Питер? Стой!!!

Дерек застрял в дверях своего временного жилища, не впуская старшего Хейла внутрь, потому как непонятное вторжение его с ходу было агрессивным и ярко пахло только что выпитым в немалом количестве виски.

– Дерек, лучше впусти, – процедил Питер зло, заглядывая за плечо племянника. – Я просто заберу его, и мы уйдем.

– Питер, ты пьян, – Дерек брезгливо повел носом. – Уйди.

– Уйду, когда заберу Стайлза, – рыкнул тот, пытаясь вломиться снова.

– Его здесь нет, – ровно ответил Дерек, недоумевая, – с чего ты взял, что он вообще...

– С того! – перебил его старший Хейл. – С того, Дерек, что он с самого первого дня бегает к тебе в лофт! Ты не подумай, мне не было дела до ваших с ним потрахушек. Секс – это святое. Мальчику нравилось, да и ты перестал меня донимать!

Питер усмехнулся криво на непонимающую мину племянника и продолжил:

– Ебались? Молодцы! Насмотрелся на анальную родинку? Супер! Смотрю, брезгливости у тебя поубавилось за три года. Но только тебе оказалось этого мало! Снова полез со своими... лозунгами! Каждому гею – по мужу! Создадим крепкую и дружную семью из двух членов!

– Что ты несешь? – Дерек так искренне удивился, что даже сделал шаг назад, пропустив момент, когда Питер оказался уже внутри лофта. И понял, что в этих криках его обидело больше всего – намек на неодушевленный секс, такой, когда ты мало смотришь партнеру в лицо, зато старательно запоминаешь интимную конкретику. Морщинки, формы, запах, вкус, цвет.

Родинки.

Дерек, давно обиженный на приметное пятнышко Стайлза, которое стало причиной разоблачения их общего любовника, в этот раз странным образом не замечал его наличия, хотя смотрел совсем недавно именно туда, ему между ног.

Смотрел, да не видел. Предпочитая ловить и сохранять в памяти лишь выражение темных оленьих глаз, угадывая по ним невеселые мысли хозяина.

– Так где он?

Питер ревниво осматривался по сторонам с настороженностью хищного зверя, ища в сумеречных уголках интерьера затаившегося своего оленёнка. Потом перевел горящий взгляд в сторону спальни и душевой, откуда слышался шум воды и тихая поступь влажных ступней по кафельному полу.

– Послушай, Питер, – нервно произнес Дерек, снова удерживая дядю за плечо рукой, – даже если бы Стайлз и был здесь, какое тебе дело? Раньше тебя это не волновало!

– Да потому что раньше... всё было по-другому! Его это не волновало тоже! – огрызнулся Хейл непонятно. – Но ты! Ты! Ты заразил его!

– Что???

– Заразил этим своим степфордским вирусом! Нашептывал ему, каждый, блять, вечер! Внушал, рисовал радужные картины! А потом ебал глупого малолетку, вбивая в него членом свои убеждения!

– Питер, остановись, мы вовсе... – Дерек нахмурился, понимая, что его попросту не слышат. Вскипел сам: – В конце концов, ты сам позволил ему это – быть с кем-то на стороне. С любым!

– Позволил! – согласился Хейл резко и так же резко пояснил: – С любым, даже с тобой! Но не сегодня, когда проклятый пиздёныш собрал свои вещи и ушел!!! К тебе ушел! Так что пускай вытаскивает свой белоснежный зад из твоей спальни и тащит его сюда!

– Его здесь нет, Питер, – устало повторил Дерек, уже не стараясь задержать родственника. Лишь осторожно придерживая его рукой, потому что Питер вдруг обессилел – он даже не вырывался, а напряженно смотрел на матовое стекло, что скрывало стройную фигуру, выходящую из душа.

– Прости, я не знал, что к тебе кто-то пришел, – вежливо извинился симпатичный брюнет, появляясь в зоне видимости и не подумав, впрочем, даже прикрыться.

Его член и мокрый курчавый пах были выставлены на обозрение, и Питер машинально уставился туда. Потом перевел взгляд на лицо.

– Ты не Стайлз, – констатировал.

– Кто такой Стайлз? – спросил незнакомец и улыбнулся.

Дерек махнул рукой, улыбнулся в ответ, но холодно, без огонька. Так улыбаются случайным любовникам после хорошего секса. Любовникам, которым уже пора уходить. Парень понял это без слов и засобирался. Через минуту его уже в лофте не было. Только внезапно протрезвевший Питер и временный хозяин роскошного пространства для лучшего траха на свете.

– Чёрт. Прости, – произнес наконец старший Хейл вымученно. – Я думал...

– Я знаю, о чем ты думал, Питер, – оборвал его Дерек. – Но Стайлз ушел от тебя не ко мне.

Питер сидел на барном стуле в ожидании кофе, который Дерек готовил уж слишком долго. Старший Хейл оказался не так уж пьян, но эспрессо потребовал. И уже не пытался ни в чем племянника обвинять. Почуяв, что снова связаны они одним мальчишкой, который все так же, как и три года назад, не давал никому из них покоя.

– Надо бы поменять над кроватью этот отживший своё светильник, – сказал, задумчиво присматриваясь к длинным полосам параллельных ламп, висящих над кроватью, – какой-то пережиток девяностых...

Дерек тяжело посмотрел на дядю и не стал подхватывать такую спасительную для них тему дизайна.

– Он тебя любит, – произнес наконец, разрывая повисшую тишину.

– Любит? – старший Хейл пожал плечами. – Ну, любит.

Странно. Стайлз сбежал, но никто из них не стал, даже мысленно, допускать возможности его исчезновения из их реальности, будто бы был он впечатан туда божественным редактором с одобрения еще более божественного издателя. Будто бы должен был быть в их жизнях теперь навсегда.

– И раз ты не нашел его здесь, у меня, – продолжил Дерек, – ты разве не станешь искать его дальше?

Дерек знал – он никогда бы не смог так спокойно принимать чью-то любовь, как не смог бы и отпустить человека, так сильно в него влюбленного. И ощущал дикую зависть к силе чужого чувства, смирившись со своим обидным назначением.

Знакомьтесь, Дерек Хейл – болевая точка Питера Хейла. Единственное уязвимое место, которое было так забавно позволить Стайлзу раздражать, и которое от этого только приобрело неожиданный иммунитет: Питер должен был злиться на вылазки Стайлза в лофт. Но он не злился. До этих пор.

– А почему, кстати, он не прибежал сегодня плакаться к тебе? – задумчиво поинтересовался вдруг Питер, доказывая еще раз, что его воинственное вторжение в лофт не было подпитано любовной ревностью. Что он знает всё о распределении ролей в проклятом их треугольнике.

Трахаются с любимыми, жалуются друзьям. Не забывай, Дерек, кто ты.

– Он не пришел ко мне, потому что больше ему не нужна моя дружба, – Дерек и не подумал скрывать обидную о себе правду. Добавив её горечи и в следующий комментарий: – Как не нужна больше и твоя любовь. Такая.

– Господи! Дер! Любовь. Такая. Ты что, психоаналитик? – воскликнул Питер с заметным раздражением и спрятал лицо в маленькой чашечке с кофе – и как это у него получилось?

– Ты не понимаешь? – попытался заглянуть в глаза дяде Дерек. – Время супергероев прошло, Питер. Он достаточно долго верил в тебя и твои тайные добрые дела, чтобы понять – он сам в список спасённых счастливчиков не входит.

– Ну, я его ни от кого не спасал, чтобы стать личным героем, – сказал Питер.

– Но ты стал его первым, – объяснил свою теорию Дерек. – Может, это и глупо, и сентиментально, и недостаточно для того, чтобы возвести мужчину в ранг божества, но факт налицо – Стайлз не просто любит, он боготворит землю, по которой ты ходишь. Он жизнь за тебя отдаст.

Питер рассмеялся.

– Прости, что не оправдал его надежд, а заодно и твоих, – сказал зло. – С чего ты, кстати, решил заняться альтруистическим патронатом по спасению разобиженных пиздёнышей? Тогда, три года назад помнится, думал только о себе.

Дерек с досадой признал железную логику Питера – сейчас, лишь отдаленно чувствующий что-то, напоминающее отголосок любви к Стайлзу, он стал подозрительно чуток к его мечтам. А ведь казалось, что это раньше он был безупречным ромео.

Но Питер развеял его воспоминания резким:

– Не помнишь, что ли? Как самоотверженно лелеял свою безответную любовь, ослепнув и оглохнув? Как лил воображаемые слезы над её трупом, упиваясь вселенской скорбью? Как погрузился в себя и не видел ничего вокруг? Ты даже не спросил меня ни разу после того, как уехал – а как там маленький мальчик, которого ты развратил, Питер? Как он там?

Да всё понятно было – как. Маленький мальчик стал взрослым и без опёки своего второго любовника, менее удачливого.

– Я был уверен, что с ним все хорошо, – не раздражаясь на упреки, сказал Дерек.

Он не кричал о трехлетней трагедии своего отсутствия и не пытался оправдать молчание. Он хорошенько дал Питеру разглядеть в себе эту новую невозмутимость и даже холодность.

Питер разглядел.

– Ты стал другим, Дер, – заметил он. – Думаешь, что сможешь заставить меня дать Стайлзу то, что планировал дать сам, да не вышло?

– А что мешает тебе сделать это, Питер? Когда в наше время есть не только надежда, но и сама возможность...

– ... быть как все. Как все долбанные натуралы, – продолжил Хейл. – Жениться, создать семью, родить детей и жарить сосиски на заднем дворе уютного загородного дома.

Питер по-уличному цыкнул.

Проинформировал:

– Я ненавижу пригород, ты же знаешь. И сосиски не жру.

– Но если тебе не все равно, что Стайлз ушел... со своими вещами, кстати, что лучше всего доказывает – у вас были отношения...

– Да хватит навешивать ярлыки! Да, его носки с трусами лежали в моих шкафах. До этого дня. ЭТО я признаю, а не отношения между нами!

– Ладно. Значит, отпустишь его вот так?

– Не буду его удерживать, правильнее сказать, – произнес Питер вдумчиво. – Не буду ради продолжения нашего распрекрасного траха давать лживых обещаний про маленькие букетики роз по выходным... И про листочки мяты, в определённом порядке разложенные на подушках к вечеру.

Питер мечтательно-глумливо закатил глаза.

– Кстати, – задал вопрос скорее себе, чем Дереку, – как думаешь, будучи в браке, он отсасывал бы мне с таким же энтузиазмом или же нет? Входило бы это в его обязанности прелестной гейской жены? Сосать член? И согласился ли он делать это на публике? Мы, знаешь, как-то попали на вечеринку без полотенец в бане, так вот...

– Я знаю. Слышал, – мрачно соврал Дерек, вспоминая, как Стайлз прозрачно обмолвился о том вечере, заметив, как символично то, что бизнес-центр, в котором находился теперь штаб Хейла, отстраивался на месте снесенных мужских бань, где у них и случился первый его публичный выход...

– А, – отозвался Питер, – солнышко тебе рассказал.

– Рассказал. Он называл это опытом! Неоценимым! То, как ты трахал его, раскрытого, голого, на теплом мраморе в каком-то хамаме прилюдно!

Воображение подсказало верную и до невозможности четкую картинку, будто иллюстрацию к скупым словам Стайлза, который, рассказывая это, этично не вдавался в конкретику. Но Дерек не мог себе её не представить, превратив сейчас в слова.

Питер, видимо, занимался тем же – взгляд почернел.

Он тяжело уронил с упреком:

– Так говоришь, будто я его насиловал там.

– Да он же только и думал наверно, как угодить тебе!

– Да ну? То-то стонал на моем члене, переступая через себя и мучая свою совесть! И насчет обнаженки... Голыми там были абсолютно все, Дер. Да мой стояк перелапали сотни парней!