Текст книги "Сердце Хейла (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Вгляделся.

Представил.

И тут до него дошло и сразу же поверилось в то, что именно такой мужик – мощный, сильный, брутальный, может быть тем самым Алексом, с которым Дерек расстался до отъезда.

С такими мужчинами не воюют, таким подчиняются. И дело было вовсе не в физической мощи. От Алекса веяло спокойствием и уверенностью, потусторонним знанием о правде жизни. Такой мог позволить себе парня своего отпустить, не сомневаясь ни секунды, что даже выпущенный на волю, он вернется. А вернувшись, не останется долго с кем-то другим. Другие – они временно, такие как Алекс – только навсегда.

Его пронзительные темные глаза смотрели сейчас с интеллигентной строгостью, не более, но Стайлз отлично уловил то, что его вроде как узнали. В общем-то, это было логично, работая в одном здании, знать о жизни друг друга всё.

Бейджик, предательски выдавший врагу полную о Стайлзе информацию, спасению от медведя тоже не способствовал.

– Ты же Стайлз... Ты сейчас с Дереком, да? – слишком прямо, а оттого невежливо спросил его Алекс, и Стайлз сразу понял – его сейчас убьют.

Этот громила его просто стукнет по башке, по его многострадальной, черноволосой башке и он скончается прямо в кабине лифта от кулака любовника своего любовника.

– Нам надо поговорить, – продолжал медведь, не особенно замечая в глазах собеседника ужас. – Мы с Дереком... То есть, я. Я бы хотел кое-что...

Да все понятно Стайлзу было, что там этот убийца молодых кареглазых мальчиков хочет. Парня он своего назад хочет. Он хочет вернуть его в свою берлогу, это было написано у него на лице. Стайлз просто понял это, осознавая – а это ведь он, мелкий засранец, стоит у великана на пути. Поэтому как только двери лифта открылись, припустил по коридору, плюя на то, что так обрывать их однобокий разговор абсолютно невежливо и это вообще не его этаж.

– Эй, стой! Стайлз! Да что же это такое... – неслось вслед, пока Стилински, приняв решение не геройствовать, улепетывал прочь от лифта.

Потом он сидел в туалете, дыша в пакет, пытаясь угомонить паническую атаку и думал, вспоминал, привычно анализировал...

Алекс был просто красавчиком, чего уж там. Именно тем, кто мог бы Дерека Хейла завалить. Причем в прямом смысле. Он был на порядок его брутальнее. На голову выше. Шире в плечах. Стайлз очень хорошо представил красивую голову Дерека, лежащую на могучем плече Алекса. И то, как огромной ручищей этот медведь обнимает Хейла за плечи, укрывая от невзгод. Это не показалось Стайлзу диким. Показалось красивым и возбуждающим. Он даже захотел подрочить.

– Я чуть не подрочил на него, – выпалил он Дереку на ухо, чем снова вызвал недоуменный взгляд.

– На этого парня, что ли?

– Угу, -проворчал Стилински и добавил, – его зовут Алекс. И он... в общем, это твой бывший. Твой Алекс. Понял?

Дерек вздохнул – понял. И грустно улыбнулся, словно был немного разочарован неслучившимся настоящим знакомством Стайлза.

Потом у них был неловкий разговор, в котором Стилински истерично обвинял Хейла в излишней... деликатности.

– Когда вообще ты собирался сказать мне об этом? – возмущенно вопрошал он.

Дерек непонимающе поднимал свои невозможные брови.

Стайлз, теряя терпение, объяснял:

– Сказать, что у вас опять... снова... что... что... ты и он...

Дерек мягко валил Стайлза на простыни в прежнюю, обидную сейчас позицию нижнего самца и упрекал своего негодующего любовника:

– Я и он, как ты только что выразился, мы не вместе. Не знаю, с чего ты взял.

Ага, не вместе, бурчал Стайлз по-прежнему обиженно.

И вдохновенно врал:

– Я видел этого громилу. Я видел его злющие глаза. Там однозначно была ревность. И жажда убийства.

Тут Дерек незнакомо улыбался снова и снова возражал – это не то, что ты думаешь. И, знаешь, Стайлз, (не хотел говорить этого) но я бы никогда не стал встречаться, ладно, мы не встречаемся – спать, спать с тобой, если бы... ну, ты понимаешь.

Дерек замолкал и смотрел так выразительно, что даже не озвученная, не произнесенная фраза эта становилась Стайлзу понятной.

“Я никогда бы не стал встречаться с двумя парнями одновременно, как однажды сделал это ты”.

Ты, отъявленный грешник, который попадет теперь в ад.

Стайлз не мог справиться со своей фантазией и мысленно вел и вел этот нескончаемый диалог, с ужасом глядя на почти святого Дерека.

А ведь он предлагал ему вступить в Лигу Хороших Парней, этот невозможно праведный Хейл. И если бы только Стайлз согласился, ходил бы уже в женихах, очищенный от скверны, которая три года подряд оседала на его тело вместе с множественными прикосновениями Питера. Да только вот почему-то показалось ему эта женитьба настолько неправильной, что он так и не произнес своё “Да”. И сейчас... сейчас все было уже по-другому. Дерек дал ему возможность остаться друзьями, прекратив домогаться брачных оков. Но разве Стайлз проникся этой идеей? Вместо правильной – своей – жизни он снова выбрал что-то неопределенное, не удержавшись от соблазна быть с Хейлом. Точнее, быть с членом Хейла. На который, судя по всему, имел виды и этот ужасный бостонский медведь.

Вообще-то Стайлз думал, что Алекс мечтал заграбастать абсолютно всё, поэтому задница Дерека рядом с этим убийцей тоже была в огромной опасности.

– В общем, я прекрасно понял, что лишний, и ты мог бы сказать мне об этом давно и прямо, – мрачно выдавил из себя наконец он, понимая, что виноват сам, что это дурная карма и что, в принципе, уже ничего не изменить, потому что даже не хочется.

– Мне нечего было говорить тебе, Стайлз, и тем более не за что было оправдываться. На сегодняшний момент я всё еще совершенно свободен. Я честен с тобой, и с собой тоже честен, – сказал Дерек и, не жалея Стайлза, объяснил, – но я не хочу, чтобы ты думал обо мне, как о герое, который обделяет себя в угоду другого, более... слабого на данный момент партнёра. Не смей даже думать о том, будто я был с тобой только...

... из жалости.

Стайлз скривился, мысленно закончив фразу и оборвал Дерека таким же вопросом в лоб:

– Так ты вернешься к нему? Ты хочешь этого?

Дерек пожал плечами, уже не отрицая нежданно случившегося с ним нового витка отношений с бывшим парнем, который вот-вот мог начаться. И, главное, продолжиться: совместным бытом, женитьбой, детьми... Всем тем, от чего Стайлз зачем-то отказался.

Возможно, Дерек еще раздумывал, имел полное право. Думать, это вам не трахаться.

А Стайлз впервые увидел Дерека таким, каким он его никогда не знал – сомневающимся и ... нежным, думающим о неизвестном Стайлзу мужчине, который совершенно точно Дереку подходил, как совершенно точно не подходил ему Стайлз.

– Он тебя любит, Дерек, – сказал он шепотом, впервые осознавая ту самую неловкость, когда понимаешь, что слишком долго, загостившись, находишься на территории чужой любви, где тебе уже не рады.

И помолчав, добавил:

– Он меня наверно убьёт?

– Не убьёт, – ответил Дерек с незнакомым смешком. – И кстати, на что ты там хотел подрочить?

Еще час назад Стайлз с радостью бы вцепился в возможность разбавить их прекрасный механический секс болтовней о сексе других мужиков, о смене ролей и пикантной трансформации некоторых закоренелых активов в нежных принимающих. Но сейчас он вдруг понял – Дерек не станет об этом болтать. Он сделает каменное лицо, отгородится от Стайлза еще больше, чем они уже отгородились друг от друга этим разговором и очень неприятно даст понять, что Стайлз действительно стал лишним; что перестал быть ингредиентом счастья Дерека Хейла уже очень давно и ему не место ни в его постели, ни даже в Бостоне. Совсем другое дело Алекс этот его, который не создаёт проблем, а просто молча обнимает Дерека нежно за плечи и ведет в спальню. Он раздевает его там, давя своей брутальностью и укладывает под себя. Сжимает в ручищах, коленом раздвигая ноги, не замечая некоторого сопротивления, подчиняя своей силе. И только через поцелуй убедившись, что ему разрешают, входит в такое же сильное тело, медленно или рывком, как карта ляжет, и делает это в любые дни недели, а не только в положенные. Потому что у них с Дереком любовь, а у Стайлза – обстоятельства. И знаете что? К черту!

– Я уеду. Завтра же. Уеду. В Нью-Йорк. Да.

Как горько осознавать снова прежнее одиночество, чувствующееся не в пример ярче на фоне чьей-то чужой, счастливой жизни, о которой Стайлз ни черта, оказывается, не знал! Что не особо и хотел узнавать, хотя в период их нынешнего полу-романа с Дереком уже ощущал себя чуть не женатым, так срослись они между собой своими проблемами.

Пардон, проблемами Стайлза.

Дерек был очень внимателен. Стайлза он слушал, Стайлзу он по-прежнему давал советы и даже очень расстроился, когда узнал о той истории с нью-йоркскими работодателями, которым так упорно, назло или же не понятно зачем, отказывал Стайлз.

Любовник внутри Хейла молчал – доставалось самолюбию друга, с которым банально не посоветовались.

Сейчас информацией Хейл обладал, поэтому понятливо поинтересовался, напомнив:

– Как же ты туда уедешь, Стайлз? Ты же им всем отказал.

Примерно так же ребенку объясняют причины отмененной поездки в Диснейленд.

Очень заботливо. Спасибо, Дерек.

– Не всем, – мрачно и уперто ответил Стайлз, хотя Хейл был прав: на все предложения он ответил однозначным “Нет”.

Дерек, естественно, посмотрел осуждающе.

– Ладно, всем, – выдавил из себя правду Стайлз.

– Жалеешь? – спросил Дерек, посмотрев как-то странно.

– Да не особо, – пожал плечами Стайлз, – здесь мне дадут прекрасные рекомендации, я смогу снова...

– Я не про Нью-Йорк.

– О.

Вот это была запретная тема.

Дерек никогда раньше не поднимал её. Тем более как-то неловко прозвучала она в постели: они только что разомкнули объятия, и Стайлз все еще чувствовал, как подрагивает его выжатый член, и какой прохладцей отдает движение воздуха на самом его кончике – мокром, с повисшей капелькой так и не сорвавшейся на простынь спермы. Вымазанная в чужой физиологической жидкости задница была пока надежно прикрыта простынкой, и туда не проникали никакие сквозняки. И все равно прохлада одного какого-то чересчур ловкого, она коснулась обнаженной кожи и заставила Стайлза запахнуться в белье чуть не с головой, так стыдно стало себя голого.

Закопавшись в одеяло, можно было и поговорить.

– Почему ты вообще мне помогал? – спросил Стайлз, зажмурившись, уводя беседу подальше от упоминания о своем бывшем парне Питере Хейле и отчетливо понимая – определение “помощь” не совсем верное.

Почему ты вообще со мной, рядом, здесь? Дерек?

Помогаешь, трахаешь, заботишься и даже где-то любишь?

Я бросил тебя.

Я пытался использовать тебя.

Я отверг твою руку!

Я трусливо не смог отпустить от себя окончательно.

Вот как бы должен был звучать его вопрос, скрывающий между строк неприглядную правду, о которой он не задумывался раньше, принимая как должное вмешательство в жизнь своего недо-парня Дерека Хейла.

Но это было ДО Алекса и его страшных, еще страшнее чем у Дерека, косматых медвежьих бровей, которые он насупил в лифте совершенно убийственным образом.

Теперь, когда Стайлз увидел, что Дерек тоже имеет свою жизнь; что он живет ею, в отличие от него самого, и вот-вот собирается Стайлза выбросить, словно мусор в корзину, оставив наконец в прошлом, теперь можно было и спросить – зачем тогда всё это было? Все эти четкие педантичные сношения по вторникам и четвергам, и эта показушная забота о его трудоустройстве?

Стайлз закипал и думал о Дереке, как мог, плохо, накручивая себя сильнее и наполняясь до краев непонятной злостью, но только до того момента, пока не посмотрел на своего недавнего любовника. Дерек, сбросив броню, глядел на Стайлза совсем как тогда, в их первый раз “Вавилоне” – влюбленно и искренне. Даря себя так честно и открыто, как только и могут делать это беззаветно влюбленные люди. В те дни еще не было на нем ничьей защиты, чтобы уберечь, не было никакой медвежьей магии, и потому и получилось ему вытерпеть то, что он вытерпел из-за противного, мелкого, не в него влюбленного мальчишки.

Из-за Стайлза.

Которого и возненавидеть-то не получилось, потому что первые влюбленности напрочь лишены темных эмоций. Они испепеляют сердце, да, но и заставляют его возрождаться снова, даже если остались одни угли. И уж конечно, сила этого чувства, почти смертельного для самого Хейла, была такой неистовой, что даже эхо его, отголосок из прошлого вынуждал защищать, помогать и трахать Стайлза Стилински, бывшего, несчастливого, неслучившегося возлюбленного, которого Хейл желал так сильно, что вряд ли видел хоть что-то, кроме своей любви...

Поэтому Дереку и не пришлось сейчас ничего говорить. Стайлз лишь понял, что время его кончилось и надо совесть иметь – скорей уносить ноги из чужой жизни, которую он так и не смог разглядеть за всеми своими катастрофами.

И Дерек именно поэтому имел право спрашивать и говорить сейчас на неудобные для Стайлза темы.

Ладно.

Он хочет знать, жалеет ли Стайлз, что бросил своего сорокалетнего любовника?

Жалеет ли о том, что когда его отпустили, как бы это не случилось, он принял это и безропотно ушел?

Какая все-таки жизнь сука, хмыкнул про себя Стайлз, вдруг проведя параллели. Ведь даже отпускать своих любимых можно по-разному. Кого-то вот так – романтично, без слов и лишних телодвижений, как сделал этот Алекс. А кого-то через одно место. Прощание Питера, которое досталось Стайлзу, он оценил бы как самое жестокое прощание в мире. Так что, ему просто пришлось уйти.

– Так ты жалеешь? Стайлз? Жалеешь, что не стал... заниматься этим вопросом? Ну, обратившись в официальные инстанции? – вдруг неожиданно повторил свой вопрос Дерек, и Стайлз понял – они думают о разном, они чувствуют по-разному. Дерек, как добропорядочный гражданин и честный человек думает исключительно рационально. – Может, ты хочешь заявить в полицию на Питера сейчас?

– Господи, нет, конечно, – жалко выдавил из себя Стилински, зная совершенно точно, что мститель из него так себе.

– Но ты бы мог это сделать. Ты мог бы поехать домой и решить... – начал Дерек снова, но Стайлз с ужасом перебил его.

– Нет, нет, туда я точно не хочу, потому что... – ему нужно было наверно сказать что-нибудь о взрыве; о том, как страшно и плохо спать одному по ночам, ощущая себя в опасности снова и снова, мучаясь головными болями и бессонницей, стояком и нежеланием заводить новые знакомства, но вырвалось другое: – Мне же придется так или иначе столкнуться с ним! А я не могу! Не могу, чтобы он меня таким видел! Потому что я разочаровал его, понимаешь?

– Тебе двадцать, ты можешь ошибаться, можешь кого-то разочаровывать, – ответил Хейл, без лишних слов поняв несказанное Стайлзом о трепетных чаяниях Питера в отношении своего стажера. И очень жестоко заметил: – Тебе можно ошибаться, а вот сорокалетнему Питеру – нет.

– А он никогда и не ошибался! – пылко заявил Стайлз.

Никогда – это было слишком максималистское заявление даже для смертельно влюбленного. Тем более Стайлз таким уже не был. Но нужно было отстаивать прошлые идеалы, потому что больше отстаивать было нечего.

Питер не ошибался, когда разъяснял Стайлзу суть безопасного секса. И когда голосовал весьма извращенно-изысканным способом против насилия на улицах. И когда упорно заставляя учиться, гоняя на работе и придираясь к мелочам, делал из Стайлза отличного специалиста, еще давно переубедив папу Джона не отдавать мальчишку в военное училище, чтобы якобы выбить из него дурь.

И вот теперь, когда большой бизнес почти лежал у его двадцатилетних ног, Стайлз трусливо сбежал в ненужный Бостон, обидевшись на нелюбовь, на бесконечные измены, на все то, что заслоняло от него истину – влюбленного Питера.

– Он не ошибся, Дерек, ни единого раза, – тихо повторил Стайлз, но Хейл строго нахмурился.

– Прости, детка, но вынужден тебе напомнить, что он тебя... – Дерек внезапно замолчал, остановленный умоляющим взглядом Стилински. Понимая, что они никогда не произносили этого слова вслух и теперь не надо.

Изнасилование – это когда кричат и вырываются.

Когда реки крови и смазка не нужна. Когда все забрызгано красным, сочащимся из разорванного ануса.

Когда бьют по лицу, по животу и берут силой; так, что потом остаются синяки и черные гематомы.

То, что было у них с Питером, это не оно.

Стайлз не кричал, не вырывался, его не рвали и он не истекал кровью, бордовыми сгустками пачкая простыню.

Он просто сказал “Нет”.

И продолжал говорить это слово, пока Питер трахал его, несопротивляющегося, не обращая внимания на запреты.

– Ладно, – выдохнул Дерек согласно. – Я просто хотел сказать, что поступок Питера – это его главная ошибка. Которая случилась наверно для того, чтобы ты перестал наконец считать его непогрешимым.

– Он просто не хотел отпускать... – прошептал неслышно Стайлз, как фанатичный язычник спасая свой сгнивший изнутри тотем и жалко стараясь оправдать того, кого Дерек сейчас охарактеризовал так точно и правильно.

Заныла задница снова, и снова что-то фантомно-горячее потекло сквозь невидимые трусы – так неистово Питер показывал, что никуда он Стайлза опускать не собирается. Показывал свою, если хотите любовь и тут же доказывал, что ни черта он Стайлза не любит. Что просто не умеет любить и отпускать не умеет.

– Значит так, – произнес Дерек приказное, разглядев за растерянным лицом своего парня его столь тягостные переживания, – ты никуда не едешь и мы с тобой... не расстаемся. То есть...

Слова дались ему трудно, и Стайлз вдруг понял, что именно Дерек хотел сказать. Про их больше-чем-дружбу, но меньше-чем-любовь. Про свою гениальную стратегию, которая снова вернула бы их в безопасные области френдзоны, открыв новые горизонты обоим. Насчет своих собственных Стайлз, конечно, сомневался – так были они далеки и пугающи, но Дереку был благодарен за это медленное, безболезненное не-расставание.

Дерек берег его. Берег Алекса. Он делал все идеально, чтобы никому не пришлось испытывать новую боль. Что ж, Стайлз, анестезированный надвигающимися на него переменами, её и не испытывал. Аллилуйя.

– Знаешь, я рад, что вы теперь снова будете вместе, – вырвалось у него и он осознал эту радость настолько правильной, что сразу стало легко.

Да кто он такой, господи, чтобы стоять на пути у этого медведя?

Чтобы красть у Дерека его собственное личное счастье?

– Я не о том, Стайлз, подожди ты со свадебными букетами, – оборвал его Дерек, смутившись и даже покраснев. Стал рыться в своих джинсах. – Мне Алекс сказал, что когда тебя встретил...

Стайлз закатил глаза – стоило догадаться, что о встрече этой, как и о его позорном бегстве Хейлу давно известно.

– Так вот, Алекс тогда всего лишь хотел с тобой поговорить. Он сказал мне, что ты очень плох. И я с ним согласен.

Дерек протянул Стайлзу маленькую визитку, продолжая говорить – мягко и настойчиво.

Нет, сам Алекс не психотерапевт, он анестезиолог, но это контакт его хорошего знакомого и вот он тебе обязательно поможет, потому что дело даже не в том, как ты в панике убегал от Алекса по коридору, а в том, что он, когда увидел твои глаза, сказал что-то ужасно нелицеприятное про коллег с юга, которым понапрасну платят их гонорары, раз у тебя внутри скопилось столько боли, которую они не смогли умалить хоть на чуточку...

– Не думай, будто я не знаю, что ты глотаешь таблетки пачками, Стайлз, – сказал Дерек строго. – И это совсем не те лекарства, которые выписал тебе психотерапевт. Сходи к Алану, он прекрасный специалист, он поможет. Только рассказать ему нужно будет всё.

– Всё? – жалобно прошептал Стайлз, прижимаясь к Дереку, словно девчонка.

– Всё, – кивнул Хейл, мягко, но решительно отстраняя своего уже бывшего любовника и начиная одеваться.

Стайлз же лежал голый, продрогший даже под одеялом и все вертел в пальцах маленький прямоугольник визитки.

Вечер плавно перетекал в ночь, и наступала пятница. День, в котором для Стайлза Дерека Хейла в постельном расписании никогда не было и, по итогам их разговора, уже никогда и не будет.

====== Часть 16 ======

Было плохо. Всё плохо.

Дождь лил уже четвертый день, подсказывая выход – утопиться. И, знаете что? Стайлзу было пофиг. Ему казалось, что никогда еще он не был так одинок. Ему казалось, что никогда еще он не был так свободен. Мешало одно маленькое воспоминание, отделяющее его от полного погружения в независимость. Оно зудело под кожей, никак Стайлзом не идентифицированное; вплеталось в сны, заставляя безмолвно кричать...

Прогресс был налицо – раньше он одинаково успешно давил в себе и крики, и образы. Поэтому сейчас ничто уже не мешало ему свыкнуться с этим зудом, кроме желания избавиться от него, принять помощь, достать из тумбочки маленькую визитку и записаться к доктору.

Немного неприятно было читать под именем врача его прямую специализацию, но Стайлз пережил и это, с тяжелым сердцем направившись в назначенный день на приём.

Накануне он принял изрядную дозу Дерека Хейла, своего личного успокоительного, наконец-то пригласившись на ужин, который уже в который раз затевали ради него.

У Алекса была уютная квартира, словно берлога, предназначенная для комфортного валяния в объятиях друг друга двух мужчин – горизонтальные поверхности преобладали, выдавая в хозяине знатного ленивца. Или же сексуального маньяка, Стайлз так и не решил, представляя то то, то это, и с явным удовольствием валясь на огромную оттоманку, заменяющую в гостиной диван.

Дерек смотрелся в этом домашнем, теплом интерьере необходимым штрихом; красивым завершением всей композиции. Особенно когда огромная рука Алекса хозяйским жестом легла на его плечи, неожиданно показавшиеся почти хрупкими.

Стайлз смотрел на них, впитывал свет двух влюбленных людей и почти не завидовал: мало ли что там вытворял этот огромный мужик с Дереком в спальне, может, ужасы какие.

Медведь был страшным, это да, но под кровавый стейк он довольно мило Стайлзу улыбался и очень убедительно уговаривал немного пьяного от вина гостя с рекомендованным доктором встретиться и “просто поговорить”.

Стайлз, прошедший полный курс психической реабилитации после взрыва, недоверчиво хмурился – знаем мы, врачей этих. Знаем мы, это их “поговорить”.

Но Алексу противостоять было сложно. Он мягко, уютно гудел басом, сидя напротив, слушал тоскливое стайлзово нытьё и не отрывал глаз от Дерека, отслеживая его перемещения по гостиной. И Стайлз, чувствуя эту связь, только и мог, что осязать тепло и эту приятную между Дереком и его медведем напряженность, нелогично радуясь прискорбному факту, что Хейл не с ним. Потому что напившись вина, ужасно боялся, что снова потеряет контроль, призрачную свою свободу, поддавшись плаксивым сексуальным настроениям, которые после третьего бокала прямо-таки заставляют тебя падать в объятия какого-нибудь случайного парня. А точнее, случайного-парня-который-Дерек.

Тот все предлагал ему остаться, заночевать у них, но Стайлз с ужасом представил, как будет слышать происходящее в соседней, хозяйской спальне и всю ночь гадать, в какой же именно из всех, представляемых им развратных поз, Алекс берёт Хейла.

Уже в дверях он все-таки спросил его об этом, с пьяной наглостью навалившись на знакомое твердое плечо.

– Наверно, сзади. Он трахает тебя сзади, – ответил он сам себе и сообщил интимно Дереку, что если у него еще останутся силы, он непременно дома будет на это дрочить.

– Ложись-ка ты спать, фантазер, – ласково прощался с ним Хейл, а Стайлз чутко слышал в его голосе отчетливое нетерпение, быть может и спрятанное очень глубоко за вполне искренним гостеприимством. Нетерпение понятного толка. Которым так же сквозило из кухни, где Алекс гремел бокалами.

“Они сейчас будут трахаться. А я поеду домой один”, – тоскливо подумалось Стайлзу, но он тут же себя остановил, подумав, что никто не запрещает делать ему то же самое.

Он просто не хочет. Уже давно не хочет ни новых знакомств, ни нового секса. И в общем-то, наверно только сейчас понял, как необходимо ему попасть к рекомендованному доктору на прием.

Потому что знакомиться хотелось. Трахаться – тоже. Но Стайлз почему-то не мог, хотя обстановочка располагала: было время, место, эрекция. Была красивая мордашка и обворожительная – одна из – родинка. Была подаренная Дереком свобода и больше ничего за душой.

В приемной, куда Стайлз прибыл в назначенный час, не было никого, и он облегченно выдохнул: уж очень не хотелось встречаться с другими психами-клиентами доктора Дитона. Едва он вцепился пальцами в какой-то журнальчик, намереваясь подождать минут пять, а потом тихонько смыться, его вызвали в кабинет и возможности сбежать у Стайлза никакой не осталось.

– Добрый день, – мягко сказал психиатр, пропуская его в свою пыточную, и указал на большое кресло, предлагая присесть.

Стайлз кисло улыбнулся в ответ и посмотрел на кресло с сомнением. Он знал – такая удобная мебель предназначается для того, чтобы клиент, отдыхая физически, опасно расслаблялся, приоткрывая для докторов доступ к своим многострадальным мозгам.

Что ж, сидеть в кресле действительно было удобно, и Стайлз перестал сопротивляться.

Они проговорили с доктором почти три часа. Стайлз осознал это, только когда почувствовал некоторый провал во времени, и то, как сдерживаемая месяцами злость душит его, заставляя комкать в руке какие-то бумажки, а сам он сидит уже не в кресле, а прямо задницей на докторском столе, уничтожая бланки и отчего-то не останавливаемый врачом.

Он ощущал себя вымотанным. Изможденным. Возможно оттого, что адерролла сегодня было много. Слишком много. И слишком много правильных вопросов, вывернувших его наизнанку полностью.

“Какой садист”, – подумал Стайлз про Алана.

И удивился, когда это он стал называть доктора по имени.

А вечером, лежа в кровати один, прокрутил их тяжелую беседу от и до, чтобы снова расплакаться и так и заснуть с мокрыми, изъеденными солью слез, пустыми глазами...

... – К сожалению, должен честно признать, что уже слышал о вас кое-что, – начал беседу врач. – Вы же знаете Алекса, верно?

– Угу, – кивнул Стайлз и стал медленно раздражаться.

На то, что этот бостонский заговор так или иначе привел его в кабинет очередного психотерапевта, когда он думал, будто все закончилось, и в этом был виноват Дерек со своим болтливым медведем.

Вчера он здорово разошелся у себя в душевой, нафантазировав, как бы не запрещал ему Хейл, такого, что дрочить пришлось прямо там.

– И что же Алекс вам сказал? – спросил угрюмо, со злостью понимая – его несчастья теперь ни для кого не тайна. И от этого их статус сразу показался каким-то заниженным, что ли. Совсем не дающим права ему, Стайлзу Стилински, продолжать быть самовлюбленной истеричкой.

Обидно было, да.

– Алекс сказал, что вы пережили страшный теракт. Были ранены, прошли реабилитацию и вот – теперь на новом месте, с новыми людьми, с новой работой.

Дитон внимательно взглянул на Стилински и продолжил логическую цепочку, неожиданно вплетя в неё первое отрицание:

– Но не с новой жизнью.

Стайлз изумленно вскинул на врача глаза, а тот продолжил, спросив в лоб:

– Вы счастливы, Стайлз?

Не надо, доктор. Это не ваша область.

– Почти, – честно вырвалось у него, хотя Стайлз не планировал отвечать вообще.

– Почти, – повторил Дитон. – А что мешает вам чувствовать жизнь полно?

– Ну, – Стайлз заерзал на своем удобном кресле, показавшимся сразу же адски жестким. И снова ответил правду: – Я не знаю.

Дитон ждал.

– Наверно, этот долбанный взрыв, вам не кажется? – немного раздраженно произнес Стайлз, начиная заводиться. – Вы понимаете, что мне чуть не оторвало голову? Что я лежал в коме и... вышел из нее. Потом я долго работал над... как это у вас называется? Адаптация? Да. Я привыкал к жизни без бомб. Без крови. И, знаете, я адаптировался прекрасно. Я даже могу теперь ходить на вечеринки и даже был недавно на одной. И я имею полное право быть почти счастливым, не чувствуя за это вины.

Речь была пламенной и сумбурной. Вполне подходящей для психически неуравновешенного.

– Вы имеете право быть счастливым полностью, Стайлз, – спокойно возразил Дитон. – Но вы почему-то ограничиваете себя. Ваша проблема...

– Какая... – начал Стайлз и осекся, напомнив себе о раскрытом им заговоре; о всех нюансах своей жизни, которые хотелось бы скрыть, но которые – и это было совершенно очевидно – были доктору беззастенчиво выболтаны предателями.

Дитон пока молча отслеживал все его переживания. Благо, на лице Стайлза читались они ой как хорошо.

– Психолог хорошо с вами поработал, – удовлетворенно наконец кивнул он, делая реверанс незнакомому коллеге. – Вы свободно говорите про теракт. Вы полностью отслеживаете словесно хронологию событий – от нанесения травмы до полного излечения от нее, включая реабилитацию. Говоря об этом жизненном катаклизме, вы не замалчиваете ни единого своего шага. Это хорошо.

– Я ничего вообще не замалчиваю, – ворчливо согласился Стайлз. – Попробуй тут что-то не скажи, разве бы получилось? Вы же просто мастер вытаскивать из людей правду.

– Тогда расскажите мне о вашей проблеме. Правдиво, – попросил Дитон.

– Послушайте, доктор, – начал Стайлз, закипая и тут же высказав врачу все о том, что он думает насчет говорливых своих любовников, выкладывающих знакомым своего любовника такие подробности чужой жизни, которые выкладывать ни в коем случае нельзя, потому что это, черт возьми, вторжение в частную жизнь; это преступление, уж он-то знает, у него отец – коп...

– Я ни с кем не обсуждал вашу частную жизнь, Стайлз. Поверьте и успокойтесь.

Прозвучало это достаточно проникновенно и без излишней нотки профессионализма в голосе. По-человечески прозвучало. Так, что Стайлз почему-то сразу же поверил и только тогда сообразил, что стоит уже у двери, вцепившись в ручку, в шаге от позорно истеричного побега.

– Я уже не уверен, что хочу еще хоть что-то обсуждать. Тем более, вы сказали сами – психолог из центра успешно решил мою проблему.

Он отвернулся, приоткрывая дверь, а в спину ему донеслось:

– Проблем было две, Стайлз, и психолог, решавший вторую, наиболее важную на тот момент, просто не мог отвлекаться на первую. Впрочем, он мог не разглядеть её вовсе.

– Вы-то тогда как разглядели? – нервно спросил ошарашенный Стайлз врача, своим вопросом признавая наличие всех симптомов и означенных проблем.

– Потому что я специализируюсь именно на этом.

– И что же это за... специализация такая у вас? – с нарастающим ужасом проговорил Стилински, так и застыв в невежливой позе – спиной к доктору, не в силах обернуть к нему свое перекошенное лицо.

– Я решаю проблемы насилия.

Он сделал весомую паузу.

– В том числе и сексуального.

– Да господи боже ты мой!!! – практически заорал Стайлз. – Заткнитесь вы нахрен!!!