Текст книги "Сердце Хейла (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Дерек пытался объяснится с дядей в тот же вечер.

Помыв руки (ах, как не хотелось уничтожать стекающий с кончиков пальцев интимный, тонкий аромат возбужденного мальчишки!) он долго смотрел на телефон, решив банально нажаловаться. Сказать про поводок и встать в красивую позу – вот видишь, дядя, я чту твои, даже такие неправильные, запутанные отношения. Я не беру чужого.

Но мысленно проговорив несколько корявых фраз про визит Стайлза в лофт и их странный кофе, Дерек бросил придумывать всё новые и новые, потому что большинство из них звучали попросту нелепо.

Потом он все же, куда деваться, имел с дядей телефонный разговор, который внезапно оборвался еще более срочным звонком, как только Дерек начал вплетать в беседу знакомое им обоим имя.

Встречаться же Питеру было некогда: как раз подходил срок какого-то там великого проекта, и вскоре Дерек плюнул ловить его для разговора – родственник не называл свои отношения отношениями, с чего бы вообще им всем тогда сохранять видимость приличий, если их уже с прошлого раза не осталось?

Небольшой же подпункт соглашения, запрещающий с одним и тем же партнёром повторные игры под одеялом, был Стайлзом, а заодно и Дереком теперь нарушен, но он не особо этим страдал: под одеялом с мальчишкой он и не собирался встречаться.

Позже, говорил себе он. Это случится позже.

Когда Стилински поймет то, что сам Дерек понял сразу же после его нежданного визита, эксклюзивно прочувствовав себя единственной болевой точкой Питера Хейла, которую можно раздражать и раздражать до тех пор, пока старший Хейл не взорвется и не покажет, как сильно он любит или же не любит своего приставучего красивого щенка.

...– И давно вы стали жить вместе? Или как это у Питера называется? – спросил Дерек, пробуя пультом закрыть и открыть какие-то модерновые жалюзи на окнах – новшество, заказанное в лофт старшим Хейлом.

– Эмм.. – задумался Стайлз и, чтобы продлить для себя время раздумий, отобрал у Дерека пульт. – Ты жмешь не ту кнопку. Вот. Эта.

Они валялись на диване. Достаточно близко. Но недостаточно, чтобы касаться друг друга.

Стайлз, наведываясь на ежедневную чашку кофе к неузнаваемо изменившемуся, сдержанному Дереку, понимал – его план провалился. Месть была жалкой. Наказывать Хейла за то, что он вернулся, было мучительно. Потому что мучил он прежде всего себя.

Дерек простыми вопросами развеивал его уверенность в обретенном счастье. Но Стайлз упорно нарывался, доказывал, старался хотя бы выглядеть счастливым. Поэтому и принял повторное приглашение своего бывшего парня, который пожелал сделать вид, будто ничего между ними не случилось в тот первый неудачный визит Стайлза.

Поначалу были микроскопические чашечки черного эспрессо и неловкость, сквозящая в паузах; за ними последовали коробочки тайской еды с извечным обсуждением восточной кухни, беседы о которой не давали поводов краснеть.

Потом были ужины. Благопристойные и не допоздна.

И Стайлз уже на втором смог заглотить прекрасно прожаренный стейк под одобрительным взглядом Дерека. А все мы знаем, что если ты не теряешь аппетит на первых трех свиданиях, то можешь смело переводить зарождающиеся отношения в разряд дружеских.

Стайлз неожиданно обнаружил, что если не раздражать Хейла сексуальными перфомансами, то с Дереком ему легко и просто. Безопасно. Что он может быть неплохим другом и отличным слушателем.

– Год назад, – ответил он наконец на заданный вопрос. – Я стал... мы стали жить вместе где-то год назад.

Слова не шли: эту историю рассказывать не особо хотелось. Хотя Стайлз прекрасно помнил тот вечер, когда Питер молча открыл ящик своего модного итальянского комода – пустой ящик – и так же молча предложил ему сложить туда свои вещи.

Но, в общем-то, сначала будущий аналитик Стилински получил работу...

... – Зачем тебе вообще проходить практику у меня?

– Затем, Питер, что твоя компания лучшая.

– Слушай, Стилински, мне некогда тебе сейчас объяснять, что к стажерам я отношусь, как к грязи – это слова моей секретарши. К слову, уволенной. Потому что она ошиблась – к стажерам я вообще никак не отношусь. И к тебе не буду. Зато драть буду регулярно.

Стайлз сам не понял, отчего расплывается в дурацкой улыбке – от почти уже полученного согласия Хейла на свою стажировку в его фирме или же от того, что там его будут драть.

– Не в том смысле, пиздёныш, – оборвал его мечты босс.

– Я и не рассчитывал, – соврал Стайлз, протягивая бланк своего резюме на утверждающую подпись.

И тем же вечером в “Вавилоне”, когда только что кончивший Хейл уткнулся ему в лопатки, тяжело дыша в спертом воздухе комнат отдыха, они условно договорились об офисном нейтралитете, своеобразной территории нелюбви и антисекса.

– Костюм приглушенных тонов и белая рубашка, – строго проинформировал Питер напоследок о дресс-коде, и уже в понедельник самолично срывал с мальчишки идеально отглаженные брюки вместе с трусами у себя в кабинете, раскладывая того на большом директорском столе...

Месяц пролетел быстро. Работа была интересной. Стайлзу даже выписали небольшой оклад, который позволил ему наконец-то снять небольшую квартирку подальше от дома вечно занятого отца и перестать, когда в семье становилось невыносимо, совершать набеги на спальню той самой Лидии.

Район был тот еще, а квартирка – дырой, но Стайлзу нравилось.

Питер же, побывав там и даже на минет не согласившись, побрезговав обнажать член в таком убогом жилище, никуда Стайлза из своей квартиры вечером не отпустил, приглашающим жестом открыв пустой ящик своего комода. Молча попросив остаться не только на одну ночь.

Стайлз помнил, как долго он смотрел в пустынное нутро итальянского совершенства, с содроганием представляющего, как там, внутри него, сделанного из благородного венге, будут храниться смешные трусы с яркими принтами, купленными на распродаже.

Он согласился легко, даже не подумав поломаться. А Питер первый же вечер их совместного проживания отметил... двухнедельным своим отсутствием, укатив в Чикаго решать какие-то дела. Вернувшись, он тут же устроил секс-вечеринку, где самоустранившись со сцены – их общей постели, смотрел, дымя травкой, как Стайлза с разных сторон имеют два огромных актива.

Нам нужно отметить твое новоселье, солнышко, сказал он...

... Дерек наконец справился, и замысловатая конструкция на окнах стала уверенно сдвигаться, затемняя лофт до интимного полумрака.

– А он вообще в курсе, что ты мотаешься ко мне каждый обеденный перерыв? Уже неделю? Он знает? – неожиданно спросил он Стайлза, вдавливая палец в кнопку пульта так сильно, что побелели костяшки.

– Кто? Питер? – очень ненатурально переспросил Стайлз. – Знает, конечно.

– И что?

– А что? Новый проект заботит его неимоверно больше, чем это, – немного досадливо произнес Стилински и тут же покраснел – досада выдавала затаённую обиду, а в планы не входило плакаться в жилетку.

Еще недавно в планы входило соблазнять.

Плохо получалось.

Пару раз в конце дружеского свидания Стайлз спрашивал у своего бывшего парня – “Потрахаемся?”. И бывший парень оба раза качал головой, говоря “нет”.

Не получилось даже в тот вечер, когда Стилински, использовав свой ключ, проник в лофт без разрешения и ждал Дерека уже там, подготовившись к битве...

Белые носочки с белыми кроссовками, классическими Рибоками, были на порядок белее, чем светлая кожа Стайлза, усыпанная родинками. Белое же отлично подчеркивало темные волоски, покрывающие лодыжки, и темный, курчавый треугольник лобковых волос. Они выглядели угольно черными, они бросались в глаза даже больше, чем спрятавшийся в них вялый член.

Наряд был вряд ли верхом эротизма, но Стайлз ничего не мог с собой поделать – в лофте было чертовски холодно после недели неожиданных заморозков. Пол обжигал прохладой голые ступни, и первоначальное решение встречать Дерека абсолютно обнаженным он отмел. Стуча зубами, натянул носки и кроссовки, и так уселся на стол, ждать нынешнего хозяина траходрома.

Зад холодило закаленное стекло дизайнерского стола. Член скукожился в сморщенную колбаску, и только соски дерзко торчали двумя темными пуговками.

Стайлз оценивающе посмотрелся в зеркало, висящее напротив. И несмотря на дурацкие носки с кроссовками, увиденным удовлетворился. Тихо одними губами шепнул сам себе – “Hot”. И, услышав как лифт поднимается на последний этаж, раздвинул пошире ноги.

Юность прекрасна сама по себе. И даже такая, смеющаяся над собой в образе нескладного мальчишки, который в распущенной позе уселся на стол и мило болтал ногами в белых кроссовках.

Ведь не должно было возбуждать, а возбуждало!

Дерек нахмурился. Этим и оборонялся пару минут, пока рассматривал обнаженного Стайлза, сидящего на стеклянном столе.

Голый, белый, смешной мальчишка, тискающий свой член и бесстыдно смотрящий в глаза бывшему парню.

– Привет, – сказал Стайлз тихо и многозначительно.

А потом раздвинул ноги еще шире, задрал одну в грязном кроссовке повыше, поставив ее на стол и, приподняв мошонку, погладил себя по вспотевшей дырке.

Дерек не видел анатомических нюансов, он просто знал – Стайлз сейчас ласкает себя именно там, где он и представил. Трет свой анус подушечками пальцев, и даже с такого расстояния видно, что давит на него. Сильнее и сильнее, так, чтобы стало видно блеск выделившейся смазки, которую Стилински запихал в себя заранее.

Палец проскользнул в отверстие, и Стайлз чуть запрокинул голову, прикрыв ресницами глаза. Он выглядел красивым распутным чертёнком, и Дереку больше всего на свете хотелось подойти и заменить пальцы, ласкающие Стайлза изнутри, на свои собственные. Ощутить жар и инстинктивные сжатия, представив, как чужая плоть сжимает не пальцы, а член.

Как бы он не стоял далеко, вскоре донеслось и характерное хлюпанье: Стайлз ускорил движение пальцев. Его член встал в полную силу. Дергался от ритмичных фрикций, а нога в белоснежном кроссовке все продолжала и продолжала мерно покачиваться в воздухе, словно в такт модной попсовой песенке...

Подойти, прекратить рукоблудие, трахнуть самому.

Подойти, прекратить рукоблудие, пристыдить и выгнать.

Дерек в три шага преодолел разделяющее их расстояние. Нагнулся, поднимая с пола брошенную второпях одежду. Кинул её в Стайлза.

– Одевайся. И как еще не надоело?..

Стилински обиженно замер. С характерным звуком вынул из себя пальцы и заставил Дерека засмотреться именно туда, на них, все еще блестящих от смазки и выделений. Возможно, если бы Хейл вылизал испачканные пальцы Стайлза сейчас с достаточным энтузиазмом, это бы мгновенно извинило его напускную холодность, которую выдерживать больше не было сил. Но Стайлз сам спас Дерека от греха. Состроив противную рожицу, совсем не стесняясь себя голого, заявил:

– Господи, Дер, ну почему ты не можешь быть, как все?

Вот те раз.

– Как все? Как все те парни, с которыми вам обоим позволителен левый трах? Которые только и ждут горячего предложения? Ждут секса? Этого ты от меня добиваешься?

– Я просто не упускаю возможности поиметь красивого мужика, вот и все, – ужасно фальшиво объяснил свои действия Стайлз.

– Прости, но этот красивый мужик только что тебе отказал. Уже в... который раз? Третий? – насмешливо подсчитал Дерек и тут же постарался жестокую насмешку погасить. Нет никакого геройства в том, чтобы последовательно отталкивать и отталкивать от себя безответно влюбленного, он знал. Пусть Стайлз и не был им.

Дерек, и сам не понимая почему, чувствовал себя настоящим садистом, отказывая мальчишке. Будто тянул из рук заливающегося слезами ребенка игрушку, отбирал просто так, ни для чего, а чтобы помучить.

Но ребенок Стайлз передышки на мимолетную жалость ему не дал.

– Ты просто боишься Питера, вот и не трахаешь меня, – выдал он с удивительным апломбом.

– Конечно, боюсь, – легко согласился Хейл, чтобы не раздражать малахольного. Спросил строго: – А Питер вообще знает, спрашиваю еще раз, что ты ко мне бегаешь с конкретным предложением?

Он не стал, как раньше, смягчать название того, чем вообще Стайлз занимался всю эту неделю. Сказал, как есть.

– Ладно, – согласился с ним Стилински, – Питер не знает. И что?

– А то, что мне кажется, когда мое грехопадение свершится, узнает он об этом непременно первым. Так?

У Стайлза был дурацкий вид.

Полуодетый и смешной, он так и сидел на столе, болтая ногами. Не зная даже, что сказать на обидные предположения Дерека.

Дерек допрос продолжил:

– И зачем тебе это?

Он уже давно догадался – зачем. Просто сейчас окончательно убедился.

И, бросив жалеть жестокого ребенка, внезапно захотел защитить Питера, как своего в стае; старшего, нет, стареющего родственника, которому этот молодой щенок, только что отрастивший настоящие зубы после молочных, не даст ни единой поблажки, когда будет шутя играть чувствами, а после смачно грызть выцарапанное из груди сердце.

Спасало то, что Дерек знал – у Питера сердца нет. Но на чувствах – своих и дяди – позволить играть он не мог.

– Почему ты не скажешь мне правды, Стайлз? Чего ты хочешь добиться от меня или, проще сказать, от Питера?

Дерек вдруг понял по удивленному лицу Стайлза, что сам мальчишка ни о чем не догадывается, действуя наобум и ища пути спасения своей любви интуитивно и вслепую. Как, впрочем, все влюбленные, необратимо изуродованные своим чувством до состояния незрячих.

– Постой, ты что же, даже не понимаешь, что творишь? Стайлз?

Тот угрюмо уставился в угол, не отвечая.

– Ты не понимаешь, как глупо то, что ты делаешь? Провоцируешь его через силу, хотя тебе даже не хочется!

Это было обидным открытием, которое Дерек прятал в себе с самой первой их нынешней встречи, и, только высказав его вслух, понял, что не ошибался.

Стайлз сполз со стола на пол и зло запахнулся в накинутую рубашку, просто само воплощение оскорбленной невинности. Лучше показать, насколько действительно не заинтересован в сексе с Дереком, он не мог.

И Дерек не стал жалеть его.

– Думаешь, так же, как неприятно это тебе, станет и ему?

– Да что ты знаешь о том, что может, а что не может быть неприятно Питеру? – отчаянно прокричал Стайлз, усиленно прислушиваясь к своим мыслям. – Хотя... Да. Да! Да!!! Мне было бы интересно посмотреть хотя бы на то, как ему станет неприятно. Возможно, наш секс с тобой его немного бы расшевелил!

Было обидно понимать, что Стайлз так увлечен своей личной мелодрамой, что не осознает, насколько оскорбительные бросает фразы.

– Опять ты всё меряешь сексом!!! – нырнув с головой в чужие проблемы, с досадой заметил проглотивший обиду Дерек. – В мире полно других вещей, как и других способов воздействия!

Он сам себе не верил, говоря это, зная как дважды два, что секс – самая мощная движущая сила во вселенной. Это истина, которую усвоил он еще давно. Но Стайлза хотелось убедить в обратном, чтоб самому уйти из-под его огня. Сил держаться больше не было. Жестокий эгоист Стилински был прекрасной, желанной копией себя невинного, того самого, которого Дерек заполучил на недолгое время, обидно опоздав на три дня.

Сегодняшнего Стайлза хотелось наказать, выебать до обморока, приволочь к Питеру и бросить к ногам, как нашкодившего котенка – на, возвращаю. А не советовать, как именно нужно воздействовать на своего бессердечного любовника, чтобы хоть как-то вызвать в нем подобие ревности.

Но, вы же помните – из зерен дружбы может прорасти любовь. Поэтому Дерек сдержался снова, пока отрицая сексуальную составляющую их нового общения. Прощая мальчишке его нечестную игру.

– Что, все так плохо? – спросил тихо, зная уже, что да.

– Не знаю. Наверно, – уклончиво ответил Стайлз, удивленно подмечая искреннее сочувствие в голосе Хейла. – И ты прав. Методы воздействия были выбраны мной действительно неверно, раз уж Питеру не было неприятно смотреть на то, как меня имели на его глазах в два члена огромные парни из бейсбольной команды. Я... извини меня, короче. Господи, я даже за тот раз еще не извинился! Даже не подумал, как, наверно, тебе неприятно возвращаться в прошлое и вспоминать всю эту историю. Прости, Дерек, я не должен был. И, кстати, если тебе показалось, что я через силу...

Стайлз запнулся, не решаясь сказать правды, не решаясь признаться, что, в принципе, хочет его; боясь показаться излишне распущенным, неразборчивым, что ли? Хотя, казалось, куда уж сильней – минуту назад он сидел, ковыряясь пальцем в своей дырке и вовсе этого не стыдился.

– Прости, – снова начал он извиняться, – я просто решил... я вспомнил, как раньше у нас... Да неважно...

Это не было неважно. Дерек понимал. Дерек хотел сказать, что для него ничего не в прошлом, а странным образом продолжается, как только физическая близость их троих стала чуть менее отдаленной, чем спасительные четыре тысячи километров.

Но прежде, чем разговаривать о них, зациклившись на себе и своих чувствах, словно снова и снова совершая свою прошлую ошибку, он решил разобраться с Питером. Уложив последние частицы паззла на свои места и показав Стайлзу, у которого это не получалось, истинную картину.

Только без объятий, к сожалению, не смог. Мальчишка просто просился под руку.

Дерек, смущенно касаясь белой, и все еще кое-где оголенной кожи, неловко обнял его, прижал к себе и так замер на пару минут.

– Зачем ты с ним так? – спросил в темную макушку, защищая Питера и молчаливо намекая на то, что понимает свою собственную исключительность, свою эксклюзивность, став тем единственным, с которым Стайлзу в обход всех правил нельзя.

– Ты еще спрашиваешь? – глухо ответил Стайлз Дереку куда-то в шею. – Мы никуда с Питером не движемся. Знаешь, как это бывает у нормальных пар? Развитие отношений. И дело даже не в том, что мы все еще позволяем себе развлекаться на стороне. Дело в том, что кажется, будто это последний и окончательный уровень развития наших.

Дерек слушал внимательно, но слышал плохо: от Стайлза пахло особенно – незабытым детством; крупицами оставшейся в далеких уголках души и тела невинностью, которая все еще теплилась в нем, так и не уничтоженная огнём Питера Хейла.

– Искусственно разжигая конфликт, вызывая в нем ревность, ты вряд ли подтолкнешь Питера к эволюции, – вынужденно продолжая защищать родственника, все же произнес Дерек. – Он же никогда не обещал тебе иного. Он сразу сказал, что ничего не даст тебе. Не даст никакого подобия отношений! Тем более – гетеросексуальных.

– Я думал, что со временем изменю это, понимаешь? – глаза у Стайлза загорелись, будто он и вправду все еще верил в то, о чем говорил. – Я же единственный, кто так надолго задержался в его постели! В его доме!

– Просто потому, что оказался до ужаса настойчивым.

Дерек лгал. Он должен был сказать правду, звучащую примерно так: “...ты оказался по-настоящему влюблённым в него. А это очень ценимо даже такими бессердечными самцами, как Питер Хейл”.

Но не сказал. Что бы эта правда изменила?

– Настойчивость, особенно моя, она только раздражает Питера, – кисло сказал Стайлз. И обоснованно возразил: – Дело не в ней. Ты сам не знаешь, почему он со мной. Ты просто не можешь этого знать, Дерек. Ты был всегда слишком далеко.

Верно было подмечено – даже когда Дерек был рядом, он ничего не замечал, идя ко дну с грузом своей любви на шее в одиночестве. Упившись мечтами допьяна и пропустившим кульминацию драмы, успев открыть глаза лишь к занавесу.

Удивившись такой проницательности, Дерек внимательнее вгляделся в повзрослевшее лицо Стайлза, ослабив объятия, и тот вдруг опомнился, отстранился, стыдясь – и своего полуголого вида, и жалоб.

И все-таки, не сдержавшись, снова пожаловался:

– Я, знаешь, чертовски устал. И больше не хочу жить... так...

Да кто бы захотел, солнышко?

Дерек посоветовал честно:

– Ты или принимаешь Питера таким, какой он есть или... бежишь. Но, думаю, тебе не нужно этого делать, потому что он по-своему любит тебя. И поверь, в этой фразе главным является глагол, а не наречие. И мне кажется, он достаточно много дал тебе, доказывая это.

– Да он чёрт знает сколько мне дал! – раздраженно признавая это, выпалил Стайлз. – Кроме того, что мне единственно было от него нужно.

Дерек вздохнул.

Будущее.

Вот чего Питер никогда никому не обещал, замкнутый в мистический световой плен бликов зеркальных шаров “Вавилона”; там, где он прожигал своё настоящее, стремясь к недосягаемой цели – умереть молодым. И, скорее всего, одиноким.

– Питер любит тебя, – сказал Хейл упрямо, стараясь убедить и себя в этой полуправде. Почти отказываясь от своего первоначального плана завладеть Стайлзом Стилински и увезти его отсюда подальше; отчаянно мечтая, чтобы там, в Массачусетсе, и у него самого все оставалось хорошо. Цельно. Чтобы, сработав как якорь, насильно вернуло его в туманы Бостона, вырвав из топкой трясины прошлого, где все они все еще были тесно переплетены вместе.

– Питер любит тебя, – повторил Дерек уверенно.

– Питер меня трахает, – жестко возразил Стайлз и поставил точку: – Это всё.

====== Часть 9 ======

Это было не всё. Питер не только трахал его. Питер делал это затейливо. Он делал это с очевидной заботой, придавая термину совершенно иное звучание и окраску.

Стайлз, отыскав в себе достаточно смелости после целой бутылки текилы, которую они с Дереком после их разговора приговорили, сидя на полу, заплетающимся языком вспоминал вслух о своем заботливом любовнике. Но, запнувшись о первый пикантный нюанс в повествовании, полной версии истории рассказывать Дереку не стал, ограничившись безрейтинговым вариантом...

...”Чрезвычайное собрание Комитета по правам геев и лесбиянок пройдет в здании... Время сбора...”

Стайлз стоял у витрины милой кафешки и таращился на объявление. На прошлой неделе в каком-то переулке напали на трансвестита, и гейская тусовка шумела. Комитет направил ноту протеста куда-то там; полиция безрезультатно разыскивала преступников, и шеф вовсю оправдывался тем, что такие преступления раскрываются плохо и дело не в том, что жертва – какой-то странный парень, одетый в женские шмотки: теперь нетолерантность по отношению к меньшинствам ушла почти что в прошлое.

Сзади послышался звук шагов, и жесткий молодой голос поинтересовался:

– Как тебе затея? Думаешь, они что-нибудь дельное решат?

Стайлз покосился на стоящего за спиной парня:

– Думаю, это правильно, говорить об этом, – ответил он немного равнодушно, незатронутый никакой трагедией в жизни, кроме своей любовной, – если все будут молчать, ничего никогда не изменится.

– Чушь, – резко оборвал его парень. – Если об этом только болтать, ничего не изменится тоже! Поэтому болтать не нужно. Нужно действовать.

– Как? – уже немного более заинтересованно спросил его Стайлз, отвернувшись от объявления и с интересом рассматривая своего неожиданного собеседника.

– Как? – удивленно переспросил парень. – Не слышал что ли, око за око?

Стайлз хмыкнул на фразу и присмотрелся к агрессору получше.

Мальчишка был точно таким, как он сам – совсем молодым. И очень азартным. Таких людей всегда замечаешь, всегда слушаешь, потому что они всерьез верят в свои идеи, пусть и провальные.

– Не вижу смысла в насилии, – пожал плечами Стайлз, ероша свои давно отросшие в одно сплошное торнадо черные волосы. Смотря с завистью на бритую голову парня напротив. – Насилие порождает только наси...

– Бред! – снова перебил его импульсивный парень и протянул руку. – Меня зовут Коди. И если хочешь сделать что-то действительно стоящее для всех нас – пошли со мной. Я собираю гей-бригаду для патрулирования улиц.

Когда влюблен, в тебе кипит сила. Расходовать её можно по-разному – совершать безумства или же творить благие дела. Главное, что её нужно куда-то девать, иначе взорвешься изнутри сам, особенно, когда любишь безответно.

Коди рассказал Стайлзу за этот вечер многое. Он рассказал о своей жизни, не очень-то веселой; о семье; объяснил, почему за свои права нужно бороться так, а не иначе. Он очень умело это доказывал. И через каких-то пару дней Стайлз уже сидел на съемной квартире, укутанный вафельным полотенцем и с жужжащей машинкой для стрижки волос у себя над головой. Он понял, что нашел что-то свое, нужное ему сейчас. Необходимое, чтобы ощутить себя мужчиной, а не только влюбленным неудачником, бесполезным обществу. Человек так устроен – в нём заложена потребность быть нужным. Казалось иногда, что он незаменим для Питера, но только до того момента, как новый красивый парень не входил в их общую квартиру; не проникал в спальню, и, стаскивая с себя одежду, не убеждал Стайлза в обратном.

Банда Коди нуждалась в нем. Все её члены были одного примерно возраста. Его возраста. Они были азартны и злы в стремлении оккупировать улицы города, расчищая их от витающей в воздухе невидимой гомофобии.

Могло показаться, что Стайлз слепо кинулся в очередной омут страстей, послушно устремившись за новым лидером. Купившись на его стального цвета, холодные глаза и симпатичную довольно мордашку. Хотя и сталь, и симпатичность к Коди прилагались, Стайлз не особо замечал это. Он следовал за идеей, все еще оставаясь мальчишкой, которому нужно воевать, особенно если предыдущая битва – любовная – была почти проиграна.

Энтузиазм Стайлза не остался без внимания – Коди его отличал, сделав напарником. Они были командой в команде, сойдясь быстро и стремительно, как только и бывает в юности между двумя мальчишками: и не друзья, и не любовники. Всегда что-то между.

... – Мы решили одеваться в розовое.

– Пфф...

Стайлз выразительно поиграл бровями – игривый пинк, по его мнению, лучше бы подошел лесбийской команде.

– Ты думаешь? – внимательный к реакциям своего нового друга, поинтересовался Коди. И объяснил свой выбор цвета логичным: – Это то, что выгодно будет отличать нас от всех остальных на улицах. Это просто яркий цвет, но содержащий маленький подтекст – принцессы, трахающиеся в задницу, могут надрать зад и тебе, вонючий натурал.

Коди всегда был излишне агрессивен, но Стайлзу это нравилось. Нравились их одинаковые прически почти под ноль. Да и розовый цвет, чего уж там, ему самому был к лицу.

Они уже пережили пару вылазок, когда по-хозяйски обходя районы, пытались уловить в душной атмосфере большого города воинственные настроения спокойно прогуливающихся натуралов. Те, как назло, все были умиротворенно-миролюбивыми. Спешили куда-то в обнимку со своими девушками, ехали мимо в машинах, не обращая внимания на обнимающихся парней, и лишь однажды из проезжающей, пижонски красной, в их адрес выкрикнули что-то похожее на ругательство.

И вот тогда они впервые подрались. Мелькая розовыми футболками, мутузили тех парней из авто, и это было скорее весело, чем серьезно. Именно после этой бойкой драки Стайлз избавился от своих волос, прекрасно понимая, что должен будет рассказать Питеру обо всём. Тем более, что его взрослый парень и так уже многозначительно, и пока молчаливо вскидывал брови, заглядываясь на розовое. С внезапным интересом присматривался к штанам в стиле милитари. И деланно равнодушно посматривал на часы, который раз уже отмечая ежевечерние отлучки Стайлза до самой ночи.

– Крутая у тебя стрижка, – наглаживая ежик рукой, со смыслом произнес Питер в тот день, когда увидел, как лохмы Стилински превратились в лаконичные два миллиметра.

Стайлз ухмыльнулся довольно – похвалы Питера были редки. Они были сродни драгоценностям, которые собирал он уже долгие два года в невидимую шкатулку, ожидая и боясь её окончательного наполнения, но она все не наполнялась и не наполнялась, покуда Стайлз не обнаружил, что дна-то в ней нет.

Ему всегда было мало ласки от Питера Хейла.

Стайлз понимал – жадничать нехорошо, но кроме этих моментов у них ничего не было. Ни роз, ни сантиментов. Только трах, хороший, качественный трах, и мимолетные комплименты, едва похожие на романтический бред, которого ждать от Питера, естественно, не приходилось.

В общем, новый стиль Стайлза Хейлу понравился.

Как очень понравилось ебать его на стуле чуть позже, когда Стилински, поправ все их правила, приперся домой за полночь, разозлив своего взрослого любовника до озверения.

Питеру очень шло быть зверем. Он мог сделать больно, но неосознанно, как делают это животные. И Стайлз терпел. Стайлз признавал, что неистощимый магнетизм его парня подпитывается именно этим – его звериной, взявшейся не пойми откуда, из прошлой жизни наверно, сущностью.

Питер сжимал его в объятиях с такой силой, что делал больно из-за саднящей царапины на спине, которую Стайлз посадил себе, когда грохался о чью-то машину, в драке отброшенный на нее ударом незнакомого парня. Другие молотили Коди и еще пару геев в розовом, и все же их банда победила, заставив натуралов позорно бежать.

– Мы сделали их, сделали этих пиздюков! – шептал он на ухо Питеру, скользя на его потных ляжках и цепляясь рукой за спинку стула; чувствуя, как член Хейла входит в задницу до упора, растягивая толстым основанием дырку так сильно, что боль от потревоженной ссадины плавно перетекала вниз.

Питер подкидывал его, легкого, мощными ударами бедер, резким движением заставляя возвращаться на исходную позицию, насаживая на себя так глубоко, что Стайлзу казалось – в него вгоняют сваю. Но он упрямо сжимал ляжками ноги Питера, объезжая его, как породистого жеребца, и только выдыхал рваные стоны, когда тот подгонял его шлепками по белой заднице. А через несколько минут запрокинул бритую голову и закричал, кончая Хейлу в обхватившую его пенис ладонь...

Питер отказался принимать душ, словно не хотел смывать с себя запах возбужденного мальчишки. Стоял рядом с кабиной, расслабленно мочился в унитаз, играя струей, как маленький мальчик, поглядывал с удовлетворением на стройный силуэт своего парня, теряющийся в клубах пара. Потом Стайлз вышел, и Хейл, конечно, заметил его боевое ранение. Заботливо дотронулся до красной полосы, которую по незнанию сам нещадно терзал получасом ранее, но Стайлз отдернулся – ерунда, царапина, сказал.

Он удивительно быстро свыкся с тем, что в драке чьи-то удары могут причинить ему реальную, не придуманную боль. Он радовался ей, он её не боялся. И Коди смотрел с уважением, замечая это, хоть и не зная причин такого бесстрашия бывшего домашнего мальчика Стайлза Стилински.

Позже, когда они набили морду очередному парню, в шутку прокричавшему их розовой группе “Пидоры!”, вся банда разбежалась кто куда от прибывших по чьему-то звонку полицейских. Разделившись, они оказались в темном переулке вдвоем именно с Коди, и Стайлзу там был продемонстрирован настоящий пистолет.

У него встал от одного только вида холодной стали. А тяжесть его, когда Коди всунул ему в руку ствол, была сравнима с тяжестью члена. И это было так возбуждающе...

– Он настоящий? Да? – шептал Стайлз, тиская в руке оружие.