Текст книги "Сердце Хейла (СИ)"

Автор книги: Lieber spitz

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Не то, что сейчас, когда Стайлз, утонув в печальных глазах своего бывшего парня, вдруг прочел в молчаливом недоумении Дерека то, что не хотел раньше видеть – они с Питером не сдвинулись с места, оставшись там же, где были. Со своими правилами и жестким распорядком дня и ночи, в котором главным ингредиентом всегда был секс.

И это только что потерявшего девственность Стайлза сначала устраивало. Да и кого в семнадцать не устроит регулярный трах до потери сознания?

С того самого вечера, когда Питер оставил Стайлза у себя, найдя в кофейне, они продолжили... общение. Так это называлось. Стайлз таскал Питеру кофе – не важно, по утрам или же вечером – и зарабатывал стаканчиком латте немного нежности. Минут пять-шесть, на каждый дюйм своего трепещущего в ожидании чудес необрезанного члена. Потом Питер мягко, но твердо переворачивал его на живот, раздвигал коленом ноги, шуршал оберткой презерватива и... общался со Стайлзом как мог – глубоко, размашисто и долго.

И где-то через месяц после отъезда Дерека – Стайлз именно с этого момента отсчитывал начало эры их новых отношений с великолепным дядей, в полнейшей темноте – пусть чувственной, но абсолютно кромешной – Стилински стал замечать редкие вспышки чего-то иного в своём реалистичном любовнике, словно проблесковые маячки, сигналящие ему о том, что Питер Хейл – не такая уж бесчувственная сволочь.

... – Иди в душ.

– Зачем, Питер?

– Ты пахнешь немытым мальчишкой, – Хейл усмехнулся.

– Я мылся утром, – обиженно пробубнил Стайлз, скрываясь за дверью душевой, и все еще находясь в зоне обоюдной слышимости. – И не так уж сильно стал вонять к вечеру, чтоб ты знал...

– Мне это неинтересно, милый, – язвительно заметил Питер вслед. – Твой утренний душ уже история. И поверь мне, я знаю, как пахнут грязные немытые мальчики. Так вот. Сейчас ты грязный немытый мальчик. Помойся хорошо. Понял?

– Понял, понял, – все так же обиженно отзывался Стайлз сквозь струи уже вовсю льющегося на него ливня воды, покорно принимая знание о том, что Питеру не нужны никакие сведения о проведенном им дне – сведения, содержащиеся в тонких запахах, сохранившихся на его худом теле. Ему не нужен был и он сам, а только его юная анатомия и, по возможности, абсолютно чистая.

Он был согласен на это, теряя себя в первой своей влюбленности полностью.

Оправдывая её силой собственное безволие и беспринципность. Уничтожая свою личность, растворяясь в другой. И переплавляясь в совершенно иного Стайлза Стилински, который наслаждался каждым прожитым днем, особенно, если день был наполнен Питером Хейлом.

В тот четверг, намыливая себя и предвкушая, он привычно потеснился, впуская под душ своего любимого; привычно намылил ему спину, срываясь движениями на ласки; был развернут лицом к стене и полностью ощупан своим требовательным любовником.

– Блять, Стайлз, ты яйца вообще бреешь?

Питер взвешивал в ладони его тяжелую, но аккуратную мошонку, щекоча себе пальцы закручивающимися волосками, растущими на ней.

Стайлз покраснел – он был уверен, что темная поросль как раз-таки придаёт ему брутальности, с чем всегда были проблемы. Но Питер смотрел на его волосатые яйца будто впервые и морщился.

– Это пиздец, солнышко, полный, – брезгливо заключил он и наставительно заметил: – Яички должны быть гладкими как шелк, понял? Потрогай мои.

Стайлз опустил руку, смяв в горсти Питеру расслабленную мошонку.

Ну, шелк.

– Нравится?

Пришлось кивнуть и покраснеть снова: раньше Хейлу было необъяснимо все равно. И вот сейчас он озадачился такой мелочью настолько серьезно, что даже достал бритву, даже встал перед умирающим от стыда Стайлза на колени, и даже намылил ему поджавшиеся яйца, ставшие от напряжения двумя твердыми орешками в сморщенной кожуре.

– Господи, тебя тронуть нельзя, чтобы ты не возбудился, – хмыкнул Питер и ласково провел пальцами по торчащему между ног члену. – Давай, расслабься, иначе будет неудобно брить...

Это был беспрецедентный акт. Очень забавный и очень... интимный. Интимней даже момента, когда кто-то заботливо учит тебя завязывать галстук и прикасается к самому беззащитному твоему месту на теле – к горлу.

Питер прикасался к яичкам. Бритвой. Интимность зашкаливала.

– Вот так, солнышко. Теперь тебе можно отсасывать. Не представляю, как бы я прожил еще хотя бы один отсос с этими кошмарными волосами на твоих прелестях... Боже, у тебя снова встал! Ладно, пойдем в спальню.

Логичнее всего было бы ожидать после такой экзекуции обещанного минета, но Питер как назло бросил восхищаться новой мошонкой Стайлза, переключившись на более горячие места. Там, кстати, пушистость его отчего-то устраивала: между ягодиц у мальчишки имелись крутые завитки, которые сводили Хейла с ума весьма сильно.

Именно туда Питер направил свои усилия, даже не прикасаясь к пылающим от тщательного выскабливания яйцам.

Стайлз потом лежал без сна, как дурак, тиская в кулаке свою безупречно шелковую мошонку, как некий артефакт, доказывающий, что в их отношениях, которые Питер по-прежнему отрицал, может появиться бытовая составляющая, ничего с сексом общего не имеющая; какая-то простая мелочь, вроде зубной щетки номер два, такого же голубого цвета, что и хозяйская; или же бритва, очень дорогая, дороговизной своей орущая о принадлежности к вещам Питера Хейла, но на которой теперь, как бы хозяин её не мыл, остались навсегда чужие темные курчавые волосики.

Это была первая очевидная ошибка Питера, с которой он начал безмолвно убеждать Стайлза в своей странной неправильной любви. Хотелось верить именно в это.

Но чаще они просто трахались. Чудесным образом Питер находил его в порочном водовороте Вавилона, куда Стайлз стал наведываться регулярно, целенаправленно стараясь быть в поле зрения своего мужчины.

Он бы хоть каждый вечер ходил по гей-барам и другим сомнительным местам, где бывал Хейл, но платный вход и дорогие напитки, которые ему все равно не продавали, заметно осложняли процесс.

Его часто отмечали своим вниманием крепкие взрослые мужчины, но Стайлз искал глазами Питера, только его.

Ужасно бывало обидно, когда протанцевав с ним, а лучше сказать – пообжимавшись на танцполе весь вечер – он наблюдал, как его голубоглазый распутник уходит из клуба с другим. С непривычки хотелось реветь от бессильной злости, но через полгода, нарастив броню, Стайлз несмело заглянул в комнаты отдыха “Вавилона” сам.

Потом ему случалось бывать там всё чаще – в полном алкогольном отупении, пребывая в котором, он получал удовлетворение не от того, что его качественно ебали, а от наблюдающих за его демаршами взглядов Питера.

Стайлз неосознанно выбирал партнеров помладше, идеально – своего возраста, почти машинально угадав слабое место Питера Хейла, чьё имя навевало воспоминания о совсем другом мальчике, которым самому дяде было уже не стать – он не обладал волшебством вечной юности.

И в тот раз парень был немногим старше его: Стайлз подозревал, что они неплохо и даже гармонично смотрятся вместе.

Он опытно потянул его в комнаты отдыха, заведя в небольшую кабинку, скрытую от глаз других полупрозрачным пластиком. Резво стянул с себя джинсы, боясь передумать, потому что всегда был немного неуверен в том, что этот очередной бессмысленный секс не с Питером ему нужен, и развернулся к стене, расслабив ягодицы. Выслушал сквозь грохот музыки какое-то извинительное бормотание насчет отсутствия презерватива и легкомысленно на пьяную голову внимание на это не обратил...

Член у парня был большой, насколько успел Стайлз заметить и почувствовать копчиком, куда собственно и уперлась головка, сразу же скользнув ниже. Но приладить его актив не успел, из соседней кабинки раздался смутно знакомый голос, который произнес достаточно зло:

– Какого черта ты делаешь, Стайлз?

Парень, тыкающий в него членом, дернулся от неожиданности, а Стайлз заполошно стал прикрываться, смутившись своего положения так сильно, что стало смешно.

– Блять, Питер, откуда... ты что, следишь за мной? – вырвалось у него.

– Не льсти себе. Мне только этого не хватало – следить за каким-то пиздёнышем, который хочет как можно быстрее спустить свою жизнь в унитаз! – непонятно рыкнул на него Питер через плечо шокированного парня, так и не успевшего затолкать свой член в Стайлза.

– Я... я не хочу... в унитаз... – обиженно пробормотал Стилински, ничего не понимая и собираясь улизнуть.

– Чувак, отъебись, ты мешаешь, – почувствовав изменившееся настроение своего почти-любовника, огрызнулся партнер Стайлза.

Но Питер никуда, конечно же, не ушел. Прервав свои упражнения с каким-то красавчиком, он нагло вторгнулся в их кабинку. Как-то по-особенному, по-своему, посмотрел на незнакомого парня – и как это у него получалось всегда, кто бы сказал? – и тот, Стайлз даже затылком почуял, заулыбался, включив режим флирта, и даже повернулся так, чтобы откровенно показать свой член. Питер наверно посмотрел одобрительно, потому что этот перебежчик, перестав злиться на вторжение третьего, вдруг снова положил свои руки на бедра Стайлза и приглашающе Хейлу кивнул – “Присоединяйся!”.

– Не против, я посмотрю? – слишком уж утвердительно задал вопрос Питер, пока Стайлз вовсю в панике дергался у стены, вслушиваясь в его вкрадчивый голос, который, как он знал, ничего хорошего не сулил.

Потом он почувствовал, как его шлепают все еще голым, не облаченным в презерватив членом по ягодице и дернулся от касания, словно даже оно могло бы чем-то заразить.

Он понял, что взбесило Питера.

– Не боишься ничего подцепить? – спросил тут же Хейл, обращаясь конкретно к активу, – может, обеспечить тебя этим?

И не слушая невразумительного лепета (“Чувак, я чист, он – тоже, я уверен!”) Питер швырнул ему в лицо презерватив, приказав:

– Сейчас ты наденешь гондон и трахнешь этого глупого недоумка на моих глазах. Потом, возможно, я сам тебя трахну.

– Как скажешь, чувак, – не слыша холодной ярости, не понимая её, скрытую под слоем неживой вежливости, легко согласился парень. И предложил разнузданно: – А хочешь, паровозиком можем, я с удовольствием...

Стайлза никто ни о чем не спрашивал, что было унизительней всего.

Руки случайного любовника держали крепко, но крепче – сталь в голосе Питера, с которой он руководил их извращенным сексом. Он не побрезговал даже встать поближе, прижаться к парню, который вколачивал Стайлза в стену, и шептать ему на ухо непристойности, нежнейшим голосом называя Стилински “Маленьким неразумным пиздёнышем”.

Стайлзу казалось, что трахает его сам Питер, и от таких мыслей он кончил позорно быстро. Сполз по стене, потому что коленки не держали, и сам не понял, как остался наедине с Хейлом. Который не подумал помочь ему встать, а сказал безжалостно:

– Твое дело – позволять трахать себя без защиты, милый. И мне было бы наплевать, если не одно обстоятельство – мне необходимо, чтобы ты, черт возьми, был здоров. Мне необходимо это, потому что пока тебя трахаю я, ты должен быть в форме.

Стайлз был слишком утомлен и унижен, чтобы расслышать нотки заботы в голосе. Но он с кипучей радостью диагностировал нечто другое, взволновавшее его сильней.

Ревность.

Её-то Питер, глупец, как раз не скрывал.

– Еще раз увижу тебя рядом с этим неполноценным ублюдком – убью обоих.

Стайлз, поднимаясь с пола, улыбался.

А в следующую пятницу, решив проверить любовника на прочность, демонстративно лавировал среди танцующих к комнатам отдыха с тем же партнером-неполноценным ублюдком, напряженно сканируя выражение лица Питера.

– Гондоны взял? – одними губами спросил его невозмутимый дядя, выглядывая из-за плеча женственного педика, которого угощал сладеньким “Космо”.

Стайлз растерянно кивнул и получил в ответ такой же кивок-благословение от самого Питера Хейла, ревность которого оказалась очередным мифом.

Они не вспоминали этот случай. А Питер всегда изображал крайнюю степень забывчивости насчет торжественного обещания Стайлза хранить ему верность.

Но как-то раз, обнимая мальчишку за стойкой бара, накачанный легкой веселящей дурью, Питер всунул в руку Стайлза горсть презервативов:

– Будь в безопасности, Стайлз. Всегда, – сказал серьезно, даже просяще и тут же подтолкнул в спину: – Иди, найди кого-нибудь, потрахайся с ним...

– Я больше ни с кем не хочу трахаться, – жалобно прошептал Стайлз, сопротивляясь изо всех сил желанию уткнуться в сильную загорелую шею носом. – Только с тобой.

Но Питер легонько оттолкнул от себя мальчишку – не сегодня, солнышко. Сегодня я не в настроении...

Не в настроении Питер был на редкость... редко. Никогда.

Стайлз, прикидывая его возраст, о чем разговоров Хейл совсем не любил, думал, что это – магия; дарованный богами жаркий, испепеляющий всё темперамент настоящего южанина, неиссякающий запас зноя, текущего в венах, который и побуждает Питера желать, желать, желать... Желать секса настолько непрерывного, что зарождались иногда у Стайлза сомнения в природе этого вечно голодного либидо.

Каясь уже в процессе обыска, который Стайлз устроил как-то в квартире Хейла, с упорством выискивая улики, он ужасно боялся, что найдет-таки голубенькие пилюльки, с ходу превращающие Питера Хейла в простого смертного. И пилюлек нашлось немало – дядюшка был весьма дружен с химотой, как раньше дружен был и с личным своим дилером – Дереком, который и поставлял ему стимуляторы. Но среди них не было тех самых, для неудачников.

Обыск закончился весьма позорно. Едва Стайлз добрался до очередного интересного ящика, где обнаружился склад игрушек, его схватили за руку и волоком оттащили на кровать. Некстати вернувшийся Питер, подкравшийся к нему незаметнее пумы, был скорее весел, чем зол, потому что нельзя было не веселиться, глядя на испуганно держащего в руке странное приспособление пойманного с поличным мистера Стилински. Те фаллоимитаторы, двусторонние самотыки, анальные пробки, наручники, бусинки, бусы и огромные бусины из силикона не так потрясли неискушенного бывшего девственника, как диковинная прозрачная колба со шлангом и манометром на одном конце, и имитацией ануса на другой. Стайлз, увидев ЭТО, подумал сначала о чем-то медицинском, типа обычного аппарата для измерения давления, которым пользовался его отец после особенно тяжелых смен в участке или же в панике – после выпитой целой бутылки виски. Но повертев манометр в руках, заметив искусно сработанное заднепроходное отверстие, ему стало понятно, что надевается штука отнюдь не на руку, да и измеряет нечто другое.

– Любопытничаешь, Стайлз? – спросил его Питер, валя на кровать и тут же объясняя: – Это помпа. Для члена. Попробуем?

Стайлз мог и хотел бы отказаться, но положение не позволяло: руки Хейла держали его пригвожденным к простыням, а чувство вины было адским.

Раньше они вообще не признавали игрушек. Питер трахал его, не используя неживых аксессуаров, не доверяя в этом деле силикону. Но сейчас, поймав воришку за руку, логично хотел наказать Стилински найденным им приспособлением.

Стайлз со скрипом выудил из памяти некие познания о вакуумных помпах и важно произнес:

– Помпа? Она же для тех, у кого не стоит?

Питер молча поднял бровь. В последнюю их встречу он трахал Стайлза без остановки практически до утра, не жалуясь на потенцию нисколько.

– Снимай штаны, любопытный засранец, – сказал он с улыбкой и вынул помпу из ослабевших пальцев любовника.

Через минуту Стайлз был уже голым. И трясущимся.

– Странно, что тебе приглянулся именно этот девайс, – с гаденькой усмешечкой произнес голубоглазый палач, закатывая рукава своей белой рубашки.

Стайлз проклинал все на свете. Оправдаться он ничем не мог. Признаться, что искал Виагру – тоже. Поэтому и лежал сейчас обнаженным перед своим взрослым любовником, словно в ожидании казни.

– Ладно, солнышко, не трясись так! – смилостивился Питер. – Давай по порядку. Это вакуумная помпа для члена. Для его увеличения, для улучшения кровотока в нём, для... попросту для удовольствия.

Питер указал пальцем на сморщенный силиконовый анус, через который члену и полагалось проникать в стеклянный цилиндр. Он даже надавил туда подушечкой. Стайлз вздрогнул – показалось, что это над его собственным была произведена весьма нескромная манипуляция. Воображаемое действие родило противодействие – Стайлз инстинктивно сжал булочки и саму дырку. Питер рассмеялся: заметил.

– Это не больно, – успокоил. – Это приятно.

И заставил сначала подрочить.

– Эффект будет заметнее на вялом члене, – объяснил и прикинул, прищурившись: – К твоим шести дюймам прибавится пара лишних. И еще пара – к диаметру. Хорошо, что ты необрезанный...

Стайлз не понимал указаний, но противиться им не мог. Питер никогда не обманывал – с ним всегда было приятно. А боль... Боли было чуть, если измерять физическими величинами. Та, фантомная, что грызла сердце, привычно заглушалась бурным сексом.

– Ну? – Питер, уже расположившийся на кровати и прильнувший к Стайлзу сбоку, ласково погладил чернявую голову, подцепил рукой мальчишеское запястье и положил его на полувставший член, вынуждая действовать.

Стайлз стал дрочить, глядя в голубые глаза напротив, осознавая себя восхитительно возбужденным, когда представлял, как вообще это выглядит со стороны – он, голый, потный и старающийся перед полностью одетым Питером Хейлом, руководящим его дергаными жестами с пристальным вниманием садиста.

Кончил Стилински быстро и без проблем. Был нежно вытерт влажной салфеткой. Уложен на спину в более расслабленную позу. И старательно убежден в том, что смотреть на экзекуцию не стоит.

– Сначала смажем здесь, вот так, потом введем внутрь, – рассказывал вслух Питер, а Стайлз словно видел, как приподняв его выжатый орган, он втискивает головку, а потом и весь член в узкое силиконовое колечко ануса и медленно проталкивает его дальше, смотря на розовую плоть пениса сквозь прозрачное стекло колбы.

Невидимое и бесшумное нажатие кнопки Стайлз пропустил. Но почувствовал, как воздух покидает стеклянную темницу, выкачиваемый электроникой, и член словно раздувает изнутри, наполняя кровью его ткани все больше и больше.

Питер был прав – необрезанная крайняя плоть раздулась больше всего остального, приняв вид хоть неряшливый и очень мясистый, но оттого – пошлый.

– Господи, вот это колбаса! – воскликнул Стайлз, посмотрев себе между ног. – Отвратительно!

– Это? Отвратительно? – изумился Питер и выдал с педагогической строгостью: – Читать чужие письма – отвратительно. Рыться в чужих вещах – отвратительно. А видеть, как твой член увеличивается в размерах от простой процедуры, становясь вдвое больше – это божий дар. И мне вот интересно, поместится ли теперь он у меня во рту?

– Боже! Не, не, не... – бормотал пристыженный Стайлз, отчего-то до жути испугавшись обычного минета. – Не надо, Питер, не вздумай, эй, эй!!!

Казалось, что касание языка взорвет эту пошлую громаду плоти, и она порвется прямо в глотке любовника на маленькие клочки. Убьет их обоих феерическим взрывом, замарав простыни. Но ничего не случилось. Питер всего лишь мягко коснулся вздувшейся шкурки пальцами, размазав по ней смазку, незаметно извлеченную из тумбочки.

– Расслабься, солнышко, и получай удовольствие, – мурлыкнул ласково и, сняв шланг манометра с колбы, превратил её в обыкновенный мастурбатор, которым и стал нежно массировать Стайлзу постепенно уменьшающийся в размерах член.

Стайлз эрекции не чувствовал. Было просто хорошо, и небольшое онемение после первого оргазма, оно только добавляло расслабленности и неги. Хотелось, чтобы Питер вечно двигал рукой так – плавно и размеренно; чавкал силиконовым анусом, надевая его на член и тут же соскакивая с него.

Он всё же кончил, но странно: тягуче, медленно. И обессиленный, даже не смог поблагодарить Питера поцелуем.

– Так ты мне скажешь, что искал, Стилински? – спросил его Хейл спустя какое-то время, в течение которого Стайлз не переставал извиняться.

С тем же упрямством, краснея, он молчал о целях своего обыска.

Питер не настаивал.

– Не скажешь, я понял, – говорил он. – Буду самодовольно думать, что снова хотел выкрасть мои трусы для своих подростковых грязных нужд...

Стайлз краснел еще больше и сжимался от священного ужаса напополам со смехом, когда слышал зловещее:

– Хорошо еще, что ты не успел добраться до шкафа, где я храню иссохшие останки предыдущих своих малолетних любовников...

И Хейл очень холодно завершал свой поучительно-ироничный монолог:

– В следующий раз подумай дважды – ты можешь найти и что-то намного более жуткое, чем эта несчастная помпа. Поэтому не искушай судьбу.

Опозоренный Стайлз только кивнул, забыв о Виагре и думая, что в следующий раз он будет искать действительно лучше, чтобы искушать и искушать судьбу в лице Питера Хейла снова и снова.

И снова.

Питер тогда молчаливо и темпераментно сжал всей ладонью белеющую в полумраке ягодицу Стайлза. Будто мысли прочел, ублюдок.

Стайлз иногда думал – вот оно, его неуверенное ни в чем счастье. Оно пришло, обрушилось на голову нежданным листопадом мимолетных осечек Питера, которыми он не хотел, но показывал, что регулярность их встреч не просто пункты, вписанные в расписание ежедневника. Но обласкав надеждой, Хейл жестоко развеивал мальчишеские мечты, пропадая на неделю или две. С досадой не пуская отчаявшегося Стилински в квартиру, где находился, конечно же не один. Не пуская, но приоткрывая дверь достаточно широко, чтобы Стайлз убедился в существующих реалиях: отдельной от него, дурака влюбленного, жизни взрослого человека, наполненной легкими наркотиками, дорогим алкоголем и другими мужчинами.

В конце концов, Стайлз перестал видеть их отношения своими глазами. Он ослеп. После одного примечательного вечера пятницы, когда только зайдя в “Вавилон”, был из толпы выловлен рукой Питера.

– Какие планы на вечер, солнышко? Пойдешь ко мне? – спросил Хейл, упираясь взглядом куда-то в грудь мальчишки.

– А? – глупо распахнув рот, переспросил Стайлз.

– Я что, задаю слишком сложные вопросы? – издевательски протянул Питер.

– Н-нет, просто...

– Что просто?

– Ты только что пришел и... даже не заглянул в комнаты отдыха.

Питер хмыкнул.

– Могу сделать круг по клубу, заглянуть туда и подойти снова. Устроит?

Издевка была уже такой явной, но Стайлз, вместо того, чтобы разозлится, растерялся еще больше: рука издевающегося Питера нежно держала его за локоть, не отпуская.

– Спрашиваю еще раз – хочешь пойти ко мне? Сейчас?

Питер терпеливо ждал, чертя пальцем по футболке Стилински узоры. Когда красноречивым жестом был задет чувствительный сосок, Стайлз опомнился.

– Да. Да. Конечно. Я хочу, – наконец родил он, не веря, что сегодня ему повезло быть с Питером вот так просто – с ходу.

– Тогда пойдем, – все так же придерживая Стайлза за локоть, потащил его тот к выходу.

Он привел мальчишку в свою квартиру. Они занялись сексом. Все было, как обычно, и Стайлзу даже посчастливилось беспрепятственно заснуть в объятиях Хейла, проспать в его руках всю ночь, чтобы проснуться утром от требовательного:

– Ну, и где мой завтрак, молодой человек?

Питер смотрел на него смешливо, сонно и переводил взгляд на кинутую на пол второпях футболку Стайлза, где на сереньком трикотаже было тщательно выведено – “Breakfast included”*.

– А... – в который раз нечленораздельно протянул Стилински, спросонья не очень-то понимая – что от него требуется.

– Марш на кухню, солнышко, – тут же подтолкнул его Питер в спину, спихивая с кровати.

И когда Стайлз сердито потянулся за джинсами, чтобы одеться, Хейл прикрикнул на него так же сердито:

– Не сметь! Повар должен быть голым.

Проклиная свою неказистую, но говорящую футболочку с откровенно пошлой надписью, Стилински принялся за дело. Нашел пару томатов в холодильнике, пару яиц и, затевая готовку омлета, стал увлеченно перебалтывать белки с желтками в большой миске. Он не заметил, как сзади к нему подошел Питер – такой же голый – как обнял его, перехватив руку с венчиком в свою ладонь; как стал готовить с ним в четыре руки, повторяя сюжет какого-нибудь романтического фильма, где парочка занимается готовкой на кухне, а затем трахается там же на кухонном столе.

Это было не в духе Питера – совершенно, так романтизировать свой приказ.

Это было настолько неправильно и смехотворно, что Стайлз перестал дергать рукой, что, кстати, остановило и вихляние его обнаженной задницы, пикантно задевающей Питеру член, и молчаливо обернулся к своему любовнику.

– Ты что делаешь, Питер? – спросил он сладко улыбающегося Хейла.

Тот разжал пальцы, выпуская венчик, но не выпуская руки Стайлза.

– Готовлю с тобой завтрак, – ответил Хейл беззаботно.

– Да ладно, – протянул Стайлз, – ты не готовишь завтраки с парнями на своей кухне. Ты завтракаешь стаканчиком обезжиренного латте из кофейни напротив. Ты... я вообще не понимаю, как в холодильнике что-то нашлось, кроме стимуляторов.

Это была уже не осечка – это было твердое доказательство того, что Стайлз в жизни своего любимого мужчины на особом положении. Потому что, ну, Питер и правда никогда и ни с кем не готовил на своей, сияющей сталью, пустынной кухне.

Стайлз глупо улыбнулся через плечо, принимаясь с удвоенной силой колотить венчиком по миске. Брызги уже взбитого в пену омлета полетели на хромированный стол. Питер поморщился.

– Эй, солнышко, – сказал неожиданно холодно, прекратив тереться членом о танцующий зад. – Поменьше энтузиазма. Он тебе понадобится позже, когда я буду трахать тебя прямо здесь.

– Мне просто нравится, Питер, – все с той же дурацкой улыбкой объяснил свой порыв Стайлз. – Нравится, что ты это делаешь. Со мной.

Конечно, он говорил не про секс. Конечно, Питер это понял.

– Да ты о чем, Стилински?

Стайлз поднял голову и довольно посмотрел на них двоих в отражении стальной перегородки, вынуждая Питера посмотреть туда же. Хейл вгляделся в ванильную картину, изображающую двух парней, дурачащихся на кухне. Поморщился снова.

– А, ясно, – сказал глумливо, – у детки приступ забывчивости. Позволь объяснить тебе еще раз насчет того, что ты видишь своими красивыми оленьими глазками: это не то, чем кажется.

– Как это? – спросил Стайлз, зависая взглядом на их всё еще переплетенных пальцах.

– Так это, – отрезал Питер. – Я всего лишь пользуюсь твоим заявленным предложением.

Стайлз тоскливо скосил глаза на свою футболку, валяющуюся на полу. Как глупо!

Заявленное предложение могло облегать и чужую мускулистую грудь.

Значило ли это, что Питер так же просто привел бы к себе домой и другого, шутливо посулившего ему завтрак, парня?

Господи! Конечно, да. Значило.

– Все верно, мальчик, – подтвердил его догадки Хейл. – Не ты первый изобрел этот футболочный флирт, в который можно играть с любым, нацепившим говорящую тряпку. В следующий раз думай, какими именно лозунгами прикрывать свои остренькие соски.

Стайлз вдруг разозлился. Он отпихнул руки Питера и развернулся к нему лицом.

– Так, значит? Тогда в следующий раз надену футболку с огромным сердцем и предложением “Женись на мне”, – сказал с едким сарказмом, легко переняв эту черту у Питера.

Питер сделал печальное лицо Пьеро и театрально покачал головой, жалея неразумного мечтателя. Стало смешно и грустно одновременно.

– Именно эта надпись, я думаю, не прокатит, так ведь? – мрачно спросил Стайлз Хейла, отворачиваясь.

– Точно, не прокатит, – кивнул тот и напомнил: – Мне не нужны отношения. И я просто хочу, чтобы ты понял – такая жизнь никогда у тебя со мной не случится. Такую жизнь я никогда не пообещаю тебе. И если когда-нибудь с нами произойдет нечто подобное...

Питер махнул, указывая рукой на взболтанный ими обоими все еще сырой омлет.

– ... ты не будешь тешить себя ложными надеждами, примеряя к нам кулинарную идиллию, как символ крепких зрелых отношений. Потому что это однозначно будет не то...

– ... чем кажется, – закончил за него чуть ли не плачущий Стайлз.

В общем, это была точка. Жирная такая.

Но знаете, как бывает – тебе говорят “нельзя”, а ты, раскрывая глаза пошире, чтобы видеть в беспросветной тьме, цепляешься и цепляешься полуслепым взглядом за крохотные искорки, ведущие к свету.

Стайлз так и делал все три года. Думая, что живет, купаясь в счастье. Эволюционирует, строя иные, непохожие ни на какие другие, отношения.

Но вот приехал Дерек со своим печальным собачьим взглядом и забрал у него всё. ВСЁ!

Стайлз, если честно, никогда не вспоминал о младшем Хейле. Так бывает, когда солнце заслоняет нужный, правильный человек. Он заслоняет всё вокруг и ты слепнешь. А когда обретаешь зрение вновь, злишься. И Стайлз злился прежде всего на приехавшего так нежданно Дерека Хейла, казалось, совсем неважного человека в своей судьбе, но который показал ему всего лишь одним своим взглядом, как все неправильно в жизни Стайлза Стилински.

Как могло бы быть, и как – стало.

Комментарий к * – “Breakfast included” – Завтрак включен

====== Часть 8 ======

Питер сказал – они не побеспокоят его! Он обещал, сука!

Хотелось набрать номер дяди и наорать на него в трубку – какого черта! Ты можешь держать своего щенка на привязи или нет?

Но сердцем Дерек понимал – визит Стайлза был ему приятен. Как было приятно и нескромное предложение. Как было приятно, ощущая в ладони чужую заинтересованность, это предложение хладнокровно отвергнуть. И больше, чем советовать дяде держать Стилински на поводке, приятней было бы этот невидимый поводок перегрызть. Чтоб мальчишка сбежал, став нежданно свободным от трехлетнего морока. Потому что существующие недоотношения этой парочки, они странным образом диктовали держаться от Стилински на расстоянии, делая Дерека Хейла единственным парнем на свете, с кем разрешенных вольностей на самом деле Стайлзу не разрешено.

Трансформация из друзей в любовники намного проще, чем наоборот.

Отдернув руки от предлагающего секс Стайлза, словно от огня, Дереку показалось жестоким и несправедливым отталкивать от себя мальчишку окончательно. Стратегическое решение стать другом – оно было верным. И Дерек вспоминал их роман, где дружбы было ноль. Была страсть и... привязанность самого Дерека к этому новому состоянию одержимости, которое он ошибочно принимал за любовь.

Да и сейчас он с сомнением прислушивался к себе – что это? Влюбленность, которая не прошла? Отголосок чего-то неистового, чего не случалось у Дерека никогда с другими ни до, ни после? А может, эхо прошлого, нашептывающее ему сделать Стайлза своим любыми путями? Неисполненная месть, обида и потребность реванша?.. Зависть?

Он неожиданно понимал – даже если его истаявшее, но реанимированное встречей чувство уже не главный фактор желания быть вместе, то наверняка – способность темпераментного мальчика Стайлза Стилински к собачьей преданности, которую хотелось заполучить – дружеского порядка, а позже – и любовного, отобрав у Питера, не оценившего это за все три года.