Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц)
— Ага, я уже проснулся, а некоторые так и кемарят за рулем, — ты улыбаешься и подмигиваешь мне. — Коль, а ты знаешь, что акселератор до пола выжимается? — Ну, началось. Мне уже в душе жаль своего водилу, но облегченно вздыхаю: дальше твое внимание переключается на меня. — Братишка, как едется? А то я все царствие небесное проспал. — Ты поворачиваешься к окну и жмешь на кнопку, опуская стекло, рассматриваешь проносящиеся мимо поля. А я смотрю на тебя. Как ты смешно жмуришься, когда порывы ветра дуют в лицо. Как развеваются черные пряди, щекочут тебя, и ты, улыбаясь, заправляешь их за ухо. Бросаешь на меня взгляды и шепчешь одними губами: — Люблю, — и уже громче добавляешь: — В подмоскау так много лесов, ближе к Питеру сплошь болота, а тут кругом одни поля. Скукота! — выдаешь свой вердикт.
— Тут тоже есть. В-о-о-он, смотри, — подсаживаюсь к тебе поближе, типа маленького экскурса в природу, сам же, прикрыв собой, тискаю за ягодицы.
— Это разве лес? — ты поворачиваешься ко мне, счастливо улыбаясь. Дуновение ветра, и твои волосы попадают в лицо. Меня снова окутывает твой запах. По телу пробегает дрожь желания. Ну, здравствуй, утренний стояк. Ты собираешь волосы, стягивая их резинкой в хвост. — Это лесопосадки какие-то.
— Лесопосадки, но там даже охота разрешена. Между прочим, на охоте здесь можно встретить и лося, и зайца, и лису, — пробираюсь шаловливыми пальцами за край шорт. Ты — ноль эмоций, завожусь еще больше.
— Ха! Да лосей я сам в лесу гонял, когда на посвящение ездил на первом курсе. Прикинь, осень, ночь, лес, косяк и… тишина, — начинаешь рассказ заговорщицким тоном и заливаешься смехом. — Утром проснулся, замерз, как пингвин, башка трещит, думаю, пойду прогуляться, пока народ по палаткам греется. А там… Лосиха и два лосенка с ней! Я вижу, что она меня видит, за дерево встал и давай к ним подкрадываться. Я к ним, они от меня. Я снова крадусь, а они уходят. Ну, в общем, долго мы так по лесу в шпионов играли, пока мамаше эта игра не надоела, и она на меня ка-а-ак прыгнет! — ты запрыгиваешь на меня, изображая дикую зверюгу. — Ее аргумент был весьма убедительным, у меня аж в зобу дыханье сперло, так что я к своим гомосапиенсам поплелся.
— Ал, ты ебанат, — ужаснулся я. — Ты знаешь, что самый пик агрессивности приходится как раз на момент взращивания потомства? В эти моменты животное непредсказуемо, оно будет защищать свое ценой жизни. Я тебе как-нибудь расскажу истории, что случались на охоте, подготовлю морально к предстоящему сафари. — Фантазия в момент взыграла, представляя тебя в кустах, в камуфляже. Притаившийся охотник. Только улыбаюсь, зная, что ты не сможешь убить животное. Скорее уж, человека.
— Да?! — таращишь на меня глаза. — Я не знал. Но они прикольные были. Любимый, — уже шепчешь мне в ухо, глазами то и дело постреливая в сторону водителя. — А еще мне такой сон приснился…
— Рассказывай, — двигаю к тебе задницу и пальцем поглаживаю копчик, желая как можно дальше продвинуться в свои владения, ну, и сон заодно услышать. По твоим бесенятам в глазах понимаю, что рассказ будет горячим.
— Так вот. Снится мне, будто я лежу в нашей спальне, — начинаешь вешать мне лапшу, преимущественно, на ухо, и у меня мурашки бегут от твоего горячего дыхания. — Раннее утро. Открываю глаза, на улице такая хмарь, холодно. Натягиваю на себя одеяло до подбородка. Замерз, но у меня такой стояк, что просто кошмар. — Я замираю, понимая, что мои опасения по поводу твоих коварных планов довести меня до ручки подтвердились. А ты продолжаешь рассказ: — Ну и вот. Шарю глазами по комнате, а тебя-то и нет. Прислушиваюсь, может, в ванной плещешься или на кухне пожрать чего готовишь. Но в квартире тиш-ш-ш-ина, — измываешься надо мной, вышептывая на ухо шипящие звуки, и теснее прижимаешься ко мне, а я сжимаю кулаки. Так хочется тебя всего.
— М-м-м, как интересно, — глушу свой непроизвольный стон от обжигающего дыхания на ухо. — Какая несправедливость. Где же я был? — интересуюсь хриплым шепотом и вкрадчиво, на ушко, мщу за издевательство над моим перевозбужденным организмом. — Дальш-ш-е-е… — Смотрю, как у тебя по щекам пробегают мурашки, и ты быстро стираешь их рукой, многообещающе заглядывая в глаза.
— Ладно, думаю, придется самому справляться с проблемой. Тяну руку под одеяло, а там, — ты выдерживаешь паузу и делаешь серьезное лицо, как будто триллер рассказываешь. — Труселей нет! — да ты издеваешься, что ли? — Ага, как обычно, голышо-о-ом. — Я чуть не стону. У меня и так все колом, а ты еще картинки подкидываешь. Прямо в ухо твой горячий шепот: — Накрываю своего братика ладонью, поглаживаю и говорю: «Бедный ты, чудик. Ну, чего опять голову высунул? И чего тебе неймется? Спал бы себе, а то сам встал и большого брата разбудил».
— Хулиган какой, — сочувствую на выдохе и не знаю, как вдохнуть.
— А он, прикинь, со мной не разговаривает! Игнорит просто внаглую! — хохмишь ты, а мне не до смеху. — Я его за шею хвать! — почему-то за шею ты хватаешь меня. Видимо, решил «в ролях» показать, как это было. Ладно хоть за что другое не хватанул. — И придушил немного, — ты реально душишь меня.
— Ал, полегче, — хриплю, хватая тебя за запястья, не зная, то ли смеяться, то ли злиться на мелкого актера-сказочника. Ты перехватываешь мою руку, пытаясь заломить за спину, но не тут-то было. Дракошка явно мало каши ел. Встречаю в зеркале обеспокоенный взгляд Николая. Подмигиваю ему, успокаивая. Мол, если что, я и сам этого мелкого приструню.
— А этому мазо, похоже, в кайф, — мой дракошка доверительно шепчет мне в небритую щеку и украдкой лижет отросшую щетину. — Напрягся весь, подрагивает и ни гу-гу. Только слезка из глазика течет, — у меня чуть искры из глаз не посыпались, а дракончик продолжает издеваться над моей фантазией. — Пожалел я этого мелкого, отпускаю хват и поглаживаю нежно-нежно по нему вверх-вниз, вверх-вниз. — Твоя рука скользит, согласно рассказу, по моей, щекоча волоски. — Гаденыш только рад, разбух весь, на ласки отзывается, головку подставляет.
— Ал, я тебя сейчас изнасилую, — рычу, смыкая пальцы на бедре. Ты удивленно распахиваешь глаза, изображая из себя саму невинность.
— А головка-то такая кра-а-а-сная, л-ы-ы-сая… — У меня внутри все скручивает, по виску ползет капелька пота. — Зажимаю его в ладони и большим пальцем кружу по бестолковке. Надавливаю братику на глазик, и он балдеет. — Я просто вздрагиваю от нахлынувшего жара. Внизу живота растекается томление и ударяет в мозг. — Ну, и я с ним за компанию тащусь, аж трясти начинает. — Меня самого уже трясет. Только бы Николай на дорогу смотрел почаще, а то, мне кажется, он все внимательнее к твоему рассказу прислушивается. Еще чего подумает.
— Закрываю глаза и вижу твои. — Я уже ничего не вижу, кроме твоих зеленых огоньков и дьявольской усмешки на губах. — И-и-и-и… — Я напряженно слушаю, ожидая продолжения. — Проснулся! Как будто, и вправду, ты видел, чем я там занимался, — обламываешь весь кайф. Ладно, сейчас я и тобой, и твоим «младшеньким» займусь.
— М-м-м… хулиганил без меня твой братик, — пытаюсь дышать нормально, но в голове всплывают картинки, одна похлеще другой. Смотрю в окно, у меня перед глазами поля, ромашки, их колышет жаркий ветерок, и мы катаемся на них голыми, приминая траву. — Наказать вас надо.
— Не-не, за что? Мы же о тебе думали, и, вообще, он первый начал, — ты недоуменно смотришь на меня, пальцем показывая на оттопыренную ширинку. — Я просто спал.
— Значит, обо мне думали? — говорю в самое ушко и мимолетно прикусываю мочку. — Было хорошо? А хочешь, чтобы стало еще лучше? — ты заинтересованно смотришь в глаза, утвердительно кивая головой. — Тогда тебе сейчас должно стать о-о-очень плохо.
Ты поднимаешь на меня хитрющий взгляд, подмигиваешь и сползаешь в кресле, изображая, как заправский актер, что тебя сейчас вырвет. Блин, да по тебе Голливуд плачет.
— Николай, остановись, — командую водиле. — Моего брата укачало, — машу на тебя руками, думая, может, уже искусственное дыхание пора делать, до того тебе натурально поплохело.
Водила бьет по тормозам, всерьез беспокоясь, чтоб его машину не обгадил этот актер погорелого театра. Осторожно вытаскиваю почти бесчувственное тело из салона, поддерживаю, веду к обочине. Ты смотришь на меня таким жалобным взглядом, стонешь, хватаясь за горло.
— Брось, командир, — беззвучно смеешься. — Да не меня, рацию, — со стороны наверняка, и правда, выглядит, что тебя тошнит.
Оглядываемся на машину, Николай ковыряется под капотом. Пора! Как два сайгака, скачем в поля, топчем сельхозугодья. Подальше от цивилизации, туда, к небольшим зарослям, что зеленеют вдалеке.
— Никогда бегать не любил, — останавливаешься у финишных кустов, тяжело дышишь, схватившись за бок. Сдергиваешь с себя сетку, кидаешь в траву и набрасываешься на меня, заваливая на зеленый ковер. Результат, как в скороговорке: на траве парень, на парне парень. Только слова, они никакие: серые на белом, а тут все живое, бегает, шебуршит, стрекочет, шевелится и щекочет ноги. Мы шуточно боремся, укатывая разнотравье и разноживность, которая в ужасе разлетается, разбегается и распрыгивается в стороны от двух озабоченных бесов.
— Люблю тебя, — улыбаюсь, лежа в высокой траве. Солнце уже высоко, бьет в глаза, слепит. Через ресницы вижу в его лучах темный контур, нетронутую загаром кожу и темные растрепанные волосы на плечах. Мои руки скользят по ребрам, плоскому животу, бедрам. В шортах давно уже дискомфорт. Про тебя вообще молчу, на лице все написано. — Ал, хо-о-ч-у-у, — стону и приподнимаюсь. Ты тянешь с меня футболку, отшвыриваешь, не глядя.
Пытаюсь перекатиться и подмять под себя, но бесенок расставляет ноги в упор, прижимает меня к траве, не дает перевернуться. Шальная улыбка не сходит с лица, пальцы бегут по моему животу, очерчивают ямку пупка, ловко расстегивают кнопку, молнию. Приподнимаюсь, и ты сдергиваешь шорты вместе с брифами, освобождая меня от одежды. Смеешься, в шутку вырываешься, когда я, в свою очередь, расстегиваю твою молнию. Завороженно смотрю на выглядывающую влажную головку и дотрагиваюсь, размазывая секрет. Ты стонешь, трешься бедрами о мои.
— Иди ко мне поближе, — тихо говорю, закусив нижнюю губу, увлажняя ее. — Хочу поцеловать тебя, любимого, почувствовать твой вкус. — Ты наклоняешься, нежно касаясь губ. Обнимаю тебя, прижимаюсь к твоим губам и шепчу: — Любимый, когда я говорил о поцелуе, имел в виду его, — щекочу пальцем выглядывающее естество.
— Да? — твой смех разносится на всю округу. — Прости, любимый, — подаешься бедрами. — Я, похоже, отравился кислородом или чьим-то ядом. Ничего не соображаю, — ты глубоко дышишь, сжимаешь мой член, поглаживая. Мельком смотришь в сторону дороги. — Алекс, там, на дороге, Колюня хороводы вокруг машины водит, — шепчешь совсем рядом, как будто он может нас услышать, и накрываешь губы жадным поцелуем.
— Нас же это не остановит? — вскидываю бровь, когда вижу, как ты спешишь.
— Какой там остановит? Опасность — это так будоражит, — стоя на коленях, вытягиваешь из заднего кармана шуршащий квадратик, крутишь у меня перед носом: — Ну, кто его наденет? — вопросительно смотришь на меня. Ну, до чего же шальная улыбка играет на тонких губах!
— Я думаю, тебе позагорать немного нужно, — спускаю шорты ниже, обнажая белую задницу. Ты легко скидываешь их. — А то дома твои половинки только мои взгляды прожигают, — последнее уже со стоном. — Не могу, как хочу тебя! — Ты обнимаешь мой член ладонью и стягиваешь кожу вниз. Выгибаюсь навстречу твоей ласке.
— Ты тоже позагорай, только недолго, — отшучиваешься, разрывая упаковку. — Сейчас мы тебя в купальничек оденем, — раскатываешь по моему члену латекс.
— Купальник? — удивленно вскидываю брови, сдерживаюсь, чтобы не заржать. Спину щекочет трава, а я неотрывно смотрю, как ты наползаешь на меня, как собака, на четвереньках, переставляя руки и ноги. — Скорее уж, скафандр, — задыхаюсь, пьянея от дурманящих запахов и твоей близости. Пульс бьется в висках. Дрожь предвкушения пробегает по телу.
Твоя голая задница торчит кверху. Так хочется ее шлепнуть, но я только ласкаю, тискаю ягодицы и дотрагиваюсь до колечка ануса. Ты выгибаешься, сжимаясь, когда чувствуешь мой палец у входа. Тихонько проталкиваю его и пью твой поцелуй. Всего потряхивает от желания. Ты стонешь, путая мысли. Ветерок холодит кожу, сдувает жар, что идет от земли или от нас — уже не понять. Ты встаешь надо мной, приставляешь член ко входу. Мелкими толчками надавливаешь, удерживая в руке ствол, и я чувствую, как погружаюсь в тебя.
— С-с-с… че-е-е-рт… — Ты присаживаешься все сильнее. Чувствую, как расходятся мышцы сфинктера, как ты принимаешь мою длину и замираешь, пережидая.
— А-а-а-л-л-л. Мой прекрасный, — задыхаюсь в подкатывающей нежности. Оглаживаю член, отвлекая от мимолетной боли, которая растворяется с каждым нажимом на чувствительную головку.
Ты бросаешь на меня взгляд, и я тону в нем. Столько похоти, вожделения. Ты упираешься руками в мои бедра, подскакиваешь и резко садишься. Чувствую, как член втягивает кожу вокруг ануса, как сжимаются стенки внутри и расходятся, принимая меня. Ты делаешь новый скачок. Губы приоткрываются в немом крике, зажмуренные глаза, дрожь по телу.
— Мой прекрасный, темный ангел, — солнце светит тебе в спину. Блики играют на влажной коже, волосы перебирают дуновение ветра. Ты скачешь на мне все быстрей и быстрей, толкаясь в руку. Закусываю губу от нахлынувших чувств. Выгибаюсь на затылке и ягодицах, приподнимая тебя. — Ты мой, — отпускаю твои бедра и шлепаю по одной половинке, по другой. Ты сжимаешься.
— Щас-с-с… щас-с-с, — шипишь сквозь стиснутые зубы.
— М-м-м… А-а-ал-л-л, — задыхаюсь в кайфе. Чувствую, что близок. — Приподнимись, — мой голос совсем охрип, в горле пересохло. Смотрю на твои разведенные бедра, на поджатые яички, на подрагивающий член и на то, как вхожу в тебя, вскидывая бедра. Быстрые, рваные толчки.
— Ле-е-е-ша-а-а, — выстанываешь мое имя, вздрагиваешь, сжимаясь еще сильнее, и кончаешь, выплескиваясь мне на живот и грудь. Меня кроет от картины. Волна экстаза накатывает, иду за тобой и кончаю.
— М-м-м… д-а-а-а… А-а-а-ал-л-л… — мотаю головой в мареве экстаза, задыхаюсь в захлестывающем оргазме. Смотрю на тебя и, как умалишенный, шепчу, не переставая: — Люблю. Люблю тебя, счастье моё. Не отдам никому, не отпущу, — сжимаю пальцы на бедрах. — Люблю, мой сладкий, мой желанный, мой страстный, мой цветок. Мой эдельвейс, — меня захлестывают эмоции. Чувствую отклики твоего сердца, твоей души.
— М-м-м, какой романтИк, — ты наклоняешься и целуешь меня нежно, ласково, как нечто невообразимо дорогое и любимое. — Люблю тебя.
Вокруг нас море трав и цветов источает свои ароматы, но для меня есть только твой. Это мой аромат, моя атмосфера, в которой дышу, живу, люблю. Ты приподнимаешься и выпускаешь меня, стаскиваешь презерватив. Надрав изящный букет из каких-то травинок, вытираешь руки и меня. Но липкие следы все равно остаются на коже.
— Надо будет нормально оттереть, а то засохнет на такой жаре, не отмоешься, — морщишься, собирая раскиданные вокруг шмотки. — Задница у меня за наше путешествие точно загорит, — посверкивая ягодицами на солнце, напяливаешь шорты.
— Согласен, думаю, я от тебя не отстану, — одеваюсь, поглядываю на своего Дракона. — Никогда, — добавляю тише.
— Я очень на это надеюсь, — бормочешь ты. Ищешь в траве резинку и, как всегда, не находишь. Придется проститься с еще одним носком.
— Пошли, — подгоняю тебя. — А то такими темпами мы не двое, а трое суток ехать будем.
— Стоп, — ты подбираешь презерватив и упаковку, — все свое ношу с собой, — я ухмыляюсь, и мы плетемся к машине.
В салоне парится Николай, склонив голову на руки, вцепившиеся в баранку. Переглядываемся с тобой, улыбаясь.
— Брат, мне надо салфетки, а то так стошнило, просто улет, — ты счастливо делишься своими проблемами с водителем и лезешь в карман двери, выуживая упаковку гигиенических средств.
— Да-да, — поскорее хватаю тебя за руку и волоку за Крузак оттираться, пока твой, который без костей, не ляпнул чего лишнего.
— Любимый, это было клево, — ты задираешь мне футболку и до покраснения трешь кожу, стирая улики, и, пока мы скрыты широким задом машины, чмокаешь в щеку.
Запрыгиваем в салон, устраиваемся поудобнее. Ты тут же сползаешь, подкладывая подушку под спину, смотришь на меня. Пауза длится, кажется, целую вечность, и, наконец, болтливый рот изрекает:
— Брат, а ты когда-нибудь целовался под водой? — я замираю, держа покерфейс, но внутри просто угораю. Зато вздрагивает Николай и непроизвольно жмет на сигнал. Моему егозе явно неймется.
