Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)
— Ты точно крейзи!!! — у меня точно шок. Ни одного мата не помню, но голосовые связки тренирую на полную. — Что за идея фикс?!
— Ал, мы все ходим по лезвию бритвы. Мало ли чего может случиться? Так хоть мои загрансчета уйдут тебе.
— Даже думать не смей о каких-то «мало ли чего» и «если вдруг»! — шарахаясь по спальне, ужасаюсь потаенной темноте твоих мыслей и, наконец, вспоминаю хоть что-то членораздельное. — Ебнулся?!
— Нет, я о тебе забочусь, — отслеживаешь мои шараханья, поедая взглядом, и уже что-то недоброе посверкивает за бесовской зеленью.
— Я сам о себе позабочусь, а у тебя пацан растет! — меня уже просто несет с твоих заебов. Еще немного, и ты увидишь, как я по потолку пробегусь. — И если ты думаешь, что мне нужны твои счета, то ты просто баран! - ору, окончательно потеряв страх и самообладание.
— Еще раз оскорбишь меня, и я тебя накажу, — спокойный голос Беса останавливает мое броуновское движение, пригвоздив к месту перспективой экзекуции. Развитая интуиция вовсю семафорит мне, что пострадает далеко не мозг. Воспаленное серое вещество окончательно теряет связь с реальностью и вопит мне, что лучшая защита — это нападение. Нападаю.
— Еще раз заикнешься о материальном в наших отношениях, и я сам тебя накажу! — шиплю как змеюка, орать уже горло болит. Вижу твои удивленно приподнятые брови. — Нет, любимый, — сразу пресекаю твои неправильные догадки. — Я тебя не оставлю, — просто чувствую, как от злости горят щеки. — Ты на своей шкурке опробуешь, как я могу управляться с плеткой.
— Ты не посмеешь, — вальяжно развалившись, скалишься, видимо, ни разу не поверив. Или провоцируешь?
— Да как нехер делать! — возмущаюсь твоей самоуверенности. Ладони просто горят и нестерпимо чешутся. Сжимаю кулак, как будто в нем, и правда, уже согревается рукоять хлыста. Угрожающе трясу воображаемым девайсом в твою сторону. — Я не посмотрю, что ты весь из себя такой Верх.
— Какой? Тебе что-то не нравится? — мой вконец оборзевший Бес закидывает одну бесконечно длинную ногу на другую такую же, скрещивает руки на своей татуированной груди и поигрывает прокачанными бицепсами, загоняя мои эротические фантазии в душный полумрак подземелья. Нет, ты точно меня подначиваешь!
— Мне все нравится! — пытаюсь вырваться из гравитации твоих феромонов и своих видений обнаженного тебя в гремящих цепях. — Кроме твоих замашек самодурских.
— Какой есть! — нарывается на комплимент мой Рыцарь и констатирует факт. — Мои замашки и делают меня Верхом. Ты знал, с кем связываешь свою судьбу. Или ты хочешь меня изменить? — взгляд сканирует все мои напряженные струны.
— Ни разу, — убеждаю тебя в том, что другим тебя и не представляю. — Но и ты на меня не дави! — себя, любимого, тоже не забываю. Кулак еще раз взлетает в твою сторону. С языка летит очередная угроза. — А то узнаешь, где раки зимуют. Я из тебя всю дурь вышибу, если ты по-хорошему не понимаешь! — мелкий бес, закусив удила, несется во весь опор. Грозить так грозить. Бойся! — И твой завышенный болевой порог не поможет. Свяжу и отхуярю так, что три дня на животе спать будешь.
— Ал, я тебе еще в начале наших отношений сказал, что можем и в это поиграть, — твоему спокойствию и упорству может позавидовать танк. — Только не считай мое желание дурью. Мы все равно поедем. Я уже решил. Точка. — расплетаешь конечности и весь подаешься вперед. Меня просто кипятком окатывает. Решил он! Игрок! Прямо сейчас тоже играешь? Так я как-то не готов. И плеть на седьмом небе осталась, в столе заныканная. Надо сбавить обороты.
— Я с тобой поиграю, — пячусь лицом к реальной опасности, спиной к двери. Только не сейчас. Мне пока не до игр. И, кстати… — останавливаюсь на относительно безопасном расстоянии и выдерживаю театральную паузу. — Любимый, у меня для тебя сюрприз. — Ты радостно расплываешься в очаровательной улыбке. — Я уезжаю! — среди ясного неба сверкнула молния и прогремел гром, или теперь твои челюсть и настроение так об пол грохнулись.
— Не понял. Куда это ты собрался? — встречаю твой ахуевший взгляд. Сюрприз удался. Теперь бы еще живым остаться.
— На Кудыкину гору, — сразу признаюсь, что далеко, чтоб ты никаких иллюзий не строил. — Домой!
— Ахуел?! — злобное рычание посылает в мозг недобрые предчувствия, а по коже здоровенные мурашки. По мере того как ты медленно поднимаешься с кровати, сверля меня взглядом, наливающимся кровью, у меня начинает зашкаливать борзометр.
— Да, совсем! — подтверждаю твои догадки, что у нас один диагноз. — Еще когда согласился на все эти покатушки. Ал, собирайся в Питер! Ал, собирайся в Крым! Ал, мы едем в Данию… — машу руками то на север, то на юг, то на запад, показывая, как ты меня замотал. Видимо, у меня серьезное обострение. — Да на хуй тебя с твоей Данией! — рука чешет сгиб локтя. Нет, этого делать точно не стоит. Обойдемся словарным запасом без опасных для жизни жестов. — Я и так возле тебя болонкой на подушке. Ты не слишком много на себя берешь?
— Беру только то, что принадлежит мне, — рычишь, скалясь уже не по-доброму. Твое напряженное тело накатывает на меня как паровоз, сокращая безопасную дистанцию. — На хуй? Только на твой, мой милый, — неотрывный взгляд вызывает на поединок. От тебя так и сквозит опасностью. — Я знаю, что для нас хорошо.
Зажмуриваю глаза, понимая, что с рельсов мне не сойти, и ты тоже не собираешься сворачивать. Пячусь, группируюсь, готовлюсь к лобовому столкновению. Одним прищуренным глазом ищу, что бы могло послужить защитой от озверевшего тебя, и не нахожу. Хозяйский дом разносить жалко. С нас еще за косяк спросят. Как за соломинку хватаюсь за причину моей скоропостижной попытки к бегству.
— А я знаю, что у меня к ебеням бизнес горит! - ору, сорвав стоп-краны. Чувствую задницей, что отступать дальше некуда, упираюсь ею в стену. А реальная опасность, стоя прямо передо мной, заключает меня в клетку рук.
— Что у тебя случилось, что невозможно исправить? — вдруг совершенно спокойно спрашиваешь, останавливая ход локомотива в такой опасной близости.
То ли от переизбытка чувств, то ли оттого, что ты вдавливаешь меня в стену, вжимаясь всем телом, перехватывает дыхание. Жарко. Это я горю или погода сошла с ума, сразу подняв температуру до адского пекла?
— У меня счет на палке блокирнули, — подстать тебе почти спокойно отвечаю, как будто весь пар выпустил. Ну, еще бы! Когда на тебя 90 кэгэ навалятся. — Если сейчас не разрулю ситуацию, все звездой накроется! — придушенным голосом выдавливаю из себя слова на доступном пониманию языке о сложности экономической ситуации в сложившейся политической обстановке.
— Блокирнули — отлично! На хер тебе все это сдалось? Я смогу сам нас обеспечить, — слышу твои тонкие намеки на спонсорскую поддержку и совершенно отчетливо чувствую, как во мне просыпается вулкан. — А после поездки в Данию… — магма подкатывает к жерлу. — Так вообще все легально станет.
Пиздец!!! У меня срывает крышу.
— Любимый, — меня начинает потряхивать. Замогильным голосом, постепенно наращивая звуковой диапазон, пытаюсь донести до твоего влюбленного мозга, что я не девочка в розовых бантиках. — У тебя солнечный удар? Чтоб я, да от кого-то зависел?! — схлестываемся взглядами. — Я с четырнадцати лет сам себя обеспечивал, чем и собираюсь дальше заниматься. Мне нужно уехать. Все, отпуск закончен! — упираюсь руками в грудь и сметаю в сторону преграду.
Пока в спортивную сумку летят паспорт, мелкие шмотки (два с половиной часа - не двое суток. Много не нужно), любимая «преграда» подпирает задницей стену, заняв мое место.
— Алекс, я же не ухожу от тебя, — разговариваю с вещами. Не смотрю на тебя, просто не могу. Если сейчас гляну, мне пипец. В душе все переворачивается, но дело есть дело. — Я не могу бросить бизнес, который выстраивал годами, — единственное, что пытаюсь делать, так это убедить тебя и самого себя в правильности выбранного решения. — Ты закончишь дела здесь. Я разберусь там, и все — мы вместе. В чем проблема-то? Обещаю, каждое утро буду докладывать тебе, что почистил все сто зубов, — безнадежная попытка перевести конфликт в шутку.
— Очень смешно, — не смеешься ты, и мне не смешно. — Ал, давай не будем пороть горячку. Я не могу сейчас уехать, и ты тоже. — На секунду останавливаю свои сборы. Интересный ход мыслей.
— Любимый, пойми, мне нужно! — возмущаюсь эгоизму некоторых личностей.
— А мне нужно, чтобы ты был рядом, — упрямо твердишь, скрестив руки на груди. — Я постараюсь закончить пораньше, и мы вернемся вместе, а заодно спокойно подумаем, как разгрести твои траблы.
— Я сам все разгребу. Тебе своих проблем, что ли, не хватает? — почти вежливо предлагаю тебе не совать свой нос в чужой вопрос.
— Твои проблемы — это мои проблемы! — получаю очередной отказ от невмешательства во внутренние дела суверенного государства.
— Мои проблемы, — делаю акцент на «мои», — не ждут отлагательств. Я уезжаю домой! — отсылаю ультиматум, вспомнив детский стишок про «повстречались утром рано на тропинке два барана».
— Блокировка счета не повод уезжать. Всего несколько дней, — мягкость в голосе заставляет напрячься. Лучше бы ты орал.
— Я уже все решил, — передразниваю тебя, направляясь в сторону выхода.
— Я тоже! — с этими словами на драконистую задницу было произведено несанкционированное зверское нападение.
— Пусти, Гад!!! — ору этому драконовладельцу, пытаясь выбраться из мертвой хватки.
— Я оправдаю каждую букву этого слова! — сорванная с плеча сумка летит на Марс, я лечу в околоземном пространстве. Сумка со звоном бьющегося хрусталя падает на пол. Я, как куль со всякой всячиной, приземляюсь на пружинистую поверхность кровати.
— Какие еще буквы?! - ору, преодолев секундное замешательство. Пытаюсь отползти от летящего на обескураженного меня Рыцаря и понимаю, что не успеваю.
— Главный Адский Драконовладелец! — прилетевший владелец седлает дракона. Изображая заправского Дракбоя, сковываешь мертвой хваткой запястья.
— Чиво?! А я думал, Голубой Афигевший Дундук! — взбрыкиваю бедрами, как дикий дасплетозавр, пытаясь скинуть седока.
— Насчет Голубой — это как посмотреть, не лазурнее тебя, мой сладкий — это раз, — пытаешься сосчитать, сколько секунд усидишь на взбесившемся драконе. — Афигевший — не спорю. С твоими закидонами нетрудно афигеть — это два, — упираюсь ступнями в кровать и подкидываю тебя ввысь. — Дундук?! Не согласен! Это три! — наклоняешься, дыханием обдавая ухо. — Если куда и поедем, то вместе — это четыре. Ты же не хочешь, чтобы я тебя на цепь посадил? И это пять, — подскакиваешь вместе с моим непокорным телом. А воображение уже рисует, как мы выглядим со стороны. Ты восседаешь на мне, а я под тобой подмахиваю бедрами. Блин, еще жарче становится.
— Только попробуй! Я все равно сбегу! — рвусь под тобой, изображая поруганную честь и достоинство. Из последних сил борюсь за свободу, независимость и психическое здоровье стремительно исчезающего подвида гомосапиенса.
— Никуда ты не денешься. Я через пять минут получу исчерпывающую информацию о том, где ты обитаешь, — накидывает лассо импровизированный Дракбой. — А через десять у меня в руках будет распечатка с полной детализацией твоих звонков и смс, — арканом стреноживает по рукам и ногам. — Так что остынь, подумай хоть раз, прежде чем что-то делать, — меня враз бросает из адского пекла в Северный Ледовитый океан.
Резко перестаю брыкаться. Лежу, прижатый одной симпатичной задницей, остываю, пытаясь не впасть в анабиоз.
— Так ты бандюган?! Я так и знал! — растерянно хлопаю на тебя глазами. — Я думал, что ты обыкновенный вампир, — обреченно вздыхаю, понимая, что мне уже не выпутаться из этих сетей. — А ты, оказывается, Гангстер! — Вижу утвердительный кивок головы. — Мафиози! — Еще один кивок. — Якудза! — вытаращив глаза, озвучиваю самую страшную догадку. Спина покрывается холодным потом. Надо было брыкаться поменьше.
— Да… да… да… Для тебя я буду, кем захочешь, — смотрю в любящие глаза, мысленно составляя список, кем бы я хотел тебя видеть. И понимаю, что больше всего я бы хотел, чтоб ты оставался самим собой. — А будешь и дальше козлить, поиграем в надзирателя и узника, — улыбаюсь, прекратив всякое сопротивление. Возникшие в патлатой голове образы очень понравились лысой головке.
— Я буду жаловаться в Юнеско*, — придурошно-испуганным шепотом пытаюсь напугать пуганого.
— Я надену кожаные штанцы, — продолжается психологическая атака. Я так понял, что у кровопийцев и там все схвачено.
— ВОЗ?* — осторожно пытаюсь выяснить, насколько распространились щупальца спрута. И вижу наглую ухмылку.
— Куртку на голое тело. Чуть прихвачу молнией… — сглатываю подступивший к горлу ком. Все-таки жарко в этом долбаном Крыму. Изо всех сил пытаюсь выключить больное воображение, но выключатель не срабатывает.
— ОБСЕ?* — еще одна попытка, и твои глаза закатились к потолку. Ясно. Еще одна инстанция вычеркнута из списка.
— Приду к тебе, держа широкий ремень для острастки, — я попал! Что-то уже дышать не могу, а ты все сильнее давишь на красную кнопку. — Ты будешь слышать, как поскрипывает и шлепает о мою ладонь кожаная лента, пока будешь рваться в цепях, — выдыхаешь в ухо, покрывая мои щеки предательскими мурашками.
— ВОПП?* — как последняя призрачная надежда, далекая звезда, свет, угасающий в окне… — Что, нет?! Эх-х-х… — понимаю, что я в паутине. Завяз, погряз, завернут в плотный кокон, и нет мне спасения.
— И когда я буду вот так же близко, — ты трешься о меня бедрами. — Я проведу языком по черной коже ремня, — твой язык проходится по моей щеке, оставляя широкий влажный след. — И отхожу тебя так, что твою прекрасную головку никогда больше не посетит мысль оставить меня одного. - Да у меня и так уже все мысли поплыли куда-то в сторону, противоположную аэропорту… В постель.
***
— Любимый, у меня для тебя сюрприз, — ты стоишь в дверном проеме какой-то нервозно-взвинченный, загадочно скаля зубы. Открытый было рот, замер. У меня что, "день сурка"? Пространственно-временной континуум в кольцо замкнулся? Секунду назад хотел спросить, как прошел день, и ускорил ли ты свои дела, чтобы мои в тартарары не улетели, но мысль вильнула хвостом и ускользнула, видно, испугавшись голодного взгляда, что блуждает по моей изнывающей от нестерпимой жары тушке, облаченной в одну резинку от носка на волосах, цепляясь то за приоткрытые губы, которые пытаются подобрать нужные эпитеты в твой адрес, то за шею, на которой нервно перекатывается кадык, то за ноут между скрещенных ног.
— Если ты сейчас хоть что-то про Данию брякнешь, я тебя точно за жопу покусаю, — наконец, перестаю, как рыба, хватать ртом воздух и вспоминаю, что умею говорить. — Если я позволил себя уговорить остаться еще на пару дней, это не значит, что из меня можно канаты вить.
— Не, это потерпит. И поездка в Данию, и канаты на твоем теле, — радостно сообщает довольный, как слонопотам, Рыцарь. — У меня на тебя другие планы.
— Чет я уже боюсь, — подозрительно отслеживаю твой взгляд, то закрывая, то открывая крышку гаджета.
— Быстро одевайся, — раздает команды вышедший из гипнотического транса татуированный Бес. Видимо, и ему надоела игра в «вижу-не вижу».
— Все бесочуднее и бесочуднее, — поднимаюсь с кровати, напяливая на себя майку. — Как-то непривычно такое слышать от тебя. Ты перегрелся, что ли, или сегодня Луна не в той фазе? — пытаюсь выяснить причинно-следственную связь твоего противоестественного поведения.
— Ал, стих и делай, что говорят, — совсем не злобно порыкиваешь. Вот уже что-то знакомое наружу пробивается. А то, как неродной. — И рюкзак захвати, — звучат ЦУ, и указующий перст на моего заплечного черепастика, набитого пляжными прибамбасами.
Ну, голому одеться — только подпоясаться. Поэтому неспеша «подпоясываюсь» шортами, свято исполняя все наказы старшего Беса.
— Стих тебе? Да как два пальца об асфальт! — начинаю гастроли по твоим перегретым извилинам. — Ветер подул и стих, только не стих вампир. Зубик сломал, а вечером пир, вот и не стих вампир…
Твой взгляд отсканировал все 1720 миллиметров драконьего роста, видимо, решая, какую часть меня укоротить. Выбор был чрезвычайно сложен, поэтому обрезание важных частей тела отложилось на потом, а сейчас сократилось время на то, чтоб выудить рюкзак из угла спальни.
— Стих — это глагол, любовь моя. У тебя пять секунд.
Пять минут спустя мы стоим во дворике нашего Крымского убежища. Ты заводишь байк, я, как заправский ковбой, запрыгиваю тебе за спину (имею полное право), закинув рюкзак за плечи. Как же я люблю прижаться к тебе вот так: грудью, животом, бедрами и тем, что между ними, обнимая за талию руками!
