Автор книги: ЛетАл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
— Это пиздец просто! — через оторванную решетку смотрю в голый оконный проем заброшенного строения на разбушевавшуюся стихию. — Ну, все-е-е… простыну, заработаю насморк, весь мозг через нос вытечет. Чем я думать буду, как тебе черепушку заморочить?
— Любимый, двое под одним одеялом никогда не замерзнут, — умничает моя личная грелка во весь рост и даже больше, чем во весь.
— На что это ты намекаешь? — прикидываю в уме, что за бредовые идеи посетили твою голову.
— Я тебе не намекаю, а открытым текстом говорю. Иди ко мне, согрею, — твоя улыбка отправляет «Мону Лизку» в дипроугол, а меня — в мысли о вечном. Ага, о сексе. В голове возник белоснежный халат, голые ноги, черный проем окна. Что за бредятина?
— Я отказываюсь трахаться в антисанитарных условиях! — ну, а что? Не только ж целочкам ломаться, я тоже хочу. Хотя тогда меня это не остановило, захотел, сделал… Пытаюсь вспомнить, где и когда, но ты сбиваешь с мысли, присоединив к своей суперпохабной улыбочке пипец какой томный взгляд. И я начинаю задумываться, а не слишком ли долго выпендриваюсь…
— Ал, если ты сейчас же не снимешь мокрые штаны, заработаешь простатит, и я тебе буду каждый божий день массаж делать, — твой томный взгляд становится мечтательным, а юркий язычок облизывает появившуюся на губах улыбку.
— Алекс, если я сниму штаны, ты же меня голым увидишь средь бела дня в понедельник, да еще и на развалинах древнего замка. Как можно? — прищуриваю глаза, чтобы через решетку ресниц только наполовину видеть, как на меня надвигается обожравшийся сметаной кот.
— Любимый, я готов видеть тебя голым двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году, белой ночью и в черный день, — пячусь к ободранной стенке, лихорадочно соображая: это ты сейчас так тонко намекнул, что когда свозишь меня в круиз, то останешься без штанов?
— Любимый, а ты знаешь, если так долго будешь смотреть на солнце, то быстро отправишься к офтальмологу, — упираюсь задницей в стену, думая, что для сохранности семейного бюджета и Крым пойдет, тем более что тут особо не потратишься: банкоматов нет.
— А я буду чередовать созерцание солнца и луны, — наваливаешься на меня корпусом, трешься ширинкой о мою. А там… такое напряжение, как и у меня, впрочем. Окончательно склоняюсь к мысли, что все же нужно мокрые шмотки просушить, ну, или хотя бы отжать.
— Да ты поэт невидимого фронта! — делаю комплимент, пока ценитель прекрасного разбирается с препонами в виде моих шорт.
— Да, я такой, чего уж тут греха таить, — ты преклоняешь колени перед солнцем и благоговейно замолкаешь, высасывая из меня рифмы.
— С-с-с… Алекс… — чувства распаляют тело, когда ты прикусываешь уздечку, и понимаю, что щас сам начну стихи сочинять, причем преимущественно из междометий.
— М-м-м… Р-р-р… — мне хочется весь мир любить, когда я толкаюсь бедрами, прихватив своего поэта за волосы. Ты стонешь и вибрируешь горлом, посылая по моим влажным бедрам толпы мурашек. Ливень за стеной нашего убежища бэк-вокалом нашептывает, грохочет, журчит.
— Ты так горяч, — таю в твоих объятиях. Ты разворачиваешь меня к стенке, поддернув к себе рукой под живот мою «луну».
— Гр-р-р-р… я с тобою, мой Дракон, горю… — раскаты грома и твой рык мне в загривок сливаются в дуэт. Первый заставляет вздрогнуть, второй продолжает выписывать пальчиками стихи на моей заднице, периодически жамкая половинки. Ты проезжаешь ими по ложбинке и нащупываешь вход в другие миры.
— М-м-м… отпусти, — я просто улетаю и с трудом отшатываюсь от тебя. Блин, еще домой на моте ехать, может, минетом обойдемся.
— Забудь! Я тебя ни за что не отпущу, — ты возвращаешь руку на мой член, передергиваешь затвор, и в меня тычется уже нечто побольше пальца, оставляя холодящие кожу следы.
— У-y-y-й… че-е-ерт… Любимый, это больно, — ты давишь на вход, удерживая бедра в жестком захвате, не давая увернуться. Упираюсь лбом в согнутые руки, чувствуя, как через мою «кротовую нору» пробирается бесстрашный путешественник.
— Расслабься, милый, я тихонечко войду… — шепотом прямо в эрогенную зону, в ухо. Напираешь членом, пытаясь протиснуться в неведомые глубины. Ласкаешь рукой… Все это, в сопровождении симфонического оркестра небес, превращает ободранную развалюху в лав-отель и заставляет забыть все моральные устои, всосанные с первой бутылкой пива.
— С-с-с… да-а-а… давай… еще… Я твой, любимый, — ливень как из шланга на съемках кино, и в другое ухо пришёл сигнал к образованию пупырышек на щеках, тайфуна в животе и отключению головного мозга.
— Мой… — в кольце его рук я словно лист дрожу. Рефлексы затапливают сознание, тело отвечает на ласки, нервные окончания посылают сигналы хозяину, как ему хорошо, и нефиг из себя пионэра строить.
— Любимый, да-а-а… — завис на самой грани. Чувствую, как подкатывает волна экстаза, заставляя все внутри меня сжиматься и пульсировать.
— Кап-кап… — вокалом льет водица с потолка через дырявую крышу.
— Любимый, м-м-м… — ты стонешь где-то рядом и шлепаешься о мои ягодицы бедрами, как голыми ногами по лужам.
— Ал… Алекс-с-с…- нам хватает одного толчка. Мы кончаем, выкрикивая любимые имена. Я отключаюсь, на миг переносясь в параллельную вселенную, оставляя тело без дыхания и души. Она сливается с твоей и стремительно несется мимо рая в наш собственный мир.
— Гр-р-р-р…— за окном опять разгул стихии. Но нам уже как-то пофиг. Нам тепло, темно, и мухи местные не кусают. Еще бы комаров кто потравил, вообще зашибись было бы. Но эти божьи ошибки жужжат и возвращают сексонавтов на землю.
— М-м-м… — обессиленно тебе на грудь валюсь. Ноги трясутся, наконец, ощутив гравитацию. Хочется сползти на пол, куда уже давно упали мои шорты, но как-то грязно. А я не такой свинтус, как эти обрезанные… джинсы.
— М-м-м… Я с тобою, милый, расправляю крылья, — ты сцепляешь руки в замок на моей груди и целуешь в изгиб шеи. Так и хочется подковырнуть, что ты еще и хвост распушил, и, вообще, хорош уже тащиться, вылезай из меня.
— Любимый, я с тобою даже бога не боюсь, — ну да, чего мифических существ бояться? Тут пострашнее черти водятся.
И один из них возникает как из табакерки и орет:
— Еб вашу мать! Педерасты! — в проеме несуществующей двери возникла забулдыжная физия, видимо, сторожа и продолжила на повышенных тонах излагать свои философские мысли на наш счет. — Ишь, чего удумали! Трахаться?! Злыдни писюкастые. Щас как шмальну с ружья по вашим жопам, не то что трахаться, сидеть не сможете. Или решили вернуться в родные пенаты? Лечили, лечили и недолечили?
В секунду отлипаю от любимого тела. Какой там поясницу тянет и зад простреливает, когда тут реальная угроза выстрела, хоть и солью! Вмиг подхваченные шорты прикрывают мою многострадальную пятую точку. Ты уже сам тянешь меня к выходу, смеясь и удерживая одной рукой спадающую деталь одежды. Поворачиваюсь, бросая прощальный взгляд на здание, что ненадолго стало для нас приютом. Глаз цепляется за обветшалую вывеску «Псiхиатрична лiкарня». Да емае! Вспомнил!!!
Мы, как заправские ковбои, вскакиваем на нашего жеребца, ты пришпориваешь коня, я вцепляюсь в тебя мертвой хваткой, и мы несемся вдаль. И я ору тебе, задыхаясь от попадающего в рот ветра и комаров:
— Леха!!! Я тебе такой сон расскажу! Это не сон, а какой-то дурдом!
Комментарий к Глава 5 (пов. Ал)
Таскете кудасай(японский) - помогите
Дзаккэнаё! (японский) - пошел на...
Ичи… ни… сан… ён… року… ( японский) - один, два три, четыре, пять
Музло к главе:
http://www.youtube.com/watch?v=xT6xdrMJl68
https://www.youtube.com/watch?v=xiK2JlBpzvI&list=PL-sQwttqzmN1YVqnGb9ChiRTffGyyJcA1
Зачетный бензовоз "Ночных Волков":
http://www.krasnogorskonline.ru/aaa/IMG_1119.gif
Судакская крепость:
https://pp.vk.me/c622823/v622823081/42bdb/wZn8x1cmOMU.jpg
========== глава 6 (пов. Лет) ==========
Инструкция к применению:Откладываем все дела. Вырубаем утюг, газ, воду, детей (при наличии таковых). Закрываем дипломат с красной кнопкой — всегда успеется, и наслаждаемся чтением нашего НЕЗАБЫВАЕМОГО творения.)))
***
Как простая игра в «ностальжи» может перерасти в то, что я сейчас гоняюсь за тобой по всему дому? Да как два пальца об асфальт!
За пять часов до вышеописанного события…
Я лечу по вечерней трассе, спешу к тебе. С утра мотался по местным бабаям. Что ни пункт, то гандон штопаный. Один другого хлеще, стадо козлов, дорвавшихся до власти. Чувствую себя пострелом, которому нужно везде поспеть, все разрулить и при этом никого не пристрелить. Только одно удерживает от криминальных закидонов. Сегодня маленький праздник, круглая дата, как мы, страстно любя, выносим друг другу мозг. И это нужно отметить!
Выжимаю гашетку, лечу к тебе. За плечами, в рюкзаке, щекочет нервы и спину небольшой подарочек. Спрыгиваю с байка. Залетаю домой.
— Любимый, где надеремся? — встречают меня ожидаемый вопрос и совершенно неожиданная картина — это почти голый Дракон, что стоит у окна в вечернем свете. А это поварской фартук, что висит на голом теле Дракона, что стоит у окна в вечернем свете. А это рыцарские доспехи, что нарисованы на поварском фартуке, что висит на голом теле Дракона, что стоит у окна в вечернем свете. А это я расплываюсь в улыбке, уставившись на чудесный принт рыцарских доспехов, что нарисованы на поварском фартуке, что висит на голом теле Дракона, что стоит у окна в вечернем свете.
— А может, не пойдем никуда? — капаю слюной, в голове стопятьсот порносцен и один вопрос: есть на тебе под фартуком труселя или как? А то стоишь ты ко мне фронтом, и тылы не видно.
— ЩАС! — рявкает на меня дракончик. — Я от трезвости скоро язвенником стану… — та-а-ак. Значит, стратегический план ты уже разработал. Ок, пусть весь мир подождет, я тоже чуть попозже оторвусь. А сейчас осталось выяснить тактику.
— Прямо так пойдешь? — на всякий случай интересуюсь, к чему готовиться. А то, судя по твоим рассказам про аниме-фесты, тебе и в платье с капроновыми колготками обрядиться не слабо.
— ЩАС! — опять прилетают рык и чудная драконья улыбка. - Это, между прочим, подарок. Тебе! — ко мне походкой от бедра приближается почти голый патлатый шеф-повар и, не дойдя пары шагов, делает эффектный разворот на триста шестьдесят градусов. Я вдыхаю и… разочарованно выдыхаю. Труселя там, где им и полагается быть, а не на люстре.
— Оригинально ты мой подарок упаковал. Разворачивай! — опять пытаюсь тебя совратить.
— Любимый, пока только фантик получишь, — бесенок развязывает принтованный кусок ткани и накидывает на меня хомут. — Надевай почаще, мне нравится, как ты готовишь, позвонив по телефону в службу доставки, — не дав мне справедливо возмутиться, затыкаешь губы поцелуем, и я на время забываю, куда хотел засунуть тебе этот фартук. Пытаюсь вспомнить минут семь и от напряжения даже начал возбуждаться, пока меня то покусывали, то посасывали, то изучали языком. При этом проводя тщательный личный досмотр, шаря холодными ладонями по карманам на заднице и проверяя, на месте ли ствол. Бросил безуспешные попытки, зато вспомнил другую вещь.
— У меня тоже есть для тебя подарок, — привожу себя в чувства, еле сдерживая улыбку и желание завалить этого бесенка в одних труселях.
— Да ты что? Давай! — ты раскрываешь руки так, как будто пытаешься обнять зад слона.
— Ну, во-первых, я дарю тебе себя, — говорю с самым серьезным видом. Ты раскрываешь от удивления рот и в порыве страсти набираешь побольше воздуха. Останавливаю твой благоговейный порыв, приложив палец к губам, и тут же отдергиваю его, боясь за целостность. — Можешь не благодарить. Во-вторых, — вытаскиваю из рюкзака золотого чела с мечом и дебильным именем Оскар. Протягиваю и ору: — За величайший вклад в области мозгоебства премия вручается… Алу! Аплодисменты, Ladies and Gentlemen, аплодисменты! — и сам озвучиваю восторженную публику и бурные овации.
— Спасибо, люби-и-и-мый, — ты протягиваешь дрожащие ручонки к золоченой фигурке. Как нечто невообразимо дорогое обхватываешь двумя руками, прижимаешь к области желудка, в уголках глаз блеснули капельки невольных слез, или это бесы кислотой брызгали — поди, разбери…
— Держи, я рад, что ты любишь любить не только мое тело, но и мозги. И еще… вот, — протягиваю сертификат, что в небе есть звездочка с твоим именем. Ты падаешь ко мне на грудь в тряпочных доспехах, обнимаешь. Костлявое тельце сотрясается в беззвучном рыдании. Или ржешь, зараза? Поднимаю за подбородок смеющуюся мордаху и совершаю ответный визит к твоим губам. Во время официальной церемонии мимоходом провожу обыск, не спрятал ли ты чего от меня в труселях, и опять пытаюсь вспомнить, что еще что-то хотел сказать. Но мысли путаются, уплывают, перетекают в хоумвидео. А, вспомнил!
— Дома я надеюсь все же окольцевать тебя… — бросаю как бы между прочим.
Ты подозрительно щуришь глаза, разглядываешь «Оскара» и типа гербовую бумагу. Тонкие губы начинают дрожать и кривиться, нос шмыгает, ты всхлипываешь и, задирая подол фартука, задумчиво промокаешь несуществующие слезы и напоследок громко сморкаешься в подол своего подарка. Думаю, что надо было второй «Оскар» вручить. За лучшую мужскую роль… Да пофиг! Успею… А кольца я все равно уже давно заказал.
На ходу снимая использованный «рыцарский доспех», иду в душ, чтобы привести мысли и себя в порядок. Контрастный душ и умелые манипуляции приводят в чувства тело, насчет головы не поручусь. Мысли по-прежнему остаются с тобой. Выхожу из ванной и вижу расфуфыренного Гота.
— В ресторан собрался? — в очередной раз убеждаюсь, что готический стиль тебе к лицу. Взгляд скользит по распущенным черным волосам, рубашке-разлетайке в тон волосам поверх белой майки и небольшому коптскому крестику на шее. Узкие джинсы, ну, само собой, антибелые, с низкой посадкой, как влитые сидят на тощих бедрах. В набедренные карманы каким-то непостижимым образом протиснулись большие пальцы, разместив остальные поверх них, демонстрируя накрашенные черные ногти. Только ухмыляюсь, и когда только успел? Ну, хоть глаза не накрасил…
— Да ну, ты что, хочешь, чтоб я там цирк устроил? — протестующе машешь на меня руками. — И, вообще, я есть хочу, а не делать вид, что у меня в тарелке таракан бегает. Пойдем в кафе-бар.
Решил, что нужно соответствовать торжественности момента, и облачаюсь в контраст тебе. Светлые брюки из легкой ткани, рубашку молочного цвета с коротким рукавом прихватываю двумя пуговицами. Кое-как укладываю отросшие пряди. Не привык, но ты попросил их не состригать. Не иначе как что-то умыслил. Ну, например, в гота меня обратить…
За четыре часа до вышеописанного события…
Такси уже ждет. Выходим. Твой азарт не скрыть. Дьяволята выплясывают в глазах. Недолгий круиз по Крымским серпантинам, и вот мы почтили своим вниманием место паломничества местного и приезжего бомонда.
Громкая музыка, подвыпивший народ. Прикрываю тебя и незаметно скольжу пальцами по аппетитной попке в таких узких джинсах. Р-Р-Р-Р-Р. Щиплю. Слышу ответное: «С-С-С-С-С с ума сошел?» Удовлетворенно киваю.
Ты, чуть пританцовывая, идешь к свободному столику. Подлетает официант, принимает от нас заказ на то, что может утолить голод Дракона, которому было лень готовить что-то для себя, пока его Рыцарь странствовал в поисках злата. На столе трехслойные Б52 и небольшое фаер-шоу.
— Любимый, за нас! — салютуешь ты. Коктейльчик через соломинку перетекает в наши сосуды для спиртного. Первая пошла — полет нормальный. Целоваться, пожалуй, не стоит, дома наверстаем.
— Даже не верится, что мы совсем недавно в игрульки играли… — поглядываю на сверкающие глазки моего темного и понимаю, что такого мозговыноса я по второму кругу не выдержу. Крышу точно сорвет, и основательно.
— Ага ನಾಲ್ಕು месяца как один миг. — Я чуть не поперхнулся. Чего?! Таращу глаза, потому что слов от возмущения у меня нет.
— Интересная у тебя математика. — Ты смотришь на меня недоуменно. — А с кем я жил посчитанный мной месяц?
— С кем?! — тут же вспыхивает драконий характер, уже отказываясь включать мозг.
— Ал, ಐದು месяцев, — с напором говорю, пытаясь свернуть тебя с личностных вопросов на численные, а говно-то начинает кипеть.
— Т-о-о-чно-о-о… — тянет слово этот злыдень, как и улыбку на лице. - Ну так, счастливые часов не наблюдают, — оправдался в момент.
— Счастливчик, у меня складывается мнение, что ты просто ни хера не помнишь, — зажигаю новую пару рюмок.
— Да ни хрена! Я вообще все помню, особенно, если мне кто-то на мозоль наступит, — веселится дракончик, посматривая на танцующую публику. — За память! — и вторая рюмашка втянута через соломинку и катится в желудок, согревая кровь, обдавая под конец живым огнем.
— Которая у тебя девичья, — подкалываю, зная, что заводишься ты с пол-оборота.
