Текст книги "Depend on me (СИ)"
Автор книги: Леди Катрина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
– Я проведу тебя, – пояснил Хакён свое прикосновение, чуть сильнее сдавив пальцы в своей ладони. Хонбин, кажется, немного успокоился, чуть заметно расслабился. И это, наверное, было хорошим знаком
====== Помоги мне. ======
Хакён провел друга в дом. Хонбин придерживался рукой за стену, ступал так осторожно, медленно, с опаской прощупывая пространство перед собой. Он нервничал весь путь от коридора до кухни. Хакён усадил его на стул возле окна, заметив, как парень с облегчением выдохнул.
– Ты в порядке? – поинтересовался Хакён.
– Да. Прости. Я просто начинаю нервничать в новой обстановке, – неловко улыбнулся Хонбин, смотря прямо перед собой. Его глаза были пустыми, с шрамами в уголках и сеточкой выделяющихся кровеносных сосудов в глазном яблоке.
– Уродливо, да? – спросил Хонбин, положив руки на колени. Его блеклая полуулыбка была так не похожа на прежнюю. – Мои глаза.
– С чего ты решил, что я смотрел на твои глаза? – удивленно спросил Хакён.
– Все теперь смотрят. Это нарушенное глазное кровоснабжение, – пояснил Хонбин. – От тебя воняет рыбой, – сообщил он.
– Я работаю с рыбой, – оправдался Хакён. – Неприятно?
Хакён думал о том, чтобы отправиться в душ, но не знал, удобно ли сейчас оставить Хонбина одного.
– Просто раньше ты пах по-другому. Я бы тебя не узнал, если бы не услышал голоса, – признался Хонбин. – Я не хотел врываться в твою жизнь, это все Джиён. Я не знал, что она задумала. Ты можешь позвонить моей матери, она приедет за мной, – по-прежнему смотря в противоположную стену, произнес Хонбин.
– Потом позвоню. Ты, наверное, устал с дороги. Я сейчас приготовлю ужин. Но сначала мне надо принять душ, – объяснил Хакён. – Ты посидишь тут?
– Убежать все равно не смогу, – смущенно пошутил Хонбин. – Иди, я подожду.
Хакён кивнул, потом понял, что парень не увидит этого.
– Хорошо. Я скоро, – произнес он и направился в ванную комнату.
Старый поржавевший душ не особенно радовал, но горячая вода казалась приятной. Смыв с себя запахи работы, Хакён посмотрел в зеркало. Все-таки хорошо, что сейчас Хонбин не видит. Холодные северные ветра и постоянное пребывание в море сказались на коже, а какими-либо косметическими средствами Хакён уже давно не пользовался. Теперь незачем было следить за собой.
Переодевшись в чистые вещи, Хакён вернулся на кухню.
– Я пришел, – сообщил он. Хонбин вздрогнул, несмотря на то, что Хакён старался ступать как можно громче. – Что будешь есть? – Хакён открыл свой холодильник и был неприятно удивлен тем, что угощать гостя ему нечем. – Хотя неважно. У меня есть только рамен.
– Не беспокойся, я не хочу кушать, – отрицательно замотал головой Хонбин. – Позвони моей матери, она приедет.
– Уже стемнело. Завтра позвоню, – ставя чайник на плиту, бросил Хакён. Достав из шкафа две пачки рамёна, он вывалил их в одну кастрюлю, посыпал специями.
Они оба замолчали, не зная, о чем говорить. Хакён изредка поглядывал на парня, на то, как тот нервно сжимает рукава пальто.
– Помочь тебе снять пальто? – спросил Хакён, почему-то не догадавшись задать этот вопрос раньше.
– А? Нет, не надо. Я могу сам, – замотал Хонбин головой. Поднялся, неуклюже, медленно стянул с себя пальто и протянул его хозяину. Забирая пальто, Хакён случайно задел пальцы парня и тот сразу одернул руку, будто к огню прикоснулся.
Хакён решил не обращать на это внимание. Он повесил пальто на вешалку и вернулся за стол. Снова повисло неловкое молчание.
– Чем занимался? – решил спросить Хакён, не зная, о чем еще можно разговаривать.
– Сначала лечился в Америке, потом родители отвезли в Германию, но пока результатов нет, – так обыденно и просто произнес Хонбин. Но Хакён представлял, что должно быть пережил этот парень за один год. – А ты… как?
– Нормально. Работу тут нашел, дом снимаю.
– А остальные как? – замявшись на мгновение, спросил Хонбин.
– Не знаю, я не поддерживаю с ними связь, – отрезал Хакён, радуясь, что закипел чайник.
– Почему?
– А ты почему не связывался ни с кем?
– Я хотел позвонить. Тебе. Остальным, – с грустью произнес Хонбин. – Но боялся. Не хотел, чтобы вы видели меня таким, – горько улыбнулся парень. – Я все ждал, что операции помогут и зрение восстановится.
– Ты – идиот, – хмыкнул Хакён, заливая кипятком рамён.
– Ты сам такой. Сбежал от всех, спрятался тут …
Хакён громко закрыл крышку кастрюли, злясь на правоту Хонбина.
– Давай, не будем ворошить прошлое, – резко остановил он своего гостя.
– Прости, – виновато произнес Хонбин.
Хакён поставил кастрюлю на стол, подождал немного и разложил готовый рамён по тарелкам. Хонбин к еде не притронулся.
– Ешь, – всучив палочки в руку Хонбина, твердо произнес Хакён.
– Я не хочу.
– А ты через «не хочу». Хочешь умереть – сделай это быстро. А если же нет, то перестань мучить своих родных и близких. Они не должны страдать из-за того, что с тобой произошло. Хорошо кушать, хорошо спать, продолжать дышать. Сначала сложно, но потом станет легче, – без всякой жалости произнес Хакён. Он помнил, каким Хонбин может быть упорным, если ему поставить цель.
Хонбин крепче сжал палочки и на ощупь нашел тарелку.
– Покормить тебя? – шутливо спросил Хакён.
– Я не маленький, – улыбнулся Хонбин. Его улыбка стала чуть менее нервной.
Ужинали в тишине. Хакён старался не смотреть на парня, но взгляд сам собой то и дело возвращался к его лицу. Хонбин редко мигал, отчего создавалось жуткое ощущение, словно перед ним сидит живая кукла. Отросшая черная челка спадала ему на глаза, но даже она не могла скрыть все это уродство. Воспоминания о том подвальном помещении, о клетках и изуродованных телах вызывали тошноту. Сейчас Хонбин нормально передвигался, был жив и относительно здоров, но Хакён все равно чувствовал себя дурно. Аппетит пропал окончательно.
Как Хонбин выжил после всего того, что с ним сделал Сонтек? Как не сошел с ума?
– Я в порядке, – неожиданно произнес Хонбин. – Ты так смотришь на меня, словно я оживший труп. Я чувствую.
– Извини. Ты поел?
– Да. Спасибо.
Хакён собрал тарелки, бросил их в раковину и вернулся к парню.
– У меня тут одна спальня, поэтому придется довольствоваться тем, чем есть, – сообщил Хакён и аккуратно подтолкнул Хонбина к кровати. Тот снова занервничал, теребя рукава рубашки. Хакён усадил парня на кровать, достал из шкафа теплый свитер и протянул его гостю.
– Надень. Тут холодно ночью.
– Ты можешь… не выключать свет? – осторожно спросил Хонбин.
– Э-э, да, конечно, – согласился Хакён, расстилая на полу матрас. – Я буду спать рядом, поэтому, если что, буди меня.
– Я могу лечь на полу, – произнес Хонбин.
– Не надо. Ты же в гостях, ложись.
Хонбин натянул на себя свитер и осторожными, медленными движениями забрался под одеяло. Хакён чувствовал, что Ли хочет о чем-то с ним поговорить, но не давал ему этой возможности. Он не хотел ни о чем говорить, потому что это слишком тяжело. Они оба улеглись, но сон не шел. Хакёну мешал свет и присутствие Хонбина в комнате. Он понимал, что трусливо избегает разговора о главном, о том, что произошло между ними, о том, что по-настоящему терзает их обоих, но молчал.
– Ты ненавидишь меня? – тихо спросил Хонбин.
– Нет.
Хакён плотнее укатался одеялом, подтягивая колени к груди. Ему было холодно и неуютно.
– Все случилось из-за меня, – спустя долгую минуту тишины, произнес Хонбин. Хакён посмотрел в сторону кровати – глаза парня были закрыты, и можно было даже представить, что с ним все в порядке.
– Ты не виноват ни в чем, – уверенно произнес Хакён. – Никто не виноват. Твоя сестра сказала, что ты отказался от операции.
– Нажаловалась на меня? – хмыкнул Хонбин.
– Почему ты отказался?
– Я просто устал от них, от бессмысленных надежд. Знаешь, я когда пришел в себя в больнице и понял, что больше не могу видеть, мне стало спокойнее. Словно, если я не вижу, то ничего больше нет. Я не хотел ничего видеть, мне просто хотелось быстрее умереть. Боль была постоянной, я не мог ее терпеть, а обезболивающие усложняли ситуацию с глазами. Но потом я думал о Тэгуне… о том, как, должно быть, сложно ему, и терпел.
Хакён нервно сглотнул, не решаясь прервать Хонбина.
– Ему было хуже, еще больнее… и я до сих пор помню его глаза, когда… мне показалось, что он умер уже тогда, на том столе. А я продолжал жить, и сейчас продолжаю, все еще надеялся на то, что стану прежним, что зрение вернется и все наладится.
Голос Хонбина был очень тихим, словно он боялся своих же собственных слов, местами он вообще переходил на шепот.
– Нам всем было на что надеяться. И Воншику, и Санхёку, и Джехвану, и даже мне. У нас с Джехваном была надежда на операции, которая могла вернуть нам все, что было раньше. У вас же с Тэгуном ничего не осталось. Он жил пением, ты – танцами, и у вас не было никакого шанса на восстановление, – произнес Хонбин. – Мне стало стыдно за то, что я все еще надеялся стать нормальным.
– И кому станет легче, если ты сдашься? – сухо спросил Хакён. – Мне? Тэгуну? Черт возьми, ты должен использовать любую возможность, чтобы выкарабкаться!
Хакён поднялся и сел на матрасе, посмотрев в отрешенное лицо Хонбина.
– Даже если шансов мало, ты должен их использовать, должен жить дальше, понимаешь? – взорвался Хакён. – Да, у меня ничего не осталось. Ни группы, ни танцев, ни друзей… – голос предательски дрогнул. – Но даже я продолжаю жить. А ты сдаешься на полпути. Я понимаю, что тебе страшно, но ты думаешь, мне не страшно? Я каждый раз просыпаюсь в холодном потому, потому что каждый раз вижу вас в том ангаре, в клетках, подвешенных, как безжизненных кукол! Вижу, как Санхёк держит в руках свою девушку и беспомощно просит меня спасти ее. Вижу обреченность Воншика, когда ему пришлось отказаться от музыки ради родителей. Вижу безжизненность Джехвана, когда врачи сообщили ему диагноз. Я ничего не забыл, Хонбин. И это просто сводит меня с ума.
– Хакён…
– Нет, послушай, – перебил его Хакён. – Раз я продолжаю жить, то и вы обязаны! Слышишь, черт возьми, вы все обязаны жить!!!
Его начало трясти от нервов. Он хотел достучаться до Хонбина, хотел заставить его вернуться к жизни, но силы внезапно просто растворились и Хакён понял, что не может. Не может помочь остальным.
Хонбин соскользнул с кровати, подполз к нему и, ощупывая ладонями, дотянулся до шеи. Крепко обнял, прижавшись всем телом.
– Ты не должен сдаваться, – тихо прошептал Хакён и почувствовал легкий поцелуй на своих губах. Едва уловимое, теплое касание и по спине пробегает холодок.
Неправильно. Не нужно.
Надо все остановить, но сил нет. Хонбин не отстранился, он почти не дышал, осторожный, нежный, ласковый. Из его закрытых глаз по щекам скользили капельки слез, губы дрожали, превращая трепетный, нерешительный поцелуй в настоящее отчаяние, такое глубокое и бескрайнее, что становилось страшно. Хакён не отталкивал парня, чувствуя, что Хонбин держится за него, как за последнюю возможность спастись, чувствуя, как его пальцы с силой сжимают рукава рубашки. Но это все равно было неправильно. Чувствовать его губы, губы парня на своих губах, чувствовать всю эту невысказанную любовь и обожание, чувствовать вину за то, что эти чувства навсегда останутся без ответа.
– Не надо, – тихо попросил Хакён, боясь сделать лишнее движение, навредить, сделать еще хуже.
– Прости, – шумно выдохнул Хонбин, уткнувшись лбом в его плечо.
Хакён обнял парня, не зная, что еще сказать, как помочь. Он уложил его рядом, накрыв одеялом, как маленького ребенка. Хонбин тихо вздрагивал в беззвучных рыданиях. Он тонул в своих чувствах, Хакён видел это, но все, что он мог сейчас дать – это те крупицы собственного тепла, которые остались в нем самом. Хонбин прижался к нему, молча, в полной тишине и постепенно стал успокаиваться под усыпляющим похлопыванием Хакёна.
За окном светало. Хакёну нравилось смотреть на рассвет из окна своего дома – вид открывался потрясающий. Солнечные лучи пробивались сквозь туманную, морозную дымку, разгоняя унылый мрак над деревней. Они словно рассеивали тяжелые мысли в голове, обещая, что когда-нибудь и в жизни Хакёна наступит медленный, но прекрасный рассвет. Закутавшись в плед, Хакён забрался на стул возле окна и смотрел на горизонт. Горячий кофе в руках постепенно остывал, но сегодня холод не сильно доставал. Мысли то и дело возвращались к Хонбину, который спал в соседней комнате, а память подсовывала картинки прошлого, где они были счастливы, где смеялись на съемках, выкладывались на сцене, репетировали до седьмого пота в тренировочном зале, поддерживая друг друга, не позволяя упасть и сорваться. Когда-то раньше они были единым целом, они словно были одним организмом, который развалился на части. И эти части уже не могли помочь друг другу вновь подняться с колен, эти части были опустошенны и выжжены.
Хакён видел, что Хонбин, как и он сам, стал просто оболочкой, потерянной, израненной душой. Раны не затягивались, боль притупилась, принимая другую форму, она притаилась за пустотой и равнодушием.
Хакён услышал шум из спальни и быстро вскочил, сбросив одеяло и оставив кофе на поддоннике. Вбежав в соседнюю комнату, он увидел Хонбина, который дезориентированно пытался подняться с пола. Хакён подлетел к парню, помогая ему встать на ноги.
– Ты в порядке? – осторожно придерживая его за локоть, Хакён всматривался в напуганное лицо. – В чем дело?
Хонбин мертвой хваткой вцепился в его руку, смотря куда-то в точку перед собой. Его глаза становились красными, и это до чертиков пугало.
– Хонбин, эй! Что такое? Что-то болит? В больницу? – засуетился Хакён, не зная, куда бежать и за что хвататься.
– Нет-нет, – Хонбин ослабил хватку. – Я просто проснулся, думал, что дома… а потом не обнаружил графина с водой… и показалось, что я снова в той клетке…. Извини...
– Все в порядке, – произнес Хакён, усаживая Хонбина обратно на кровать. Парень шумно выдохнул, спрятал лицо в ладонях, успокаиваясь.
– Я нормально, – придя в себя, произнес Хонбин. – Просто всегда так, в незнакомой обстановке. Извини, что напугал. Глаза, наверное, выглядят отвратительно, – хмыкнул он. – Неприятно, да? Но не волнуйся, это сейчас пройдет.
– Все не так страшно, – попытался Хакён утешить его.
– Люди теперь не говорят, что я красивый, – с грустью улыбнулся Хонбин. – Они шарахаются от меня, будто я монстр.
Хонбин так старался выглядеть сильным, что от этого становилось только хуже на душе. Хакён накрыл своей ладонью стиснутые кулаки парня, не зная, как еще выразить то, что он рядом. Хонбин нерешительно положил голову ему на плечо.
– Прости. Тебе и самому тяжело, а тут еще я…
– Будешь кофе? – спросил Хакён, не желая больше говорить о проблемах. Разговоры тут точно не помогут.
– Да.
Хакён осторожно довел парня до кухни, усадил на свое место у окна.
– Не холодно? Накинь плед, тут с утра немного морозно, – посоветовал он.
– Да. У тебя прохладно. А еще тесно. Дом очень маленький.
– Не жалуйся, это все-таки мой дом, – шутливо бросил Хакён. – У меня нечего есть, так что придется довольствоваться только кофе.
– На диете сидишь? – улыбнулся Хонбин, принимая чашку горячего напитка.
– Осторожно, не пролей.
– Да, мамочка.
Хакён улыбнулся, вспомнив, как раньше Хонбин и остальные ребята также ворчливо принимали наставления лидера. Кажется, Хонбин тоже предался воспоминаниям, потому что неожиданно замолчал, а улыбка погрустнела.
– Ты скучаешь по ним? – тихо спросил Хонбин. Хакён понял, что парень имел в виду остальных мемберов.
– М.
– Я тоже. Мне часто не хватало всех вас, – произнес Хонбин. – Знаешь, у меня был период, когда я … расклеился совсем. Никак не мог взять себя руки, из одной истерики в другую. Родители тогда настрадались из-за меня, а я ничего не мог сделать. Меня тогда Джиён спасла. Она натянула на меня наушники и включила наш диск. Было так приятно услышать ваши голоса.
– Мог тогда на звонки мои отвечать, – напомнил Хакён.
– Прости, – неловко произнес Хонбин. – Я знаю, что ты звонил, но не мог ответить. Я в первые месяцы после операции не совсем в адекватном состоянии был.
– Ясно.
– Машина подъехала? – спросил Хонбин. Хакён взглянул в окно – и правда, к воротам подъехал черный автомобиль Джиён.
– Да. Сестра твоя.
– Испугалась, наверное, за меня, – улыбнулся Хонбин. – Она боится надолго оставлять меня одного, но тебе доверилась.
В дверь постучали. Хакён впустил гостью. Джиён неловко замялась на пороге, виновато смотря на хозяина дома.
– Проходите, – впустил Хакён гостью.
Джиён прошла вперед, обнаружив брата за столом. Хонбин повернул голову в ее сторону, но смотрел левее.
– Воспользовалась моей беспомощностью, нуна? – сурово бросил Хонбин. – Как ты вообще додумалась оставить меня?
– Прости, братец. Ты сам не оставил мне выбора, – виновато произнесла девушка. – Но я приехала за тобой.
– Выпьете кофе? – предложил Хакён.
– Нет, спасибо. Мы поедем. Я забронировала билеты на самолет, – произнесла Джиён, внимательно следя за реакцией брата. Хакён тоже посмотрел на Хонбина. Речь шла о новой операции, и Хакён порадовался тому, что Хонбин не стал возражать. Джиён тоже радостно засияла.
– Подожди меня в машине, – попросил Хонбин.
– Да, хорошо. До свидания, Хакён. И спасибо. За всё, – попрощалась девушка. Хакён вежливо кивнул, попрощался, проводив гостью взглядом.
– Я рад, что ты решился, – произнес Хакён, когда они остались с Хонбином одни.
– Я не уверен. Если, – Хонбин запнулся, но через мгновение продолжил. – Я могу к тебе приехать потом? Мы ведь все еще друзья, да? – нерешительно спросил он, сцепив пальцы в замок.
– Да. Я горжусь тобой, – улыбнулся Хакён. – Ты все правильно решил.
Хонбин улыбнулся и тут же помрачнел:
– А если операция пройдет неудачно? Тебе нужен будет слепой друг?
Хакён отвесил ему несильный подзатыльник.
– Я побью тебя, если подобные мысли снова придут в твою дурную голову.
Хонбин снова улыбнулся, расслабился.
– Не пожалеешь инвалида?
– Нет, – категорично отозвался Хакён. – Жалеть не буду.
Хонбин поднялся.
– Мне пора.
– Удачи, – Хакён обнял парня. – Не бойся и не справляйся с этим в одиночку, звони мне, хорошо?
– Да, – кивнул Хонбин. – Спасибо.
– Вали уже, – шутливо бросил Хакён.
Расставание получилось не таким болезненным, как предполагалось. Оно словно было наполнено ожиданием новой встречи. Хакён, помогая другу сесть в машину, радовался изменениям. Хонбин словно немного оживился, воспрянул духом. И это приносило, пусть и легкое, но облегчение. Хакён еще раз пожелал удачи, счастливой дороги, в последний раз сжал пальцы Хонбина. Ему казалось, что тактильные контакты для парня сейчас нужнее всего в его вечной темноте. Хонбин крепко, с благодарностью сжимал его руку, улыбаясь в пустоту. Джиён не торопила их, но когда прощание стало затягиваться, она напомнила о самолете.
Попрощавшись, Хакён закрыл дверцу машины, махнул Джиён и еще долго смотрел им вслед, когда они отъехали от дома.
====== Старый друг. ======
Погода ухудшалась, ближе к вечеру северный ветер усилился, грозя обрушить на деревню ледяной дождь. В такие моменты посетителей в лапшишной было немного, отчего и работы у Хакёна было в разы меньше. На очередную подработку Хакён устроился неделю назад, старик Ким попросил помочь своему брату с лапшишной, а отказываться не было смысла.
– Ён, к тебе пришли, – залетела на кухню девчушка одиннадцати лет.
– Кто? – удивился Хакён.
– Не знаю, но такой красавчик, – смущенно улыбнулась девчонка и быстро выскочила за дверь.
Хакён поставил последнюю тарелку в стопку и, вытерев руки о фартук, вышел из подсобных помещений. В зале народу было немного, но своего гостя Хакён узнал издалека. Вокруг парня уже столпились женщины, охая и ахая, не верят своему счастью. Реук вежливо всем улыбался, давал автографы и фотографировался, ничем не показывая недовольства. «SuJu» знали даже в такой провинциальной деревне.
– Хакён! – радостно воскликнул Реук, выбравшись из плотного кольца престарелых поклонниц.
Хакён встретил его крепкими объятиями. Он был так рад увидеть друга, что едва не разревелся. Реук уже не появлялся у него три месяца. Очередной гастрольный тур «Super Junior» по Азии забрал у Хакёна единственного друга, который, несмотря ни на что, оставался верной опорой и поддержкой.
– Ты совсем скоро в скелет превратишься, – пожурил Реук с улыбкой, оглядывая его с ног до головы. По сравнению с красивым парнем в дорогой и стильной одежде Хакён почувствовал себя жалко. Бесформенный серый свитер и черный фартук делали ситуацию еще хуже.
– Тебе кажется, – отмахнулся Хакён. – Ты надолго?
– К ночи мне нужно уже быть в Сеуле, – признался Реук. – Угостишь своим фирменным блюдом? – бросив взгляд в сторону настенного меню, весело спросил парень.
– Давай лучше на улицу выйдем, – предложил Хакён, чувствуя, как весь кадровый состав лапшишной и дамочки-домохозяйки сейчас смотрят в их сторону. – Джо, вынеси нам на веранду соджу, хорошо?
– Конечно, хён.
Хакён провел друга на веранду, где тоже располагались столики. Это место обычно занимали рыбаки, которые заходили пропустить по стаканчику после работы, но сейчас вся веранда пустовала.
– Как провели тур? Давно приехал? – сев за столик, спросил Хакён.
– Сегодня утром прилетели из Токио. Ты извини, что нечасто звонил за эти три месяца. Времени вообще не было. Гоняли нас из страны в страну, репетиции – выступления – перелет и все сначала. Представляешь, мы засыпали даже в перерывах между номерами, – устало улыбнулся Реук.
Хакён засмеялся.
– Стареешь, хён. А как дела на радио?
– Раз в неделю я исправно мотался в Сеул. Выматывает это жутко. Вообще сейчас сложнее согласовать расписание со всеми участниками сразу, – пожаловался Реук.
Официант принес им две бутылки соджи, стаканчики и две тарелки горячей лапши.
– А я и не знал, что ты сюда устроился, – пододвигая к себе тарелку, Реук сразу принялся за еду. – Я к тебе домой поехал. Там закрыто, а соседка твоя сказала, что ты в лапшишной работаешь. Еле добрался.
– Надо было позвонить мне. Я бы встретил тебя.
– Хотел сделать сюрприз, – лучезарно улыбнулся певец.
– Я рад, что ты приехал, – улыбнулся Хакён в ответ. Только сейчас он понимал, насколько же ему не хватало друга все это время.
– Ты с каждым разом становишься все молчаливее и молчаливее, – заметил Реук, отрываясь от своей лапши. – Рассказывай. Как ты? Чем занимаешься?
– Нечего рассказывать. Это раньше жизнь бурлила, а сейчас все спокойно. Рыбачу со стариком, теперь вот подрабатываю здесь, – пожал Хакён плечами.
– Она бы и дальше продолжала бурлить, если бы ты не сбежал и не спрятался в этой дыре, – с упреком произнес Реук.
– Только не начинай сначала, – застонал Хакён. – Выпьешь?
– Нет. Я за рулем. Мне еще в Сеул возвращаться. Вот смотрю я на тебя и думаю, неужели таким же стану когда-нибудь. Слава уйдет, люди забудут, талант потускнеет.
– Все не так плохо, – хмыкнул Хакён. Ему хотелось добавить « все еще хуже», но не стал пугать друга. – Много свободного времени, свежий воздух, есть время для себя.
– То-то я смотрю, ты цветешь и пахнешь. Сам на себя не похож, – прямо заявил Реук. – От тебя вообще уже ничего скоро не останется, – угрюмо закончил он. – Тебе надо развлечься немного. Хочешь, в клуб с тобой сходим? Можем в Сеул смотаться.
– Не хочу, – уверенно ответил Хакён.
– Я так и предполагал. Поэтому у меня есть другой вариант. На въезде я видел объявление, у вас на стадионе школы сегодня концерт какой-то ученики ставят, поехали, посмотрим.
– Зачем?
– Хакён, я понимаю, что тебе в твоем панцире стало уже довольно комфортно, – серьезно произнес Реук, заглядывая в глаза. – Но жизнь продолжается, и мир вокруг тебя не прекратил свое существование. Ты еще слишком молод, чтобы хоронить себя.
– Хорошо-хорошо, – сдался Хакён, не желая больше слушать нравоучения друга. – Иначе ты не отстанешь от меня.
– Вот и отлично! Значит, поедим на местный концерт.
После лапшишной они поехали сразу на стадион местной школы. Машина Реука привлекала много внимания, поэтому пришлось припарковаться за деревьями и кустарниками. Концерт уже давно начался, стадион заполняли ученики, родители и просто прохожие. Реук натянул на голову кепку и надел маску, чтобы не сильно привлекать к себе внимание. Хотя это мало помогало, потому что вокруг него словно плавали сладкие флюиды цветочного мальчика. Хакён смеялся над другом, Реук же только и делал, что шутил. Его веселое, игривое настроение и его сегодняшняя болтливость были словно спасательный круг для души Хакёна.
Чтобы не мешать выступающим, Реук предложил остаться у машины. Он достал с заднего сиденья по банке пива, и теперь они сидели на капоте черной «тайоты». Сумерки и темнота места скрывала их от прохожих, поэтому можно было расслабиться. Сцену впереди было видно хорошо, что делало место идеальной VIP– зоной, как сказал Реук.
Несколько минут они оба тихо смеялись над выступлением девочки из младших классов, которая показывала юмористический номер, было легко и хорошо, пока Реук не затронул болезную тему.
– Я встречался с Джехваном, – сообщил он.
– И как он? – глотнув пива, спросил Хакён.
– Вы как дети малые. Он постоянно спрашивает о тебе, ты – о нем. Что вам мешает поговорить друг с другом?
– Не знаю, – честно ответил Хакён, пожав плечами. На стадионе раздались аплодисменты зрителей, а на сцену вышли ведущие, которые громко стали объявлять о следующем номере.
– Как он? – спросил Хакён, когда шум на стадионе стих.
– Нормально. Последний реабилитационный период недавно завершился, теперь он в состоянии вернуться на сцену, – произнес Реук.
– Он хочет вернуться? – спокойно спросил Хакён, делая вид, что ответ его и не очень интересует.
– Нет. Я предлагал ему начать сольную карьеру, но он отказался, – вздохнул Реук. – Сказал, что без вас не сможет.
– Дурак, – хмыкнул Хакён, делая глоток из банки. – Если бы я был на его месте, то дебютировал бы сольно. Тем более, вся та грязь, что на группу обрушалась, она не касалась его.
– Не лги себе. Никто из вас не станет сольно выступать, особенно после того, что с вами случилось, – произнес Реук. – Ни с кем больше из своей группы не связывался?
– Хонбин приезжал, – признался Хакён. Эта новость вертелась у него на языке, но говорить оказалось не так-то просто.
– Да? – удивился Реук. Опустив маску, он повернулся к нему. – И что? Почему раньше не сказал?
– Его сестра привезла сюда насильно. Хонбин отказывался делать операцию на глаза, – пояснил Хакён. – Она оставила его у меня на ночь.
– Ему так и не восстановили зрение?
– Нет. Не вышло.
– Жаль парня, – с сочувствием произнес Реук. – Как он справляется с этим?
– Он почти сдался, но когда уезжал, вроде пообещал лечь на очередную операцию, – крутя в руках банку под громкую музыку со сцены, Хакён решил поделиться своими переживаниями. – Прошло уже две недели, но пока вестей никаких. Джиён говорит, что сейчас идёт восстановление после операции и его держат на транквилизаторах из-за сильной нагрузки на нервную систему.
– Не волнуйся, все у него будет хорошо, – Реук хлопнул его по плечу, приободряя. – Сам только не раскисай.
– Он поцеловал меня, – не поднимая глаз, сообщил Хакён. Реук завис. – А я не смог его оттолкнуть.
– Ён, он уже не ребенок, – рассудительно произнес Реук. – Вам надо открыто поговорить об этом, пока все не зашло слишком далеко.
– Думаешь, это легко?
– Не думаю. Но может Хонбин сам не понимает, что чувствует. Может, это не любовь, а лишь привязанность. Уже год прошел. Может, сейчас он тянется к тебе, потому что ищет прежнюю опору, защиту? Раньше ты для всех своих мемберов был стальным стержнем, почвой под ногами. Ты решал все их проблемы, они не боялись оступиться, зная, что ты их поддержишь, а теперь у них нет тебя. Конечно, они потеряны.
– У меня больше нет этого стержня внутри, – признался Хакён. – Поэтому я никому не могу помочь.
– Это потому что ты отказался от того, что тебе дорого, – уверенно произнес Реук. – Может, стоит начать все сначала?
Хакён нервно хохотнул.
Начать все сначала? Разве это возможно? Их мечта оказалась похороненной год назад, не было никакой возможности вернуться на сцену, оставалось только продолжать гореть в персональном аду бескрайней обреченности. Хакён бы солгал, если бы сказал, что не думал об этом. Конечно, думал. Думал о сцене, танцах, пении, об их группе.
Но эти мысли делали все только хуже. Тихий, едва слышный голос внутри с крохотной надеждой просил не сдаваться, но что-то внутри было в миллионы раз сильнее этого голоса. И с этим «что-то» Хакён не знал, как бороться.
– Вам всем было бы легче, если бы вы остались вместе, – произнес Реук. – Ты знаешь, в прессе так ничего и не сообщалось о причине распада. После того, как Ким Сонтек обрушил на вас столько грязи, не все фанаты ему поверили. Остались те, кто сохранил вам верность.
– Уже год прошел, все давно забыли о нас, – Хакён не хотел признавать этот факт, но напрасных иллюзий не питал. Слава быстротечна. Одни айдолы исчезают, другие загораются. А учитывая, как их разнесли в пух и прах год назад, шансов не оставалось никаких.
– Уверен? – почему-то весело спросил Реук. А уже через секунду со стороны стадиона донеслась знакомая мелодия.
Хакён поднял голову и посмотрел на сцену, где шесть учеников пели и танцевали под «Error». От знакомого, трогательного мотива в груди защемило. Голоса, конечно, были слишком слабыми, и партии Тэгуна никто не вытягивал, но даже так… их выступление проникало в самую душу.
Мелодия песни разносилась на всю округу, уводя за собой в прошлое, когда VIXX сияли на сцене, срывая бешеные овации и занимая первые места на всех музыкальных шоу. Смех, улыбки, слезы… счастье, накрывающее с головой, от четкой, идеальной слаженности в движениях… Церемонии награждения, первые места в музыкальных чартах…
– Ты знал, что они будут выступать с нашей песней? – прикусив губу, спросил Хакён. Он не хотел выглядеть жалко, но слушать собственную песню, погружаясь в события далекого прошлого, оказалось непросто. Казалось, эта музыка пробивалась сквозь глухую оборону, которую Хакён воздвиг между собой и остальным миром, когда колючей проволокой обнес свою мечту.
– Да, я видел это в программе на том объявлении, – признался Реук. – Ты можешь вернуться, Хакён. Просто поверь в себя.
Его слова, это выступление – они словно вскрыли нарывающую рану, заполняя грудную клетку страшной болью.
– Ты жесток, – крепко сжимая банку пива, Хакён опустил взгляд.
Он надеялся, что уже все забыл. Но помнил. До сих пор помнил….
...Ароматный запах мяса разносился на всю округу. Тэгун стоял возле мангала, сосредоточенно переворачивая мясо под палящим солнцем. Хакён, делая вид, что помогает, украдкой воровал свежие, прожаренные кусочки, которые таяли во рту.
