Текст книги "Кремлёвский кудесник (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

  Глава 8

            – Вот, ля, курва какая! – выругался начальник первого отдела Второго Главного Управления КГБ СССР, к которому меня зачем-то притащил мой непосредственный начальник. – Это ж… – Рэм Сергеевич Красильников даже от возмущения задохнулся, вновь взглянув на фоторобот, составленный мной.

            Мы сидели впятером в кабинете Красильникова: я и Эдуард Николаевич по одну сторону стола, Марат и Коля, срочно вызванные начальством – по другую. Сам же генерал-майор Красильников восседал в своем кресле во главе нашей скромной компании.

            – Это точно Яковлев, – качнул головой Марат, перед которым лежала еще одна копия фоторобота, – Александр Николаевич. И он сейчас точно в Москве.

            – Яковлев Александр Николаевич? – Я с огромным удивлением повернулся к своему начальнику.

            – Чего ты меня так уставился, Родион? – Криво ухмыльнулся генерал-майор Яковлев. – Нет, мы не братья. Даже не родственники. И это несмотря на то, что мы оба Яковлевы и оба Николаевичи. Понял, умник?

            – Понял, Эдуард Николаевич! – Я примирительно поднял руки. – Просто я этого Яковлева никогда в глаза не видел…

            – А как же ты тогда его фоторобот так точно составил? – не понял моего заявления Красильников.

            – Кудесник он, товарищ генерал майор! – хохотнул Николай. – Наверное, точно так же, как контейнер обнаружил. Ведь он в том дворе тоже ни разу не был.

            – Колись, товарищ генерал-майор, – произнёс Красильников, – чего вы там в своем НИИЧАВО[1] наизобретали?

            – Вижу, товарищ Рэм, что с творчеством диссидентов[2] Стругацких ты хорошо знаком, – беззлобно подначил старого друга Эдуард Николаевич.

            – Да как их не читать, если пишут занимательно, – не поддался на провокацию Рэм Сергеевич. – Ты, похоже, тоже читал, раз про НИИЧАВО в курсе?

            – Мне по должности положено, – шутливо заявил Яковлев, – я ведь тоже НИИ руковожу. А слышал, что по их сценарию Тарковский в прошлом году новый фантастический фильм снял? «Сталкер» называется. Мне тут рассказывали… ну, кому посчастливилось на закрытый показ прямо на киностудии «Мосфильм» попасть – изумительная вещь! Но в прокат всё ещё не выпустили…

            – А вы чего уши развесили, разгильдяи? – неожиданно рявкнул на подчинённых Красильников, но я не услышал в его голосе никакой злобы. – Просрали мне Яковлева, а «Шмеля» угробили! Мы бы через него качественную дезу еще несколько лет могли нашему вероятному противнику втюхивать. А вот эту харю, – он хлопнул ладонью по фотороботу, – каким Макаром теперь к делу пришить? А этого вот… – Красильников на мгновение задумался, как бы ему похлеще обозвать предателя.

            – Оборотня в погонах… – неожиданно по привычке вырвалось у меня, а оказалось, что в этом времени такого выражения никто не знал[3].

            – Да какие у него погоны? – фыркнул Красильников. – Зато оборотень – прямо в точку! И вот этого оборотня нужно было под белы рученьки с поличным брать! Да и то я не уверен, что он впоследствии не выкрутился бы…

            Я слушал вполуха, как разоряется Рэм Сергеевич, а сам пялился на собственноручно составленный фоторобот, поворачивая его и так, и этак. Хоть я и видел этого человека живьем в чужих воспоминаниях, но не узнал. Но вот какое-то смутное ощущение, словно я его уже когда-то видел – там, в своём времени, никак не давало мне покоя.

            – Это ещё почему? – поинтересовался мой шеф, не знающий, похоже, некоторых нюансов. Ну, оно и понятно, у него совершенно другие задачи в конторе.

            – Ты в своём кудеснике уверен? – неожиданно спросил Красильников. – Просто сейчас наш разговор на такую «скользкую» дорожку повернул… Может, лучше ему за дверью подождать?

            – Не вопрос, товарищ генерал-майор, подожду… – Я уже оторвал свой зад от стула, но Эдуард Николаевич жестом заставил меня вернуться обратно.

            – Поручусь, как за самого себя! – Порадовал меня Эдуард Николаевич (хотя, ведь он это о настоящем Гордееве – моей заслуги в том нет).

            Красильников еще раз пристально взглянул мне в глаза, а затем произнёс:

            – Хорошо, только не подведите меня под монастырь, товарищи дорогие!

            Мы с Яковлевым синхронно кивнули. Что заставило начальника первого отдела «двойки» поделиться с нами этой, по всей видимости, конфиденциальной информацией, было мне неизвестно. Похоже, что найденный мною контейнер, действительно основательно прикрыл ему задницу. И в будущем он рассчитывал на продолжение нашего плодотворного сотрудничества.

            – Еще в шестидесятых, – продолжил Красильников, – к нам в отдел стала поступать крайне тревожная информация, указывающая на связи Яковлева с американскими спецслужбами…

            – О, как! – С изумлением покачал головой мой начальник, похоже, не обладавший ранее подобной информацией.

            – Впервые подобные сведения были получены после того, как Яковлев вернулся со стажировки в США – в 58-ом его по обмену направляли в Колумбийский университет. Ты, кстати, с генерал-лейтенантом Питоврановым Евгением Петровичем знаком? – спросил у моего шефа Рэм Сергеевич.

            – Знаком, но так – шапочно, – ответил Эдуард Николаевич. – Он, если мне память не изменяет, уже лет десять, как в запасе.

            – Да, официально с 66-го года, – подтвердил Красильников. – Сейчас он зампредседателя президиума Торгово-промышленной палаты. Но не бывает бывших контрразведчиков-чекистов, – даже с какой-то гордостью произнес Рэм Сергеевич. – Так вот, в 69-ом году Питовранов создал мощную спецрезидентуру КГБ «Фирма», которая по сей день работает под крышей Торгово-промышленной палаты СССР и специализируется на получении информации от западных бизнесменов, заинтересованных в контрактах с СССР. Вскоре от бизнесменов «Фирма» перешла к установлению контактов с видными западными политиками. И вот сведения, полученные от одного из них, подтверждали, что посол в Канаде Яковлев сотрудничает с американской разведкой.

            – И что, никаких мер не было принято? – вполне себе искренне удивился Эдуард Николаевич.

            – Об этой ситуации без промедления доложили Андропову, – ответил Красильников, – и Юрий Владимирович приказал Питовранову перепроверить информацию и получить какие-либо подтверждающие или опровергающие факты. За дело вновь взялось представительство «Фирмы», расположенное в Канаде. Выяснилось, что у посла регулярно появляются новые дорогие вещи, а его траты, якобы, значительно превышают не только зарплату, но даже те средства, которые главы советских диппредставительств обычно умудряются втихую присваивать из представительских денег. Для Андропова этого было достаточно, и он поручил подготовить записку Генеральному секретарю ЦК КПСС…

            – Это уже серьёзно… – Качнул головой Эдуард Николаевич. – И что было дальше?

            – А о том, что было дальше, я слышал от зампреда КГБ при Совете Министров.

            – От генерал-лейтенанта Чебрикова?

            – Да, – кивнул Красильников. – Он говорил, что Андропов показывал ему эту записку, с которой он был на докладе у Брежнева. О том, что Яковлев по всем признакам является агентом американской разведки.

            – И что, это не подействовало?

            – В том-то и дело! Леонид Ильич прочел и сказал: «Член ЦРК[4] предателем быть не может!» И усё – приехали! Юрий Владимирович не согласился с Брежневым, но в споры не полез, а записку порвал. Теперь понимаете, товарищи, какими нужно обладать доказательствами, чтобы законопатить этого оборотня туда, где ему самое место?

            – Они должны быть просто железобетонными! – понуро произнёс Марат. – А мы всё просрали…

            – Ячейки памяти, соответствующие запросу, найдены! – Слова оперативника внезапно заглушил зазвучавший прямо у меня в голове механический и абсолютно лишённый всяческих эмоций голос.

            Я едва с места не подскочил от неожиданности, с трудом удержавшись, чтобы не выругаться матом. Но это было еще не всё, меня стегануло такой болью в висках, что я непроизвольно схватился руками за голову, а затем уперся локтями в стол перед собой.

            – Родион, что с тобой? – Естественно, что такое поведение не скрылось от «всевидящего ока» начальства, да и остальных присутствующих тоже.

            – Он и в машине на обратном пути тоже всё время дергался, товарищ генерал-майор, – Тут же «настучал» Марат.

            Но я не был на него в обиде, поскольку понимал, что сделал он это из самых добрых побуждений.

            – Нормально, – проскрипел я сквозь зубы, – сейчас отпустит… Похоже на откат от психостимуляторов…

            – Ну, вы это… осторожнее, ребятки, с препаратами-то! – строго произнёс Красильников. – Я понимаю, что ученые частенько всё на себе испытывают… Но… вы уж как-то поберегитесь, что ли.

            – Спасибо, Рэм Сергеевич, – поблагодарил я генерала за участие, – мне уже легче… Голова только раскалывается.

            – Мы, Родик, – чрезмерно вкрадчиво и мягко произнес Эдуард Николаевич, – с тобой об этом позже поговорим… Держи, вот – выпей! – передо мной на стол легла бумажная упаковка с болеутоляющими таблетками.

            Я скосил глаза, пытаясь рассмотреть, что это за лекарство. Им оказался обычный «Цитрамон», применяющийся даже в моём времени. Хотя, это вполне могла оказаться «Тройчатка» – уже забытое лекарство 50−70-х годов. В семьдесятнепомнюкаком году один из трёх компонентов «Тройчатки» – аминофеназон был признан канцерогенным, то есть он вызывал риск возникновения рака, далее выяснилось, что вещество ещё и вредит костному мозгу, особенно детскому. В итоге компонент был запрещен и его заменили аспирином (ацетилсалициловой кислотой), а название изменили на «Цитрамон».

            – Ребят, воды ему дайте! – распорядился Красильноков.

            Марат метнулся в угол кабинета и вернулся назад с гранёным стаканом воды. Я наощупь выщелкнул сразу пару таблеток, закинул в рот и запил водой.

            – Значит, так и не расскажешь, Эдуард Николаевич, как вы это провернули? – подцепив со стола фоторобот Яковлева, вновь завел старую шарманку Рэм Сергеевич.

            – Извини, старина – пока не могу, – жестко отрубил всякие поползновения мой шеф. – Слишком уж опасная технология. Видишь, что с Гордеевым творится? Даже не знаю, будем ли мы продолжать наши эксперименты…

            А со мной действительно творилась какая-то лютая хрень. Мало того, что голова трещала так, что хотелось выть, так еще и все пространство перед глазами было забито какими-то раскрывающимися «окнами», похожими на вкладки «Винды». Причем эти вкладки никак не хотели закрываться, и я сейчас ничего другого кроме них не видел.

            Мерцающие картинки плыли перед глазами, накладываясь на лица сослуживцев, на стол, на стены кабинета. Сквозь полупрозрачные слои я видел, как Эдуард Николаевич хмуро смотрит на меня, а Красильников с нескрываемым любопытством вертит в руках фоторобот.

            И вдруг одно из окон резко увеличилось, выйдя на передний план. В имеющийся текст я пока не вглядывался, а вот фотографии, которыми он был снабжен, вызвали у меня любопытство, даже несмотря на головную боль. Ведь на этих фото фигурировал все тот же человек, фоторобот которого я и собрал.

            Только этот человек был куда старее, чем в памяти мертвого американского шпиона. Но это был точно он – зуб даю! И тут я вспомнил, что действительно читал эту статью несколько лет тому назад, еще там – в будущем. Похоже, что нейросеть, вживлённая в мою голову (а вернее – в сознание, голова-то осталась там – в будущем), сумела каким-то образом вытащить из моей памяти эту статью.

            Причем, точь-в-точь и слово в слово, со всеми картинками и фотографиями, которые я тогда видел! Вот что, оказывается, означало: «Ячейки памяти, соответствующие запросу, найдены!» Значит, поиск в нейронке все-таки работает. Надо только научиться его запускать. Вот только эта головная боль мне не нравится…

            Когда болеутоляющее, что сунул мне шеф, начало потихоньку действовать, я смог восстановить (вернее, еще раз тупо прочитать, что мне подсунула нейросеть) инфу, известную в будущем об этом самом Яковлеве. И, как оказалось, «местные» контрразведчики были правы на все сто – Александр Николаевич оказался ярым антикоммунистом и убежденным «западником».

            А еще этого деятеля неспроста называли «архитектором перестройки»: именно Яковлев стоял за внезапным появлением «национально-освободительного движения» в Прибалтике, с которого и начался распад СССР.

            На излете горбачевской перестройки о том, что член Политбюро, секретарь ЦК КПСС Александр Яковлев действовал в интересах американцев – осознанно или вслепую, заговорили не только на оппозиционных митингах, но и в высоких кабинетах. Да и самому Горби неоднократно докладывали, что в КГБ регулярно поступает «информация по Яковлеву» о его «недопустимых с точки зрения безопасности государства контактах с представителями иностранной державы». Но тому, у кого и так рыльце в пушку, было, как говорится, что совой об пень, что пнем обо сову…

            А ведь этого оборотня, приложившего руку к развалу Союза, можно было прищучить уже тогда… Вернее, сейчас. И, возможно, история могла бы пойти немного другим путем. Не этим, который завел нас, в конце концов, в такую яму, вылезти из которой мы так и не смогли.

            Конечно, не один Яковлев постарался, чтобы мы все дошли до жизни такой. Не будет его – найдется кто-то другой. Но если хотя бы один негодяй получил бы по заслугам – было бы просто замечательно! Хотя, мне бы сейчас со своими проблемами разобраться. Но «галочку» напротив фамилии Яковлев я себе всё же поставил.

            Головная боль, наконец-то, притихла. Не до конца, конечно – затылок всё ещё ныл тупым навязчивым давлением, а в висках еще до сих пульсировало. Но сейчас хотя бы терпимо. Я смог, наконец, выдохнуть и сосредоточиться на том, что творилось у меня перед глазами.

            Нужно было как-то «свернуть» эти проклятые застилающие взор виртуальные вкладки, выдернутые нейросетью из глубин моей собственной памяти. Я последовательно, одно за другим, «ознакомился» с их содержимым. Вернее, не ознакомился, а скорее вспомнил.

            И как только я заканчивал с очередным текстом, окно бесшумно схлопывалось, растворяясь «в воздухе» и не оставляя следов. Ни текста, ни картинок. В конце концов, напоминанием наличия у меня «в мозгах» продвинутого нейроинтерфейса остались лишь маленькие, полупрозрачные цифры – дата и время, по-прежнему зависшие на самой периферии моего зрения.

            Когда закрылось последнее «окно», я с облегчением выдохнул – я снова могу видеть, как обычный человек, и у меня перед глазами ничего не мельтешит.

            Тем временем моё начальство и коллеги-сослуживцы уже прощались. Я поднялся с кресла, почувствовав лёгкое головокружение, но ноги держали уверенно. Марат предусмотрительно подставил мне плечо, но я отмахнулся. Эдуард Николаевич уже стоял у двери, пожимая руку генералу Красильникову.

            – Рэм Сергеевич, рад был тебя повидать. Ну, и посотрудничать в кои-то веки. Без твоих ребят мы бы вряд ли управились так быстро.

            – Не за что, Эдуард Николаевич. Работа у нас такая. А специалистов своих береги, особенно таких! – Красильников протянул мне свою жесткую ладонь, которую я крепко пожал. – Очень ценный кадр, я таких фокусов еще не видел. Жаль, что технологии ваши не отработаны – мы бы с ними таких делов наворотили! Всех шпионов в Союзе зачистили б!

            – Всему своё время, – сухо парировал шеф. – Посмотрим на результаты. Возможно, это всё только случайность.

            – Нет, Эдуард Николаевич – никакая это не случайность. Уж я за свою жизнь всякого повидать успел. А в своё время мне довелось покопаться и в деле пресловутого магнетизира, менталиста, телепата и предсказателя – Вольфа Мессинга, на поверку оказавшегося обычным шарлатаном[5]. То бишь, всего лишь артистом, владеющим «эстрадным гипнозом».

            Распрощавшись с оперативниками, мы с Эдуардом Николаевичем покинули кабинет Красильникова. Шеф бросил взгляд на часы, а затем повернулся ко мне. Его лицо всё ещё было серьёзным и напряжённым.

            – Ну что, Гордеев, отошёл немного?

            – Да, Эдуард Николаевич – уже намного легче. – Кивнул я, и это была правда. С каждым мгновением мир вокруг становился чётче, а боль в голове – тише.

            – Отлично! Может тебя домой подбросить? – спросил генерал-майор. – Рабочий день уже закончился. Но мне еще в НИИ надо.

            – Лучше на работу, Эдуард Николаевич. У меня ключи от дома в лаборатории остались…

            Ну, не говорить же ему, что я просто не знаю, где живу. Виртуальные цифры в углу зрения всё ещё мигали, но я уже научился их игнорировать. Главное было – продержаться до лаборатории. А там, чёрт побери, в тишине и одиночестве я, наконец-то, спокойно обдумаю: что со мной произошло и как с этим жить дальше? И еще, как управлять этой хреновиной, которая у меня в голове?

            [1] Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства (НИИЧАВО) – вымышленный научно-исследовательский институт, расположенный в вымышленном древнем городке Соловец на сказочном Севере России, занимающийся поиском счастья. Место действия фантастических повестей братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу»(1965 г.) и (в меньшей степени) «Сказка о Тройке» (1968 г.).

            [2] Достигнув большой известности в 1960-е годы, Стругацкие попали в полосу гонений против философской фантастики в СССР со стороны Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС и руководства комсомола. В 1970-х – первой половине 1980-х годов сократилось число изданий и переизданий, ряд объёмных текстов приобрёл полузапретный статус, ходил в самиздате («Гадкие лебеди»). На основе повести «Пикник на обочине», не имевшей на тот момент книжных изданий, Стругацкие написали для А. Тарковского сценарий фильма «Сталкер» (1979 г.).

            [3] «Оборотни в погонах» – название, данное министром внутренних дел России Борисом Грызловым обвиняемым по громкому делу о коррупции и других преступлениях в органах МЧС России и МВД России, разбиравшемуся в 2003—2006 годах.

            [4] А. Н. Яковлев 1971—1976 годах являлся членом Центральной ревизионной комиссии КПСС.

            [5] Попытки проверки наиболее сенсационных заявлений Вольфа Мессинга показали их полную недостоверность.

  Глава 9

            Мы молча ехали вдвоем с генералом в служебной «Волге» по вечерним улицам города. Вообще-то, у Яковлева имелся личный водитель, но мой шеф, похоже, любил самостоятельно порулить. Вон с каким удовольствием он несётся по широкому проспекту, явно превышая установленную скорость. Но кто в СССР решится остановить служебный автомобиль КГБ и оштрафовать целого генерал-майора?

            Эдуард Николаевич, погруженный в свои мысли, лишь пару раз бросил на меня быстрые оценивающие взгляды. Я же уставился в окно, пытаясь хоть что-то узнать в мелькающих за стеклом «пейзажах». Но, то ли в этом районе я редко бывал в своем времени, то ли настроение у меня было ниже плинтуса, я не узнавал ничего.

            Это была для меня полностью чужая Москва. Хотя, не скрою, она мне всё больше и больше нравилась. Но всё происходящее сейчас со мной казалось каким-то бредом и галлюцинацией. Может быть, я до сих пор в той чугунной ванне? А мой мозг, лишенный привычных чувств и сигналов, сгенерировал эти образы прошлого? Но точно я этого не знаю, поэтому буду исходить из того, что вокруг меня настоящая реальность. Ну, чтобы окончательно чердаком не двинуться.

            НИИ встретил нас глухой, безлюдной тишиной. Длинные коридоры были погружены в полумрак, освещенные лишь редкими дежурными светильниками. Гулкое эхо наших шагов разносилось под высокими потолками, нарушая царящую здесь первобытную тишину. Надо же, а мне отчего-то казалось, что в таком вот научном заведении должны работать чуть ли не круглосуточно. Но в СССР, похоже, нормальный рабочий распорядок – это основа основ.

            Дежурный на вахте, узнав Яковлева, мгновенно нас пропустил через вертушку, не спрашивая пропуск.

            – Надолго, Эдуард Николаевич? – поинтересовался он у шефа. – Что-то в последнее время вы допоздна задерживаетесь… – Вахтер был постарше, чем предыдущий экземпляр институтского Цербера, что распекал меня с утра – такой боевой дедок, в слегка мятом пиджаке, на котором гордо красовались орденские планки.

            Но кроме этого меня удивляло, что в этом НИИ не стоят на вертушке сотрудники КГБ, раз уж все здесь – от начальника, до самого распоследнего лаборанта имели звания. Однако, основательно пораздумав и вспомнив, что этот научный сегмент КГБ прикрывался ширмой «Всесоюзного НИИ комплексных проблем», решил, что и старики на вахте – тоже своеобразная ширма.

            – Работы много, Кузьмич, – крепко пожав руку старику, произнёс генерал-майор. – Сегодня, наверное, попробую пораньше вырваться. Наверное, через часок…

            – А ты, Родька, – прищурив один глаз, ехидно произнёс дед, – небось опять усю ночь чё-нить испытывать будешь? – И старик протянул мне свою сухую, но крепкую ладонь.

            А вот это отличная информация! Если я сегодня не уйду домой, никто ничего не заподозрит. Похоже, Гордеев очень часто зависал на ночь в своей подвальной лаборатории. А идти мне и так, и так некуда. Мало того, что я не помню, так еще и не хотелось бы сейчас встречаться с родными этого тела.

            Вот родители его меня точно раскусят. А вдруг он еще и женат? И дети есть? Ну, вообще-то, если этот Родион Гордеев – дед Руслана, то у него точно должен быть сын. Может быть, и дочь, но скорее всего – сын, ведь у него фамилия тоже Гордеев. Хотя он мог и поменять, взять девичью фамилию матери…

            Черт! Да о чём я сейчас только думаю?

            – Вот что, Гордеев, – произнес Яковлев, когда мы прошли сквозь вертушку, – ты иди за своими ключами, а потом сразу домой, отдыхать! Ты уже на моль похож и ноги еле волочишь! И это не обсуждается!

            – Слушаюсь, Эдуард Николаевич! – Послушно кивнул я, хотя выполнять это распоряжение совсем не собирался.

            – Вот и договорились! – Генерал-майор коротко кивнул в ответ и, развернувшись, бодро зашагал в сторону своего кабинета. Его твердые, размеренные шаги постепенно затихли в глубине коридора.

            Я же, наоборот, действительно чувствовал жуткий упадок сил. И голова опять начала побаливать. Скорее бы оказаться в тишине и одиночестве, и всё обдумать. Выработать хоть какую-то тактику на первое время. Я почти побежал по знакомому коридору к спуску в подвальное помещение.

            Дверь оказалась закрыта, но в кармане штанов у меня обнаружилась связка ключей, один из которых подошел к двери. Похоже, что на этой связке есть и ключи от моей квартиры… Или где там живет Родион Гордеев? Хорошо, что Яковлев этого не заметил. Злить начальство такого ранга не стоит.

            Да и нормальный он мужик, это генерал-майор. Не хотелось бы оставлять Родиона с ним в контрах, если моё сознание вернётся назад в будущее. При воспоминании о собственном парализованном теле сердце у меня защемило. Ведь быть молодым (а Родиону на данный момент явно нет и тридцати) и здоровым так замечательно. И вообще, что же здесь случилось, что я занял это тело?

            В общем, я решил пока не думать о печальном, крутанул ключ, рука потянула за ручку… и замерла. Из-за двери доносились приглушенные звуки музыки. Какой-то забойный хит 70-х. Я прислушался к знакомой мелодии и англоязычным словам:

            'Gimme, gimme, gimme, a man after midnight,

            Won’t somebody help me chase the shadows away?' https://www.youtube.com/watch?v=XEjLoHdbVeE

            Твою ж маму – это же «АBBA»! Реально хит! Я не помнил точно, когда там должна была выйти эта песня, но по срокам все примерно сходилось[1]. Но настроение у меня понизилось – значит, не все ушли домой… Вот же св… редиска – нехороший человек!

            Я распахнул дверь и вошел внутрь, после чего вновь запер лабораторию на замок. В подвальном помещении, как и во всем институте, было полутемно.

            Горела лишь пара светильников, размещенных над стойкой с магнитофонами, отбрасывая причудливые тени на стены, увешанные схемами и графиками. Все имеющиеся в лаборатории магнитофоны – три бобинника и пара кассетников, были включены на запись, и вполне себе бодро записывали свежий заграничный хит.

            За столом, расположенным возле стойки, ритмично постукивая пальцами по столу и отбивая ногой ритм в такт забойной музыке, сидел тот самый долговязый «лаборант», который утром помог мне выбраться из этой грёбаной чугунной ванны. На его голове были надеты наушники – он так и не услышал, как я вошел, пока я легонько не хлопнул его по плечу.

            Он вздрогнул, затем резко обернулся. Увидев меня, его и без того вытянутое лицо еще больше вытянулось. Он рванулся, скидывая наушники, и они с глухим стуком шлепнулись на стол.

            – Родион… Константинович! – нервно произнёс он. – Я… я просто тестировал аппаратуру после профилактики! – залепетал он, пытаясь сразу всеми руками выключить магнитофоны. Песня шведской группы «АBBA» резко оборвалась, оставив в подвале гробовую звенящую тишину.

            Я молча смотрел на «лаборанта», чтобы основательно проникнуться возникшими обстоятельствами. Так-то я прекрасно понимал, чем он здесь занимался. А занимался он ничем иным, как тиражированием заграничного хита, используя ведомственную аппаратуру НИИ. Я его не осуждал совершенно, но вот лицо Родиона Гордеева должно было выражать нечто иное.

            Пока мы ездили на задание, я успел изучить свой пропуск, и знал, что являюсь главным научным сотрудником, отвечающим за эту лабораторию. Одним словом, я здесь начальник, поэтому и реагировать должен соответствующим образом.

            – Тестировал, значит? – медленно произнёс я, делая ударение на каждом слове и с холодной усмешкой оглядывая стойку с аппаратурой. – На полную громкость? А ничего другого не придумал, как врубить на полную катушку песню на иностранном языке? Ты не понимаешь, где ты находишься?

            Мой взгляд упал на стол, где помимо катушек с магнитной плёнкой, обнаружился и пропуск этого деятеля. Я узнал его по фотографии и быстро прочёл, что там было написано: младший научный сотрудник отделения «Экспериментальной физиологии» Лев Семёнович Дынников. Ну, теперь я его хоть по имени смогу назвать.

            – А? Что скажешь, Лёва? Ты же сотрудник новой экспериментальной лаборатории секретного НИИ КаГэБэ? Да что там – ты сам при погонах! Ты не понимаешь, что таким песням здесь не место? Совсем не понимаешь? Ты же не только себя, ты же всех нас можешь под монастырь подвести!

            Лаборант окончательно скис и побледнел. Он понял, что его тупое оправдание не прокатило. Я увидел, как его глаза метнулись к заряженным магнитофонам.

            – Ты же не тестируешь аппаратуру, Лева, – тихо сказал я, подходя ближе и беря в руки одну из только что записанных кассет. – Ты тиражируешь. На казенной аппаратуре. Или я не прав?

            – Я… я… я… – заикаясь начал Дынников, но в итоге так ничего и не произнёс.

            – Знаешь, что Лёва, – продолжил я, глядя куда-то мимо него, в глубь полутемного подвала, – генерал-майор Яковлев сейчас на месте. Решает какие-то вопросы. Думаю, что и кадровые, наверное, он сможет решить… – Я не повышал голос, но мой намек был понятен и прозрачен.

            Имя и звание начальника института подействовали на Лёву сильнее любой прямой угрозы. Лаборант схватился за край стола, будто боясь упасть.

            – Родион Константинович, родной, да я больше никогда! Мамой клянусь! – Прорвало, наконец Дынникова. – Это же всё… Это смежники из радиоразведки поделились! Они чистейшую запись прямо с загранэфира сняли… Похвастались, а я себе попросил…

            – Ну, попросил – ладно, слушай на здоровье. Только дома. А это ты как объяснишь? – И обвел руками стойку с оборудованием, заряженным на запись.

            – Я… я… я… – Опять заблеял Лёва.

            – Ну? – подстегнул я его, грозно сведя брови на переносице.

            – Я просто подумал… – Он замолчал, а потом безнадежно махнул рукой. – Я поиздержался в этом месяце немного. Решил, раз запись свежая… Ну, ни у кого такой еще нет… Можно немного подзаработать… Есть у меня знакомые ребята, кто музыкой занимается… Глупость, сам понимаю! Бес попутал, Родион… Константинович…

            Он смотрел на меня глазами загнанного зверька, полностью признавая свое поражение. В его искреннем испуге и глупой, рискованной авантюре не было ничего от врага или идейного диссидента. Был просто советский парень, которому вечно на всё не хватало: на джинсы, на дефицитные книги, просто на то, чтобы красиво сводить девушку в ресторан.

            И я-то это прекрасно понимал. Как понимал и то в каком времени и в каком месте сейчас нахожусь. А мне сейчас никакие залёты, даже по самым малейшим поводам не нужны. Ведь меня мгновенно раскусят, принимая во внимание, что я в КГБ.

            Я тяжело вздохнул, сделав суровое лицо.

            – Лёв, я тебя понимаю, но чтобы к утру всё это исчезло. И плёнки, и кассеты. И чтобы я больше никогда ничего подобного здесь не видел! Иначе, разговор будет гораздо короче и без всяких намеков. Ясно?

            – Ясно! Сейчас же всё уберу! – Он буквально выдохнул с облегчением и кинулся выключать аппаратуру, смахивая пленки и кассеты в картонную коробку, стоявшую рядом.

            Я отвернулся и пошел в глубь лаборатории – я увидел там еще стол со стульями. Голова раскалывалась ещё сильнее. Ноги подрагивали… Да что там ноги – меня всего начало подтряхивать, как будто у меня стремительно поднималась температура.

            Я сделал еще несколько шагов по направлению к столу, надеясь присесть и отдышаться, но мир внезапно завертелся в вихре. Твердая опора ушла из-под ног с пугающей стремительностью, и я со всего размаха грузно рухнул на бетонный пол, услышав глухой удар собственного тела.

            – Родион! – Тут же раздался испуганный вскрик Дынникова.

            Я услышал, как он бросился ко мне, оттолкнув на ходу в сторону ту самую коробку с магнитной плёнкой. Его лицо, еще секунду назад бледное от страха, теперь исказилось неподдельной тревогой. Он опустился на колени рядом и заглянул мне в лицо.