Текст книги "Кремлёвский кудесник (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

            Но упоминание о хорошей премии и двух отгулах, подкреплённое подписью самого генерал-майора Яковлева, да и моя несказанная благодарность, выраженная в виде двух бутылок «КВВК[3]», обнаруженных мной в сейфе лаборатории, сделали своё дело – паренёк, наконец, решился.

            – Ну, если Яковлев разрешил… – медленно проговорил он, пожимая плечами. – Только я предупреждаю, «ЭВМ» сегодня капризничает. Магнитную ленту то и дело зажевывает…

            – Ничего, Игорёк, справимся с Божьей помощью, – подмигнув, обнадёживающе улыбнулся я и хлопнул оператора по плечу.

            Игорь мотнул головой и провёл меня в машинный зал. Воздух здесь был насыщен запахом озона, нагретого металла и пыли. Рядом с огромными, похожими на монолитные шкафы, блоками ЕС-ЭВМ скромно стоял тот самый терминал с накопителем на магнитной ленте – мой ключ к сохранению знаний из будущего.

            – Вот здесь после одиннадцати, – произнес оператор. – Только не опаздывайте…

            Ровно в двадцать три ноль-ноль я появился в машинном зале. Игорь, настроив моё рабочее место, и получив твердое обещание не нажимать ничего лишнего и не пинать агрегаты ногой, удалился в «комнату отдыха» гонять чаи. Я пристроился за пультом ЭВМ, чувствуя себя нелепо в этом храме вычислительной техники каменного века.

            «Лана, ты меня слышишь?» – мысленно позвал я.

            « Всегда на связи, Владимир. Готова к передаче данных. Но предупреждаю, скорость интерфейса ЭВМ крайне низка. Полный объём информации будет записываться приблизительно шесть часов сорок три минуты».

            «Нас никто не торопит, красавица. Начинай. И вообще, как ты собираешься коннектиться с имеющейся аппаратурой? У неё же нет даже намёка на Bluetooth».

            « Вокруг вас в воздухе присутствует статическое электричество значительной мощности, вызванное работой реле и вакуумных ламп, – без тени иронии ответила Лана. – Так же для установления низкоуровневого соединения мне потребуется использовать биоэлектрические потенциалы вашего тела в качестве проводника. Я модулирую сигнал через него, создавая микроскопические колебания в локальном электромагнитном поле. Проще говоря, вы должны прикоснуться к интерфейсному порту блока управления. Накопитель воспримет это как аналоговый сигнал и запишет на ленту. Это крайне неэффективно и чревато ошибками, но альтернативные каналы связи отсутствуют. Приготовьтесь, начинаю трансляцию».

            Я послушно нащупал холодную металлическую контактную площадку на лицевой панели блока и прижал к ней указательный палец. По телу пробежал лёгкий, едва заметный ток, словно от статического разряда. Лампы на пульте ЭВМ вдруг беспричинно вспыхнули и погасли, а перфолента на выходном устройстве сама собой дёрнулась и замерла. «Соединение установлено, – произнёс чарующий голос нейросети. – Начинаю последовательную передачу пакетов данных на внешний носитель. Приятного вечера, Владимир».

            Раздалось негромкое щёлканье реле, и бобины с магнитной лентой внешнего накопителя медленно повернулись. Я откинулся на спинку стула, наблюдая, как плёнка, словно кинолента, наматывается на приёмную катушку. На ней – тысячи и тысячи спасённых жизней. Если, конечно, с умом воспользоваться данной информацией.

            Ведь вся боль и ошибки моего старого мира теперь упаковывались в аккуратные цифровые последовательности на примитивном магнитном носителе. Ведь я решил залить туда не только техногенные аварии и катастрофы, но и весь известный мне ход дальнейшей истории.

            В соседней комнате зазвонил телефон. Я услышал сдержанный голос Игоря:

            – Да, товарищ генерал-майор… Так точно, он здесь… Работа идёт… Слушаюсь!

            Игорь положил трубку и выглянул в машинный зал, сухо бросил:

            – Яковлев звонил. Спрашивал, как дела?

            – Отлично дела! Спасибо, Игорь! – Кивнул я. – Можешь отдыхать – у меня всё под контролем.

            Игорь вновь скрылся в «подсобке», а я продолжил. Процесс шел шатко-валко, напоминая попытку перекачать огромное озеро через садовый шланг. Лана периодически предупреждала о сбоях в пакетах данных, о необходимости повторной отправки.

            А магнитная лента и впрямь время от времени зажевывалась, заставляя меня в панике её поправлять, пока этого не видел Игорь. Но Игорёша, похоже, в одно лицо уговорил один из моих дополнительных бонусов, и теперь мирно похрапывал.

            К пяти утра главный блок данных – точные даты, координаты и причины крупнейших катастроф – был перенесен, так же, как и подробнейшие списки громких преступлений, обнаруженные Ланой в моей памяти. Остальное – историческая хроника, докачивалось уже на фоне первых лучей солнца, пробивавшихся сквозь пыльное окно.

            В половину седьмого утра бобина остановилась, и Лана сообщила о завершении передачи данных.

            «Соединение с ЭВМ разорвано. Данные записаны на магнитный носитель».

            Теперь предстояло самое сложное – вынести плёнку. Просто так с бобиной под мышкой из здания НИИ КГБ СССР не уйдешь. Но мне нужно было обязательно её вынести.

            Но план у меня уже был. Я аккуратно, стараясь не повредить хрупкую ленту, снял катушку с накопителя. Затем вытащил из внутреннего кармана заранее припасённый кусок серой упаковочной бумаги и бережно упаковал в неё бобину. Получился невзрачный сверток, который можно было принять за… Да за что угодно можно было принять.

            Игорек беспробудно спал, и я, затаив дыхание, бесшумно открыл дверь машинного зала. Коридор был пуст. Несмотря на усталость, ноги сами понесли меня в сторону служебной лестницы, ведущей вниз, в технические помещения. Не к парадному выходу с вахтёров, а в другую строну, откуда был прямой ход в гаражный бокс, где стояли служебные «Волги».

            Гараж был моей единственной лазейкой. Накануне я заметил, что огромные ворота для выезда машин снабжены калиткой для персонала. И водители, выходя покурить, частенько забывают её запереть. Сердце колотилось о рёбра, когда я пробрался в гараж. В полумраке пахло бензином, машинным маслом и металлом. Громадные ворота были закрыты. А вот калитка – нет!

            Не теряя ни секунды, я выскочил на улицу, подбежал к забору и сквозь прутья выбросил бобину в желтеющие кусты с наружной стороны периметра. Теперь нужно было вернуться в НИИ, а затем выйти как обычно – через вертушку.

            Я вышел на утренний, ещё свежий воздух, почти не веря своему успеху. Я залез в кусты. Пальцы нащупали магнитную плёнку, завернутую в бумагу. Я вылез из кустов на тротуар и, как ни в чем не бывало, пошёл вдоль дороги. Никто меня не окликнул. Никто не побежал вслед. Я не оборачивался и не ускорял шаг, стараясь дышать ровно. Просто шёл по улице, сжимая в потной руке сверток с надеждой на иное будущее.

            Оставалось только спрятать его на вокзале в камере хранения, потому что другого надежного места мне в голову пока не приходило. Ну, не в общаге же мне это всё хранить? Я помчался по тротуару к ближайшей остановке, лавируя в плотном потоке людей, спешащих на работу.

            – Гордеев! Ты совсем охренел, что ли? – Незнакомый мне женский голос неожиданно заставил меня отвлечься от дороги. – Ты, если и развёлся, не забывай, что у нас с тобой еще общий ребёнок остался!

            Это что, моя бывшая? Вернее, Гордеевская?

            Я рыскал глазами по сторонам, а под ноги не смотрел. Это меня и подвело – бессонная ночь и взвинченное состояние дали о себе знать: зацепившись носком ботинка за бордюр, я споткнулся и рухнул на проезжую часть, прямо под колеса несущегося грузовика…

            [1] «Сто первый километр» – неофициальный термин, обозначающий способ ограничения в правах, применявшийся в СССР к отдельным категориям граждан. Им запрещалось селиться в пределах 100-километровой зоны от государственной границы СССР и вокруг Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик, других крупных, а также «закрытых» городов.

            [2] ЕС ЭВМ (Единая система электронных вычислительных машин) – советская серия компьютеров, аналоги серий System/360 и System/370 фирмы IBM, выпускавшихся в США с 1964 года. Программно и аппаратно (только на уровне интерфейса внешних устройств) совместимы со своими американскими прообразами. Активно эксплуатировались в СССР и странах СЭВ с 1971 по 1990 годы, после чего стали выходить из эксплуатации и примерно к 2000-м годам практически исчезли. Решение о клонировании американских ЭВМ вместо интенсификации собственных разработок вызвало трения в тогдашнем руководстве советской компьютерной отраслью.

            [3] КВВК – это аббревиатура «Коньяк Выдержанный Высшего Качества», которая используется в российской классификации коньяков и обозначает напиток со спиртами выдержки не менее 8 лет (обычно 8–10 лет) с крепостью 43–45%, указывая на высокое качество и долгую выдержку продукта.

  Эпилог

            Я стоял с цветами в руках и с горечью смотрел на могильную плиту Родиона Гордеева с выбитыми на ней датами рождения и смерти. И последним днём в его жизни стало раннее утро 09.09.1979-го года. И я этот день прекрасно помню, поскольку был им – Родионом Гордеевым. Пусть и недолго, всего лишь три дня, но и этого времени хватило, чтобы весь мир кардинально преобразился…

            Сюда, на кладбище, к могиле своего деда меня по моей же просьбе привел его внук – Гордеев Руслан. Он так и не понял, для чего это мне нужно, но просьбу всё-таки выполнил. И вот я стоял у его, а по сути, моей могилы, пытаясь разобраться в обуревающих меня чувствах.

            Я очнулся в знакомой палате, набитой ультрасовременным оборудованием из моего времени, а не из 79-го года. Моё тело, затёкшее от долгой неподвижности, болезненно заныло в унисон монотонному писку кардиомонитора. Но я лежал не на жесткой советской койке, а на комфортной функциональной кровати, а над головой вместо потрескавшегося потолка с осыпающейся побелкой был натяжной гладкий потолок со встроенными светильниками.

            Сознание прояснялось медленно, будто выбиралось из густой вязкой смолы. Но я сразу понял, что нахожусь в своем теле и в своем времени. Однако, что-то не давало мне покоя. Что-то было не так. Я медленно повернул голову, и сердце пропустило удар. Оборудование, окружавшее меня… Оно было другим…

            Вместо привычных логотипов «Philips», «Siemens» или «Olympus» на корпусах аппаратов ИВЛ, мониторов и сканеров красовались четкие, солидные надписи на русском языке: «Электросила», «Звезда», «Росток». И ниже, красуясь на шильдиках из металла, те самые с детства знакомые по старым вещам маркировки: «Сделано в СССР» и «Знак качества».

            СССР? Как⁈ Это же… Лана! Мысленный зов был привычным, ставший за последние дни почти рефлекторным. Я не был уверен, что нейросеть вновь перенеслась со мной в моё прежнее тело. Но моим страхам не суждено было сбыться – в моем сознании немедленно отозвался спокойный и мягкий женский голос.

            «Добро пожаловать обратно в ваше родное тело, Владимир. Слияние нейронных паттернов завершено успешно. Я уже запустила диагностику вашего органического тела и биологического нейроинтерфейса. Все системы функционируют в пределах нормы. Физически вы абсолютно здоровы».

            Абсолютно здоров? Я медленно поднял руку – свою руку, знакомую, с небольшим шрамом на запястье – привет из детства. Я сжал кулак. Мускулы послушно сократились. Я приподнялся на руках – тело работало идеально. Ноги тоже слушались. Я был здоров. Я был жив. Я был дома. В своем теле, и в своем времени. Только в чужом и абсолютно неизвестном мне мире.

            «Лана, что вообще происходит? Если это моё время и моё тело, то почему я абсолютно здоров? Где мы на самом деле? Или точнее будет – когда? Почему здесь всё… советское?»

            «Территориально вы находитесь в Москве, в подвальной лаборатории того же Научно-исследовательского института. Вы в своем времени, Владимир. А вот что касается вашего состояния и всего „советского“… Это потребует более подробных объяснений».

            «Ну же? Лана, не томи!» – Я уже изнывал от неопределённости, хотя какие-то догадки у меня имелись.

            «Пока вы находились без сознания, я установила беспроводное соединение с ближайшими сетевыми узлами для анализа окружающей обстановки. Полученные данные позволили мне сделать следующий вывод…»

            В моем сознании возникла голографическая проекция, видимая лишь мне. Карта мира. Но не та, к которой я привык. Границы мировых государств были совершенно иными. На месте Соединенных Штатов Америки красовалась целая россыпь «независимых республик».

            Часть Европы была объединена под флагом «Евросоюза Народных Демократий». А оставшаяся – всё еще была блоком стран социалистического лагеря, включая даже такие исчезнувшие, как ГДР, Чехословакия и Югославия. В этой реальности они всё еще существовали.

            «Мой анализ исторических сводок из открытых источников СЕТи – Советской Единой Телекоммуникационной Сети, – расшифровала она незнакомый мне термин, – указывает на одно: ваша авантюра, Владимир, с передачей базы данных знаний о будущем – блестяще удалась. Холодная война в этой ветке реальности закончилась иначе. Не СССР распался в 1991 году, а США, что повлияло и на полное „переформатирование“ Европейского Запада».

            Я лежал, не в силах пошевелиться, впитывая шокирующую информацию. Значит, я не просто вернулся. Я вернулся в другой мир. Мир, который сам же и изменил своими действиями в прошлом.

            'А та магнитная пленка, Лана? В какие руки она попала?

            «Сведения о инциденте с Родионом Гордеевым 9 сентября 1979 года в открытом доступе отсутствуют, как и данные о каких-либо изъятых материалах. Однако, – её голос стал чуть более размеренным, – если учитывать тот факт, что все „реформаторы“ Советского Союза так или иначе были не допущены к рычагам власти, а большинство техногенных катастроф, включая аварию на Чернобыльской АЭС не произошло – информация с той плёнки так или иначе была использована и изменила ход истории».

            «Это я уже понял. А моё тело? Почему я не парализован, как в прошлый раз?»

            «Советский Союз не распался, – ответила нейросеть. – Военного конфликта, в котором вы пострадали, тоже не случилось».

            Голос Ланы на мгновение прервался, будто она обрабатывала запрос колоссальной сложности.

            «Но это лишь следствие. Мне потребовалась проверка данных из нескольких исторических архивов, включая рассекреченные и оцифрованные материалы КГБ, чтобы построить полную картину. Я готова предоставить отчёт. Основной запрос: кем стал человек, получивший доступ к данным с той магнитной плёнки?»

            «Кем?» – мысленно выдохнул я.

            На моём нейроинтерфейсе вновь появилась какая-то карта. Точнее не карта, а скорее, лента времени. Я видел знакомые события конца 70-х, которые текли своим чередом, но затем начали плавно, но неумолимо отклоняться от знакомого мне курса.

            «Леонид Ильич Брежнев, – повествовала Лана, – благодаря ряду вовремя предотвращённых проблем со здоровьем, не без вмешательства хорошо известного вам профессора Разуваева, возглавившего лабораторию после смерти Гордеева, сумел сохранить ясность ума и оставался на посту Генерального секретаря вплоть до 1985 года, после чего ушёл на почётную и заслуженную пенсию. Скончался в 2003-м, в возрасте 96 лет, являясь символом эпохи 'Завершённого строительства развитого социализма».

            Я невольно усмехнулся. «Завершённого»! Какой удивительный, невозможный для моего мира термин.

            «А кто пришёл ему на смену?» – нетерпеливо спросил я.

            Проекция сменилась. Теперь перед моим внутренним взором предстала официальная фотография генерального секретаря, пришедшего на смену Леониду Ильичу. Суховатое, интеллигентное лицо в очках, умный и пронзительный взгляд. Я узнал его сразу, хоть он и постарел с нашей последней встречи.

            «После уведомления Брежневым Политбюро ЦК КПСС о своем желании уйти в отставку из-за возраста, – бесстрастно продолжила Лана, – на внеочередном Пленуме ЦК КПСС подавляющим большинством голосов Генеральным секретарём ЦК КПСС был избран человек, чей авторитет в партии и спецслужбах к тому времени был непререкаем, а разработанная им стратегия „Упреждающего технологического и социального рывка“ получила полную поддержку. Им стал Эдуард Николаевич Яковлев, к тому времени генерал армии, бывший начальник Научно-исследовательского института разведывательных проблем ПГУ КГБ СССР».

            Вот оно, значит, каким был исход моего поступка. Плёнка не ушла в никуда и не попала в руки случайных людей. Она легла на стол к тому, кто был способен не просто прочитать её, но и понять, проанализировать и, самое главное, – реализовать содержащиеся в ней знания. Холодный, расчётливый ум Яковлева, подкреплённый знанием всех будущих провалов, предательств и побед противника, оказался способен коренным образом изменить мир.

            Я медленно сел на койке, поставив ноги на холодный кафельный пол. Голова шла кругом, но тело слушалось беспрекословно. Я закрыл глаза. Мир, который я знал, больше не существовал. Я уничтожил его за три дня, практически не покидая подвальной лаборатории НИИ КГБ в 1979-ом году. Я стёр с лица земли одну сверхдержаву и подарил жизнь другой.

            И теперь мне предстояло жить в этом новом, странном, победившем Советском Союзе. С его отечественными «Электрониками» и «Рубинами» вместо «Олимпусов» и «Самсунгов», с его СЕТью вместо Интернета. И самое главное, я до сих пор не знал, почему я сейчас здесь – в этой больничной койке?

            Неожиданно дверь в палату бесшумно открылась, и в следующее мгновение в неё ворвался Руслан Гордеев. Точь-в-точь такой, каким я его помнил. Лицо Гордеева было бледным, глаза лихорадочно блестели, а сам он выглядел так, будто не спал уже несколько суток кряду. Он одним движением оказался рядом с моей койкой.

            – Слава Богу, Володя, ты жив! – нервно выдохнул он. – Я боялся, что мы потеряли тебя навсегда…

            Он схватил мою руку, его пальцы были холодными и дрожали. Я не мог вымолвить ни слова, моё сознание всё ещё было переполнено образами альтернативной реальности и вида этого нового, но чужого мне мира.

            – Руслан… – произнес я, поморщившись – моё горло продрало словно крупным наждаком. – Что… что произошло?

            – Сбой, Володя, чёртов сбой! – Он провёл рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. – Испытания по вживлению в мозг нашей новой биологической нейросети. Ты должен был первым протестировать подключение прямого нейроинтерфейса. Всё шло по протоколу, но потом… потом неожиданный скачок напряжения в системе… Ты впал в кому… Три недели, Володя! Мы не знали даже, что и думать… Судя по показаниям приборов, тебя терзали такие чудовищные галлюцинации, что становилось страшно…

            Галлюцинации? Я медленно переводил взгляд с его отчаянного лица на мерцавшую на стене эмблему Министерства здравоохранения СССР, которого не должно было быть. Но всё это было реально, как и то, что я пережил совсем недавно. Слишком реально, чтобы оказаться просто бредом моего воспалённого сознания…

            Конец книги.