Текст книги "Кремлёвский кудесник (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

  Глава 5

            Я стоял, покачиваясь на ватных ногах, и протирал глаза, пытаясь избавиться от едкой солевой рези. Мой взгляд метался по помещению, и мозг отказывался складывать увиденное в хоть сколько-нибудь логичную картину. Вместо массива сверкающих хромом и стеклом современных модулей, серверных стоек с мерцающими неоновыми огоньками, подвал был забит монструозными железными шкафами с огромными мигающими лампочками-индикаторами.

            По крашенным какой-то жуткой зелёной краской стенам тянулись уродливые электрощиты с громоздкими рубильниками, черными керамическими предохранителями, примитивными циферблатами стрелочных приборов, каких-нибудь вольт и амперметров. Откуда-то сверху свисали толстые, оплетенные в черную резину провода.

            Со стен на меня смотрели не плоские и тонкие жидкокристаллические дисплеи, а выпуклые и пузатые кинескопы в массивных деревянных корпусах и экраны осциллографов, расположенные на крепких металлических полках. А где-то рядом настойчиво и ритмично пощелкивало механическое реле… Но не это было самое странное…

            Сразу бросалось в глаза, что это не просто ретро-стиль, бутафория, или музейные экспонаты – эта техника выглядела… новой. Свежевыкрашенные панели, яркие, не выгоревшие надписи «ПУСК», «СТОП», блестящие и не потёртые тумблеры и ручки регуляторов. И эта техника была вполне себе «живой» и действующей, как в каком-нибудь НИИ семидесятых-восьмидесятых годов.

            Но, куда же делись сенсорные панели, огромные мониторы, компьютеры и прочая современная техника? Куда подевался сам Гордеев? Меня охватило полное, можно даже сказать – абсолютное изумление. Это было сильнее страха, даже сильнее радости от обретенной возможности вновь двигаться. Это было похоже на какой-то сдвиг реальности, вызывающий ощущение, что я провалился сквозь время.

            Это помещение, это оборудование – всё кричало о другой эпохе, и от осознания этого становилось вдвойне не по себе. Казалось, что я откатился на полсотни лет назад, очутившись на какой-то научной базе времён развитого социализма. И, судя по наличию на этой базе знакомой мне чугунной ванны, я оказался в том самом секретном НИИ разведывательных проблем в котором работал дед Руслана.

            Мой взгляд, скользнув по хаосу проводов и железных шкафов, наткнулся на того самого мордатого военного, который продолжал отчитывать растерянных лаборантов, продолжающих держать меня под руки. Он стоял ко мне полубоком, и теперь, когда глаза немного привыкли к свету, я смог разглядеть его получше.

            Это была не просто военная форма – просветы между золотыми звездочками на его погонах были василькового цвета. Орущий мордоворот был подполковником государственной безопасности. Ну, да, а чего я еще ожидал? Ведь начно-исследовательский институт был основан на базе Управления «Т» ПГУ КГБ СССР. Так что без чекистов здесь никуда…

            – Ну, и чего застыли? Тащите его из этой дурацкой ванны! – Мордатый вновь обратил на меня свой начальственный взор. – И куда только уходят государственные средства? Тьфу!

            Я сделал шаг к краю ванны, но что-то неприятно кольнуло меня где-то в ложбинке чуть ниже затылка, там, где череп соединяется с шеей.

            – Стойте! – воскликнул один из лаборантов, останавливая мою руку, которую я уже занёс для проверки. – Мы же его еще не «отключили»!

            Лаборант, державший мою руку, повернулся к своему напарнику и кивнул. Тот торопливо завел свободную руку мне за спину. Его пальцы, холодные и цепкие, нащупали что-то у меня на шее.

            – Сейчас будет немного неприятно, – предупредил он. – Ну, ты и сам знаешь…

            И после этих слов он начал аккуратно, но уверенно тянуть это нечто из моей шеи. Боли не было, но ощущение, действительно, было странным и противным – из моей плоти медленно выходил некий предмет, глубоко засевший в тканях.

            Лаборант отстранился, держа в руках странное устройство, напоминающее трёхштырьковый штепсель, но вместо контактов из него торчали три короткие и остро заточенные иглы, измазанных чем-то красным – по всей видимости, моей кровью. От штепселя куда-то за пределы моей видимости тянулись разноцветные провода.

            Однако, когда иглы только начали выходить, перед моими глазами мелькнули странные «картинки». Даже не картинки, а целые сцены, прожитые в какие-то микроскопические доли секунды. Я… нет, не я, а кто-то другой… но чувствовал я всё это так, как будто это происходило именно со мной…

            Так вот, запыхавшийся, с бешено колотящимся сердцем, я-«не я» несусь по какому-то грязному двору, заваленному битым кирпичом и старыми покрышками. В руке – какая-то небольшая и плотно запаянная капсула. Я на ходу, почти не глядя, швыряю её в чёрный провал разбитого подвального окна. Адреналин горьким комком стоит в горле.

            И тут же взгляд, будто на автомате, цепляется за облупившуюся стену дома: черные цифры на ржавой табличке – «ул. Матросова, д. 2…». Дальше табличка была отломана. Потом резкая смена кадра – снова бег, но уже по тёмной улице, а за спиной чьи-то тяжёлые шаги и хриплые крики…

            Чей-то грубый захват, пальцы, впившиеся мне в плечи, и дикий, животный ужас, от которого я инстинктивно вгрызся зубами в жесткий воротник своей же рубашки. Меня сбили с ног и повалили на землю, но горький запах и вкус миндаля, а также пришедший следом металлический привкус, заставившие нёбо и язык онеметь. Меня пронзила судорога, и мир в глазах поплыл, выцвел и рухнул в черноту.

            А потом… резкий щелчок в сознании, как переключение тумблера. Я снова стоял в ванне, по-прежнему поддерживаемый под руки лаборантами, и сквозь открытую дверцу видел все то же ретро-убранство лаборатории. От подполковника пахло дешевым одеколоном, а из динамика над дверью доносилась хриплая радиопередача о новом трудовом подвиге какой-то там бригады коммунистического труда.

            Но эти обрывки чужой паники, этот адрес на стене, этот горький привкус миндаля на губах – последствия действия сильнейшего яда – цианистого калия, все это было не сном и не галлюцинацией. Это было слишком реально, чтобы оказаться простым бредом. Похоже, что всё это оказалось в моей голове вместе с этими иглами.

            – Ну, вот и все, – лаборант подвесил «штепсель» на специальный крюк, обнаружившийся в баке. – Можно выходить. Осторожнее, дружище, голова еще может кружиться.

            Я молча кивнул, делая вид, что подчиняюсь, но внутри все кричало, а мои мысли теперь совершенно запутались. Улица Матросова, дом 2… Что я спрятал в том подвале? И главное – кто я теперь, тот, кто стоит в этой ванне, или тот, кто бежал по темному двору, зажав в руке смерть с привкусом миндаля?

            Я выбрался из ванны, заливая серые бетонные плиты подвала солёной водой. Один из лаборантов накинул мне на плечи какую-то простыню, типа из тех, что выдают в общественных банях. Я инстинктивно в неё завернулся, ища взглядом, где бы присесть. Ноги до сих пор подрагивали, сердце бешено колотилось. Того и гляди, инфаркт хватит от подобных потрясений.

            Ни лавки, ни стула я в этой допотопной лаборатории не обнаружил, зато заметил нечто странное. Буквально в паре метров от ванны, только с другой стороны, стояла обычная медицинская каталка, на которой ничком вниз лежало тело. И, судя по цвету кожных покровов – мертвое.

            Но не это меня напрягло – в шее трупа торчал точно такой же штепсель, какой только что вынули из меня. И от этого штепселя к ванной шел точно такой же пучок цветных проводов. А еще мой взгляд зацепился за клетчатую рубашку, которую я уже видел в своём видении, и в воротнике которой оказалась зашита капсула с цианидом.

            Я замер, не в силах отвести от неё взгляд. Значит, это не просто галлюцинация – это была чужая память, которую я, каким-то образом, сумел «прочитать». И человек, чьи последние мгновения я только что пережил, теперь лежал здесь, на каталке, холодный и бездыханный. От этой страшной догадки меня словно ледяным крошевом мурашек осыпало.

            – Ну, и чего ты на него уставился? Не видел раньше, что ли? – раздался рядом резкий голос подполковника.

            Он подошел вплотную, и запах одеколона смешался с едва уловимым, горьковатым запахом яда. Хотя, возможно, это были лишь фантомные ощущения после всего пережитого. Маленькие, глубоко посаженные глазки подполковника с презрением скользнули по мне.

            – Какие вы чекисты – шарашники, гребаные… – прошипел он, обдав меня неприятным запахом изо рта.

            – И что это здесь происходит? – неожиданно раздался еще один абсолютно незнакомый мне голос.

            От дверей к собравшимся возле ванны людям шел поджарый и крепкий мужчина лет пятидесяти в штатском – костюме и галстуке. Он двигался легко и уверенно, а его пронзительный взгляд, казалось, мгновенно оценил всю обстановку в подвале: меня, закутанного в простыню, подполковника, застывших лаборантов и зловещую каталку с мертвым телом.

            Причем, на его лице не было ни тени удивления или смятения, лишь холодная и властная сосредоточенность. Упругой и энергичной походкой он легко преодолел разделяющее нас расстояние, а когда остановился с ним поздоровались все присутствующие:

            – Здравствуйте, Эдуард Николаевич!

            Как я узнал несколько позже, вошедший оказался начальником всего НИИ – генерал-майором Эдуардом Николаевичем Яковлевым. А в тот момент я тоже попытался изобразить что-то похожее на приветствие, чтобы сильно не выделяться из толпы. Хотя, голова у меня до сих пор шла кругом.

            И даже мордатый подполковник, выпятив живот, неохотно гавкнул:

            – Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

            – И вам здравия желаю, товарищ подполковник, – тоже с лёгкой неприязнью отозвался появившийся генерал-майор. – И чего это «двойка»[1] забыла в подвалах нашего НИИ? Не вы ли очередной труп к нам приперли?

            – Да, я, – не стал скрывать подполковник, – но вместо того, чтобы сделать ряд анализов, необходимых мне… нашему управлению, – поспешно поправился он, – ваши сотрудники занимаются хрен-пойми-чем – какой-то псевдонаучной чертовщиной…

            – Так, стоп! – Неожиданно жестко осадил полковника генерал-майор Яковлев. – Оценивать то, чем занимаются мои сотрудники, совершенно не ваше дело!

            – Но… – Широкая морда подполковника побагровела, однако начальник института явно не собирался выслушивать его возражения.

            – Где заявка на обследование тела, заверенная необходимым образом? Судя по состоянию кожных покровов тела, смерть этого несчастного наступила не более шести часов назад. Никогда не поверю, что за шесть часов вы успели собрать все необходимые подписи и согласования… Особенно Ноздрёва – он сейчас на больничной койке, а его зам – в срочной командировке!

            – Но мне нужно было срочно! – Еще раз пырхнулся толстомордый, но вновь был безжалостно отфутболен куда более опытным «аппаратчиком»:

            – Другим тоже нужно! А перед вашей «срочной» у меня еще вагон и маленькая тележка таких «срочных» из других управлений! И из «девятки»[2], между прочим, уже не первый день ждут! Так что, пардоньте, Семен Михайлович – в общую очередь становитесь! И после оформления всех необходимых документов!

            Да, что и сказать – бюрократия была грозной силой во все времена. И ведь хрен подкопаешься.

            – Я буду жаловаться! – У толстяка едва дым из ушей не повалил после этих слов.

            – Тебе флаг в руки дать, подполковник? – Неожиданно перешел на ты генерал-майор. – Где выход ты знаешь.

            Входная дверь громко бухнула, когда толстяк пулей вылетел из подвала. Но это был еще не конец разборок, а только самое начало – но в узком и «родственном» кругу сотрудников института. Взгляд Яковлева скользнул по мне, закутанному в простыню, по луже воды на полу, по стоявшим навытяжку «лаборантам» (я ведь до сих пор не знал, кто они такие – может быть, они доктора наук), а затем остановился на теле в клетчатой рубашке на каталке.

            На лице генерал-майора не дрогнул ни один мускул, когда он спросил:

            – Ну, и нахрена вы эту мразь – подполковника Собакина, без очереди пропустили, балбесы? Не знаете о его репутации? Вам что, и без этого проблем мало? Вы даже не представляете, на что мне пришлось пойти, чтобы разрешили открыть этот ваш «экспериментальный», мать его, отдел?

            – Но… товарищ генерал-майор, – подал голос лаборант, стоявший от меня по левую руку, – труп у него очень свеженький был, а у нас всё готово для эксперимента…

            – Так все было, Гордеев? – посмотрев отчего-то на меня, строго спросил Яковлев.

            Я промолчал, потому что ничего в тот момент не понимал, но вместо меня ответил всё тот же лаборант:

            – Он еще в себя не пришёл, Эдуард Николаевич! Эта падла Собакин его в самый разгар эксперимента из камеры сенсорной депривации выдернул…

            – А вы куда смотрели, деятели науки, раз вашу так⁈ Почему дверь не заперли на худой конец? – Голос у генерала был тихий, даже глуховатый, но абсолютно четкий, и в нём чувствовалась стальная воля. Он не кричал, но каждое слово било точно в цель.

            – Мы… мы… как-то не подумали…

            – Да что же вы у меня мямли-то такие? А? – Словно заботливый отец принялся сокрушаться Эдуард Николаевич. – Ведь вы же не только учёные! Вы еще и офицеры КГБ! Ведь вы же умные ребята, а даёте собой помыкать всякой… Ладно, на Собакина я управу найду, но и вы больше такого прокола не допускайте!

            – Так точно, товарищ генерал-майор! – вытянувшись в струнку, нестройно грянули мои «коллеги». Ну и я тоже попытался встроиться в процесс, чтобы, значит, не выделяться.

            – Что пытались сотворить с этим бедолагой? – Яковлев указал на мертвое тело на каталке. – И что с ним вообще произошло.

            – Это какой-то очень ценный вражеский шпион… был, – ответил всё тот же лаборант. – Его наружка из двойки вела – у него был какой-то контейнер с секретной информацией для передачи. Но он слежку заметил… Попытался сбросить и оторваться – но не смог. Его повязали, но он капсулу с цианидом раскусил – была у него в воронике зашита.

            – Черт, ну прям настоящий шпионский роман получается! – покачал головой генерал-майор.

            – В общем, – продолжил лаборант, – контейнер они просрали – этот умудрился-таки его куда-то скинуть. Вроде и искали, но… – он развел руками. – Хрен чего нашли. На резидента иностранной разведки, которому этот должен был контейнер передать, естественно тоже не вышли. Если подытожить, товарищ генерал майор, двойка в полной жо… прострации.

            – А к вам-то этот деятель чего заявился? – не понял Яковлев.

            – Так он не к нам, а к медэкспертам… Но труп-то уж очень свеженьким был – грех было не воспользоваться, вот мы у них его и перехватили. Пытались провести пробный сеанс слияния с объектом, мертвым не более шести часов… а возникли… э-э… непредвиденные побочные… Одним словом, подполковник Собакин случился…

            – Опыт ваш, значит, Собакину под хвост пошел? – Не спрашивал, а, скорее, констатировал генерал-майор.

            – Не совсем… – вдруг произнёс я. Не знаю, что меня дёрнуло в тот момент. – Кажется, я сумел увидеть момент задержания…

            Генерал медленно перевел взгляд на меня.

            – Кажется? – мягко переспросил он. – Или увидел?

            Взгляды моих опешивших коллег тоже устремились на меня.

            – Увидел, товарищ генерал-майор! – Я собрался и ответил по-военному четко.

            Хотя голос, которым я это произнёс был явно не моим. Я это еще и в первый раз заметил. Кем же я стал, черт побери? Я почувствовал, как под простыней выступает холодный пот. Горький привкус миндаля снова защекотал язык, будто наваждение возвращалось. Да, сначала разберусь с этими «видениями», а потом уже с остальным.

            – А еще я увидел, где он сбросил ту капсулу, – хрипло выдавил я, глядя прямо в глаза генералу. – Нужно срочно проверить эту информацию, Эдуард Николаевич…

            [1] «Двойка» – Второе главное управление КГБ СССР (ВГУ КГБ СССР), отвечавшее за контрразведку.

            [2] Девятое управление КГБ СССР (ДУ КГБ СССР) – структурное подразделение Комитета государственной безопасности СССР, ответственное за охрану руководителей Коммунистической партии и Правительства СССР.

  Глава 6

            Генерал-майор Яковлев замер на секунду, его пронзительный взгляд, казалось, сканировал меня насквозь, пытаясь определить, правду я говорю, или брежу под действием тех психотропных препаратов, которые мне явно вводили перед экспериментом. Я видел свежие отметины от инъекций на своих руках, как и пустые ампулы на небольшом медицинском столике рядом с ванной.

            В лаборатории воцарилась абсолютная тишина, прерываемая лишь гудением мощных трансформаторов и щелкающих механических реле. Мои «коллеги» застыли, боясь пошевелиться.

            – Уверен, Родион? – спросил меня Эдуард Николаевич.

            Родион? Ведь именно так звали деда Гордеева. И фамилию Гордеев я сегодня уже тоже слышал. Чёрт! Всё выходило так, что я, каким-то странным образом перенёсся не только во времени, но еще и очутился в чужом теле. Это было сложно осознать, но мне, еще не так давно прошедшего все стадии отчаяния и желавшего собственной смерти, справиться с этим потрясением было куда проще, чем кому-нибудь еще. Ну, а что со всем этим делать дальше – время покажет.

            – Уверен, товарищ генерал-майор! – Раз уж довелось поучаствовать в таком интересном эксперименте, грех его гробить.

            – Отлично! – Эдуард Николаевич медленно, с чувством собственного достоинства, развернулся и уверенной походкой направился к стене, где висел массивный дисковый телефонный аппарат.

            Рядом с ним на шнурке висела затертая книжка. Думается мне, что ДСП[1] со служебными номерами начальников управлений и отделов весьма разветвлённой структуры Комитета государственной безопасности. Яковлев снял трубку и набрал номер, даже не глядя в справочник. Видимо знал его очень хорошо. Щелк-щелк-щелк – отстукивало секунды невидимое мне реле, которые тянулись, как смола.

            – Рэм Сергеевич[2], здравствуй дорогой – это Яковлев! – раздался голос генерал-майора, когда на том конце провода сняли трубку. – Да-да, и тебе не хворать… Супруга как? Дети? Да-да, обязательно соберемся… Шашлычок под коньячок, да… Только со временем у нас туговато, второй год уж как встретиться не можем… Чего звоню? Так просьба у меня к тебе… Нет, даже требование… Я твоего подполковника Собакина к своим сотрудникам больше на пушечный выстрел не подпущу! Да, совсем! Мало того, что хам и кляузник – это еще полбеды, своим непрофессиональным поведением он поставил под угрозу жизнь моего сотрудника и чуть не похерил работу государственной важности! Понимаешь?

            Яковлев помолчал, слушая ответ. Он кивал, глядя в стену перед собой.

            – Понимаю, Рэм, понимаю, – продолжил он, и в его голосе вдруг прозвучали ноты искреннего, хоть и сурового, сочувствия. – Слышал и про твои неприятности. Провалили задержание, субъект наблюдения мертв, груз упустили, на резидента не вышли… Да, тяжело. Позор, конечно. Знаю, что у тебя там сейчас творится. Сам бывал в таких ситуациях…

            Он снова сделал паузу, давая Красильникову выговориться, излить накопившуюся желчь.

            – Но, старина, не падай духом – возможно, не всё еще потеряно, – голос Яковлева стал чуть тише. – У меня тут кое-что проявилось… Есть обрывочные сведения, которые, возможно, прольют свет на эту историю. Может, и на груз наведут, и на резидента твоего. Откуда информация, говоришь? Информация специфическая, получена… э-э… так скажем, экспериментальным путем. Нуждается в проверке.

            Генерал обернулся и бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд.

            – Что нужно для проверки? Да всего ничего – выдели мне двоих твоих толковых ребят, не болванов, как твой Собакин, и авто с надежным водителем. Съездят кое-куда, глянут. Если информация верна – ты вытащишь свой отдел из этой жо… прострации, как тут у меня ребятки метко выразились. Договорились?

            Яковлев выслушал короткий ответ, бросил в трубку:

            – Жду твоих ребят через пятнадцать минут у проходной.

            Повесив трубку на рычаг, он повернулся к нам.

            – Ну что, «ясновидящий», – произнес он без тени насмешки, с одним чистым деловым интересом, – готов повторить свои показания оперативникам «двойки»? И показать им то самое место?

            – Так точно, товарищ генерал-майор! Готов… как пионер, – добавил я, неожиданно улыбнувшись.

            – Ну, Гордеев, смотрю, ты отходить начал, – обрадованно произнес Эдуард Николаевич. – Вы тут смотрите у меня – сами себя не угробьте! – И показал нам всем крепкий кулак. – А ты, – он ткнул пальцем в меня, – мухой в душ, и одевайся! Через пятнадцать минут ты уже должен быть на ногах и в ясном уме. Эти ребята из контрразведки долгих рассказов не любят. Факты, координаты, действия. Понял?

            – Понял, товарищ генерал-майор! – Я уже стаскивал с себя простыню, чувствуя, как странная чужая память внутри меня затихает, уступая место адреналину и солоноватому привкусу реальности на губах.

            Тело еще было вялым от последствий сеанса и инъекций, но разум вполне прояснился. Хорошо, что лаборанты притащили мою одежду – обычную светлую рубашку в полоску с коротким рукавом и светлыми широкими штанами. Слава богу, что не дудочки – терпеть их не могу! И хорошо, что в форме не надо было ходить, раз уж я еще и сотрудник «великого и ужасного Кей-Джи-Би».

            Судя по одежде, на улице как минимум тепло – лето, ранняя осень или поздняя весна, иначе одежды было бы куда больше. Парням спасибо – они меня даже на улицу вывели, хотя, я и без того знал, куда идти – общие архитектурные черты НИИ вполне себе угадывались.

            Оперативники приехали ровно через пятнадцать минут на черной 24-ой «Волге». Но я-то знал, что это модель ГАЗ-24–24, выпускаемая с 1973-его по 1988-ой годы специально для нужд КГБ. В автомобиле была усилена подвеска, имелся гидроусилитель рулевого управления и автоматическая трёхступенчатая трансмиссия, а главное – V-образный восьмицилиндровый двигатель мощность почти двести лошадок. Заявленная скорость – 185 км/ч.

            Машины оснащались оборудованием для наблюдения, системой связи «Кавказ» и рядом других компонентов, необходимых для деятельности спецслужб. В «Волге» обнаружились двое в штатском, но особая манера держаться на раз выдавала в них КГБешников. Если такие вот хлопцы занимаются «наружкой», тогда я понимаю, почему их так быстро срисовали. Ну, или это мне – пришельцу из будущего, так глаза колет.

            Быстрые взгляды «двоечников» скользнули по моим сопровождающим в белых халатах и остановились на мне.

            – Товарищ Гордеев?

            – Да.

            – Поехали, – коротко бросил оперативник, сидевший за рулем. – Подробности обговорим по дороге.

            – Поехали. – Я кивнул, почувствовав внезапный прилив уверенности.

            Странное знание, пришедшее откуда-то из глубин чужого сознания, словно подсказывало, что этим ребятам можно верить. Они, несмотря ни на что, были профессионалами, пусть и провалили одно дело, но явно не из разряда тех, кто ошибается дважды.

            – Удачи, Родион! – бросил мне вдогонку один из лаборантов, чьего имени я так и не узнал. Как, впрочем, и имени второго тоже.

            Дверь «Волги» захлопнулось за мной с глухим щелчком, когда я уселся на заднее пассажирское сиденье служебного автомобиля. Салон пах кожзамом, табаком и едва уловимым ароматом оружейной смазки – оперативники были вооружены. Под их расстегнутыми из-за жары пиджаками я рассмотрел плечевые кожаные ремни для кобуры.

            Машина тронулась с места плавно, но с мощным, едва сдерживаемым усилием, словно скаковая лошадь на старте.

            – Не против, если на «ты», – начал тот, что сидел на пассажирском сиденье, обернувшись ко мне.

            – Легко!

            – Марат! – Протянул мне руку оперативник. – А это – Николай, – указал он на чекиста, сидевшего за рулём.

            – Родион! – Я пожал протянутую руку.

            Так или иначе, но побыть Родионом Гордеевым мне некоторое время придётся. А там видно будет.

            – В общем, так, дружище, – произнес Марат, его лицо было невозмутимым, взгляд цепким и спокойным. – Генерал Красильников передал, что у тебя есть информация по делу «Шмеля». Ты, вроде бы, должен знать, где он контейнер скинул. Только я, хоть убей, не пойму, как ты можешь об этом знать…

            – Мы там всем составом землю носом рыли, даже милицию подключили – и ничего! – подключился к разговору водитель. – Можешь сказать, как это вышло?

            – Вы меня извините, мужики – ничего личного. Просто у вас соответствующего допуска нет, а я под подпиской. Ну, чего я вам-то об этом рассказываю – вы и без меня прекрасно знаете, как это бывает.

            – Знаем, – кивнул Марат, – только очень уж необычно… И куда едем?

            – На Матросова, – ответил я.

            – Точно, – согласно кивнул Марат, – этот гад в том районе петлял, когда от наших пытался оторваться… А там куда?

            – Надо по дворам помотаться, чтобы я место узнал…

            – Так ты там ни разу не был, что ли? – хохотнул Николай. – Там этих дворов… До самого вечера колесить будем!

            Я закрыл глаза на секунду, позволив картинке всплыть снова. Тот самый момент, будто я смотрю на всё своими глазами, но чувствую чужой страх и чужую отчаянную решимость.

            – Там номер дома должен на двойку начинаться, – мои слова прозвучали чётко, без тени сомнения.

            Оперативники переглянулись.

            – Таких немного: либо второй, либо какой-то из двадцатых. До двух сотен нумерация на Матросова не доходит.

            – Проверим… – Кивнул Марат. – Дави на газ, Коля!

            Мы мчались по улицам Москвы, которые я совсем не узнавал, а если и узнавал, то с большим трудом. За откатившиеся назад годы она изменилась кардинальным образом. То, что я видел сейчас, было словно другой планетой. Москва представала передо мной широкой, просторной, даже… это страшно произнести – пустынной в некоторых районах.

            Машины на проспектах встречались, но наша «Волга» могла позволить себе лихо их обгонять, лишь изредка перестраиваясь. Вместо бесконечных рек иномарок – «Жигули», «Москвичи», «Волги», грузовики-самосвалы, автобусы и троллейбусы. Воздух же, несмотря на массу вредных производств, был на удивление свеж и прозрачен. Не чувствовалось в нём той плотной химической взвеси, к которой я давно привык.

            Вместо прихотливо изогнутых стеклянных небоскребов – массивные «сталинки» с высокими шпилями, украшенные серпами, молотами и каменными бюстами. Улицы казались ниже из-за отсутствия высотных зданий, а небо – огромным и бескрайним. Повсюду висели плакаты с лозунгами: «Слава КПСС!», «Народ и партия едины!» и прочей советской пропагандой.

            Да и сами люди были одеты иначе. Меньше ярких красок, больше скромности и незаметности. Мужчины в серых, коричневых или синих костюмах, женщины в практичных платьях и туфлях на невысоком каблуке. Повсюду – знаковые атрибуты эпохи: автоматы с газировкой, желтые бочки с квасом и длинные очереди в некоторые магазины, мимо которых мы проезжали. Но всё-таки она была широкая, просторная и свободная эта столица. Ну, по крайней мере, это было моё первое впечатление.

            Ведь в моей памяти жила совсем другая Москва – зажатая толпами, перенасыщенная и суетливая. Город, задыхающийся в пробках, утыканный рекламными баннерами, залитый неоновым светом ночных клубов и гигантских торговых центров. Где вместо пионеров с красными галстуками по улицам сновали подростки в наушниках, уткнувшись в экраны смартфонов.

            Этот контраст между тем, что я видел за стеклом «Волги», и тем, что помнил, был настолько оглушительным, что вызывал легкий трепет. Я сидел, молча вглядываясь в пролетающий за окном мир, который для моих спутников был единственной реальностью, а для меня – чрезмерно реальной, но всё-таки декорацией прошлого.

            – Вот и Матросова, – голос Николая вернул меня к действительности. – Вот и второй дом. Куда дальше-то?

            – Нет, не этот дом, – произнёс я, взглянув на абсолютно целую табличку. – Рули к двадцатым домам.

            Я снова закрыл глаза, позволив чужому воспоминанию захлестнуть себя. Перед мысленным взором вновь промелькнула серая стена, замусоренный двор, а главное – отломанная ржавая табличка с номером дома.

            Мои сопровождающие снова переглянулись, и Николай слегка притопил на гашетку. Искомая табличка (даже к моему собственному изумлению – а вдруг это просто глюки?) обнаружилась во дворе дома № 27.

            – Тормози! – распорядился я и, даже не дождавшись полной остановки машины, выскочил на улицу. Немного походил по двору, сопоставляя ракурс, чтобы он соответствовал моим «воспоминаниям». – Здесь! – наконец указал я на черный провал разбитого подвального окошка.

            – Уверен? – переспросил Марат, остановившись рядом со мной, пытаясь заглянуть через дыру во мрак подвала.

            – Почти на сто процентов, – подтвердил я.

            – Ну, это надо в подвал лезть, – произнес Николай, вытаскивая из бардачка фонарик-жучок.

            Ух, ты! Я вспомнил, как у меня в детстве был точно такой же. И никаких батареек не нужно – дави на рукоять, и будет тебе свет. Да и кисти отлично укрепляются. Для хирурга это тоже немаловажная деталь.

            Николай пожужжал фонариком, и жёлтый луч, упёршись в грязное стекло и паутину, почти не пробился внутрь.

            – Да, темновато будет, – проворчал он. – Нужно топать вниз.

            Марат между тем уже спустился по ступенькам, открыл подгнившую деревянную створку. Пахнуло чем-то затхлым, прохладным, пылью, влагой, землей и чем-то ещё старым и мёртвым. Где-то похоже, валялся ссохшийся трупик крысы. Но меня жутко подстегивал интерес, поэтому я первым шагнул в темноту.

            Луч «жучка» прыгал по стенам, выхватывая из мрака ошмётки старых газет, облупившуюся штукатурку, груду каких-то сгнивших ящиков. Я шёл вперёд, почти на ощупь, но, наконец остановился у луча света, вырывающегося из маленького разбитого окошка.