Текст книги "Кремлёвский кудесник (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

            – Посвети сюда, Николай! – попросил я.

            Николай приблизился, и луч фонаря пополз по стене, по земляному полу, но… Здесь ничего не было – никакого контейнера, которого я видел в своем видении. На мгновение меня охватила паника. Всё это зря? Всё-таки галлюцинация? Я выхватил фонарик из руки Николая и бешено заработал ручкой, усиливая яркость луча и цепляясь взглядом за каждую неровность и яму.

            – Постой-ка! – произнёс Марат, молчавший до этого.

            Он взял у меня фонарь и посветил туда, где у самого основания стены лежал обломок штукатурки, отвалившийся от кирпичной кладки. – Смотри!

            Он присел на корточки и отодвинул рукой этот кусок немного в сторону. И тогда луч фонаря выхватил из темноты нечто, от чего у меня перехватило дыхание. Это был тот самый контейнер, который я видел в своём видении.

            Опера удивленно переглянулись, а Николай даже присвистнул:

            – Ну, блин, ты даёшь!

            – Натурально кудесник! – поддержал его Марат.

            Я не ответил. Я просто протянул руку и коснулся прохладной поверхности контейнера. Он был настоящим. И ощущения были точно такими же, когда я был им – тем трупом на тележке… Это всё было по-настоящему! Значит, я действительно «прочитал» воспоминания мертвого шпиона, и сумел отыскать то, что он пытался спрятать.

            Оперативники смотрели на меня с новыми непривычными выражениями – в них легко читалось уважение и, как ни странно – легкая опаска.

            – Пойдем, что ли, кудесник, – хрипловато сказал Николай, хлопая меня по плечу. – Ты свою работу сделал. И еще как! Теперь нужно об этом срочно руководству доложить.

            – И это, Родион… – неожиданно замялся Марат. – Если еще чего по этому делу… э-э-э… ну, в общем, всплывёт…

            А ведь и вправду, было в тех чужих воспоминаниях еще что-то… Я поначалу и не обратил на это внимания, поскольку все остальные чувства просто перехлёстывали через край. Да и моё собственное состояние от обретения подвижности и переноса в прошлое, да еще и в чужое тело, совсем не способствовали сосредоточенности на всяких мелочах.

            А вот сейчас, немного успокоившись, я вспомнил, что мельком видел в чужой памяти лицо человека. Единственного человека за весь тот «массив данных», который умудрился получить через камеру сенсорной депривации и игольчатые «штепсели», соединяющие проводами два тела – моё (вернее, Родиона Гордеева) и мертвого шпиона.

            Но говорить об этом оперативникам «двойки» я не стал, для начала решив посоветоваться с собственным начальством. Генерал-майор Яковлев за то кроткое время нашего знакомства показался мне надежным человеком, которому можно доверять. И то, что он горой стоял за своих сотрудников и подчинённых, многое о нем говорило.

            – Если что всплывёт, – произнёс я в ответ, – обязательно дам знать.

            Мы выбрались из подвала и уселись в машину. Коля дал по газам и мы помчались обратно. Я откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза – события последних нескольких часов меня совершенно измотали. Шутка ли: очнуться в чужом теле и в чужом времени…

            Кстати, а я так и не знаю, в каком я сейчас году. Понятно, что это времена СССР, но хотелось бы знать поточнее. И не успел я об этом подумать, как у меня перед глазами словно бы вспыхнул виртуальный экран, на котором было написано:

            15:34 05.09.1979 г.

            [1] ДСП – для служебного пользования.

            [2] Рэм Сергеевич Красильников – начальник 1-го отдела ВГУ КГБ СССР (контрразведка против США), генерал-майор.

  Глава 7

            Я дёрнулся от неожиданности, даже инстинктивно отмахнулся рукой, будто от навязчивой мухи. Но яркие, словно подсвеченные изнутри цифры не исчезли и не сместились. Они висели в воздухе, чёткие и неоспоримые, прямо перед моими глазами.

            – Ты чего, Родион? Какая муха тебя укусила? – раздался с переднего сиденья хрипловатый голос Николая, который заметил мою неадекватную реакцию в зеркало заднего вида. – Или уже новые видения начались? – Он беззлобно меня подначил – настроение у оперативника после успешных поисков было явно на высоте, но в его смешке проскальзывала та самая лёгкая опаска, которую я заметил еще в подвале.

            Марат, как и прежде сидевший рядом с водителем, повернулся ко мне с обеспокоенным выражением:

            – С тобой точно всё в порядке, Родь? Я ведь догадываюсь, с какими препаратами у вас там всё связано…

            Я не знал, что ответить. Как объяснить, что вижу зависшие прямо «в воздухе» текущие дату и время? Причем, вижу их, даже если закрываю глаза. Я просто промолчал и медленно выдохнул, снова откинувшись на спинку сиденья, и попытался не смотреть на этот чертов «виртуальный дисплей». Но он-то никуда не девался, хоть я и пытался смотреть мимо.

            «Ну, исчезни же, тля! – В сердцах бросил я мысленно, потому как вслух произносить это было никак нельзя – точно за сумасшедшего примут. – Я не хочу это видеть!»

            И тогда произошло невероятное. Нет, цифры не исчезли окончательно, но тут же съёжились, стали меньше и прозрачнее, словно значок времени в углу компьютерного экрана. Они сместились вниз и вправо, зависнув где-то на самой периферии моего зрения, практически не мешая, но постоянно напоминая о себе. 15:37 05.09.1979 г.

            Я еще раз медленно выдохнул, а затем вдохнул. Теперь я знал не только дату. Я знал, что эта… штука – слушается меня. И это было одновременно пугающе и ошеломительно. И, приблизительно, начал догадываться, откуда растут ноги этого виртуального интерфейса – из вживлённого в мой мозг биологического нейрочипа.

            Непонятным оставался только один момент – ведь чип остался там, в будущем, в моём старом парализованном теле. В теле Родиона Гордеева из прошлого его никогда не было, и быть не могло. Тогда как это всё логически объяснить?

            В машине стало тихо, если не считать рева мотора и свиста ветра в приоткрытой форточке. Мои спутники, удовлетворившись моим молчаливым кивком, вернулись к обсуждению успешной операции и своих дальнейших планов. А у меня в голове бушевал настоящий ураган из вопросов.

            Неужели так проявил себя тот самый чип? Да, это было очень похоже на действие экспериментальной системы – нейроинтерфейса, вживленного в мой мозг Русланом Гордеевым в том самом будущем, откуда я родом. Он должен был дать парализованному пациенту, каким я и был, возможность взаимодействовать с миром через цифровые среды, протезы… Это была последняя надежда, клочок соломки, за которую я ухватился. И соломка сработала, но каким-то совершенно непредсказуемым и фантастическим образом, забросив меня в прошлое, да еще и в совершенно чужое тело.

            Я мысленно пробежался по всему, что знал: чип был не просто куском кремния; это была синтетическо-биологическая структура, выращенная на молекулярном уровне, чтобы слиться с моей собственной нервной тканью. Чип не просто передавал сигналы – он их интерпретировал с помощью так же вживленной в мой мозг нейросетью, которая должна была постоянно учиться, подстраиваясь под паттерны моего мышления. Чип же должен был стать мостом между моим сознанием и машиной.

            И тогда меня осенило: а что если этот биочип (или нейросеть, сейчас это не столь важно), будучи неразрывно связанным с моим сознанием, с самой моей личностью, совершил прыжок вместе со мной? Когда «моё я» неведомым образом переместилось в прошлое, в тело Родиона Гордеева, чип не остался в старом теле. Он… скопировал себя? Встроился? Прирос к моему сознанию?

            Или, что более вероятно, он уже является не физическим объектом в моей новой голове, а своего рода программным отпечатком, цифровым призраком, проекцией моего прежнего интерфейса прямо в мое визуальное восприятие. Похоже, что мы с ним теперь являемся единым целым.

            Конечно, это мои дикие предположения, но это могло бы объяснить всё. Чип был частью меня, как и нейросеть. А она считывала мои намерения, мои запросы – даже такие простые, как желание узнать точное время. И она отвечала тем способом, к которому я привык за годы взаимодействия в виртуальных средах – компьютерным интерфейсом.

            Только теперь этот интерфейс проецировался не на экран монитора, а прямиком в мое сознание, накладываясь на видимую реальность. Получалось, я ношу в себе кусочек будущего. Не устройство, а его суть, его функцию. Это была не магия и не божья воля, а вышедшая из-под контроля передовая технология, результат невероятного эксперимента, последствия которого никто не мог предсказать.

            От этой мысли по коже побежали мурашки. Страх постепенно начал отступать, сменяясь жгучим, всепоглощающим любопытством. Если весьма продвинутая нейросеть (а Гордеев рассказывал о её функциональных возможностях) работает здесь и сейчас, в 1979 году, на что еще она способна? Сможет ли она… помочь мне адаптироваться и защитить себя в этом чужом и опасном мире?

            Я украдкой взглянул на цифры в углу моего зрения. 15:41 05.09.1979 г. Минуты тихо текли, напоминая, что время не остановилось. Я попытался сосредоточиться, мысленно «прощупав» этот новый, призрачный интерфейс.

            «Что еще ты умеешь? – спросил я безмолвно. Покажи меню. Вызови справку. Проведи диагностику».

            Но ничего не происходило. Цифры даты и времени неподвижно висели на своем месте, ничуть не меняясь и не реагируя на мои внутренние запросы. Видимо, помимо моего сильного первоначального желания узнать точную дату, на большее у нейросети пока не хватало ни данных, ни мощности, или же я просто не знал, как правильно с ней взаимодействовать.

            Она была словно сложный гаджет, у которого я интуитивно освоил лишь одну функцию – включение часов, да и то чисто случайно. Жаль, что спросить было не у кого. Руслан Гордеев, гениальный создатель этой штуки, остался где-то там, в другом времени.

            Машина оперативников, меж тем, уже сворачивала на знакомую улицу. Я узнал массивное серое здание моего (точнее, Родиона Гордеева) НИИ. Коля ловко припарковался у самого входа.

            – Ну, вот ты и дома, кудесник, – обернулся назад Николай. – Работа сделана на отлично! Отдыхай, дружище! Ты нам очень помог!

            – Спасибо вам, ребята! – Я искренне пожал руку сначала водителю, а потом Марату. – Без вас бы наш эксперимент потерял всякий смысл.

            – Да ладно, чего уж… – смущенно буркнул Николай, но в его голосе я почувствовал настоящее уважение. – Ты, главное, береги себя! Твоя голова – весьма ценный инструмент!

            Марат, оказавшийся более сдержанным в чувствах, кивнул с улыбкой и добавил уже серьезно:

            – Родь, если что… Ты знаешь, как нас найти…

            Я кивнул, вышел из машины и захлопнул дверцу. Оперативники помахали мне на прощание, и их «Волга» с рычанием тронулась с места, быстро выехала со двора на дорогу и растворилась в потоке машин.

            Я остался один перед входом, где на фасаде большими буквами было написано: «Всесоюзный НИИ комплексных проблем». И никаких тебе «разведок». Ветер гнал по асфальту пока еще редкие жухлые листья, а в воздухе, несмотря на почти летнюю жару, витала пронзительная предвечерняя свежесть.

            Пора было идти к Яковлеву. Отчитываться о находке и… о новых обстоятельствах. Пока я отлично помнил лицо того человека, и был способен его описать или составить фоторобот. Я уверенно толкнул тяжелую дверь, шагнул в просторный мраморный вестибюль. И тут же осёкся.

            Эйфория от успеха отвлекли меня от простого, но критически важного факта: я понятия не имел, где именно находится кабинет генерал-майора Яковлева. Я замер посреди просторного холла, чувствуя, как нарастает легкая паника. Куда идти? Спрашивать у «вахтера»? А что, если сотрудник на вертушке знает Гордеева в лицо и удивится, что тот забыл дорогу к собственному начальнику? Это вызовет ненужные подозрения. А это, как-никак, КГБ! Не надо давать лишних поводов для подозрений.

            Я заставил себя сделать глубокий вдох и медленно пошел вперед, стараясь выглядеть максимально естественно, будто просто задумался о чем-то. Мой взгляд скользнул по массивной деревянной указательной доске с перечнем отделов и фамилиями. Я пробежался по ним глазами, но фамилии «Яковлев» там не обнаружил. Видимо, руководство столь высокого уровня не указывалось на общих табло. Да и сами отделы могли быть обычной «липой» для отвода глаз. Как и название самого НИИ.

            Цифры в углу зрения показывали 16:03. Время шло. Мне нужно было найти решение, и быстро. И тогда я просто прошел через «вертушку», кивнув возрастному «вахтеру», как старому знакомому. Тот тоже кивнул в ответ, но когда я уже прошел КПП, укоризненно произнёс:

            – Родион Константинович, вы опять пропуск забыли показать. Нехорошо! Нарушаем…

            – Ох, ты… – Сокрушенно покачал я головой, спешно шаря по карманам. – Опять забыл? Задумался… – заговаривал я зубы охраннику. – Ах, вот же он! – В заднем кармане брюк я неожиданно нащупал твердую корочку, которую резко выдернул и показал.

            – Да ладно – идите уж… – Вахтер обречённо махнул рукой. – Но в следующий раз…

            – Извините великодушно! – Я извинился, как мог, и развернувшись, пошлёпал в сторону коридора, который показался мне главным.

            – Ох уж мне эти умники, – покачал головой вахтёр, вновь усаживаясь на своё место.

            Я шёл, надеясь на удачу или на какую-нибудь другую подсказку, но её не было. Я, конечно, мог легко вернуться в свою подвальную лабораторию – дорогу туда я помнил, но что-то говорило мне, что это неправильно. А вот удача меня не подвела – завернув за угол, я чуть не столкнулся лоб в лоб с Эдуардом Николаевичем, шедшим мне навстречу.

            – О, Гордеев! – увидев меня, произнёс Яковлев. – Уже вернулся? Как результат?

            – Как раз вас искал, товарищ генерал-майор, чтобы доложить…

            – Ну? Не тяни кота за кокушки, Родион! – мягко рыкнул начальник.

            – Стопроцентный результат – контейнер нашли! – обрадовал я его.

            – Мать… и-и-и мачеха! Серьёзно, Гордеев?

            – Более чем, Эдуард Николаевич – работает метод! Представляете, что это значит? – Я радовался так, как будто это было именно моё детище, а не бедолаги Родиона Гордеева. Еще бы узнать, что с ним случилось… Вернее с его сознанием, ведь я не ощущал ничего от него внутри себя ни памяти, ни чего-нибудь другого. – А ещё я хотел рассказать, – произнёс я, понижая голос, – насчёт некоторых… дополнительных деталей, которые всплыли в процессе…

            – Не здесь, – мгновенно оборвал меня Яковлев. Его взгляд стал острым, цепким. Он кивнул в сторону длинного, уходящего вглубь здания коридора. – Пойдёмте ко мне – лишние уши нам точно не нужны.

            Он развернулся и зашагал быстрой, энергичной походкой, явно предполагая, что я последую за ним. Мы прошли через несколько коридоров, мимо строгих дверей с табличками без названий, только с номерами. Наконец, Яковлев остановился у такой же неприметной двери, достал ключ и вставил его в массивную личинку замка. Дверь открылась беззвучно.

            Кабинет генерал-майора оказался просторным, но аскетичным. Большой, покрытый толстым стеклом письменный стол, за ним – кресло с высоким тканевым сиденьем. У стены – жесткий диван с высокой спинкой, похоже, еще сталинской закваски, обитый слегка потертой кожей, и пара таких же жестких кресел.

            На стене – карта мира и портреты Брежнева и Андропова в строгих рамках. Воздух пах старыми бумагами, табаком и лёгким ароматом пчелиного воска, исходившего от начищенного до блеска паркета. Ничего лишнего, что могло бы рассказать о личности хозяина, кроме того, что он не привык украшать себя предметами роскоши.

            Яковлев прошёл в кабинет, жестом пригласил меня присесть в кресло и устало опустился в другое.

            – Ну, так какие ещё детали, Родион Константинович? Говори, теперь можно.

            Я сделал паузу, собираясь с мыслями.

            – Эдуард Николаевич, когда я «считывал» воспоминания… того человека, – я кивком указал в сторону, где предположительно находилась наша лаборатория, – помимо всего остального, мельком проскочил ещё один образ… Я поначалу не обратил внимания… Лицо человека…

            Яковлев наклонился вперёд, положив сцепленные в замок руки на колени. Его лицо стало внимательным.

            – Продолжай.

            – Это было единственное человеческое лицо за весь… э-э-э… «сеанс». Остальное – это в основном тактильные ощущения, чувство страха, спешки… А вот это лицо… Я почти уверен, что умирающий думал именно о нём. Возможно, это и есть тот самый резидент, связной, кому был предназначен контейнер. Тот, кого нужно было найти.

            – Знаешь его? Может, видел когда? – тут же спросил генерал-майор.

            – Нет. – Я мотнул головой.

            – А ты его хорошо запомнил? Фоторобот составить сможешь?

            – Смогу. – Вот теперь я утвердительно кивнул.

            – Хорошо, – Яковлев тяжело поднялся и прошел к столу. Он взял с него телефонную трубку и набрал короткий номер. – Иван Поликарпыч? Ты сейчас свободен? Зайди ко мне. Да, с инструментом. – Он положил трубку и устремил на меня внимательный взгляд. – Специалист будет через пару минут.

            В дверь кабинета постучали даже раньше. После утвердительного ответа Яковлева она открылась, и внутрь вошел сухощавый возрастной мужчина в громоздких очках с толстыми линзами, держа в руках какой-то «квадратный» чемоданчик. Он молча кивнул Яковлеву (похоже, они сегодня уже встречались), поздоровался со мной за руку и поставил ящик на генеральский стол.

            – Готовьтесь, Родион Константинович, сейчас будем работать, – произнес Иван Поликарпыч, распахивая свой чемоданчик

            Внутри чемодана лежал массивный альбом с множеством прозрачных страниц, на которых рядами располагались мелкие фотографии. Рядом аккуратной стопкой лежали тонкие прозрачные пленки с еще большим количеством изображений.

            – Это наш «Идентификационный комплект рисунков», – пояснил мне специалист. – По-простому, ИКР. Будем собирать вашего человека по частям. Говорите, что помните, я буду подбирать.

            Он открыл альбом на странице с изображениями форм лиц. Десятки овалов, квадратов, треугольников, скуластых и узколицых, с тяжёлыми челюстями и изящными подбородками.

            – Ну, с чего начнем? Лицо в фас или в профиль? – спросил Иван Поликарпыч, достав увеличительное стекло.

            – В фас, – ответил я, закрывая глаза и пытаясь вызвать в памяти тот мимолетный образ. – Овал… Скорее удлиненный. Но не худой. Скулы… не широкие, но выраженные.

            – Вот так? – Безупречно чистыми пальцами Иван Поликарпыч указал на один из овалов.

            – Да, вот этот… почти идеально.

            Так, шаг за шагом, мы начали собирать портрет. Я описывал форму лба (высокий, с легкими залысинами), бровей (очень густые, темные, почти прямые, с легким изломом), разрез глаз (больше узкий, ближе к восточному) и их цвет (тёмный, практически чёрный).

            Для каждого элемента Иван Поликарпыч терпеливо подбирал нужный диапозитив из стопок плёнок, накладывал его на базовый овал и фиксировал специальными зажимами. Работа была кропотливой. Иногда я колебался, и тогда специалист предлагал несколько вариантов, чтобы я выбрал наиболее похожий. Потом пришла очередь носа, основательного фильтрума[1], тонкогубого рта, подбородка и ушей.

            – Волосы? – спросил Иван Поликарпыч, перелистывая страницу с прическами.

            – Темные. Коротко стриженные. Но не «под ноль». И… вроде бы, легкая седина на висках. Едва заметная.

            Специалист одобрительно хмыкнул, подобрал подходящую пленку с проседью и наложил её поверх волос.

            – Теперь особые приметы? Шрамы? Родинки? Очки?

            Я снова погрузился в воспоминание. Образ был мимолетным, но невероятно четким, будто врезанным в память. Я ведь видел его не глазами, а непосредственно через память другого человека, в момент наивысшего эмоционального напряжения. Детали должны быть точными.

            – Нет, ничего необычного.

            Иван Поликарпович отошел в сторону, дав мне взглянуть на результат. На прозрачных пленках, наложенных друг на друга, смотрел на меня незнакомец. Холодный, сосредоточенный взгляд узких глаз, тонкие губы, собранные в почти незаметную усмешку, уверенный и умный взгляд. Не прямо один в один, но вполне узнаваемый портрет.

            – Он, – выдохнул я. – Это именно он.

            Яковлев, молча наблюдавший за всем процессом, впервые подошел к столу и внимательно изучил собранный портрет. Его лицо, поначалу непроницаемое, неожиданно едва уловимо дрогнуло.

            – Твоё же колесо… – сдавлено произнёс он. – Хорошая работа, Иван Поликарпыч! Сделай мне несколько копий… А негативы – уничтожь! Сразу же!

            – Слушаюсь, Эдуард Николаевич! – Специалист аккуратно, с какой-то почти любовью, сделал несколько снимков, закрепив изображение в рамку для фотосъемки.

            Затем он разобрал изображение на кусочки, которые аккуратно сложил в чемодан. Закрыв его и забрав фотоаппарат, Иван Поликарпович тихо удалился. Генерал-майор повернулся ко мне.

            – Ну и задал ты мне задачку, Родион Константинович… – почесав затылок, произнёс Яковлев. – Хотя, это не у нас, а у «двойки» пусть мозги дымятся…

            – Так вы его узнали, Эдуард Николаевич? – прямо спросил я начальника.

            – Увы и ах – узнал, – не стал скрывать генерал-майор.

            – И кто же это? – не мудрствуя лукаво, поинтересовался я.

            – Раз ты его все равно видел, можешь и позже узнать самостоятельно, кто он… – Махнул на всё рукой генерал-майор. – Это – посол СССР в Канаде…

            [1] Фильтрум (губной желобок) – это бороздка между основанием носа и верхней губой, длина которой важна для пропорций лица.