Текст книги "Супруг по контракту (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Узнав о послании, всегда сдержанный отец заметно побледнел, хоть и старался не подать вида. Коротко бросив мне, что волноваться не о чем, он взял бумаги и удалился в свой маленький кабинет, а мы с Веленом тихо сидели в общей зале, не решаясь нарушить его уединение.

–Хозяин с дороги и ничего не ел, – сокрушался о своем горничный, – надо было сначала накормить его, а уж потом сообщать об этих важных бумагах! А вдруг там плохие новости, а он совсем голодный, расстроится и заболеет несварением?

Поздним вечером отец позвал меня к себе для важного разговора.

–Присядь, Эвальд! – глухим от волнения голосом произнес он, кивая на кресло возле письменного стола, – и прости, что заставил тебя беспокоиться, забыв о твоем положении.

Лицо отца было торжественно и взволнованно, а глаза заметно припухли и покраснели... О, Юйвен, что происходит? Мой родитель почти никогда не плакал, так что же такого было в этом королевском послании, что он воспринял его столь эмоционально?

–В указе говорится о том, что доброе имя вашего отца и моего супруга генерала Джианга люн Кассля полностью восстановлено, – рассеянно гладя лежащие перед ним бумаги, начал отец, – было проведено повторное следствие, в ходе которого лжесвидетели и заговорщики сознались в своих преступных действиях. Нам возвращены все утраченные богатства и привилегии, столичный дом, загородное поместье и обширные земли, которые числились до сего дня государственной собственностью. Так что теперь ты, мой милый сынок, стал одним из самых завидных женихов королевства, и можешь выбрать себе любую партию!

–Отец, я рад, что наша семья вернула себе имя и положение, но что касается брака, то я...

–Послушай меня, Эви. Я прожил нелегкую и далеко не безоблачную жизнь, знал и взлеты, и падения, и вы, мои дети, вместе со мной страдали в изгнании. Я никогда не роптал на выпавшие на мою долю испытания, а этот замок стал для меня родным домом. Мне жаль покидать его, но ради тебя, ради твоего будущего, мы должны вернуться. Ты не обязан всю жизнь быть отшельником, прозябая в этой глуши, ты достоин счастья и лучшей доли. Братья устроены в жизни, тебе же всего лишь двадцать два, ты молод, красив и полон сил, и запереть себя здесь, в захолустье, живя лишь заботами о ребенке... ты даже не представляешь, насколько это печально! Я не гоню тебя замуж немедленно, мы не станем спешить, выберем хорошую семью и доброго человека. За малыша не беспокойся, я еще не стар и достаточно силен, он будет со мной в полном порядке!

–Отец, ну что вы такое говорите? – с горечью в голосе воскликнул я. – Не вы ли предостерегали меня от столичных альф, а теперь провожаете в это змеиное болото? Я не хочу замуж и не хочу оставлять, даже на ваших руках, своего сына. Я слишком люблю его родителя, чтобы думать о другом альфе!

–Ты влюблен в господина Кайрата? – ошеломленно прошептал мой отец. – Но как такое могло случиться? Он же не муж тебе, а только наниматель, да и женат к тому же...

–Кайрат не имеет к моему сыну никакого отношения, – собравшись с духом, решительно сказал я, – он только друг, который выполнял тогда поручение, доставив вам в замок то золото, о происхождении которого вы до сих пор умалчиваете.

–Но кто же тогда твой альфа, Эви? Только не говори мне, что это...

–Его Светлость герцог Реналь лан Эккель, – обреченно вздохнув, вымолвил я. – Я влюблен в него с пятнадцати лет, с тех самых пор, когда впервые увидел. Потом мы встретились в гарнизонном госпитале, и он лечил мою рану, лично перевязывая ее бинтами. Мы встретились тогда не случайно, и наша последующая встреча была уже предопределена, я знал об этом уже тогда, когда стоял на помосте в зале Аукциона, и почти не удивился, увидев в доме моего нанимателя любимое лицо моего единственного... Теперь вы понимаете, отец, что я не могу ехать в столицу, не могу открыть тайну о своем сыне, не могу искать себе выгодную партию и выходить замуж. Я не могу отдать ни свое тело, ни сердце другому, как не могу прожить ни дня без моего сыночка, ведь он единственное мое сокровище, оставшееся мне на память о любимом человеке!

–Мой Эви! Ну почему так жестока судьба, бросившая вас в объятия друг друга таким странным запоздалым способом? Ведь именно Реналь был с детства твоим нареченным и вы были даже помолвлены, но заговор против твоего родителя и наше изгнание сделали невозможным этот брачный союз. Прости за необдуманные мои слова, я так отчаянно желаю видеть тебя счастливым!

–Отец, простите мой дерзкий вопрос, но что вам написал король? – я долго молчал, прежде чем снова обрел голос.

–Это долгая и печальная история, Эвальд. Я говорил тебе, что вырос без родителей, на руках старого воспитателя. Он безумно любил меня, и я отвечал ему тем же. Он сделал мое детство счастливым, и я рос, не зная печалей, пока меня не увидел отец. Честолюбивый и надменный, он счел меня достаточно красивым для исполнения своих далеко идущих планов, и будто случайно подстроил наше знакомство с тогда еще молодым королем. Все получилось именно так, как он планировал, король обратил на меня внимание, и через год я уже въезжал во дворец в качестве его наложника... – отец рассказывал, а я слушал, с горечью наблюдая на его лице неизбывную боль потери. – ... вот так оно и вышло, что нынешний Король – твой старший брат, Эви...

–Я знал это давно, отец, вернее, догадывался... Когда я жил в столице, то познакомился с Принцем-наследником, и он мне показался чем-то очень знакомым, как старший брат, или близкий родственник. А потом я увидел у него на шее нефритовое украшение, очень похожее на ваше, и это показалось мне странным, но тогда я еще ничего не подумал, пока старый королевский акушер не проболтался о том, что вы потеряли ребенка.

–Он носит мой нефрит? – растроганно прошептал отец. – И ты познакомился с братом?! Какой он, Эви, расскажи немножко...

–У него ваши глаза, только карие. И ваш характер. Это заметил и Реналь, сказав, что Принц не похож нравом ни на одного из Их Величеств. Наследник... о, простите, наш Король, смел и настойчив, решителен и умен, он настоящий повелитель, но также и добрый супруг, он очень нежен со своими омегами. Ему повезло в этом, и он нашел свою любовь в лице чонгунского принца, но и законный супруг его тоже хороший. Они хорошо ладят все втроем и вместе растят Наследника... Но, что вам написал Король-отец, вы так и не сказали.

–Он пишет, что болен, и его последнее желание повидаться со мной перед смертью, а также он намерен открыть сыну правду обо мне.

–Но вдруг молодой король сюда приедет? Он знает меня в лицо, так что мне нельзя показываться ему на глаза! Он может сказать обо мне Реналю! Герцог не злой человек и не жестокий, но я совсем не уверен в его чувствах ко мне, и даже представить себе не могу, как он поведет себя, если узнает о ребенке!

–Не переживай раньше времени, Эвальд, – грустно улыбнулся отец, – у Короля слишком много дел, чтобы он мог позволить себе частные поездки. Я дождусь, пока ты благополучно родишь, и съезжу в столицу сам, так будет правильнее всего. И для тебя спокойнее. Так что ни о чем не думай и береги себя, мой малыш. Поверь, мне очень жаль, что твоя жизнь складывается так печально, обрекая на одиночество...

Мы долго еще сидели рядом, а за окном медленно поднималась в небо величественная серебристая луна, и в ее призрачном хрустальном свете кружились в прощальном танце последние в эту зиму хрупкие снежинки. Где-то далеко отсюда, за тысячи верст, в столице, о чем-то думал сейчас мой любимый альфа, возможно, тоже смотрел в эти самые мгновения на яркий круг ночного светила и вспоминал обо мне... Эта шальная мысль грела озябшую без него душу, и я тихо сидел, боясь спугнуть охватившее меня тихое очарование...

Реналь лан Эккель (позняя весна)

–Мой дорогой кузен, я ведь могу на вас рассчитывать? – едва стукнув для приличия, ворвался в мои покои молодой король. – Вы сопроводите меня в поездку весьма личного характера?

–Входите, Ваше Величество, – жестом радушного хозяина пригласил я, хотя совсем не считал эти роскошные апартаменты своими. Просто в последнее время мне было все равно, где спать, и я частенько оставался во дворце, заняв с ведома повелителя несколько пустующих комнат. – Позвольте спросить, чем вы так взволнованы в столь поздний час? И как далеко мы с вами должны отправиться?

–Ах, Реналь, оставим формальности, – вздохнул Король, устраиваясь в ворох разбросанных по дивану подушек, – после отца ты самый близкий мне член семьи и я доверяю тебе безгранично, ведь ты не раз доказал мне свою братскую любовь и преданность. Реналь, я совершенно потрясен нынешним признанием отца, и поделиться могу только с тобой... Ты знаешь, что Его Величество в последнее время неважно себя чувствует, и хотя лекарь уверяет меня, что ему еще рано в долину предков, но он считает иначе и потому, боясь, что не успеет, призвал меня к себе и открыл мне тайну моего рождения... – мой царственный кузен замолчал, оборвав свою речь на полуслове, и по тому, как сильно вздымалась его грудь, было несложно догадаться, насколько тяжело ему давалось это откровение.

–Тайна рождения? Я не ослышался, мой повелитель? У ваших уважаемых родителей отличные отношения, и я всегда любуюсь ими, когда вижу вместе! Его Величество родитель-омега так трепетно и нежно вас любит, что и помыслить невозможно о какой-то тайне... Да неужели вы ему не кровный сын?

–Ты помнишь мой нефрит? – король вынул из выреза туники изящный медальон и нежно сжал его в ладони. – Я ношу его с самого детства, никогда не снимая, но у кого находится вторая половина, этого я спрашивать не осмеливался, полагая, что отец сам скажет об этом, когда сочтет нужным. Сегодня этот час настал, и он открыл мне имя моего настоящего отца, пригласив в покои и своего супруга, то есть с полного его ведома и одобрения. Отец объяснил, что был вынужден тогда поступить так, ибо начиналась большая война и ему была жизненно необходима военная мощь племени тестя, но грех этот мучает его всю жизнь, заставляя чувствовать себя негодяем, вырвавшим сына из объятий несчастного отца, и он не может уйти в мир предков, не повинившись передо мной и моим кровным родителем. И вот сейчас, я хочу поехать и преклонить колени перед тем, кто дал мне жизнь, кто страдал и мучился вдали от своего первенца, кто до конца испил чашу страданий и боли, не имея возможности заботиться обо мне и любить открыто, как и подобает родителю!..

–Мой государь, вы хотите сказать, что мы поедем к вашему...

–Да, мой друг, я прошу вас сопроводить меня к моему дорогому родителю, маркизу Альвину люн Касслю, живущему ныне на южной окраине нашего государства! Простите, что прошу отправиться со мной в столь дальнюю поездку, но дело очень деликатное, более того, – семейное, и только самым близким мне людям я могу выказать свои слабости и попросить поддержать мой дух и мое сердце в столь сложный для меня час. Если бы вы знали, как сильно я волнуюсь перед этой встречей, как сильно хочется мне повидать родного человека, обнять и попросить прощения, – и за отца, и за себя тоже, хотя я и не виноват в том, что это с ним случилось! Ты ведь поедешь со мной, Реналь?

–Конечно, Государь, вы могли бы и не спрашивать меня об этом? – в сильном волнении вскричал я. – Более того, сознаюсь честно, я с радостью поеду с вами, так как намеревался просить вас об отпуске, с тем чтобы отправиться именно туда, на южную границу, и отыскать моего пропавшего любимого. Вы помните его, это тот самый синеглазый парень, который спас меня, добыв противоядие...

–Ты не забыл его? Охотно верю. Такого редкостного красавчика невозможно забыть, – тепло улыбнулся Король. – Как же ты отпустил его, после всего, что вы пережили вместе? Не узнаю своего брата, который щелкал омег, словно семечки, ни в кого не влюбляясь. А я ведь предупреждал тебя о губительной силе любви! Но как же вы не зачали ребенка, если так любили друг друга?

–Я не уверен, Ваше Величество, – печально вздохнув, признался я, – за три недели до окончания контракта мне показалось, что Эйлин изменился. Стал рассеян, задумчив и молчалив. Я пригласил королевского акушера осмотреть моего мальчика, но старик уверил меня, что омеге так и не удалось забеременеть, и я был вынужден отпустить малыша, хоть и с тяжелым сердцем. Я думал, что смогу забыть, но вот прошла осень, зима и почти вся весна, а сердце по-прежнему ноет в тоске и я чувствую себя так одиноко, что просто схожу с ума...

–Наш главный акушер? Он хитрая лиса, – сощурился Король, – и слишком добр к омегам. Всю жизнь с ними провозился, так и сам стал мыслить почти по-омежьи. Но ему нет равных в определении беременности, он может распознать ее какими-то своими способами, начиная с месяца и даже раньше. Давай-ка вызовем его и спросим, был ли он до конца с тобой искренен, уверен, что он не осмелится лгать королю! А вдруг твой омежка уехал беременный? Хотя... если он продал себя на Аукционе, то ему были нужны деньги, а значит, не было причин скрывать от тебя правду о своем положении, но с другой стороны, он безумно влюбился в тебя, а влюбленному разум изменяет, это прописная истина! В любом случае, проверить стоит, послушаем, что нам ответит этот лекарь!

***

-Ваше Величество! Ваша Светлость! – лекарь не смутился ни на секунду, узнав, что именно у него спрашивают. – Я помню этого омегу, но ничего не могу сообщить нового. Если он и начал растить ребенка под своим сердцем, то слишком маленький срок не позволил точно подтвердить или опровергнуть это, поэтому я и уведомил господина герцога, что парнишка пустой.

–Я знаю ваши выдающиеся способности в акушерском деле, уважаемый, – вежливым тоном сказал Король, – вы определили у моего наложника трехнедельную беременность, о чем сказали мне без тени сомнений. Значит ли это, что у супруга моего кузена на момент осмотра не было даже такого маленького срока? Можете ли вы подтвердить, перед лицом вашего монарха, что не заметили при осмотре никаких признаков возможной беременности?

–Сомнения в этом деле всегда есть, Ваше Величество, – спокойно заявил лекарь, – так что полной гарантии того, что омега не был беременным, я дать не могу. Но никто не ответил бы тогда и положительно, потому что слишком рано было делать какие-то выводы или предположения.

–То есть вы не исключаете возможность беременности? – нетерпеливо встрял я. – Так почему же тогда вы не сказали об этом, твердо уверив, что никакой надежды на ребенка нет? Я помню, вы отводили взгляд, избегая смотреть мне в лицо, не служит ли это признаком того, что вы не были со мной до конца правдивы? Я не виню вас и не упрекаю, но прошу, откройте правду сейчас! Я чувствую, что вы что-то не договариваете, пожалуйста, признайтесь, для меня это чрезвычайно важно! Может быть, Эйлин попросил вас скрыть его положение, не желая оставлять своего малыша?

–Не бойтесь, мой кузен не навредит омеге и не отнимет у него сына, – поддержал Король. – Он желает найти его и сделать своей парой. Итак, как было все на самом деле?

–Ну что ж... – вздохнул акушер, опускаясь перед монархом на колени, – я виноват, Ваше Величество, но в тот момент я был уверен, что поступаю правильно. Мальчик был напуган и несчастен, потому что боялся за своего еще не родившегося ребеночка, и я, как отец четверых деток, прекрасно чувствовал его боль. Ваш законный супруг, Ваша Светлость, припугнул омегу, что будет плохо относиться к ребенку и постарается сделать его век коротким, так какой же отец после таких слов спокойно оставит частичку себя, обрекая на погибель? А кроме того... ох, прости, великий Юйвен! он, этот мальчик... надеюсь, что не наврежу ему своей откровенностью...

–Вы что-то знаете? Быть может, он сказал вам свое настоящее имя? О, говорите, умоляю...

–Я старый акушер, и принял на своем веку немало родов, но помню каждого малыша, прошедшего через мои руки. А уж этого синеглазого ангелочка было невозможно забыть, ибо такие встречаются раз на тысячу. Не знаю, какая нужда заставила милого омежку податься на Аукцион, взяв чужое имя, но на самом деле зовут его Эвальд люн Кассль, и он второй сынок маркиза Альвина, моего доброго знакомого, так несправедливо наказанного жестокой судьбой, вот потому я пожалел малыша, согласившись не сообщать Его Светлости о беременности, которая к моменту осмотра была около полутора месяцев. Простите старика, на пенсию пора, стал чересчур чувствителен к чужой печали...

-Вот, что и требовалось доказать! – довольно рассмеялся король после ухода акушера. – Все дороги ведут к маркизу Альвину! Да ты совсем сомлел, мой милый братик, от эдаких-то откровений! Давай-ка, улыбнись, счастливый будущий папочка! А может быть, уже и состоявшийся, кто знает? Кстати, а я ведь тоже имею к этому ребенку прямое отношение, и он сразу с двух сторон приходится мне родным племянником! Вот чудеса, какое счастье обрести вдруг сразу много новых родственников! Сколько там, ты говорил, у моего отца сыновей?...

Глава 28

Реналь лан Эккель

Никогда еще путешествие не казалось мне таким медлительным. Если бы я мог, то скакал бы и днем, и ночью, делая кратковременные привалы на обед и ужин и часа два подремать ночью, настолько велико было мое нетерпение поскорее добраться до замка люн Касслей и прижать к сердцу моего милого. Самого любимого, дорогого, прекрасного беременного моего омегу, без которого жить я больше не мог! Уже подсчитав все по срокам, я был почти уверен, что ребенок еще не родился, и очень хотел успеть до решительного часа, чтобы поддержать Эйли за руку и шепнуть "люблю", безмерно сожалея, что не могу принять на себя ждущую его боль родов.

Король беззлобно посмеивался над моим нетерпением, перемигиваясь с принцем Вейром, которого он тоже взял с собой, – после посещения маркиза Альвина королевская чета собиралась с визитом в Чонгун. Он понимал мои чувства, и мы ехали достаточно быстро, почти не задерживаясь на почтовых станциях и отдыхая по ночам не более шести часов. Скорость обеспечивало отсутствие карет и свиты, – молодой государь предпочел ехать инкогнито, с минимальным числом охраны и спутников, так что мы добрались до границы в рекордно короткий срок – за пять дней.

Оставив охрану в гарнизоне, мы взяли с собой только троих телохранителей и быстрым галопом поскакали к замку маркиза люн Кассля. Сердце билось толчками, не столько от быстрой езды, сколько от предвкушения желанной встречи, щеки пылали огнем волнения, и я подставлял лицо свежему теплому ветерку, почти летнему в этом благодатном южном крае. Сейчас, совсем скоро, еще один поворот, и откроется глазу замок, в котором живет мое сокровище, которое я больше никогда не оставлю и никому не отдам! У нас будет самая лучшая свадьба, все звезды на небе я брошу к ногам своего любимого, отдам ему радугу и луну, и свое сердце в придачу! Я искупаю его в бесконечной любви, как в теплом воздушном облаке, я подарю ему всего себя и буду носить на руках всю мою жизнь!..

Замок предстал перед нашими восхищенными взорами в свете угасающего весеннего дня, как сказочный терем-теремок, – обустроенный, новенький, весь с иголочки. Длинные тени и солнечные лучи позади стройных башенок, – мы замерли и на минуту остановились, собираясь с духом.

–Ты как, готов? – еле дыша от волнения, спросил король.

–Готов, Ваше Величество, – в том кузену ответил я. – Поедем, потихонечку... Мы без предупреждения, как бы не напугать хозяев неожиданным визитом.

На подъездной аллее никого не было, но в доме чувствовалось странное оживление. В раскрытую дверь высунулся слуга, растерянно огляделся и исчез, не обратив на нас никакого внимания, слышались взволнованные голоса, кто-то вскрикнул, а сбоку от крыльца в растерянности стоял пожилой альфа, комкая в узловатых пальцах деревянные четки...

–Похоже, что-то не в порядке, – озабоченно пробормотал Король, поспешно спрыгивая с лошади. – Не скажешь ли, любезнейший, дома ли маркиз Альвин? – обратился он к старику, вскинувшему на нас удивленный взор. – Да все ли у вас благополучно? Мы прибыли издалека по важному делу, но видимо, выбрали для визита неудачное время...

–Приветствую вас, важные господа, – заученным тоном опытного дворецкого ответил альфа. – Прошу вас, проходите в гостиную, я позабочусь о ваших лошадях. Хозяин дома, но вряд ли он сможет сейчас оказать вам должный прием. Если располагаете временем, вам придется немного обождать, когда он уделит вам внимание, но лучше вам перенести визит на завтра. Надеюсь, что к тому времени все наши волнения останутся позади, – старик подозрительно хлюпнул носом и я заметил ползущую по его морщинистой щеке одинокую слезу.

–Но что случилось в вашем доме? – чувствуя нарастающую в груди тревогу, выкрикнул я. – Кто-то болен, или... может, молодой господин рожает? С ним все в порядке, отвечай скорее!

–Откуда? Вам? Известно? – с трудом справляясь с голосом, удивился старик, и вдруг не выдержав, скривился в плаче. – Второй уже день как мается, сердечный, а лекарь гарнизонный ничего в этих делах не понимает, хоть говорит, что доводилось ему принимать малышей, но такого тяжелого случая, как у нашего Эви, не припомнит. У нас в деревне только знахарь, а ентих докторов омежьих нет в округе, и все, что нам остается, молиться бессмертному Юйвену...

–Нет, ни за что! – помертвевшими губами еле выдохнул я, бросаясь к крыльцу, за мной Король с принцем, но тут откуда-то сверху раздался голос, который я узнал бы из тысячи. Мой любимый бесценный голос, он пел, вкладывая в песню всю боль и страдания, которые владели сейчас его телом. Чувствовалось, что пение дается ему с трудом, голос вибрировал на высоких нотах, почти замолкая на низких, но впечатление от этого необыкновенного вокала было потрясающим, и мы замерли, словно завороженные, не в силах двинуться с места. По телу бежали мурашки, а на глаза навертывались соленые слезы.

–Что? Что это такое? Кто это так поет? – сорвался вопрос с губ короля.

–Наш мальчик и поет, – скорбно поджав губы, ответил пожилой слуга. – Никогда не видел столь мужественного омеги, который переносил бы боль так терпеливо. Он спросил разрешения у лекаря петь, вместо того, чтобы кричать, вот и поет, когда немного отпускает... Вот, эта его баллада, он сам все сочинил, и слова, и мелодию тоже...

Сердце мое, я опять обращаюсь к тебе,

Сколько мне петь, чтоб забыть навсегда об утрате?

Талая ночь отступает за горный хребет,

Сердце мое, друг ты мне или предатель?

Сердце мое, ты сегодня почти не болишь,

Помни, что было разбито, уже не составишь,

В синем тумане рождается новый рассвет,

Сердце мое, почему в мире холод и тишь?

Веришь ли ты, в то, что он никогда не вернется?

Сердце мое, не давай мне холодный ответ...

Песня прервалась, и ее сменил мучительный стон, отозвавшийся во мне безумной отчаянной болью. Мой любимый страдал совсем рядом, а лекарь уже расписался в своем бессилии, и я тоже ничем не мог ему помочь. Если бы мы только знали, то прихватили бы с собой весь штат акушеров королевской лечебницы, но сейчас, в этих отчаянных обстоятельствах я совершенно не представлял, что реально могло спасти жизнь Эйлина...

–Господа, – встретил нас в гостиной хозяин замка, – мне сообщили о вашем приезде. Простите за невежливость, но у нас сейчас такие обстоятельства...

–Прошу, не извиняйтесь, так уж получилось, что нам все известно, – молодой король во все глаза смотрел на маркиза Альвина, – мы все понимаем, но к сожалению, не знаем, чем помочь. Мой кузен, герцог Реналь... о-оо, простите, Реналь, ты куда? Реналь, вернись, безумец, это неприлично! Простите его, и поймите правильно, он отец вашего еще не родившегося внука, и страшно переживает за него и родителя... – Его Величество что-то еще говорил, но я не слушал, перепрыгивая через три ступеньки наверх, туда, откуда раздавались сдержанные стоны моего любимого...

Эвальд люн Кассль

С самого начала родовых схваток я почувствовал неладное. Что-то шло не так, как должно, и лекарь был явно напуган, не зная, что нужно делать. Боль еще терзала меня не слишком сильно, накатывая периодически, и я без особых усилий справлялся с ней, пока на вторые сутки она не перешла в какую-то новую стадию, став временами невыносимой. Тогда я придумал себе новое отвлечение, попросив у лекаря разрешение петь. Он глянул на меня, как на сумасшедшего, но сказал, что я могу делать все, что мне хочется, если это помогает мне пережить телесные мучения.

–Сколько еще? – я спросил это просто так, совсем не рассчитывая на правдивый ответ. Боль перепоясала сильнее, заставив застонать, и я в первый раз осознал, что действительно нахожусь в опасности.

–Я не знаю, малыш... Ты потерпи, я послал за помощником в гарнизон, ему раньше доводилось принимать сложные роды.

–А вам нет? – мучительно борясь с новым приступом боли, прохрипел я.

–Все мои случаи были обычными, – виновато крякнув, признался лекарь, – но ты не беспокойся, все будет хорошо. Вот и ваш знахарь такого же мнения.

–Доктор, послушайте... Если вдруг встанет вопрос, я или мой сын, – спасите ребенка, он обязательно должен жить!!!

–Нет!!! Ни за что!!! Зачем ты говоришь такие страшные слова, любимый? – раздался рядом до боли знакомый голос, и я очумело захлопал ресницами, увидев прямо перед собой перекошенное страхом лицо Реналя. Он бросился перед постелью на колени и крепко взял меня за руку. – Ты не уйдешь от меня так просто, слышишь, Эйлин? Я не пущу, не отпущу, я не отдам, держись, мой милый!

–Рени?... – сквозь боль услышал я свой собственный удивленный голос. Закрыл глаза, отгоняя наваждение, но рукопожатие было настоящим, достаточно крепким, и я поверил, наконец, в невозможное. – Рени, это и правда ты? Как хорошо... Но как же ты узнал... любимый... – боль накатила с новой силой, и я замолчал, не в силах продолжать. Где-то высоко надо мной мелькнули лица отца, Принца-Наследника и Вейра... откуда они здесь? Нет, мне и правда все это мерещится. Если в явление Реналя я еще смог бы поверить, но уж в то, что возле моей постели собрались все принцы двух королевств, навряд ли...

Силы покинули меня, и я впал в какое-то подобие полубреда, все слышал и все понимал, корчился от боли, но никак не реагировал на окружающих. Наверно именно так заходят умирающие в долину предков... Мысли путались, но Рени рядом, а с ним мне ничего не страшно...

-Что будем делать? Если в течении ночи ничего не предпринять, и отец, и ребенок будут в опасности...

–Положение плода неправильное. Он не сможет родить самостоятельно...

–Позвольте мне! – это чонгунгский принц? – Наша медицина лучше вашей, и мне доводилось делать кесарево. Правда, практики у меня немного, но похоже, здесь я самый опытный по этой части. У меня нет здесь наших обезболивающих снадобий, и Эйлину будет очень больно, но это единственный способ спасти обоих. Я всегда вожу с собой хирургические инструменты, на экстренный случай, и похоже, как раз сейчас он и наступил.

–Ты акушер, мой Вейр? Впервые слышу!

–Не было причины, вот и не говорил. Я осмотрю пациента, а вы пока приготовьте все необходимое! Вот инструменты, их надобно прокипятить. Потребуется много горячей воды и чистых тканей. Я несколько уменьшу боль от операции, усыпив Эйлина, но не уверен, что этой меры хватит, так что нужно всунуть ему между зубов мягкую прокладку, иначе прикусит язык от боли. Вы, доктор, будете мне помогать, все нужно сделать очень быстро. Вы, знахарь, тоже пригодитесь, а остальных я попрошу выйти! Это и вас касается, господин герцог...

–Нет, я останусь. Я не помешаю! Я тоже немного лекарь, и не упаду в обморок при виде крови. Пока я здесь, с ним будет все в порядке!

Мягкая ткань легла мне на лицо, несколько заглушая сознание, но вслед за этим ужасная боль, не шедшая ни в какое сравнение с той, что я терпел прежде, разорвала тело. Я закричал, не в силах вынести эту смертельную муку, глаза подернулись слезами, и только полный любви взгляд Рени и его крепкая рука, сжимающая мою ладонь, удерживали меня на краю бытия, не давая упасть в пропасть безвременья.

Боль терзала и рвала на части, и я все кричал, слушая как бы со стороны свой звериный крик, пока спасительное небытие не приняло меня в свои черные объятия, отключив разум...

Глава 29

–Позвольте мне взять вашу руку... отец, – тихо сказал король, подходя к сидевшему в одиночестве маркизу Альвину. Он не зажигал светильника, и в кабинете мягко сгущались сумерки, переходя в теплую южную ночь. – Все будет хорошо, я верю в моего Вейра, у него много всяческих талантов, но до сего дня я даже не подозревал, что он владеет еще и знаниями по части акушерства.

–Благодарю вас, Ваше Величество, – так же тихо отозвался Альвин, прислушиваясь к наступившей тишине в доме. Эвальд больше не кричал, но означало ли это, что операция проходила благополучно? – Вы подарили нам надежду на спокойное будущее. Здесь, на границе, над нами постоянно висела угроза налета врагов, много лет мы жили в опасности и неуверенности перед завтрашним днем, и я никогда не мог бы даже представить, что настанет день, когда один из чонгунцев будет спасать жизнь моего сына...

–Для вас я Экэль, отец, – опускаясь на одно колено перед сидящим в кресле маркизом, сказал король, – это имя, данное мне при рождении, и хотя мне очень жаль, что наша первая встреча с вами происходит при таких драматических обстоятельствах, я в то же время безмерно рад, что могу, наконец, обнять вас и выразить вам свою сыновнюю любовь и уважение.

–Мой мальчик, – растроганно прошептал Альвин, обнимая сына, – тебе, конечно же, было тяжело узнать правду о своем рождении. Я никогда не ждал от Его Величества такого поступка и не думал, что он решится рассказать тебе о моем существовании. Живя вдали, я ни на день не забывал о тебе, моля великого Юйвена оберечь моего первенца от тягот и бед этого мира, и сердечно благодарен твоему отцу-омеге за то, что вырастил тебя с любовью и заботой.

–Его Величество поступил так с вами не потому, что был жестоким или злым человеком, – грустно вздохнул молодой король, – но под давлением политики и обстоятельств. Членам королевской семьи приходится зачастую забывать о личных чувствах, жертвуя своим счастьем во имя государства. Он мне признался, что и замуж вас отдал по той причине, что не мог выносить ваших ежедневных страданий, надеясь, что семья и новые дети дадут вам возможность забыть обо мне и обрести смысл и радости в жизни. Всю жизнь корил себя за то, что не смог защитить перед Советом, дав согласие на вашу ссылку в отдаленную провинцию, но увы, власть короля только кажется абсолютной, но на деле это далеко не так, и ему приходится сталкиваться с мощным противодействием чиновников и министров, подчиняясь законам и мнению большинства, против которых его личные чувства бывают бессильны.