Текст книги "Супруг по контракту (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

К утру стало заметно, что кризис миновал. Рени дышал ровнее, жар уменьшился. Все с облегчением вздохнули и позволили себе долгожданный отдых, оставив возле герцога одного дежурного. Я тоже ненадолго задремал, положив голову на краешек его постели, а проснулся от ощущения ласкающей меня руки и нежного шепота: "Эйли..." Поднял глаза – и встретил до боли знакомую улыбку, лучащуюся навстречу мне, как в волшебной сказке.

–Рени, ты пришел в себя, – прошептал я, не отводя от него счастливых глаз, которые впервые за все это время вдруг подозрительно защипало, – как же я рад...

–Почему я до сих пор жив, малыш? Как вы смогли достать противоядие? – продолжая гладить меня по волосам, требовательно спросил он. – И почему твои руки все перевязаны, Эйли? Расскажи, что случилось, пока я готовился к смерти?

–Все хорошо, Рени, – пряча лицо в смятых простынях, пролепетал я. Господи, ну почему я не могу удержаться от слез, теперь, когда он вне опасности? – Неважно, откуда лекарство, главное, что тебе стало лучше... Потом расскажу, ты только поправляйся скорее!

Дежурный услышал наши голоса, радостно встрепенулся и побежал за лекарем, а я перестал сдерживаться и позволил, наконец, прорваться на щеки счастливому потоку соленых слез. Теплые пальцы гладили мои мокрые щеки, улыбка глаза в глаза врачевала сердце. Я почти не дышал, впитывая в себя эти волшебные минуты священной близости, воздавая хвалу и благодарность судьбе и великому Юйвену...

Глава 23

–Ваше Высочество, как вы и повелели, мы оцепили сгоревшее поместье Первого министра и никого не допускали, прежде чем пожарные не осмотрели остывшие головешки, – докладывал Принцу начальник дворцовой стражи. – В развалинах они обнаружили полностью выгоревшее подземное помещение с грудами битого и расплавленного стекла, а также скелет заживо сгоревшего человека, который был прикован к стене длинной цепью!

–Скелет человека? – прищурил глаза Наследник. – Хозяин не появлялся на месте происшествия?

–Нет, но его люди были замечены в непосредственной близости от усадьбы. Возможно, были посланы своим господином, чтобы пронаблюдать за тем, что там происходит.

–Немедленно пригласите Его Превосходительство во дворец! – отдал приказ Принц. – Нужно как можно скорее провести дознание!

–Мы послали за ним курьера, но дворецкий ответил, что его господин вчера утром отбыл в загородное поместье на кратковременный отдых и дома его нет.

–Вот скользкий змей! – с досадой воскликнул Наследник. – Отговорится неведеньем, как и всегда! Но ничего, на этот раз ему так просто не отвертеться от допроса, так что придется явиться во дворец и держать ответ. Отправьте курьера в его поместье.

–Уже исполнено, Ваше Высочество!

–Сгоревший заживо человек, прикованный цепью... – задумчиво расхаживая по своим покоям, хмурил брови Наследник. – Кого же держал в заточении Первый министр? Кайрат, есть какие-нибудь соображения?

–Только одна мысль пришла в голову, Ваше Высочество, – сын Главного судьи нервно покусал нижнюю губу, как всегда делал в минуты раздумья, – я слышал от отца, что много лет назад имело место странное исчезновение младшего брата гениального аптекаря лин Коввеля. Много было попыток отыскать его, но дело успехом не увенчалось, и о нем благополучно забыли. Первый министр, он был тогда еще простым чиновником пятого класса, проявил странное равнодушие к судьбе родственника, после смерти аптекаря, кстати, последнего из семьи его отца-омеги, но это списали на неспокойную обстановку в королевстве и рвение молодого человека по службе. Он получил от Его Величества сочувствие и даже поощрение – ему присвоили досрочно следующий класс, и с этого момента он быстро пошел в гору. Вот я и подумал, а не тот ли таинственно исчезнувший дядюшка сидел все эти годы взаперти в старом поместье? Возможно, жестокий племянник лишил его свободы и заставил работать на себя, тайно изготовляя яды?

–Довольно любопытная мысль, мой друг, – согласно кивнул Наследник, – которая совсем не лишена оснований. Стрела наемника была пропитана неизвестным ядом, вполне возможно, его придумал и изготовил узник, заточенный в подземелье Министра. Но это лишь предположение, и нам не доказать причастность Его Превосходительства к этому преступлению.

–Но разве найденное в подвале противоядие не будет достаточным доказательством того, что и яд был взят из того же места?

–К сожалению, нет. Никто не сможет подтвердить, что именно Первый министр нанял наемника, покушавшегося на мою жизнь, равно как никто не докажет, что именно в его тайном подвале было изготовлено губительное снадобье, да и подвала-то теперь не существует.

–Но, Ваше Высочество, Эйлин слышал разговор отца с сыном (а я безоговорочно верю этому парню, да и зачем ему лгать?), что Первый министр не смирился с неудачным покушением, и жизнь Вашего Высочества по-прежнему в опасности, поэтому необходимо принять незамедлительные меры и укоротить руки этому злодею, рвущемуся к власти любыми средствами!

–Не беспокойся, Кайрат, я знаю, что делать. Уже переговорил с Его Величеством и получил полное одобрение. Скоро Его Превосходительству будет не до покушений, так много неприятностей навалится на его ведомство в самое ближайшее время, что он будет вынужден метаться как белка в колесе, работая без сна и отдыха, только чтобы не уронить свой престиж и доказать лояльность власти.

–Его Величество здоров?

–Да, ему сейчас стало гораздо лучше, и формально он еще наш повелитель, но на деле отец почти отошел от дел, передав мне все полномочия. Думаю, что к зиме мне действительно придется принять на себя бремя власти и дать ему возможность дожить свои дни в мире и покое.

***

-Хозяин, слуга из города! – торопливо доложил дворецкий загородного дома. – Срочное донесение!

–Впустите! – довольно потирая руки, усмехнулся Первый министр, – должно быть, он привез хорошие новости о твоем супруге, Ильвар! Время примерять траурные одежды!

–Нет-т... невозможно... – глядя на отца затравленным кроликом, пробормотал омега, – не может быть...

–Ваше Превосходительство! – бросился в ноги хозяину вбежавший слуга. На бедолаге не было лица, он весь дрожал, как в лихорадке. – Беда, Ваше Превосходительство! Старое поместье сгорело дотла, там все оцеплено королевской стражей, и пожарные роются в головешках!

–Что??? – не проговорил, но прорычал Первый министр, грозно глядя на сына. – Поместье сгорело? Это твоих рук дело, идиот безмозглый? Ты оставался в подвале искать свою шляпу! Соврал, чтоб привести в исполненье свой черный замысел?

–Как можно, отец? – уворачиваясь от тяжелой родительской руки, взвизгнул Ильвар. – Это не я! Должно быть, вы плохо затушили полку, вот и разгорелось сухое дерево после того, как мы ушли. Да что вам с тех старых развалин, их давно следовало сжечь, там все равно никто не жил, кроме сторожа! Зато теперь наша семья в безопасности, ибо никто ничего не докажет, даже если Король повелит провести полное дознание!

–Никчемный придурок, и почему от тебя вечная головная боль!? – Министр все же не удержался и отвесил сыну пару звонких пощечин. – Лучше бы ваш отец не рожал мне ни тебя, ни Имилина, тогда я на законных основаниях купил бы себе на Аукционе крепкого деревенского парня и получил от него наследника-альфу!

–Ваше Превосходительство, к вам курьер из дворца! – снова сунулся в дверь дворецкий. – Прикажете впустить?

–Конечно, дурень, как можно отказать королевскому посыльному? Боже, великий Юйвен, ну что за напасти? Неужели нашли тело дядюшки среди этих развалин? Ну, что на меня так уставился, Ильвар? Ты сын мой, и должен, обязан идти по стопам родителя! Все, что я делаю, – это для вашего блага, беспутные сыновья мои! Ты не можешь осуждать отца или ставить под сомнение мои действия, иначе и быть не должно! А ты что творишь, мерзавец? Видишь, к чему привело твое дикое упрямство! И почему нет до сих пор известий о смерти Реналя???

...Через полчаса встревоженный срочным вызовом Министр уже трясся в карете по дороге в столицу, придумывая как половчее выпутаться из щекотливого положения...

***

-Я ничего не знал о пожаре, Ваше Величество! – низко наклоняя голову перед повелителем, оправдывался министр. – Поместье давно пустует, один сторож там обитает, во флигеле.

–Так это его ты держал на цепи? Или и об этом ничего не знаешь? Пожарные нашли обгоревшие кости среди пепелища, и на ноге кольцо с длинной цепью. Ты можешь себе представить, что испытал этот несчастный, погибая в пламени, без малейшей возможности спасти свою жизнь? – осуждающе наклонил голову Король. – Зачем же такая жестокость по отношению к слуге? У нас давно нет рабов в королевстве! Хозяин в ответе за своих слуг, он может наказать их за дерзость или неповиновение, но не сжигает заживо! Изволь объяснить случившееся, или я буду вынужден передать дело Судье для вынесения тебе приговора, ибо ты косвенно виновен в гибели ни в чем не повинного человека!

–Ваше Величество, я скажу вам всю правду! – в глазах чиновника метнулся испуг. – Вы должны помнить давнее дело об исчезновении моего родственника. Так вот, на самом деле он никуда не исчезал, а повредится рассудком. Буйно помешанный, он был опасен для окружающих, и мне пришлось спрятать его от общества, чтобы он никому не причинил вреда. Все эти годы я содержал его в старом поместье, наняв слугу – единственного, на кого дядя не бросался с кулаками, может быть, чувствуя в нем родственную душу, так как Халим слаб умом, но послушен и исполнителен. Не знаю, что могло произойти в поместье, но думаю, что юродивый мог по неосторожности уронить искру во флигеле, а потом, когда пожар разгорелся, испугался и убежал, потому что найти мы его до сих пор нигде не можем.

–Вы поставили соседние дома под страшную угрозу! Жара, дерево сухое, могла разыграться большая трагедия! Хорошо, что пожарным удалось быстро справиться с огнем, в противном случае могло сгореть пол-столицы! Где ваш слуга, приложите все силы к его поискам!

–Всенепременно, Ваше Величество! Задействую всех на поиски, но разберусь с негодником! Простите за причиненные беспокойства, Ваше Величество!

–А что за стекляшки ты хранил в подвальном помещении, отвечай правду! Твой родитель слыл знатным аптекарем, но также изготовителем губительных ядов! Недавно на сына моего было совершено покушение, стреляли отравленной стрелой с неизвестным составом, и только отважное поведение племянника нашего предотвратило несчастье! Все это наводит меня на прескверные подозрения!

–Помилуйте, мой повелитель! – Первый министр пал королю в ноги. – Ваш преданный верный слуга, разве мог я даже помыслить о том, чтобы причинить драгоценному нашему Принцу телесный вред? Мы с сыном ночей не спали, переживая за зятя и любимого супруга нашего, а в подземелье то проклятое уже двадцать лет не ступала ничья нога из семейства нашего! Может, и оставались там какие-то старые склянки родителя моего, но мне они совсем не интересны, и не заглядывал я в это пыльное хранилище.

–Переживали за Реналя? – усмехнулся Король. – Не потому ли из столицы в деревню уехали? Как-то не вяжется одно с другим, вам не кажется?

–Помилуйте, Государь! Мой Ильвар всю ночь просидел на улице в дверях лечебницы, умоляя позволить ему ухаживать за супругом своим, но не допустил его до себя герцог Реналь. Вы знаете, как это часто бывает, что молодые не сразу находят между собой общий язык, да и с ребеночком у них беда приключилась, вот и разгневался герцог на сына моего, временного супруга себе выбрал. Чем провинился я перед вами, за что в немилость попал? Верой и правдой, тридцать лет... и вам, и родителю вашему...

–Знаю, друг мой, – смягчился Король, меняясь в лице, – и полагаюсь на вас, как и прежде. Кстати, позвал я тебя не только затем, чтобы спросить о несчастье с твоим поместьем. Возникло серьезное дело, жалобы поступили из разных провинций, взятки берут чиновники, чинят неправедный суд и на вас ссылаются. Уж разберись с таким неприятным делом лично, голубчик, посети жалобщиков. Возьми с собой ревизора, законника, стражи побольше и младших чиновников. Жду подробнейшего доклада от тебя по прибытии.

–Завтра же и отправлюсь в путь, Ваше Величество! – пятясь к дверям тронной залы, угодливо лепетал министр, – завтра же и отправляюсь...

–Вот видишь, Ваше Высочество, – с усмешкой обернулся Король к стоявшему за ширмами Принцу, – даже не возразил ни слова, а в другое время непременно бы встал на дыбы, заявив, что болтаться по пыльными дорогам провинции не дело Первого министра. Теперь мы можем не опасаться пока его козней и спокойно заняться реформами, однако и бдительности снижать не следует, эта лиса запросто может оставить наемника. Жаль, что нет против него прямых улик, и нельзя применить к нему жесткие меры воздействия, слишком много еще на его стороне членов Совета, да и земли обширные в личном владении. Жаль, что я был так беспечен и недальновиден, много забот и нерешенных дел на тебя оставляю.

–Ничего, отец, справимся! – бодро ответил Принц. – С вашими советами и светлым умом Реналя мне ничего не страшно.

–Кстати, про Реналя... Он в самом деле не пожелал видеть возле своей постели законного супруга, предпочтя ему простого крестьянского парня?

–Видели бы вы этого простолюдина, отец! – с восторгом в голосе воскликнул Принц. – Красивый, преданный, смелый омега! Кстати, это он помог тогда пленить моего Вейра, ранив метким выстрелом в плечо. Они беззаветно любят друг друга, смотреть на них приятно. И... знаете, есть в нем что-то такое... благородное, словно он отпрыск не какого-то там провинциального ремесленника, но знатного вельможи! Он тонок, изящен, изыскан! А эти его голубые глаза...

–Голубые глаза? – взволнованным шепотом повторил король. – Откуда он, из каких мест?

–С южной границы, это все, что я знаю. Он воевал тогда, во время последнего большого налета чонгунцев, в народном ополчении, наряду с альфами, и проявил себя метким снайпером. Но почему вы так побледнели, Ваше Величество?

–Нет. Ничего. Ты проводишь меня до покоев? Жарко сегодня, голова разболелась, пора отдохнуть. Когда Реналь совсем поправится, я бы хотел его видеть. Сказать спасибо за твое спасение.

–Я передам ему ваше пожелание, Государь. Позвать лекаря в ваши покои? Выпьете снотворный отвар, и поспите немного.

–Да, пожалуй... – рассеянно отозвался Король, думая о своем. "Голубые глаза... как у Аля... Старею, старею, все чаще вспоминаю всю свою жизнь и единственного любимого, перед которым виноват так сильно, что и после смерти не заслужить у Богов прощения за содеянное. Даже упоминание о малейшем сходстве с незабвенным маркизом кого-то постороннего причиняет невыносимую сердечную боль! И сын, Наследник... каждый раз, глядя на него, вижу перед глазами другое лицо. Тонкое, бледное, прекрасное, с голубыми, как небо, глазами! Мой Аль, хотя бы раз перед смертью с тобой повидаться! Как был бы ты горд и счастлив, увидев своего первенца!.."

–Отец? Вы в порядке?

–Мой мальчик... Спасибо, что вырос таким замечательным!

***

Эйлин (Эвальд люн Кассль)

Мы ехали в поместье, и Рени не выпускал меня из своих рук ни на минуту. Сначала мы просто сидели рядом, и он обнимал меня за плечи, но тяга друг к другу была так велика, что этого оказалось невыносимо мало нам обоим, и тогда он сгреб меня в охапку и усадил на колени, тесно прижав к своему сильному большому телу, я счастливо вздохнул, закрыл глаза и уложил голову ему на плечо, упиваясь близостью. О, Юйвен, это не сон? Теплый летний вечер, мы только вдвоем, и Рени так ласково гладит меня за ушком, шепча всякие глупости...

Я замер, чувствуя легкие прикосновения его губ к виску, к щеке и дальше на шее, выгнул голову, подставляясь под поцелуи, поднял руки, запутываясь пальцами в его волосах... по телу побежали мурашки... Ооо, как же приятно! Хотелось стонать и мурлыкать от удовольствия. Боже мой, Рени, что ты со мной делаешь? Он добрался до моих губ, властно и нежно вобрав их в свои, и я задрожал, раскрываясь навстречу... Легкие, неглубокие, но до одури чувственные поцелуи, бросающие тело в бурлящий омут желаний... Если не остановимся, то дойдем до конца, как и тогда, на пути к Чонгуну...

Карету основательно тряхнуло на каком-то ухабе, даже рессоры не спасли, а мы счастливо засмеялись, не разжимая объятий.

–Эйли, ты помнишь? Идет караван, ржут лошади и скачут всадники, на улице осенняя прохлада, а ты стонешь и таешь в моих руках, и я совершенно схожу с ума от счастья... – похоже, мы думали сейчас об одном и том же. – Мой милый, как я отчаянно тебя хочу! Но сейчас нам нет нужды любить друг друга в тесноте кареты. В поместье приготовлен чудесный сюрприз, и скоро ты сам его увидишь.

–Сюрприз? – еле владея собой, пролепетал я. – Мне ничего не надо, Рени, ведь ты сейчас здесь, ты со мной...

–Вот глупый, ну разве мне сложно устроить тебе маленький праздник? – он не целовал, а просто водил своими губами по моим, едва касаясь, но эти ласки напрочь сбивали дыхание нам обоим, доводя до безумия. – Благодаря тебе я заново родился, и сегодня мы начинаем с тобой все сначала, с чистого листа, понимаешь? Забудь все обиды и боль, что я причинил тебе раньше, я был дураком, не понимая, какое бесценное сокровище досталось мне в дар от небес! Я искуплю перед тобой свою вину, сделав нашу первую ночь в новой жизни красивой и незабываемой!

–Рени... – сквозь бешеный стук в висках я с трудом осознал, что карета остановилась, – мы вроде приехали, Рени...

–И точно! – глянув в окно, удивился он, – время с тобой летит незаметно, – он резво выскочил из кареты, но когда я собирался последовать за ним, он не позволил мне ступить ногами на землю и принял на руки. – Я отнесу тебя, милый. Доверься мне и ни о чем не спрашивай.

–Но, Рени... – я спрятал лицо у него на груди, – там слуги, дворецкий... Не надо, я сам, у тебя еще рана болит...

–Ты никого не увидишь сегодня, – жарко шепнул он, – мы будем с тобой совершенно одни. Просто закрой глаза и наслаждайся моментом...

Не знаю, как убирают комнаты для новобрачных, но то, что я увидел, когда Реналь поставил меня на пол и разрешил открыть глаза, навело именно на такую мысль. Мы были в его личной спальне, нарядной и праздничной, украшенной иллюминацией из маленьких цветных свечек в изящных прозрачных сосудах. Казалось, что они были зажжены только что, но те, кто зажег их, бесследно исчезли... Белые розы и нежные бубенчики лаватеры, щедрая россыпь цветков петуньи, изысканные бутоны сангвинарии и яркие звездочки ясколки – создавалось впечатление, что все садовые цветы были срезаны и принесены сюда, чтобы создать неповторимую ауру особенной атмосферы волнующей невинности, вкупе с нежной страстью и чувственным предвкушением, целиком заполнившей эту волшебную комнату. Я молчал, не в силах выразить обуревавшие меня чувства, с трудом справляясь с обезумевшим от эмоций сердцем.

–Красиво... – собственный голос показался чужим, и я оставил бесполезные попытки выдавить из себя что-нибудь связное.

–Пойдем, – мягко подтолкнул меня Рени в сторону ванной комнаты, – сначала смоем с себя боль и тревогу лечебницы, оставив позади наши горести и печали. Скажи же скорей, как тебе наша купальня, мой Эйлин?

Большая круглая ванна была до краев наполнена голубой водой, от которой исходил изысканный аромат любимой отдушки моего герцога, сверху плавали белые лепестки роз, нежные и почти прозрачные, пол был засыпан такими же, только розовыми лепестками, на отдельной полочке стояли флаконы с ароматными мылами, а ниже – сверкающие драгоценностями заколки для волос и золоченый гребень с рубинами и изумрудами в дорогой оправе. Меня так сильно ошеломила эта красота, приготовленная специально для меня, что я беспомощно застыл, опираясь на его руку, и не знал, что сказать, и только глядел на моего альфу, вкладывая в этот взгляд все свои чувства. Он бережно поддерживал меня, отвечая сияющей улыбкой абсолютно счастливого человека, только что исполнившего заветную мечту своего любимого.

–Нравится? Как же я рад! – шептал он, аккуратно снимая с меня одежду, тихо и бережно прикасаясь к обнажившейся коже, горевшей огнем под его пальцами.

–Рени... – я воспринимал все словно со стороны, не веря, что это чудо действительно происходит со мной. Он бережно поднял мое обнаженное тело и опустил в душистую теплую воду, после чего тоже разделся и оказался рядом. Полный контакт наших тел, помноженный на сумасшествие желаний, – мы не дотерпели до постели, соединившись в страстном безумии в теплой воде. Размеренные медленные движения внутри меня, страстные поцелуи и нежные руки, – наша долго сдерживаемая любовь вырвалась на свободу, став во сто крат сильнее и искреннее, и не было ничего в этом мире, что помешало бы нам наслаждаться сейчас друг другом, даря и принимая, моля о большем и ни о чем не жалея. Мои ноги трепетно сомкнулись на его талии, я выгнулся под ним гибкой змеей, позволяя войти в меня глубоко и возбуждающе, настолько полно, что я ощущал его частью себя, подумав, что именно в такие моменты не сдерживаемой разумом близости и зарождается в теле омеги новая жизнь...

–Эйли, мой сладкий, мой самый чудесный, – лаская руками все мое тело, горячечно шептал он, проникая в меня с трепетной нежностью и огненной страстностью, – мне так безумно с тобой хорошо... – губы блуждали по шее и плечам, сотрясая меня невыносимым блаженством, я перестал сдерживаться и стонал уже в голос, дотрагиваясь губами до всего, что мне было доступно. Взрыв оргазма потряс нас одновременно, заставив вскрикнуть и замереть, лишив последних сил, и мы долго еще приходили в себя, медленно успокаивая друг друга нежными поцелуями и легкими поглаживаниями...

Выбравшись из воды, мы облачились в широкие банные халаты, чего-то поели в маленькой комнатке, подкрепив свои силы бокалом легкого янтарного вина, и он снова поднял меня на руки, заглушив мои робкие протесты новыми поцелуями. Шелковые простыни приняли наши тела в свои нежные объятия, и мы уснули, сжимая друг друга в крепких объятиях, слишком утомленные, чтобы немедленно продолжить наши изысканные эротические занятия...

Глава 24

Эйлин (Эвальд люн Кассль)

Лето стремительно катилось в осень, и так же быстро таяли оставшиеся нам с Реналем дни. Три месяца, два с половиной, два... Сердцем ощущая приближающуюся разлуку, мы вели себя, словно одержимые, не в силах насытиться друг другом, и проводили вместе почти каждую ночь. Реналь приезжал в поместье вечером, а иной раз уже и за полночь, но тогда он не будил меня, а просто садился рядом и смотрел, как я сплю. Я всегда слышал его осторожные шаги, когда он только еще подходил к моей двери, и просыпался мгновенно, даже если успевал задремать, но тихо лежал, притворяясь спящим, с замиранием сердца ожидая, что он будет делать, думая, что я ничего не слышу...

Первый раз это притворство вышло непредумышленным, я просто не успел обнаружить перед ним свое пробуждение, а может, не захотел отвлекаться, слишком приятны были его ласковые прикосновения к руке, плечу и волосам на затылке, и дальше, когда он откинул с меня легкое одеяло и ошеломляюще чувственно поцеловал между лопаток...

–Люблю... я люблю... – тихо шепнул он, чертя губами влажную дорожку по моей спине, – я так сильно люблю тебя, мой хороший...

Сердце вздрогнуло, вбирая в себя это первое и единственное признание. Он никогда не сказал бы мне этих слов, если бы знал, что я слышу, – не сговариваясь, мы оба избегали говорить о любви, старательно делая вид, что не нуждаемся в этом. Я внутренне сжался, теперь уже сознательно изображая спящего, чтобы не смутить его, спугнув очарование момента, старался дышать глубоко и ровно, чувствуя, что не справляюсь, и воздух бьется во мне порывистыми скачками, но Рени и сам был слишком взволнован, чтобы заметить это...

Он целовал, а я жмурился от блаженства, почти забывая следить за дыханием, и только когда он добрался губами до легкой ткани ночных штанов, в которых я спал, повернул меня на бок и принялся стаскивать их, распустив шнурок, я позволил себе "проснуться"...

–Рени... – сонно пробормотал я, приподнимаясь ему навстречу, – когда ты пришел?

–Я разбудил тебя, милый, – виновато выдохнул он, продолжая свое занятие, – прости, так соскучился, просто невыносимо... Целый длиннющий день, полный забот, словно тысяча лет без тебя.

–Я ждал тебя, а потом уснул. Сколько сейчас времени?

–Поздно уже. Совсем ночь. Завтра мне снова рано ехать в столицу, но сейчас я хочу быть с тобой, мой хороший...

Утром, проснувшись на его груди, я тихонько посмотрел на него, спящего, чуть приподнялся и дотронулся до лица тыльной стороной ладони, погладил щеки, ниточку бровей, запутал пальцы в пышной гриве каштановых волос, потом осмелел и коснулся губами его губ, – Рени, любимый... – собственный шепот поверг меня в трепет, бросив в бушующий шквал эмоций, и я испугался, подумав, что он тоже слышит меня, в свою очередь притворяясь спящим...

Как-то незаметно для себя мы перенесли занятия любовью на утренние часы. Вечером, устав от долгого утомительного дня во дворце, Рени просто ложился рядом, прижимал меня к себе, и мы спали до утра, ласково обнимая друг друга, а с восходом солнца меня будили его яростные ласки и страстные поцелуи, которым мы предавались радостно и самозабвенно.

–Эйли, мой сладкий... – гибкие длинные пальцы требовательно поворачивали к себе мое лицо, и наступало время полного отрешения от всего сущего, ибо ничего не существовало для меня в эти сумасшедшие минуты, а только губы Рени, руки Рени, запах Рени... Он обволакивал меня собой, топил в нежности, заполнял целиком, поглощал, подчинял и затягивал... Я не принадлежал себе, впуская его, покоряясь и властвуя, я отдавался и брал, зная, что он немедленно отзовется любящим сердцем на все мои прихоти, щедро излив на меня поток своей ласки, и мы купались в чарующих волнах волшебного чувства близости, гораздо большей, чем просто телесный контакт, чувствуя себя на седьмом небе от счастья.

А потом снова была поздняя ночь, мое сонное сопение и сбивающий наповал шепот: "люблю..."

–Я люблю тебя, Эйли, не покидай меня, мой бесценный... Я без тебя не могу, понимаешь?...

"Я понимаю, – рыдало сердце, – но что же нам делать, ведь я не могу остаться..."

–Рени, любимый... – утреннее признание, а затем сумасшедшая близость, отнимающая все силы. Еще одно утро, неумолимо приближающее горестный час неизбежной разлуки...

***

Думаю, именно во время одного из таких утренних безумств и зажглась во мне искорка маленькой жизни, когда мы не думали об осторожности, предаваясь любви отчаянно и самозабвенно. Тогда я задержал его в себе чуть дольше, в неудержимом стремлении продлить наслаждение, и он не смог отказаться от огненного взрыва экстаза, заполнив меня до краев своим семенем. Его полностью отрешенные от мира глаза встретились с моими, и жаркий поцелуй, прозвучавший в сиреневой свежести раннего утра финальным аккордом безудержной страсти, скрепил священное единение насытившихся друг другом тел и душ, сменившись пронзительной чувственной нежностью.

Я почувствовал в себе это судьбоносное изменение не физически, но эмоционально, однако не позволил поверить, списав на свою глупую фантазию, ведь никогда ни один омега не ощутил момента зачатия, как свершившегося факта, и не мог точно сказать до определенного времени, что носит в себе ребенка. Однако эта мысль не покидала меня, и я стал прислушиваться к тому, что совершалось внутри моего тела, отмечая малейшие странности в самочувствии. Видимо, мое поведение сделалось подозрительным, потому что уже через две недели Рити ошеломил меня неожиданным вопросом, а не беременный ли я, слишком уж сосредоточен мой внутренний взгляд, а сам я рассеян и не сразу отвечаю, когда он у меня что-то спрашивает.

–Нет, Рити, я не беременный, с чего ты взял? – испуганно вернулся я на грешную землю, прекрасно осознавая, сколь опасно для меня выдавать себя, даже не будучи твердо уверенном в своем положении. – Просто мне скоро уже возвращаться домой, и я все чаще задумываюсь о том, что там сейчас происходит в нашей семье? Денег я не привезу, и отец будет мной недоволен, а братья надеются будущей осенью внести приданое и назначить даты свадеб, вот потому я рассеян и глух ко всему на свете, думая, как же найти выход из трудного положения.

–А тебе обязательно уезжать, Эйлин? – тяжело вздохнув, шмыгнул носом горничный. – Хозяин тебя любит и охотно оставил бы у себя на веки вечные, уже просто так, без контракта. Ты и ребеночка мог бы родить и растить его сам, не отдавая этому злому Ильвару, и мы помогли бы тебе с радостью...

–Хватит! – чувствуя, как разрывается на куски кровоточащее от боли сердце, прервал я. – Это невозможно! Он герцог, к тому же женат, а я из простого народа. Семья нуждается во мне, и не моя вина, что мне не удалось выполнить условий контракта. Я должен вернуться домой, но буду помнить о тебе, Рити, ты был так добр ко мне. И Сакари тоже, и Линь. Я не забуду вас никогда, Рити.

До моего отъезда оставалось чуть больше трех недель, когда я определенно почувствовал уже не призрачные, а вполне ощутимые перемены в себе. Я стал не таким, как прежде, острее ощущая запахи и вкус пищи, яркие цвета резали глаза, появился сильный аппетит, но я боялся показать его и ел, как обычно, выходя из-за стола полуголодным.

Неужели и правда? Свершилось величайшее в мире таинство, и мое тело растило новую жизнь, моего прекрасного желанного сына от любимого человека? Я вдруг в первый раз со всей отчетливостью понял, что ни за что на свете не оставил бы здесь своего малыша, даже если бы у Реналя был добрейший омега в супругах, который любил бы рожденного мною ребенка, как своего собственного. Да я бы с ума сошел, весь извелся, думая о том, как там живет мой любимый мальчик, кто с ним сейчас смеется, кто вытирает ему попку, кормит кашкой и целует в розовую нежную щечку! Я бы не спал ночами от тоски по родному сыночку, обливаясь горючими слезами от невозможности прижать его к сердцу и затопить родительской любовью. Да я уже любил его всем своим существом, даже не будучи твердо уверенным, что он существует в моем животе!

Так... три недели... Я выдержу, справлюсь, буду вести себя как обычно, ничем не показывая новых ощущений. Я должен скрыть ото всех в доме свою странную чувствительность к запахам и цветам, чтобы даже проницательный Рити не задавал мне больше опасных вопросов. Целиком поглощенный стремлением сохранить в неприкосновенности свой секрет, я даже мысли о Ренале и скорой разлуке отбросил на второй план, сосредоточившись на себе, но именно эти отчаянные попытки утаить от него возможную беременность меня и погубили. Рени заметил мое состояние и приступил к расспросам.