Текст книги "Супруг по контракту (СИ)"

Автор книги: Лана Танг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Оглянувшись, я встретил внимательный взгляд господина Кайрата, смотревшего на меня с неподдельным интересом. Вот еще одна заноза, прирожденный сыщик, все-то он знает и обо всем догадывается! Надо быть с ним предельно осторожным и следить за своим языком, а то он раскроет мою тайну в два счета, и тогда можно смело ждать самых сумасшедших последствий!

_________________________________________

Ув. читатели, я приболела, так что две последние главы написаны на весьма мутную голову. Не судите строго, возможно, придя в норму, попробую что-то исправить и привести в более удобоваримый вид, пока же очень надеюсь на ваше снисхождение.

Глава 18

Эйлин Милон (Эвальд люн Кассль)

–Замок маркиза Альвина в конце этой дороги, господин, – остановившись возле большой таверны, расположенной на окраине деревни, коротко пояснил я. – Все время прямо, никуда не сворачивая, здесь блуждать негде, и проводник вам больше не нужен. Позвольте не ехать с вами, а подождать здесь.

–Как хочешь, омега, – вопреки моим опасениям, не стал настаивать Кайрат, однако окатил меня новым насмешливым взглядом, словно говорил: "Все точно так, как я и думал!" – Ты, – кивнул он одному из своих оруженосцев, – поедешь со мной, остальные можете спешиться и посидеть в таверне, но не пить много, ясно? Глаз не спускать с омеги, если исчезнет куда, шкуру живьем спущу, вы меня знаете!

Всадники давно уже исчезли в перелеске, а я все еще не решался переступить порог заведения, где меня знала каждая собака. Надеялся лишь на то, что роскошный дорожный костюм и шляпа с пером, вкупе с черной бархатной маской, помешают землякам отождествить меня с бедно одетым наследником обветшалого замка, да и незнакомые бугаи-альфы также отвлекали на себя значительную часть внимания местных зевак, так что вполне возможно, что все пройдет гладко и никто не кинется ко мне с радостным возгласом: "Молодой господин Эвальд, давно не виделись!" Это было бы полным моим провалом и гибельным разоблачением, чего я боялся сейчас больше всего на свете.

Мы заняли стол по моему выбору – в темном углу возле входа. Надвинув поглубже шляпу, я низко опустил голову, стараясь лишний раз не поднимать глаз, – проклятый голубой цвет мог выдать меня в любой момент. Сколько нам тут сидеть, и что за поручение к моему отцу у господина Кайрата, а вернее, у герцога Реналя? Расспрашивать я не решился, довольствуясь заверением Рени о добрых целях таинственного визита, однако сомнения и тревога не покидали меня ни на минуту. За все годы изгнания ни разу не получали мы никаких сообщений или писем из столицы, нас все забыли, и даже дед отрекся от моего отца, как от преступника, – и вдруг родственник короля, важный вельможа лан Эккель направляет к изгнаннику в замок лучшего друга, кроме всего прочего желая получить сведения обо мне самом! Зачем ему это, кто ждет от него новостей в столице?

На нас с интересом косились – чужаки в захолустье появляются редко, но пока вроде бы никто не признавал во мне знакомца, да и посетителей по утреннему времени было немного. Альфы осматривались, неспешно потягивая эль, время тянулось словно резиновое...

Миг появления Мичи я пропустил, – не то задумался, не то задремал, а очнулся, услышав совсем рядом его сдавленный удивленный возглас. Альфы насторожились, а я неосторожно вскинул голову, встретившись на миг с его ошарашенным безумным взглядом.

–Эв... – он вовремя прикусил язык, но маневр был уже сделан, и он замер в полусогнутой позе на полпути к нашей застывшей в ожидании компании. – Простите, важные господа, кажется, я обознался, – смущенно пролепетал он, делая шаг назад, – показалось, знакомого увидел...

Один из альф приподнялся, второй весь обратился в слух. Надо было срочно спасать положение, придумав что-то простое и естественное, и я решился, сделав единственное, что в этот миг пришло в мою охваченную страхом голову.

– Господин Мичи, это ведь ты? Управляющий господина Кассля? – радостно вскакивая с места, вскричал я. – Ты не обознался, мы немного знакомы, я Эйлин Милон, средний сын кожевенных дел мастера из селения Ловать. Мы виделись в нашем доме, когда ты покупал у нас конскую сбрую для своего хозяина.

–Эйлин, я правда, сильно удивлен, – Мичи сумел взять себя в руки, – я действительно подумал, что ошибся, ты такой франт, тебя и не узнаешь. Рад за тебя, видимо, ты вытащил свой счастливый билет, раз так одет и даже с сопровождающими! Мы можем поговорить немного?

–Конечно, земляк! – разулыбался я, косясь на своих спутников. – Мы выйдем на улицу, вон, к коновязи?

–Но господин не велел никуда отпускать тебя, омега! – решительно возразил один из стражников. – Ты должен всегда быть у нас перед глазами!

–Ну и прекрасно, вы можете выйти с нами и смотреть, мы отойдем всего-то на десять шагов, так что вы в любой момент можете вмешаться, если вам что-нибудь померещится. Подумайте сами, куда мне тут деться? – пожал плечами я, поднимаясь с места. Стражник пошел следом, буравя меня проницательным взглядом.

–Тебя охраняют? – негромко спросил Мичи, когда мы остались в сравнительной недосягаемости для постороннего слуха. – Как ты попал сюда, Эви? Я думал, что схожу с ума или брежу, когда понял, что это ты! У тебя все хорошо? Скажи же скорей, иначе я точно потеряю рассудок!

–Я путешествую с временным супругом, так уж получилось, Мичи, я сам не ожидал, что окажусь вдруг вблизи от родных мест. У моего господина какое-то поручение к отцу, и он, зная, что я здешний, попросил меня показать дорогу.

–Поручение к хозяину Альвину? – переспросил Мичи. – Но какое может быть у столичного дворянина поручение к всеми забытому изгнаннику? Вдруг он привез нехорошие новости, Эви?

–Я поначалу тоже испугался, но он сказал, что у него нет полномочий причинять вред нашей семье, только передать что-то, возможно, письмо? Прошло немало времени, наверно, теперь уже никто не помнит о нас, и поэтому какой-то давний знакомый решился написать отцу, не опасаясь получить наказание?

–Эви, а ты? Как ты там? – в голосе Мичи звучало страдание. – Этот твой... супруг, он не сильно тебя...это, как бы сказать... мучает в постели?

–Ничего подобного, Мичи, у меня пока все хорошо. Не говори отцу, что видел меня, ладно? Как он, здоров? К зиме у него всегда сильнее болят ноги.

–Пока он не сильно страдает, но... Эви, я все же скажу ему о тебе, он будет рад, что ты счастлив и хорошо одет. Но все же как странно, что твой ...альфа потащил тебя путешествовать? Наверно, его законный супруг недоволен, что он уделяет тебе много времени? Будь осторожен там, Эви, прошу тебя, на свете много завистников, а ты такой молодой и красивый...

–Прости, я не могу долго говорить с тобой, за мной наблюдают. Супруг и так смотрел на меня с подозрением, когда я не поехал с ним в замок, попросив разрешения подождать в таверне. Прощай, Мичи, я выполню что должен и вернусь с деньгами для отца и братьев.

–Я буду ждать тебя, Эви, береги себя, – отчаянно сдерживаясь, пробормотал Мичи, отвязывая от стойки свою лошадь. – Помни об этом, молодой господин!

***

-В кого у тебя голубые глаза, омега? – задал вопрос господин Кайрат, когда мы мчались в обратный путь. – В этих местах нечасто увидишь такие...

Что мне отвечать? И зачем он спрашивает? Я чувствую себя с этим проницательным типом, как на краю пропасти, он словно видит меня насквозь.

–Это не мое дело, но все же, отчего у маркиза Альвина глаза точно такие же, как у тебя, а? Что скажешь на это? – видя, что я промедлил с ответом, таким же насмешливым тоном продолжил он. – И, кстати, ты вспомнил что-нибудь о старшем сыне этого господина? Реналь непременно спросит тебя по возвращении.

–Так почему же вы не спросили о детях самого господина маркиза? – мне вдруг надоело бояться, и я решился на эту невиданную дерзость. – Я живу в отдаленной местности, мы ведем очень уединенный образ жизни и не интересуемся сплетнями о чьих-то сыновьях. Если вам или милорду Реналю так интересна частная жизнь здешних изгнанников, то почему не расспросили жителей деревни или хозяина таверны?

–А ты смелый и наглый крестьянин! Сразу видно, что невоспитанный, раз так непозволительно говоришь со мной! – без тени злобы или досады заметил Кайрат. – Твой гнев забавен, и я бы сказал, что за ним что-то кроется, но не бойся, как я уже сказал, это не мое дело, да и Реналю незачем знать о моих подозрениях, ибо по большому счету ему нужно от тебя только тело, а врешь ты о своем происхождении или нет, не суть важно. Родишь ему сына и свалишь восвояси, на сем ваши отношения и завершатся, согласен? Лишь бы твоя ложь не навредила моему другу, и если ты что-то затеваешь против него, то берегись, ибо я не спущу тебе этого с рук, понял? – Он снова загадочно усмехнулся и стегнул коня, вырываясь вперед, больше не удостаивая меня своим вниманием...

***

Альвин люн Кассль, урожденный маркиз лин Биггиль, с нескрываемой горечью смотрел на рассыпанную перед ним груду золотых монет. Случилось то, чего он не ждал, и на что не надеялся, – Король вспомнил о нем спустя столько лет, и не просто вспомнил, но смог перешагнуть через себя и свою гордость, и хотя бы таким образом, но признать свою вину за его загубленную жизнь...

Денег много, очень много, здесь хватит и на ремонт замка, и на лекаря, и на приданое всем троим сыновьям, да еще и останется. Если бы эта нежданная милость снизошла на него чуточку раньше, не пришлось бы тогда Эвальду ехать в столицу и продавать на Аукционе невинное тело, пусть несколько по-другому, но все же повторяя его, Альвина, горькую судьбу.

Маркиз заскрипел зубами и резко двинул рукой, сбрасывая со стола золотую россыпь. "Черт бы тебя побрал, Ваше Величество, вкупе с честолюбивым родителем, подстроившим нашу встречу в тот роковой день в загородном поместье, если бы не ты, и не твоя похотливая жажда красивого тела, меня не постигла бы столь незавидная жестокая участь, и мне не пришлось бы пережить все эти бесчисленные беды и суровые испытания, худшим из которых стал тот безрадостный день, когда Эви покинул родной дом и ушел навстречу страданиям, а я, его родной отец и защитник, был вынужден отпустить мальчика, потому что иного выхода из тупика безденежья просто не знал и не видел..."

...В раннем детстве отец Альвина не слишком жаловал сына, хотя и оставил его себе, вопреки устоявшимся обычаям знати, предполагавших отдавать временным мужьям рожденных ими омег. Синеглазый мальчик рос в загородном поместье на руках воспитателя, не чаявшего души в своем маленьком ангелочке, до тех пор, пока ему не исполнилось пятнадцать лет. В тот год отец случайно завернул в поместье по пути в столицу и был приятно удивлен, увидев, в какого красавца превратился его невзрачный белобрысый гусенок. Поговорив с сыном, он убедился, что тот отлично воспитан, вежлив и начитан, мастерски играет на бузуке, знает придворный этикет и танцы, умеет вести дом и хозяйство и даже обучен начальным азам древней науки восточного обольщения.

Отец начал наезжать в поместье все чаще, внимательнее присматриваясь к талантам юного Альвина. По традиции, он был с детства помолвлен с сыном одной из лучших дворянских семей, но родитель не спешил со свадьбой, видимо имея на его будущее совсем другие планы. Ничего не зная об этом, Аль жил беспечно и счастливо, до того памятного дня, когда в их лесные края вроде бы случайно наехала шумная королевская охота, и молодой Государь, не так давно унаследовавший трон, увидел в саду прекрасного синеокого омегу, игравшего на бузуке...

Тайные честолюбивые планы маркиза Биггиля начинали сбываться, и уже три месяца спустя он с радостью собирал сына в столицу – Король выбрал красавца в качестве личного наложника. Скрывая слезы горечи, вызванные прощанием с родиной, юной омега сел в карету, с юношеским любопытством и предвкушением перемен рассматривая дорогую обивку сидений и королевские гербы на дверках. Он был совсем еще юн и не понимал тогда, на какую опасную тропу его толкнуло неуемное стремление отца к возвышению, ибо милость повелителя не вечна и положение наложника, даже королевского, довольно шатко и не так независимо, как статус официального супруга в богатом доме. Счастье зависело слишком от многого, – настроения короля, погоды за окном, успешной или неудачной охоты, расположения или неприязни официального супруга и членов Совета, дипломатических отношений с соседями, успехов на войне и в торговле, количества собранного урожая и так далее, до бесконечности...

Впрочем, поначалу на небосводе любимого наложника не было даже маленькой темной тучки. Он был любим и обласкан, его покои обставили с небывалой роскошью, он не знал отказа ни в одном желании. Одетый в шелка и бархат, увешанный бриллиантами, он сверкал красотой на балах и церемониях, сидя от Короля по левую руку, почти равный законному супругу, ему завидовали и перед ним заискивали, надеясь на то, что он замолвит за них словечко, лежа с королем в широкой постели под балдахином, где свершались по ночам любовные таинства и Его Величество превращался из властного повелителя в самого обычного страстного альфу...

Увы, безмятежное счастье продлилось недолго. Меньше чем через год Альвин забеременел, и с этого дня отношения с Королем резко переменились. Практически заперев своего наложника в загородной резиденции, Государь запретил с ним всякие сношения, приставив почти тюремную по численности охрану. Сам он почти не навещал отставного фаворита, в редкие встречи просил не беспокоиться, объясняя вынужденные меры заботой о здоровье и благополучии будущего родителя. Откуда было знать обманутому юноше, что по столице уже распространили новость о том, что супруг короля в положении, и счастливая чета живет ожиданием, моля богов даровать им наследника-альфу. Альвину даже не дали взглянуть на ребенка, сразу же забрав его в столицу, наутро объявив народу и придворным, что королевский супруг благополучно разрешился желанным продолжателем правящей династии.

Альвин не понимал причины, по которой у него забрали сына, ибо прекрасно знал, что Королям никогда не ставились в укор внебрачные дети, пользовавшиеся точно такими же правами, как и законнорожденные. Правда открылась много позже, когда Король объяснил своему возлюбленному причину столь жестокосердного поступка, – монарху было крайне необходимо, чтобы все считали его сына внуком вождя второго по величине и военной мощи племени в королевстве, иначе он лишился бы так необходимого ему союзника в назревавшей войне с Чонгуном.

Потрясенный жестоким предательством монаршего возлюбленного, Альвин долго не мог смириться с тем, что ему даже издали запрещали увидеть первенца, да и самого практически не выпускали из загородного дворца, где он все так же жил на положении затворника. Король изредка навещал его, с жадной страстью набрасываясь на прекрасное тело, называл милым и любимым, дарил драгоценности, но эти встречи приносили Алю лишь страдания, так что он был даже рад, когда война все-таки началась, и Король надолго уехал из столицы на юг, где проходил основной театр боевых действий.

После победы маркиз вдруг угодил в новый виток восходящей славы. Король вспомнил о нем и вернул во дворец, навещая в роскошных покоях почти ежедневно. В статусе королевского фаворита Альвин снова участвовал во всех праздничных церемониях и впервые увидел на одной из них своего сына, которого гордо нес на руках официальный супруг Его Величества. Трудно описать горечь и боль отца, не имевшего возможность прикоснуться к своему ребенку, улыбнуться ему, сказать ласковое слово, трудно не подать вида и сохранить хладнокровие. Альвин, воспитанный в лучших дворянских традициях, умел сдерживаться и владеть собой, но сердце его разрывалось на части, ведь он даже не знал, как назвали рожденного им младенца, ибо имена высочайших особ содержались в секрете и были известны только родителям и ближайшим родственникам.

А еще через год Король так же неожиданно выдал его замуж за своего любимца – генерала Джианга люн Кассля, и судьба дала Альвину новую возможность обрести счастье. Трое детей, добрый муж, богатый дом, милость Короля – мир и покой исчезли в один роковой момент, когда супруга обвинили в предательстве. Как пережил он те черные дни – никому не рассказывал. Сидя в тюрьме, не проронил ни слезинки, горюя сердцем не о себе – о судьбе ни в чем не повинных детей. Младшие еще ничего не понимали и жалобно просились домой, но старший Эви явил собой пример выдержки и стойкости, оказывая отцу бесценную поддержку.

Король все-таки сохранил к нему какое-то сострадание и не отдал в государственные рабы, выслав на поселение в маленькое родовое поместье казненного мужа. С этого дня и по сию пору жизнь превратилась в сплошное испытание, которое он все же вынес с честью, сумев поднять сыновей и даже дать им домашнее образование. Эви, единственный, кто пошел в него всем, и внешностью, и характером, самый любимый, опора и поддержка... был сейчас где-то далеко, сполна хлебая ту же чашу страданий, а он, его отец, сидел над рассыпанной грудой поганого золота, которое при других обстоятельствах с радостью швырнул бы королю в ноги, и не имел возможности вернуть сына домой!

"Ты не простишь меня, Аль, я это знаю, и не жду твоего прощения, – в который раз перечитывал он короткое письмо короля, вложенное в холщовый мешочек, – Возможно, тебя утешит то, что и сам я себя не простил. Ты – моя боль и моя совесть, вечный укор и жесткое наказание. Эти деньги не плата за то, чем ты был для меня когда-то, это жалкая попытка эгоиста уменьшить собственные сердечные муки, которые терзают меня вот уже более двадцати лет. Не было дня, чтобы я о тебе не думал, не было ночи, когда не терзался бессоницей, пытаясь представить перед глазами твой незабытый прекрасный образ. Посылаю тебе портрет Наследника, ты имеешь право знать, каким он стал красивым и сильным. Когда придет мой час, я скажу ему правду, и тогда он вернет тебя на твое законное место. Доживи до этого счастливого дня, мой единственный Аль. Я жалок и слаб, но наш сын будет сильнее меня, я верю в это свято и нерушимо. Он сможет бороться с советом и министрами, будет независимым справедливым монархом. Спасибо тебе за него, мой Аль. Я никогда не увижу тебя, но знай, что никого и никогда я не любил в этой жизни, а только тебя..."

Строчки расплылись, и письмо выпало из ослабевшей руки маркиза. Как и тогда, в день отъезда в изгнание, так же расплывался пейзаж за окном повозки от бьющих в оконца косых струй дождя. Природа плакала вместо него, бережно прижимавшего к груди самого младшего, двухлетнего Ивара...

***

-Хозяин, я должен сказать вам кое-что важное... – безжизненный виноватый голос Мичи прервался на полуслове, – о-откуда это? Что за нежданное богатство???

–Жалкая попытка искупления, Мичи, – смахнув слезу, выплюнул злые слова Альвин. – Приди оно раньше, наш Эви сейчас был бы с нами, теперь же... – он безнадежно махнул рукой и поднялся с кресла. – Прости, не сдержался, и раскидал здесь все это. Прошу, собери, и отнеси в мой кабинет. Здесь хватит на все, в том числе и на приданое. Только вот Эвальда нам не вернуть! Слишком поздно!

–Возможно, и нет! – сильно волнуясь, закричал Мичи. – Хозяин, я видел его, сегодня днем, в таверне, недалеко от дома! О, если б я знал! Если бы сразу вернулся домой, но я был слишком расстроен и поехал бродить к озеру...

–Что? Что ты сказал? – мертвенно побледнел Альвин – Ты видел Эвальда?! Но откуда он здесь, почему? Говори все, что знаешь, подробно! Немедленно!

–Хозяин, простите, сейчас нет на это времени, я поскачу в город и попробую догнать молодого господина, или хотя бы узнать, куда он поехал дальше. В двух словах: я случайно встретил его около таверны. Сначала думал, что обознался, – богатый парень, роскошно одет и шляпа с пером, но эти глаза и знакомые жесты... Я узнаю его из тысячи. Я растерялся и чуть не выдал его, но он молодец, справился с положением. Мы даже немного поговорили с ним...

–Что он сказал тебе, Мичи?

–Он путешествует с временным супругом, и ждал его здесь, пока тот исполнит какое-то поручение. Если бы только я знал, что его господин привез вам столько золота! Я ни за что не отпустил бы нашего Эвальда, ведь ему больше не нужно жертвовать собой ради денег!

–Все не так просто, Мичи, – печально покачал головой маркиз, – Эви заключил контракт и не может нарушить его условия. Альфа заплатил за него и не отпустит, пока не получит наследника, так что угомонись и не пытайся изменить невозможное.

–И все таки я попытаюсь, хозяин,– не унимался Мичи. – Деньги привез вам супруг Эвальда? Как он вам показался? Порядочный человек, с ним можно договориться?

–Не знаю, Мичи, да и причем здесь это? Знатные альфы все одинаковы, они не ставят ни в грош интересы и жизни омег. Нам остается лишь ждать, когда минует срок договора, и Эви вернется к нам сам. Если сейчас мальчик узнает, что его жертва оказалась напрасной, ему будет лишь тяжелее. Оставим все как есть, Мичи. Да и где ты найдешь его сейчас, если видел днем? Они уже далеко, и могли поехать на все три стороны, кроме юга...

–Я все-таки съезжу в городок, Господин. Возможно, они еще там, на постоялом дворе. Не прощу себе, если не сделаю это, не попытаюсь.

Вскоре неугомонный Мичи уже скакал на коне, направляясь в город. Увы, никаких следов пребывания богатого альфы, путешествующего с молодым омегой, найти не удалось. Два дня гостила только большая столичная делегация, направляющаяся в Чонгун, утром все отбыли дальше по маршруту, но даже мысли о том, что его драгоценный Эви мог ехать с послами во враждебное королевство, влюбленному управляющему в голову не пришло...

Глава 19

Реналь лан Эккель (полгода спустя)

–...Рени?

–Что, милый?

–Тебя что-то беспокоит? Ты не уехал вчера в город и снова остался на ночь в поместье.

–Может, я просто соскучился по тебе?

–Я чувствую, что-то случилось. Ты плохо спал и скрипел зубами...

–Ты прав, малыш. Ничего не случилось, но есть кое-что странное, и это не дает мне покоя. Я расскажу тебе... Нет, только не вставай. Прижмись ко мне, вот так, покрепче...

Когда мы успели с ним так сблизиться? Когда он стал для меня не просто желанным телом в постели, но верным другом и лучшим советчиком? Когда я начал рассказывать ему обо всех своих проблемах и получать не просто сочувствие и понимание, но и весьма дельные рекомендации? Кайрат прав – с этим деревенским парнем не все так просто, он грамотный, начитанный, умный и дальновидный, он схватывает на лету суть дела и учится на ходу, всегда полон идей и верных решений. Все это довольно странно для сына обычного провинциального ремесленника, но я не хотел лезть в дебри этой загадки, меня устраивало и то, что я имел сейчас, а если честно, то наверно я малодушно боялся узнать правду, ведь тогда мне пришлось бы как-то реагировать на нее, и в первую очередь это грозило мне преждевременной разлукой с моим ненаглядным. У нас и так уже оставалось совсем мало времени, и хотя я, со своей стороны, безумно желал предложить ему остаться со мной навсегда, но понимал, что это невозможно, его с нетерпением ждала семья, и он должен был к ней вернуться. Пока же я просто верил ему, как себе, любил и ласкал, безоглядно, безумно, стараясь не думать о скорой разлуке.

Еще в Чонгуне, когда король открыто высказал свое недовольство, не видя среди делегации своего сына и Принца-наследника, и мы оказались в несколько щекотливой ситуации, именно Эйлин, в числе нескольких омег присутствовавший на приеме, мастерски разрядил обстановку, попросив разрешение исполнить "Балладу о доблестном воине", на слова известного местного сказителя. Я и не подозревал о таких его способностях, вместе со всеми замерев от восторга, настолько красив и звучен оказался голос, льющийся из уст самобытного певца легко и свободно. Талантливое исполнение, как оказалось, любимого произведения Государя, полностью изменило его настроение, и дальнейшие переговоры прошли гладко. На мой вопрос, откуда он знает местный фольклор, Эйлин улыбнулся и сказал, что вырос на границе, где перемешаны не только народы двух королевств, но и их музыка.

Это неожиданное выступление Эйли в амплуа певца имело и негативные последствия. Если вражеский король был растроган и очарован, то среди нашей делегации возникло недовольство, и некоторые заносчивые особы требовали наказания дерзкого слуги, осмелившегося вмешаться в дела, его не касающиеся. Особенно старался добиться ареста и осуждения Эйлина мой супруг, видимо почувствовавший в нем своего соперника, и его поддерживали многие спесивые гордецы из знати. Бедолаге грозила порка в двадцать плетей, и я собирался уже вмешаться и своим статусом главы делегации пресечь абсурдные требования, но меня опередил Кайрат, заявивший, что важен не ход переговоров, а его результат, и если поступок омеги способствовал успеху посольства, то и наказывать его не за что, чем сразу же заткнул рты всем недовольным.

–Присмотрись к нему повнимательнее, Реналь, – сказал он мне позже, когда мы сидели все вместе за пиршественными столами, и Эйли снова пел королю чонгунские песни, – он странный малый и уж точно не тот, за кого выдает себя. Откуда кожевнику из отдаленной деревни уметь так прилично играть на бузуке? Даже утонченные столичные омеги не все владеют этим древним искусством.

–Ты тоже странный, Кай, то защищаешь его, то подозреваешь в чем-то, – не отрывая глаз от прекрасного лица Эйли, который по просьбе короля снял в этот вечер свою маску, очарованно прошептал я. – Мне все равно, кто он на самом деле, потому что я уже люблю его, люблю так сильно, как никого никогда не любил. Я по нему с ума схожу, и мне нравится это чувство, друг мой!

–Я так и знал, – с досадой прошипел компаньон, – ты ненормальный, Рен, совсем ослеп и ничего не хочешь видеть! Пока этот красавчик кажется надежным и не делает ничего плохого, но я не ослаблю своего внимания, буду твоими глазами и ушами, коих ты лишился по причине глупой любви, забыв, что через год она обречена на разлуку! Кстати, ты спрашивал его про старшего сына маркиза Альвина?

–Зачем? – пожал я плечами. – Ты же сказал, что тебе тоже представили в старом замке только двух младших омег. Я не хотел бы услышать о том, что со старшим случилось какое-нибудь несчастье, достаточно и того, что ты не увидел его в поместье. Думаю, его давно уже нет на этом свете... Ты ведь не задал хозяину этот бестактный вопрос, Кай?

–А если я все-таки задал его, что с того? Хочешь услышать ответ? Маркиз мне сказал, что в детстве его старший сын пропал без вести во время одного из налетов чонгунцев, тела не нашли, но и живым мальчика никто больше не видел.

–Несчастный отец, лучше бы он лично похоронил своего сына! Жить же в неведение о его судьбе – что может быть страшнее для любящего родителя?

–Я сказал тебе это не затем, чтобы ты предавался сочувствию к маркизу Альвину, а затем, чтобы задал этот же вопрос своему омеге, и сравнил ответы, уличив во вранье! Почему ты боишься спросить его, Рен? Не хочешь признать, что он лгал тебе с самого начала? Я собирался промолчать о своих подозрениях, но не смог, потому что всерьез опасаюсь за тебя! С одной стороны, он всего лишь омега, тем более временный супруг, что он может сделать? Но с другой – нельзя недооценивать противника, и разве мало злоумышленники делают пакостей именно с помощью сучьих шлюшек, прелестями которых очаровывают сердца альф? Ты знатный вельможа, племянник Короля, и в свете того, что я знаю о планах твоего тестя, могу предположить самое худшее! Тебе могли специально подсунуть этого омегу, преследуя далеко идущие цели. Ты приблизишь его к себе, будешь доверять, а он ответит тебе черной неблагодарностью.

–Тебе бы только в инквизиции служить, Кай, с твоей подозрительностью! Ты настоящий сын Главного судьи! – усмехнулся я. – Хорошо-хорошо, я спрошу, ради твоего спокойствия. Если ответ тебя устроит, ты перестанешь подозревать во всех земных грехах моего Эйлина?

–Посмотрим, – упрямо заявил компаньон. – Но непременное условие, я должен лично присутствовать при допросе!

При первой же возможности я вызвал к себе Эйлина, хотя все во мне восставало против. Глупости, какие все это глупости! Почему он непременно должен знать о судьбе старшего сына господина Альвина? И что докажет его ответ, даже в случае несовпадения со словами маркиза? Присутствие Кая давило на меня, вызывая в теле нервную дрожь. Он неподвижно сидел в кресле, сверля омегу яростным взглядом, а тот в ответ коротко взглядывал на него, но держался спокойно, ожидая, пока ему объяснят причину вызова.

–Эйлин, я позвал тебя, чтобы спросить обещанное. Ты что-нибудь вспомнил о старшем сыне маркиза Альвина?

Он помолчал, тихонько вздохнул, снова обиженно посмотрел на Кайрата, потом, как обреченный перед казнью, с отчаяньем вскинул вверх голову.

–Мы живем в далекой деревне, милорд, и мои сведения могут быть ошибочны. Я слышал от отца, что молодой господин из старого замка был когда-то похищен чонгунцами. Но жив он или нет, об этом в нашей деревне никто не знает...

–Хорошо, Эйли! – скрывая охватившую меня бешеную радость, столь неуместную при печальном известии, сдержанно ответил я, победно глядя на своего ошарашенного компаньона. – А кто научил тебя музыке?

–В наших местах инструмент не редкость, – спокойно ответил Эйлин, – почти в каждой деревне есть свои сказители и певцы, мы празднуем День урожая, проводим весенний фестиваль, славим великого Юйвена. Я с детства хотел обучиться игре, и отец разрешил мне брать уроки у нашего менестреля.

–Хорошо, Эйли, – повторил я, – можешь идти.

–Я впечатлен, – коротко резюмировал Кай, но больше о своих подозрениях по отношению к Эйли со мной не говорил. Никогда. Да Эйли и не подавал к этому никаких поводов.

***

Мне не удалось подслушать, как отчитывал тесть моего супруга за провал операции, скорее всего они говорили об этом в другом месте, но итоги неудачи были более чем предсказуемы. Младшего брата увезли в деревню, скрыв ото всех беременность, ибо отдавать его в наложники в семью Казначея резона не было. Со мной тесть почти перестал общаться, а если был вынужден это делать, то разговор был пронизан фальшью и словоблудием.

Я со своей стороны, тоже отдалился от Ильвара и проводил много времени в поместье с Эйли. Отец мой не возражал против этого, по-прежнему страстно желая внука, он даже приезжал посмотреть на моего омегу, вопреки существующим традициям, и остался им очень доволен, но сам я чувствовал себя на каком-то перепутье, ибо мне совсем не хотелось отнимать в будущем у своего любимого этого предполагаемого контрактом наследника, мне хотелось растить его вместе с ним и никуда не отпускать от себя обоих. Мучительное понимание невозможности получить сразу и того, и другого сводило с ума и заставляло быть предельно осторожным во время близости, наверно именно поэтому Эйлин до сих пор не забеременел, а между тем время неумолимо шло, приближаясь к роковой черте размером в год, когда заканчивался контракт и я должен был отпустить его обратно домой.