Текст книги "Террариум черепах (СИ)"

Автор книги: Крис-Джейн Кира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

больше, чем просто нравлюсь.

Сорок семь

Единственный приятный аспект в болезнях – так это

больничные. Сидишь дома, ни черта не делаешь, а

вокруг тебя ещё и все бегают, переживают.

В общем, сижу я здесь уже вторую неделю в

одиночестве и покое. Я начала есть. Как и говорила

мама, по чуть-чуть. Еда придала мне больше сил и

энергии. Я начала спать. Правда, всего каких-то по

четыре-пять часов в сутки и только со снотворным,

но ведь это только начало. Меня уже не шатало из

стороны в сторону от усталости. Это прогресс. Я

обязательно поправлюсь, я поставила себе эту цель и

добьюсь своего.

Конечно, понятно, что всё это и потому, что меня

никто не беспокоит. Все предложения подруг прийти

навестить меня я тут же пресекла. Касаемо Макса…

Он не звонил. И нельзя сказать, что меня это сильно

огорчает. Главной причиной моего нервного срыва стал

именно он. Ну и конечно, моя маниакальная тяга

к нему. Так что не подумайте, будто я виню во всём

его одного. Я тоже виновата, не меньше. Меня тянет

к Максу, и я, вместо того, чтобы бороться с собственной

потребностью в нём, удовлетворяю её. А потом сама же

за это получаю. Ну и кто я в итоге, если не идиотка?

И вроде бы всё так хорошо, и Макс не угрожает

моему спокойствию… Но Макс был бы не Максом, если

б не появился именно тогда, когда я практически пришла

в себя.

Я сижу на столе, болтаю ногами и жду, когда

закипит чайник. Раздаётся трель дверного звонка и я

морщусь. С некоторых пор я ненавижу этот звук.

Спрыгнув со стола, я иду открывать. На пороге стоит

Макс, собственной персоной. Вот только его мне

сейчас не хватало.

Я прохожу в квартиру, давая понять, чтобы он

заходил. Подхожу к стене и прижимаюсь к ней спиной.

Мне нужно быть как можно дальше от него.

– Лера сказала, что у тебя больничный. – Говорит

он. Я киваю. – Сказала, что у тебя сильное переутом-

ление. – Я вновь киваю. – И нервный срыв.

– И ты, значит, сразу прибежал? – тихо спрашиваю

я. В моём голосе нет ни яда, ни ехидства, ни

осуждения. Вообще ничего.

– Прибежал, – нисколько не смутившись, соглашается

Макс.

– Зачем?

– Волновался.

– Когда Леру трахал, не волновался.

Макс морщится, словно от боли. Хорошо.

– Ты меня сейчас осуждаешь за мои отношения с

Лерой, я правильно понимаю? – спрашивает он, наступая

на меня. О-о, да он разозлился. Так быстро.

– Нет, – качаю головой я.

– Это хорошо, потому что я встречаюсь с ней

только потому, что ты этого хотела.

– Да что ж вы вечно из меня виноватую делаете! -

срываюсь на крик я. Прежнего спокойствия как не бывало.

– Будто я тебя заставила, будто я Леру под тебя

специально положила!

– Нет, тут ты не причём, – покачал головой он. –

Это была её инициатива. И знаешь, на самом деле, мне

очень понравилось. Твоя подруга не промах.

Макс разрушает мою жизнь. Макс убивает меня.

Макс высасывает из меня жизнь, а я позволяю ему

это, потому что мне это нужно, потому что это, наверное,

единственное, что у меня может быть от него. Потому

что на самом деле я люблю его и ничего не могу с

этим поделать.

Но говорить мне подобные вещи я позволять не

собираюсь. И отвешиваю ему пощёчину.

Макс смотрит на меня чуть удивлённо, чуть…

одобрительно?

И целует меня. Со всей яростью, что сейчас,

верно, обуревает его. Прикусывает мои губы, грубо

вторгаясь языком в мой рот. И я не отталкиваю его,

как вроде бы должна, я отвечаю. Потому что это Макс,

а это я. И по-другому быть не может. Он отрывается

от меня и смотрит в глаза, внимательно испытующе.

– Я люблю тебя, – вдруг говорит он. – Я чертовски

тебя люблю. – Он говорит и смотрит на меня с

изумлением, будто не может понять, почему его так

сильно одолевают все эти чувства.

Я закрываю глаза и не могу понять – от боли,

или потому что наслаждаюсь его словами.

Макс вновь прижимается губами к моим губам. Но

на этот раз совсем иначе – осторожно, нежно, бережно.

Я прижимаюсь к нему, расслабляясь в его крепких

объятиях, забывая все свои недавние обещания перестать

контактировать с Максом, дабы не свихнуться, которые

дала самой себе.

Макс подхватывает меня на руки и несёт в мою

комнату, не переставая целовать.

Если говорить откровенно, я никогда в жизни не

задумывалась о том, какой должна быть потеря

девственности. Да у меня никогда и мысли об этом

не проскальзывало. Мне всегда казалось, что секс -

это что-то такое далёкое, размытое, ненужное. Но с

Максом… Если уж и судить, какой должна быть

идеальная потеря девственности, то, наверное, такой.

Сорок восемь

Просыпаюсь я уже ближе к вечеру. Тело приятно

ломит, но я чувствую себя… отдохнувшей. Полной сил.

Впервые за целый месяц. Мама что-то готовит на кухне,

бодрая, в приподнятом настроении.

Я сажусь на стул и смотрю на неё.

– Привет, – говорю, и почему-то это звучит как-то

робко.

– Привет, – весело отзывается она. Я закатываю глаза.

– Максим недавно ушёл.

Я удивлённо смотрю на неё.

– Серьёзно?

– Да. Он сказал, что приходил к тебе, а потом ты

уснула. Мы немного поболтали и он ушёл.

Звонит Вера и предлагает прийти. Я выспалась, у

меня более-менее хорошее настроение, поэтому я согла-

шаюсь.

Через полчаса она залетает в квартиру и первое,

что делает – это… обнимает меня. Не я одна свихнулась,

что ли?

– Привет, – говорит она, запыхавшаяся. – Как ты?

Я пожимаю плечами и кидаю нервный взгляд в

сторону кухни.

– Нормально. Пойдём.

Мы заходим в мою комнату и садимся на диван.

Я вкратце рассказываю Верке обо всём произошедшем -

о том, что случилось у Макса дома, о приходе Леры,

о моей истерике с последующим нервным срывом, о

том, что случилось сегодня…

– И как это было? – осторожно спрашивает она. Моя

голова покоится у неё на коленках и она успокаивающе

поглаживает её пальцами.

Я задумываюсь.

– Очень… ярко. И… – я с трудом подбираю нужное

слово: – странно.

Верка усмехается.

– Ты мастер.

– Я описываю, как могу.

– Было больно?

– Не очень.

– И… тебе понравилось?

– Я не знаю.

Она удивлённо смотрит на меня.

– Почему?

Я делаю паузу, пытаясь обличить хаотичные мысли в

слова.

– Ощущений слишком много. И они слишком…

необычные.

– Приятные?

– Больше, чем приятные, – шепчу я.

– Значит, понравилось.

Я пожимаю плечами. Ни черта я в этом не

разбираюсь и не могу судить.

– То есть, теперь вы с Максом вместе? – счастливо

улыбается Вера.

– Ты что, дура? – тут же осаживаю я её.

Улыбка пропадает.

– В смысле?

– Макс вообще-то с Лерой встречается.

– Но любит-то он тебя.

– Какая разница! Лера любит Макса и они встречаются.

Точка.

– Любит, ага! – ехидно восклицает Вера. Я изумлённо

пялюсь на неё. – Изменяет она ему! Сучка.

У меня невольно открывается рот.

– С кем?

– С Гошей! – И разревелась. Вдруг, ни с того ни

с сего. Истеричка.

– Откуда ты знаешь? – в отличие от Верки я

спокойна, как скала. Хотя признаться честно, я…

ошарашена.

– Я видела, как они целовались. А потом она

запрыгнула на его байк и они вместе куда-то укатили.

Вот сучка…

А Верка всё сидит и ревёт, не собираясь

останавливаться. Хорошо хоть к окну не бежит.

– Вер.

– Если ты хочешь сказать что-то циничное или

назвать меня «идиоткой», лучше молчи. – Хрипит она

сквозь слёзы.

– Да нет, – качаю головой я. – Хочу историю тебе

рассказать.

Мутным от слёз взглядом она смотрит на меня. Я

расцениваю это как согласие и начинаю:

– Моя бабушка умерла, когда мне было одиннадцать.

От рака. А мой дедушка… он умер через неделю после

того, как она скончалась. От тоски по ней. Она была

не просто его любовью, она была его жизнью. Они

прожили вместе пятьдесят лет и, как сейчас модно

говорить, не охладели друг к другу. Даже когда она

уже не могла вставать с кровати, когда ей оставались

считанные дни, он всё равно ежедневно сидел рядом с

ней, держал за руку. Иногда читал ей что-то или

рассказывал. Он смотрел на неё с такой любовью, что

я с ума сходила от мысли, как же он останется без

неё… Думаю, он умер тогда, когда она в последний раз

закрыла глаза.

Глаза Верки наполнены слезами, но на этот раз

не из-за Гоши. Она смотрит на меня со смесью боли

и благоговения. Перед моим дедушкой. И его бесконечной

любовью. А я тем временем заканчиваю:

– Так что если ты любишь своего Георгия хоть

на толику меньше, чем мой дедушка любил мою бабушку,

никогда в жизни не вздумай реветь из-за него или

пытаться кончать с собой. Поняла?

Кивает.

Сорок девять

Первой моей мыслью, как только я появилась в

школе, было незамедлительно поговорить с Лерой. В

конце концов, я отдала ей Макса, а она трахается с

Георгием. Убить её за такое мало.

Но кое-что другое привлекает моё внимание, как

только я захожу в здание. А именно – диалог Фирсова

и учителя английского, Эдуарда Фёдоровича. Если

вкратце, они говорят об Арине Викторовне, и Альберт

Николаевич по секрету рассказывает, мол, влюблён он

в Викторовну жуть как и всё думает, как бы добиться

её расположения. А вот Арина Викторовна на Фирса

ноль внимания, вся такая снежная королева. А Фирсов

– уверенный в себе, заводной, весёлый Фирсов – боится

за ней приударить. Ну надо же! Оказывается, проблемы

учителей такие же детские, как проблемы учеников.

И тут меня осеняет. Арина Викторовна! Вот кто

мне нужен.

Я решаю отложить разговор с Лерой, так как

только теперь понимаю, что это может ничем хорошим

не закончится. Нужно мне посоветоваться. Но так как

маме я всего этого рассказать не могу, Лерке – тем

более, Ира – идиотка, а Веркина категоричная позиция

в этом вопросе мне чётко ясна, я иду к Арине

Викторовне.

Избегать и игнорировать Макса, особенно после

того, что случилось, становится ещё труднее. Но он,

уже прекрасно зная, что от меня можно ожидать

чего угодно, первый не суётся, только настороженно

поглядывает на меня. Что ж, правильно делает.

После уроков я, удостоверившись, что все разошлись,

иду в кабинет искусств.

Арина Викторовна сидит на парте и курит в

форточку. Поворачивает голову и без интереса смотрит

на меня.

– Арина Викторовна, мне нужно поговорить с вами.

– Ничего не знаю, Леонова, – пожимает плечами

она, выбрасывает окурок в форточку и тянется за новой

сигаретой. – У меня рабочий день до семи.

– Это важно, – возражаю я. – И быстро. Пять

минут.

– Ладно, – милостиво соглашается она. – Садись.

Я прохожу в класс и сажусь на парту напротив

неё.

– Курить будешь? – спрашивает.

– Арина Викторовна, я ж школьница.

Кивает.

– Точно.

– К тому же, у меня свои есть.

Вновь кивает.

Я достаю из кармана толстовки пачку сигарет, беру

одну. Арина Викторовна прикуривает мне своей зажигалкой,

я затягиваюсь и начинаю рассказ:

– В общем, есть у меня одна подруга. Её бросил

парень и она была из-за этого… ну совсем не в себе.

– Лера.

Киваю.

–А потом появился один парень. И он очень хороший.

– Максим.

Вновь киваю.

– И Лерка влюбилась. И я поняла, что этот парень

может вернуть нормальную Леру. И всё с ней будет

хорошо. – Я глубоко затягиваюсь. – В общем, они

начали встречаться.

– И в чём проблема? – спрашивает Арина Викторовна

и вновь затягивается.

– А в том, что встречаются они потому, что Макса

я заставила. И в том, что я тоже влюблена в него. А

Макс утверждает, что любит меня.

– Но встречается с Лерой? – Киваю. – Потому что

ты его заставила? – Вновь киваю. – Нескучно вы, детишки,

живёте, надо заметить.

– Делать-то что?

– Ты должна ответить себе на вопрос, что для тебя

важнее: спасти подругу или быть с твоим Максимом.

– Спасти подругу, – не задумываясь, отвечаю я.

– Ну вот ты всё и решила.

– То есть, мне ничего не нужно делать?

– Тебе? Ничего. Максим в первую очередь живой человек, а значит, волен сам принимать решения,

распоряжаться своей судьбой, своими отношениями и всем

прочим. И да, хорошенько подумай, любит ли он тебя

на самом деле, раз так легко согласился быть с твоей

подругой. Всё довольно-таки просто.

Болезненно осознаю, что Арина Викторовна права.

Я уже собираюсь уходить, как вдруг вспоминаю:

– Арина Викторовна, а вам Фирс нравится?

Она удивлённо смотрит на меня.

– Зачем тебе?

– Нужно. Он вроде как по вам убивается. Но боится,

что вам безразличен. Так нравится?

– Он довольно-таки привлекателен, – пожимает плечами

Арина Викторовна и вновь закуривает.

– Значит, нравится?

– Значит, нравится, – как эхо повторяет она. И вдруг

заговорщицки, как школьница, произносит: – Только не

говори ему.

Я усмехаюсь.

– Я могила.

Пятьдесят

На следующий день я решаю поговорить с Фирсом.

Да, я прекрасно знаю, что пообещала Арине Викторовне

ничего ему не говорить, но, в конце концов, это ведь

для их общего блага. О мотивах своих поступков я

не задумываюсь, так как прекрасно знаю, что не смогу

понять, для чего мне всё это. Во мне никогда ранее

не просыпалась тяга созидать.

После урока изо я жду, пока все разойдутся и

подхожу к Фирсову.

– Альберт Николаевич, можно я влезу не в своё

дело? – спрашиваю.

Фирс смотрит на меня с интересом.

– Попробуй, Леонова.

– Вам же нравится Арина Викторовна, верно? – Я

понимаю, что сейчас мне наверняка влетит, а потом

меня пошлют, поэтому поспешно продолжаю:

– Можете не отвечать, я и сама знаю, что нравится.

Так вот, вы ей тоже нравитесь. Вам бы только стать

более смелым. Вы же обычно такой решительный. А

Арина Викторовна любит решительных. Да и вообще все

женщины.

Я понимаю, что уже не просто лезу нос не в своё

дело, я перехожу всякие границы. Хотя бы касаемо

субординации. Да и вообще веду себя неуважительно.

Поэтому пытаюсь исправиться:

– Я действительно хочу помочь, поверьте.

Альберт Николаевич сухо улыбается.

– Зачем тебе это, Леонова?

Его вопрос застаёт меня врасплох. Но не смотря на

то, что ещё каких-то пять минут назад я понятия не

имела, зачем в это ввязываюсь, сейчас меня осеняет:

– Знаете, я просто сама однажды загубила свои, ну,

считай, отношения на самом корню. И теперь я вроде

как призрак отношений.

– Очень интересно.

– В общем, Альберт Николаевич, вы знайте, что я

это всё серьёзно говорила. И что от Арины Викторовны

вам яркий зелёный свет и всё такое. Она классная, не

упустите её.

Я поворачиваюсь и выхожу из класса. Я не знаю,

поверил ли мне Фирсов, последует ли он моим советам,

да и вообще помогла я этим двоим или нет. Я не знаю.

Но я чувствую странную лёгкость и даже радость. Иду

по коридору и улыбаюсь.

Пятьдесят один

Первое, что я вижу, заходя на третий этаж вызывает

у меня уже привычный ком тошноты. С трудом сглатывая

его, я пытаюсь придать лицу привычное каменное

выражение. Макс стоит сзади Леры, обняв её за талию.

Вся моя радость от вчерашнего разговора с Фирсом

мигом улетучивается. Они что-то увлечённо обсуждают

с Ирой и Верой. Я подхожу.

– Ты знаешь, что у нас будет новенькая? – спрашивает

Лера. Я стараюсь не смотреть на них, но каким-то

образом прекрасно ощущаю, что Макс это замечает. Он

слегка улыбается и знаю, что его забавляют мои мучения.

– В середине учебного года? – спрашиваю, стараясь,

чтобы голос не дрожал.

– Говорят, её родители развелись, – отвечает Ира. -

Мать дочку в охапку и свалила в другой город.

На самом деле, меня никоем образом не интересует

появление новенькой. В конце концов, одним идиотом

больше, одним меньше – не имеет значения. Но меня

радует возможность говорить на отвлечённые темы, не

задумываясь над сказанным. Не хочется, чтобы кто-нибудь

узнал, что в любую секунду у меня может вывернуть наизнанку пустой желудок.

Звенит звонок, и мы заходим в класс. Новенькая на

первый урок опаздывает. Заходит через пятнадцать минут

после звонка, перед этим робко постучавшись в дверь.

Вы бы знали, что это за создание. Длинные, очень

светлые волосы, глаза огромные серо-зелёные, ноги

бесконечно длинные, а юбка непозволительно короткая.

Она неуверенно улыбается и тихо произносит:

– Извините, я опоздала. Можно войти?

Этот ангелок пока не знает, что наша Зытова -

крепкий орешек. Большие глазки и мелодичные голоски

на неё не действуют.

– Новенькая, – неодобрительно произносит она и

цокает языком. Однако не отчитывает. И у нашей

Максимилианы Фёдоровны есть сердце. – Как тебя зовут?

– Юлиана. Юлиана Смирнова.

– Что ещё за хрень? – выдыхает Вера тихо, так,

чтоб её никто не услышал.

– Тебе тоже кажется, что этой штуке здесь не место?

– спрашиваю.

– Думаю, нам всем так кажется, – бормочет Лера с

задней парты.

Юлиана Смирнова тем временем проходит к

последней парте, по пути одаривая всех дружелюбными

улыбками. Ира кривится.

– Как думаете, она действительно такой божий одуван,

как кажется? – спрашивает.

– Если это не так, – говорю, – Зытова её наверняка

раскусила. Она таких насквозь видит.

– Матёрая стерва, – усмехается Лера. – Рыбак рыбака…

Пятьдесят два

Весна выдалась удивительно тёплой, поэтому снег

растаял быстро, но на улицах уже сухо. Так как

близятся конец четверти и весенние каникулы, а погода

как никогда благоприятствует, было решено отправится

всем классом в лес на пикник. Угадайте же, кто был

автор это замечательной идеи? Конечно же, Юлиана

Смирнова. И Арина Викторовна, наша Арина Викторовна,

которая ненавидит сплочённость, коллективы, пикники и

лес, вдруг согласилась. Хотя раньше ей были до фонаря

даже приказы директора. А та, я вам скажу, тётка

волевая.

Думаю, всё дело в том, что Юлиана Смирнова не

приказывает. Она лишь предлагает, мягко и ненавязчиво

промывая мозги, намекая, что послушать её будет лучшим

решением в вашей жизни. И подкрепляет всё это

хорошей порцией лести, ангельской терпимостью и

мнимым дружелюбием. Такое оружие, да в опытных

руках – немного-немало, орудие смерти.

В общем, за два дня до каникул, в пятницу, мы,

как добропорядочные идиоты, плетёмся в лес во главе

с Ариной Викторовной и Альбертом Николаевичем.

Где-то к трём мы на месте. Парни сразу прини-

маются за розжиг костра, девчонки шепчутся друг с

другом, фотографируют всё вокруг и ржут, как лошади.

Вера читает какую-то книгу, Ира перебегает от Андрея

к Марку, а Лера, удалившись подальше, сидит на

прелой земле и курит. Я подхожу к ней, молча сажусь

рядом и тоже закуриваю.

– Почему Георгий, Лер? – спрашиваю я, разрывая

тишину.

Она, нисколько не удивлённая, отвечает:

– Он хорош в постели.

– А если серьёзно?

– А если серьёзно… Люблю его, Ань. Люблю и всё.

– А Макс тогда тебе зачем?

– Его тоже люблю.

Я смотрю на неё.

– Неплохо ты устроилась.

– Хорошо устроилась, – кивает она, глубоко затягивается

и поворачивает голову. Смотрит на меня, не мигая. Так

не смотрят девушки семнадцати лет. Так смотрят старухи.

Измождённые, нагруженные печальным жизненным опытом

старухи.

– Не говори ему, – шепчет она.

– Скажи сама, – пожимаю плечами я.

– Нет, – качает головой она. – Не могу. И ты не

говори.

– Тогда тони во лжи, – пожимаю плечами я и уже

не смотрю на неё. Встаю, кидаю окурок на землю,

затаптываю его и ухожу.

Ко мне подбегает Юлиана и я мысленно закатываю

глаза. Только блондинки мне здесь не хватало.

– Ты же Аня, верно? – щебечет она.

– И что с того? – спрашиваю я, не сбавляя шага.

Она тащится за мной.

– Я видела, что общаешься с парнем. Максимом.

Вы вроде как дружите.

Она умолкает и я смотрю на неё.

– Не дружим.

– Да нет, я уверена, что дружите, – мотает она

белокурой головой.

– И что с того? – повторяю я.

– Я подумала, может, ты знаешь, как мне… ну…

– Закадрить его, – заканчиваю я.

– Ну, можно и так сказать…

– У него есть девушка.

– Я знаю, но…

– Тебе до фонаря, – вновь заканчиваю за неё я.

Больно уж стеснительная особа.

– Не то что бы, но…

– Хорошо, послушай, – говорю я, прерывая её

блеяние. – Ты Лере и в подмётки не годишься, так

что можешь ни на что не рассчитывать.

Я ухожу дальше, а она остаётся. Ну не идиотка

ли?

Иду всю дальше в лес, пока не натыкаюсь на

Макса. Он стоит, прижавшись спиной к дереву, курит.

Подхожу ближе, он смотрит на меня, внимательно,

изучающе, но молчит. Тогда первой заговариваю я:

– Ты прямо-таки эпидемия какая-то. Смирнова тоже

заражена. С ума по тебе сходит.

Он усмехается.

– Меня не интересует Смирнова.

– А что так? – спрашиваю я и встаю напротив него.

– Ноги, грудь, задница. Волосы длинные, белокурые. Всё

при ней.

– Слишком просто, – говорит он, будто это всё

объясняет. – Слишком проста эта Смирнова.

– А ты, значит, лёгких путей не ищешь.

Он медленно выдыхает дым.

– И ты – явное тому доказательство.

– Я буду считать это комплиментом.

– Считай, – кидает окурок на землю и медленно

приближается ко мне.

– Лера тебе изменяет, – выпаливаю я, чтобы отвлечь

его… и себя.

Но его это, кажется, нисколько не волнует. Он

всё так же спокоен, и стоит уже вплотную ко мне.

– Пусть, – пожимает плечами он.

– Тебе плевать?

– Мне не нужна Лера.

– Юлиана? – пытаюсь ехидничать я, но получается

плохо, его пальцы зарываются в мои волосы, перебирая

пряди, и я не могу придумать ни одной причины,

чтобы остановить его.

– Опять мимо, – усмехается он и наклоняется ко

мне, но не целует, что вызывает у меня… разочарование.

Тогда я сама тянусь к нему, и его губы наконец-

таки накрывают мои. У меня вырывается облегчённый

вздох прямо в его рот от ощущения его близости, его

губ… Ноги не держат меня и я с силой вжимаюсь

спиной в дерево.

Я никогда, никогда, никогда не знала, что такое

чувствовать. Дышать. До того, как появился Макс. Я

никогда, никогда, никогда не жила раньше. И я этого

не осознавала. Я по глупости считала, что моё «ничего»

лучше всего прочего. Лучше любых чувств, от ненависти

до любви. Как же я ошибалась.

Неожиданно раздается шорох и приближаются чьи-то

голоса. Мы с Максом отрываемся друг от друга и

осматриваемся.

– Это что, Фирсов? – шепчет он.

– А с ним, похоже, Арина Викторовна, – так же

тихо замечаю я.

По звукам становится понятно, чем они тут собираются

заниматься. Макс поражённо таращится на меня, и мы в

один голос произносим:

– Охренеть.

Макс берёт меня за руку и мы, осторожно, чтобы нас

не услышали, пробираемся к поляне. Моя заледеневшая

рука слегка подрагивает в его тёплой ладони и быстро

согревается.

Подходя к месту, где расположились одноклассники,

мы расцепляем руки.

Пятьдесят три

Я смотрю на Макса, прижимающего к себе Леру.

Они сидят поодаль от костра, Лера что-то тихо ему

рассказывает, тот иногда кивает или улыбается. Изредка

кидает взгляды на меня.

– Я вот понять не могу, – говорит Верка мне на

ухо и вздрагиваю. – Это доставляет тебя какое-то

особое мазохистское удовольствие? Или ты просто жалеешь

себя?

Я поворачиваю голову и бесстрастно смотрю на неё.

– Катись ко всем чертям.

Верка цокает языком.

– Он тебя в могилу сведёт.

– И что делать?

– Оставить его в покое?

– А если серьёзно?

– Я совершенно серьёзна.

Я подбираю под себя ноги, сажусь на пятки,

выпрямляю спину и серьёзно смотрю на неё.

– А вот с этого момента поподробнее.

Верка, будто уже давно готовившая эту философскую

речь, вся подбирается и важно начинает:

– Знаешь, никогда не думала, что скажу это, но тебе

лучше оставить Макса.

– То есть?

– А то и есть. Оставь в покое их обоих и их

отношения. Перестань играть в кукловода. Они взрослые

люди, они сами разберутся. А ты только мешаешь. Как

собака на сене.

– А если Макс бросит Леру? Я же не могу этого

допустить.

– Из-за чего он её бросит? Из-за мнимой любви к

тебе? Знаешь, Аня что бы ты там себе не думала,

Максу хорошо с Лерой. Да, он её не любит, но она

его во всём устраивает, и он доволен. А ты – третий

лишний.

– То есть, просто оставить их в покое?

– Да.

– Ладно. Хорошо. С этим я справлюсь.

Пятьдесят четыре

На следующий день наши, изрядно помятые и

вялые в связи с похмельем, плетутся на первый урок.

Меня с утра уже успело вырвать, так как вчера

вечером, когда я пришла домой, мамы там не было,

а алкоголь был. От мамы только записка на ярко-

голубом стикере: «Приехала Жанна, не скучай». Насколько

я могу помнить, Жанна – это подруга мамы ещё со

школы. Несколько лет назад она переехала в Питер.

Я тяжело падаю на стул за своей партой и

потираю лоб. Залетает Ира, такая бодрая, что хочется

её придушить.

– Тоже хреново? – хрипит Лера с задней парты. Я

с трудом поворачиваю своё тело к ней.

– Это ещё слабо сказано, – говорю.

– Ты же вроде вчера не пила, – замечает она.

– Дома пила.

– Фу, алкоголички, – смеётся Ира.

– Шлюха, – не остаюсь в долгу я.

– Зато счастливая, – нисколько не возмутившись,

отвечает Ира.

– Блаженные все счастливые, – сухо усмехается Лера.

Макса я весь день игнорирую, как могу, твёрдо

помня совет Веры. Но уже к четвёртому уроку он

не выдерживает моих «бзиков» и затаскивает меня в

памятный туалет.

– Леонова, какая очередная идея взбрела тебе в

голову? – спрашивает он. – Почему на этот раз ты

меня избегаешь?

– Потому что так надо.

– Исчерпывающе, – мрачно усмехается он.

– Потому что ты парень моей подруги, а я… -

цитируя Веру: – третий лишний.

– И когда же ты пришла к такому выводу?

– Вчера.

– Может, ты забыла, почему именно я её парень?

– Потому что ты сам этого хочешь.

Он, не ожидавший подобного ответа, изумлённо

смотрит на меня. Я фыркаю.

– Да брось, Макс. Ты никогда не делаешь то, чего

не хочешь. Тебе нравится встречаться с ней, или спать,

точно не знаю. А от меня ни черта не зависит.

– Серьёзно? – нарочито удивлённо произносит он. -

Значит, всё зависит от меня? Отлично. Это значит, что

я могу прямо сейчас пойти и порвать с Лерой.

Я таращусь на него.

– Макс, если ты это сделаешь, можешь никогда

больше вообще ко мне не подходить.

Он усмехается. Одним резким шагом преодолевает

небольшое расстояние, разделявшее нас, отчего я оказываюсь

прижатой к стене. Он нависает надо мной, опираясь

руками о стену по обе стороны от моей головы. Западня.

– Что и требовалось доказать, – тихо проговаривает

он. Я с трудом разбираю слова, моё тело бьют

электрически разряды. – Всё, чёрт возьми, зависит от

тебя. Даже я… завишу от тебя.

Я притягиваю его за голову к себе и целую. А

Макс, будто знал, что я это сделаю, тут же отвечает

мне, сжимает мои бёдра руками, приподнимает и сажает

на подоконник. Я тут же обвиваю его ногами за

пояс, прижимаясь настолько сильно, насколько могу.

Плевать мне с высокой колокольни на слова Веры.

На четвёртый урок мы так и не попадаем. Выходим

из туалета за десять минут до звонка, держась за руки.

И натыкаемся на Арину Викторовну. Она понимающе

смотрит на нас, но ничего не говорит.

– Аня, можно тебя на секунду? – спрашивает. Мы

с Максом переглядываемся, я киваю, и он уходит.

– Леонова, вообще-то я не приветствую того, что

ты полезла не в своё дело, но…

– Но?

– Спасибо.

Я улыбаюсь и киваю.

– Да не за что.

Арина Викторовна тоже не может сдержать улыбки,

хотя вижу, что пытается. Наша Арина Викторовна -

кремень. Она обычно никогда не улыбается. Надо же,

как любовь меняет людей.

Пятьдесят пять

Вчера мама уехала в командировку на всю неделю,

оставив ряд банальных указаний – поливать цветы, убирать

в квартире, разбирать почту.

А сегодня в час ночи припёрся Макс. Пьяный в

стельку. Сказать, что изначально я была ошарашена, это

ничего не сказать. В конце концов, он пьёт-то крайне

редко, а до такого состояния не напивался никогда.

С горем пополам я затащила его в квартиру,

стараясь не привлекать внимания соседей, а затем в

свою комнату.

И вот Макс, накачанный под завязку, лежит на

моей кровати и пьяно смотрит на меня, а я сижу

рядом и неодобрительно смотрю на него.

– Ты такая красивая, – вдруг произносит он.

Я грустно усмехаюсь и качаю головой.

– Что-то ты совсем хороший, – говорю. – Ну и

зачем же ты так напился, как последняя свинья, можно

узнать?

– Говорят, алкоголь помогает решить проблемы, -

заплетаясь языком, отвечает он.

– И как, помог?

Качает головой. Я киваю. Глупо было надеяться на

один лишь алкоголь.

Он вдруг берёт меня за руку и, ласково поглаживая

костяшки пальцев, говорит:

– Ань, прости меня.

– За что?

– Не знаю… До того, как пил, помнил.

Я горько улыбаюсь.

– Вот видишь, какие-то проблемы алкоголь всё же

решил.

Но Макс, оставаясь всё таким же пьяно-серьёзным,

проговаривает:

– Я люблю тебя.

Я печально усмехаюсь.

– Спи, Ромео.

Через пять минут он уже сладко посапывает на

моей кровати.

Я стелю себе рядом, на полу, и ложусь. Долго

смотрю в потолок, думая о том, какого чёрта Макс

сегодня устроил, и что такого могло случиться, что

он так напился.

Ближе к трём утра проваливаюсь в тяжёлый

беспокойный сон.

Пятьдесят шесть

Утром следующего дня я просыпаюсь намного раньше

Макса. Я уже успела посидеть в Интернете, принять

душ, выкурить целую пачку сигарет, выпить три чашки

чая с бергамотом и сижу на кухне, курю, когда он,

изрядно помятый, сонный и несчастный, приходит сюда.

Я достаю заранее приготовленную таблетку аспирина,

наливаю в стакан воды и ставлю перед ним на стол.

Затем делаю кофе.

– Должно помочь, – говорю я, имея в виду таблетку.

– Ты специалист, да?

– Вроде того, – пожимаю плечами, я не обращая

внимания на сарказм.

– Ты злишься? – осторожно спрашивает он, выпив

таблетку. Я усмехаюсь.

– Нет.

– Почему? Я вчера напился, пришёл к тебе в час

ночи, вёл себя, как последний идиот. Тут есть из-за

чего беситься.

– Кстати, вёл ты себя вполне прилично, – говорю.

– А то, что напился… – Я пожимаю плечами. – Со всеми

бывает.

Ставлю перед ним большую чашку кофе и сажусь

напротив. Достаю из пачки сигарету и закуриваю. Мы

сидим молча, и я понимаю, что ни черта объяснять он

мне не собирается. Тогда нарушаю тишину первой:

– Что пил? – спрашиваю.

– Сначала пиво… потом водку.

– Хорошо хоть градус не понижал, – одобряю я. Макс

скорчивает гримасу. – Что за повод?

– Да мы с друзьями решили собраться… а потом, в

общем, что-то пошло не так.

– Вечеринка превратилась в попойку, – подсказываю я.

– Нет. Потом я вспомнил о тебе.

Я приподнимаю бровь.

– И что же во мне не так?

Макс долго молчит, преспокойно попивая свой кофе,

и когда я уже думаю, что ответа не будет, он говорит:

– Ну, скажем так, ты всегда можешь быть моим

поводом напиться.

Я сухо улыбаюсь.

– Я буду считать это комплиментом.

Пятьдесят семь

На следующий день выпал снег. Конец апреля, а

всё вокруг замело, как в ноябре. Дети играют во дворе

в снежки, катаются на санках.

На часах девять утра, а Макс, бодрый и весёлый,

припёрся ко мне домой и притащил… велосипед.

– Твою мать, Макс, ты что, охренел? – спрашиваю

я, а он, как ни в чём не бывало, затаскивает

велосипед в коридор и говорит:

– Одевайся.

– Куда?

– Поедем кататься.

– На велосипеде? – Кивает. – В снег? – Опять кивает.

Я смотрю на него, как на полоумного.

– Макс, ты, может, головой ударился?

– Нет, – качает головой он, не обращая абсолютно

никакого внимания ни на мою язвительность, ни на

мой скептицизм.

– Я не поеду.

– Леонова, возражения не принимаются. Я что, зря

этот драндулет из гаража вытаскивал?

– Ты псих.

– Поторопись.

Может, я идиотка, но я покорно иду в комнату,

надеваю джинсы, свитер, выхожу в коридор, обуваю

ботинки и натягиваю куртку и шапку.

– Мне вот только одно не понятно, – говорю я,

пока он вытаскивает своего железного коня на лестничную

площадку. – Ты зачем его на второй этаж-то затащил?