Текст книги "Террариум черепах (СИ)"

Автор книги: Крис-Джейн Кира

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Один

Моя мать – робот. Серьёзно вам говорю. Она всегда

бодра, всегда красива, всегда трудоспособна, всегда жизне-

радоста и оптимистична. Мама не курит. Мама не пьёт.

Мама не бывает в депрессии. Мама не плачет. Мама не

грустит. Мама не выглядит невыспавшейся. Маме неведо-

мо отчаяние. Мама слишком хороша, понимаете? Она

необыкновенно хороша. Необыкновенно молодо выглядит.

На двадцать. В свои-то сорок шесть. Мама – женщина,

которой оборачиваются мужчины вслед. Мама – женщина,

которая привыкла к восхищённым взглядом, как к самой

удобной одежде. У мамы самый прекрасный на свете

смех. Негромкий, мелодичный, как классическая музыка.

Мамин смех можно слушать бесконечно. Мамин смех

удивительно заразителен. Мамина идеальная белозубая

улыбка удивительно заразительна. Мамин жизненный

оптимизм удивительно заразителен. Мамина жажда

деятельности, мамина игривость, мамина любовь ко

всему, что её окружает – удивительно заразительны.

Мама выглядит младше меня. Мне шестнадцать,

между прочим. Иногда мне кажется, что я – старая

больная женщина, уставшая от жизни и всего, что её

окружает. А она – моя весёлая умная дочь. Чего стоят

наши:

– Энни, какая ты у меня скучная! Сегодня суббота,

так пошли куда-нибудь развлечёмся. Пойдём в театр, в

клуб, на дискотеку, в кино. Пойдём куда-нибудь!

– Мам, я устала и безумно хочу спать. Непростая

выдалась неделя. Сходи одна.

На самом деле, она слышит это от меня каждую

субботу. Да-да, все недели даются мне нелегко. Я не

высыпаюсь, у меня бессонницы, мои соседи слишком

шумные, мои одноклассники слишком энергичные, мои

учителя слишком придирчивые, а я сама слишком быстро

выбиваюсь из сил. Сон. Больше ничего мне не нужно.

Никогда.

В итоге всё заканчивается тем, что мама машет на

меня рукой, мол, спи, амёба, надевает одно из своих

великолепных платьев, обувает туфли на тонком каблучке

и уходит, легонько хлопая входной дверью. Сама грация.

Не то, что я. Как шандархну, удивительно, что она ещё

с петель не срывается.

Тогда я подхожу к большому зеркалу с витиеватой

рамой в коридоре и смотрю на себя. Я выгляжу старше

своей матери. Наверное, всё дело в том, что я очень

мало ем и очень мало сплю. Ну и одеваюсь кое-как.

У моей мамы шоколадного цвета волосы, стриженные

под каре. Блестящие. Густые. Мягкие. Некрашеные. Мои

волосы какого-то неприятного землистого цвета. Тонкие,

непослушные, секущиеся на концах. Последний раз я

стригла их где-то года два назад. Обкорнала до плеч.

Сама. Мама тогда покачала головой и сказала, чтобы я

больше никогда в жизни не притрагивалась к своим

волосам. За это время они отросли едва ниже лопаток.

Длинна под названием "ни туда, ни сюда".

У моей мамы большие зелёные глаза. Они меняют

цвет. В зависимости от настроения. Иногда они бывают

насыщенно-голубыми. Очень красиво. А иногда такими

серыми, что кажутся прозрачными. Глаза мамы с сереб-

ристыми крапинками, которые ярко блестят на свету.

Мои глаза немного бледнее цвета карандашного грифина.

Чтобы понять, какого они цвета, нужно встать близко-

близко и всматриваться долго-долго. Моя подруга Верка

иногда смеётся: "Да нет у них цвета! Бесцветные! Анька,

ты приведение!"

И правда. Я приведение.

Два

Если долго-долго смотреть в одно и то же место,

например, сидеть уставившись в потолок, в глазах

начинает рябить, а грязно-жёлтый цвет потолка автобуса

становится каким-то интересным, занимательным, красивым.

– Женщина, катитесь к чёрту! – кричит тётка лет

сорока в джинсовом вылинявшем сарафане и чёрных кол-

готках в катышках. – Да-да, катитесь чёрту! Я заплатила

за этот хренов билет! Если вы не запоминаете людей в

лицо, это ваша личная проблема!

Кондукторша была явно возмущена, но почему-то

промолчала, будто каждый третий посылает её к чёрту.

На самом деле, тётка в джинсовом не заплатила за билет.

Я сама видела, она заходила в автобус вместе со мной.

Но какого это уже волнует? Время близится к восьми

вечера, и автобус переполнен уставшими пассажирами.

Наверняка, эта тётка тоже устала. И кондукторша тоже.

Неохота ей ругаться. Поэтому она устало машет рукой на

хамоватую пассажирку и садится обратно на своё высокое

кресло с потрескавшейся обивкой из искусственной чёрной

кожи.

Тётка с победоносным видом садится на сиденье.

Тут ей кто-то звонит и она начинает на весь автобус

орать на собеседника. Голос у неё громкий и скрипучий.

Отличная поездочка.

Две тётки далеко за пятьдесят сзади меня обсуждают

недавнюю потасовку:

– Хамка, – заявляет одна, – настоящая хамка. Я

прекрасно всё видела – она не платила.

– Ну что за народ пошёл, – возмущается другая, – на

каждом углу хамы и обманщики.

И правда. На каждом углу.

Три

Ирка заливисто смеётся и, наверное, Андрею её

смех кажется приятным. Но меня он дико раздражает. На

одну какую-то секунду мне кажется, что от звука её

хихиканья у меня течёт кровь из ушей.

– Анька! – восклицает она и я морщусь: какого чёрта

она так орёт, будто я глухая? – Вот скажи мне, Анька, во

сколько лет нужно лишаться девственности?

Я вновь морщусь. Какого чёрта Андрей с ней связался,

она такая идиотка. Но Андрея, кажется, всё устраивает. Он

довольно ухмыляется, будто Ирка спросила что-то

эротично-пикантное, а не глупо-озабоченное.

– Лучше вообще не лишаться, – бубню я недовольно,

будто мне шестьдесят и я сокрушаюсь над нравами

нынешней молодёжи.

– Анька ханжа! – кричит Ирка и Андрей вновь

ухмыляется.

Как глупо.

– На а если серьёзно? – уже спокойнее произносит

она. – Во сколько?

– В двадцать один, – бормочу я.

– Монашка, – усмехается Андрей.

Я кидаю на него взгляд. Он стоит в развязной позе,

рука лежит на заднице Иры.

Верка залетает в класс, запыхавшаяся, с нежно-

розовым румянцем на щеках. Она падает на стул рядом

со мной и улыбается.

Мне совершенно наплевать, почему она опоздала и

почему она такая счастливая, но человек – существо

социальное, так что...

– Что случилось?

– Георгий.

Мне становится плевать ещё больше.

– Чего он? – спрашивает Ирка, спасая меня. Я не в

состоянии изобразить и толики интереса.

– Целовались. Сейчас. За школой. – Верка счастливо

смеётся.

– Да ла-адно, – благоговейно тянет Ирка и усажива-

ется на парту.

Андрей закатывает глаза и уходит – ему тут ловить

больше нечего.

– Расскажи, – просит Ирка и в её глазах загорается

знакомый мне азарт. Ирка страсть как любит сплетни,

поцелуи и секс. В основном, почему-то, чужой.

– Очень романтично, – отвечает Верка и вновь

улыбается.

Ира смотрит с завистью и кидает взгляд на Андрея,

сидящего за последней партой и болтающего с друзьями.

Конечно. По рассказам Веры, Георгий просто бог. А

Андрей всего лишь глуповатый школьник. Ире тоже

хочется кого-нибудь постарше, поопытнее.

Вера рассказывает о поцелуях с Георгием за школой,

Ирка тяжело вздыхает, изредка мечтательно поднимает

глаза к потолку. Странно даже. По рассказам Веры

Георгию двадцать два, он на четвёртом курсе педагогичес-

кого, но при этом путается с какой-то малолеткой и

целуется с ней за школой. Может, и вправду, романтика?

Заходит Лера. Неспеша. Не торопясь. Лера всегда

опаздывает. Лере всегда на это наплевать.

– Если они опять трындят о Гоше, зарежь меня, -

вместо приветствия стонет она.

– У тебя с собой наверняка только пилка для ногтей,

– пожимаю плечами я. – Ей я тебя не зарежу.

– Лера, заткнись, – отрезает Ира.

– Ира, смени дезодорант, – не остаётся в долгу Лерка.

– Аж глаза режет.

На самом деле, они подруги. Но это не мешает им

ненавидеть друг друга.

– Заткнитесь, – прерывает их Вера. – Я счастлива,

ясно? Не бесите. Хотя бы сейчас.

Заходит биологичка и все разом замолкают. Лерка

усаживается за заднюю парту, Ира – рядом. Опять будут

ругаться весь урок.

– Дуры, – шепчет мне Верка.

И правда. Дуры.

Четыре

Учительницу биологии – Максимилиану Фёдоровну

Зытову – недавно бросил муж. Вообще-то Максимилиана

Фёдоровна очень симпатичная женщина. Ей тридцать

восемь, но она выглядит на двадцать с небольшим. Вот

только Зытова – жуткая стерва. Наверное, поэтому её

бросил муж. А ведь они четыре года прожили вместе.

Поэтому теперь биологичка ходит словно в воду

опущенная. Не язвит, не унижает. Но оценки всем ставит

отвратительные. Без причины. Стерва, говорю же.

Биологичка монотонным безжизненным голосом

говорит что-то про половое созревание. Класс то и дело

взрывается тупым гулким смехом, но ей совершенно

плевать; она говорит, говорит, говорит...

– Максимиляна Фёдоровна, – произносит Нина

Игорева, намеренно делая ударение на букве "я" – Зытова

ненавидит, когда коверкают её имя. – А в каком возрасте

вы лишились девственности?

Зытовой плевать на провокации Игоревой, она

смотрит скучающе, без злости, чуть презрительно, чуть

снисходительно. Игорева – залетевший в её квартиру

комар, которого совсем скоро прибьют и забудут.

– Уж точно позже тебя, Игорева, – отвечает биолгичка

так, будто её спросили, холодно ли сегодня на улице, а на

дворе январь. – Чем безумно довольна.

Внушительная победа. Класс разражается одобритель-

ным смехом: умыла.

– Может, поэтому от вас муж и ушёл, – не остаётся

в долгу Нина.

Но Зытова делает вид, что её никоим образом не

задели слова этой идиотки. Хотя каждый, абсолютно

каждый из присутствующих знает: это был удар ниже

пояса, и это было чертовски больно.

– Игорева, следи-ка лучше за своей личной жизнью,

– отвечает Максимилиана Фёдоровна, и голос её твёрд

и спокоен. – Не дай бог, ускользнёт.

Запрещённый приём. Парень Нины спит с её лучшей

подругой. Все в классе об этом знают. Учителя об этом

знают. Нина об этом знает. И делает вид, будто ей

плевать. Такая вот шведская семья. "Свободные

отношения", – всегда поправляет меня Вера. Нинку это,

конечно же, больно ранит. Но она крутая девчонка,

секси, спортсменка, отличница. Делает вид, будто ей

всё равно, с кем спит её парень.

Игорева затыкается. Урок продолжается.

– Потаскуха грёбаная, – шепчет с задней парты

Лерка.

И правда. Та ещё потаскуха.

Пять

Тонкие ключицы Леры аккуратно выпирают под

нежной бронзовой кожей и делают её внешний облик

более романтическим. Её длинные тёмные волосы и

большие чёрные глаза завораживают и притягивают

внимание парней. Ей упиваются, по ней убиваются все

парни нашей школы. И других школ тоже. И вообще

все парни.

Лера знает, что она просто находка для любого

парня. Она очень умна, у неё отличное чувство юмора,

она весёлая, забавная и лёгкая на подъём. Ну и внешне

она, конечно же, очень хороша. Но Леркин темперамент...

Лера невыносима и знает об этом.

– Нет, я тебе говорю, заткнись, – говорит, – ты

страшная, как моя жизнь, и тебе надо что-то с этим

делать.

Мы сидим в школьной столовой – я, Вера, Лера и

Ира. И Лерка орёт на всю столовую. Но мне плевать.

Я зеваю.

– Лера, отвали, – говорю, – мне плевать, на то, как я

выгляжу.

Лерка поворачивает голову и смотрит на Иру с Верой,

наверное, ища поддержки. Но те молчат, поглощая свой

обед. Не найдя опоры в подругах, Лера говорит:

– Ну скажите же, она страшная.

Вера отрывает взгляд от тарелки и смотрит на Леру.

– Ты идиотка, – отвечает она.

Ира согласно кивает.

– Я не про её лицо или фигуру, чтоб вы знали, -

нисколько не смутившись, отвечает Лера. – А про её

одежду, причёску и круги под глазами. Эта дура набитая

ни черта не ест, а ночами, вместо того, чтобы спать,

смотрит порнушку.

Это грязная клевета. Но какое мне дело?..

– Она может делать, что хочет, – пожимает плечами

Ира. – Это её личное дело. Отвали.

– Ей шестнадцать, а она девственница, – не сдаётся

Лера.

Тут подаю голос я:

– И что с того?

– Дело не в сексе, а в том, чтобы иметь возможность

им заняться. Тебе нужен парень.

– Мне нужен мачете, – вздыхаю я. Мне не нужен

парень.

– Фантастика, твою мать, – раздражённо ворчит Ира.

– Давайте, мать вашу, поговорим об этом. Хотя нет! Есть

идея получше. Лера затухнет, мы доедим хренов обед и

свалим из этой грёбаной помойки. Как идея?

– Я – за, – улыбается Вера.

– Значит, единогласно, – подвожу итог я.

Лера качает головой, признавая поражение. Только

нам двоим известно: Лера ведёт себя, как чёрова сука,

прикрывая своё беспокойство об мне. Ох, право слово,

не стоит.

Шесть

Мои волосы всегда пахнут табачным дымом. Но мама

никогда не говорит об этом. То ли ей всё равно, то ли

она не замечает, то ли не хочет во всё это лезть. Знает

ведь, что со мной спорить себе дороже. Даже если

наорёт, отберёт все деньги, я всё равно найду способ

курить.

Мамины волосы, кстати, всегда пахнут малиной.

Лера глубоко затягивается и смотрит на меня.

– Бросай курить, начинай бегать, – говорит она и

сухо улыбается.

Мы остались вдвоём – Вера умчалась с Георгием

на его машине, а Ирку сейчас трахает где-то Андрей.

– Бросай жить, – отвечаю я, и Лера вновь улыбается.

Не менее сухо.

– Вот за что я тебя люблю, так это за твой жизнен-

ный оптимизм, – ворчит она.

– Жизнь прекрасна, – выдыхаю я вместе с дымом

и мечтательно поднимаю глаза к небу.

– Дерьмо, – не соглашается Лера и лезет в сумку

за звонящим мобильником.

Она смотрит на дисплей, кривится и без энтузиазма

отвечает:

– Чего?

Пару минут она слушает, а потом произносит:

– Можешь подрочить, если так несчастен, – нажимает

на "завершить" и кидает телефон обратно в сумку.

– Только что разбило чьё-то очередное сердце? -

спрашиваю я без особого интереса.

– Мой отчим, – отвечает она, и я замолкаю. Вопросы

излишни.

Лера трахается с мужем своей матери. Вернее, раньше

трахалась, а теперь решила встать на путь истинный. Вот

только отчим не оставляет её в покое; видимо, ему

слишком нравилось.

– Мне срочно нужен парень, – произносит Лера

раздражённо, кидает окурок на асфальт и топчет чёрной

кожаной туфлёй с шипами, на огромной шпильке.

– Перетрахешься когда-нибудь, потом от одной мысли

воротить будет, – говорю.

– Что б ты в этом понимала, – качает головой она. -

Я пойду. До завтра.

Она уходит. Я тоже тушу свой бычок и направляюсь

за ней к выходу со школьного двора.

И правда. Я в сексе ни черта не смыслю.

Семь

Очень милый парень. На вид лет двадцать. Светло-

русые волосы, серые глаза. Георгий? Наверное.

Очень милый парень. Подходит ко мне.

– Извини, парень, не знаешь, где пройдёт урок у

Десятого Б?

Я снимаю капюшон. Мои волосы рассыпаются по

плечам. Наслаждаясь замешательством на его лице, я

спокойно отвечаю:

– Это как раз мой класс. Двадцать четвёртый кабинет.

– Извини, я...

– Не заметил, что я немножко не парень, – заканчиваю

я. – Нормально, бывает.

Я пожимаю плечами. Меня это нисколько не обижает,

мне совершенно наплевать.

Я вновь надеваю капюшон и иду к двадцать четвёр-

тому кабинету. Информатика...

Восемь

– Очень милый парень, – шепчет мне Верка, после

того, как его представил перед нами информатик.

Как оказалось, это не Георгий, а новый ученик нашего

класса. Я пожимаю плечами. Я и сама заметила, что

милый.

– Слишком смазливый, – говорит Ирка со своего места

и вновь переводит взгляд к монитору компьютера. Ирка

любит информатику, хоть она и непроходимо тупа. Всё

дело в том, что нашему информатику двадцать три и он

симпатичный. Многим девчонкам нравится.

Я вновь пожимаю плечами. Мне плевать. Для меня

никого нет.

Следующим уроком следует литература. И здесь

новенький проявляет себя наилучшим образом. Уже на

перемене он успел познакомиться с нашими ребятами,

его даже пригласили сесть с Троицей. Небезызвестным

вам Андреем – отличником и самым красивым парнем

в классе, Алексом Малининым – обаятельным повесой,

и Сашей Петровым – просто бесплатным дополнением

этой компании.

Стадо пополнилось. Поздравляю.

– Что ж, – произносит Ирина Максимовна, учительница

литературы, – первый день, а такие результаты. Максим,

ты молодец.

Отвратное имя.

– Знаешь, ты мог бы помогать отстающим по литера-

туре, как это делает Марк, – она улыбается. – Он один

уже не справляется.

Ага, если учитывать то, что он трахает Карину

Светлову, вместо того, чтобы помогать ей, как отстающей,

по литературе.

– Кому, например? – спрашивает он.

– Леоновой, например.

Моя фамилия вроде. Что со мной такое? Мне не

плевать?..

А, нет, показалось.

– У неё проблемы с пересказами, написанием

сочинений, да и вообще с построением предложений. Она

не в состоянии сформулировать свою мысль. Так что

было бы замечательно, если б ты ей помог.

Он поворачивает голову влево и смотрит на меня. Но

я надёжно спрятана за Веркой.

– Почему бы и нет, – пожимает плечами он и улыбается.

Меня сейчас стошнит.

Девять

– Ну, как тебе публичное унижение? – спрашивает

Ирка, мотая ногой. Она сидит на парте и её ноги не

достают до пола.

– Не в новинку, – отвечаю я и бью её по ноге.

Раздражает меня, невротичка.

– А парень-то джентльмен, – язвительно усмехается

Лера. – Согласился, хренов добрый рыцарь.

Новенький слышит её и поворачивает голову. Лицо

бесстрастное. В глазах налёт презрения. Он не собирается

отвечать. Его не задевает сказанное Лерой. Ему плевать.

Что-то новенькое.

– Не обращай внимания, – улыбается Вера. – Она тебя

вожделеет, вот и бесится.

– Ага, прямо места себе нахожу от желания, -

огрызается Лера и перекидывает одну ногу на другую.

Она тоже сидит на парте, только на своей и ногой не

мотает. Лера не раздражает. Ничем. Никогда.

Я кидаю взгляд на новенького. Да, я понимаю, ты

считаешь, будто я непроходимо тупая из-за того, что

сказала литераторша, но мне известно намного больше,

чем ты думаешь.

Он будто понимает смысл этого моего взгляда,

обращённого к нему, и кивает. Мол, я и не думал, что

ты тупая.

– Хватит в переглядки играть, всем интересно, -

прерывает мой мысленный диалог Ира. Новенький отвора-

чивается

– Заткнись и слезь, – устало вздыхаю я. – Мы стареем

каждую секунду, а я трачу своё время на тебя.

Ирка пожимает плечами. Плевала она на моё время.

Десять

Небо похоже на белый лист бумаги, на который

кто-то по неосторожности пролил светло-серую краску.

Осенний ветер, почему-то кажущийся мне тёплым

продувает мою тонкую джинсовую куртку насквозь.

Я подхожу к школе.

– Аня.

Я слегка вздрагиваю и поворачиваю голову на

звук. Новенький. Какого чёрта?

Я смотрю на него выжидающе, но без интереса.

Путь говорит, чего хочет, и отстаёт от меня.

– Учительница литературы вроде говорила, что

мне стоит помочь тебе по литературе.

Я закатываю глаза. Серьёзно? А на хрен бы тебе

не пойти?

– Можешь не утруждаться, – говорю.

– Но я хочу помочь, – настаивает он. Вот идиот.

– А я не нуждаюсь в помощи.

– А Ирина Максимовна сказала, что нуждаешься.

– А что ещё сказала Ирина Максимовна? -

наигранно заинтересованно спрашиваю я и ускоряю

шаг, давая понять: мне плевать, что она там говорила

и разговор окончен.

Но он меня догоняет. Удивительно непробиваемый

парень.

– А я хочу помочь.

У меня вырывается нервный смешок.

– Ну так помоги себе сам, – я делаю паузу и

смотрю на него, – с литературой.

Я захожу в школу. Он – за мной. Ладно, он

меня не преследует. Просто здесь учится.

Но тугодум от меня не отстаёт. Он капает на

мозги Ирине Максимовне, и та приказывает мне

заниматься с новеньким. Вот идиот...

Одиннадцать

Небо не похоже на белый лист бумаги, испачканный

в серой краске. Оно стало серым, одноцветным. Солнце

совсем спряталось за его тучами.

Я иду со школы, придурок плетётся за мной.

Наконец, я прерываю затянувшееся молчание. Не то,

что бы оно меня напрягало, мне действительно

хочется спросить.

– Какого чёрта? Почему я? В классе ещё полно

дебилов, которым стоит помогать.

– Ты интересная... – протягивает он и затягивается.

Дымит в мою сторону. Пусть.

– Чем это?

– Мне понравилось, как ты говорила о произведении

"Лолита".

Ах, тот урок, когда он появился в нашей школе

впервые. Вообще-то это был полный провал.

– Ничего такого я не сказала.

– Все осуждают "Лолиту"... А ты вроде как и нет.

У тебя интересная точка зрения.

– Чтоб ты знал, я осуждаю Лолиту.

– Твоё право. А само произведение не осуждаешь.

Я пожимаю плечами. И правда. Не осуждаю.

Двенадцать

Когда я прихожу домой вместе с идиотом, мама

уже дома. Она просит представить ей моего гостя и

я закатываю глаза. Не обольщайся, мам, я не завела

себе ухажёра. А этот парень настоящий кретин.

– Это Макс, если тебе интересно, – мой рот чуть

ли не кровоточит от того, что я произнесла его имя.

Оно отвратительное. – Он новенький в нашем классе.

Будет помогать мне по литературе. – Я вновь закатываю

глаза.

– Очень приятно познакомиться, Максим, – улыбается

моя мама и я точно знаю, что улыбка её обезоруживающе

восхитительна и Макс уже сражён. – Меня зовут Аделина

Игоревна.

– Мне не менее приятно познакомиться с вами,

Аделина Игоревна, – воркует он и я узнаю, что у моего

нового одноклассника улыбка не менее обезоруживающая,

и на этот раз сражена мама.

Меня сейчас стошнит.

– Ладно! – бесцеремонно прерываю их я. – Вы вор-

куйте, я пойду.

Я иду в свою комнату и последнее, что слышу,

мамино с придыханием:

– Она всегда была непростым ребёнком.

И дверь с громкий стуком закрывается. Люблю

шандарахнуть.

Тринадцать

Что ж, нужно отдать сморчку должное, он неглуп.

В литературе разбирается.

– Знаешь, это мило, что мама называет тебя Энни,

– вдруг произносит он. Я таращусь на него. Какого

чёрта он несёт? – Твоя мама вообще очень милая.

– Она не милая, – я серьёзно смотрю на него. – Она

восхитительная.

Макс чуть грустно улыбается.

– Ты очень любишь её, да?

Я качаю головой.

– Я её боготворю.

Он смотрит на меня с грустью и мне приходится

задать этот вопрос:

– Что с тобой?

Он смотрит на меня несколько секунд, будто решая

тот ли я человек, перед которым стоит исповедоваться.

Не тот. Ей-богу, не тот.

– Просто моя мама, она... умерла, когда мне было

восемь.

Меня немного удивляет то, что на секунду мне

стало жаль его, что не было привычного безразличия.

Но затем наваждение проходит, мне снова всё равно.

– Бывает, – равнодушно пожимаю плечами я,

встаю с дивана и подхожу к окну.

Затылком чувствую его взгляд, полный негодования

и замешательства.

– А ты вообще умеешь сочувствовать людям? -

спрашивает он.

Я поворачиваюсь к нему.

– А надо?

– Наверное, – пожимает плечами он и смотрит

растерянно, будто увидел диковинную зверушку. Я

завожу его в тупик? Отлично.

– Послушай, если ты ждал сострадания к бедному

одинокому мальчику, потерявшему любимую мамочку,

то ты обратился не по адресу.

Он встаёт со стула и подходит ко мне. Смотрит

в глаза. Запугивает? О-о, я просто трепещу...

– Итак, давай подведём итог, – вдруг говорит

Макс совершенно неожиданное. – Ты злая, ты циничная,

ты бесчувственная, ты равнодушная. Ты куришь, ты

ненавидишь всех людей, но очень любишь свою мать.

– Я киваю. Вроде пока всё верно. Вот тебе и завожу

в тупик. Чёрт бы его побрал, психолог хренов.

– Ты охренительная, – заключает он и расплывается

в улыбке.

Кретин. Самый настоящий кретин.

– Я бы с тобой дружил.

– Я бы с тобой не стала.

– Почему?

– Ты как моя мама.

Он хмурится, явно не понимая сравнения. А ещё

не понимая, почему это проблема, ведь ещё несколько

секунд назад я сказала, что безумно люблю свою маму.

Но проблема не в этом.

– Слишком восхитительный, – поясняю я. Я ненавижу

что-то объяснять тугодумам, но он снова хмурится и я

начинаю чувствовать злость. Странное, но в чём-то даже

приятное чувство. Наверное, в новизне. Я весьма и

весьма безэмоциональный человек.

– Проведём другое сравнение, – вздыхаю я. Лет

через пятьдесят-шестьдесят (будет реалистами, сорок) за

мной придёт костлявая в чёрном плаще, а я трачу

драгоценное время на это. На него.

– Моя подруга. Лера...

– Смугляночка, – догадывается он, перебивая меня.

Я киваю.

– Она... как ты. Вся такая прекрасная. И умная и

красивая, и весёлая и располагающая. Но мы дружим.

Странно, не правда ли? – Вопрос риторический, и меня

радует, что хоть это он понимает. – Было бы странно,

если не знать Леру. Она невыносима. Она ужасна. Она

не человек. Она робот. Она чокнутая сука. Мне это

нравится в ней, нравится, что она неидеальная, как

кажется поначалу. А она понимает, что с таким букетом

патологических недостатков она не найдёт себе друзей.

Поэтому она дружит со мной, и в свою очередь

мирится с моими закидонами. Я её терплю, она меня

терпит. Удобно, знаешь ли.

Он пару секунд помолчал, покумекал, а потом выдал:

– Я тоже чокнутый.

– Поверь вам всем на слово, ага...

– Однажды я убил человека, – говорит Максим и

голос его спокоен, а лицо серьёзно.

– Кого?

– Врача психиатрической клиники. Не специально.

Просто нужно было сбежать.

– Докажи.

– Поверь мне на слово, ага, – передразнивает он.

– Да, я буду с тобой дружить, – говорю.

Неожиданно даже для самой себя.

– Серьёзно? – воодушевляется он и его лицо

больше не серьёзно, оно сияет, как новогодняя ёлка в

Кремле.

И этим нервирует. Жутко, знаете ли.

– Почему бы не попробовать, – пожимаю плечами я.

– Только не сияй так. Я ужасна. Дружба со мной

ужасна.

– Почему бы не попробовать, – усмехается он.

И правда. Чокнутый.

Четырнадцать

– Что может быть лучше любви? – вопрошает

Вера и Лера сухо усмехается. Немного подумав, она

отвечает:

– Секс.

– Бесплатный обед в Макдоналдсе, – подкидывает

свою идею Ира.

– Тебе лишь бы пожрать, – смотрит на Иру, -

а тебе – потрахаться, – переводит взгляд на Леру.

Закатывает глаза и поворачивается ко мне.

– А ты, Ань.

– А что я? – спрашиваю.

– Есть что-то лучше любви?

– Дружба, – тихо отвечаю я.

– О-о-о, – тянет Ира и лыбится. – Анька-романтик

– это что-то новенькое.

Идиотка.

Вера не обращает внимания на реплику Иры,

смотрит одобрительно и кивает.

– Хороший ответ.

– А вопрос дебильный, – вставляет Лера. Я киваю.

Действительно, дебильный.

– И всё-таки бесплатный обед в Макдоналдсе

победил, – говорит Макс, проходя мимо нас к своей

парте.

Ирка расплывается в улыбке:

– Он мне нравится всё больше и больше.

– Что б ты понимал, – недовольно бурчит Вера.

Я усмехаюсь и смотрю на Макса. Он смотрит

на меня.

– Она злится, потому что на самом деле не

верит в любовь, – неожиданно даже для себя поясняю

ему я.

– Верю, ещё как верю, – возражает Вера.

– Не-а, не веришь, – соглашается со мной Ира. -

Тебе хочется быть героиней одного из тех любовных

романов, что ты читаешь по вечерам. Но ты не

веришь в любовь, поэтому лицемеришь.

Иногда Ира очень интересно рассуждает. Очень

иногда.

– А как же Георгий? – слабо протестует Верка и

дуется, как ребёнок.

– А с Георгием у тебя просто трах, – отвечает

Лера и пожимает плечами.

– Опять к сексу всё свела, – возмущается Вера.

– Верочка, открою тебе секрет: всё в этом мире

сводится к сексу, – сладко произносит Лера и притор-

но улыбается.

– Ладно, – говорит Вера, но не сдаётся: – а что

тогда правит миром?

– Деньги, – не задумываясь, отвечаем мы с Лерой

хором.

– Любовь же правит миром, – возражает Вера.

– Если это любовь за деньги, то вполне возможно,

– пожимает плечами Лера.

– Почему я дружу с вами? – спрашивает Верка.

– А кто б ещё терпел твою ванильно-романтическую

лабуду? – парирую я.

Ира с Лерой одобрительно кивают.

– Вам сколько, сорок? – вдруг спрашивает Макс

и мы все одновременно поворачиваем головы в его

сторону.

– Ты это к чему? – настороженно спрашивает

Ира.

– Нет ничего лучше любви. И именно она правит

миром, – отвечает он. – Так вы должны считать в

вашем возрасте.

– Нам сорок только потому, что мы знаем истину?

– спрашивает Лера и приподнимает бровь.

– Нет, потому что считаете, что это – истина.

Разведёнки.

– Заткнись, – говорит Лера. Я удивлённо смотрю

на неё. Она злится, что ли? Лера? Злится?

Макс поднимает руки, в знак своей капитуляции.

– У тебя недотрах, милая. Только об одном и

говоришь.

Глаза Лерки расширяются. Это накаут.

– У Лерки? – усмехается Ира. – Недотрах? Не-е-ет,

у кого угодно, только не у Лерки.

– Перетрах скорее, – замечает Вера и улыбается.

Лера смотрит на меня, мол, а ты что скажешь?

– Воздержусь от комментариев.

Пятнадцать

– Знаешь, о чём я подумал? – говорит Макс.

Мы идём по улице домой после уроков. Ему по

пути со мной. Или нет. Какая разница?

– О чём? – спрашиваю я, с удивлением понимая,

что мне действительно интересно.

– Я подумал о том, вы с Верой в вашей компании

ближе всех друг другу.

Я киваю. Он продолжает:

– Но мне кажется, что с Лерой у тебя намного

больше общего.

Я снова киваю.

– Так почему ты не дружишь с ней?

Интересное наблюдение.

– Тут всё просто, – пожимаю плечами я. – Начнём,

пожалуй, с Иры. Я бы не смогла с ней дружить. Я бы

её придушила. Она очень глупая. А вот Леру это не

волнует. Она обожает потешаться над Ириной тупостью.

Это её веселит.

А сама Лера... У нас и вправду много общего, ты

прав. Но если бы мы общались больше и чаще, мы бы

обе захлебнулись в цинизме и ненависти. Таким, как мы,

нужен кто-то нормальный, оптимистичный.

Так и получается. Лера слишком цинична, Ира

слишком глупа, а Вера – золотая середина. Она хоть

натура и романтичная, но иногда меня это даже забавляет.

Он внимательно слушает, не перебивает, а когда

заканчиваю, спрашивает:

– А Лера... Почему она такая?

Лера...

Шестнадцать

Я сижу на подоконнике своей комнаты и бездумно

пялюсь на прохожих. Они кажутся мне до смешного

одинаковыми.

Полтора года назад, когда Лере было шестнадцать и

она не была столь опытна в сексе и взаимоотношениях

между мужчиной и женщиной, у неё был парень. Она его

не просто любила, можно сказать, боготворила. И он, как

казалось, тоже. Лерка совершенно серьёзно заявляла: ей

чутьё подсказывает, они будут вместе до конца жизни.

Лера витала в облаках и была счастлива так, как,

наверное, не был счастлив никто и никогда.

А однажды он прислал ей SMS: "Я тебя больше не

люблю". Лера тогда разбила телефон, швырнув его с

силой в стену. А потом начала кричать, так громко, как

только могла. Когда выдохлась, предалась истерике.

Рухнула на пол и не просто плакала – выла, захлёбываясь

слезами и задыхаясь от спазмов долгих рыданий. В таком

состоянии её и нашла мать. Не церемонясь с излишне

впечатлительной дочкой, она подхватила ту, отвела в

ванную и поставила под ледяной душ. Лера сразу пришла

в себя, но реветь не перестала.

Потом вроде отошла. Пару дней поплакала, пару

недель походила мёртвой, пару месяцев боролась с

накатившей апатией и ничего. Справилась.

Рассказывая мне всё это, спустя полгода после

прошедших событий, Лера улыбалась. А на самых

трагичных моментах рассказа даже посмеивалась. То ли

над собой, то ли над ситуацией в целом.

С тех пор Лера никогда не была той Лерой, что

раньше. Она стала злой циничной стервой, меняла парней,

как перчатки, очень много курила, пила, практически

не училась. Потом взялась за ум. Перестала путаться с

кем попало и бухать без меры.

А затем прыгнула в койку к своему отчиму. То ли

по глупости, то ли от безысходности.

– Я умерла в тот день, Аня, – сказала она под конец.

– И единственное, чего хотела, чтобы он отправился за

мной. Но нет в жизни справедливости.

Бывший парень Леры действительно не умер. Живёт

припеваючи, крутит с девчонками, сейчас нашёл себе