Текст книги "Не тревожь моё небо (СИ)"

Автор книги: Kiki25

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

– Ты действительно думаешь, что я залетела? – я с неким удивлением спрашиваю у него, поскольку мне казалось, что по одному лишь выражению моего лица можно понять, что я просто издеваюсь. – Да от кого я могла забеременеть? – я с изумлением восклицаю, поскольку ему должно быть известно, что я не состою ни с кем в отношениях. А причесть меня к тем девушкам, которые могут переспать с первым встречным, попросту невозможно.

– Ну, с Коулманом ты неплохо поладила, – сквозь зубы шипит парень, явно припоминая то, как Вильям передал мне мою кофту прямо на его глазах.

– Серьёзно? – я устало на него смотрю и голосом, абсолютно лишенным эмоций, спрашиваю. Хотела бы я ему сказать, что я с Вильямом всего несколько раз виделась, но это не так. Да, мы иногда пересекаемся и болтаем в школе, но это уже чересчур – нарекать парня отцом моего несуществующего ребёнка. – Нет, я не беременна. И оставь ты Вильяма уже в покое. Да, он облажался, но…

– Нет, Нила, он проебался и точка, – Кинг явно в бешенстве, потому он даже пару раз бьёт по рулю, при этом что-то нечленораздельно бурча себе под нос. Так как Александра сильно задевает любой разговор, который хоть отдаленно, но всё же связан с его расставанием с Лиззи, я решаю промолчать. Не знаю, можно ли назвать произошедшее ссорой, но после этого всю оставшуюся дорогу мы с Кингом проводим в полном молчании. Мы разве что обмениваемся парой стандартных фраз, когда останавливаемся на заправках, чтобы перекусить и заправить автомобиль.

Ближе к двум часам ночи Александр выбивается из сил и делает незапланированную остановку, чтобы отдохнуть и пару часов поспать. Так как я ни капли не устала и спать не хочу, мне лишь остаётся ждать, пока парень наберётся сил, а затем разбудить его. Дабы чем-нибудь себя занять, я начинаю играть в глупую игру на телефоне, но спустя несколько часов он практически полностью разряжается, и я откладываю его в сторону. А затем ненароком смотрю в сторону спящего Александра. И он как всегда слишком красив, как для спящего и вымотанного долгой дорогой человека. Единственное, что рушит образ идеального парня, которому всё нипочём, это то, что он замёрз. Он всё сильнее кутается в свою куртку, но ему это не особо помогает. Поэтому я решаю благородно отдать ему плед, поскольку самой мне не холодно. Без него, конечно, становится прохладней, но это терпимо. Я аккуратно, чтобы не разбудить, накрываю спящего пледом, а затем, не удержавшись, заправляю за ухо его челку, которая лезет ему в глаза. Но стоит мне осознать, что я только что сделала, как я резко убираю руку от лица парня и разворачиваюсь к нему спиной, надеясь при этом, что он спал, а не притворялся, иначе я сгорю со стыда.

Комментарий к Глава XIV. Я ничего не помню.

Честно признаться, эта поездка является моей любимой частью в работе. Надеюсь, Что Вам также нравится моя работа, и если она в самом деле пришлась Вам по душе, то, пожалуйста, ставьте «палец вверх». Это многое будет для меня значить.

========== Глава XV. Часть I. Вдохни и живи. ==========

Таким я себе его и запомнила. Маленький, тихий, спокойный и немного грязный городок, население которого составляет не больше семи тысяч человек. Те же дома, те же улочки. Будто время в этом месте остановилось давным-давно, но никто так и не заметил. Несмотря на то что каждое место кажется мне знакомым, воспоминания о моём детстве до сих пор до ужаса размытые и нечёткие. Когда мы проезжаем между частными домами, дети, играющие прямо посреди узкой покоцанной дороги, испуганно разбегаются в разные стороны и с любопытством рассматривают необычайно дорогой для таких мест автомобиль. Поскольку за всю ночь Александр сделал всего одну небольшую остановку для сна, я предлагаю сразу же заселиться в единственный в городе приличный отель, дабы он мог там отдохнуть как следует. Кинг соглашается, допивая свой остывший крепкий кофе, а я надеюсь, что пока он будет спать, я смогу разузнать всё, что мне нужно, в одиночку. Городок маленький, поэтому мне не нужен ни автомобиль парня, ни деньги на такси, чтобы добраться до нужного мне места. Я спокойно смогу дойти до квартиры пешком всего за десять минут, если меня, конечно, не обманывает карта в телефоне.

– До какого числа вы собираетесь снимать номер? – как и ожидалось, обслуживанию в этом месте можно желать только лучшего. Немолодая, с несвежим слоем косметики на лице женщина устало смотрит то на меня, то на Кинга, однозначна ожидая когда мы, наконец, исчезнем и оставим её в столь желанном покое. К сожалению, в отеле есть лишь один приличный номер, в котором мы вдвоём можем остановиться. Поэтому, после недолгого обсуждения, мы приходим к тому, что жить мы будем вместе. Благо там две комнаты с одной двухместной кроватью и диваном, так что с этим можно смириться. Кинг, как истинный джентльмен, уступает мне кровать, а сам соглашается спать на диване, за что я ему необычайно благодарна.

– До завтрашнего дня, – Александр отвечает, оперевшись рукой о ресепшн, и устало потирает глаза.

– Второй этаж, налево. Всего доброго, – она протягивает нам ключ от номера и всего на секунду на её тонких безжизненных губах появляется натянутая, вымученная улыбка.

Поскольку лифт, как и, кажись, всё в этом месте, находится в нерабочем состоянии, мы поднимаемся на второй этаж с вещами по лестнице. Мда уж, этот отель по праву можно считать адом для мизофобов. Надеюсь, что в номере будет чуть чище. Александр же, который более изнеженный и привередливый, нежели я, на удивление не озвучивает своё отвращение и недовольство по этому поводу в слух. Смею предположить, что он так вымотан долгой дорогой, что готов спать даже в таком гадюшнике. Лишь бы постельное бельё было чистым, а остальное можно перетерпеть, ведь это всего лишь на одну ночь. Уверена, будь на его месте сейчас Брайан, то тот даже в отель побрезгал бы зайти, боясь что-нибудь подхватить в воздухе, ведь по его мнению в маленьких городах живут одни лишь наркоманы и алкоголики, большая часть которых больна неизлечимыми и передаваемыми воздушно-капельным путём болезнями. Не знаю, кто надоумил его на эту мысль, но переубедить его в обратном не под силу даже Ричарду, который явно не в восторге от капризности своего единственного сына.

– Когда ты собираешься озвучить мне причину, по которой мы оказались в этом… месте? – не без доли брезгливости интересуется парень, когда осматривается вокруг и присаживается на довольно-таки приличный и большой диван, на котором ему предстоит провести эту ночь.

– Я ведь сказала, что это не твоё дело. Просто подожди меня здесь, пока я всё не улажу, – в сотый раз повторять одно и тоже утомительно, поэтому я раздражённо закатываю глаза. Взяв из рюкзака нужные в данный момент вещи, я иду в ванную комнату, дабы привести себя в порядок. Поскольку времени на то, чтобы всё выяснить, у меня немного, я наспех принимаю горячий душ, а затем одеваюсь потеплее. И, когда я полностью собранная подхожу к двери, чтобы покинуть номер, я оборачиваюсь и смотрю на Александра, который уже подготовил своё спальное место ко сну. – Я просто хочу сама во всём разобраться, – я напоследок говорю, потому как признаю, что ранее я была чересчур резкой и грубой с ним, а он точно этого не заслужил. Как-никак, без его помощи я бы здесь точно не оказалась.

– Как скажешь, Нила, – я слышу приглушенный голос Кинга, прежде чем покинуть номер отеля.

Пока я иду быстрым шагом к квартире, которую возможно приобрёл для меня Ричард, внутри меня всё сжимается от предвкушения. А всё потому, что благодаря нынешним жильцам я смогу найти ответы на беспокоящие меня вопросы, количество которых зашкаливает. Когда я подхожу к довольно-таки приличному жилому комплексу, я бросаю все силы на поиски квартиры, надеясь при этом, что разговор пройдёт успешно. Да вот только все мои надежды рушатся, ведь после пятиминутного стучания в дверь нужной квартиры мне никто не открывает. Неужто этим всё и закончится? Проделать такой долгий и утомительный путь для того, чтобы просто постучать в дверь и не получить ответ… Но прежде чем я успеваю разочаровавшись уйти, из соседней квартиры выходит пожилой мужчина лет шестидесяти пяти и с интересом поглядывает на меня. Он догадался, что это я так неистово стучала в дверь, поэтому он и одаривает меня подобным взглядом. Осознавая, что он может мне рассказать о местонахождении жильцов, я, недолго думая, сразу же у него спрашиваю, где сейчас находится хозяин квартиры, на что он отвечает:

– Дженна Риддл сейчас на работе. Она учитель средней школы. А вы, прошу прощения, кем ей являетесь? Я вас раньше тут не видел.

От его слов я на пару минут впадаю в ступор. Дженна Риддл? Он только что назвал имя Дженны Риддл, моей тёти и старшей дочки бабушки? Но… Как такое может быть? Какого вообще чёрта она является хозяйкой этой квартиры? Меня окутывает лёгкая паника, и, желая найти объяснение услышанному, я в конечном счёте больше огорчаю себя, нежели успокаиваю.

– Как я могу её найти? – я, едва совладав с эмоциями, спрашиваю у него.

– Вам достаточно обернуться, – он мне отвечает и одними глазами указывает на открывшиеся двери лифта, после чего возвращается к себе в квартиру.

Я оборачиваюсь и замечаю идущую мне на встречу женщину, которая так увлечена телефонным разговором, что напрочь не замечает меня. Может моя тётка и постарела за эти восемь лет, но я её всё равно узнала. У Дженны, которую я помню по стоящим у бабушки дома фотографиям, всё те же тёмные пушистые волосы, широкая челюсть и нос с небольшой горбинкой, из-за чего её схожесть с бабушкой максимальна.

– Я тебе перезвоню, – она говорит, стоит ей встретиться со мной взглядом, и убирает телефон в карман. – Прошу прощение, Вам что-то ну… – Дженна с недоумением ко мне обращается, однако, лучше всмотревшись в моё лицо, она узнаёт меня и замолкает на полуслове. – Нила, – она с читаемым в глазах изумлением протягивает моё имя, прижав ладонь к губам.

– Может объяснишь откуда у школьной учительницы деньги на трёхкомнатную квартиру в центре города?

– Ч-ч-что? – она с заметным испугом спрашивает.

– Отвечай на вопрос, – я твёрдо ей говорю, не сводя с неё ледяной взгляд.

– Нила, давай зайдём домой и обо всём поговорим. Ты всё неправильно поняла, – в попытке задобрить и заговорить мне зубы, она с приветливой, но неестественно широкой улыбкой ко мне подходит. Она даже пытается меня приобнять за плечо, но я не позволяю ей ко мне даже подойти.

– Отвечай на вопрос, Дженна, – я уже с читаемым гневом в глазах ей говорю, ибо мне нужны ответы. В конце концов, осознав, что я не намерена с ней по-семейному болтать за кружкой чая, моя тётка белеет и дольше минуты собирается с силами, чтобы мне хоть что-то сказать. Но сказать ей в свою защиту решительно нечего, потому она нервозно сжимает пальцы рук и то открывает, то закрывает рот.

– Квартира и деньги… – в конце концов она открывает свой рот и начинает говорить. – Этим распоряжалась твоя бабушка. Клянусь, я не имею ни малейшего отношения к этому. Квартиру я получила после смерти… – она с безумным взглядом пытается защититься и оправдаться, тем самым переложив всю ответственность на человека, который не может ни опровергнуть, ни подтвердить её слова.

– Гори в аду, Дженна, – я перебиваю её, после чего разворачиваюсь и ухожу прочь, ибо я нашла ответ на свой вопрос, а находиться с ней в одном помещении мне невмоготу.

Я буквально выбегаю из здания, и стоит мне оказаться на улице, как приходит убивающее меня осознание, что Ричард не лгал. Чтобы собраться с мыслями и всё обдумать, я присаживаюсь на ближайшую лавочку и прикрываю глаза. Необходимо решить, что делать дальше, а не, поддавшись эмоциям, сказать Кингу, чтобы он вёз меня обратно в Нью-Йорк. Несмотря на то что я выяснила гадкую правду о квартире и деньгах, я хочу понять как бабушка допустила то, что мне так тяжело жилось, ибо жива ещё надежда, что она к этому не причастна. Хотела бы я допросить Дженну и выбить силой из неё признание того, что она стояла за всеми манипуляциями с деньгами. Однако я ничего этим не добьюсь, поскольку она готова сказать и сделать что угодно ради своей защиты. Но она единственный человек в этом городе, которого я помню. Единственный человек, который помнит меня. Разве что… Какова вероятность того, что спустя почти восемь лет соседи всё ещё помнят бабушку и меня? Я практически не помню, кто жил по соседству с нами, но кто-то точно жил и что-то да видел. В небольших городках, как этот, развлечений особо нет, поэтому люди от скуки обсуждают что попало. Смею предположить, что когда бабушки не стало, а меня забрали в другую семью, люди не оставили эту новость незамеченной. Воодушевившись этой идеей, я резко себя попуская, поскольку меня может ждать полное разочарование. Ведь, если там никого нет, если никто об этом уже ничего не помнит, тогда я никогда не узнаю правду.

«Как же он изменился» – проносится у меня мысль, когда я стою перед заросшим густой травой участком, где едва ли можно разглядеть мой старый дом. Пока я осматриваюсь вокруг, каждая минута моего непростого и одинокого детства встаёт у меня перед глазами. Вспоминаются дни, когда я разрисовывала мелками уже заросшую травой плитку, бродила по заднему двору и разглядывала деревья, при этом безнадёжно надеясь увидеть белку.

– Вам что-нибудь нужно, юная леди? – слышится чей-то голос, который возвращает меня в действительность. Я стою всего несколько минут напротив дома, но меня уже заметила соседка слева. Я поворачиваю голову к источнику звука и вижу женщину в преклонном возрасте, которая стоит на веранде и с любопытством посматривает на меня. Её седые волосы напоминают мне созревший одуванчик, из-за чего складывается впечатление, будто от одного легкого дуновения ветра она полностью лишится своих волос. От этих мыслей я едва сдерживаю лёгкую улыбку на губах, ведь она так хорошо подходит под описание «старушка божий одуванчик».

– Могу я спросить, что за семья здесь раньше жила? – я спрашиваю и медленно подхожу к её участку. Мне не хочется, чтобы она знала, кто я такая и как связана с этим домом, поэтому пытаюсь создать впечатление девушки, которая по каким-либо причинам решила поинтересоваться историей жившей здесь ранее семьи.

– А зачем это Вам? – она с интересом спрашивает, а я подхожу практически к веранде, попутно придумывая причину своего любопытства.

– Моя семья хотела купить этот участок земли, но люди всякое говорят об этом месте.

– Да, семья здесь жила непростая, – она задумчиво отвечает, поглядывая на прогнивший дом.

– А что было с ней не так?

– Предлагаю выпить чашечку чая за беседой, ведь эта история отнюдь не простая и короткая, – она открывает дверь шире и одним лишь кивком головы предлагает мне зайти внутрь. Смею предположить, что эта старушка любительница поболтать, что мне только на руку.

От одной лишь мысли, что она охотно согласилась рассказать мне историю моей семьи, как моё сердце на мгновение замирает. Я поднимаюсь по небольшой лесенке и захожу внутрь дома, попутно благодаря соседку за её гостеприимство. Как и во всех старых домах, внутри стоит затхлый, не очень приятный запах сырости и почему-то чеснока, но я к нему быстро привыкаю. К тому же мне не хочется таким образом оскорбить её. И когда старушка разливает по чашкам горячий чай, я чувствую лишь отчетливый аромат трав и резкий запах лимона. Она некоторое время расспрашивает про меня и мою семью, но я аккуратно увожу разговор от себя и ненавязчиво напоминаю ей причину, по которой я здесь. Как-никак, не так-то просто на ходу придумывать россказни про несуществующую семью и соседей, которые якобы рассказывали мне о бывших жителях моего дома. И к моему облегчению, она прекращает бессмысленные расспросы обо мне и приступает к рассказу, изредка останавливаясь, дабы сделать глоток горячего чая.

– Я переехала в этот дом вместе со своим мужем, когда мне было всего девятнадцать лет. Но уже тогда здесь жила Бернадетт. О мёртвых плохо не говорят, но… она была крайне неприятной личностью. Не скажу, что она была отвратительной, скорее невыносимой. До ужаса скандальная и упрямая женщина была, – она на секунду останавливается, чтобы сделать глоток чая, а я лишь соглашаюсь с её словами, ведь бабушку и вправду звали Бернадетт, да и характер у неё был тяжелый, из-за чего многие люди её недолюбливали. – Мужа у неё никогда не было, потому смею предположить, что обе дочки были от разных мужчин. Старшую зовут Дженна, а младшую – Николь, – и тут моё сердце замирает. Это первый раз, когда кто-то упоминает мою маму в разговоре. Пусть даже имя, но мне почему-то чертовски приятно слышать, когда о ней кто-то хоть что-то говорит. – Кстати, младшенькая на тебя очень была похожа. Тоже светленькой и худенькой была. Жаль, что она пустилась во все тяжкие в столь юном возрасте.

– Что вы имеете в виду? – я чересчур эмоционально переспрашиваю, но старушка, к счастью, этого не замечает.

– У неё была дурная слава, если ты понимаешь о чём я, – она уклончиво отвечает, не желая вдаваться в подробности.

– Нет, не понимаю, – я с замиранием сердца настаиваю на чётком ответе.

– Она безудержно предалась разврату и с малых лет была с мужчинами и женщинами за деньги. В связи с этим даже её наркозависимость кажется не столь аморальной, – она со вздохом отвечает, при этом осуждающе качая головой из стороны в сторону, а я на какое-то время забываю как дышать. Нет, этого просто не может быть. Это просто сплетни. Моя мама не могла быть проституткой. – Мой муж пользовался её услугами не один год. Когда я узнала об этом, я чуть с ума не сошла. Неделю не могла от этого отойти и даже есть, ведь ей не было даже восемнадцати. Тогда все только об этом и говорили, ведь я со скандалом вышвырнула его из дома, а Бернадетт и Николь просила одуматься. Но они не стали меня даже слушать, лишь сказали не лезть не в своё дело. Смею сказать, что их обеих устраивал подобный род заработка, а о репутации они даже и не думали, – она говорит это с будто ещё не прошедшей обидой на своего мужа, а затем приступает к совершенно не интересующей меня истории Дженны. Но затем она вновь возвращает свой разговор к моей маме. – Не могу сказать как это произошло, но в двадцать лет Николь забеременела. Один лишь Бог знает был ли он её клиентом, или же парнем. Но они решили оставить ребёнка, что, как по мне, было неприемлемым, ведь он был наркоторговцем, да и при этом он сам частенько употреблял всевозможные вещества. Как понимаешь, не лучший вариант для такой оторвы. В конце концов, она родила от него ребёнка, но так и не завязала с наркотиками. В итоге всё закончилось трагедией. Они разбились в автокатастрофе.

– И что стало с ребёнком? – я малость дрожащим голосом у неё спрашиваю, ведь совсем не таких родителей я себе представляла. Мама была проституткой и наркоманкой, да и папа – не лучше. А бабушка об этом знала, но ничего не делала. Разве что рты болтливым соседям закрывала. Ну вот что, чёрт возьми, не так с моей семьёй?

– Бернадетт взяла её под опеку, несмотря на то что многие думали, что она отдаст её в приют для сирот, – она отвечает, а я, наверняка зная о вмешательстве Ричарда, понимаю, что бабушка именно так и поступила, если бы не предложенные деньги и квартира. И от этой мысли мне становится так паршиво на душе, что мне приходится проявить необычайную силу воли, дабы не встать и уйти, а дослушать рассказ женщины до самого конца, при этом делая вид, будто её слова не задевают меня за живое. – Я надеялась, что смерть младшей дочери образумит её, но всё лишь усугубилось. Она совсем не занималась своей внучкой. Нина, кажется. Девочка постоянно ходила в лохмотьях, несмотря на то что была возможность покупать новую одежду. Из-за этого другие дети считали бедняжку изгоем. Порой мне даже казалось, что Бернадетт винила в смерти своей дочери внучку. Она вымещала на ней всю свою злость. Я до сих пор помню, как Бернадетт по пьяни отлупила её за то, что та разрисовала какой-то блокнот. Господи, как громко та девочка кричала. Я никогда не забуду этот крик боли и мольбы перестать.

– Если её били, то почему никто не обращался в полицию? – в моём голосе слышится неприкрытая надежда, ибо мне самой помнится, что, если бабушка и била меня, то не так сильно и только за серьёзные проступки. Но надежда, что старушка преувеличивает действительность, рушится, стоит ей лишь отрицательно качнуть головой, из-за чего я откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза.

– Девочка всё отрицала, ведь считала это нормальным. К тому же на ней сильно сказалось воспитание семейства Риддл. Многие её недолюбливала, ведь все её жалели и пытались помочь, а она отвечала грубостью. Она была вредной девчонкой, но это не её вина. Она была всего лишь ребёнком, который не знал, что не со всех взрослых стоит брать пример. Особенно с таких, как Бернадетт. Её просто не научили тому, что хорошо, а что плохо.

– Неужели у этой девочки было такое плохое детство?

– Боюсь, что так. Помню, я однажды пыталась наладить с ней контакт. Я угостила её чем-то. И тогда-то я впервые задумалась, что причина её худобы заключается отнюдь не в том, что у неё просто такое строение тела. Не знаю, забывали ли её кормить, или же нарочно морили голодом, но после этого я хоть иногда, но пыталась её подкармливать, – на какое-то время она умолкает, чтобы перевести дыхание. Мне же минута дана для того, чтобы взять себя в руки и проглотить ком в горле, дабы не повторить историю в школе, ведь на сей раз здесь нет Александра, который позаботится обо мне. – После смерти Бернадетт девочку удочерила какая-то семья. Поговаривают, что они просто неприлично богаты, поэтому я надеюсь, что теперь у неё всё хорошо.

– Вот как, – я шепотом протягиваю, ибо, если я скажу хоть одно слово в полный голос, то непременно расплачусь. – Который час? – после недолгого молчания и неоднократных попыток взять себя в руки мой голос всё равно дрожит, но старушка списывает мою реакцию на то, что мне стало жаль семью, чья история меня потрясла до глубины души, а не потому что эта история обо мне. – Уже поздно, мне пора идти. До свидания, – я поспешно с ней прощаюсь и выбегаю из дома на улицу, на которой ничего дальше своего носа разглядеть невозможно из-за темноты.

Осознание того, что у этой пожилой женщины не было ни единой причины мне нагло лгать в лицо, убивает, ибо я не хочу верить в услышанное. Я не хочу, чтобы моей мамой была проститутка, не хочу, чтобы папа был наркоторговцев, не хочу, чтобы бабушка всю жизнь меня ненавидела и издевалась, виня в смерти родителей. Я не хочу во всё это верить, но это беспощадная правда. Правда, от которой я не смогу никогда сбежать. Я бреду по пустой дороге, в надежде совладать со своими мыслями и эмоциями, но я не могу. Просто не могу. Рассказ этой женщины и мои прерывистые воспоминания о детстве будто сходятся воедино, и я вижу чёткую картину своего прошлого, в которой я не нахожу ничего хорошего или радостного. Теперь разрешения бабушки гулять допоздна в любую погоду где мне только заблагорассудится не кажутся мне такими правильными, а её бесконечное недовольство и злость на меня в большей части случаев становится предвзятой и незаслуженной. На секунду меня даже посещает мысль, что мне жилось куда проще, если бы меня отдали в приют. Плевать, удочерил бы Ричард меня, в конце концов, или нет, лишь бы я ничего не знала о своей семье. Уж лучше бы я всю жизнь мечтала, что они были хорошими людьми, которые были вынуждены отдать меня. Уж лучше так, нежели непереносимая омерзительная правда о них. И не проходит и минуты, как чувство обиды, предательства, разочарования и стыда превращается в горькие слёзы. К счастью, начинается дождь, который смывает с моего лица очередной приступ жалости к себе. Но сил взять себя в руки и дойти до отеля у меня попросту нет, поэтому я присаживаюсь на лавочку, которая стоит возле большого дерева, крона которого укрывает меня от дождя. На сей раз слёзы мне удаётся утереть с лица, да вот только желания шевелиться у меня совершенно нет. Я просто сижу под деревом и думаю о словах старушки. Все сомнения разрушены. Нет больше причин верить и надеяться, что бабушка меня хоть когда-либо любила. Какой же я была дурой, раз слепо верила в обратное…

– Какого хера, Нила?! – слышится озлобленный крик Кинга на всю улицу. Не знаю сколько времени я вот так просидела под деревом в своих удручающих мыслях, но когда я поднимаю глаза на Александра, который стоит в ярде от меня, будучи с головы до ног промокшим, я замечаю, что дождь прекратился. – Я тебя весь вечер ищу по этому грёбаному мухосранску. Ты где была?! – он выражает своё недовольство крайне громко и гневно, из-за чего я чувствую себя виноватой. Я ничего ему не отвечаю, опасаясь, что вновь перед ним расплачусь, чего я просто не могу себе позволить. Однажды он уже видел моё зарёванное лицо. Второй раз будет излишним.

– Ждала, когда дождь закончится, – я говорю сиплым голосом после минутного молчания, впоследствии которого я поняла, что Александр настаивает на моём ответе.

– Он закончился полчаса назад, Нила, – он с раздражением замечает. – Телефон почему выключен? Я пытался дозвониться, но ты сперва сбрасывала мои звонки, а потом и вовсе отключила его. Или ты думала, что я не замечу твоё шестичасовое отсутствие и буду спокойно отдыхать в том клоповнике? О чём ты вообще думала?! – он в ярости кричит на меня, почему я не сразу, но всё же понимаю, что парень отчитывает меня отнюдь не из-за своей вредности, а потому что он всё это время элементарно беспокоился обо мне. И моё раздражение, которое у меня появилось после его первого недовольного вопля, заменяет некая благодарность.

– Я… – стоит мне только рот открыть, дабы оправдаться перед ним, как Александр перебивает меня, не желая даже слушать мои объяснения и отговорки, и продолжает читать нотации, которые, я уверена, будут длиться целую вечность, если его вовремя не заткнуть.

– Ты хоть понимаешь чего мне стоило тебя здесь найти? Да я буквально весь город!..

На сей раз его перебиваю я. Дабы не выслушивать его недовольство, я медленно встаю со скамьи и, ничего ему не сказав, обнимаю, благодаря чему он в итоге умолкает. Поскольку я просидела, по всей видимости, почти час на улице в мокрой одежде, я ужасно замёрзла. И когда я смыкаю руки на его спине под влажной от дождя куртки, я чувствую всем телом его тепло. Сам Кинг не сразу обнимает меня в ответ. Будто ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать и поверить в то, что такой человек, как я, вообще способен на такое. Но спустя несколько секунд он обнимает меня в ответ и явно отмечает про себя то, как я замёрзла, поскольку он начинает поглаживать мою спину, чтобы согреть. Так мы и стоим посреди дороги некоторое время в полной темноте и молчании. Александр бережно, но крепко прижимает меня к своей груди, а я, как могу, оттягиваю конец объятий, ведь прекрасно понимаю, что мне затем придётся оправдывать очередную жалость к себе. Не могу же я ему прямо сказать, что я чувствую себя настолько паршиво, что сейчас мне необходима его поддержка. Поэтому, когда Кинг после долгих и молчаливых объятий медленно отстраняется, я говорю просто наитупейшую вещь, которую я когда-либо говорила в своей жизни, из-за чего чувство стыда накрывает меня с головой.

– Холодно просто, – не знаю, что со мной не так, но я только что в самом деле пыталась оправдать эти объятия тем, что замёрзла. – Машина недалеко? – я быстро спрашиваю, прежде чем Александр успевает одарить меня изумленным взглядом и вопросом: «Ты дура?».

– Эм… нет, я пешком шёл, – в его голосе слышится непрозрачная растерянность, но он, к счастью, не изводит меня непонимающими взглядами и вопросами.

К отелю мы идём в гробовой тишине, разве что сильный ветер колышет кроны деревьев, из-за чего раздаётся приятный для слуха гул. Благо, что отель находится меньше чем в десяти минутах пути, иначе наше с ним молчание казалось бы куда напряженней и нелепей, нежели сейчас. Разумеется, я надеюсь, что Александр сейчас думает о чём-то своём, а не о том, в какую плаксивую тряпку я превратилась. Мне самой не нравится, что в последнее время я только и делаю, что думаю о своей семье и плачу, но ничего не могу с собой поделать. Свои чувства и эмоции крайне сложно держать под контролем, когда речь заходит о них. Для меня это всегда было болезненной темой, но ранее мне казалось, что моя боль осталось в прошлом. Но, как оказалось, ничто не забыто. Не могу точно сказать, что меня больше ранит – правда о родителях или предательство бабушки. На враньё моей тётки мне плевать, я даже не думаю о ней, но вот бабушка… Я знала, что ангелом во плоти она никогда не была, но мне казалось, что меня она любила. До сих пор не верится, что она могла так со мной обращаться, а я, будучи глупым и наивным ребёнком, всё оправдывала и забывала. Даже стыдно становится от того, что я воображала себе, будто более любящего человека на всей Земле не сыскать. А теперь из-за этого ангелка мне и нестерпимо больно, и до ужаса обидно. Да так, что я готова на всё, лишь бы избавиться от этих терзаний. А родители… От одной лишь мысли, что я являюсь ребёнком клиента моей матери, которая всю сознательную жизнь была проституткой, мне хочется вопить от отвращения к самой себе. Мне самой противно и стыдно от того, что я являюсь ребёнком такой пары. Без преувеличения могу заявить во всеуслышание, что это самое главное разочарование в моей жизни. Я бы могла понять, если бы они выпивали, воровали, но проституция и наркоторговля… Нет, против этого восстаёт всё моё естество.

Когда мы, наконец, добираемся до отеля и оказываемся в нашем номере, я коротко говорю Александру о том, что иду спать, ведь, в отличие от него, я по приезду в город даже не дремала. Кинг, конечно же, сперва предлагает мне хоть что-нибудь поесть, прежде чем ложиться в постель, но я отказываюсь. Не сейчас. Естественно, что плакать, уткнувшись в подушку лицом, и обвинять весь мир в своих бедах, как сопливая школьница, я не буду, но вот побыть в одиночестве, дабы прийти в себя, мне не помешало бы. К тому же я до сих пор чувствую себя неловко и самую малость смущённо рядом с ним. Всё же мне не стоило поддаваться эмоциям и обнимать его.

Комментарий к Глава XV. Часть I. Вдохни и живи.

Эта глава является моей самой любимой. Сложно сказать почему, но каждый раз я с превеликим удовольствием её перечитываю. И да, Кинг так сильно переживал за Нилу, что искал её по всему городу под дождём далеко не один час.