Текст книги "Торговец жизнью (СИ)"

Автор книги: Kellerr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Коди, ты… – с ужасом прошептал отец.

– С чего ты взял, что имеешь право делать вид, будто хочешь взять меня с собой?

– Коди… – на этот раз сказала уже мама.

– Я всегда знал, что ты думаешь обо мне, когда ты ругался с мамой, считая, что стены здесь толстые и ваших криков никто не слышит. А теперь ты пришёл и решил забрать маму с собой, но на меня это желание не распространяется? Скажи, что с радостью оставишь меня здесь. Ты ведь всегда хотел, чтобы я умер…

– Коди! – взвизгнула мама, да так громко, что Кириан поморщился. – Что ты такое говоришь? Одумайся!

Коди несколько секунд буравил её взглядом. Попытавшись успокоить, Кириан положил руку ему на плечо, но тот сразу же скинул её.

– Всего лишь правду, которую ты предпочитаешь не замечать, – и с этими словами Коди, замахнувшись, со всей силы вонзил остриё ножа в столешницу. Мама снова вскрикнула, испуганно прижав ладони к лицу. Даже отец отпрянул, хотя старался сохранить непроницаемое выражение. Его кружка опрокинулась, и вытекший чай медленно стал подбираться к краю стола, стекая по скатерти, и капать на пол.

Когда вся семья уставилась на него, Коди смешался. Он не любил оказываться в центре внимания, особенно когда от него требовались ответы на вопросы. Отец и вовсе выглядел так, будто перед ним сидел дикий хищник, которого нельзя провоцировать. Его тёмные с проседью волосы, казалось, стали ещё седее, а карие глаза превратились в бездонные воронки, по которым нельзя прочитать ни одну эмоцию.

Сам Коди не сводил взгляда с ножа. Сцепив перед собой руки, он соскочил со стула и выбежал в коридор.

– Коди! – крикнул ему вслед Кириан и рванулся следом, но отец крепко удержал его за руку.

– Оставь его, давай поговорим, – прошипел он. От былой радости возвращения не осталось и следа.

– Что? Не до тебя сейчас… Коди! – Кириан попытался вырвать руку, но прекратил попытки, когда услышал хлопок входной двери.

Он яростно взглянул на отца сверху вниз.

– Доволен? Отпусти меня!

Цепкие пальцы разжались, и Кириан мигом оказался у кухонного окна, переводя дыхание. Мама тихонько застыла на своём месте, не смея сказать и слова.

– Майя, позволь мне поговорить с сыном наедине.

Без всяких пререканий она бесшумно выскользнула из кухни и, похоже, скрылась в спальне. Первым предпринял попытку продолжения разговора отец. Он почти неслышно подошёл к Кириану со спины, тяжело вздохнул и начал:

– Послушай, – сказал отец, – я хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком.

Кириан долго молчал. Он был готов сегодня изобразить счастливое семейное воссоединение, если маме стало бы от этого лучше. Он был готов изобразить ту детскую любовь, которая со временем сошла на нет. Но теперь, когда пришло осознание истинной цели возвращения, Кириан не был готов выслушивать оправдания, однако позволил ему говорить.

– Понимаю, вы с Коди провели много времени вместе, и, возможно, ты действительно считаешь его почти родным. Но эти бинты, – тихо-тихо зашептал отец. – Знаешь, что скрывается за ними?

Отвернувшись от окна, Кириан со злостью посмотрел в глаза отцу.

– Знаю, – вздёрнул он подбородок. – Я помогаю ему с перевязкой.

Отец неодобрительно сощурился.

– Как давно всё началось?

– Тебя не касается.

– Ошибаешься, – гневно возразил он. – Я и так уже опоздал. Представляешь, что могло случиться, если бы я приехал на несколько дней, недель позже? Ты хоть представляешь, с кем делишь комнату? Это существо!..

– Не смей так называть Коди, – резко оборвал его Кириан, но не перешёл на крик. Он помнил, как отец и раньше обращался к Коди в подобной форме, когда того не было рядом.

– Рано или поздно оно покажет свою истинную сущность. Тот, кем был этот мальчик раньше, до смерти, и тот, кем ему посчастливилось быть в новой жизни, скоро умрёт. Как только метки проберутся выше, лишат его разума и способности трезво мыслить, оно уже не будет тем, кого ты зовёшь Коди.

Несмотря на то, какие ужасы рассказывал отец, сейчас Кириан пугался именно его самого. То, как искажалось его лицо каждый раз, стоило только упомянуть имя Коди, то, как брезгливо он говорил о нём, вынуждало содрогнуться.

– Возрождённые Торговцем могут вести нормальную жизнь после того, как заплатят ему долг, – возразил Кириан.

И отец рассмеялся хриплым, некрасивым смехом.

– Думаешь, сможешь нормально жить с ним рядом, если оно заплатит такую гнусную цену? Думаешь, сможешь и дальше защищать его, называть родным братом, зная, что его руки по локоть в крови?

– Если только так можно сохранить Коди жизнь, то да, смогу.

– Такая жизнь хуже смерти, – холодно произнёс отец, шагнув назад. – Жить, зная, что уже умирал и что пришлось отнять чужое время ради своей эгоистичной душонки. Торговец – не спасение, а проклятие Дуплекса. Проклятие твоей матери, которая поверила, что только так сможет исполнить мечту о втором сыне.

Кириан вдруг подумал о том, что отец винит во всём маму. Разве она виновата, что всего лишь хотела исполнить мечту, пусть и любым способом?

– Она просто не могла забеременеть во второй раз. А если бы и смогла, то врачи запретили бы ей рожать. Как думаешь, достойно ли её решение обойти законы природы таким образом?

Кириан не поддерживал отца, который попросту отвернулся не только от Коди, но и от него и от мамы, а теперь вдруг решил заняться спасением. Но он не поддерживал и маму, которая взвалила отплату долга за свои желания на плечи Коди.

– Торговец существует только потому, что нужен людям, – вспомнил он недавний разговор. – Никто не виноват, что так получилось.

– Всегда можно найти виновного, – не согласился отец, вернувшись к столу и, вытащив нож, вернул его в ящик. – Ты же знаешь, что метки подталкивают к выплате долга, даже если сам возрождённый сопротивляется? Не всем удаётся сохранить разум в такой ситуации.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что если бы опоздал, оно могло бы убить именно вас обоих – тебя и Майю. И долг был бы выплачен.

Кириан не поверил, что действительно услышал это от отца.

– Коди бы не сделал такого…

– Ошибаешься, – присвистнул тот, подбирая с тарелки остывший кусочек картофеля. – По Торговцу и его зверушкам нет официальной статистики, но число убийств именно членов новых семей, так как они оказываются доступнее всех, зашкаливает. В прошлой жизни оно… тот Коди, которым оно было, умер в возрасте пятнадцати лет. Я перевернул горы информации, но нигде не нашёл точную дату смерти. Поэтому пришёл сейчас, почти вовремя, но у меня ещё есть шанс увезти с собой хотя бы Майю.

– Стоп… – прервал Кириан, отойдя от окна и жестом вынуждая отца посмотреть на себя. – Ты перевернул горы информации? Ты что-то искал?

– Точную дату смерти, – повторил отец. – Но знаешь, о временах строительства моста через реку Ева мало что сохранилось, потому что Старый город был прогнившей деревней, которую мало интересовали такие изменения. Почти никаких фотографий, мало заметок в газетах. Не будь оно сыном Витара Бернаскони, то вообще ничего не осталось бы.

Кириан покачнулся и удержался за тихонько ворчавший в углу холодильник. Сразу вспомнилась дорога по Старому городу, о которой он так никому не рассказал, а также та фотография, которую Кириан до сих пор перекладывал из кармана в карман, чтобы носить с собой. Фотография из дома для строителей, найденная в личной комнате Витара, в ящике стола.

Фотография Коди, который улыбался и выглядел так непривычно, потому что за время жизни рядом Кириан практически не видел его улыбки.

– Коди – сын Витара? – повторил Кириан, не до конца веря, но понимая, что так кусочки мозаики вполне складываются в верную картину.

– О да, – кивнул отец и, расплывшись в улыбке, сказал: – Коди Бернаскони. Звучит, не правда ли?

Кириан не ответил, продолжая прислоняться рукой к холодильнику.

– Забавно, что вы двое действительно похожи, словно родные братья, – уже тише признал отец. – Поначалу я сам едва не убедил себя в этом, как убедила себя Майя. Торговец умеет подбирать души.

========== Глава 9. Старый город ==========

После часа поисков на крыше девятиэтажки, в школе, в сквере и на ближайших улицах Кириан обнаружил Коди в закусочной Луизы. Он сидел за дальним столиком у стены, где не было окна, а свет от ламп практически не добирался. Перед ним стоял большой стакан воды, а напротив сидел Малти, подперев подбородок рукой. Тёмно-синяя бандана с белыми разводами прятала топорщащиеся волосы-косички, из кармана рабочего фартука торчали блокнот и ручка.

Посетителей было мало – середина дня всегда несла в себе пустоту.

Расстегнув молнию на куртке, Кириан неспешно подошёл к столику под внимательным взглядом Малти.

– Подвинешься? – спросил он, и Малти милостиво отсел к стене.

Коди не поднимал взгляд, упорно барабаня пальцами по стакану. Присутствие постороннего человека мешало Кириану сосредоточиться, но он решил не прогонять его, надеясь, что перед Малти Коди не станет больше убегать.

– Поговоришь со мной?

Коди упрямо пожал плечами.

– Он и со мной говорить отказался, – встрял Малти. – Что у вас там, снова семейные разборки? А раньше были такими тихими и милыми ребятами. Что? Молчу-молчу.

Выставив руки в примирительном жесте, Малти прислонился головой к стене с отделкой под кирпич и прижал к груди большой овальный поднос, спрятавшись за ним до самого носа.

Кириан попытался дотронуться до руки Коди, но тот резко выпрямился, пряча их под столом.

– Хоть посмотри на меня.

– Зачем ты пришёл?

– Забрать тебя домой.

– Домой? – Коди нервно рассмеялся. – Как только возвращается отец, то место перестаёт быть мне домом! И ты хочешь забрать меня туда, чтобы я слушал, как отец уговаривает маму уехать, параллельно напоминая, какое я чудовище?!

– Ты не чудовище, – опередил Кириана Малти, устремив на него указательный палец. – Не слушай бред, что слышишь вокруг – люди бывают глупы. То, что твой отец считает тебя чудовищем, не значит, что в итоге так должен считать и ты сам. Твоя жизнь только твоя.

Ему удалось немного успокоить Коди, и Кириан с благодарностью кивнул Малти.

– Как… как ты это пережил? – непонимающе покачал Коди головой, откинулся на спинку двухместного диванчика и закрыл бледное лицо ладонями.

Малти выразительным взглядом будто спросил разрешения у Кириана говорить о насущной проблеме. Выбора не оставалось – уж лучше Коди услышать всё от того, кто это пережил, чем доверять грязным слухам с улиц.

– Я думал, что не смогу, – признался Малти, вздохнув. – Думал, что будет лучше, если умру, и всё закончится, но сил причинить себе вред у меня не было. И я решил дожидаться логичного конца предоставленного мне времени. Я даже успел смириться, стал по-другому смотреть на голубое небо, понял, что каша по утрам не такая и гадкая. А потом пришли воспоминания.

На этих словах Коди убрал руки от лица, напряжённо посмотрев на Малти.

– Воспоминания о первой жизни. Обрывки, приходящие в основном во снах. Порой я мучился чувством дежавю и наяву, пытался вспомнить, почему только что пережитый момент кажется таким знакомым. Подвох в том, что не всегда вспоминаются хорошие вещи, – он уткнулся подбородком в край подноса. – Когда я вспомнил маму, как она умирала от болезни, то решил, что хватит. Но и сам умирать к тому моменту я передумал, во мне что-то щёлкнуло, – Малти изобразил щелчок пальцами. – Связь с Торговцем не остаётся на всю жизнь. Всему приходит конец.

Коди продолжал неотрывно смотреть на Малти, пока не задал следующий вопрос:

– И ты решил убить?

Он нехотя кивнул в подтверждение.

– Но… как?

– Воспоминания и боли от метки постепенно лишают разума, и убийства уже не выглядят такими страшными. Но Торговец помогает – здесь всё по-честному. Помогает убрать следы, меняет убийство на самоубийство. Если, конечно, никого постороннего не было рядом – живые неподвластны Торговцу. Никто не станет за тобой гоняться, ему нужен лишь сам факт смерти, чтобы забрать новую душу.

– Но я буду помнить, – бесцветно сказал Коди.

– Но ты будешь помнить, – подтвердил Малти.

– Не верю, – обречённо прошептал Коди.

– Когда станешь что-то вспоминать, в голове начнётся борьба прошлого и настоящего. Можешь даже путать, что реально, а что – нет. Решишь, что сходишь с ума.

– Он не готов к таким подробностям, – глядя на Коди, сказал Кириан, на что Малти, картинно округлив глаза, возразил:

– А я бы всё отдал в своё время, чтобы хоть кто-то рассказал, что меня ждёт и к чему нужно готовиться. Ещё воды? – и он встал из-за столика, протиснувшись между стеной и диванчиком, приветствуя только что вошедшего мужчину.

***

Аина жила вместе с седовласым отцом через пару домов от пекарни. Первый этаж старенького трёхэтажного здания с восемнадцатью квартирами – по три на каждом этаже, в двух подъездах. Её отец часто жаловался, что ветхие трубы протекают, половину замков на почтовых ящиках давно выкорчевали с корнем хулиганы, а ночами через щели в оконных рамах слышны завывания ветра.

Коди оказался здесь впервые. Поднимаясь по лестнице, он жался к стене, посматривая на облупившуюся штукатурку на потолках, и не держался за грязные деревянные поручни.

Аина открыла дверь сама, улыбнувшись и пропуская гостей внутрь.

– Только тихо, папа спит, – она поднесла к губам указательный палец и подмигнула Коди.

Юркнув в маленький коридор, Коди сразу привалился к стене около выключателя, внимательно осматривая помещение, в котором оказался.

На Аине был надет домашний спортивный костюм серого цвета, а волосы собраны в растрёпанный пучок на макушке. Сама она выглядела немного сонной, на щеке виднелась отпечатавшаяся полоса – видимо, от подушки.

Коди отказывался возвращаться домой. Ничего другого не оставалось, кроме как попросить Аину приютить его на несколько дней, пока всё не утрясётся. Кириан понимал, что просит об опасном деле – всё-таки отец говорил правду о смертях и невозможности ясно мыслить, как подтвердил сегодня Малти. По пути они зашли в аптеку и купили обезболивающую мазь и бинты, которые Кириан сунул в карман Коди. Тот заверил, что справится с перевязкой самостоятельно, пусть это и займёт немного больше времени.

– Если придётся, поможешь ему с рукой? – шёпотом попросил Кириан, но Коди услышал:

– Эй!

– Не спорь – на всякий случай, – пояснил он.

Аина напомнила о спящем отце, упомянула, что именно поэтому свет в коридоре не зажжён, повернулась к Кириану и тоже шепнула:

– А как твоя рука?

– Быстро заживает, – и покрутил кистью. – Тебя точно не затруднит?

Она мотнула головой.

– Если только Коди не смутит ночевать в комнате моей сестры. Папа был против, чтобы её сильно меняли. Мы оставили всё, как и было, только убрали игрушки, личные вещи вроде тетрадей и плакатов на стенах. В остальном комната вполне подходит для гостей. Я убираюсь там раз в пару недель, всё чисто.

Кириан вопросительно посмотрел на Коди, который увлечённо рассматривал носки ботинок, но заметил его взгляд.

– Я не против, – пожал он плечами.

«Видимо, считает, что угодно лучше, чем сейчас возвращаться домой», – подумал Кириан, но остался с ним солидарен. Он и сам не захотел бы возвращаться в такой ситуации.

– Если что-то случится – звони. Номер ты помнишь.

– Записная книжка никогда не подводит, – Аина кивнула на спрятавшийся в углу тумбочки телефон, около которого и лежала упомянутая книжка. – Твой номер на первой странице.

После Кириан, вытерев ноги о коврик, подошёл к Коди, который нехотя поднял на него глаза.

– Всё будет хорошо. Слышишь? Не смей хандрить, – он ласково потрепал его по волосам.

– Что может быть хорошо, если мама уедет с отцом? Да и ты тоже захочешь с ними…

– Я не уеду. Не оставлю тебя одного.

Коди смотрел с недоверием.

– Может, отец прав в том, что не хочет наблюдать, как я гнию заживо, – затравленно сказал он с явным отвращением к себе. – И тебе не обязательно.

Кириан схватил его за подбородок, фиксируя голову, чтобы Коди был вынужден смотреть в глаза.

– Обязательно.

И быстро вышел обратно в подъезд, не в силах наблюдать за увлажнившимися глазами Коди.

Аина выскочила следом в потрёпанных тапочках, прикрыла входную дверь и поймала Кириана за руку.

– А ты что собираешься делать?

Он нехотя повернулся, остановившись.

– Вернусь в Старый город.

– Снова? Зачем?

– Нужно кое-что уточнить.

– Торговец ни для кого не делает исключений, ты должен был понять.

– Я и не буду просить об исключении, – пожал плечами Кириан. – Мне просто нужно узнать, сколько точно осталось времени.

***

Несмотря на то, что для встречи с Торговцем требовалась полнейшая темнота, Кириан рискнул пересечь мост гораздо раньше, когда солнце ещё только спускалось к горизонту. Было непривычно наблюдать закат отсюда, а не с крыши девятиэтажки, стоять прямо по центру реки и во всей красе видеть расплывающиеся по воде отражения. В кармане куртки пряталась фотография. Кириан то и дело запускал туда руку, мял обломанные кончики углов и нащупывал еле уловимые бороздки надписи от давления ручки.

– Сын Витара, – пробормотал Кириан, отрываясь от перил, когда солнце почти скрылось за горизонтом. – Когда же ты умер, сын Витара Бернаскони, и почему?

Отогнав от себя мрачные мысли, Кириан добрался до конца моста, вновь ощутив странную пугающую тишину, стоило только ступить на землю Старого города. Теперь место не выглядело чужим – одного визита сюда хватило, чтобы тёмные провалы сгоревших домов перестали пугать, а пустота не казалась такой враждебной.

Кириан быстро дошёл до дома строителей, не сворачивая ни в какие переулки, однако продолжая рассматривать всё вокруг. Сейчас, когда ещё не опустилась полнейшая мгла, он мог себе это позволить.

Там, где в прошлый раз ярко горел огнями магазинчик кукол, теперь чернел обычный подъезд с выбитыми дверьми. Не став приближаться к нему, Кириан вошёл в нужный дом, щёлкнул фонариком и медленно двинулся по скрипучему полу вплоть до комнаты Витара.

Дом разговаривал с ним стонами, шуршанием и далёким отзвуком, похожим на капающую воду. Успокаивала мысль о том, что мертвецы не встают, а души мёртвых заперты в кукольных телах. Кириан осторожно заглянул в распахнутую дверь и скользнув светом фонарика по длинному монотонному прямоугольнику коридора. Тишина, пустота. Никого.

Он переступил порог, замерев около письменного стола. В клочках бумаги, где Витар оставлял мимолётные мысли и напоминания, наверняка крылся ответ, но понять его Кириан не мог. Витар боялся чего-то – это чувствовалось в резких штрихах и искреннем страхе, читавшемся в некоторых фразах. Но Аина говорила, что он сошёл с ума после того, как Ева покончила с собой. Что, если разум стал играть с ним гораздо раньше кончины любимой жены?

Порывшись в ящиках, на полках стеллажа и в рабочих документах, Кириан достал фотографию и положил в центр стола, устремив на неё луч фонарика.

– Коди Бернаскони, – по слогам сказал он, пробуя звучание на вкус.

– Молодец, – раздался голос около самого уха, и Кириан отшатнулся с глухим стоном, врезаясь спиной в зазвеневшие стеклянные двери стеллажа.

Торговец стоял рядом с ним, такой же беззвучный, с бледной серой кожей и тёмными кругами вокруг прозрачных глаз. Сведённые за спиной руки и застёгнутый до упора балахон прятали его фигуру в темноте, но лицо словно светилось своей бледностью.

Бам! – со стеллажа с громким звоном слетела старая ваза, разбившись вдребезги. Кириан в очередной раз отпрыгнул в сторону, Торговец же и пальцем не пошевелил, лениво проследив её полёт.

– Любимая ваза Витара. Он купил её у уличного бродяги за бесценок, но хранил так, словно отдал за неё гору денег. Ваза очень нравилась его жене – Еве, – сказал Торговец, и его слова шорохом пронеслись по комнате.

Кириан, тяжело дыша, оторвал взгляд от осколков.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда, – Торговец лишь моргнул, сбрасывая застывшее выражение с лица, и повернул голову к Кириану. – А ты настырный, раз явился вновь. Вам, живым, в упорстве позавидуют даже мёртвые.

Кириан так и не понял, была ли это похвала или желание задеть за больное.

Торговец тем временем подошёл к столу, где лежала фотография Коди, и посмотрел на неё не мигая. Его лицо, на котором никогда не отображались эмоции, застыло в выражении напряжённой маски.

– Как хорошо ты знаешь души, заключённые в тех куклах? – спросил Кириан, пусть и не решаясь подступить ближе.

Торговец вывел одну руку из-за спины и томящим медленным движением потянулся к фотографии, коснувшись лишь её уголка.

– Очень хорошо. Я знаю их лучше, чем знали они сами себя при жизни.

– Но ты отбираешь их память.

– Разве есть смысл обретать вторую жизнь, помня при этом ошибки и горести прошлой?

– Зачем же тогда заставлять переживать заново ту боль, заставлять всё вспоминать, усложняя тем самым выбор? – не унимался Кириан.

– Новая жизнь без воспоминаний – лишь шанс прочувствовать её, задаток, если тебе так нравится. Чтобы выплатить цену, нужно захотеть остаться. А если этого недостаточно, чтобы принять решение, они начинают всё вспоминать, чувствуя боль. Кнут и пряник, – Торговец отвернулся от фотографии, устремив пустые глаза на Кириана.

Тот вздрогнул.

– Если ты так хорошо знаешь все души… – Кириан перевёл дыхание, продолжая: – Если хорошо знаешь, скажи хотя бы одну вещь: когда умер Коди? Мне нужны сроки.

Вглядываться в бесцветные глаза Торговца было бесполезно – Кириан так и не научился читать по ним и понятия не имел, что творилось в его голове. Торговец не казался ему существом из страшных сказок, хотя веди он себя иначе, вполне мог бы им оказаться. Если сначала Кириан и вовсе не воспринимал его как реального, тот теперь, без окружения кукол и без Аины за спиной, Торговец стал вполне настоящим.

Живым.

Свет от фонаря упёрся в пол около ног Кириана. Он старательно избегал желания поднять руку, направить луч света на Торговца, прекрасно помня, какой была его реакция в прошлый раз.

– Начало декабря.

Не ожидая услышать столь скорый ответ, Кириан на мгновение потерялся во времени. Какой сейчас шёл месяц? Октябрь… значит, осталось чуть больше месяца.

– Ты помрачнел. Считаешь, что отведённого срока мало?

– Лучше бы этого срока вообще не было, – мотнул головой Кириан.

– Я повторюсь: ты требуешь невозможного. Я не всесилен и не могу отменить то, что зависит не от меня.

Кириан устало всплеснул руками, чувствуя себя настолько беспомощным, что подгибались колени и слабели веки.

– Тогда кто ты такой? В Дуплексе тебя кем только не считают: и вымыслом, и самым страшным монстром из всех существующих. Кто-то называет богом, а кто-то – дьяволом, проклятием города. Так кто же ты на самом деле? Почему существуешь, откуда ты взялся, что из-за тебя и твоих правил мне и Коди приходится переживать такое? – Кириан не заметил, что перешёл на крик, эмоционально расписывая всё, что скопилось в душе за последние недели.

Безучастный взгляд Торговца разозлил только сильнее. Он шагнул к нему навстречу.

– Кто ты такой?! – выкрикнул Кириан так громко, что сам испугался оглушившего эха.

Торговец медленно закрыл глаза, пряча пугающую белизну с ярко очерченными радужками, глубоко вдохнул и выдохнул через рот, разлепив сухие истрескавшиеся губы. Кириан не сразу поверил, почувствовав его дыхание, добравшееся до шеи. Шагнув в сторону, он провёл рукой по своей коже.

– Можешь считать меня проклятием Старого города, как многие и делают.

– То есть это правда?

– Отчасти. Что ещё ты хочешь знать?

Поддавшийся на расспросы Торговец выглядел странно покладистым, словно не просто был готов ответить на всё, но и сам желал избавиться от долгих лет молчания.

– Хочу знать о Коди и Витаре.

– Ты уже знаешь о них, – возразил Торговец.

– Но не то, почему умер Коди. Мне кажется, Витар замешан в его смерти, – признался Кириан.

И увидел то, чего увидеть совершенно не ожидал: как кончики губ Торговца исказились в слабом подобии усмешки, белёсые глаза вспыхнули холодным пламенем, а тени вокруг них стали ещё чернее.

– Уверен, что хочешь этого?

– Да, – Кириан хотел быть готовым к тому, что рано или поздно всплывёт в памяти Коди.

– Что ж, – сказал наконец Торговец. – Тогда тебе придётся познакомиться поближе с ещё одним участником той давней истории.

– Ещё одним? С кем же? – напрягся Кириан.

А Торговец, стремительно сократив расстояние, резко приложил ледяную, как дыхание смерти, ладонь ко лбу Кириана и, заставив задохнуться от ужаса, мрачно ответил:

– Со мной.

***

Коди ел залитые молоком хлопья с медовым вкусом, то и дело вертя в руке непривычно большую ложку. Дома он чаще всего пользовался ложкой другой формы, которую всегда выискивал в ящике и отказывался пользоваться другой.

Хлопья оказались вкусными, но несмотря на это, сбитый аппетит во время праздничного обеда с родителями не вернулся даже вечером. Несколько часов он просидел в комнате Сари – умершей сестры Аины, уткнувшись в книгу. Это были старые детские сказки, но очень странные. Услышь он их в детстве, Коди, возможно, не придал бы внимания деталям, но сейчас, находясь уже в более сознательном возрасте, он то и дело спотыкался о жуткие подробности. То принцессе пришлось изранить себя о ветви, чтобы выбраться из магического леса, то принцу нужно было отправиться на охоту, чтобы принести тушки убитых животных как дань королю в обмен на руку его дочери.

Аина заглянула к нему гораздо позже, тряхнув коробкой с хлопьями и позвав в кухню.

Коди почти никогда не общался с Аиной, а Кириан не говорил о ней, разве что только в присутствии мамы. Они с Кирианом никогда не обсуждали других людей, закрывались в известном лишь им двоим мире. Коди было сложно осознать, что девушка, приютившая его – лучший и давний друг Кириана, о котором, как оказалось, он совершенно ничего не знает.

Отец Аины – Стефан Ламур, грузный седой мужчина с аккуратной бородой и густыми бровями, – вышел, когда Коди уже закончил с хлопьями. Он похлопал его по плечу и радостно сказал:

– Надо же! Кто это у нас в гостях? Коди! Как я рад тебя видеть. – Коди показалось, что, если бы он не сидел, прижавшись спиной к стене, Стефан стиснул бы его в медвежьих объятиях. – Ты меня, наверное, совершенно не помнишь, но мы виделись один разок.

Он вежливо склонил голову набок, отведя глаза и раздумывая.

– Нет, – сказал Коди. – Но я помню, кто вы.

– Можешь так и звать меня – Стефан, – подмигнул тот, за что получил лёгкий подзатыльник от дочери.

– Пап, оставь его в покое, дай отдохнуть, – протянула Аина, забирая пустую тарелку.

Зашумела вода.

Стефан со вздохом опустился на свободный стул около окна, облокотился на подоконник и устремил взгляд в темнеющую улицу.

– Курить хочется.

– Сигареты на тумбочке в туалете, если ты забыл, – подсказала Аина, продолжая греметь посудой.

– Я не настолько стар, – хмуро ответил он, но тут же басисто расхохотался.

Лицо Аины озарила улыбка.

Она выдала Коди чистое постельное бельё и подушку, помогла разложить диван и предупредила:

– Вот здесь, – указала Аина, – он проваливается. Осторожнее. Раньше хотели починить, но потом… уже не понадобилось.

Поблагодарив её, Коди отправился в ванную, чтобы сменить повязку. Проверив, хорошо ли он запер щеколду, Коди присел на бортик ванной и принялся медленно разматывать бинт. Пятна поднялись уже до самого локтя и кое-где точками устремились выше, испещряя кожу мелкими рытвинами и кровавыми пузырьками. Смотреть было неприятно, но и просить о помощи Аину Коди не решился бы ни за что в жизни. Он в который раз поразился, с каким спокойствием смотрел на его руку Кириан, не морщившись и не подавая вида, что ему неприятно.

Коди прислонился лбом к холодному кафелю и выкрутил на полную вентиль с холодной водой. Он держал под сильной струёй руку до тех пор, пока не перестал чувствовать пальцы. Одежда оказалась вся в мелких брызгах, но его это совершенно не волновало.

Тихий стук вырвал Коди из плена ледяной воды.

– У тебя всё хорошо? – глухо спросила Аина.

– Да, – поспешно сказал он, принявшись разрывать упаковку с чистым бинтом. – Да, всё нормально.

Коди вспомнил нож, воткнутый им в стол прямо перед уходом. Перед глазами стояли образы родителей, но главное, с чем не получалось смириться – выражение лица отца, от ужаса перешедшее к злости и отвращению.

Стараясь не думать о том, что произошло, Коди неловко закончил перевязку, скомкал старый бинт, пропитанный мазью и кровью, обернул в кусок туалетной бумаги и бросил в мусорную корзину.

В коридоре его встретила Аина с телефонной трубкой в руках.

– Кажется, твоя мама, – пожала плечами она, зажала микрофон ладонью и шепнула: – Волнуется. Я сказала, что ты переночуешь у меня. Просто подтверди, что ты здесь.

Коди нехотя принял трубку, поднёс к уху и долго вслушивался в неровное дыхание матери, прежде чем осмелился что-либо произнести.

– Я здесь, мам. Всё нормально.

– Коди… Коди! – сбивчиво пробормотала она, а потом послышались какой-то шорох, грохот и тихая ругань.

– Коди, – прогремел уже отцовский голос. – Ты слышишь?

Он отпрянул.

– Слышу.

– Отлично, – тон отца стал немного мягче. – Возвращайся. Нам нужно поговорить.

– Нам не о чем говорить, – Коди покачал головой, хоть и понимал, что никто его не видит. – Ты всё прекрасно дал понять сегодня.

– Нет, нам есть о чём говорить! Подумай, в какое положение ты ставишь Кириана! Он из-за тебя!.. Из-за тебя!.. – вновь раздались звуки борьбы – видимо, мама пыталась отобрать телефонную трубку. – Ты вынуждаешь Кириана из чувства ответственности оставаться рядом, но это его погубит!

Последние слова Коди уже практически не слышал, отняв трубку от уха и держа над рычагом. Но последнее, что отец в гневе, смешанным с мольбой, выкрикнул, он разобрал прекрасно:

– Отпусти его!

И повесил трубку на рычаг, содрогаясь всем телом.

В ту ночь сны с разрозненными мутными картинками впервые превратились в связную страшную историю.

========== Глава 10. Райли ==========

– Что значит «не выделили бюджет»? Вы хоть представляете, сколько у меня будет задействовано людей? И вы хотите, чтобы они все не один год ютились в каких-то жалких лачугах, продуваемых ветрами? – бушевал Витар, меряя свой рабочий кабинет широкими шагами. – Та деревенька… О да, та деревенька насквозь прогнила, а люди живут в своём маленьком мирке. Мы с ними договоримся, никаких проблем не будет. Да. Да. И это моё главное условие: у рабочих должно быть место, где они смогут хорошо отдохнуть и выспаться. Оттуда до Нокса не менее шести часов пути, мало кто сможет себе позволить возвращаться домой даже раз в неделю, но они согласны, потому что мы неплохо заплатим, – он остановился возле окна, покачиваясь с пятки на носок, и громко воскликнул: – Нам нужен этот мост!

Телефон несчастно звякнул, когда Витар тяжёлой рукой с силой вдавил трубку в рычаги.

Райли Бернаскони, сидевший всё это время на массивном диване, обитом коричневой кожей, вздрогнул и отвёл взгляд от бегущей секундной стрелки настенных часов. В кабинете на несколько минут воцарилось молчание. На манжете белой рубашки Райли заметил серое пятно, поцарапал его ногтем, но никакого результата это не принесло. Он поспешил перевернуть руку, чтобы не получить очередное замечание касательно небрежности, особенно сейчас, когда Витар – его отец – находился в разгневанном состоянии.