Текст книги "Сердце Химеры"

Автор книги: Кавереелла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Созерцать очередной кошмар агент Верис не изъявила желания. Девушка надеялась, что утро наступит достаточно быстро, чтобы встретить его, занимаясь какой-нибудь ерундой. Например, поиграть во 'всезнайку' с кем-нибудь из полуночных соседей. Но любителей столь поздних посиделок в набитом трудягами общежитии немного. Бодрствовать в такое время определенно могли не все, ну, например... мормолики – почти обычные люди, без фотофобий, трепетом перед осиной, зато с подозрительной страстью к чесноку и серебряным ложкам. Как раз такой и являлась соседка Лушана. Эта же бранливая девица была недурной приятельницей агенту Верис. И несмотря на то, что состояла в братстве мормоликов, которые с раннего детства своих практиков заставляют пить человеческую кровь, Лушана была вполне дружелюбной и на удивление всегда сытой.

Ника открыла окно, несколько секунд посмотрела на ночной двор и, перегнувшись через подоконник негромко, позвала приятельницу:

– Лушана? Лушан? Ты дома?

Комната мормолики находилась через лестничный пролет в метрах четырех от окна. Лушане достались не лучшие апартаменты в этом общежитии, но зато с балконом – на который минуту погодя и вышла низкорослая пышнотелая девица с окрашенными в лиловый цвет волосами.

– Дома. А чего хотела? – спросила она.

– Не хочешь во 'всезнайку' поиграть? – предложила Ника.

– Всезнайку?

– Ага...

– А ты чего не спишь? – удивилась Лушана.

– Не спится, – коротко ответила Ника.

Лилововолосая понятливо улыбнулась, кивнула и пустилась в давно изведанный путь – через балкон по небольшим кирпичным выступам на стене. Несмотря на, казалось бы, неуклюжесть и полноту Лушана блестяще проходила сомнительный путь между комнатами. Родство, пусть даже относительное с образчиками загробной легкости и грации, давали о себе знать... иногда ...

В этот раз не рассчитав свои силы, кряжистая мормолика пролетела мимо дружелюбно распахнутого окна и врезалась в закрытое. На стекле мгновенно проступил затейливый орнамент трещин.

– Перелет, – хихикая, сказала Лушана, забираясь в комнату. – Мне, правда, стыдно.

Ника осторожно закрыла за приятельницей окно и жестом пригласила войти.

– Не думаю, что это его как-то испортило. Не бери в голову. Располагайся.

Мормолика плюхнулась на кровать и, подпрыгивая, весело поинтересовалась:

– Как дела?

Ника села рядом.

– Не плохо, – ответила она, раскладывая на кровати небольшое игровое поле 'всезнайки'

– Я вижу в твоих словах скрытый смысл, – взяв семь фишек, хитро призналась Лушана.

– Серьезно?

– Ну, да.

– Какой интересно? – спросила Ника, выкладывая карточки с темами.

– Ведь если бы у тебя все было хорошо, ты бы сказала 'хорошо' или 'нормально' если бы у тебя все было хотя бы нормально, но не плохо, это значит 'плохо', но не совсем, – протараторила Лушана и, выхватив карточку с темой, заметно обрадовалась:

– О! 'Вонючие варева'! считай, что ты проиграла!

– Похоже на то, – согласилась Ника.

Знания по составлению зелий и ворожбе амулетов не давались маджикайям с рождения, в отличие от индивидуальных экстраординарных способностей – подобные практики приходилось изучать. Но быть зельеваром давно не считалось престижным, поэтому большинство молодых маджикайев благополучно проходили мимо этих знаний. В это время никому не нужны сведения о деликатных способах приготовления настоя из александрийского чернозема с добавлением правой лапки трехглавой жабы, или многодневного плетения оберега от свиста дсонакавы. Да не так уж и просто найти в современном мире жабу-мутанта или горе-великаншу. Ника не была исключением, она довольствовалась мануальными способностями, данными ей природой, и не уделяла время на изучение чего-то иного.

– Но я рада, что тебе 'плохо', пусть и не совсем, – сказал Лушана.

Нику озадачила подобная откровенность.

– Это почему?

– Когда ты в порядке, ты хорошо спишь по ночам.

– А это разве плохо?

– Нуууу, не очень хорошо. Меня ты не зовешь. У меня же подруг немного, сама знаешь.

Ника поежилась от неуютных размышлений. Она не считала Лушану своей подругой, мормолика была всего лишь забавной соседкой, которая на пару с 'всезнайкой' являлась типичным символом скуки.

– Но ты днями обычно сильно занята, – неуверенным тоном попыталась обелиться Ника. – Да и я тоже.

– Писать некрологи не особо-то веселое занятие. Если бы ты вдруг, прямо-таки средь бела дня позвала меня прошвырнуться по магазинам, я бы написала честный некроложек и пулей рванула развлекаться.

– А что, обычно ты пишешь брехню про умерших?

– Конечно! – закатив глаза, призналась Лушана. – О мертвых сама знаешь... либо хорошо, либо никак. А если о них никак не писать, то я потеряю работу. Но иногда так и хочется написать правду.

– Например?

– 'Он был феноменальным уродом. Хвала богам, что сдох'

– Да... – согласилась Ника, вспомнив неожиданно воскресшего маджикайя, – хорошо бы если так.

– Это ты про кого сейчас? – уловив ход мыслей приятельницы, спросила Лушана.

– Ааа, – отмахнулась та. – Твой ход.

Мормолика украдкой глянула на спрятанные в ладони фишки и выложила одну из них.

– Алосмрад. Это зелье вызывает дыбджитов, – деловито пояснила она. – Так что тебя гложет, подруга? Из-за чего окончен период ремиссии? Ты ведь позвала меня не просто поиграть во 'всезнайку'...

– Нет, я позвала тебя без умысла. Действительно поиграть.

– Получается, мы не посплетничаем?

– Гм... не знаю. Это обязательно?

– Конечно, – восторженно кивнула Лушана.– Сначала ты поведаешь о наболевшем, потом я. Так ведут себя образцовые подруги. Кстати, твой ход.

Ника посмотрела на игровое поле, но ни одно из вонючих зелий, что она знала, сейчас не подходило.

– Не знаю, я пропускаю, – отрешенно сказала она.

Лушана почесала подбородок и через минуту раздумий выложила еще одно слово.

– Дармó.

– Что это за зелье такое?– усмехнулась Ника.

– Это особое снадобье моей бабушки, – не растерялась мормолика.

– Врешь.

– Если о нем знают только в кругу нашей семьи, это не значит, что его не существует.

– Я не сказала, что его не существует, я сказала, что ты 'врешь'. А это могло относиться к причастности твоей бабушки.

Лушана засмеялась. На поддетых румянцем щеках появились шкодливые ямочки. Один только большой рот, растянутый в улыбке до ушей делал внешний вид мормолики безрассудным.

– Знаешь, – хихикая, сказала она. – Мне бабушка завещала столько дармá, что о ее причастности я бы охотно поспорила.

'Все же хорошо, что я ее пригласила'– подумала Ника, а вслух сказала:

– Допустим, но лучше давай без дармá, его и в жизни хватает.

– Какая ты зануда! Выкладывай, что случилось. С таким настроением, милочка, нормально не сыграешь. Я уже начала скучать. У тебя болит что-то?

– Да-нет.

– Отец вернулся?

– Нееет.

– Кошмары?

– Не в этом дело.

– Тогда в чем?

Ника не хотела снова чувствовать себя глупо, поэтому начала издалека:

– Как бы это объяснить? Я сегодня, то есть, конечно, уже вчера... видела человека, которого считала давно умершим.

Лушана на мгновение замерла в немом предвкушении, но смекнув, что повествование уже закончено, озадаченно поинтересовалась:

– Та-а-ак, и что?

– Ну... и... все, – ответила Ника. – Мне просто никто не верит.

– Походу у тебя действительно паранойя, – со всей серьезностью мормоликов, сказала Лушана. Потом погладила лиловые волосы и засмеялась:

– Хотя знаешь, у меня тоже такое было. Я как-то написала некролог про Биллибо Бора, а через три дня после выхода газеты, я увидела его в переулке. Мне было так страшно, чес-слово! Правда, я боялась, что меня уволят за дезинформацию. Но хвала богам Биллибо Бор не подал опровержение. Быть может, это был его призрак. А тебе не могло показаться?

Ника пожала плечами, как правильно вчера заметил Репентино – она уже сама себе не верила.

– Возможно, я обозналась. Возможно, нахлынувшие воспоминания и злость множенная годами сбили меня с толку, – сердито заговорила Ника. – Потому что на самом деле, я бы очень хотела, чтобы он был жив.

– Это ты про кого?

– Про Грегори Фроста, – чуть ли не выплюнула его имя Ника.

На секунду во взгляде мормолики вспыхнуло озарение, но потом Лушана скромно спросила:

– И что?

Никария Верис даже оскорбилась некомпетентностью приятельницы. А ведь лилововолосая девица ни разу не появлялась в храме Рубикунда и хоть была любопытна, но неужели не настолько дотошна, чтобы знать всех участников трагедии по именам.

– Что? – пристыженная тяжелым взглядом приятельницы, спросила Лушана. – Я слышала про огненного барона, малумах, или как они себя называют – уроборийцах. Я знаю про странный договор директората ЦУМВД и посла Датрагона. Но ничего конкретного про Фроста.

– Тогда тебе меня не понять, – разочарованно сказала Ника.

– Ну, так объясни. Его имя не указано ни в одном официально документе.

– Потому что он считался мертвым.

– А ты была в него влюблена, что ли?

– Рехнулась?

– Тогда что?

– Он и еще пара наставников впустили на территорию храма тех самых малумов – этих ящеров, если ты не знаешь, которые жгли и жрали все, что им попадалось на пути. А Фрост... Фрост убил мою маму.

Мормолика виновато опустила взгляд и тихо сказала:

– Извини. Этого я не знала... мне очень жаль.

Ника опустила глаза по другой причине – ей не хотелось показывать слез.

Безликая тишина просидела вместе с подругами несколько минут, затем обернулась прохладой сквозняка, пролезла под дверью и упорхнула туда, где ее как всегда никто не ждет.

– Может, поиграем? – немного погодя растерянно предложила Лушана.

– Давай, – тихо согласилась Ника. – Только давай выберем другую тему. В 'вонючих варевах' и ты, как я поняла, не особо разбираешься.

Мормолика повеселела:

– Согласна. Выбирай тогда сама.

Воодушевившись, Ника поводила указательным пальцем по вееру карточек и, вытащив одну прочитала:

– 'Бездушные твари'. Эта тема по мне! – радостно сказала она и выложила первое пришедшее на ум слово, – 'Репентино'.

Игра продолжилась оживленным перечислением всех неотзывчивых, бессердечных и мерзких парней этой общаги – ведь именно так развлекаются образцовые подруги.

Солнечные лучи пробивались сквозь паутину битого оконного стекла, преломляясь и заигрывая со спящей девушкой веселыми бликами. Но, ни утреннее щебетание птиц, ни вибрация подсевшего телефона, ни скворчание сковородок, исходящее из кухни, не имело такого положительного эффекта, как характерный запах яичницы с беконом. Уж что-то, а готовить Мак-Кирран-Сол умел. Славясь своими сытными отбивными, аппетитными запеченными крылышками, деликатесным подкопченным лососем и, конечно же, вкуснейшими пунтиками. Кондитерские изделия Киррана пользовались особой популярностью у большинства жителей общаги. А кому не нравились его витые пирожные, румяные ватрушки, да цветные сладости, либо сидели на диете, либо страдали от аллергии на сахар. Хотя, был еще один процент обитателей, пренебрегающий пунтиками – 'реальные' колдуны, которые открывали пивные бутылки глазом, и носили фуфел как благородный орден.

Не всегда чуткий нос агента Верис с удовольствием защебетал не хуже качающегося на ветке голодного воробья. Ника открыла глаза, с прискорбием осознав, что заснула так и не выложив решающего слова – похоже она проиграла. Как ушла пухляшка-мормолика девушка тоже не помнила. Зато перед уходом приятельница составила на игровом поле многозначительное 'я тебе верю'. Ника благодарно улыбнулась.

'Надо бы ее почаще звать', – потягиваясь, подумала она, затем покидала атрибуты 'всезнайки' в коробку и, набросив халат, вышла из комнаты. Быстро взглянув на часы, девушка поняла, что проспала от силы два часа. В кухню девушка вошла тихо, послушно села за стол. Кирран, будто не замечая подругу, копошился возле плиты, звонко помешивая что-то в кастрюле.

– Когда будет готово? – сонно поинтересовалась Ника.

Кирран обернулся и сказал:

– У меня давно все готово. Доброе утро.

– Доброе.

– Как себя чувствуешь?

– Как в анекдоте 'каждый день болит уже не там...'. А твое самочувствие?

– Отличное. Почему спрашиваешь?

– А ты почему?

– Просто беспокоюсь, – сказал Кирран.

– Вот и я беспокоюсь. Голова не болит?

– Нет.

– Значит, ты помнишь, что мне вчера обещал?

– Что именно? – уточнил Кирран, разливая кофе по чашкам.

– Ты обещал составить мне компанию.

– Да? Что-то не припоминаю. А куда ты собралась?

Ника загадочно посмотрела вверх.

– Туда, – тихо сказала она. – На плывучие острова.

Кирран поставил сковородку с яичницей на стол перед Никой, передал ей вилку и нож.

– Ты же с той поры там ни разу не была, – присаживаясь рядом, удивился он.

Ника вонзила вилку в поджаренный кусок бекона и торжественно отправила его в рот.

– Ну, воп и рефилась, – пробормотала она.

– Похоже, твое видение пошло тебе на пользу.

Процесс пережевывания бекона резко прекратился – Ника раздраженно сжала зубы и требовательно посмотрела на друга.

– Извини, извини. Это было не-видéние, – исправился Кирран и отхлебнул немного остывший кофе.

– Фсе, у меня уже нет шелания с тобой, куда-либо еффать, – с набитым ртом пробубнила девушка.

– Как хочешь, – равнодушно сказал Кирран.

Ника же надеялась, что ее станут упрашивать. Она проглотила непрожеванные кусок и надула губы.

– Что-то ты злой, какой-то сегодня, – буркнула она.

Улыбнувшись, Кирран поспешил исправить ситуацию:

– Сегодня утром у меня исчез хвост. Это все из-за него. Мне так нравились эти полоски.

– Попроси, Репентино с удовольствием наворожит тебе новый.

Мак-Кирран-Сол был человеком благонравным от природы, одним лишь присутствием вносивший мир в любую компанию. Никто из его семьи не обладал экстраординарными способностями. Да и сам он приобрел свою силу исключительно из-за несчастного случая. В шесть лет, скрываясь от ненастья, мальчонка остановился под раскидистым тополем. По статистике молния чаще всего бьет в одинокие дубы, но для хитрой планиды точные науки всего лишь повод ухмыльнуться. Под зловещие перекаты грома и шуршащую перебранку листвы маленький Кирран получил приглашение в неведомый до этого мир и оказался одним из эвентуалов, которому выпала возможность существования наравне с великородными маджикайями. Сегодня лишь пятиконечная отметина от металлического амулета обжигает воспоминанием о прошлой жизни. С тех самых пор Мак-Кирран-Сол не видел своих близких – для них он считался пропавшим.

– Почему ты решила поехать?

Ника притворно пожала плечами.

– Не знаю. Просто захотелось.

– Давно пора... – участливо произнес Кирран. – Тогда быстрее завтракай и собирайся. Автобус отходит примерно через час, если через двадцать минут выйдем, то успеем.

– Двадцать минут? – проскулила Ника, откусывая вчерашнюю булку. Глотнула кофе и добавила:

– Я не успею.

Кирран потрепал подругу по голове.

– Тогда поедем на следующем.

– Но я же не поела...

– Я сделаю бутерброды, поешь в дороге. Собирайся. Мне сегодня еще барабашку в приют отвезти надо.

– Но Кир.

Любезно улыбаясь, Кирран, поднял подругу со стула.

– Давай, давай, – поторопил он и для быстрого старта шлепнул Нику по пятой точке. – Жду тебя через семь минут на крыльце.

– Но? – девушка попыталась возразить.

– Семь минут, – погрозив кулаком, предупредил Кирран.

– Семь минут, семь минут... – затарахтела агент Верис и поплелась на сборы.

Кирран уже давно сидел на крыльце, учтиво приветствуя всех входящих и выходящих из подъезда. Это было обычное пятиэтажное здание с хозяйственно-бытовыми помещениями, рассчитанное человек на сто пятьдесят. Корпусы-клоны хаотично рассыпанные по улице, совершенно не брали во внимание расположение единственного здравпункта в округе. Заселение в общежитие производилось согласно списку, предоставленному ответственным секретарем ЦУМВД на основании заявления или ходатайства. Кирран, Ника и Дин попали сюда благодаря прошению господина Масса. Правда, беззастенчивый Репентино появлялся в своей комнате крайне редко – выбирая наиболее интересные места для ночлега.

Ника вышла на крыльцо минут через десять, застегивая на ходу куртку и бурча себе что-то под нос.

– Ну что ты ворчишь? – усмехнулся Кирран. – Сама же хотела поехать.

Он знал, что его подруга непременно опоздает, поэтому и назвал предположительное время сборов, меньшее, чем следовало. Хотя Кирран и дал Нике пять минут на наглость, та была не настолько бесстыжа и воспользовалась лишь тремя.

– Знаю, знаю, – согласилась Ника. – Но я не планировала сделать это утром.

– Извини, но вечером я бы не смог составить тебе компанию. Я же говорю, у меня работа.

– Я поняла, пошли. На остановку?

– На остановку.

***

Ожившие коралловые бусины, будто полоумные блохи, прыгали в огонь и клекотали от жара. Летающие пентаграммы, чужой силуэт, знакомый голос. Огромная пасть. Бесовский смех. Смена безумных ликов.

Ника вздрогнула и проснулась, растерянно осмотрелась: пробегающие мимо деревья, серая дорога впереди и рядом читающий газету друг; шум мотора и нескромный галдеж пассажиров.

– Долго я спала? – спросила Ника, натягивая рукава куртки на замерзшие руки.

Кирран опустил газету, посмотрел на часы и ответил:

– Минут на двадцать отрубилась.

– А ощущение, что на полдня. Нам еще долго?

– Еще около часа.

– Долго. А у тебя пунтики остались? – дергая друга за плечо, поинтересовалась Ника.

– Нет. Ты съела все сразу после того, как мы сели в автобус, – деловито переворачивая страницу, сказал Кирран.

– Надо было взять больше.

– Надо было предупредить, что ты обжора.

Ника ткнула парня в бок и пояснила:

– Дело не в этом. У меня стресс. Я волнуюсь.

Кирран сложил газету и передал Нике.

– На вот лучше почитай. Там про тебя написаны любопытные вещи.

Девушка раздраженно расправила свежую многотиражку и спросила:

– Про то, что я тролль?

– Нет. Про то, что ты, используя мой абонемент, настигла преступника, после чего была награждена сотней медяков и за заслуги переведена в СОМ.

– Я всегда считала, что перевод в службу охраны маджикайев является понижением должности. И где мои медяки?

– Ушли вместе с твоими премиальными.

– Ндааа, в наше время сотня медяков уходит так же незаметно, как приходит, – Ника равнодушно пролистала газету. – А я уж думала не доживу до того момента, когда начну узнавать про себя из газет. А про Масса что?

– Пара якобы дельных советов и просьба покинуть пост.

– Уроды... А про мальчишек тут ничего не сказано?

– Лишь то, что их не нашли... эй, я дал тебе газету, чтобы ты сама прочитала...

Ника вернула многотиражку Киррану.

– Как думаешь, их найдут? – виновато спросила она.

– Девять из десяти за безусловную убежденность.

– Хорошо если так...

Девушка обняла друга за руку и задумалась. Ей совсем не хотелось быть виноватой в еще одном несчастии. Чтобы как-то отвлечься она стала прислушиваться к чужим разговорам. Громче всех беседовал водитель, во весь голос, общаясь с кем-то по гарнитуре. Он говорил о маршруте, хронометраже и подорожавшей солярке. Ника жадно вслушивалась в каждое слово, освобождая голову от лишних опасений.

Через полчаса на конечной остановке вышел последний пассажир. Водитель появился в салоне и раздраженно произнес:

– Конечная. На выход, голубки.

Ника подскочила с места, но Кирран остановил ее, дернув за рукав куртки и сказал:

– Нам дальше.

– Так ведь конечная, – удивилась та.

– Дальше? – подозрительно уточнил водитель.

Кирран кивнул и пояснил:

– До хвоста саламандры.

Водитель шумно почесал затылок и направился обратно в кабину.

– До хвоста саламандры? – спросила Ника.

– Сама все увидишь.

Как только девушка села на место, автобус двинулся по второму маршруту.

– Я думала мы уже приехали.

Кирран покачал головой. С одной стороны он не переставал распекать Никарию, за неуважение к усопшим, с другой, понимал, что не имеет права требовать посещать старый храм, походящий ныне на гнусный могильник.

Дорога, по которой поехал автобус, вела в гору, была неезженая и ничего не знала о комфорте – ни следа, ни колеи, но старой заброшенке и это простительно. Межпространственные перемещения к храму были запрещены – по абонементу никто не путешествовал. Существовали так же порталы, сегодня недействующие или опечатанные. Единственной официальной возможностью добраться до храма был маршрутный автобус номер три, ходивший к ущелью по расписанию – каждые четыре часа. Но никто не гонял машины впустую, если не набиралось и двух желающих.

Несмотря на то, что водитель хорошо здесь ориентировался, он едва успел разъехаться с вылетевшим из тумана шумным такси. Коллеги обменялись любезным хаяньем, трехзначными жестам и, как ни в чем не бывало, продолжили путь.

Кирран скользнул взглядом по скрывшемуся в серой пелене такси – оно возвращалось в город.

Пошел снег. Крупные хлопья неуклюже забились в стекла, обволакивая узорчатой драпировкой изморози, мгновенно таяли и обреченно сползали вниз. Автобус замедлил ход и включил ближний свет. С каждым пройденным метром становилось все холодней и тоскливей, а снежный покров за окном густел, как остывающая манная каша. Через сорок минут водитель остановил у замерзшего шлагбаума.

– Приехали, – выкрикнул он из кабины, открыл двери и вышел покурить.

Ника соскочила с места и выглянула из автобуса.

– Какая здесь мерзкая погода, – поднимая воротник куртки, возмутилась она. – Знала бы, хоть шапку взяла.

– Сюда зима приходит раньше, – прохрипел водитель, укрывая в ладонях пламя зажигалки от ветра.

– Надень, не ворчи, – шепнул Кирран и накинул на сварливую голову подруги вязаную шапку.

– Спасибо, – смущенно поблагодарила Ника, – молодец, что взял шапку... мою.

– Это ты умница, что поехала. Это правильно. Я, кстати, взял с собой еще и ленты.

Ника затопталась на месте – стало неуютно от излишней опеки друга. Ей не хотелось расстраивать Киррана, но поехала она не для того, чтобы запоздало помянуть погибших. Девушка терпеливо смолчала, натянув вязаную шапку чуть ли не до самого носа.

Водитель долгожданно затянулся и спросил:

– Вас ждать?

– Да, – ответил Кирран. – Мы будем примерно через час.

Водитель съежился от холода, выпуская клубок дыма. Он, конечно же, был бы рад отправиться обратно и не выжидать в стынущем автобусе эту парочку. Но у него был термос горячего чая, пара бутербродов и многоволновое радио, почти без помех вещающее в этой зоне. Водитель кивнул и, вспомнив о страницах неразгаданных кроссвордов, немного повеселел.

– Пойдем, нам туда, – сказал Кирран, дернул подругу за рукав и пролез под заснеженным шлагбаумом.

– А он не уедет? – спросила Ника.

– Не должен. Этот рейс пущен специально для таких, как мы.

Ника обернулась. Водитель проверял колеса и явно никуда не собирался.

– А если уедет? – насторожилась девушка, прогнулась под шлагбаумом, зачерпнув воротником мерзлую гроздь снега.

– Вызовем такси, – успокоил Кирран.

Ника отряхнула запорошенную куртку и пошла за другом в мрачное ущелье. Агент Верис не знала, как выглядит старый храм теперь, она не интересовалась, не читала газет. На это у девушки не было ни сил, ни возможности: пять недель реаниматор Лионкур боролся за ее жизнь, а после пробуждения Никария несколько месяцев провела в кататоническом ступоре, напрочь отказываясь воспринимать реальность. Время реабилитации и психокоррекции длилось много дольше. Полной грудью девушка вздохнула лишь полгода назад. Сегодня настало время взглянуть страхам в глаза.

Ника резко остановилась. В заснеженных декорациях ущелья, словно вырастая из горы, покоился огромный каменный хвост.

– Хвост саламандры, – вырвалось у Ники, и она непроизвольно посмотрела вверх.

Высоко над землей парила разрушенная южная башня – цитадель саламандры. Тогда, во время нападения она пострадала больше остальных. Всего башен было пять, олицетворяя стихии, они служили дополнительной и самой весомой защитой храма Рубикунда. Много веков назад пласты земли были оторваны от поверхности и вознесены вверх, для сокрытия от человеческого любопытства. Шесть островов и по сей день сохранили стабильность, медленно циркулируя в магнитных потоках, словно каменные облака.

– Ника, сюда, – позвал растерянную девушку Кирран.

Он стоял у изуродованных камнепадом шести мраморных платформ, которые когда-то служили порталами и вели вверх, каждая на свой остров.

– Они что еще работают? – удивилась Ника.

– Только этот, – ответил Кирран, показывая на самый дальний портал.

Вырезанную из зеленого мрамора платформу украшал рисунок – дерево, чьи ветки сплетались в бесконечном узоре. Кирран занервничал чуть ли не больше агента Верис, ведь хранительницей именно этой башни когда-то была ее мать. Он вдруг испугался, что разум подруги снова тронется с места, и захотел предложить Нике вернуться, но девушка уже встала на промерзшую платформу и растворилась, словно капля чернил в стакане с водой.

В воздухе витал терпкий, горьковатый запах зеленого мха, поглотившего на пару с кучерявым плющом-обжорой весь западный остров. Исполинский многовековой дуб бросал широкие желтые листья к ногам долгожданной гостьи, поднимая из глубин памяти болезненные воспоминания. Ника сжала кулаки, едва не до крови впившись ногтями в холодные ладони и пошла вверх по битому ряду ступеней, ведущих в северо-западное крыло храма – в прибежище Радужной Надежды. На мгновение ей захотелось изловить руками ветер, тряхануть повесу за шиворот и по его прихоти очутиться далеко отсюда. Но девушка стоически проходила мимо липких воспоминаний и не обращала внимания на окрики появившегося следом друга. Остановилась Ника только когда увидела разбитый витраж знакомого с детства рисунка, а под ногами глубокую вмятину. На этом самом месте, четыре года назад сердце девушки перестало биться. Ника вздрогнула, будто услышав щелчок захлопнувшейся мышеловки... а плеча коснулась родная рука.

– Ты как? – спросил бесшумно подошедший Кирран.

Ника ответила не сразу, она посмотрела под астральный купол – именно там лежало тело Люмены Верис, и именно там появился убийца.

– Все в порядке, – внезапно осипшим голосом произнесла она, – только холодно.

Недолго думая, Кирран накинул свою куртку на плечи подруги и спросил:

– Дальше идем?

– Да. Да, я сюда не за этим пришла.

– Ну, пошли.

Кирран взял Нику за руку и повел вперед, через мост к центральной площади. Было страшно и до слез обидно смотреть на обгоревшие стены, битые окна, свернутые колонны, статуи и забродившие водоемы. Кто бы знал, что изысканные виртуозы искусства и магии со всего света, годами облагораживали храм, лишь для одной ночи, подлостью разрушившей все их старания. Рубикунда слишком рано превратился в руины. Одно из самых безопасных мест на земле оказалось беззащитным младенцем, в отеческих руках предателей.

Центральная площадь, которая сейчас была загажена пуще подземки, встретила Нику полуразрушенным пантеоном драконов. От огромной стеклянной пирамиды остался лишь мозаичный металлический каркас. Ника крепко сжала пальцы друга, но волнение тут же отпустило, как только девушка увидела сверкающие на солнце заснеженные крылья черного дракона Атера. Застывший в напряженной позе сторожевого пса, он, как и много лет назад смотрел на запад. На важной морде дракона бесстрашно разгуливали голуби, не осознавая чем именно является исполинское изваяние. В детстве и сама Ника имела смелость заглядывать в пирамидальную гробницу, красками изрисовывая могучие лапы Атера. Но большим уважением всегда пользовался второй дракон – серебристый Виво. Старый мудрый вояка лежал полукругом у черных лап сородича, сонно посматривая на восток. Его уставшая морда была усыпана осколками стекла, словно орденами парадный китель былого воина. Одной иссеченной лапой он держал хвост Атера, второй защищал каменную жемчужину от его же когтей. По легенде, этих последних представителей драконов величали Наследниками Победы. Ящеры, хранившие силу и мощь своего рода, являлись трагичным символом потери былого могущества. После Мерзкого Дня, так стали называть выросших на этой сказке выживших маджикайев.

За пантеоном Драконов находилась памятная роща. В храме существовала традиция – закапывать прах умершего вместе с корнями молодого саженца, оставляя природе сотворение совершенных надгробий. Вместо подношений из поминальных цветов, на ветках завязывали разноцветные ленты и развешивали памятные вещи. Так на осине ключника Рюмина висели замки и связки ключей, а на кипарисе шутника-астролога поблескивали звезды.

– Я туда не пойду, – враждебно произнесла Ника и остановилась. Где-то там, в глубине памятной рощи росла белоствольная береза ее матери.

– Слушай, если что, я рядом, – участливо заговорил Кирран.

– Нет. Ты не понял. Мне в другую сторону.

– Что?

Ника сделала несколько шагов назад, испуганно посмотрев на рощу сказала:

– Я сюда пришла не для того, чтобы повязывать ленты.

– Тогда для чего? – опешил Кирран.

– Мне нужно восточное крыло.

– Зачем? Я думал...

– Мне нужно кое-что проверить, – перебила друга Ника.

Кирран закрыл глаза, глубоко вздохнул.

– Восточное крыло, там... кабинет Грегори Фроста, – догадался он.

– Да. Я должна убедиться, что Фроста там не было.

Кирран медленно выдохнул. Он чувствовал себя глупо, в какой-то степени даже униженным неблагодарной девчонкой. Его моральные ценности, похоже, давно устарели. Но он всегда начинал сдержанно:

– Но... но, это неправильно. Ты не была здесь четыре года. Ты не была на могиле матери. И решила появиться только ради Фроста. Ты ненормальная?

– Да, – с горечью согласилась Ника. – Пусть так. Я умерла четыре года назад. Меня и не должно быть здесь. И не смей говорить о могиле моей матери. Мне это не нужно. Я хочу помнить ее живой.

– Она умерла, как и многие другие. Пора с этим смириться.

Ника сама не заметила, как перешла на повышенный тон:

– Смириться? А что ты понимаешь? Желание отомстить не душит тебя по ночам. Ты напиваешься и беззаботно дрыхнешь. У тебя пустая голова. Тебе не снятся кошмары! Не выгрызают мозг навязчивые мысли! Ты не представляешь, какого жить после такого.

– Не представляю? – закипел Кирран. – Как ты можешь это говорить? Тебя не было здесь, когда они появились. Из всех тварей, ты пожалуй, видела только Фроста. Ты не разгребала обломки. Не складывала друзей по частям! Не опознавала близких. А я был здесь... может быть, поэтому я напиваюсь. А тебя всегда оберегали. Да тебя и реаниматоры так отчаянно пытались спасти, только потому, что ты дочь своих родителей. Только благодаря этому ты сейчас здесь стоишь.

Последними словами Кирран резанул слишком глубоко – так могут только друзья. Ника ненавидела, когда ее воспринимали, как ребенка великих маджикайев, когда проявленная симпатия была лишь уважение к погибшей матери. Ничто не уродовало ее личность так, как это делает самооценка пониженная другими. Кирран осознавал все, что произносит. Ему давно хотелось высказаться, поведать подруге о том дне. У всех своя паранойя и Кирран не был исключением. Он многое замалчивал, сокровенно прятал. Друзья, которые умеют слушать, не умеют говорить. А поглощенная личным злосчастьем Ника не задавала ему важных вопросов. Сейчас девушка быстро удалялась. Кирран поднял брошенную в ноги куртку и, несмотря на быструю отходчивость, не попытался остановить подругу.