Текст книги "Противоречия любви (СИ)"
Автор книги: Ка Lip
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
– Это мы еще посмотрим.
Больше ничего не говоря, Шандор вышел из кухни барона, за ним следом шел Рому. Во дворе Шандор и Рому сели на заднее сидение Мерседеса, и эскорт из нескольких машин выехал за ворота коттеджа.
– Это мы еще посмотрим, – повторил негромко Шандор, затем повернулся к Рому. – Еще раз на базу Полонского наркоту подбрось.
Рому довольно улыбнулся и кивнул. Ему нравились такие дела. Ему вообще нравилось быть с Шандором – с таким безбашенным никогда не соскучишься.
* * *
Подслушав весь разговор за дверью, Роза зашла в кухню с лицом невинного агнца и убрала грязную тарелку со стола. Накладывая второе, она, не оборачиваясь, заговорила:
– Странный ты, Мирчи. Шандор тебе помогает, Полонскому вредит, а ты на него еще и злишься.
Мирчи даже и не удивило то, что Роза в курсе их разговора. Он достаточно хорошо знал свою жену.
– От его действий Даре будет только хуже.
– Я думала, ты за табор переживаешь. Люди Полонского сильно тогда цыган побили, двое еще в больнице лежат. А ты за эту переживаешь…
– Она и твоя дочь… хоть и не родная. Тоже могла бы хоть сочувствие изобразить.
– Сочувствие? Она всех нас опозорила. Или ты забыл – у тебя еще три дочери на выданье и сын маленький? Каково им теперь будет, когда все знают, что старшая дочь честь потеряла? Это пятно на всех нас.
– Еще ничего неизвестно… – хотя барон знал, что Роза права, но как же больно это осознавать.
– Отдай ее Шандору. В нашем доме ей не место.
– Это только мне решать. И хватит об этом.
Роза замолчала, зная, что с мужем лучше не перегибать палку. Пусть понемножку. Как говорят, вода камень точит. А уж она знает, как сделать так, чтобы выжить из их дома эту ненавистную Дару. Хотя ее дочки тоже были красавицами, да только барон любил Дару, она ведь от Лили Серебряной. Той, которую Мирчи в душе будет любить всегда.
ГЛАВА 6
Из глубины зеркала на Дару смотрела девушка с яркой восточной внешностью. Алые губы не требовали помады, а густые черные брови – подводки. Только вот красивые глаза цвета ночи таили в своей глубине отчаяние. Дара отвернулась от зеркала, понимая: ее лицо зажило, и тот, кого она ненавидит сейчас больше всего на свете, опять придет к ней. За эти дни она столько всего передумала, столько раз обходила свою комнату в поисках шанса на побег, а гуляя в саду, всматривалась в высоченный забор, надеясь найти хоть одну подсказку, как ей спастись. Но ничто не давало ей шанса. И тогда ее мысли опять возвращались к Полонскому. Гер… она боялась его. Он бил ее, и в каждом его ударе она чувствовала злобу и ненависть. От этого становилось еще страшнее. Его глаза, которые раньше для нее были медовыми, теперь ассоциировались только с глазами тигра. Там была звериное желание обладать ею. Она видела это в мерцании его глаз, чувствовала в воздухе, который пропитывался накалом страсти, и ощущала в себе, когда он брал ее, не щадя.
Теперь, изо дня в день подходя к зеркалу, она видела, что время, когда он придет, стремительно приближается. Нужно что-то предпринять, но что? Нет, травиться и топиться она не собиралась. Она твердо решила убежать от него. Тогда нужно бороться. Но как? В очередных метаниях по комнате Дара увидела небольшую вазочку на трюмо с искусственными цветами. Она взяла ее и, зайдя в ванную комнату, завернула в полотенце, а потом этим кульком ударила о край ванны. Вазочка раскололась. Самый большой осколок Дара взяла и, вернувшись в комнату, спрятала под кровать. От чувства мнимой защищенности стало немного легче.
* * *
Выйдя из кабинета министра после удачных переговоров об экспорте пшеницы в африканские страны, обеспечивающем прикрытие для переправки туда оружия, Гер шел по коридору к лифту. Там он увидел Ковало, и его настроение резко упало. Он уже чувствовал, что произошло что-то плохое, иначе Ковало не приехал бы за ним сюда.
Выйдя из лифта и шагая по холлу до больших стеклянных дверей, они молчали. Только сев в машину, Гер, не оборачиваясь, сказал:
– Говори.
– Опять у нас наркотики нашли на нефтебазе. Но сейчас все очень лажово… Хотя для прессы это неважно. Там уже все: журналюги, телевизионщики… Скандал раздувают.
Ковало помолчал, затем посмотрел на Германа.
– Мне кажется, это не барон подбросил. Слишком грязная работа… Да и зачем ему? Он ведь понимает, что все дочке аукнется.
– Может, и не барон… Я тоже об этом думал. Но цыгане – это точно. Камера в прошлый раз цыган зафиксировала. Думаю, и сейчас что-то увидим. А если цыгане – для меня они все едины.
Гер неспешно достал из пачки сигарету и, поднеся к ней зажигалку, высек огонек пламени.
– Поехали разбираться с этим, а потом в коттедж. Видно, кто-то очень хочет, чтобы дочке барона аукнулось. Так не будем разочаровывать его.
* * *
Дверь в комнату распахнулась неожиданно. Дара так и застыла, держа в руке лист бумаги, из которого делала кораблик. Гер с силой захлопнул дверь за собой. От него веяло дорогим табаком, алкоголем и злостью.
– Детка, иди ко мне, – говоря это, он скинул пиджак и затем ослабил узел галстука.
Дара спрыгнула с кровати и незаметно скользнула рукой под нее. Нащупав осколок от вазочки, она быстро взяла его в ладошку и крепко сжала.
– Ты опять хочешь поиграть? – в его голосе чувствовалось раздражение. – Только вот сегодня я не намерен это делать, у меня был тяжелый день.
Гер злился на этих цыган, из-за которых он сегодня опять разруливал все с прессой, телевидением, а затем делал звонки нужным людям. Как же за все это он ненавидел этот сброд. И вот эта, с длинными волосищами, одна из них.
Он быстро обошел кровать, на ходу снимая рубашку.
Теперь Дара могла полностью рассмотреть его – красивый торс с кубиками пресса, ни грамма жира. На руках татуировки, невиданными экзотическими узорами идущие к плечам. Она стала отползать по ковру, чувствуя, что ей страшно.
Видя, что цыганка пытается уползти, он схватил ее за руку и дернул на себя. И сразу почувствовал, как в бок впилось что-то острое. Он инстинктивно прижал руку к боку и увидел на пальцах кровь.
Девчонка вырвалась и отбежала, держа в руках окровавленный осколок.
– Я люблю кровь… – Гер поднес окровавленные пальцы к губам и слизал с них капли крови. Он чувствовал, что это всего лишь порез – силенок у нее не хватило пырнуть его. Да и таким осколком сложно это сделать, вот и себе руки порезала. Он видел, что по ее пальчикам струится кровь.
Дара, видя приближающегося мужчину, стала отступать, но сзади была стена, и она уперлась в нее спиной. Ее сердце учащенно билось, дыхание сбивалось, а руки тряслись. Она никогда никому не причиняла боль, а здесь ей пришлось всадить в этого человека осколок вазы, и она не знала, насколько сильно получилось. Чувствуя боль в ладони, сжимающей осколок, она перевела взгляд на свою руку и увидела кровь. Ее пальчики инстинктивно разжались. В этот момент Гер перехватил ее кисть, и осколок выпал на пол.
– Не зли меня… Я и так еле сдерживаюсь…
– Ненавижу.
Дара с отчаянием забилась у него в руках. Удар в солнечное сплетение перекрыл воздух, и она скрутилась пополам, пытаясь дышать. Дальше все было как в тумане: треск рвущейся одежды, его руки на своем теле, а потом заполненность внутри.
Она повернула голову и, смотря в его глаза, произнесла:
– Ненавижу тебя…
– Люблю таких… Ты меня этим сильно заводишь… – через срывающееся дыхание произнес Гер, продолжая подаваться бедрами вперед.
Дара попыталась подергаться, и он отстранился от нее. Грубо схватив, перевернул лицом вниз и, приподняв ее бедра, с размаху вошел в нее опять.
Так ей было даже легче. Она не видела этих глаз, не чувствовала его дыхание. Дара уткнулась лицом в покрывало и старалась сдержать слезы. Только не плакать. Она не должна показать ему слез. Она сильная и не доставит ему радость, не позволит увидеть ее раздавленной.
Закончив, Гер встал и, стоя рядом с кроватью, стал одеваться. Порез на его боку уже не кровоточил, в отличие от пальчиков и ладошки Дары, которые были все в крови. Он перехватил ее руку и, посмотрев, отпустил.
– С тобой мне все лучше и лучше… И что ты так каждый раз ломаешься? – наверное, после полученного удовольствия Гера потянуло на разговор. Да, сегодня ему опять было хорошо, слишком хорошо, и это даже напрягало. Так как цыганка – лишь часть плана мести этому барону и не более.
– Отец за меня отомстит, – Дара отползла по кровати и подтянула ноги к подбородку.
– Ты в этом уверена?
– Ты не знаешь цыган. Мы одна семья и не бросаем своих в беде. Отец спасет меня, а тебя убьет, – этот тон и взгляд Гера дали ей силы высказать ему все, что она так долго в себе держала.
Гер понял, что впервые слышит ее голос. Ему понравилось ее произношение с небольшим акцентом, это придавало ее голосу восточную мелодичность. А ее напыщенная речь и вера в своих его позабавили. Она ведь еще не знала, что происходит за пределами ее комнаты.
– Знаешь, детка, мне придется разрушить твою веру в семью. Тебе бы лучше со мной поласковее быть, а то и пойти будет некуда, когда мне надоешь. А так, глядишь, при себе оставлю.
Еще раз окинув девчонку взглядом, Гер вышел из ее комнаты.
Дара опять чувствовала себя лишь куском плоти, который использовали ради собственного удовольствия. Это было мерзко. Так мерзко, что хотелось выть. Хорошо, что боль в порезанной руке отвлекала, и она смогла сдержать слезы. Но когда шаги Гера стихли в коридоре, она, согнувшись пополам, уткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала.
* * *
Все это время Ковало, сидя в просторной гостиной, щелкал пультом телевизора, зная, что Гер скоро вернется, и они поедут в Москву. О том, что сейчас происходит на втором этаже, он не хотел думать. Это не его дело, и вообще ему все равно. Только вот не все равно ему было, и поэтому он пытался сосредоточиться на сюжете телепрограмм, чтобы отогнать ненужные мысли.
Когда по ступенькам со второго этажа спустился Гер, прижимая к боку платок, Ковало встал и, всматриваясь в его лицо, пытался понять, что там случилось.
– Где у нас аптечка?
Ковало достал ее из шкафчика в углу рядом с камином.
– Что с тобой?
– Кошка эта дикая порезала. Ничего страшного, царапина. Пластырем сейчас заклею.
– Сначала перекисью, – Ковало подал Герману перекись и вату.
Уже выходя из дома, Герман произнес:
– И ей врача пришли.
– С ней что?
– Руку порезала.
* * *
Всю неделю Гер был занят проблемами с цыганами. Разобравшись с наркотиками и кое-как замяв очередной скандал, он узнал, что у него пропал Камаз с грузом. Машина перевозила из Тулы партию оружия и пропала в районе, подконтрольном цыганам. Убыток от такой потери составлял около двух с половиной миллионов долларов. Это были уже не шутки. Оружие было проплачено африканским князьком, и его ждали. И вот машина с оружием просто исчезла.
Незримая война между ним и бароном продолжалась и переходила в стадию зримой. После пропажи Камаза люди Гера, под руководством Ковало, совершили ночной налет на людей барона и долго выбивали из них информацию, где искать груз. Правда, те так ничего и не сказали, и все это порядком раздражало Гера. Он не желал подобного развития событий. Он хотел, чтобы цыгане ушли с этих земель, и тогда все было бы тихо и спокойно. Только барон не убирал своих людей с территории Полонского, считая ее своей, и Гер понимал, что серьезного конфликта уже не избежать.
Слушая рассказ Ковало о безуспешном поиске Камаза, который как испарился, Гер расхаживал по кабинету, злясь, что столько времени уделяет всему этому. А ведь у него и легальный бизнес есть, который тоже требует времени. Он вспомнил, что в эту субботу в загородном клубе его ждали на очередную вечеринку его бизнес-друзья.
– Хватит об этом, я все понял, – перебил он Ковало, – кстати, ты помнишь, что в эту субботу поедем в клуб?
– А я думал, ты забыл. Хотел уже напомнить.
– С этими цыганами обо всем забудешь. О цыганах… – Гер задумался, – дочку барона с собой захватим. Ты ей одежду купи – их, цыганскую, и поярче, и все, что нужно: серьги, бусы…
– Что ты задумал?
– Хочу с дочкой барона в клуб сходить… Да и друзьям обещал ее показать. Спрашивали о ней – хотят увидеть настоящую цыганку, – Гер коварно улыбнулся.
– Там иногда из цыган тоже ребята отдыхают.
– Так и хорошо. Барон узнает, что его дочка по клубам со мной ходит, не скучает, – Гер продолжал улыбаться.
– Хорошо. Но я не уверен, что она захочет идти, – Ковало уже сейчас понимал, что нереально будет заставить Дару пойти в клуб.
– Я никогда не сомневался в твоем профессионализме, – Гер произнес это сухо, с подтекстом, и Ковало понял, что сейчас Гер не шутит, и выбора у него нет: или он заставит ее идти, или… То, что Гер и его не пощадит, Ковало прекрасно знал, столько лет работая на него.
– Будет выглядеть как настоящая цыганка. Только все же не понимаю, зачем тебе это.
– Пообломать ее хочу. Вести себя нормально научить. Дикая очень.
– Приручить хочешь? – спросил Ковало.
– Да, приручить и выкинуть. Пусть это ей будет хорошим уроком. Да и папеньке ее.
– Как долго ты будешь ее удерживать? – опять ощущение неправильности происходящего появилось в душе у Ковало.
– Пока пусть побудет у нас. Это гарант, что барон киллера не наймет. Тем более сейчас дела с нефтебазой пойдут, отвык я в бронежилете ходить. Как бы барон себя ни вел, а дочку он любит и поэтому на крайние меры не пойдет.
– В этом ты прав.
Ковало опять стало жаль девчонку, но он отогнал от себя эти мысли. Тем более сейчас ему нужно было жалеть уже себя. Если Полонский ждал от него результата в работе, значит, он не должен подвести его.
* * *
Неделя для Дары пролетела незаметно. Теперь она каждый день ждала прогулки в саду. Находиться в комнате было очень тяжело, все в ней напоминало о произошедшем. Она не разрешала себе вспоминать о том, что здесь произошло. У нее была цель – побег от Полонского, а потом месть ему. И теперь она жила этим. Как сбежать отсюда и как мстить – слишком сложные вопросы, на них нет ответа, но это изо дня в день давало силы не сломаться. Она держалась и старалась ничем не показывать то, насколько ей плохо. Когда же под вечер дверь в ее комнату открылась, она вздрогнула, и бумажный кораблик в ее руке порвался – насколько сильно она сжала свои пальчики.
В комнату зашли Ковало и его люди. Они принесли пакеты и коробки в обертках. Пакеты положили на диван, а коробки поставили на стол.
Ковало по-хозяйски прошелся по комнате, затем остановился перед девушкой. Дара встала с ковра, продолжая теребить в руках остатки бумажного кораблика. Ковало видел ее состояние, и по тому, что осталось от бумажной поделки, оценил то, что с ней творится. Это ему на руку. Значит, нужно совсем немного поднажать, и она сдастся. Как психолог, ломавший людей намного сильнее этой девчонки, он знал это. Практика у него была большая.
– Хороший был кораблик, – Ковало перевел взгляд на смятую бумажку в ее руке. – А я вот не умею такие делать. Научишь?
– Ты не за этим сюда пришел, – Дара пыталась придать голосу уверенности и не показывать, как ей страшно.
– Нет, не за этим. Тогда перейдем к тому, зачем я здесь. Сегодня суббота, хороший день для отдыха. Герман тебя в клуб приглашает съездить, развеяться, – Ковало изучающе смотрел в лицо девушки, видя, что пока она лишь слушает и не противоречит ему. – А вот это, – он кивнул на пакеты и коробки, – для тебя. Там одежда, украшения, косметика. Цыганская одежда.
Дара перевела взгляд на пакеты и коробки, и до нее стала доходить суть сказанного.
– Он меня вырядить хочет и выставить для своих друзей на обозрение, как зверушку?
– Нет, он просто в клуб с тобой сходить хочет. И думал, что раз ты привыкла ходить в цыганском, то тебе так будет комфортней, – он опять кивнул на коробки на столе.
Дара подошла к дивану и, взяв одну из сумок, вынула из нее то, что там было. Пестрая ткань с яркими цветами и блестками по окантовке аж резала глаза. Дара отбросила от себя юбку и вытряхнула содержимое следующего пакета. Такая же яркая блузка с блестками и шаль со стразами и подвесками засверкали у нее в руках. Отбросив это, она подошла к коробкам, стоящим на столе. Нервно разорвав обертку, Дара открыла коробку. Там была косметика, достаточно ярких тонов, как она успела увидеть. В другой коробке лежала бижутерия – яркая, крупная, безвкусная.
Девушка зло обернулась на Ковало и сверкнула черными как ночь глазами.
– Он хочет меня нарядить, как на карнавал? Поиздеваться надо мной захотел?
Все это время Ковало спокойно созерцал ее действия, предвидев это. На ее возмущение он лишь улыбнулся.
– По-моему, это ваша национальная одежда. Ты сама в таком наряде была, когда тебя поймали. Так что тебя сейчас возмущает в этих вещах?
– Такое цыганки не носят. Это театральная одежда. Я это не надену. Я вообще никуда не поеду.
Дара отошла от вороха пестрых вещей на полу и, подойдя к кровати, села, показывая всем своим видом, что разговор на этом завершен.
Ковало знал, что первая часть представления отыграна, и именно так, как он и предполагал. Сейчас начиналась вторая часть.
Он опять по-хозяйски прошелся по комнате и, повернувшись к своему человеку, сухо произнес:
– Домработницу пригласи сюда.
Дара непонимающе смотрела на Ковало не зная, чего теперь ждать.
Вскоре в комнату зашла пожилая домработница, которая убиралась в комнате Дары и приносила ей еду.
– Доброго вечера, Вероника Петровна, – Ковало скользнул взглядом по женщине, – в последнее время Полонский очень недоволен вашей работой. В доме грязно, вы явно плохо выполняете работу, за которую он вам платит. Вот, посмотрите сами, – Ковало подошел к подоконнику и провел по нему пальцами. – Видите, пыль? А на окно посмотрите – оно все в разводах. Когда вы его мыли в последней раз? Ковролин в мусоре и крошках, – Ковало демонстративно провел носком дорогого ботинка по светлому ворсу ковролина, – на мебели пыль… Вообще, что об этом говорить. Сегодня получите расчет за минусом ваших недоработок, а с завтрашнего дня вы уволены. Это все.
Пожилая женщина все это время стояла с удивленным лицом, и так же, как и все, наблюдала за действиями Ковало. Но потом, когда заключительные фразы дошли до ее сознания, на ее глазах выступили слезы.
– Вы же знаете – у меня внуки, а дочка в больнице… Я без этой работы не вытяну внуков… Да как же так? За что? Я ведь столько лет работала, и господина Полонского все устраивало… Пожалуйста, не увольняйте… Я все вымою… Вот увидите… – она нервно вынула из кармана платок, и протерла глаза, приподняв очки.
Дара не могла больше видеть слезы пожилой женщины. У нее в душе все переворачивалось от того, что сейчас происходит. Она ведь видела, что в комнате все идеально чисто, и домработница всегда фанатично здесь убиралась, да и Дара сама стирала пыль с мебели. Уж она-то не привыкла к барским замашкам, чтобы за ней убирались. И ковролин идеально чист. Придраться вообще не к чему. И тогда она поняла смысл всего этого.
– Я поеду в клуб, – она спрыгнула с кровати и, подойдя к Ковало, встала перед ним, загородив собой Веронику Петровну. – Тогда вы ее не уволите?
– Ты не только поедешь в клуб, ты наденешь все это на себя, – Ковало кивнул в сторону пестрых тряпок на ковролине, – ты накрасишься и будешь очень красивой, и ты будешь себя очень хорошо вести. И если сегодняшний вечер пройдет хорошо, и Полонский будет тобой доволен, тогда она, – он кивнул на домработницу, – останется при работе. Тебе все ясно?
– Да.
Сказав это, Дара развернулась и пошла к валяющимся пестрым тряпкам.
– Может, вы выйдете отсюда? Мне нужно переодеться, – она с вызовом посмотрела на Ковало.
– Оденешься – спускайся вниз. Я тебя там жду. И чтобы недолго.
Ковало первым вышел из ее комнаты. За ним последовала Вероника Петровна, еще находящаяся в состоянии стресса от всего произошедшего, а затем и его люди. Он знал, что хорошо выполнил свою работу. И еще его радовало, что не пришлось ни к кому применять физического воздействия. Вот этого он все-таки не хотел, хотя раньше такие моменты его не смущали.
Дара стерла с глаз злые слезы. Она понимала, что по-другому поступить не может. Да и что это меняет в ее жизни? Теперь уже ничего. Пусть она, ряженая в этот маскарад, пойдет с Гером в клуб. Пусть ее увидят с ним, хотя это и будет катастрофа. Может, отец поймет потом, почему она так поступила. Когда она сбежит, она все сможет объяснить отцу, и он обязательно поймет, что не могла она спокойно смотреть, как издеваются над пожилой женщиной. Значит, она пойдет в клуб и будет вести себя тихо и спокойно, а там, возможно, у нее будет шанс сбежать… Дара задумалась. Может, и к лучшему, что ее вывозят отсюда? Ведь то, что из коттеджа не сбежать, она поняла уже давно. Значит, она попытается это сделать в клубе.