Текст книги "Орехово-алый мотылёк (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Под конец Чесио ступал устало, весь взлохмаченный, с сухими листьями и травинками в волосах, с паутинкой царапин, покрывших его кожу, в грязной одежде, но с по-прежнему ярким взглядом и крепкой надеждой на что-то. В ушах зазвенела вода, и он не ошибся в своих ожиданиях: в нос проник свежий запах холодной тёмной воды, заплесневелых камней и душистого камыша. Как раз получится отмыть одежду и прогреться на солнце! А потом, вероятно, надо будет возвращаться: время близилось к полднику, а сегодня за ними приглядывала Марта, а она была бдительной и пунктуальной, и иногда – такой приставучей! «Получается, на меня похож разве что сам лес… Конечно, это замечательный, щедрый друг, но ведь почти безголосый и почти совсем необъятный, а я хотел, чтобы я мог дотрагиваться до него, когда захочу что-нибудь сказать, измутузить в земле, если разозлит, и послушать, что он думает насчёт моей идеи со сбором звуков и ароматов в банку, я планировал добавить туда ещё несколько цветков, видевших горе и восторг, а также веточку аниса – вот не знаю почему!»
Как всегда, перейдя от одной мысли к другой, Чесио, опустив взгляд вниз и шевеля губами в такт своим беззвучным словам, не заметил, как обошёл кусты и перед ним открылся каменистый неровный берег и узкая, лоснящаяся в летнем солнце речка. Услыхав шум так близко, он поднял взгляд и от неожиданности отпрянул, почти упал в кусты вереска, полностью туда забравшись, собрав на себе все его мелкие сиреневые цветочки. Конечно, вереск не захотел его спасать, а расшумелся, хрустнув обломанными ветками; потом Чесио забрался глубже, но, конечно, было поздно.
На одном из валунов сидел, придерживая сумку и ополаскивая лицо водой, мальчишка, такой же, как он, может, чуточку выше и старше. На шум он обернулся резко, и его голова была направлена ровно в сторону вереска, где сидел Чесио. Тот и сам не понял, чего так напугался, но в таком безлюдном месте увидеть паренька оказалось целым ярким, как вспышка, событием. Он был черноволосым, довольно высоким, с короткой стрижкой, с широким лбом и тёмными, казавшимися угольками на его бледном лице глазами; из одежды на нём были широкие серые штаны, длинная тёмно-зелёная рубашка с накинутой сверху лёгкой безрукавкой. Между ними было не так много, но и не так мало метров: достаточно, чтобы Чесио видел лишь набросочный портрет незнакомца, но при этом не мог угадать эмоции на его бесстрастном (так казалось из кустов) лице. Почему-то он напомнил Чесио горделивого принца из какой-то забытой сказки, которые пачками и в уме приносил с собой Луиджи; конец у неё был печальный – если Чесио верно помнил, то принца превратили в пепельного ворона. И, в каком-то смысле, незнакомец даже походил и на такого ворона. «Может, это он и есть?..» – пока мальчик серьёзно пришёл к такому выводу, «принц-ворон» сделал пару чётких, но осторожных шагов в его сторону, держа за спиной палку. Чесио был замечен.
– Если там кто-то есть, то выходи! Я тебя заметил! – голос звучал грубо для принца, недостаточно зло – для ворона. Но его хотелось слушаться, и Чесио, сжав кулаки, понимая, что сейчас надо будет договариваться с этим вороном, сглотнул плотный комок волнения и наконец вылез из кустов, попутно отряхивая себя от цветков. Он сделал пару шагов к незнакомцу, и между ними стало что-то около четырёх метров, хотя Чесио плохо понимал на деле, что такое четыре метра. Принц-ворон слегка отпрянул, когда увидел его, палку тут же опустил, но не выкинул из рук. Вблизи его лицо можно было рассмотреть лучше: губы покусаны, на правой щеке несмытый след от черники, её тут много росло, на левой – длинная царапина от надоедливых веток можжевельника, а на шее виднелся серый квадратный кулон. «Наверное, там хранится заклятие, от которого он ещё сохраняет человеческий вид…» – рассуждал Чесио, а потом вспомнил, что ему надо бы что-нибудь сказать, а то незнакомец сочтёт его невежливым.
– Господи! Ты кто такой вообще? – спросил в явном удивлении принц-ворон, сузив глаза. – И что ты делаешь в таком Богом забытом месте?
– Я Чесио, – мальчик попытался улыбнуться. – Но это ведь тебе всё равно ни о чём не скажет. Меня привёл сюда вот этот лист… – он достал из кармана поочерёдно шишки, цветы, какую-то сухую мелочь и только потом – листик. – Я загадал не так давно, чтобы Лесной дух указал мне, где находится человек, похожий на меня, чтобы я мог кидаться с ним и в него виноградинами, воровать апельсины и сбегать к озеру. А то у нас в деревне почти все мои знакомые – такие зануды и скучные, что я совсем уже потерял надежду… Знаешь, у меня есть друг, Карло, но ты бы видел его – ради своей одежды он ни за что бы…
– Боже, как ты много болтаешь! – перебил его незнакомец и отбросил палку в сторону. – Причём тут этот лист?
– Ну, его самое красное пятно – это место, где я встречу такого друга. А он сам – карта нашей деревни. Так я вышел за её пределы и пустился куда глаза глядят.
– И что же вышло? – парнишка скрестил руки на груди, а его взгляд стал пристальнее. Чесио решился сделать пару шажков и с радостью обнаружил, что принц-ворон не был против, а также мелко шагнул вперёд.
– Ну, сначала я не нашёл никого и подумал, что только сам лес может быть мне другом. А потом вышел сюда, чтобы смыть грязь с одежды, и увидел… тебя. Не веришь? – увидав сжатые губы того, Чесио хмыкнул и таки решился подойти к нему совсем близко. Вблизи он не казался страшным, только слишком серьёзным, но Чесио радовало то, что он так быстро понял его. Вообще, столько раз мать ему говорила, что он болтает слишком много и не по делу, а знакомиться с ним – сущее мучение, потому что только чёрт мог разобрать, что он нёс. Но Чесио всегда говорил то, что, по его мнению, лучше всего подходило для знакомства. И сухие, совсем бессмысленные вопросы о месте жительства и возрасте с именем его совсем не устраивали и ничего ему не говорили.
– Ну… смутно верится, честно говоря. Это что, какая-то магия?
– Нет! Вообще нет! Просто есть некий дух, и он всем помогает. Ты не знал? И вот он мне помог, оказывается. Смотри, вот этот лист, – Чесио протянул его незнакомцу, и тот осторожно взял его. На секунду их пальцы соприкоснулись, и мальчик ощутил, как кожа на его руке подёрнулась лёгкими пупырышками от холодных пальцев принца-ворона. Несколько моментов тот смотрел на лист, серьёзно думая, а затем отдал его обратно.
– Как ты это понимаешь? жуть какая-то… То есть, ты не заблудился, ты не похож на лешего и на вора, потому что слишком красив и юн, хоть и неопрятен, и, значит, совершенно не опасен, – словно рассуждая вслух, проговорил незнакомец, смотря то ли на него, то ли сквозь него.
– Ну да, – Чесио решил улыбнуться и стал вертеть в руках лист, думая, что принц-ворон всё же, получается, и есть конечная цель, к которой его вывел лес? Внутри него бурлила примерно такой же силы речка, как и рядом, только из эмоций и странных чувств; для него это было странное течение, и поэтому от переизбытка он отказался молчать.
– А знаешь, ты в принципе похож на меня… Ты такой же бесстрашный, раз зашёл в такую глубь леса. Я не знаю, как тебя зовут, но буквально минуту назад, когда прятался в кустах, придумал тебе кличку: принц-ворон, как тебе? – Чесио заглянул ему в глаза и увидел полное изумление.
– Почему такая? – задумчиво выдал незнакомец.
– Ты похож на принца из одной сказки, он тоже был с тёмными волосами, ужасно горделивый, и мне показалось, что ты такой же, ну, по крайней мере, когда я видел тебя из кустов и ты резко повернулся на звук… что только не придёт в голову… – Чесио тараторил и не сводил взгляда с, оказывается, таких же оливково-коричневых глаз собеседника, как и у него. – Я не помню ни названия, ни сюжета, если хочешь, спрошу у мамы. Но в конце его превращают в ворона в отместку за его горделивость и ещё за что-то, не помню… Ну, ты не думай, что ты точно такой, как он, просто первая мысль. А то совсем не знаю, как тебя звать…
– Джованни, – коротко выдал он и кивнул, изобразив на лице почти взрослую ухмылку. – Но кто-то иногда коротко называет просто Джонни. И горделивость – может, вполне и моё качество. Да и быть вороном – откуда тебе знать, хорошо это или плохо? Может быть, тому принцу это было в радость. – Чесио охнул: он и не задумывался о таком.
– Ты прав. Всякое может быть. Что ты тут делал? – Чесио подошёл к кромке реки и заглянул в неё, увидав своё растрёпанное, полное цветов и веток отображение в воде, и стал отряхиваться, осыпая неровную гладь мелкими лепестками, однако василёк оставил. Джованни присел рядом на камень и положил сумку рядом с собой.
– Я собирал ягоды. Меня послала мать набрать немного черники, я увлёкся и зашёл слишком далеко. Потом черника перестала вмещаться только в сумку, теперь она и у меня в животе. И вот пытался умыться…
– Черника – вкусная ягода. Нам редко разрешают её есть почему-то… Ты не до конца стёр, – Чесио набрал в ладонь воды и аккуратно коснулся его щеки своими пальцами, чтобы стереть. Джованни не противился, только смотрел куда-то на реку и отчего-то позволял, забыв про горделивость. «Или не принц-ворон? Да он таким только представлялся!». Когда дело было сделано, Чесио присел рядом и вновь достал из кармана листик.
– Твоя деревня далеко? – спросил Джованни.
– Я точно не знаю. Я просто шёл, куда глаза глядят.
– И ты не заблудился? Я вот по одной тропинке шёл, чуть не потерялся. – Чесио казалось, что Джованни начинал заботиться о нём. Уж совсем он не был страшным, только голос грубый и взгляд недобрый.
– О, нет! – мальчик распластался на холодном камне и поглядел вверх, где среди крон виднелось бирюзовое с прожилками белого небо. – Я здесь чувствую себя, как дома. Даже лучше, чем в деревне…
– Почему у тебя в карманах полно всякой чепухи, а в волосах нет разе что шишек? – Джованни критически оглядывал его, а потом запустил руку в его мягкие волосы, и Чесио почувствовал, будто само небо проникло в его мысли с этой рукой. Джованни отбрасывал цветочки и листья и какую-то другую шелуху (и спасибо вереску, что лепестки остались ещё на рубашке, на штанах), а Чесио думал, что, без сомнений, он уже нашёл того друга, которого загадывал. Он сильно и жутко отличался от представлений, но был непреодолимо хорош; они были похожи, хоть Чесио и знал его две минуты от силы, но свято был уверен в этом, но похожи как-то по-другому, как похожи разве что две бесконечности: небо и земля. Мальчишка смотрел на небо, слышал недовольное бормотание Джованни и понимал, что Лесной дух был существом не без хитрости, зато с фантазией.
Чесио резко приподнялся на локтях, и Джованни удивлённо отдёрнул руку, будто побоялся, что что-то сделал не так. Мальчик улыбнулся ему и заговорил:
– Но зачем тогда вообще гулять по лесу, если нельзя забить карманы всякими чудесными штуками? – Джованни явно не разделил его восторга, только задумчиво ухмыльнулся. – Ты любишь лазать по деревьям? – вдруг Чесио понизил голос, словно говорил вслух серьёзную тайну.
– Да, отчего же не любить? Мне кажется, это должен любить каждый мальчишка… – он был искренне удивлён и даже рассмеялся от этого вопроса; Чесио вздрогнул: он и не думал, что этот парень умел смеяться. А смеялся он звонко, отчаянно и печально. Может, так смеются только вороны, которые всё же не хотели превращаться из принцев в птиц?
– Ну, каждый не каждый… Вот я уже говорил про Карло – своего друга – это ведь сущая девчонка, получается! Я пытался вчера ночью подумать, кто ещё из моего окружения мог бы так же, как я, любить лазить по деревьям, но в голову приходили разве что какие-то задиры и драчуны, которые любили хоть падать с этих деревьев, но были такие противные… А когда я погулял здесь, то ведь вообще отчаялся, знаешь. – Чесио привстал и направился к воде, набрал в ладонь воды и стал оттирать пыльные и грязные следы со штанин, с рубашки. – Никого, только птицы где-то наверху кричат, а вниз, правда, не спускаются, и под огромным корнем дерева мне из него кто-то недобро ответил, говоря уходить…
– Из какого-такого дерева? – Чесио обернулся и с удовлетворением обнаружил приподнятые в изумлении брови и приоткрытый рот; не было чувства более приятного, чем-то, когда находишь себе слушателя. Мальчик привык, что в деревне от него поскорее хотели избавиться и быстро уставали, отправляя восвояси или срочно находя себе дела, даже Кармэла – и та грешила этим. А этот парень – слушал спокойно, заинтересованно, даже требовал подробностей. Отвернувшись обратно к речке, чтобы скрыть свою улыбку, расплывшуюся непозволительно широко, Чесио заговорил:
– Ох, ну это далековато отсюда, наверное, а так бы я показал. Ближе к нашей деревни начинается гряда из деревьев, у которых корни настолько выпирают наружу, что под некоторые можно беспрепятственно залезть и распрямиться, а я отыскал такое, в котором смогла бы нормально зажить вся моя семья: мать и сестра Мирэлла. Но откуда-то сверху, вероятно, из самого дерева, некто стал по-злому скрестись, и я подумал, что меня выгоняют. Не буду же я тягаться с самим обитателем этого дерева, он всё-таки дольше меня там жил и, наверное, выглядит как-нибудь уж совсем по-ужасному, чтобы другим неповадно было забраться в такой прелестный природный дом… – Чесио краем глаза наблюдал: Джонни не сводил с него взгляда, не шевелился, пока тот рассказывал, ему даже казалось, что задерживал дыхание. Наконец Чесио оттёр все более видные пятна и остался доволен. Развернулся к Джованни и улыбнулся, чувствуя, что валун всё же уходил куда-то из-под ног, когда он смотрел в эти почти похожие на его глаза, только более тусклые из-за того, как если бы этот парень очень часто грустил.
– А почему бы и не потягаться с ним, хм? – вдруг медленно, как бы продумывая каждое слово, выдал Джованни и пригладил встопорщенные волосы. – Нет, ну правда! Если он такой злой, надо бы проучить его. Только нападать, конечно, когда у тебя в карманах всего лишь цветочки и орехи, совсем бессмысленно. Надо запастись длинным сияющим мечом и бесстрашно пойти вглубь, пусть там живёт хоть сам василиск. – Чесио восторженно смотрел на него и едва сдерживался, чтобы не закричать «да», не запрыгать и не захлопать в ладоши. А принц, оказывается, знал гораздо больше его…
– Но… кто такой василиск? – задумавшись, вдруг выдал мальчик и присел напротив Джованни, чтобы видеть каждую его эмоцию, каждое недовольное фырканье, каждую морщинку около рта, когда тот улыбался. Ему казалось, что он уже хотел полностью нырнуть в душу этого уже с трудом называемого теперь незнакомца.
– Ты что, не знаешь? Какая-то у вас слишком глухая деревня. Василиск – это петух с крыльями дракона и хвостом ящерицы, – Джованни понизил голос и даже пару раз оглянулся вокруг себя, будто сам василиск мог подслушать его сейчас и обидеться. Чесио попытался представить, подняв взгляд наверх и наморщив лоб. Тут же послышалась усмешка со стороны парня: – Ты хоть знаешь, как выглядят эти существа? Которых я назвал?
– Да знаю! – Чесио нахмурился и, в душе всё-таки едва сдерживая смех, толкнул Джованни в колено, как бы показывая свою обиду. Тот расхохотался и только потрепал его по голове.
– А то у тебя такой вид, словно ты едва понимаешь, о чём я говорю. Знаешь, ты всё же странный малый. Тебя радует абсолютно каждая мелочь, ты бегаешь по глухому опасному лесу с цветами и охапкой рассказов, а ещё живёшь довольно далеко отсюда, если верить тому, что говорят в нашей деревне. Но ты здесь будто и вправду хорошо вписываешься. Ты почему-то слишком красив для неаккуратного мальчишки, и мне до сих пор кажется, что ты пришёл ко мне из какого-то другого мира. И мне сложно привыкнуть к тому, что ты такой… такой среди этого мрачного леса, – подперев голову рукой, вдруг разошёлся Джованни.
– Он не мрачный! – воскликнул Чесио, довольно улыбаясь. – А я… я всегда такой. Но, послушай, если я пришёл из другого мира, тогда и ты – оттуда же. Ты просто скрываешь от меня то, что ты принц-ворон – ну, горделивость, что ли, не позволяет. Но я-то вижу… – Чесио подобрался к нему ближе и схватил за локоть, будто побоялся, что, услыхав такое разоблачение, Джованни тут же превратится в ворона и улетит далеко-далеко.
– Господи, ну ты и… И что, у вас вся деревня таких же, как ты? – Джованни аккуратно вытянул из его курчавой пряди тонкую веточку и пару колючек, запутавшихся в волосах.
– Не знаю, мать говорит, что я такой в единственном экземпляре. Но, по-моему, она это упоминала, когда я приходил с разорванной одежде и весь в грязи, – Чесио отпустил его локоть, но не отодвинулся, чувствуя боком тёплое тело Джонни.
– Но всё-таки, – вспомнил мальчик, повернувшись к нему и увидав его лицо в профиль, – если даже и пойти с мечом на живущего в том дереве, пусть это и будет василиск, хотя я представил и даже посмеялся над ним, ну, это ведь просто слишком большой петух, даже смешно! Так вот, если и пойти, то что будет потом? Просто эти деревья ближе к ночи встают на свои ноги-корни и начинают блуждать по лесу, это точно! Вдруг они разозлятся на то, что мы выгнали их давнего жителя, и будут мстить нам?
Джованни хмыкнул и вполоборота повернул голову к нему.
– Об этом я не думал… Разве они могут так запросто гулять по лесу? Откуда тебе это знать?
– Могут! Послушай, это достаточно увидеть один раз и ты тоже поймёшь, что это происходит в действительности! – Чесио даже вскочил на ноги и коснулся рукой плеча Джованни, заставив посмотреть себе в глаза. – Их корни растут так, словно они не успели добежать до своего прежнего места и застыли на очередном шаге с первым лучом солнца, омертвляющим их. И так каждый день! Поверь мне… – добавил тише, пытаясь умерить свой пыл и не напугать только приобретённого слушателя. Джованни рассмеялся и лукаво на него глянул.
– Допустим, что верю, но звучит, конечно… словно сказочка для малышей. Тебе самому-то сколько лет? – Джованни встал с холодного камня и выпрямился во весь свой рост, и будто бы упоминание про возраст сделало Чесио вдруг меньше, и он заметил, что на самом деле почти на голову ниже своего друга. Приподняв подбородок и уперев руки в бока, он важно ответил:
– Вроде бы, семь с половиной. Я не маленький! И это не сказки.
– А я тебя на три года старше, и, поверь мне, за эти три года что-то неумолимо меняется… Вот видишь, я уже не верю в оживающие деревья и один отправляюсь в лес, кишащий дикими зверями. С одним ножиком, – Джованни сделал пару шагов мимо него и остановился невдалеке, хлопнув себя по поясу, где находился чехол с маленьким ножом, и усмехнулся. Чесио повернулся к нему и задумчиво окинул взглядом.
– А когда вернусь, мне надо будет присмотреть за младшим братом, помочь матери разрубить дрова и сходить с отцом на скотобойню… – Джованни приопустил голову и печально улыбался. – И что же это происходит, Чесио? Лучше бы я остался в тех временах, когда, как и ты, верил во всё это чудо.
– Да это же не чудо, а просто обычное событие! – не унимался мальчик и вновь стал крутить в пальцах мистический листок, из-за которого он был здесь и разговаривал с этим парнем. – Ну, хочешь, я тебе покажу. Только не сегодня. Но нужно приходить ночью. Согласен? Или боишься? – хитро зыркнув на него и увидев вызывающий взгляд от слова «боишься», Чесио довольно улыбнулся.
– Не боюсь я, эй! – Джованни приосанился и поднял голову чересчур высоко. – Я думал, что это скорее ты не сможешь отпроситься у своей мамы… – он подошёл к нему ближе и приподнял за подбородок двумя холодными пальцами.
– Я уже давно ни у кого не отпрашиваюсь! – важно заявил Чесио и упрямо потряс головой, чтобы сбросить жгуче холодящие пальцы с лица. – И сейчас я здесь, так далеко, но тоже ни у кого не отпрашивался.
Несколько секунд они пытались прожечь друг друга вызывающими одинаковыми взглядами, но в итоге только расхохотались, осознав, что имели дело с человеком не из робкого десятка. Потом решили перейти на другую сторону речки, где берег был полностью залит жарким полуденным солнцем и можно было немного погреться на сизых камнях. Река была не широкая, а недалеко находилась целая россыпь валунов, заграждавших течение; по ним, аккуратно прыгая, иногда поскальзываясь, но ни разу не упав, перебрались Чесио и Джованни. Там, сев у кромки и сняв башмаки, они позволили холодной воде плескаться по их ногам, а солнцу – пригревать их макушки. Быстро договорились встретиться тут же через три дня – почему именно через три, никто из них не знал, просто как-то одновременно выкрикнули и были вполне себе счастливы этим заявлением. Чесио был, как ни печально, привязан к жутким занятиям ненужного «приобщения к высокому», как говорили их наставники, а у Джованни, думал он, были свои дела, которые не могли позволить ходить каждый раз в лес, ведь жил он далековато от него. Тут же согласились, что ещё через три дня, правда, ночью, пойдут смотреть на оживающие деревья; Джонни подшучивал, не испугается ли сам Чесио и не откажется ли от похода в нужный момент? Чесио только недовольно толкал его в плечо и говорил, что поведёт его ещё в жилище под деревом того самого хоть василиска – и «посмотрим, кто убежит от скрежета первым!».
Потом Джованни угостил его черникой: ополоснутая в прохладной вкусной воде ягода казалась ещё более свежей и сладкой. Перемазавшись ею до такого состояния, что, наверное, их мамы бы не узнали в них своих сыновей, они, смеясь, ещё долго оттирали синие губы и чёрные пальцы; уже не чувствовали их из-за ледяной воды, а сок всё не отмывался! Чесио вдруг вспомнил, что уже опоздал на полдник, но нисколько насчёт этого не волновался: что-нибудь наплетёт Марте, она уже привыкла к его постоянному вранью и резкому исчезновению. Конечно же, новый друг был куда желаннее полдника; осторожно узнавать о нём, таком резком, иногда самодовольном и гордом, было слишком радостно для мальчика. Он сам тараторил о разных невероятных вещах и пытался зачем-то уместить свою семилетнюю жизнь (ну, с того момента, как он помнил) в свой бедный словарный запас, но не получалось, и он с упорством подбирал их, нужные выражения, и всё считал, что выходило не так хорошо.
– …Ну, а вчерашнее моё достижение: я превратил таки Мирэллу в лесную фею! Я не рассказывал ещё о ней? Она старше меня, но чуть младше тебя. И скоро ей откроется какой-то символ, ковольмола называется, ты не в курсе? – Джованни качал головой и хмурился. – Ну, и неважно ведь. Мне Луиджи о нём рассказывал, это наш путешественник. Он уходит через лес куда-то дальше, рассказывает о каких-то больших… го-ро-дах, – по слогам произносил Чесио это непривычное для него слово и смеялся. – Это один из любимых моих персонажей в деревне. Жаль, что совсем недавно он вновь отправился в путь, но я буду ждать его год или больше, если понадобится. Мне так не хватает того, что происходит снаружи. Ведь я понял, что мы будто взаперти от остального мира, отрезаны лесом, который нас приютил. И до ближайшего озера нам далеко, и до селений других – получается, тоже. Может быть, все думают, что вокруг всегда ходят живые дубы и никогда не замирают, и боятся этого? Надо бы тогда рассказать всем, что снаружи нет ничего страшного… Так, о чём я говорил?
– О сестре, – спокойно замечал Джованни и едва сдерживал уголки губ, чтобы они не расплылись в разные стороны.
– Точно, Мирэлла! Она неплохая девчонка, но капризная, ты бы знал. И что плохого в том, если ей идёт быть феей? Пусть даже ради этого придётся пожертвовать своими волосами… Надо будет сегодня ещё раз попробовать!
– А ты не думал, что она не хочет становится феей, всего-то на всего? – полушутя, полусерьёзно добавлял Джонни, гремя собранными камешками в руках и поочерёдно кидая их в речку. Чесио, отбирая у него камни, говорил:
– Нет, это невозможно! Знаешь, я тут вспомнил вот о чём: я ведь забыл баночку, в котором собраны все первости мира!
– Господи, кто-кто?.. – закатывая глаза, не уставал изумляться Джованни. Чесио сначала улыбнулся, а потом задумался:
– Слушай, а почему ты часто произносишь «Господи», «Боже»? Это кто такие?
– Ну, изначально это был дух…
– Ах, это дух! Ну, тогда понятно. Просто имя такое, верно? Ну и странные у вас там законы, мы его так и зовём… Впрочем, теперь про первости – это есть такое слово. Ну, я его придумал, хотя никому оно не нравится. Это я решил взять банку и собирать самые первые лучи рассвета, потом мне понадобится первый июльский дождь и ещё… – Чесио говорил-говорил-говорил и чувствовал себя невозможно хорошо: хоть Джонни часто не был с ним согласен или останавливал, но он его слушал и своим уже не таким наивным умом что-то заключал. И Чесио надеялся, что он заключал что-то ну хотя бы неплохое про него; за какой-то час мальчик считал, что знал принца-ворона всю свою жизнь. Ну, а если не знал, то охотно представлял и потому узнать было легче, хотя всё же представление сильно отличилось от действительности.
Солнце перебралось дальше, а рассказы так и не заканчивались; следуя тёплому маслянистому пятну, они перебрались на большие угловатые камни и, полулёжа, устроились там. Чесио прервал рассказ о том, как однажды нечаянно разрезал любимую мамину юбку, потому что ему требовался клетчатый кусок ткани для поимки огненного мотылька – без этого никак, а что из того выйдет, мальчик и сам смутно понимал, и достал из кармана листок.
– Возьми его. Когда-нибудь он, правда, превратится в труху, но до поры до времени пускай напоминает тебе о мне. Благодаря ему мы с тобой познакомились. И ты теперь мой друг.
– Ты считаешь друга каждого человека, которого знаешь от силы день? – всё же принимая подарок, степенно спросил Джованни.
– Нет. Но нас свёл сам лес, а природа, нас учили, никогда не ошибается. Ты… какой-то другой, – Чесио лежал чуть ниже, на животе, и рассматривал трещины, вертя в руках вытянутый из-за уха василёк. – И я вот честно никогда бы даже не смог представить кого-то такого, кто звучал бы как ты, выглядел бы, как ты. Кто бы так удивительно рассуждал и не упрекал меня в том, что я слишком какой-то и недостаточно такой-то. Ну… я не знаю, – сдался мальчик и расстроенно вздохнул, понимая, что мысли вулканом извергались из его головы, но никак не превращались в лёгкий пепел, чтобы долететь до губ и стать произнесёнными.
– Ладно! – по плечу неожиданно похлопала прохладная ладонь, а голос капельку смягчился; Чесио ощутил свои румяные щёки и поднял взгляд наверх. – Можешь считать, что ты мне нравишься… пожалуй, так, – в одну секунду Джованни распластался на камне, лениво проговорив все эти слова. словно это было нечто мелкое и едва значимое, а сам делал вид, что беззаботно смотрел в небо и ничему не придавал внимания. Может, так оно и было, но Чесио тут же ощутил, что друг каким-то странным образом узнал все его мысли и не облачённые вслух слова. Понял их и согласно ответил. Руки слегка задрожали, а голос перекрыло изумлением; чувство, похожее на чудесную яблоню в начале мая, которая зацветала крупными турмалиновыми цветками, нежно запульсировало в его груди. Но Чесио, конечно, не придавал ему значения, а только наслаждался приятной дрожью и даже некоторым волнением. И совершенно сумасшедшим восторгом: «О лесные духи, я ему понравился! Теперь у меня есть бесстрашный друг, который, к тому же, принц-ворон. Расскажи кому – не поверит…». Пока он с придыханием думал об этом, Джованни небрежно бросил:
– Эй, цветочный мальчик, расскажи мне ещё что-нибудь. Только теперь давай о… ну, например, своём доме. Или о том, зачем тебе наблюдать каждый раз за корольком над окном или впускать в комнату мотылька… Слушай, это все твои странности?
– Нет! Ещё я с утра выпиваю каплю осевшей росы, вдыхаю плотный туман, только если он собрался после красной луны или красной молнии, иногда, когда не лень, собираю апельсины с чатинками – они вкуснее, а если нет апельсинов, то мне хватает кедровых орешек. В обед я люблю пропадать на дворе за стойлом с коровами, иногда захожу к лошадям: они так смешно фырчат, и я потихоньку лакомлю их морковкой, пока никто не видит. Ещё на том дворике можно всласть поваляться в сене, скрываясь иногда от рано просыпающихся владельцев стойла, и…
– Подожди! Я понял.
– Что ты понял? – на лице Джованни виднелась искренняя улыбка, почти детская и прекрасная.
– Что ты странный, но… совершенный. – Чесио не совсем понял последнее слово, но неосознанно покраснел, опустив голову ближе к холодному камню, чтобы остудить щёки, и был окончательно счастлив. – Впрочем, продолжай. Мне нравится слушать твой голос. Он похож на мягкий рокот волн.
– А что такое волна?
– Волна – это когда так… – Джованни резко вскочил с места, подбежал к воде и резкими движениями руками стал забрызгивать Чесио. Тот вскрикнул от неожиданности и подпрыгнул.
– Почти так… только сильнее… я б даже сказал: вот так, – он развёл руки пошире и окатил Чесио ещё раз. Тот визжал от холода и неожиданности, но и смеялся одновременно. Подбежал к берегу и, ступая по склизким камням на дне, задорно спросил:
– Вот так? – вода захлестнула Джованни по пояс, отчего тот охнул. – Или всё же так? – теперь принц был окачен водой с ног до головы: чёрные мокрые волосы прилипли ко лбу, по удивлённому лицу стекали ручьи. «Ну сейчас кто-то получит!». Чесио помнил: было холодно, скользко и очень весело. Несколько раз они падали, потом наконец сцеплялись и, катаясь по дну, барахтались на мели; мальчик успел ощутить, что волосы Джонни были жёсткими и пахли костром. Ни разу в жизни он не чувствовал такое внеземное счастье, когда отползал на берег вместе с Джованни на солнечное место, когда они, распластавшись рядом, прикасаясь друг к другу плечами и ногами, лежали и тяжко дышали, пытаясь увидеть небо сквозь мокрые ресницы и запутанные волосы, старались унять частое и слишком радостное сердцебиение и вспомнить прерванную нить разговора.
– Я живу… в не совсем обыкновенном каменном доме… там появилось на свет много-много желтоголовых корольков… – задыхаясь, продолжил Чесио и сплюнул воду. – Но сложнее всего будет представить мою комнату…
– Это уж точно! – усмехнувшись одним уголком рта, Джованни перевернулся на бок, чтобы видеть его. Его дыхание шевелило высыхающую прядь Чесио и отдавало черникой и прохладой.
– Ладно, а твои родители? Кто они?
– Мои кто? – Чесио повернул голову к нему и удивился, как неожиданно слово резануло слух; он вдруг вспомнил, что сегодня нечто подобное в речи Джованни казалось ему необычным.
– Ну… родители. Отец и мать, – Джонни вскинул брови и пристально на него посмотрел. Чесио хмыкнул и полуулыбнулся.
– Ах, ты про маму! Я не знаю, что такое отец. Мама у меня шьёт рубашки, ну, наподобие тех, которые мы с тобой носим. И вот это солнце… – он показал на вышивку на груди, – тоже она сделала.
