Текст книги "Музыка абсурдной жизни (СИ)"

Автор книги: Julia Shtal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

– Чего не ожидал, так это услышать подобное от тебя. Спасибо, спасибо… – только и мог выговорить Мукуро, боясь за всплеском чувств сейчас ляпнуть чего-нибудь не того. Явное недоброжелательность между ними заметно спала, стены стали неизбежно рушиться, а тонкая, пока соразмерная лишь паутинке, ниточка стала протягиваться от одного к другому. Хотя были ли все эти преграды до этого? Может, то были лишь надуманные вымыслы обоих? Может, и не было никакой глупой войны в самом-то деле?.. Они наверняка оба просто жёстко оплошали; раньше очухался, естественно, мужчина – опыта и прожитой жизни было у него всё же побольше, чем у бродяги, хотя и у того было нелёгкое прошлое. Синеволосый глянул на музыканта: тот, едва слышно теребя струну, слегка шевелил одними губами, смотря в пол, словно воспроизводя у себя в голове и решаясь сказать это вслух. Наконец он вскинул голову и уже собрался было сказать, как, столкнувшись с разноцветным взглядом, потупил свой и лишь прокашлялся, теперь наверняка решаясь сказать нечто другое. Те слова – может, важные, а может, нет, с диким признанием или холодным отрицанием, тихие или громкие, наполненные смыслом или так, ни о чём – во всяком случае канули в бездну. А Рокудо бы послушал их. Ведь это, кажется, должно быть что-то важное, какая-то доля смыла в них была…

– Вот, слушайте… секундочку… – Фран поспешно перевернул отогнутую ветром страницу и закрепил её. Заправил прядь за ухо, встал в позу и положил скрипку на плечо, предварительно расправив их и осанку. Мукуро лишь улыбнулся – уроки прошли недаром, и это уже хорошо.

– Только вот… знаешь что, ученик… ты после игры всё-таки скажи, что хотел мне поведать. Я же вижу. – Неуверенный кивок, заметное напряжение во всём теле. – Можешь начинать. Я внимательно слушаю.

Выдохнув и занеся смычок над прекрасным инструментом, парень мягко коснулся им одной струны, издав свой первый мелодичный звук…

Рокудо не хотел быть банален в описании музыки, но да разве можно её передать простыми словами? Все её переливы, резкие завихрени, красивые виртуозные замашки и берущие за душу звуки? Разве можно?.. Все слова и прекрасные выражения казались ничтожными рядом с этой мелодией… да что уж и говорить: рядом с любой мелодией. Мукуро всё время переписывал именно эту часть своей повести, перечёркивая и стараясь подобрать более подходящие слова, но всё равно потом в конце оставался недоволен проделанной работой. Фран играл простой незамысловатый этюд, который играют все новички типа него. Но (стоп, сейчас пойдёт куча банальностей) в нём слышались столько отголосков, столько вложенных чувств и сил и стараний, а также совсем неотчётливо, но Мукуро это видел, имея многолетний опыт, – его душа. Каждый музыкант способен или не способен вложить в свою игру частичку себя; отсюда его музыка может быть душевной или, наоборот, бездушной, чёрствой, быть может, красивой и идеальной, но холодной. Это ни в коей мере не зависит от самого произведения: одно и то же может звучать у двух разных скрипачей совершенно по-иному. Игра парня была действительно задушевной, приятной, с нотками едва уловимой загадочности и тайны, интриги; конечно, сама техника стала лишь чуть лучше того, что было на экзамене, но в общем… музыка, наверное, как и сам её воспроизводитель, сбросила с себя личину стального блеска холодного пофигизма и показала всему миру свою мягкую, приятную на слух сущность. Это мужчина оценил как никто другой. Правда, искренне не понимал, чего этим добивается его ученик. Что хочет сказать или, может, о чём хочет умолчать? Не совсем ясно. Однако… чёрт с ними, с размышлениями! Тут такое происходит, а он ещё о чём-то смеет размышлять, а не слушать изящную музыку своего юного скрипача.

Между тем сам мальчишка, играя и наслаждаясь игрой, неосознанно улыбался, прикрывал глаза от удовольствия, и наконец просто казалось, что его душа летала сейчас где-то в эфемерном пространстве, намного лучшем, чем эта реальность. Он был счастлив, Мукуро это готов был доказывать с пеной у рта. Его музыка была будто бы лечебной: разом всё плохое, словно грязь с белого кафеля, смывалось с души, оставляя лишь донельзя чистый хруст гладкой поверхности; у самого Франа, казалось, в одну секунду затянулись небольшие царапины, и осветлели синяки, а в движениях появились доселе невиданная сила и энергия, слабость же покорно уступила место своим антиподам. Рокудо и сам позабыл о насущных проблемах, о своём положении и обратился весь в слух. Верно говорят, что мелодии помогают успокоиться и некоторое время забыться: музыка слишком увлекла их обоих, заставила пускай слегка, но задуматься о чём-то важном для них, посмотреть на обыденные вещи с другой стороны… В классических этюдах есть своя сладкая доля правды и осознания чего-то стоящего, это точно. Но ведь это не только от исполняемой музыки зависит, а ещё и от исполнителя как такого…

Мукуро знал: это звучит последняя часть. Ещё минута наслаждения и конец. Давно не навещавшее его чувство – сожаление – вдруг робкими шажками зашло в его душу и смущённо улыбнулось, неловко напоминая о себе. Да, Рокудо действительно сожалел о том, что скоро Фран окончит игру. Но в то же время волноваться было не о чем: парень, как бы грубо это ни звучало, принадлежал ему и никуда не мог деться, значит, занятия продолжаться, и, кто знает, может и выйдет из него толк. Последний взмах смычком, воздушная нота завершающей части, и отчего-то совсем-совсем в тему (даже неприлично как-то) солнце скрылось за облаками, окатив волной тени после себя мир и кабинет изнутри. Всё слишком символично сегодня. Мужчина и сам не заметил, как его руки поднялись и без собственного его разрешения начали хлопать выступившему скрипачу. Да, быть может, в музыке и было достаточно изъянов, но стоили ли они всего того самого прекрасного, что только в ней содержалось? Нет, явно не стоили. Мальчишка, видя восторженное лицо учителя и его аплодисменты ему, крупно смутился и устало опустил скрипку, тут же присев на ближайший стул – слабость вновь возвращалась. Его губы расползлись в слабой улыбке, а тихий голос спросил:

– Ну как вам? Понравилось?

– Это великолепно, Фран! – Снова: его ли это хриплый, задумчивый голос и ушедшее в транс сознание? – Ты сыграл просто превосходно, лучше, чем в прошлый раз. Молодец! Я и правда горжусь тобой, ученик, что после занятий ты сам тренировался, несмотря на усталость… Это стоит похвалы. – Мужчина каким-то магическим образом оказался рядом с ним и уже несильно сжимал руками его плечи, заглядывая в прояснившиеся зелёные глаза. Был ли он прав тогда, когда сделал предварительный, пускай и абсурдный вывод? Да, всё то же самое. «Ты не стесняешься скрывать этого, мой ученик… и это тоже похвально!».

– Как я… рад… что пришёлся вам музыкой по духу… – часто дыша, едва смог выговорить парень и откинулся на спинку стула, немного прикрыв глаза. – Не пугайтесь, учитель. Мне нужно просто чуть-чуть отдохнуть… устал…

– Так, ты помнишь, ты обещал мне кое-что… – сказал Рокудо, напоминая о скором отъезде отсюда и всё-таки отыскав ключи в верхнем ящике. Это правда, что он сегодня не доезжал на машине, но на всякий пожарный прихватил с собой ключи от неё. Будто предчувствовал подобное. Синеволосый порешил оставить мальчишку здесь, самому дойти до дома и припаркованной машины и доехать до школы, забрав парня и увезя его домой. Это, конечно, долго, но в таком состоянии музыкант навряд ли дойдёт пешком – он просто не хочет признаваться, что избили его намного сильнее, чем казалось на первый взгляд.

– Да, помню: мне нужно сказать, что же всё-таки перед выступлением я хотел вам поведать, потом о том, что случилось со мной и наконец желательно сделать всё это в машине по пути до дома. Ничего не забыл? – Скрипач приоткрыл один глаз и осмотрел мужчину.

– Отменная память! Всё верно. – Мукуро лукаво подмигнул. – Жди здесь. Я сбегаю до машины и скоро приеду. Можешь отдохнуть… – Синеволосый улыбнулся и нежно потрепал парня по голове. Тот удовлетворённо усмехнулся и кивнул, вставая со стула и направляясь к дивану. Рокудо же прихватил пиджак с собой и уже скрылся за дверью, через пару секунд сбегая по широкой лестнице. Беспокойство уже не так сильно хрустело в его душе своими чёрными ветками ссохшегося древа предстоящей беды. Однако мужчина скорости своей не убавил, преодолев расстояние, которое он проходил за пятнадцать минут, теперь за пять или семь. Если честно, то он практически бежал.

Доезжал назад учитель чуть дольше, впервые в жизни выругав пробки и ненавистный красный свет. Но вот наконец сбоку открылось родное здание и ни единого места для парковки: ну что ж, это ожидаемо. Пришлось поездить-поискать свободный кусочек тротуара. Через пять минут Мукуро уже летел по лестнице наверх. Зайдя в кабинет, он обнаружил Франа, сидящего со скрипкой в руках и что-то на ней репетирующего.

– Ну что, музыкант, не можешь теперь оторваться? – усмехнувшись, с доброй ноткой в голосе спросил Рокудо, подходя к нему. – Смотри, не перетрудись.

– Я же здесь ошибся, верно? – Парень указал пальцем на шестую строчку и потом взглянул на синеволосого, нависшего сверху. – Для меня это почему-то всегда сложное место, которое удаётся не с первого раза.

– Это и понятно: смотри, как быстро нужно переставить пальцы для этой части. Но мы с тобой потренируемся в этом, обещаю. На самом деле здесь нужна лишь быстрота рук и пальцев. Могу подсказать пару упражнений для развития их ловкости. А вообще… ты большой молодец. Невероятно красиво сыграл, несмотря на небольшие опусы. – Мукуро улыбнулся своему изменившемуся ученику: неужели за всего лишь несколько занятий возможно так поменять, казалось, твёрдого в своих принципах человека? Неужели этот смущённый, раскрепощённый мальчик – некогда бывший флегматичный и холодный пацан, у которого что ни слово – то обязательно гадость и цинизм? Странно, странно всё это. Хотя и сам Рокудо уже давно не тот, но ему можно простить: музыка заставляла расцветать его душу роскошными небесными цветами. А нужно ли прощать? Разве это грех – меняться в лучшую сторону? Мужчина усмехнулся и прикрыл ноты, словно тем самым закрыв не их, а возникнувший вопрос. Ответ и так ясен, правда?

– Поехали. Расскажешь всё по пути. – Синеволосый взял скрипку из рук Франа и положил её обратно в футляр. Через пару минут они спустились к машине, а ещё спустя несколько секунд уже мчались по пятнистому от солнца и тени шоссе. На удивление, все пробки мигом рассосались, хотя вот около того светофора, кажется, собралось какое-то столпотворение… Привычно нажав на тормоз, Мукуро развернулся к ученику с видом внимательного слушателя. Тот равнодушно на него глянул, мастерски сделав вид, что не понял.

– А ну рассказывай… – ненавязчиво, но с упором попросил мужчина, нечаянно нажав на сигнал и сам вздрогнув от громкого звука. Фран скрестил руки на груди и упорно засопел.

– Ладно, хорошо… правда, никогда я так в жизни не унижался.

– В каком смысле? – удивился Рокудо, проехав слегка вперёд и включив кондиционер – в салоне стало душно. Но юный скрипач, кажется, раскраснелся не от этого…

– Эта история слишком глупа. В ней я показан слабаком и безответственным человеком. И рассказывать это вам… как-то неудобно, – промямлил парень, уткнувшись взглядом в пол. Мужчина его понимал: сам когда-то был мальчишкой, не любящим показывать свои слабости и запоминающим каждую проигранную драку как великий позор.

– С чего это ты вдруг начал волноваться о моём мнении насчёт тебя и твоих действий вообще?.. – посмотрев в лобовое стекло, синеволосый нажал на поворотник, силясь развернуться, чтобы поехать обходным путём – карта на навигаторе с каждым новым обновлением показывала ещё большие кровавые пятна, чем это было до того: эти пробки были, словно какая-то опухоль, распространявшаяся по городу.

– Ну… вы разве не мой друг? Или хотя бы помощник? – робко поинтересовался парень, кинув стремительный взгляд на учителя. Тот даже не знал, что думать в таком случае. Слишком искренние слова, слишком мало подобного же в его душе. Очень мала вероятность какой-либо дружбы между ними вообще, зато велик процент того, что это в принципе нелепо. Какая дружба между ними? Они на разных континентах и на разных возрастных категориях. И не всякий мост соединит их. Или всё же найдётся такой? Может, уже и нашёлся. Мукуро кивнул Франу, и тот продолжил, всё равно недоверчиво поглядывая на него: – Дело вот в чём… Я просто шёл по одной из улиц сюда и никого не трогал, как вдруг вылетает банда каких-то парней, начинает выхватывать у меня скрипку и вообще творит чёрт знает что. Я кое-как отбился от них, правда, то стоило усилий. Да и скрипка, благо, уцелела и со мной. Я за неё жутко испугался, фух!.. – облегчённо выдохнув, будто пережив сказанное в своей голове, выдал зеленоволосый, вновь нервно вернувшись к краю своей кофты. – В общем, как видите, ничего особенного.

– А где это случилось? Может, не стоит тебе лучше там ходить и вообще… – кажется, решившись на что-то, проговорил мужчина, – давай я снова буду тебя забирать? А то как выпустишь одного – сразу начинаются неприятности. Я не хочу терять такого ученика.

– Эм… но это сильно обеспокоит вас. Вы же не мой личный шофёр. Так что это лишнее, – он опустил голову и исподлобья взглянул на учителя: тот хитро подмигнул и наконец газанул сильнее, прорываясь через массу машин к перекрёстку и далее.

– Шофёр шофёром, а если с тобой что-то случится, мне будет грустно, – серьёзно сказал Рокудо, бросив беглый взгляд на мальчишку, а потом вновь на дорогу. Тот слегка раскрыл рот от небольшого удивления и через пару секунд немного охрипшим голосом произнёс:

– Правда-правда грустно? – интонация наиграно-равнодушная. «Ничего уже не умеешь скрывать, Фран».

– Ну да! А что здесь такого? – Мукуро улыбнулся ученику, чем чуть смутил его. – Ладно, с этим разобрались. Ты запомнил их лица или что-нибудь примечательное?

– Есть немного… Давайте об этом после? – Ответное «Точно не забудешь?» – Нет, не забуду. Но я бы хотел сказать вам ещё нечто другое… то, что вы хотели знать. Правда, теперь это будет звучать глупо и несуразно и вообще было бы лучше сказать это именно в тот момент! Но ладно… лучше поздно, чем никогда, – в его голосе слышалась нервозность, скачками перепрыгивающая интонация и исключительная возбуждённость. Теперь скрипач перешёл к футляру своего инструмента, без остановки открывая и закрывая замки. «Чего же ты так разволновался, м? Зачем так скоро сбрасываешь с себя столь понравившуюся тебе личину?»

– Я слушаю тебя, мой милый, – похлопав его по плечу, ободрительно заявил мужчина, сам при этом вглядываясь во все стёкла, чтобы проехать в нужную сторону. Не видя глаз своего учителя и почему-то успокоившись на этом, парень выдохнул и удивительно спокойно начал:

– Знаете… я всего лишь хотел сказать вам спасибо. Порой мы забываем об этом и редко благодарим тех, кто помог нам. А вы мне очень, безумно помогли. Без вас бы я коротал свои бесполезные дни на станциях метро, играя дрянную музыку. А теперь… я практически ученик одного известного преподавателя! Ученик того, у которого обучаться – значит достигнуть многого в жизни. К вам стремились самые лучшие выпускники музыкальных школ, но вы тем не менее… обратили внимание на какого-то мальчишку. Вот за это вам и спасибо… Вы не подумайте, что я сказал это с какой-то хитрой целью… – Фран на секунду сделал паузу, заметив быстрый и неопределённый пока взгляд Рокудо, брошенный на него, и слегка смутился этим. – Просто вот сегодня утром я понял, что… если бы меня тогда избили до смерти, то я бы не смог высказать вам своей благодарности, и вы так бы и продолжили жить дальше, не зная, в какую кардинально отличающуюся сторону вы изменили жизнь простого парня. Вот… и… – Плавное торможение, прерванная речь из-за приложенного пальца к губам и останавливающего взгляда разноцветных глаз.

– Стоп, – спокойно проговорил Мукуро, стараясь внешне быть уравновешенным, однако ученик наверняка догадывался о бурлящем потоке чувств в его душе. – Стоп… Пожалуйста, остановись. Ты же знаешь моё мнение на этот счёт. Ты пока ничего не добился в плане славы и выступлений. Я же не берусь принимать почётные лавры раньше времени, как бы ни за что. «Спасибо» должно звучать за исключительно ценные поступки, а не за какую-то болтологию людей. Ты же, возможно, ещё мало разбираешься в этом, уже пленённый моим преподаванием или речами – уж, право, не знаю, – поэтому и бежишь вперёд паровоза. – Мужчина усиленно засигналил впереди тормознувшему автомобилю, раздражённо поглядывая на мигающий зелёный свет. – Так что, пожалуйста, прихорони свои благодарности на другой день, когда налегке будешь спускаться из концертного зала, который ещё будет разражаться аплодисментами тебе. Сейчас – сам понимаешь – это лишнее. Но твою искренность я ценю, Фран. Не думай обо мне, как о заскорузлом старике, уже видавшем виды. – Он весело подмигнул озадаченному парню и наконец-то смог рвануть дальше по шоссе – на том светофоре из-за медлительного водителя пришлось постоять. Честно – Рокудо был в самом наисильнейшем изумлении по поводу сказанного скрипачом. Уж никогда бы он ни подумал, что зеленоволосый может выдать такую проникновенную и вместе с тем благодарную речь. Страшные изменения этого некогда стального характера на лицо; а впрочем, может, это и не изменения, а просто невидимый никем ранее уголок души? То самое место, которое не увидел опытный глаз мужчины, решившего принять это за кардинальный переворот в его душе? В последнее время синеволосый уже даже не удивлялся своим сумбурным, скачущим от мысли к мысли, от чувства к чувству размышлениям, ведь в свете последних событий это, кажется, было самой что ни на есть нормой. Так смысл что-то оспаривать? Ох, порой Мукуро чувствовал себя в некой псих-больнице: каждая новая меланхолия или шизофрения становилась нормальным явлением, а ему, повязанному в белую рубашку, оставалось лишь глупо улыбаться, издавая нервические смешки, и тупо следовать указаниям врачей (читай, судьбы). В это время, пока мужчина с головой окунулся в самого себя, Фран что-то тихо говорил. «Вы… я… это же как-то… верю… никаких симпатий» – долетало до синеволосого как будто с другой стороны озёрной глади. Ничего не понятно, слышно лишь через пять слов, связать в единую композицию не получается. Рокудо резко встряхнул головой, пробуждая свою голову от спящего режима, и тут же спросил:

– Чего ты говоришь, Фран? Прости, задумался, ни слова понять не мог. – Он оглянулся на парня, изображая глупую и робкую улыбку, словно себе в оправдание. Однако развернувшись, Рокудо нашёл явно не Франа – какого-то другого зеленоволосого мальчика с потрёпанным футляром, но точно не его. Тому не были присущи такой румянец, такая робость и такие округлённые отчего-то глаза. Что-то здесь явно не то. Какие-какие слова он там запомнил?..

– Да я это… в общем… ничего. Говорю, ладно. Правда, я не совсем понимаю вас в этом деле, но хорошо: когда наступит подходящий момент, я вам всё выскажу, – поначалу замявшись и, видимо, на ходу придумывая, ответил скрипач, отвернувшись к окну. Мукуро тщетно старался заглянуть ему в глаза, итогом чего стала так и не случившаяся авария: мужчина успел нажать на тормоз и остановился практически вплотную к впереди стоящей машине. Счастливчик, не иначе. Учителю хотя бы на секунду эти глаза, хотя бы на пару мгновений, чтобы посмотреть и тот час поставить диагноз неизлечимо больному!.. А теперь сиди гадай: что думает, чего хочет, сказал ли на самом деле всё то, что хотел? Казус, опус. Странно, все эти слова гармонично заканчиваются на «ус», обозначая под собой нечто далекое от гармоничного. Вот так всегда.

Остальные пять минут езды до дома прошли в глубоком и бесповоротном молчании, да и музыкант, к тому же, заснул или мастерски сделал вид того. Что-то явно лишнее брякнул он тогда, но что – навсегда, на его счастье, кануло в бездну вместе с надеждами Рокудо. Тот был слегка огорчён таким упущением, зато его душа наполнилась чем-то мягким и тёплым, воздушным и лёгким, словно шарик – гелием. Верно, маленькой крупинкой счастья. Такая доза – самая оптимальная; каждый день по чуть-чуть, и жизнь будет казаться прекрасной. Правда, в своей жизни у мужчины в крови был явный дефицит такого… или не в крови. Кто-то тоскует днями от передозировки, а кто-то загибается от нехватки – увы, но в мире люди делились именно на эти две категории. Действительно счастливыми бывали лишь единицы и то – на один день. Быть может, среди них сегодня и Мукуро? Неужели его фамилия, стоящая последняя в этом списке, сейчас добралась до верха и теперь пожинает плоды упорных трудов? Учитель мало верил в происходящее. Или снова нервно усмехнуться и признать это нормой?..

Наконец, за многочисленными думоизлияниями, синеволосый довёз ученика до дома. Было опять-таки сложно вернуть его в реально существующий мир, но мужчина справился и довёл слегка пошатывающегося парня до квартиры. Солнечная и радостная погода как-то ожидаемо-гадано и невероятно банальнейшим образом испортилась, словно уйдя на больничный и прикрыв себя серым ватным одеялом, дав своему сияющему оку отдохнуть. Поэтому гулять как-то не было настроения: в такое преддождевое время лучше сидеть дома, в тепле-добре, с любимым человеком и попивать чай. Однако мы знаем, какое тепло-добро у Мукуро в доме и насколько любимый им был человек, потому и опустим лишние описания смешанных чувств последнего по поводу того, чем бы себя занять после отвозки музыканта. На часах – не было ещё и дня, а в душе стояло твёрдое ощущение, что сейчас уже вечер. Решив подумать о своих будущих планах после, синеволосый, поставив скрипку в прихожей и услышав шум воды в ванной, подумал, что, вероятно, лишний здесь – наверняка его ученик хочет погреться, поэтому, крикнув что-то, впрочем, невнятное, он решительно повернул дверную ручку.

– Вы уходите? – «А печаль забыл убрать в своём голосе, Фран». Учитель обернулся: невыразимо обеспокоенные и в чём-то грустные глаза, некогда бывшие холодными ледышками. Почему он всё время сравнивает с прошлым? И вообще: в топку его, это прошлое!

– Да. Не хочу тебе мешать. Отдыхай и поправляйся. Быть может, завтра загляну к тебе и уж обязательно позвоню, – он с нежной улыбкой погладил его по голове и переступил порог, после облегчённо выдохнув. «Слава богу, не остановил. Тогда бы все улики были против тебя, мой ученик…» Было в чём-то приятно и неприятно отсутствие ощущения чужой руки на своём запястье – вроде и хорошо, что страшные опасения не оправдались, а вроде и плохо – эти опасения были дьявольски соблазнительными и желанными.

– А, ну ладно… – Хотя горечь в голосе будет, кажется, получше остановки. – Хорошо, да… У вас семья. Идите к ней… Ладно… – Обрывки, обрывки, обрывки. Вся жизнь, наверное, из них и состоит.

– Ну-ну, не переживай так, Фран! – Мужчина сам нарушил запрет и всё-таки потрепал ученика по голове; боже, какие шёлковые волосы! – Мы завтра обязательно встретимся. – Ого, уже обязательно, а не наверное. – Так что не скучай без меня сегодня. – Уже и глупые обещания из тех светлых сказок… Жуть. Или счастье. Это смотря через какую призму посмотреть.

– Если обещаете… – хитрая поволока в глазах, очаровательная улыбка. Господи, почему такая очаровательная?

– Обещаю, – жёстко перебил, но да ладно. Нужно уходить отсюда как можно скорее, пока тут всё не закончилось, как в каком-нибудь хорошем романе. Собственно, о чём это Рокудо?..

И вот мужчина, странно счастливо себя чувствовавший, уже выходил из подъезда. На зло всем заморосил мелкий дождик, впрочем, не считая приятных тёплых воспоминаний с утра, ничем не огорчивший Мукуро. Он, наоборот, принял на себе эту воду как охлаждение своего воспалённого разного рода мыслями разума. Ему было уже, вот честно, невмоготу действовать и думать здраво, с каждым занятием это умение притуплялось и притуплялось. С каждым разом выходило всё абсурднее и смешнее… А в общем… это, кажется, временно. До первого дождя и резкого охлаждения. Всегда так. Или до окончания прекрасного времени года – весны. Как, например, сейчас: со дня на день настанут первые числа июня, и нежной весне придётся уступить месту резвому лету. Возможно, с этим придут и какие-то разумные мысли. Но уж точно не сейчас: весна же.

Мукуро никогда не понимал тех, кто давал объяснение своим безбашенным поступкам одним словом в период с марта по май. Да, он, конечно, знал про некий всплеск гормонов (впрочем, выдуманный эмоциональными людьми), но никогда в своей жизни не припоминал случая, чтобы сделал нечто такое в этот интервал времени, зато мог привести кучу примеров, когда подобное случалось вне зависимости от времени года – да хоть зимой! Поэтому считал эти глупые слухи лишь не более, чем выдумками толпы, у которой должна была быть официальная причина их безрассудных действий, однако однообразных в своём роде. Но теперь, по неизвестным, туманным причинам, своё мнение Рокудо уже мало разделял, понимая, что в эту весну и он как бешеный пёс сорвался с цепи, порождая за собой кучу несуразностей и неожиданностей. Естественно, без одного зеленоволосого чуда это было бы невозможно… Но почему ж всё обернулось так? Сейчас давать ответ было крайне глупо; по прошествии некоторого времени он должен прийти сам. Отчего-то же мужчина всё-таки чувствовал, что причина проста: он отрабатывает норму сделанных абсурдов с прошлых лет за всю эту весну. То, безусловно, похвально, но… как бы ни довело до чего-нибудь грустного в конце. Синеволосый может просто не выдержать уже. Точнее, резать вены и намыливать верёвки он точно не будет, но то самое сделает его душа, навсегда погибнув в нём самом…

А впрочем… почему мы всё о грустном? Хотя и барабанил дождь, Мукуро был почему-то счастлив и весел, разъезжая теперь по городу без определённого маршрута. Правда, его душа не была совсем уж спокойна (если честно, она никогда не бывает спокойна до конца), ведь он не мог радоваться жизни, зная, что его ученик сейчас испытывает пускай небольшую, но всё же боль. Несладко ему сегодня пришлось, Рокудо его отлично понимал – у самого в детстве и немного в отрочестве была куча таких неприятных моментов. Собственно, Фран обещал описать ему обидчиков; мужчина раздумывал: есть ли смысл обращаться в полицию? или счесть это за мальчишеский пустяк? Вдруг его скрипач рассказал ему лишь одну треть того, что было на самом деле, и в действительности сам зеленоволосый их знал, просто что-то они не поделили и подрались? Учитель пребывал в глубоких размышлениях, как тут поступить: быть может, стоило вообще прямо спросить об этом ученика, раз на то дело пошло? Вроде как они, по сравнению с тех самых далёких пор, стали дружны более, может, и доверия стало друг к другу чуть больше, а значит, есть вероятность (хотя бы вероятность – уже плевать, какая) того, что Фран расскажет ему истину. Во всяком случае, всё это ещё впереди, Мукуро решил, что ещё успеет обдумать этот вопрос. Но просто так он его точно не оставит: ему остро хотелось помочь мальчишке, поэтому и схватился он за произошедшее как утопающий за тростинку. Странные желания посещают его нынче, странные. Что поделать – весна.

Сейчас бы, как порядочному семьянину, отправиться ему домой и усесться с любимыми существами перед телевизором, но… чего не дано, того не дано, поэтому Рокудо перед самым своим домом резко развернул руль налево, тем самым вновь выехав со двора на побочное шоссе, и привычным движением надавил на газ, с наслаждением наблюдая в зеркале заднего вида удаляющуюся многоэтажку с зажигающимися огоньками окон. Если честно, ему хотелось, чтобы эта картина была последней в его памяти о своём прежнем житье-бытье, которая бы слегка отрезвляла его в блаженные минуты счастья и разврата. Конечно, перед тем следовало бы достойно распрощаться, особенно с Энн, но… тут уж как пойдёт. Безумно это унизительно, но и желанно вместе с тем; это его единственный выход в открытое… счастье. Счастье как море, стоит только присмотреться: в блестящих водах и бескрайних просторах есть что-то совершенное, приятное и беззаботное, что-то от рая и совсем немного от реального мира. Мукуро любил море. Собственно, редкий человек не разделит его мнение.

Он не знал, куда ему податься и ехать вообще: наворачивание петель вокруг одной и той же развязки уже малость поднадоело. Тогда мужчина и решился на откровенно рисковый поступок, взяв телефон и отыскав там контакт с названием «Квартира 2». Зачем он его себе сохранил, раз никого, кроме него самого, в доме никогда и не бывало? Долгие, с полминуты гудки, и наконец раздался слегка удивлённый, настороженный, но как всегда спокойный голос парня:

– Алло?.. – «Ого, сколько серьёзности! Тебя так и не узнать, Фран».

– Здравствуй, это снова я. Не надоел своим вечным присутствием? – мужчина усмехнулся.

– Нет, что вы! – Лёгкий смешок. – Мне наоборот стало как-то скучно одному… Хорошо, что вы позвонили. Правда, не ожидал, что так скоро сделаете это. – Рокудо, не видя собеседника, мог точно сказать, чьи тонкие губы сейчас разошлись в тихой улыбке.

– А сколько времени прошло с моего ухода? – сделав вид, что мало заинтересован в этом вопросе, якобы небрежно произнёс синеволосый, разворачиваясь и выезжая на уже знакомую улицу.

– Всего лишь полчаса. Может, даже меньше, – неприкрыто хихикнув, ответил Фран и наверняка лукаво улыбнулся.

– Вот как? – с лёгким проблеском удивления в голосе спросил мужчина, стараясь сохранять спокойствие и одновременно переварить неожиданную информацию в своей голове. – Что ж, это всё занятно. Понимаешь, тут такое дело… – он на секунду отвлёкся, чтобы пропустить внезапно выехавшую машину и затем свернуть опять, – такое дело… Жёнушка моя, оказывается, ушла с подружкой гулять, меня предупредила совсем недавно. Так что дома у меня, считай, тоже тишь да гладь, да полная скукота. Если тебе, как ты говоришь, там тоже не особенно весело, то, может быть, стоит…

– Конечно, приезжайте! – громко воскликнул Фран, не дождавшись до конца и тем самым оказавшись в весьма щекотливом положении. Об этих неписаных правилах общения знали только учитель и его ученик, и несоответствие им каралось жестоким сарказмом. Но, кажется, те времена прошли. И одному, и другому сейчас было как-то всё равно на эти удары по системе. Мукуро лишь приметил свою неосознанную улыбку и кивнул, сказав: «Хорошо. Жди». Через каких-то пару мгновений синий автомобиль был уже припаркован, а его хозяин поднимался по лестнице на восьмой этаж. Пока его глаза считали ступеньки, он думал, догадался ли Фран о его жестоком вранье? будет ли как-то издеваться или подтрунивать? или принял всё за чистую монету? И вдруг Рокудо понял, что ему совершенно всё равно на догадки ученика – даже если он скажет их вслух, то мужчина не смутится и может быть даже не будет представляться другим человеком. Отчего-то хотелось беспрекословно довериться мальчишке, его изумрудному взгляду и нежно трепещущемуся сердцу. Вот и дверь, отделяющая его от этого существа. Мукуро хотел было нажать на звонок, как заметил, что та была слегка приоткрыта и немного колыхалась на ветру. Будучи удивлённый выходкой своего крайне невнимательного ученика, он бесшумно вошёл в прихожую и прикрыл за собою дверь.