Текст книги "Музыка абсурдной жизни (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– А ты сможешь? Вроде как тебя покалечили сегодня… Быть может, есть смысл отдохнуть дома?
– Нет-нет, ни в коем случае! Свежий воздух и природа помогут мне встать на ноги намного быстрее духоты и ограниченности дома, уж поверьте, – скрипач многозначительно взглянул на Рокудо и пошёл на выход из комнаты. – Ладно, я переодеваться! Подождите пару минут.
Синеволосый мужчина кивнул и вновь обратил свой взор за окно, где творилось счастье, радость и мир. Кажется, всё это потихоньку стало просачиваться тонкими струйками воздуха через форточку и к нему в квартиру, постепенно наполняя лишь самым лучшим. Мукуро прислушался к себе: никогда с ним такого не было, что внутри всё было словно одна большая пуховая перина – то есть так легко, а лучики солнца ещё ни разу не проходили сквозь его тело напрямую в душу, дабы обогреть скопившийся там лёд. Сейчас он будто бы был и не он вовсе, какой-то совершенно отличный от него человек, да, со схожими внешними данными, но более счастливый. Начиная с, кажется, первого занятия, в его душу стали закрадываться робкими, неуверенными шажками счастье и радость, теперь же осмелев и просто ворвавшись туда. Мужчина и сам не заметил, как начал жить, жить по-настоящему, вкушая все краски и разнообразие жизни. С Франом это оказалось легко. Да и вообще, порой в голову Рокудо заходила такая странная, но от этого не менее приятная мысль, что, быть может, этот паренёк и есть тот самый человек, который действительно ему нужен и ради которого он готов будет совершать различные безумства?.. Но мысль, как быстро приходила, так моментально и отметалась самим учителем по причине её неполноценности, необоснованности и абсурдности. Маловероятно, что Фран – именно тот особенный человек. Навряд ли… навряд ли…
– Можем выходить! – звонко раздалось позади. – Только скрипку возьмём, ладно?
Мужчина обернулся, улыбнулся и проговорил: «Хорошо». Вскоре он вместе со своим учеником, полностью позабыв о своих серьёзных размышлениях, окунулся в атмосферу праздника, весёлости и беззаботности; такого ощущения у него не было даже в детстве. Собственно, аналогичная ситуация была и с его путником. До парка они решили пойти пешком, дабы не стоять в собирающихся пробках (изменение номер один: появившаяся нелюбовь к пробкам). Когда пришли, поначалу слегка растерялись, но скрипач предложил покататься на велосипедах. Если честно, Рокудо в жизни не понимал, какой в них смысл и какое развлечение, но сейчас легко согласился и даже получил огромное удовольствие, рассекая до громкого шума в ушах от ветра по аллеям и дорожкам парка вместе со своим музыкантом (изменение номер два: нахождение удовольствие в том, что раньше казалось обыкновенным, безынтересным). После этого шумного мероприятия, сопровождавшегося резкими спусками с крутых склонов, гонением за голубями и просто звонким искренним смехом (изменение номер три: подлинность чувств), они решили отдохнуть и присели на одну из многочисленных лавочек где-то в середине парка. Без мороженого, естественно, не обошлось. Вокруг было шумно и людно, все шутили, смеялись, говорили о чём-то, парк был наполнен улыбками и хорошим настроением; покончив с мороженым, Фран замыслил, судя по его хитрому лицу (изменение номер четыре: считывание настоящих эмоций по лицу), что-то весьма интересное, потому и сказал Мукуро, чтобы они нашли менее многолюдное место. Удивившись, синеволосый встал, и они проследовали вглубь парка, туда, где начинались ветвистые деревья и как будто бы живой, не затронутый человеком мир.
– Так что ты хотел? – с удивлением спросил учитель, как только они пришли. Мальчишка хитро улыбался, а после начал доставать скрипку.
– Сыграть!
– И для этого надо было идти целых полпарка сюда? – Рокудо поднял брови, усмехнувшись.
– Там много людей. А я бы привлёк внимание. И так просто хожу со скрипкой, а на меня уже все пялятся. Если бы заиграл там, зрителей не миновать. – Фран достал свой инструмент и серьёзно глянул на учителя.
– Боишься публики? – улыбаясь, заметил мужчина. Парень смутился, начав делать что-то не столь важное, дабы скрыть свой румянец.
– Вовсе нет! – резко ответил он, отвернувшись и что-то якобы ища в футляре. – Просто моя музыка ещё совсем не профессиональна. Право слушать её имеете только вы.
– Ого, вот какие у меня привилегии! Интересно… – задумчиво произнёс синеволосый, продолжая глядеть на юного музыканта. Тот, видимо, успокоившись поисками чего-то невидимого (может, просто несуществующего) в футляре, сдержанно развернулся и одарил мужчину якобы равнодушным взглядом, потом взял скрипку и сказал:
– Вот. Слушайте! – Он занёс было смычок над струнами, как Мукуро осторожно взял его за локоть, словно приостанавливая.
– Послушай, Фран… ты точно сможешь сыграть? Я, конечно, безумно рад твоему стремлению, но то, что с тобой сегодня произошло… – Многозначительный обеспокоенный взгляд. – Ты разве уверен?
– Уверен. Я просто хочу, чтобы занятие сегодня было по максимуму восстановлено. Моя невнимательность оказалась виной тому, что оно прервалось. Вы ведь хотели сегодня научить меня чему-то и наверняка печалитесь из-за этого, что не смогли. Я же не хочу видеть вашей грусти. Только улыбку. В вашей жизни и так мало радости… – тихо добавил он в конце, опустив глаза и будто сам задумавшись о чём-то. Рокудо, заслушавшись его, забыл отпустить руку, всё ещё держа парня за кисть. До него не совсем ясно доходил смысл сказанного, хотя нужные выводы он сделал ещё давным-давно. Учитель просто пристально вглядывался в зелёные глаза, силясь найти там подтверждение того, что это хорошая ложь, но натыкался лишь на мягкие перины правды. В таком случае ему просто не верилось, что скрипач готов ради такого пустяка перебарывать себя и играть, несмотря на плохое самочувствие. Мукуро прекрасно знал это угнетающее состояние после драки, причём проигранной. Но, может, музыка лечит в таком случае? Подумав об этом, он мягко и едва заметно улыбнулся мальчишке, нехотя убрал с его кисти свои пальцы и отошёл на чуть-чуть, отвечая тем самым на все немые вопросы скрипача. Тот тоже как-то доверительно улыбнулся и кивнул, вновь занеся смычок над скрипкой и коснувшись струны. Послышался первый звук, потом последующие сто, сто тысяч. Рокудо только заметил, что его юный ученик играл без нот. «Запомнил… да и ещё довольно-таки сложную мелодию». Удивлению его не было предела. Уже давно. Он видел дикую усталость Франа и огромную вероятность того, что он упадёт когда-нибудь в обморок, если тот час не ляжет в кровать, и вместе с тем мог лицезреть его яростное желание играть, добиваться побед пускай на этой маленькой арене и наконец получать лавры даже в таком состоянии. Это наверняка было выше того Франа. Этот же совершенно другой, хотя по сути всё тот же. Эти сумбурные мысли понятны лишь самому Мукуро, они порождались такой сладкой музыкой, заставляя думать о чём-то вообще нереальном. Не верится никак, что этот музыкант, эта его мелодия, его зелёные нежные взгляды – это всё теперь собственность мужчины, хоть и незаконная, хоть и на время. А ведь хочется сделать это официальным, громогласным, таким, чтобы во всеуслышание и, главное, надолго, желательно навечно. Но Рокудо не мог позволить себе такой роскоши: в этой жизни он её недостоин. Как, наверное, и в последующих ста. Или жизнь только одна? Мужчина лишь усмехнулся: если такие музыканты с такой величественной музыкой будут жить спустя пятьсот лет, он обязательно придёт в этот мир, добьётся такой возможности и заполучит очередного скрипача к себе. И плевать на смерть, на страх, на невозможность запланированного; порой есть вещи в разы важнее этих. Для синеволосого то была музыка. А остальное – гори лихим пламенем.
Мукуро не сразу заметил, как дивные аккорды перестали звучать в реальности, а лишь повторялись в его голове и мыслях, пронизывая их, словно ветром, насквозь. Прекрасная, хоть и знакомая учителю мелодия вот уж как лет десять, казалась ему теперь новой, необычной, с вкраплениями индивидуальности, с коей её исполнил парень. Словом, синеволосый был зачарован. Он никогда не осмеливался описывать музыку, считая это унизительным делом, ибо какие, пускай самые громкие слова способны передать всё полноту, всю переливчатость, все искренние чувства, заложенные в незамысловатых нотах и звуках? Да никакие, все будут казаться ничтожными в сравнении с тем, что можно будет слышать в действительности! Вот и мы, пожалуй, не будем вдаваться в подробности того, как это было, просто замолвим пару слов о состоянии мужчины: он оказался затянут в омут не только мелодии, но и зелёных глаз, которые изредка останавливались на нём. Теперь же они с нескрываемым любопытством и вниманием смотрели на Рокудо, ища в его выражении лица хоть какой-то отклик. И учитель, встряхнув головой, дабы отогнать от себя полусонное состояние, взглянул на скрипача и, прокашлявшись, начал:
– Неплохо, мой милый, неплохо… Что ты делаешь со своим бедным учителем? Для меня твоя музыка становится наркотиком, не иначе, – мужчина пытался скрыть свой восторг, но тщетно. Да и нужно ли было его скрывать? Фран же заулыбался даже от этих слов и, пожимая плечами, ответил:
– Я не знаю, мастер. Но если вам нравятся мои исполнения мелодий, то я готов часами играть вам. Мне это ничего не стоит, – он простодушно усмехнулся и лукаво глянул на Мукуро. А тот неопределённо хмыкнул и слабо улыбнулся, вдруг подумав, что этот мальчишка не просто изменился, он кардинально изменился, перекроил себя, подверг существенным преобразованиям. Да, он смог это сделать. Но ради чего? Ради какой высшей цели? Это было вне понимания Рокудо, как бы он ни думал. Всё, по его мнению, должно иметь какие-то причины, цели, для чего создавалось, зачем были такие жертвы для этого или, наоборот, их отсутствие. А здесь он как-то терялся в догадках, даже не зная, за что зацепиться. Ответ же… был так очевиден, как был скрытен и непонятен для мужчины сейчас. А может, всё идёт, как надо, по нужному плану? Может, и не стоит бежать вперёд паровоза?.. Синеволосый никогда не любил плыть по течению, теперь же бессильно осознавая, что узнает правду в своё время. Но будет ли тогда это так актуально?
–…если вы захотите. – «Опять говорил что-то сумбурное, Фран? Как жаль, что я снова всё пропустил. Уж прости своего нерадивого учителя…»
– Извини, что ты сказал? – очнувшись, переспросил синеволосый, глядя на опустившего голову вниз ученика. Тот вмиг поднял её и с каплей раздражения и укора посмотрел на Мукуро, кажется, готовый в любую секунду наброситься на него и отколошматить.
– Вы как всегда. Впрочем, не буду повторять всё дословно…
– Это было бы интереснее, – заметил Рокудо, улыбаясь. Его собеседник лишь как-то непонятно тряхнул головой в сторону и бросил:
– Если бы вы были внимательнее. Вкратце: я готов играть для вас и точка. Можете просить, сколько угодно. Скажите, где я ошибся? – Он начал укладывать скрипку в футляр, сам глубоко вздыхая, словно успокаивая себя. Мукуро призадумался: а действительно, где?
– Ну, если честно, всё было практически идеально. Ничего сверх неправильного я не заметил. Так что можешь с чистой совестью отдыхать и, пожалуйста, не перетруждай себя больше. Даже ради бесценной практики, даже ради меня… – мужчина серьёзно глянул на него. – Я не скажу, что буду убиваться, если с тобой что-то случиться. Но, поверь, каким был, я точно больше не стану. Надеюсь, всё понятно?
– Понятно, понятно… – с расстановкой проговорил Фран, вздыхая и беря в руки футляр. – Только скажите… разве ваши последние слова правда? У вас есть много людей, ради которых стоит действительно волноваться. Для меня места в вашей душе нет. Это ясно как Божий день.
– Ясно-то ясно, но тебе, видимо, не совсем, – строго заметил учитель, прямо глядя на зеленоволосого. – Если бы ты знал!.. Эх, а впрочем, никогда не узнаешь! – Рокудо махнул рукой и горько почесал за затылком. – Ты даже не представляешь, каким порой глупым кажешься, когда пытаешься вновь натянуть на себя ссохшуюся маску цинизма. Забудь, ты в неё уже никогда не влезешь! – Парень побагровел, сжав в руках ручку футляра сильнее. – Я, кажется, ещё недавно сказал тебе кой-какие важные слова. И, кажется, кто-то их намеренно забыл. Я не буду распаляться на эту тему и читать тебе нотации, просто скажу: действуй и думай, как знаешь. Мне тебя всё равно не переубедить. – Мужчина развернулся и поплёлся в обратную сторону, на дорожку аллеи. – Всё, пойдём отсюда. Да и по ходу дела скоро дождь пойдёт. Сегодня обещали дождливый день.
Фран постоял пару секунд, подумал и бегом догнал Мукуро, поравнявшись с ним и идя теперь немного позади, на шаг или меньше. Он напряжённо молчал, ещё размышляя о сказанных словах – не только учителя, но и своих собственных. Осознание своей неуверенности и сумбурности, доведённой до сумасшествия, угнетали юного музыканта очень-очень и весьма. Но Рокудо бы сильно изумился и даже рассердился, если бы услышал от него «извините» или «простите», ибо только что произошедшее – ни в коем случае не вина паренька, поэтому… «Всякие извинения прибереги для другого случая, Фран». Зеленоволосый музыкант это, видимо, понял, так как не произнёс и слова, а лишь сильно (по виду) задумался. Так и шли, ведя какой-то немой разговор между собой, состоящий из редких взглядов и раз в столетие – прикосновений, всегда случайных; только гул ветра да шарканье ног сопровождали их неслышный дуэт. Небо покрылось серой плёнкой, полностью окрасив в мир на тона темнее. Солнца не было, но тепло явно чувствовалось даже при сильных порывах воздуха. Люди поскорее решили убраться из парка, уйти под крыши кафешек или домов, ведь эта серость и ураган намекали не иначе, как на дождь или даже ливень. Кажется, стало понемногу накрапывать. А наша парочка шла неспешным прогулочным шагом по дорожке, совершенно не боясь наступавшей стихии. Одному было всё равно, второму – не привыкать. Гармония, одним словом, в отношении к сему явлению. Ну хоть где-то она.
Через пять минут ненавязчивая, даже приятная морось превратилась в ледяные гигантские капли дождя, доводящие тело до иступленной дрожи. Конец парка был впереди, но до дома было ещё ой как далеко, а машины рядом не было тоже. Волнуясь за явно обессилевшего ученика, Мукуро предложил:
– Давай зайдём в кафе? Переждём хоть…
– Нет, я хочу домой, – угрюмо ответил парень, подставляя лицо под струи воды. Рокудо тяжко вздохнул.
– Упрямый мальчишка. На, держи! – Он стянул с себя пиджак и протянул Франу – с утра думал, что напрасно взял его с собой, ведь он был довольно-таки тёплым, но сейчас не жалел ни о чём. Юный скрипач медлил, с удивлением поглядывая на учителя. Но синеволосый требовательно всунул одежду ему в руки, и тому пришлось накинуть слегка большой ему пиджак на себя.
– А вы как? – робко и тихо спросил Фран, шлёпая по лужам и совершенно не заботясь о своих ногах. Мукуро пожал плечами и бросил негромкое «Как-нибудь». Музыкант, конечно, не удовлетворился такими словами, но не знал, как продолжить разговор далее, поэтому промолчал. Долгие минуты мучительного возвращения назад показались столетием, но, когда впереди стала виднеться знакомая многоэтажка, Рокудо обрадовался, ведь чувствовал, что ему нужны тепло и сухая одежда – он был как из душа после такой прогулочки. Хотя в следующую секунду подумал, что не стоит, наверное, заявляться на квартиру к Франу – пусть отдохнёт и займётся своими делами. Мужчина не хотел его стеснять. Когда они зашли в подъезд, он объявил:
– Ладно, Фран, пошёл я домой. Спасибо тебе за хорошо проведённое время. И за музыку спасибо, – он улыбнулся и потрепал парня по влажным волосам. Тот искренне удивился, а нескрываемая грусть тихо затаилась в его глазах. Скрипач было открывал рот, чтобы что-то сказать, но в тот же миг умолкал, начиная крутить в своих руках футляр и вновь искать слова. Но какие слова могут быть здесь самыми уместными? Хороший вопрос.
– Не останетесь даже?.. – вдруг проговорил он, взглянув исподлобья. Синеволосый улыбнулся, утирая с лица стекающий ручей. Ну что тут ответить?
– Нет, извини… Сам понимаешь – уже жена наверняка вернулась, пора дочку кормить, выполнять свои житейские обязанности по дому… Хотя с тобой я бы рад остаться, да не могу, – в начале предложения вроде подав надежду, а к концу её всё-таки рассеяв, сказал Рокудо, отжимая край рубашки. – Встретимся с тобой в эту пятницу. Отдыхай. Не мучай себя тренировками. Ну что ж, пока, Фран.
Он развернулся и поплёлся в сторону входной двери, даже подрасстроившись, что ученик ему ничего не ответил, но вскоре ощутил, как неловко, легко и смущённо его обняли тонкие руки, сцепившись впереди, а к его мокрой спине прижалось тёплое существо со словами: «Постойте, Мукуро!..» И он остановился, с трепетом, но без всякого напряжения ожидая, что будет дальше. А дальше было…
– Я… знаете… – Мужчина чувствовал, как голова Франа тихонько билась о его спину, словно о стену. «О как!» – подумал Мукуро и попытался развернуть голову, но не развернуться самому.
– Что? – безэмоционально спросил учитель. Руки ещё крепко сдерживали его впереди, ситуация получалось забавной и милой, но никак не вписывающейся в их историю. Или здесь возможны все варианты развития событий?.. Кажется, да. Основная идея их жизни (читай, книги) получает фундаментальную трещину, разворачиваясь в немного ином направлении. Хорошо ли это?
– Что-то я хотел сказать, а впрочем… – Парень опустил свои руки и отошёл, давая возможность Рокудо развернуться. – Ой, извините! Я не совсем могу подобрать слова для этого. Наверное, я просто хочу, чтобы вы были со мной. Но, раз это невозможно, то… хорошо, до свидания, до встречи, учитель. – В его глазах мелькнуло что-то дикое, сияющее, взбалмошное, синеволосый это точно заметил. Сверкнув своими изумрудами напоследок, Фран бросился стремглав по лестнице, не оглядываясь на мастера. Рокудо не сразу ощутил, что в его руках оказался мокрый пиджак, который парнишка скоропостижно успел ему всунуть. Мужчина усмехнулся, покачав головой, и вышел из подъезда, тихо себе говоря: «Какой же ты всё-таки милый, мой Фран! Милый и глупый!»
Он точно знает, что так нужно. Нужно расстояние между ними. Но это сложно. Оказывается, не только для него. Мукуро понимает всю сладость того, что будет, если замышляемое исполнится, но и одновременно всю его горечь, неправильность и безнадёжность, которые в большей степени проявятся позже, чем раньше, и на первый взгляд вообще кажутся незначительными. Значит, следует держать расстояние, не приближать эти чёртовы звёзды, растягивать столетия до тысячелетий! Так нужно. Так будет всем лучше. Или каждому по отдельности и во сто крат хуже? Рокудо не знает и надеется на будущее. Надеется на свою безбашенность и на импульсивность парня. Быть может, из этого что-нибудь вырастет?
«Проигравший? Да, кажется, упустивший всё и вся на этом свете, запутавшийся в не пойми чём и связавший себя с не пойми кем!
Проигравший… Но так ли это плохо? Кажется, даже интересно.
Проигравший! Звучит скорее гордо, чем униженно. Да, пускай я буду им! А ты будешь таким же, Фран, или другим? Что выберешь ты?»
А мелодия, звучавшая в парке, так и не вышла из головы Мукуро, всё ещё живя в его мыслях. Так и тот человек, что сыграл её, будет навсегда в его памяти. Несмотря ни на что. Навсегда. Навечно?..
========== Путешествия и начинающаяся слава. ==========
Музыка – единственное безгрешное чувственное наслаждение.
Сэмюэл Джонсон ©.
Люди практически никогда не живут, но всегда надеются, что будут жить.
Вольтер ©.
«У каждой музыки есть такие пару слов, которые бы охарактеризовали её практически полностью (как известно, достоверно описать мелодию нельзя). Они могут обозначать что угодно, хоть самое невероятное и не приходящее сразу на ум. Это выбор лишь самого внимательного слушателя с тонким чувствительным слухом и хорошим словарным запасом. К таким людям я могу без капли самолюбия отнести себя. Так вот, мой Фран, твоя музыка не иначе, как музыка абсурдной жизни… нашей с тобой жизни».
Бывает так, что поток мыслей вроде и кажется бесполезным, смешным и идиотским, на самом же деле является самым серьёзным и содержащим в себе долю правды. Таким образом размышлял Мукуро, сидя и слушая, как играл его юный скрипач, на ходу пытаясь подметить недостатки – по-другому с этим парнем было нельзя, обязательно его критикуй. Но ведь это и хорошо, наверное… саморазвитие, самоанализ; мудрые вещи Фран говорит. Рокудо было не чуждо звание критика, да причём серьёзного и никого не щадящего, но в этот раз умения все растерялись, рассыпались, словно бусы разорвавшегося ожерелья на полу, и ни одного отрицательного слова про это музыку учитель произнести не мог: всё казалось замечательным. Наверное, здесь уже объективное мнение смешивалось с личными вкусами. Как некстати! Однако, пытаясь как-то оправдать свои недавно возникнувшие мысли, синеволосый мужчина слегка подумал и вновь взглянул на музыканта, исполняющего последнюю часть: что-то заводное, бешеное, экстра неординарное действительно было в его музыке, будь то хоть самый спокойный в мире этюд. Да и вообще в самом парне было нечто похожее, недаром же говорят, что каков музыкант, такова и музыка. Он уже давно не тот флегматичный скрипач. Странно, а музыка с тех самых пор так и не поменялась. Может, это выделывание было лишь фальшивкой? О, зачем Мукуро себя об этом спрашивал: он и так знал с самого начала всю сущность Франа! Всё, всё знал, знает и сейчас, чем могут обернуться их недолгие занятия. Знать бы только выход, до осознавания которого учителю, увы, пока ещё далеко. Или поступить так, как велит сердце, то есть сокрытая в нём тень безумия? Мужчина точно не мог сказать, как правильно, как надо и что вообще делать ему с мальчишкой. Однако остро чувствовал приближение развязки; но, с другой стороны, разве была кульминация в сей истории? Как помнил синеволосый, каждое занятие было сплошь и рядом (с некоторого времени) спокойно, ничего особенного не происходило, в то время как на самом деле происходило много всего…
Сказав Франу пару слов о его музыке и на ходу придумав малюсенький минус в звучании, чтобы дать парню поработать, Рокудо вновь окунулся в актуальный вопрос. Отчего-то ему казалось, что вся эта случившаяся белиберда – одна сплошная кульминация, что конец будет столь же резок и вызывающ, как и сама «игра». Нет, это была точно не игра. Какая-то пародия, но не она, клялся Мукуро, в страхе осознавая, что всё так и было. Становилось всё сложнее принимать то, что они оба слишком увлеклись друг другом, слишком многого себе позволили, слишком огромное количество поводов дали друг другу, вполне понимая значение каждого лишнего жеста и каждого лишнего слова – они были хорошими специалистами в области познания людей, но эта битва двух психологов должен же когда-нибудь закончиться?.. Или нет? А впрочем… мужчина усмехался и отметал эти мысли, как ненужную посуду со стола, сладостно слыша её грохот. Как там говорилось: я знаю, что ничего не знаю? Верно, для них это выражение подходило как нельзя лучше, ибо каждый из них надумал неизвестно чего про себя, про свой ум и таланты, на деле же… учитель ухмыльнулся, не любя признавать за собой какие-то слабости даже в мыслях; на деле же они оба были глупы, как малые дети, и ничегошеньки не смыслили в друг друге. Все эти хитрые слова и залихватские выражения были лишь позёрством, не более. Они искали лишь утешения в этих безумных играх, наслаждаясь временной передышкой от стрел несчастий, втыкавшихся в них, когда они выходили из зоны влияния друг друга. Просто Мукуро и Фран хотели знать, что не одиноки, с замиранием сердца и трепетом ища столь знакомые глаза в бушующей толпе. Просто… они тоже люди, хоть и странные. Впрочем, как и все мы. Ничего особенного. А все эти пререкания – лишь внешняя корка, маска, на которую должно обращать внимание другим.
А так ли близок конец? Мужчина не хотел пока думать об этом. Почему-то сердце от этой мысли со скрипом сжималось. Он уже не считал занятия, если уж рассказывать всю предысторию сегодняшнего урока. Цифры один и восемь стали самыми важными, хотя в прошедшие дни произошли куда более важные события, а в принципе, тоже не намного важные… Что случилось недавно, довольно-таки скучная и неинтересная история, лучше в таком случае начать с Франа, с того, как он себя вёл и что говорил. В последнее время навыки и способности мальчишки пошли в гору, его полностью захватила игра на скрипке, тренировки и ещё раз тренировки. Он обожал свой инструмент, свои уроки, своего учителя… а вот это уже навряд ли. Словом, то, для чего они оба объединились ещё изначально, стало потихоньку проявляться, да и обещанная плата за квартиру звучала не раз на дню, услаждая слух Мукуро, заставляя его испытывать те самые эмоции, будто он слышит мелодию в первый раз. Казалось, тишь да гладь, чего ещё здесь желать? Однако сам мужчина чувствовал, как что-то между ним и этим скрипачом постепенно нарастало, наполнялось, словно пакет с водой, который в любую секунду мог порваться и выплеснуть жидкость наружу. Также и эти странные чувства и ощущения: казалось, что скоро-скоро они возьмут да и выльются на них, взорвутся, короче, ярко дадут о себе знать. Это-то и было страшно… Хотя нет, ожидание было не столь страшно, как незнание того, что тебя ждёт после этого всплеска: можно ли будет владеть собой тогда? Вот и Рокудо не знал…
Вопреки всему этому (учитель прекрасно догадывался о том, что не один находится в предвкушении какой-то динамики), отношения «учитель-ученик» дальше так и не зашли. Даже на «друг-друг» это было не похоже – оба, как могли, сопротивлялись этому. Мукуро старался держать Франа на расстоянии, сам не осознавая, как потихоньку притягивает его к себе, парень же хотел казаться скрытным и немногословным, в упор не видя, что в очередной раз рассказывает мужчине свою маленькую тайну. Сопротивление и мираж деловых отношений – всё было ложь. А особенно эти отношения… то было неправдой, получается, вообще в квадрате! Но учитель и его ученик, естественно, уверяли себя в обратном, жёстко самообманываясь. Как сложно будет распутать им этот клубок в конце… но сейчас ли об этом? Отложим, отложим пустословие на дальнюю, никому не нужную полочку!
Видя грандиозные успехи своего скрипача, Рокудо поспешил начать его продвижение по карьерной лестнице, зная, что к нужному моменту тот осилит предлагаемые планки. Словом, он начал искать место под солнцем для него, уже резервируя места в плотных концертных залах (пускай и малоизвестных) и отправляя заявки во многие-многие места, расхваливая ученика как только мог. Зная Мукуро и его талантливых ребят, практически все учреждения отвечали согласием, а отказом лишь в том случае, когда не было мест или по другим уважительным причинам. Рокудо всё давно просчитал: заявлять о себе надо было, ибо даже пускай так, на ранних этапах и с пускай маленькой подготовкой, о тебе уже должен знать мир, иначе другие музыканты отобьют у тебя эту возможность. Мир шоу-бизнеса был не так далёк для мужчины, он сам когда-то для себя выстраивал хитромудрый план, по которому вёл теперь своих учеников. В наше время о себе нужно было просто кричать, орать во все голосовые связки, иначе погибнет твой талант вместе с тобою под кучкой бесталанных людишек, которые будут нагло вырываться вперёд. Синеволосый вовсе не желал такой участи Франу, поэтому порешил, что возьмёт все хлопоты на себя. Он уже посвятил парня в свои великие планы, точнее, в скором времени уже принадлежащие самому скрипачу. Тот был не против, но оказался не уверен в своих силах, на что учитель одобрительно похлопал его плечу и доверительно произнёс: «Даже не думай. Сможешь и точка». После этого зеленоволосого не одолевали сомнения, хотя иногда он ещё призадумывался над этим. Однако Мукуро считал его уже полностью готовым для выступлений, причём уже в более грандиозных концертных залах, чем в местных малогабаритных. После того неудавшегося практикума прошло уже чёрт знает сколько занятий, соответственно, переиграл парень сотни этюдов по нескольку десятков раз. В этом проблем не было вообще. Всё шло спокойно, хорошо, продуктивно. Внешне. В душе же мужчина чувствовал странные завихрени, предвкушение жёстких перемен и неожиданного исхода. А может, то были лишь его желания. Как знать.
Рокудо сам не заметил, как проговорил пару дежурных фраз музыканту, чтобы приободрить его похвалой и желанной критикой, и сейчас с интересом наблюдал, как тот складывал свой инструмент в футляр, привычным движением закрывая замки. Кажется, что-то о домашнем задании синеволосый также успел сказать, ну и славно. Его глаза не сходили с мальчишки, лишь иногда плавно перебегали в другую сторону, когда тот оглядывался на него. Мукуро вдруг вспомнил, что уже давненько они ни о чём важном с ним не говорили, хотя бы не касающимся уроков, что вот уж как две недели он не бывал у мальчишки в гостях и где-то столько же они никуда не ходили вместе. Хотя к чему это всё? Сей союз не ради забавы и удовольствия, ради выгоды одного и известности второго. Всё. И они уже практически добились своих целей. Действительно, в будущем их скоро ждёт расставание. Да и сейчас эти взаимоотношения кажутся глупой шуткой, не иначе. Все эти общие дела, прогулки, помощь друг другу, положительные эмоции – всё теперь казалось фальшивым и смешным. Потому что было бесполезным. Середина лета на дворе – майская импульсивность кажется пережитками давнего прошлого, такого наивного и горячего. Верно, с прекращением весны всё становится скучным и обыкновенным. Только вот прекратилась ли эта самая весна в душе обоих? Быть может, есть вероятность наскрести объедки надежды там?
Оказывается, нет. Рокудо тщательно прислушивался к себе, стараясь распознать прежние эмоции и чувства: ноль. Ничего ровным счётом. Глубокое запустение. Во Фране, наверное, та искра уж давно пропала. Да и зачем это? Глупости. Нет больше того восторженного, практически влюблённого взгляда изумрудов. Всё прошло. Так и нужно. Решительно никаких изменений не требуется их жизням – так правильно. У каждого своя дорога и своя жизнь. Эта встреча случайна, как впрочем, и тысячи других. Это лишь было иллюзией – кажущееся уменьшение расстояния между ними; миллионы световых лет как были, так и остались. Даже увеличились. Но это к лучшему. Мужчина не сожалел о спаде эмоций и возвращении равнодушия. Да и мог ли он сожалеть? В его понимании не было такого слова. Правда ведь?
