Текст книги "Музыка абсурдной жизни (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
– Ясно-ясно. Только, знаешь что?.. – Учитель нахмурился, задумавшись о чём-то. – Мой тонкий слух заметил, что она немного расстроена. Дашь мне её на секундочку? Я не могу оставить это дело так, ты же сам понимаешь. А для самоучки ты её очень неплохо настроил для экзамена, могу сказать. Мы с тобой ещё потренируемся в этом. – Тепло улыбнувшись парню, Мукуро с удивлением заметил искристую улыбку тонких обветренных губ в ответ. И в душе вдруг стало даже лучше, чем сейчас на улице. Нонсенс, правда? Особенно для Рокудо. Да и для его ученика. Короче, все немного виновны в этом.
Фран без капли сомнения отдал скрипку преподавателю, сам же начав складывать баночку с канифолью в футляр. Мужчина взял у него смычок и, привычным движением приложив инструмент к шее, провёл им легко по всем струнам, внимательно вслушиваясь. Пару минут кабинет озаряли звуки то одной струны, то второй и так далее, перемешавшиеся с глухим скрипом подкручивания колок и тихими, малость напряжёнными вздохами (скорее выдохами) юного скрипача, пристально наблюдавшего за Мукуро. Рокудо до сих пор помнил этот момент: покрытая позолотой солнечных лучей комната, типичный для кабинета музыки пейзаж, открытое окно с метлешащимися от ветра молочными занавесками на фоне бирюзового неба, словно вид на море во время штиля из-за белых холщовых парусов, когда оно такое ровное и, кажется, недвижимое; далее – тихо шуршащая своими знаниями книжка на рабочем столе, та самая, по которой мужчина припомнил уже забывшиеся в памяти уроки нотной грамоты, чуть поодаль от неё, на противоположной стороне стола, огромная рабочая тетрадь юного ученика, тоже изредка переворачивающая свои страницы; календарь, картинка, разбросанные ручки, которые Фран не удосужился собрать, обрывистая трель настраиваемой скрипки, и наконец сам Фран, сидящий практически перед ним и с каким-то… с каким-то непреодолимым чувством на него поглядывающий – он казался другим, нежным, хорошим, добрым, словом, если собрать все самые банальные слова, описывающие человека положительно, то в тот момент мальчик только из них и состоял. Казалось, когда начинала играть скрипка, этот парень забывал о своей напускной сущности, трудноудерживаемой маске холодности и дымки в глазах. В тот момент он был настоящим, и вход в его душу был открыт. Бесплатно. Как в Ад. Наверняка не каждая музыка делала такое с ним. Особенная. «Я как-то угадал, Фран? Разве? Это было так просто?».
И мужчина не мог не использовать такую хорошую возможность узнать об ученике (сопернике, как знать?) больше. Быть может, это чем-то и сможет ему помочь. Или в его случае может спасти лишь поражение? Ну нет, Мукуро так просто не сдастся. Такому человеку, как он, было достаточно пару секунд, чтобы, взглянув в глаза, действительно открытые миру, понять, что из себя представляет человек. Опыт, хорошее понимание людей и отголоски увлечения психологией дали свои плоды: мужчина лишь усмехнулся своему открытию. С ним он пока не хотел делиться, да даже использовать его в качестве оружия – нет, он поступит мудрее, откроет козырную карту позже, когда накал страстей дорастёт до нужного уровня. Сейчас это знание пускай и важно, но совершенно бесполезно, как бы то ни казалось обратным. Этих двух-трёх чёртовых секунд вполне хватило Рокудо, главное – слабое место найдено. Это музыка. Скрипичная. Как и у самого учителя, наверное. Но на Франа она действовала исключительно. Исключительно хорошо. На самом же деле мужчина не был уверен, что открытие, которое он совершил буквально пару мгновений назад, даст ему что-либо сверхважное о новом ученике; возможно, даже с таким знанием он просто-напросто проиграет ему. Ведь его положение сейчас практически на волоске от проигрыша – мальчишка его раскусывает: откусывает один кусок правды за другим, пробует на вкус и цинично отбрасывает в сторону, словно ненужное. Даже возможно то, что… Мукуро, взяв в ученики Франа, с того самого момента, с самого первого концерт, услышанного им на станции метро, и экзамена, обрёк себя на поражение, сделал ошибку, промах, необдуманный поступок. Промах, промах, промах… Совсем недавно мужчина считал, что в затеянном им нет ничего такого уж из рамок вон выходящего, но глубоко ошибся – это самая что ни на есть настоящая война. Не он её спровоцировал, но активно включился, теперь уже став полноценным её членом. Значит, и закончить её как-то придётся. Но, как и любая война, это будет в итоге казаться глупым и вовсе не нужным. Максимум потерь, польза сего побоища – ноль. Так и будет…
Хотя какая к чёрту война? О чём опять все эти ужасные мысли учителя?
– Держи скрипку, Фран. Настраивать будем ещё учиться. – Наигранная холодность на лице – опять, равнодушие в действиях – снова. Лёгкий благодарный кивок. Всё, чего добился Мукуро во время игры на скрипке, теперь кануло в бездну, в бедствующую пустоту, в относительную бесконечность. «Когда же ты станешь самим собой, мой мальчик? Сколько мне придётся ещё играть для тебя? Вечность?..» И вновь бредовые мысли. Всё как всегда. Парень взял в руки инструмент и восхищённо провёл по нему смычком, пробуя и смакуя по-новому зазвучавшие мелодии. Рокудо лишь улыбнулся этому на миг преобразившемуся личику – он сам понимал, каково это, играть на такой скрипке. Усевшись за свой стол, он, скрестив руки, задумчиво произнёс:
– Если хочешь пойти осмотреть школу – милости прошу. Но у тебя есть всего десять минут. – Музыкант звонко рассмеялся и отложил скрипку, лукаво глянув на учителя.
– Хотите от меня избавиться? Ладно-ладно… – добавил он, видя готовность Рокудо опровергнуть это, – Я всё понимаю – наверняка нужно позвонить жене, спросить, как там ребёнок… Окей, хорошо. Я пошёл. – Отчего-то последние слова были сказаны не с иронией, а даже… с каким-то сожалением? Мужчина не мог ручаться за правильность интерпретирования этого, но не почувствовать кроху отчаяния в его голосе мог лишь круглый дурак. Ну, или квадратный, или треугольный – форма не имеет значения. Однако так рано поддаваться (чему?) Мукуро не хотел, потому и проговорил спокойным тоном, с удовольствием наблюдая за мелкими, микроскопическими изменениями в лице мальчишки.
– Что же ты это так к моей семье-то прицепился? Но… да, быть может, мне и нужно будет сейчас обсудить пару моментов с любимой. Так что, будь добр, оставь меня наедине на пару минут. У тебя есть много времени, чтобы осмотреть здание, например. Когда я сюда пришёл работать впервые, то тоже раза по три в день обходил его по всем этажам и глазел на каждую мелочь… Эй, Фран?! – А Франа уже и след простыл: схватив быстро свой футляр со скрипкой, он зеленоватой кометой вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, что аж мужчина вздрогнул. Последний крупно удивился такому неожиданному изменению настроения или чего-то другого в парне, ведь всегда считал его уравновешенным и спокойным. Так к чему все эти драмы? К чему все эти представления, если война ещё продолжается? Или, как знать, кто-то уже машет белым платком, сам оголяя свою душу? Навряд ли так. Скорее, это какая-то часть плана этого парнишки, медленно претворяющаяся в действие и ведущая к выигрышу. Или вновь пошлый ход мыслей давно состарившегося разума? Как знать, как знать. «Зачем же ты так меня изводишь, Фран? Зачем надеваешь столь соблазнительную маску? Зачем играешь так не вымышленно?». Мукуро отнёс это действие к разряду самых безбашенных и объяснил тем, что у парня переходный возраст, когда, даже сжимая себя в стальных тисках пофигизма, всё равно срываешься когда-нибудь на чём-нибудь, полностью подставляя себя и своё прошлое. Он был рад, что юный скрипач сделал это при нём: во взрослом мире таким сразу же бы воспользовались. А мужчина такого не сделает. Даже если до выигрыша будет рукой подать, даже если это действие сыграло бы там важную роль, он никогда и ни за что не выдаст сие маленькие происшествие вслух, в форме истинного злословия и конченого цинизма. Ибо Фран ещё – совсем мальчишка. Глупый и наивный. А привлекательную маску любят натягивать все в его возрасте, это нормально. Да и разве те тёплые, искрящиеся изумрудами глаза могут принадлежать злому и холодному человеку? Рокудо окончательно решил, что не будет использовать свои напрасные знания в этой незримой войне, да и вообще, просто ничего не будет делать, останется равнодушным наблюдателем. Почему же вдруг такое неожиданное решение с уст бывшего «военного»? Да всё просто.
Это мужчина узнал всё, что хотел, о своём новом ученике. Это он раскусил всю его сущность, как внешнюю, так и внутреннюю. Это он понял, что вести войну с таким существом… по меньшей мере постыдно и бесславно. Поэтому пускай Фран выигрывает, узнаёт всю правду, издевается над ним – в конце концов, Мукуро знал, как остановить всё это, если дела зайдут слишком далеко; одним предложением, одной фразой, одним взглядом и, может быть, движением. Он слишком хорошо обдумал кое-что о своём скрипаче, потому и ответ возник сейчас, возможно, немного сумбурно, зато твёрдо и уверенно. Рокудо ликовал от счастья, от решения проблемы и неожиданного прилива сил, как и стремлению жить дальше и наслаждаться жизнью. Но что делать-то сейчас?..
Хорошее настроение немного поутихло. Да и проблемы решены не все. Да ничего и неизвестно в принципе. Все эти догадки и домыслы – не больше, чем голос интуиции и наблюдения, но никак не достоверные факты. А разве можно жить спокойно, когда сама жизнь держится на хлипком остове «я так думаю» и «я так считаю»? Наверное нет. Но так почему же мужчина срывается с места буквально через пару минут после ухода ученика и как бешеный бежит сквозь уровни этажей, их пафосных одеяний и гигантов статуй? Если это всё относительно, так зачем? А дело-то в надежде. В надежде на правду, на правильность решения, на отсутствия ошибок в созданном алгоритме, на истинность чувств, в конце концов. А впрочем, кажется, слишком много туманных слов и выражений – мало действий и поступков. Так пройдём же по кривой тропинке лихорадочного бега Мукуро, попробуем узнать, чем же закончилось это всё светопреставление!
Обогнув все этажи и оказавшись вновь на третьем, мужчина кое-как смог отдышаться и остановился около окна на другом конце коридора: оттуда он бегло глянул на видневшийся сад, решив убедиться, что парня там нет тоже. Но его глаза приметили знакомую фигурку не где-то вдалеке, а совсем близко, на огромных перилах спускавшейся от какого-то памятника лестницы к зданию музшколы. Отделяла их только проезжая часть с несущимися автомобилями. Фран сидел, положив футляр рядом и свесив ноги в тёмную бездну (там, кстати, находилось что-то, но что конкретно, Рокудо не знал). Его зелёный взгляд тормознул на каких-то деревьях впереди, сейчас украшенных в изобилии разномастными цветами, а одна нога нервно дёргалась, ударяясь о камень перил. Мукуро ещё раз окинул взглядом своего скрипача: какая-то непривычная ему оживлённость чувствовалась в его движениях и фигуре, в его действиях и словах. Словно было уже сложно удерживать на себе накинутый некогда образ равнодушного мальчишки. Да что уж и говорить: наверняка так. Мукуро выдохнул, почувствовав, как вновь и опять и снова нешуточно заволновался об этом пареньке, до которого, по идее, ему не должно быть и дела. Но зачем он сейчас прикидывается дураком, спрашивающим себя, почему да почему? Он уже знает, какова причина. И не только. Но произносить такое вслух скорее подобно убийству в его с Франом случае, чем спасению. Но и такое положение удручало и потихоньку разлагало их обоих: значит, в любом случае стоит ждать погибели? Где же то заветное слово «спасение»? Где и на какой странице оно затерялось в этой истории?..
Ужас и ничего кроме. Рокудо поспешно сбегает по ступенькам вниз, уже через полминуты оказываясь в холле. Громоздкая напыщенная дверь, серый асфальт улицы, быстрый взгляд направо-налево, раздражённый гудок машины, промелькнувшее прямо перед носом что-то ярко-жёлтое, ещё пару ступенек – больших, белых, и вот уже знакомый, хрупкий вид сзади всего лишь в пару шагах от учителя игры на скрипке. Фран сидел и ничего не слышал, лишь тяжко дышал, словно кто сжал его грудную клетку тисками, а Мукуро стоял практически на ничтожно малом расстоянии и не знал, что сказать, как начать, с какого бока подойти. Какой дурацкий поступок на этот раз выдаст ему его опьяневший от каких-то неясных чувств мозг? Или на сегодня всё будет стандартно?..
– Фран. – Его ли голос, его ли интонация? Это какой-то чужой человек говорит в его теле, не иначе. Дуновение ветра, принёсшее с собой кучу ненужного розоватого хлама с деревьев. Слишком пафосно.
– Поговорили? Можно возвращаться? – Он немного развернул голову; взгляд пытался приобрести увядший пофигизм, но серо-зелёная грусть заняла всё пространство. Глаза – зеркало души? Всё верно. Рокудо с трепетом распознал в голосе привычные насмешливые нотки и подошёл ближе, оперевшись руками о перила рядом с сидящим на них учеником. Впереди – неинтересные зацветшие джунгли, далее – простирающаяся вдаль бело-серо-чёрная улица с разного рода домами. Так и наша жизнь: то хорошо, то средне, то плохо и всё это вперемешку с повседневными странностями и неожиданными приключениями. «Вновь пытаешься смотреть хоть куда-нибудь, но неважно куда, м, Фран?».
– И что это было, милый мой ученик? – сняв с себя оковы важности и пафоса, просто и будто по-дружески спросил Мукуро, повернув голову в сторону мальчика. Тот лишь активно засопел и вновь занялся увлекательным делом – троганием края своей футболки. – Глупый, глупый мальчишка! Я же вижу… всё вижу.
Юный скрипач осмелился поднять глаза на учителя и изумлённо глянул в них. Мужчина лишь усмехнулся и, как-то нежно потрепав его по мягким волосам, развернулся, направившись в сторону здания вновь.
– Если захочешь о чём-то поговорить, подходи в любое время. Я же забуду эту выходку в любом случае… А теперь идём на занятия. Проветрились – и хватит, – Рокудо сказал это так спокойно, будто бы ничего не произошло. Но ведь и в самом деле ничего не произошло! Фран, наверняка чувствуя себя ужасно неудобно, спрыгнул, взял в руки футляр и медленно поплёлся за учителем.
– Меня чуть машина не сбила, – добавил он, когда они оказались рядом с дорогой.
– Вот это новости… – глухо и напряжённо ответил Рокудо, с ужасом содрогнувшись при одной только мысли, что…
– Вы бы скучали по моим красивым глазам? – с горькой усмешкой спросил парень, как только они пересекли дорогу. Мукуро резко развернулся, схватил ученика за плечо, притянул к себе и наконец обхватил двумя пальцами его подбородок, сильно нагнувшись над ним; в его собственных, с рождения разноцветных глазах полыхало не иначе как неистовое огниво самых сильных чувств.
– Не только по ним, – скрипя зубами от злости, смог процедить мужчина, а в следующую же секунду осёкся и выпустил Франа, который, как безвольная тряпичная кукла, едва устоял на ногах от вскружившего голову действия. Что с ними? Кто поймёт. Одному Богу известно. Но Рокудо предполагал, что их сближение будет долгим, болезненным и контрастным, от официальной войны и соревнований «кто больше узнает друг о друге компромата» вплоть до нежных посиделок и откровений за чашкой чая. Только так, по-другому было бы… не то, неинтересно, вот правда. Они поднялись по лестнице на нужный этаж и зашли в нужный кабинет номер триста тринадцать. Парень положил футляр рядом со столом, а сам смиренно, совершенно нетипично для себя сел рядом со своей тетрадкой и уткнул в неё взгляд. Намекал на продолжение занятий, наверное. Всяко лучше жгучего молчания, от которого изнемогало всё его существование. Он был сколь смешон, столь и жалок – ну кто, кто бы мог подумать, что некогда холодный человек будет вести себя так смущённо? Мукуро решил пока никак не говорить об этом Франу, да и вообще, напоминать о произошедшем. Ему наверняка неудобно, зачем же ещё травмировать человека? В сто тысячный раз удивившись своей заботе о всё ещё незнакомом человеке, он проследовал за стол и вот уже пристально смотрел на ученика. Хотелось что-то сказать – да в любом случае получалось банально, что-то сделать – бесполезно, а продолжить урок – слишком скучно. Поэтому и разрывался мужчина аж между тремя различными вариантами того, что бы сделать. Но и бездействовать нельзя – ситуация требовала скорейших решений, даже несмотря на то, что все они были с кучей минусов и маленькой щепоткой плюсов. Наконец, избрав для себя самое неказистое решение, Рокудо прокашлялся и открыл книжку, глянув на следующий параграф и прокрутив в памяти нужные слова и выражения.
– Итак, начнём!.. – заговорил было мужчина, но Фран резко поднял голову, каким-то диким взглядом окинув учителя, тем самым заставив его замолчать. С его губ хотели сорваться необузданные слова, чувства, признания, прощения, а в общем… наверное, это только домыслы самого Рокудо. Но желание выговориться или хотя бы поговорить об отличной от урока теме явно виделось во всём его существовании. Действительно, каким бы зеленоволосый скрипач ни был скрытным и туманным, сейчас он казался раскрытой книгой с увеличенным в два раза наиудобнейшим шрифтом. Читай не хочу! Мукуро всё же был прав: в ребёнке всегда будет ребёнок, несмотря на его прошлое, настоящее и чувства. Даже сейчас совершенно предсказуемы его действия и слова на десять минут вперёд. Мужчина диву давался разнице между настоящим Франом и тем, кем был этот паренёк при их первой встрече, да даже сегодня утром – не узнать! Хотя и сам он не лучше… Неожиданно все сегодня изменились! Как это, как это?
– Мукуро-сенсей… – сдавленное, тихое, но от этого не менее дерзкое и уверенное. – Я, кажется, потерпел крах. Да вы и сами это прекрасно видите, что уж я говорю… Ни в коем случае не думайте, что сбежал я от каких-то сильных чувств. – Рокудо тем временем встал и, тихо улыбаясь, обошёл стол. – Ещё не мечтайте о том, что я испытал ревность. Мне глубоко фиолетово на вашу семью. Я и вправду к вам ничего не испытываю. Всё это говорю для того, чтобы вы до конца для себя уяснили, что подозревать меня в таком бесполезно. Потому что это неправда. – Фран напряжённо застыл; мужчина, зайдя за его спину, почувствовал, как мальчик часто-часто задышал и совершенно незаметно для других (но никак не для учителя) легонько вздрогнул. Мукуро беззвучно рассмеялся, одними губами («Пока не видишь, Фран…»), а уже громче выдохнул и беспечно положил ладонь на плечо ученика.
– Оя-оя, глупый ученик. Глупый-глупый… – Рокудо медленно убрал руку, невзначай проскользив по гладкой коже на открытом участке плеча и шеи. – Зачем это дурацкое пустословие? Я всё прекрасно вижу и этой выходке приписал совсем иное значение и причины, чем ты там себе надумал. Пожалуйста, забудь это так же, как забыл и я. Договорились? – Быстрый, нетерпеливый кивок. «На самом деле всё я и без тебя знаю, Фран. Слишком много отрицаний – слишком мало правды в твоих словах». – А теперь продолжим! Записывай следующую тему урока… Да-да, страницу всё же следует перевернуть.
Сказать, что Мукуро был уверен в своей компрометирующей мысли, было равносильно безумию, какое недавно совершил его ученик. Теорема, подкармливаемая лишь невесомыми домыслами, воздушными размышлениями и кучей символических цифр, являлась сама по себе относительной, а доказывала как раз то, что называлось в случае мужчины полной неожиданностью. Говорить о ней вслух (даже в своих собственных мыслях и шёпотом) – было вульгарно, а каждый раз натыкаться на неё с помощью хитрых выводов и затейливых умозаключений – нормально. Мукуро, что-то на автомате уже рассказывающий, обошёл стол, уселся на своё место вновь (круговорот людей в кабинете вокруг стола) и, закинув руки за голову, оглянул своего скрипача. Мальчишка был уже не тот; порой учитель недоумевал, отчего ж это самые холодные и стальные люди теряют при встрече с ним все свои жёсткие доспехи, разом превращаясь из закодированного манускрипта в детскую азбуку? Правда, этому стоит отдать должное: ещё держится. Но на сколько его хватит? Хотя… нет, Рокудо был более чем уверен, что скрипач так и останется в своём неопределённом состоянии до конца – это его порог, максимум. Таким он казался более приятным и, как ни странно, особенно для мужчины, более интересным. Но у того равнодушного человека было больше схожего с Рокудо, поэтому ему и было жаль терять сию личность; а ещё он любил наблюдать за такими примечательнейшими изменениями, тем самым расширяя свой кругозор и опыт. Но для того ли нужен ему мальчишка? Да и заканчивается ли перечень его надобностей лишь красивой музыкой и потребностью развивать свои педагогические данные дальше? Или вновь глупые, глупые рассуждения?..
Мужчина заметил, как в последние дни его мысли часто стали оканчиваться многозначительными, неопределённым вопросами с двоеточием после себя. Их слишком много, вместе с тем как ответов, словно в постоянной ужасной пропорции, всё меньше и меньше. Катастрофа. Или иначе как это назвать? И вот, снова вопрос.
Выводы, выводы, выводы… Мукуро запутался в них, когда анализировал происшествие с Франом. Да и не только его – вообще все эти последние деньки он тщательно обдумывал и взвешивал, силясь понять, почему лодка его ученика дала течь. Себя как причину всего этого кораблекрушения Рокудо отметал, отчего-то испытывая внутренний, клокочущий страх. Согласитесь, это не слишком-то и приятно, когда человек пускай не так явно, но кардинально меняется на твоих глазах и благодаря тебе. Быть может, в нужную сторону, быть может, на пользу тебе; но начинаешь явственно ощущать панику, словно ты – какой средневековый завоеватель, пришедший менять наделы крестьян под собственный вкус. Вроде, то совсем не плохо, а за спиной у этого человека всё равно ходят злые толки и сплетни… не по себе, вот честно. Возможно, не каждый поймёт специфику сего чувства, но для Рокудо сейчас оно стало главенствующим. Он не совсем хотел, чтобы ради него парень перекраивал себя: да и зачем? Их, так сказать, союз недолог и создавался специально лишь для удовлетворения интересов каждого из них, так для чего, скажите Мукуро, нужно видоизменять себя? От нечего делать, от скуки? Не смешите его! Фран не так прост и не столь лёгок на подъём для этого. Причина глубже, и Мукуро её, если честно, уже отгадал. То самое, что он собирался сказать тогда, когда война дойдёт до самого своего накала. А если не дойдёт? Тут по обстоятельствам.
–…Понял задание? Выполняй! – Парень схватил ручку и начал что-то усердно вычерчивать, постоянно задумываясь и сверяясь с какими-то своими знаниями. Тем временем Мукуро глотнул воды и развернулся лицом к окну, с интересом начав рассматривать стройку около недалеко стоящего здания. Почувствовав душноту, которую они тут навели вместе с учеником благодаря недомолвкам, смутным чувствам и растаявшим в пустоте надеждам, мужчина дотянулся рукой до ручки и нажал на неё. Свежесть как-то быстро внесла ясность ума в эту атмосферу; где-то позади усиленнее зашуршал карандаш. Да и просто-напросто дышаться стало легче – Рокудо вобрал в лёгкие холодеющего воздуха и сладко выдохнул, прикрыв глаза. В такие моменты вовсе не хотелось думать о чём-то сверхважном, а было острое желание запрокинуть голову и подставлять своё лицо ласковым и невесомым ладоням попутного ветерка… Конечно, уместнее было бы для учителя сейчас обдумать план будущих действий, денно и нощно рассортировать свои буйные чувства по пробирочкам и полочкам, как он это делал всегда, и наконец заложить сухой закладкой нужную страницу в своей повести, якобы отметить случившееся как важное или как-то, на что нужно будет на досуге обратить больше внимания. Уместнее… но мужчина избрал другой путь, решив отказаться от традиционных методов. Он просто, грубо говоря, на некоторое время забил на это, осознав, что запутанный клубок должен распутаться в совсем скором времени и сам. Быть может, не слишком удачное сравнение, но Мукуро это остро чувствовал: не надо ему вмешиваться в текущий распорядок жизни. Пускай он делает всё что хочет, ничего не обдумывая и ничего не взвешивая, пускай Фран надумывает себе чего угодно, хоть самого невероятного и неправдивого – учитель переживёт. Здесь более интересен не сам процесс, а исход событий… а он уж не заставит себя долго ждать.
В окно тем временем впорхнули розоватые лепестки с какого-то дерева, чем-то похожие на те, что Мукуро обозвал розовым хламом. Да и сейчас он лишь недовольно стряхнул их с подоконника и скорее развернулся, бегло глянув на ученика: тот ещё продолжал сидеть и корпеть над новым заданием. Не зная, чем себя занять, Рокудо вдруг вспомнил кое-что и тихо спросил у Франа, старательно пытаясь посмотреть ему в глаза:
– Послушай, можно мне ещё раз глянуть на твою скрипку? – Парень вздрогнул, поднял голову и, пытливо стараясь не смотреть мужчине в глаза, пробормотал:
– Конечно… – Мукуро тут же поднялся с места и направился к футляру, раскрыв его и достав инструмент. Он нежно провёл пальцами по верхней деке, держась за нижнюю, ощутил ту самую царапинку на грифеле, слегка отбитую колку и казавшуюся старее других струну, вторую снизу. Смычок казался другим, словно не из того набора, из какого была сама скрипка и её наверняка пропавший партнёр. Мужчина ностальгически улыбнулся, усмехнулся, зачем-то вспомнив символический круг, особенно в его жизни, и положил инструмент обратно, привычно и будто набитой на этом деле рукой нажав на правую защёлку сильнее, чем на левую – сломалась наверняка тогда, когда Фран уронил футляр на пол именно этой стороной. Или не он.
– Что-то случилось, мастер Мукуро? – «Мастер Мукуро» уже не так резало слух, но было в нём что-то такое, что напоминало об непреодолимом расстоянии между ними в сотни световых лет. Хотя, конечно, это лучше, чем бесконечность. «Статься, когда-нибудь и свидемся, да, Фран?»
– Нет, ничего, всё с твоей скрипкой в порядке. Просто проверил, хорошо ли натянута вторая снизу струна. Она же древнее остальных, так я понимаю? – Неимоверно долгий кивок. – А вообще, мой милый ученик, скрипка у тебя хорошая. Принесёт удачу, как бы это глупо ни слышалось.
– Как вы это определяете, учитель? – наивно-изумлённо спросил он, с радостью отложив ручку и сделав вид, что собирается слушать нечто действительное долгое. Рокудо усмехнулся, положил футляр на стул и подошёл к парню, с необыкновенной нежностью глянув на него:
– Знаешь, мой юный ученик, у каждой вещи есть своя аура: либо хорошая, либо плохая, либо никакая (но это про новые, только что созданные предметы). Это зависит от того, кто и как её до того использовал. И, взяв в руки твою скрипку, я почувствовал себя легко и радостно. Ноты сами и безболезненно вылетали из-под смычка, переливались, а ощущение было такое, будто стоишь уже на сцене. Я знаю, у этой скрипки было хорошее прошлое. Так что воспользуйся ею рационально, Фран. – Рука как-то сама и неожиданно оказалась уже на плече мальчика, а расстояние между ними стало меньше. Физическое, но явно не душевное. Правильно было сказано: между ними сотни световых лет; когда-то они пройдут, и две звезды встретятся, но надо ли это будет тогда?.. Конечно нет.
– Вот как… я в такое верю с трудом. Докажете? – весело спросил скрипач, наклонив головку вбок. Учитель лишь ухмыльнулся и слегка присел на стол чуть поодаль от него.
– Какая мне польза что-либо тебе доказывать? Я просто высказал своё мнение, ты не обязан его разделять, как и я не обязан тебе его навязывать, – спокойно проговорил мужчина, смотря прямо в глаза ученику. – Но ради эксперимента будет твоя карьера скрипача. Согласен?
– Согласен. Но как это? – часто заморгал тот, подперев голову рукой и уже совсем надеясь отвлечься от задания.
– Если будет успешной и положительной, то притча про хорошую ауру – правда. Если не задастся – то нет. Ясненько? Так, даже не думай спрашивать меня ещё про что-то, сначала закончи своё дело, а потом и поговорим, – обломав Франа, который только-только раскрыл рот, Рокудо с доброй улыбкой пронаблюдал за возвращение музыканта к нелюбимым нотам, теперь хорошенько приправленным новой темой.
Прошло двадцать минут, затем началась проверка, вновь пахнущие чем-то невероятным для парня мягкие зелёные волосы, соблазнительно щекочущие нос, далее последовала похвала, зардевшиеся щёки, ушедшие от ответного взгляда изумрудные глаза, теперь уже точно превратившиеся в тропики, и последующие два часа занятий. Два часа объяснений, практики, улетающих от порывов ветра бумаг со стола; два часа отдыха, радости и наслаждения для одного и работы, сосредоточенности и… чего-то ещё, но обязательно положительного для второго; два часа усердных карандашных черканий на пяти листах, плавной приятной мужской речи и нескольких коротких, местами насмешливых фраз; два часа плясания золотистых зайчиков по стенам и убывания радуги на потолке, а также фортепьянного этюда этажом выше и гулкого детского хора с конца коридора; словом, два часа счастья и истинной жизни. Во время этих занятий Мукуро жил и чувствовал себя живым, а Фран – практиковался и ощущал себе нужным, хотя бы в плане музыки. Но в обоих случаях это стопроцентно приносило лишь приятные эмоции. Похоже, как раз-таки здесь и затесалось то самое слово «спасение», которое мы считали навсегда выгоревшим из сего рассказа…
Спасение!.. Но надолго ли? Когда-то всё это закончится, оставив после себя лишь сладкий, но недосягаемый шлейф воспоминаний. Источника аромата уже не будет, а сам аромат лишь обманчивым призраком повиснет в воздухе, щекоча ноздри и волнуя воображение. Но, как ни крути, то уже будет не вернуть и не пережить вновь. Глупый, банальный вывод, но… люди, цените все моменты: с каждым завтра они становятся всё дальше от вас, всё менее душевными. А когда захочется их воспроизвести в памяти – бац, а воспроизводить-то и нечего! Поэтому Мукуро и аккуратно запаковывал чуть ли не каждое занятие, отведя каждому-каждому в своей памяти отдельное место. Он ещё пока не совсем осознавал, что дорого ему было скорее не само дельное времяпрепровождение, а именно… объект, который маячил перед ним и каждый раз вскидывал свои изумрудные глаза на него, уже с неким трепетом ожидая новой реплики учителя. Да, глаза у него были именно изумрудными, а не зелёными – они поистине сверкали теперь, как алмазы. Кажется, не только Рокудо нашёл своё течение и русло. Да и не только их – кажется, нужного человека. Или только кажется?
Мужчина с улыбкой вздохнул, поймав себя на этом; а впереди загорелся желанный красный свет, заставив автомобили отозваться такими же яркими бликами. Слишком быстро стало вечереть, и Мукуро решил добродушно отвезти парня домой. Тот сейчас мирно посапывал, уронив голову на ремень безопасности, который придерживал его, словно в колыбели. Рокудо глянул на Франа, имея теперь возможность подольше задержать свой взгляд на нём, будучи незамеченным. Прекрасное, расслабленное лицо, приоткрытые губы, тихо колыхающиеся волосы от его собственного же дыхания. Он в чём-то действительно мил, хотя вовсе и не смазлив, как могло показаться сначала.
