Текст книги "Музыка абсурдной жизни (СИ)"
Автор книги: Julia Shtal
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Безусловно. – И мальчишка занёс смычок над скрипкой. Перед тем, как начать, он с доброю усмешкой посмотрел на предвкушённое лицо синеволосого и, чуть-чуть растянув время перед репетированием, легко и ненавязчиво коснулся струны, начиная играть свою мелодию.
Стоит ли глупо повторяться, что Мукуро был готов отдать две трети мира, если бы имел целый, за слушание такой музыки? Как-то сразу сгладились все недочёты, все заминки и вся спешность, как бы мужчина ни прислушивался и ни напрягал свой чуткий слух. Рокудо мог сейчас точно сказать: парень играл идеально. Восхитительно, проникновенно. Господи, нет таких слов во всём мире и вселенной, чтобы описать восторг синеволосого! Сейчас, именно сейчас он впитывал в себя счастье. Счастье самой высокой пробы и самого лучшего качества. Ведь потом придётся (раз уж сравнили с губкой) распылять это в пустоту, причём очень быстро. И Мукуро это знал, знал и старался запомнить каждую деталь, каждую ноту в этой музыке, чтобы когда-нибудь потом, в грустном одиночестве, воспроизвести этот фильм радости и счастья в своей голове, ставя паузу на более важных моментах и возвращаясь назад, дабы пересмотреть. Это будет его единственным занятием после Франа. Рокудо было жаль, что кроме эфемерных, лёгких, воздушных и едва уловимых воспоминаний у него от скрипача ничего и не останется – дай бог, если только исписанная его мелким почерком нотная тетрадь, поначалу сплошь и рядом кишащая ошибками и метками красной пастой. Только это. И воспоминания. И недолго звучащая музыка в ушах. И всё. А, нет, как же мы могли забыть: плюс самоуничтожающие мысли насчёт прекрасного прошлого и гадкого «сегодня». Без этого никак. Это будет в новинку. «Собственно, зачем я отравляю этими размышлениями сегодняшний день, настоящий момент? Сейчас хорошо и славно, когда музыка… человека звучит рядом со мной…» – мужчина так и не понял, какое там слово было после «музыка» – оно как-то скомкалось, сделалось тише и незаметнее, при этом являясь, быть может, решающим в этой повести. Но скорее всего, просто дурацким. Дурацким и ненужным.
Тем временем Фран окончил и внимательно взглянул на учителя, зная его привычку подолгу не отходить от его музыки. Это ему льстило и даже тешило самолюбие, но он также имел привычку стесняться от этой чрезмерно большой паузы. Чем больше – тем лучше, значит, захватила его музыка мужчину. И Мукуро, действительно, очнулся не сразу, вновь удивившсь, как он так не заметил окончания игры. Скрипач, решив сократить всё больше смущающую его паузу, осторожно начал:
– Ну-у… ну как вам, мастер?
– Великолепно. Если честно, ты нигде не допустил ошибки. Замечательно. Я в тебе не сомневаюсь, – тихо, практически шёпотом выдал Рокудо, смотря в пол и с силой сжимая кулаки, словно его раздирала какая-то противоречивая мысль. Зеленоволосому было впервой видеть такую необычную реакцию учителя на его музыку, поэтому он, не зная, что и делать, осторожно подошёл к мужчине и вопросительно на него глянул. Мукуро поднял глаза на Франа и кивнул ему, поняв, что тот хочет сделать. Парень отложил на время скрипку в футляр и осторожно присел на диван, всё ещё недоумевая такой изменчивости синеволосого. Тот, осознав, что ситуация выходит глупой, мгновенно оживился и, улыбнувшись, посмотрел на ученика.
– Ты чего такой странный? Я же сказал, что у тебя всё прелестно. Если хочешь, можешь повторить пару раз. А вообще тебе нужно отдыхать и ни о чём таком не думать. Понял? – Мужчина был натянуто весел и в таком состоянии подошёл к окну, выглядывая на всем знакомый дворик и его обитателей.
– Понял… – вздохнул Фран. – Только вот странный не я, а вы.
– Отчего же? – повернув голову в его сторону, нарочито простодушно спросил Рокудо, ещё изображая рассеянную улыбку на своих губах. Парень сидел на стуле, чуть ссутулившись, и несильно теребил край своей футболки – верный признак его крайней нервозности и душевных терзаний.
– Вы какой-то грустный и задумчивый стали после моей музыки. Что-то не так с ней? Или со мной? – «Со всеми нами, Фран, что-то не так», – хотелось ответить, да не ответилось.
– Всё в идеальном порядке и с тобой, и с твоей мелодией в особенности…
– Тогда, быть может, с вами что-то не в порядке? – Поразительно искренний блеск изумрудов, в которых («Господи, неужели это правда?») спектральным блеском всеми цветами радуги виднеются взволнованность и преданность. У взволнованности цвет – синий, у преданности – зелёный. Не просто так. Мужчина судорожно выдыхает, опускает голову и усмехается.
– Я не знаю, мой милый, не знаю… Со мной всегда творится чёрт знает что. Но это нормально. Просто… – Мукуро был уже готов выплеснуть свои думы насчёт своих предчувствий о расставании, но прикусил язык: «Не надо, не стоит тебе это знать, Фран. Пожалуйста, живи и радуйся, не думай о таком». – Просто в последнее время я сильно устаю. Наверное, причина в недосыпах. Уж прости своего сварливого и вечно недовольного учителя. – Он тепло улыбнулся парнишке, стараясь хоть так вселить ему какую-то надежду и веру к себе. Скрипач, вероятно, поставил под сомнение такую версию, но спорить не решился, лишь кивнув, и тоже как-то натянуто, дрожащими губами улыбнулся. Рокудо даже подумал, увидев эту несчастную улыбку, что, может, Фран и сам знает и чувствует то же самое, что и он?.. Но, как бы ни была велика мечта об этом, настолько же огромно было и нежелание этого знания (или осознания) музыканту – пускай живёт и наивно думает то, что хочет думать. Пускай хоть эти дни – последние – он будет единственный счастливый в этом несчастном дуэте. Выигравшему достаются все лавры, так?
– Я же говорил, что приношу вам хлопоты… – Зеленоволосый встал и подошёл к учителю, оперевшись о подоконник рядом. – Я ведь подсчитал, мастер, вы проводите со мной больше времени, чем с семьёй. Наверное, вас ваша жена хочет со свету выжить. Во всяком случае, я бы так точно сделал.
– А ты опасен, как я посмотрю, – усмехнулся мужчина, с интересом взглянув на Франа. Тот едва сдержал улыбку.
– А если серьёзно, мастер Мукуро, без всяких шуток… – Он развернулся и, оказавшись близко к Рокудо, прямо посмотрел ему в глаза. – Если серьёзно, то… может, вам стоит сейчас не со мной штаны просиживать, а с семьёй? И не то чтобы я вас гоню, просто боюсь стать помехой. Вот так. – «А ты догоняешь меня, ученик. Кажется, и для тебя начищают особый котелок в Аду за изощрённую ложь…»
– Тебе разве не нравится быть помехой, м? – Мукуро не помнил, какой демон в него вселился при упоминании об Аде, но он точно ощущал, как схватил за подбородок своего скрипача и поднял его голову чуть выше, сам наклонившись до допустимой дистанции. – Ты стал, кажется, забывать, что и я чувствую ложь… – наклонившись ещё ближе, прошептал мужчина на ухо своему подопечному. Он не понимал, как, отчего, откуда, но ему сносило крышу от такой близости к ученику: он чувствовал тепло его тела, ощущал, как весь парень был скован и сжат, словно бы опасался чего страшного и непреодолимого, его редкое дыхание, дикие и неровно проскальзывающие желания в изумрудных глазах, так широко раскрытых. Не хватало сделать ещё одной маленькой абсурдности и всё – считайте, история на этом поставит себе жирную точку и никогда больше не продлиться ни на символ. Но разве Рокудо мог допустить такого нахальства? И да, и нет. В нём было что-то по-своему экзотическое, но в то же время и пугающее. А как определиться?
Синеволосого отрезвил поспешно влетевший в форточку ветерок – спаситель положения. Учитель мгновенно очистил себя от таких, казавшихся теперь грязными, мыслей и быстро отошёл от скрипача, пытаясь ещё совладать с собой и даже ухмыляться. До Франа не сразу дошла вся прелесть происходящего, он лишь удивлёнными глазами вылупился на Мукуро и часто хлопал своими длинными ресницами. Сам Рокудо чувствовал себя так, будто конкретно обжёгся, причём на самом ровном и холодном месте. Надо было срочно выкарабкиваться из этой плачевной (или не очень?) ситуации и исправлять своё положение. Правда, как?..
– Ладно, Фран, ты прав. Пойду я, наверное. А ты это, иногда репетируй. А вообще отдыхай. Ну ладно, бывай, я пошёл, – скомкано пробубнил мужчина, вовсе желая ответить не так. Скрипач спокойно улыбнулся, будто ничего не произошло (а может, и вправду ничего не произошло и это просто глюк?), и отвернулся обратно, при этом говоря.
– Хорошо, конечно идите. Удачи вам. И… пожалуйста, не забывайте обо мне. – Просящая улыбка. К чему эти слова? Чего он добивается? Мукуро кивнул и быстро выбежал из дома. Скорее, на свежий ветер и на оживлённую улицу, пока ужасные мысли не заполонили его рассудок полностью!
Он вырвался, ощутив трезвость в своих чувствах и мыслях. Однако счастья это не принесло – куда лучше было радоваться в пьянстве и буйстве, что посетили его там, в квартире на восьмом этаже, рядом с окном, выходящим во двор. Глупо, наверно, сейчас что-то пытаться переосмыслить и начать рассуждать, почему эта глупость имела место быть и вообще, что служило её поводом-причиной… Это глупо и нудно. Собственно, Рокудо сам знал без этих многочасовых рассуждений. А знал он вот что: сама их жизнь являлась такой дикой, несуразной, словом, абсурдной, а значит, такое – вполне себе норма по её правилам и канонам. И только в ней нужно постараться не потерять себя… ну, или сохранить хоть сотую частичку того себя.
А красивым дополнением к этой жизни будет музыка… музыка Франа. Так думал Мукуро. И, оказывается, в чём-то был прав. Любы мелодии, что выходили из-под смычка юного скрипача, являлись, независимо от своего содержания, быстрыми, ритмичными, словно бешеными и порывистыми, как яркий огонь, как резвая езда, как… самая великая абсурдность, которую только может сделать человек. Нет, как все вместе взятые абсурдности у всех людей со всей планеты – примерно такова была незримая и на первый взгляд не ощутимая мощь музыки зеленоволосого. Примерно таков был и он сам, по сути… Но к чему это сейчас – всё бесполезные думы! Зачем столько думать, размышлять, планировать, если можно просто брать и делать? Рокудо и так всю свою прошедшую жизнь только и мечтал, думал, но никак не действовал; теперь всё, хватит с него! Пора начинать жить самой элегантной и экстравагантной жизнью, а не довольствоваться её безвкусной пародией! А это значит – совершать примерно то же самое, что и имело место быть сегодня. Ну что ж, вперёд.
Утро знаменитого дня, в которое должно было произойти первое выступление Франа, выдалось облачным и туманным. Но такая погода отчего-то радовала уставших от каждодневной жары и духоты Мукуро и его ученика, да и, наверное, не только их одних. Правда, кроме как погодных условий, утро можно было охарактеризовать взволнованным, малость нервным, ибо с самого раннего утра (часов с шести) юный музыкант был на взводе и уже бродил по дому, проверяя то костюм, то скрипку, то свою игру, то злополучную бабочку, лежащую в верхнем ящичке. Успокаиваясь, он вновь начинал тихо шагать от двери к двери и вдруг придумывал себе заново какую-то проблему или ставил благополучность какой-то составляющей его будущего выступления под сомнение. Его увлекала проверка своих вещей, а особенно игры на скрипке: свою мелодию он уже играл пятый раз подряд за сегодняшнее утро. Сам Мукуро, будто чувствуя взволнованность своего ученика, также с семи не мог сомкнуть глаз, потому через полчаса уже и был на квартире парня, поначалу долго и усердно извиняясь за своё вторжение, а потом поняв, что всё же оно было приятным для Франа, как ни крути. Присутствие учителя, хоть и отсутствие всяких стандартах словечек для успокоения сильно повлияли на скрипача, сделав его более расслабленным и менее сосредоточенным на мелких заботах. Рокудо просто сказал, что у зеленоволосого всё в порядке с его новеньким костюмчиком, с ним самим, а в особенности с его музыкой. Этого было достаточно для парня. Он улыбнулся, тем самым отблагодарив учителя, хотя выглядел слегка смущённым – наверняка из-за мнимого стыда за свою излишнюю нервозность сегодня. Потом мальчишка предложил чай, и они вместе славно провели время за завтраком. Вспоминалось ли им обоим вчерашнее? Нисколько, хотя и ни на секунду не выходило из их голов. Они приняли это не то чтобы как должное, а как само собой разумеющееся, потому и могли беспардонно улыбаться и общаться с друг другом. Это было действительно нормально в их положении. Как никак, нужно же было создавать хоть какие-то выходящие вон за рамки правил воспоминания? А то их и так немного…
– Ну что, разве волнуешься? – спросил вдруг Мукуро, хотя и знал ответ наперёд. Собственно, своими простыми диалогами она старались походить на обычных людей – в их случае хватало всего пару слов для разъяснений, остальное они могли читать по глазам друг друга, причём были совершенно уверены в правильном истолковании мыслей и чувств. Фран, вяло пожав плечами, ответил, прихлебнув при этом чай:
– А вы не видите? Конечно нет! Отчего бы мне волноваться? – Он гордо выпрямился и принял нарочито важный вид. Рокудо тепло улыбнулся и, будто бы не услышав ответ, произнёс:
– Просто знай, что всё действительно в порядке. Ты же в силах сыграть пару мелодий? Ну да, есть небольшая разница: народу будет побольше, да и софиты глаза порежут, костюм будет жать, но… ты забудь об этом и играй в своё удовольствие. – Парень, было видно, крупно задумался над словами, опустив голову и уставив свой изумрудный взгляд в светло-жёлтую и пышащую паром гладь зелёного чая. Он вздохнул, улыбнулся и приподнял голову.
– Можно я представлю, что играю вам? Меня это только успокоит.
– Конечно. Но разве я настолько успокаивающе действую на тебя? – мужчина усмехнулся, отпив горячий напиток и ощутим на языке привычную горечь Ирл Грея.
– Да. Когда я представляю, что играю вам, становится легко на душе. Привык уже к вам, наверное, – мило усмехнулся парнишка, бросив отчего-то полный различных сильных эмоций взгляд на учителя.
– Вот как… – тихо и задумчиво произнёс мужчина, пристально глянув на юношу. – Я и не знал. Ну что, рад я за тебя, мой милый.
– Не знали? Разве? – милость сменилась на хитрость. – Зна-а-али. Ещё как. Просто вы хороший скрыватель подобных чувств и явлений. Мне ли не знать?
– Ладно-ладно, твоя взяла, – простодушно ответил синеволосый, тихонько рассмеявшись. – Только не язви.
– Хм… – только и смог сказать Фран, подперев голову рукой и внимательно глянув на Рокудо. – Что-то вы каким-то странным стали… Не отвечаете, как прежде.
– Уже навряд ли что-то будет, как прежде. Сам прекрасно понимаешь. – Пол-лица закрыто кружкой с каким-то тупым, но неимоверно весёлым смайлом, и странноватый взгляд разноцветных глаз, направленный на скрипача, хорошо контрастировал с этой картиной. Юный музыкант неуверенно покачал головой.
– Вы стали отвечать как-то пространно и слишком заумно. И это странно. Что-то случилось? Или… должно случиться? Расскажите, мастер Мукуро. – Мужчина в душе удивлялся скорости понимания Франом того, что происходит что-то явно не очень хорошее, и мог лишь присвистнуть от изумления, но нашёл в себе силы сдержаться и ответить:
– Я бы рассказал, Фран, да нужно ли тебе это? – «Нужна ли тебе эта ноша, мой милый? Я хочу, чтобы ты был просто и по-детски счастлив. И это будет формулой моего счастья, поверь». Мукуро нагнулся чуть вперёд и, не боясь быть полностью разгаданным, взглянул прямо на ученика.
– Я точно не знаю. Я хочу довериться в этом вопросе вам: если посчитаете нужным рассказать, сделаете это, если нет, значит так и должно быть. Любой вариант меня устроит и будет считаться для меня истинно-верным, – зеленоволосый лукаво улыбнулся и как ни в чём ни бывало отпил чаю.
– С каких таких пор твоё доверие ко мне увеличилось? – Мукуро был и вправду удивлён ответом, хотя и не настолько, чтобы быть прям в диком непонимании происходящего. Но такое было для него всё равно неожиданностью.
– С давних пор. Как знать, может, и с самого начала, – туманными ответами сегодня пришлось довольствоваться не только Франу: теперь и Рокудо точно не знал, с какой стороны подойти к этому вопросу.
– Не смеши меня: с самого начала! – тихо, при этом хитро улыбнувшись, ухмыльнулся мужчина, поймав на удивление неотрицательный взгляд музыканта. Собственно, отказ от этого был бы здесь явно неуместным.
– Ладно-ладно, уговорили! – повелительно согласился парнишка, ставя пустую кружку на стол и выразительно глянув на учителя. Внешний разговор, казалось бы, должен был на этом закончиться, зато вот внутренний, невидимый, тайный – тот, который был принят между ними двумя, – продолжился вовсю и становился, наверное, увлекательнее того, каким они говорили до него. Он состоял из одних только взглядов, мелких жестов, но больше – из интерпретаций чувств и мыслей друг друга в более правильной форме для себя. Мукуро видел, что и его скрипач чем-то обеспокоен, но чем-то таким очень далёким от сегодняшнего выступления. Произойдёт ли сегодня что-нибудь важное для них? И да, и нет. С одной стороны, это первое выступление, которое всегда является по своей сути событием знаменательным и важным, громогласным и блистательным, а с другой… именно то, что для них важно или ожидаемо, навряд ли случится сегодня. Для этого, чувствовал Рокудо, судьба приготовит менее выдающийся день, сокроет его под тенью обыденности и скукоты, а когда-нибудь вечером возьмёт и выдаст все свои ранее приготовленные сюрпризы. Сюрпризы будут хорошие, явные, живые, словом, такие, что заставят ощутить реальный мир во всей его красе. И будет это спокойный, безветренный денёк. И будет у них личный конец света, кажущийся уникальным только им двоим. И пойдёт дальше жизнь своим чередом, пускай неторопливым и безынтересным, зато хоть каким-то.
Почему Мукуро был так уверен в скором расставании? Во-первых, недолгий, но насыщенный опыт обучения ему подсказывал, нашёптывал это, а во-вторых, слишком неестественно для него, для его натуры было ярко чувство, предвещавшее скорые, весьма плохие перемены. Когда так бывает, значит всё, в будущем так и случиться. Мужчине было безусловно жаль расставаться с мальчишкой, но, если это будет лишь желание его и только его – покинуть своего учителя навсегда и больше никогда с ним не встречаться – то придётся его отпустить, ибо держание насильно, всем известно, не приведёт ни к чему хорошему. А если же это случиться из-за каких-то внешних обстоятельств, то… мужчина приложит все усилия, какие только сможет, чтобы остаться рядом с музыкантом; но отчего-то казалось, что, чем более он прилагал сил для этого, тем далее становилась его цель, словно Фортуна придумала такую страшную зависимость и сама сейчас смеялась над нею и над теми, кто ею пользовался. Ещё давно Рокудо взял за правило предвидеть разные плохие моменты в будущем и уже быть готовым в к ним, отбрасывая всякие чувства на задний план, чтобы не тревожить себя и отсутствие своих нервов. Это был самое лёгкое решение, путь к которому был долог и болотист, однако оно потихоньку, помаленьку вело к саморазрушению. Это как если взять сырые вещи и запихать их надолго в деревянный ящик, а потом, через много-много лет, открыть и посмотреть, что там получилось. Хотя в случае с вещами это было не так страшно, скорее неприятно, зато в случае с Мукуро… Он боялся даже мысли о том, что и до какой степени могло сгнить там, в его собственном ящичке, в его душе, которую уже и душой-то назвать было сложно. Но он чувствовал, какой груз, какая грязь, какая слизь и какой гной в его сердце, как хорошо все они там прижились и как очистить этот запустелый, захламлённый подвал может только самая грубая чистка в мире и генеральная уборка. Только навряд ли кто-то решиться вообще спуститься туда. Вот от этого и много в жизни ходячих мертвецов. Рокудо был практически им, если бы не одно спасение, уже всем известное.
Но всё это отдалённые слова, лишь третью напоминавшие реальность. В действительности же было только одно на уме: скорая перемена. А уж какая она будет, это покажет только время. Сейчас хотелось думать о предстоящем концерте, но, так как мысли эти были волнующими, то хотелось занять себя больше делом, особенно Франу. Поэтому особо долго посидеть за столом не удалось: было желание удариться в интересное путешествие, и неважно куда.
– Чем будешь заниматься до концерта? – взяв на себя инициативу продолжить внешний разговор, спросил Мукуро, встав и отнеся кружки в раковину. Юный скрипач крепко задумался, положив голову на руки, а их – на стол.
– Я, честно, даже не знаю, но чувствую, что должен чем-то занять себя, иначе… в общем, вам самому прекрасно известно это чувство. – Он заговорщически улыбнулся. Рокудо развернулся и подарил одну из своих редких улыбок в ответ.
– Кажется, я знаю, что тебя должно заинтересовать… – вдруг выдал Мукуро, пару секунд подумав и прикинув в уме кое-какую идею. – Быстрее собирайся. Не забудь прихватить с собой скрипку: не отдыхать идём. Будешь у меня играть и играть. Но новое место должно тебя успокоить… Лично со мной такое проходило. – Не успел он договорить, как парень быстрою стрелой сорвался с места, и вот уже зеленоволосая головка пропала в дверях. Вернулся Фран уже через три минуты, полностью готовый и счастливый донельзя, привычным движением закидывающий футляр со скрипкой к себе на плечо. Рокудо не стал его долго интриговать и более задерживать – ещё успеет его ученик намучиться дорогой мыслями и догадками насчёт этого загадочного места, – а просто быстро встал со стула и, пообещав музыканту, что обязательно вымоет за собой посуду (и получив отказ, никак его не смутивший), вышел из квартиры, увлекая за собой парнишку.
Только в машине, когда они выезжали на уже ставшее привычным шоссе, Фран решил попытать счастья и спросить у учителя, куда они, собственно, едут. На что Рокудо тонко и неясно ответил:
– Туда, где тебе обязательно понравится и где ты сможешь на секундочку позабыть о предстоящем. Не переживай, далеко не завезу, – поспешил добавить он, видя немой вопрос в глазах парня. – Всё мы с тобой успеем нормально сделать. Заодно и порепетируешь в спокойствии и довольно-таки приятной обстановке.
– Оке-е-ей, – нараспев проговорил в ответ мальчишка, всё равно явно не удовлетворившись таким скудным описанием этого загадочного места. – А хотя бы расскажете, как вы его нашли?
– Вот это тебе пока можно услышать, – Мукуро принял величественный вид, какой он делал, создавая впечатление, что соизволит снизойти до такого низменного рассказа о чём-то. – Хотя и рассказывать там, в общем-то, не о чем. Ну да ладно. Нашёл я его в бесконечных и бездумных разъездах по городу, а затем за городом. Нашлось оно как-то само, вот честно. Но отчего-то именно в тот и другие моменты, когда не хотелось видеть белый свет, это место хорошо действовало на меня. Надеюсь, на тебя воспроизведёт такой же эффект. – Он быстро и почему-то серьёзно глянул на скрипача. Тот, покачав головой, был явно не доволен и этим ответом, но поспорить, конечно, не мог, да и зачем: через пять минут должна показаться линия, за которой заканчивается город и начинается нечто более существенное и необычное, чем он – природа. Природа и редкие, спрятанные друг от друга в густой зелени исполинских деревьев и цветастых кустарников домишки со своими собственными садами и порой даже с аккуратными, красиво обрамлёнными озерцами и прудами. Всё это, вперемешку с поистине широкими, журчащими полной жизнью реками и темноватыми, густыми лесами, пролетало, сквозило мимо бегущей вперёд по ровной одинокой дороге синевато-серебристой машины. Здесь она могла мчаться со скоростью если не света, то такой, какая была строго запрещена в городе. Музыкант, поначалу старавшийся не подавать вида, что ему безумно интересно, что там за окном, сидел первые пять минут смирно, смотря прямо перед собой, но по истечении этого срока уже буквально прилип к боковому окну, высматривая всё и с удвоенным интересом. Не заметить такое было сложно. Рокудо временами лишь тихо усмехался и улыбался, видя эту полную истинных чувств, открытую всем невинную душу. Разве бы мог кто подумать, что этот человек в прошлом был чёрствым и сухим, а его слова резали не только слух, но и сердце, душу, лёгкие, превращая их в фарш? Говорят, всё познаётся в сравнении. Отчего-то это сравнение было жутким и захватывающим дух для мужчины: он до сих пор не верил, что парнишка так поменялся (или скинул эту грубую личину) и теперь такой, настоящий. Но больше синеволосый боялся не этого, боялся себя – что это он, значит, за человек-то такой пугающий, что выбивает всякую дурь из вот таких юных голов? Хотя это, с другой стороны, было и нормальным явлением, но для него всегда – пугающим. Он никогда не понимал себя, лишь в последнее время удалось хоть чуть-чуть ослабить тот морской узел, завязанный на его душе, но ведь дальше была та самая кладовка со всеми гнилыми вещами… что в ней кроется, ещё неизвестно. Учитель вздохнул и с улыбкой подумал, что такие мысли не для сегодняшнего дня и не для сегодняшней жизни. Их нужно оставить на самый чёрный день, чтобы уж хоть чем-то добить себя и своё существование. А сейчас – не надо, не стоит. Сейчас, впереди – только бескрайняя дорога счастья и счастливых улыбок. В такое время кажется, что до того чёрного дня ещё триллионы километров. Как бы хотелось, чтобы это было не только видением.
– Смотрю, ты уже влюбился в эту местность, – тихо сказал Мукуро, глянув на вздрогнувшее и севшее обратно тело.
– Ну-у… не совсем. Да и с чего бы мне? – начал было Фран своим привычным нарочито равнодушным тоном, но потом, увидев спокойный и полностью его разоблачающий взгляд Рокудо, сдался и выдал: – Здесь действительно красиво. Мне редко удавалось вырваться из джунглей цивилизации, ибо там я мог найти питание и жильё, а здесь – не совсем.
– Понимаю. Теперь ты сможешь хоть чуть-чуть отдохнуть в подобном месте. Осталось буквально пару минут езды. – Мужчина с силой надавил на газ, прибавляя ещё большей скорости. Будто зная, что учитель и ученик поедут нынче за город, небо сняло с себя белые пуховые одеяла и глядело на мир одним своим ярким оком, пригревая светом от него и землю, и всех живых существ. Тучи все скопились только над городом, обещая дождливый день и вечер. Оглядываясь назад, ровно по очищенной от всяких машинок и людишек дороге, можно было заметить серые небоскрёбы и массивные стены мегаполиса, оттенённые ужасающими грозовыми облаками, осевшими ровно на верха самых высоких зданий. Отчего-то, глядя на эту картину, ощущалось спокойствие от того, что над тобой солнце и чистейшее небо, а воздух тёплый и полный ароматов разных трав и цветов, растущих где-то здесь же, на полях. Контраст грел душу Мукуро, он и сам не знал, почему, но такое у него бывало с детства, что он обожал смотреть на бурю в одной стороне, и ясное солнце – в другой. Неожиданно музыкант подал голос, решив разбавить неприятную щёлочь тишины своими словами-кислотой (впрочем, они были такими лишь когда-то):
– Мне нравится, что у нас здесь хорошая погода, а там ливень. Есть ощущение безопасности. – Рокудо глянул на него изумлёнными глазами и едва успел тормознуть и свернуть на рыхлую просёлочную тропинку, уводящую куда-то в глубь редкой чащи. – Ох, зачем так резко тормозить? Я чуть не ударился головой. – Фран усмехнулся, уже догадываясь, почему его слова вызвали такую реакцию.
– Для этого и нужны ремни безопасности. Ты меня, кстати, до сих пор умудряешься удивлять. – Учитель ещё более снизил скорость, а вскоре, ровно там, где начинались деревья, вообще остановился.
– Чем же? – Парень полуразвернулся, а в его глазах прочитался неподдельный, хотя в чём-то лживый интерес. Мукуро подумал, что тот и так всё знал, но решил сказать вслух.
– Тем, что тоже любишь контрасты. Даже не думал, что в этом мы окажемся похожими. Вот, кстати, почти и приехали. Здесь нам нужно будет оставить машину. Далее пройдёмся пешком, – говорил синеволосый, вытаскивая ключ из замка зажигания и отщёлкивая блокировку, чтобы можно было выйти. – Милости прошу вытаскивать своё тело из машины.
Мальчишка нехотя вышел и по-хозяйски достал футляр со скрипкой из багажника. Рокудо тоже поспешил выйти и, заметив, что его ученик закончил со своим инструментом, заблокировал автомобиль, оглянувшись и вдохнув полной грудью, до колик в лёгких лесного, полевого, речного и вообще замечательного воздуха. Он было направился далее, по ранее проторенному пути, как Фран, подбегая к нему, окликнул его:
– Мастер Мукуро, а машину точно не украдут? Как мы потом доберёмся до города? – его глаза взволнованно блестели. Видно было, что концерт ему важен и нужен. Мужчина едва заметно усмехнулся.
– Успеем. Обещаю. Даже если украдут, пешком дойти здесь не так много. Да и автобус, недалеко отсюда, нормально ходит до города и там как раз до нашей улицы. Так что всё в порядке, – он вновь развернулся и поплёлся в нужную сторону. Скрипач догнал его и, поравнявшись, тихо добавил:
– Да я больше о вас спрашивал… Неужели вам так всё равно на свою вещь, причём весьма и весьма дорогую? – Зеленоволосый смотрел вниз, не имея возможности перебороть себя и смотреть на учителя.
– Мне действительно по боку это, правда. Не волнуйся, в таком случае жена меня не убьёт. – Он лукаво подмигнул парню, желая его успокоить и заставить подумать наконец о чём-то другом. Тот, кивнув и улыбнувшись, пару следующих минут всё же переживал насчёт этого, а потом, увидев, что творится вокруг него, и вовсе забыл. Коротенькая ветвистая тропинка вела их вниз, в нечастый лесок с пятнистым от тени ковром трав и цветов; позади них осталась пыльная дорога и мысли о сером городе – впереди всеми красками засияла, заиграла природа. Можно было без всякой лести сказать, что лес был самым обычным; но да кто знает вообще, насколько необычна эта обычность в действительности? насколько прекрасен и душист воздух и каково состояние души на тот момент? Всё казалось прекрасным и величавым, каждая травинка задорно блестела на солнце, а обыкновенная, всегда сопровождающая походы в лес трель птиц была по-своему задушевной именно сегодня; чуял Мукуро, что это не просто так, что что-то всё-таки поменялось с того самого момента, как он приходил сюда в поисках уединения и покоя. Хотя, собственно, чего тут гадать и чего тут знать?.. Ответ был прост и жданно-банален: изменилось всё. Всё, начиная с его самого и заканчивая целым миром вокруг, который обрёл свои прежние краски, забывая про монохромность. Не хотелось признавать, что этот крупный переворот из-за мальчишки. Не хотелось, но было явью.
