Текст книги "Музыка абсурдной жизни (СИ)"

Автор книги: Julia Shtal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Зачем спрашиваю? – с усмешкой повторил мужчина. – Действительно, зачем? – добавил он тише, словно себе. Он явно не знал ответа на этот вопрос. Да, наверное, и не за чем. Фран уставился на него вновь. Вновь наступила тишина, разбавляемая сырым и неприятным звуком капель. Тут парень всё-таки решился и нажал на ручку двери, развернув корпус и собираясь выходить.

– Ладно. Я пошёл. Спасибо вам ещё раз, – ровно и опять без какой-либо интонации произнёс скрипач, впуская в салон противный холод и влагу. Мукуро в этот момент осознал, что ему бы следовало, как это он обычно делал, равнодушно кивнуть и произнести пару слов для приличия и поехать домой, к любимой жене и долгожданному ребёнку, но… Если бы это было правдой, Рокудо бы сдох со скуки и со своей лживости. Потому что не было у него ничего такого, ради чего ему хотелось бы возвращаться домой скорее. Точнее, было одно существо, но оно навряд ли будет принадлежать ему… Терять мужчине всё равно было нечего. Всё равно обыденность уже слишком наскучила ему. Так почему бы не рискнуть? Мукуро уловил момент, когда его ученик ещё не полностью вышел из машины, и несильно схватил его за холодную кисть руки, приостанавливая. Теперь одна часть Франа была под проливным дождём, а вторая – в сухости и комфорте. Вот всегда мы так живём – одной ногой здесь, другой там, третьей вообще чёрт знает где… Ах да, третьей же нет – мы её просто выдумываем. И вот, замерев в таком положении, они удивлённо поглядывали друг на друга; даже Рокудо был нехило удивлён своим действием. Но, кое-как собрав мысли в кучку, он начал:

– Послушай, Фран… У меня есть к тебе предложение. Садись, – на самом деле, говоря всё это, мужчина вполне надеялся на отрицательный ответ: в характере парня просто вырвать руку из ладони учителя и спокойно уйти восвояси. Но ведь нет, этот мальчишка с ещё большим равнодушием принял сидячее положение и сделал грохот капель более отдалённым, закрыв дверь. С его слипшихся волос на резиновый коврик снизу капала вода, а чёлка полностью закрыла правый глаз. Фран осторожно отодвинул её в сторону и пристально глянул на учителя. Его длинные, но не густые ресницы были также частью покрыты капельками. А глаза!.. В них вновь непроницаемая туманная дымка, никак не дающая разглядеть внутренний мир юного скрипача. Бывает так, что порой методов дедукции, как у Шерлока Холмса, просто-напросто не хватает; больше о человеке скажет его взгляд, отражённые в них чувства, а здесь!.. Пустота, одна огромная пустота. Да и та скрыта иллюзией равнодушия, покрыта тонкой оболочкой спокойствия и затянута в широкие оковы холода. И как пробиться сквозь эту систему?

– Так что, учитель? – словно поторапливая его, напомнил парень. Тот очнулся от своих дум – всё же этот мальчик умел зачаровывать – и поспешно ответил:

– Ах да! Я о том, что у меня есть к тебе одно хорошее предложение… – Мукуро завёл дворники, чтобы хоть как-то настроить видимость сквозь густую пелену воды. – Короче говоря, раз я про тебя всё знаю, то у меня есть идея. Не то чтобы я хочу помочь тебе или что-то ещё, но… Понимаешь, просто этот элемент моей собственности мне не так и нужен – я его использую лишь в крайних случаях, которых теперь, надеюсь, не предвидится. А идея такова: у меня есть квартира. Как уже говорил, использую я её лишь в весьма крайних ситуациях. Грубо говоря, она у меня в запасе. Но сейчас стала мне совершенно лишней и ненужной, а продавать лень, да и отчего-то не хочется. Но, я знаю, если разрешу тебе там поселиться, то хоть чем-нибудь облегчу тебе жизнь. Идёт? Можешь жить там совершенно бесплатно. Хотя нет, плата будет, но о ней позже…

– Если это плата телом, то я отказываюсь, – предостерёг Фран, косо глянув на мужчину. Тот рассмеялся.

– Успокойся. Мальчики – не мой формат. При том же ты видишь? – он грубо ткнул пальцем в фотографию, прямо в лицо красивенькой девушки с огненными волосами и дьявольской улыбкой. – Я женат. Всё. У меня семья, ребёнок. Даже кот есть. Навряд ли я буду искать утешения в парнях.

– Ну ясно… Тогда что же будет моей платой за проживание? Вы не из тех людей, которые готовы так просто одаривать незнакомцев аж целыми квартирами… – весьма правдиво заметил он, внимательнее всматриваясь в учителя. Тот усмехнулся и понял, что придётся выдать тайну, которую он хотел пока скрыть. И кто ещё после этого победитель?

– Платой будет твоя музыка. Я действительно горю желанием услышать то, как ты будешь играть после моих занятий. По рукам? – в ответ послышалась лишь хитрая усмешка и тихое «По рукам». Машина Рокудо резко газанула с места и рванула по серому океану, в который вливались мелкие речушки с асфальта. Громадные волны сразу обрушивались на воображаемый берег, обливая порой с ног до головы нерадивых прохожих. А Мукуро, не обращая внимания на их ругань, гнал автомобиль на максимальной скорости, превращая обычную езду в морскую бурю. Отчего-то в душе он был рад сделке. Он взаправду хотел услышать хоть какие-нибудь (более профессиональные) звуки из-под смычка Франа. Может, в своих домыслах мужчина ошибался? Может, интуиция наконец подвела его, указав невидимой рукой на совершенно бесталанного парня? О, это Рокудо ещё предстояло узнать. Но чуял он, что не зря выбрал именно этого скрипача: быть может, его собственная кривая линия жизни уже куда-нибудь да выведет после стольких лет бесполезных витков? Быть может, это будет даже правильный путь?..

***

В тот вечер Мукуро не поленился довезти мальчишку до дома, помочь ему расположиться, даже снабдил его нужными вещами, а потом, ближе к часу ночи, отправился домой. Вспыхнувшая искра доброты его ничуть не смущала – он хотел услышать музыку и он её получит. Юный скрипач уже никуда не денется, ведь на него упал выбор Рокудо, а значит, его будущая жизнь обещает быть интересной и интригующей. А значит, сам мужчина уже навряд ли его отпустит…

Возвращение же учителя домой лучше не описывать – пускай всё самое неприятное останется за рамками этого рассказа. Мукуро просто устал. Устал от такой тусклой жизни, от этого болотистого русла какой-то огромной реки, из которой он выпал, потому что однажды повёлся как дурак. Сейчас он был привязан, прикован, пригвождён к этому человеку; а рождение ребёнка полностью усугубило положение, заставив Рокудо насмерть привязать себя к ней. Если честно, сам учитель знал, насколько это низко для мужчины такое поведение и даже мысли о нём, но… не мог не блаженно закрывать глаза, представляя себе сумбурное путешествие куда-нибудь с кем-нибудь. Не так важно куда и какова конечная цель (приемлемо было даже то, если цели не было), главное – почувствовать долгожданную свободу. Вот, конечно, с каким человеком умчаться в дальние дали, Мукуро и не знал, но решил, что это должен быть поистине интересный ему человек. А всё это отчего?

Рокудо всегда на этом моменте мысленно представлял себя каким-то суетным репортёром, который, будучи в самом эпике событий, судорожно рассказывает о ситуации позади него. И вот он, прикрывая свой драгоценный микрофон, кричит сквозь шум недовольной жены и плачущего младенца о том, что: «Сейчас я нахожусь в браке, в который вступил не по любви. Здесь реально плохо! никогда, слышите, никогда!..» Здесь микрофон ломается, связь пропадает, и человек оказывается погребённым под злобной девушкой, которая с претензиями наваливается на него, требуя сама не зная чего. Вот так и заканчивается его репортаж с самого центра происходящего, где он, не успевая дать нужный совет, погибает в двухтысячный раз. Но что поделать? Раз связали если не узы любви, а брака, то и у Мукуро были свои обязанности, которые он старательно исполнял. Маленькая девочка, названная Энн, реально сделало положение мужчины безвозвратным, но Рокудо был почему-то был всё равно счастлив своему маленькому продолжению. Это, наверное, и было тем самым, что хоть как-то разбавляло его невесёлые будни: нянчиться с девочкой он любил, хотя это была забота матери, но всё равно, Рокудо находил время повозиться с ней. Так что, в общем говоря, семья у Мукуро была липовой; просто, для вида она существовала. Якобы и не придерёшься – раз семья есть, значит, ты нормальный (как гласили правила современного общества, наплевав на твои собственные чувства и особенности склада ума), так ещё и остальным, желающим пофлиртовать с тобой, предъявлялось табу в виде замужества – всё, не тронь меня, я до одури влюблён, раз женился и начал воспитывать ребёнка. Вот такую вот двойную стену ставило обыкновенное кольцо на пальце, которое мужчина привык снимать не только потому, что оно давило. Именно поэтому Рокудо привык в своей жизни всегда идти на риск, ибо терять ему было в принципе нечего. Ибо о его жизни мало кто беспокоился, редкому человеку он был нужен… нужен искренне, без эгоистичной подоплёки. Скорее всего, таких людей на свете просто не было и быть не могло – бывают же такие одинокие личности, которые, сколько их не окружай народу, всё равно будут бесконечно далеки от общества и ненужны ему. Таким был и наш герой, хотя он редко переживал по этому поводу; конечно, было пару грустных моментов в прошлом, особенно в юности, но мужчина это стойко выдержал, приняв с грубой насмешкой своё ужасное проклятие. А теперь вообще полностью забыл про это, растворившись в повседневных проблемах и отдав себя качественному обучению юных музыкантов. Это хоть немного заставило его позабыть о своей сущности…

А в особенности его недавний ученик… Он весьма заинтересовал Мукуро. И чувствовал последний, что не только музыкой… или вновь ночные бредни воспалённого разума? Уж лучше это, чем нечто другое, думал Рокудо, переворачиваясь с одного бока на другой, – в последнее время его мучила отвратительная бессонница. Из-за громко и часто кричащего дитяти становилось всё труднее ложиться в кровать и засыпать; по привычке, в ожидании нового каприза, в голову приходили различные мысли, мешая спать. Не помогали ни снотворные, ни успокаивающие средства. Эта бессонница, кажется, была хронической. Как и одиночество порой. В случае с Рокудо – точно; так думал он сам.

Через день, стоп… мужчина глянул на таймер – нет, уже завтра он увидит юного скрипача, который сейчас преспокойно отдыхал в его квартире и ни о чём наверняка не думал. Почему всё-таки этот глупец решился на такое предложение со стороны практически незнакомого человека? Мукуро с довольной улыбкой хотел думать, что мальчишке, как и ему самому, уже просто-напросто нечего терять, и он принял решение согласиться с учителем, понадеявшись, что так его жизнь станет лучше. И она скорее всего станет лучше. А вот его жизнь не изменится – может, совсем немножко, да и то только оттого, что в ней появится сам Фран и его возможно красивая музыка. Самому же Мукуро было тоже как-то всё равно на эту квартиру и всё, что с ей сделает парень: хоть сожжёт её или превратит в развалины. Главное – это то, что он сможет помочь пареньку хоть как-то, хоть чем-то. А уж как тот примет помощь – лишь его выбор, не иначе. Но Рокудо, удивляясь своим собственным желаниям, был бы поистине счастлив увидеть обрадованное, прояснившееся и светлое лицо ученика, с которого была бы стянута эта скупая маска равнодушия. И вот как раз таки стянуть эту маску и хотелось почему-то самому мужчине. Он просто верил, что под этим напускным спокойствием и холодностью скрывается совершенно иной человек. Быть может тот, которого он всю свою жизнь и искал? Ах, вновь глупые домыслы и те же самые ошибки, что и в молодости – бесполезная надежда. Лишь Мукуро до самого основания понял, насколько эти безумные мысли и мечты пусты и бесполезны, насколько больно потом принимать в свою нежную кожу осколки реальности, которая разрывается и сыпется стеклянным дождём откуда-то сверху. Нужного человека ему уже навряд ли найти… а этот мальчишка… лишь очередной ученик, не больше. Что же ещё, действительно, может связывать мужчину и парня с разницей в восемь лет? Только деловые отношения. Только…

Усмешка. Глупо всё это. Как и затея Рокудо. Тут мысли мужчины прервал (к радости последнего) заунывный, прям под стать настроению молодого отца, крик маленькой девочки, разбуженной, по всей видимости, от какой-то весьма туманной причины, которую придётся искать самому Мукуро прямо сейчас. А мужчина был и рад такому повороту событий – какой смысл делать вид спящего человека, если ты таковым не являешься и навряд ли будешь являться последующие несколько дней до желанной покупки желанных снотворных? Рокудо улыбнулся и, пройдя мимо комнаты ненавистной жены, которая спала настолько крепко, что о таком глубоком сне можно было только мечтать, последовал в небольшую комнатку рядом, где спала его маленькая девочка. Хоть он и любил её, но ему было действительно стыдно перед ней за то, что она родилась в такой семье, где нет ни мира, ни согласия, ни понимания, словом, ничего. Возможно, если из родителей её будет воспитывать кто-то один, она и будет счастлива, но так… Короче говоря, ненавидя себя, но и не видя больше вариантов действий, Мукуро давно принял одно верное решение, которое скорее всего многие бы посчитали постыдным для мужчины. Но иначе было нельзя, ибо маленькая Энн выросла бы глубоко несчастной. Рокудо уже всё давным-давно решил, но… вот с претворением этих грандиозных планов в жизнь было пока что туго. Точнее, совсем никак. Мукуро, грубо говоря, с самого начала своего сознательного возраста понял, что совершенно ни на что не годен, несмотря даже на свои успехи в карьере, однако не думал, что его никчёмность дойдёт до такого уровня, что он не сможет решится сделать один единственный шаг. Один. Единственный. Как и обычно люди делают в такие моменты, он ждал некоего пинка со стороны. А его всё не было. Поэтому и оставалось сидеть в своей шикарной квартире, будучи явно не любимым и не нужным.

Для Рокудо эта проблема была практически всю жизнь (или казалась?) важной и основополагающей, однако порой озвучить её полностью он не всегда мог. В душе он прекрасно понимал, насколько банален и не нов в своей трагикомедии, но да разве мы задумываемся о таких вещах, когда сами вляпываемся в подобную неприятную жижу? Навряд ли. Вот и мужчина был подобным же бедолагой. Но таковым себя не считал, ибо было и в его незавидном положении кое-что особенное, этакая палочка-выручалочка, то, что помогало ему действительно расслабиться и смочь насладиться хоть какой-нибудь спокойной жизнью. Музыка. Нет, не просто какая-нибудь, а именно мелодии, струящиеся из-под лоснящегося смычка изящной скрипки. То всегда казалось самому учителю по игре на этом инструменте сказочным, загадочным, прекрасным и по-настоящему возвышенным, несмотря на то что он сам слушал-переслушал подобной музыки. Мукуро был из того рода людей, которых называют истинными ценителями. Он мог, как никто другой, слушать и слышать музыку, распознавать, какие чувства в неё вложил исполнитель или не вложил, что сам переживал при этом, и как вообще существовал до исполнения своей мелодии. Именно эта особенность спасала его от саморазрушающих мыслей, которые стали в его случае привычными и даже обыденными. Мужчина искал успокоения и какого-никакого душевного баланса именно в скрипке и звуках, ею извлекаемых. Тогда он чувствовал, что становится действительно собой, погружается в себя, наконец начинает понимать что-то, как вдруг… волшебная мелодия на этом моменте обычно заканчивалась, к великому сожалению последнего. Ему всегда казалось, что именно тогда у него была возможность узнать нечто такое, что напрочь бы изменило его жизнь в кардинально другую сторону, но… но всегда для того чтобы это случилось было недостаточно чего-нибудь в музыке: то мастерства исполнения, то проблема состояла в самой музыке (её могло не хватить или она была не столь проникновенна). Поэтому, по известному всеми закону, тот самый пинок никак не приходил и, кажется, не торопился. И оставалось, таким образом, лишь глупо ждать и глупо надеяться. Непонятно чего и непонятно сколько.

Но в довольно-таки сырой и по-детски непрофессиональной музыке Франа Рокудо смог увидеть то, что так долго он искал; точнее, нечто похожее на то самое, но пока не это. Именно непонятная туманность, загадочность, незаконченность в музыке юного скрипача натолкнули его на мысль, что, быть может, этот парнишка действительно чего-то стоит, если хорошенько взяться за него и потренировать до более высокого уровня. Конечно, мужчина мог ошибаться как никто другой, но хотел верить, что на этот раз его интуиция привела к верному выбору. Ибо ну не мог этот парень не быть!.. Да, Мукуро не всегда хотел признавать это, но решил, что стоит смотреть правде в глаза: он взаправду считал, что Фран не мог не быть гениальным музыкантом, ведь его музыка!.. А впрочем, стоит ли говорить? Мелодию, а особенно красивую, навряд ли можно описать простыми словами. Она подобна практически бесконечной речке, которая льётся то быстро, то медленно, то отливает блесками бушующих вод, то успокаивает тихой зеркальной гладью; иногда она кажется нелогичной, непонятной и сумбурной. Но в этом и состоит её прелесть: в непредсказуемости продолжения, в совершенной нечёткости и отклонении от всяких правил; в этом было что-то привлекательное, точно. Это Мукуро смог увидеть в отличие от остальных членов комиссии, которые привыкли к каким-то жёстким правилам и канонам в музыке и которые полюбили загонять своих учеников в те самые рамки. Рокудо же был явно не таким – что-либо традиционное всегда вызывало у него усмешку и отвращение. Он любил идти обходными путями, а не проторенными дорогами. Так что не всё, что вызывало недоумение и неодобрение со стороны остальных, должно было стать для молодого учителя таким же – часто же всё случалось с точностью наоборот. Такое несоответствие народным стандартам позволило Рокудо выбрать нищего зеленоволосого скрипача из всех остальных одинаково обученных и типично играющих музыкантов. Он понимал, насколько идёт против начальства и рискует своей карьерой и работой ради какого-то незнакомца, но не мог позволить себе этого не сделать. Сейчас мужчина старался жить так, как будто это был его последний день и на это была вполне себе уважительная причина. Поэтому надеялся он (возможно, бесполезно), что смог отыскать нужного музыканта, быть может, музыка которого сможет его исцелить (от чего?) и помочь осознать что-нибудь (что?). Всё это было туманно настолько, насколько было и интересно, поэтому совершенно понятно, почему Мукуро так заинтересовался.

Высокий процент проигрыша в замышляемом деле его вовсе не расстраивал, наоборот, даже как-то согревал и приободрял. Хотя… Рокудо встряхнул головой, поняв, насколько глубоко ушёл вновь в свои псевдоразмышления – так с ним бывало часто, любил он поиздеваться над собой, чего теперь поделать? Сейчас же, обогреваемый ночным холодным светом луны, молодой отец нежно покачивал свою дочь, свою маленькую девочку. Пока его, но, возможно, в скором времени совершенно чужую Энн. Девочка начинала потихоньку утихать и засыпать – а что её разбудило, Мукуро до сих пор не понял, но, видимо, ничего серьёзного не произошло. Его взгляд то и дело перемещался с милого, пухлощёкого личика дочки на вид за окном – бархатным, синеватым, бесконечным небом он мог любоваться вечно. Его блестящие вкрапления звёзд, пятно луны, чёрные очертания предметов на его фоне – всё завораживало учителя. Ему всегда не без усмешки казалось, что, будучи жителем другой планеты, а не этой, он бы был во много раз счастливее… Конечно, глупые мечты, думал Рокудо, ведь таким людям, как он, всегда кажется, что они родились не там, не в ту эпоху и вообще не на той планете, что ещё раз доказывает их слабость. Пускай невидимую, но ощущаемую. А Мукуро не хотел казаться слабым. Он же сильный, верно?

Вконец успокоив разбуянившееся дитя, мужчина положил её обратно в кроватку. За будущее Энн без него Рокудо не волновался – пускай женщина в соседей комнате и была плохой женой, зато была отменной матерью. В этом её нельзя было упрекнуть. Мукуро убедился, что малышка спит, и поплёлся в свою комнату, бесшумно закрыв за собой дверь. Он бы и посидел немного с ней – всё же в будущем наверняка таких моментов не предвидится – но решил слегка освежить свою туманно и меланхолично настроенную голову ночной прохладой. В комнате же Энн этого нельзя было сделать: ребёнок мог простыть, а мужчина любил устраивать в помещении полный, как говорится, дубак, чтобы даже летом создавалось ощущение, что на носу может застыть сосулька. Так было проще переживать монотонные грустные ночи, в которые заснуть Рокудо не представлялось возможным вот уже как год или больше. Более или менее высыпаться он мог днём, да и то, у себя в дополнительной квартире, сейчас же, за неимением возможности уйти туда и завалиться на любимую софу, он порешил, что будет заливать внутренний неприятный ком, образовавшийся за ночь отсутствием сна, крепким чаем или кофе. Всяко лучше, чем ходить весь день, как чумной, и постоянно зевать. Однако о своём выборе отдать не совсем уж лишнюю квартиру пареньку Мукуро не жалел, ибо в этом смысле был действительно бескорыстен – когда дело касалось музыки, он мог отдать хоть целое состояние за неё, ни о чём вовсе не переживая. Так что учителю было как-то всё равно, что он не сможет высыпаться или лишний разок сбежать от скандала, – в жизни для него существовало нечто более серьёзное и лучшее, чем все эти поистине мелочные проблемки. Так что о завтрашнем… стоп, уже о сегодняшнем дне мужчина вовсе не переживал; наоборот, он старался поскорее уже приступить к занятиям с якобы талантливым учеником. Ему не терпелось увидеть, что же за музыку будет исполнять его юный скрипач… это нетерпение перерастало в тугой жар внутри груди, приправленный ещё к тому же острым желанием наконец понять что-то… может, про себя, а может, и про жизнь вообще. Кто его знает. Лично Рокудо сам не знал.

И вот мужчина мог наконец открыть окно и вдохнуть долгожданного, с капельками ночной свежести и морозности воздуха. Он был для него некой инъекцией, поставя себе которую можно было забыться и уйти в совершенно иной мир. Как наркотик, только лучше – первый вредил организму, ветерок же, напротив, давал какую-никакую пользу. Да и видок из окна был, если честно, просто прекрасным. Что ещё требовалось в таком случае? Только ощущение собственного счастья, не иначе; вот только найти его было той ещё проблемой… Мукуро с натугой вздохнул и прикрыл глаза – ему было не к чему смотреть за окно, ведь он прекрасно понимал, что вид за ним никогда не изменится, как не изменится и его положение; для него было лёгким делом перечесть по памяти с закрытыми глазами все объекты в любом порядке, которые располагались далее подоконника. Слишком много ночей было проведено в бодрствовании. Слишком одиноко Рокудо было в те моменты. Обычно тогда и начинаешь уделять всё своё внимание самым незначительным вещам, начиная от стоявшей здесь каждую ночь гламурной проститутки и заканчивая кафедральным собором, виднеющимся на заднем плане и величественно показывающим свои ажурные башенки. Видок, полный контрастов, это уж точно. Сегодня Мукуро решил всё же приоткрыть лениво свои разноцветные глаза – наверняка улицы после дождя должны немного измениться. И действительно, разглядывание стало сегодня более интересным: в тёплом свете фонарей огромные лужи блестели, зияли своими чёрными водами и казались какими-то загадочными входами в сверхъестественные миры, доступ в которые, между прочим, был открыт не для всех и не для каждого; асфальты лоснились от влаги, кое-где виднелись умытые автомобили, плотно припаркованные друг к другу, а чёрные, скукоженные комочки птиц скромно жались на изгибах ветках деревьев в соседнем парке при церквушке здесь же. Редкие люди выбегали из жарких пабов на пустынную, овеянную ледяным ветром улицу; а мелкий дождик ещё продолжал неприятно моросить – это всё, что осталось от недавней бури. Её последствия ещё не убрали – вон виднелось упавшее, словно беспомощный старец, дерево, также всё в округе было усеяно разномастными палками, мелкими листьями, сухими прутьями и пластиковыми лёгкими пакетами, которые ещё к тому же бессовестно летали по кварталу из одного конца в другой. Вот вдалеке зашумела сирена, по определению наводящая панику на людей, – либо где-то что-то горит, либо кому-то плохо, либо где-то совершается преступление закона. Рокудо усмехнулся: сейчас он и сам был готов сорваться и сделать что-нибудь этакое: виртуозно ограбить банк, хитро своровать дорогую картину или жестоко и со смаком изнасиловать какую-нибудь дочку богатенького папаши. Порой планы идеальных преступлений ярко высвечивались у него в голове, ему казалось, что, воплоти он их в жизнь, у полиции всего мира появился бы серьёзный противник, не какой-то там мелкий воришка. Да, мужчине иногда было противно от самого себя тоже – но что поделать, уж таким он родился. Его гений мог вполне быть направлен именно в то русло, Мукуро даже охотнее теперь согласился бы стать величайшим преступником, мафиози или маньяком – злодеем, короче говоря. Ему прекрасно подходила эта роль. Только вот сейчас, при сегодняшних обстоятельствах и иссякнувшей энергии, соваться в этот интригующий мир оружия и наркотиков было… мягко сказать, глупо. Сегодня он уже не сможет приковать к себе все взгляды, все слухи какой-нибудь удачной выходкой, а вот лет этак десять назад даже мало-мальски искусное ограбление вызвало бы восторг у всей преступной публики сего города. Хотя о чём это Рокудо? Какие преступления? Какая двойная жизнь? Что за глупые мечты? Разве может элегантный учитель игры на скрипке надевать ночью маску на глаза и идти ловить в тёмной подворотне заблудившихся девочек? О чём вы вообще? Способен ли этот интеллигент грубо разбить стекло и вытащить золотую, усыпанную бриллиантами корону, которой он некогда любовался? Кому скажи, не поверят. Потому что в глазах других он другой. Но знал бы кто его душу – навряд ли подошёл бы ближе, чем на километр: Мукуро же опасный, верно? Его невозможно любить, потому что приемлее и дешевле ненавидеть; а любовь слишком дорогое удовольствие, особенно в случае с этим человеком. Ибо когда-то охладевшее ко всяким чувствам и выбравшее предметом своего почитания музыку сердце очень сложно растопить и вообще – понять. Легче поиспользовать и забыть, как страшный сон, как попавшийся ноготь в пирожке с мясом. Именно так. Рокудо полюбил музыку: она хоть и была безответна на его чувства, зато и не имела ничего против и позволяла любить себя как угодно и, к тому же, бесконечно. Идеально, неправда ли?

Вы всё ещё желаете увидеть и услышать типичный вечер типичного Мукуро? Вы точно уверены, что хотите узнать все его бредомысли, ужасные мечты и понять его отвратное мышление? Ведь вышеописанный клочок – лишь десятая часть его ночных размышлений о всяком разном, дальше – больше, дальше – хуже… Но, с другой стороны, наверняка не стоит утруждать читателя ненужными описаниями внутреннего мира героя и т.д. и т.п… ведь всё познаётся в поступках, верно? Вот и мы постараемся узнать больше об этом странном учителе через его действия, занятия и общение с другими людьми. Но, напоследок, всё же стоит сказать: Рокудо был непрост. Возможно, он и казался этаким липовым семьянином, неоценённым гением, циничным собеседником и странным учителем, но на самом же деле был далёк от этого всего. Сокрытого где-то в ущельях его души Мукуро не знал никто… быть может, так и не узнают никогда. Но всё же стоит постараться передать этого человека на страницах сего рассказа, правда? Может, получится всё-таки увидеть в нём одинокую душу, желающую любви и понимания? Или всё так и есть, как кажется: он эгоист-скептик, замаскированный под заботливого учителя? Что ж, попробуем узнать. Но удачи в этом деле явно желать не будем…

Просидев всю ночь около открытого окна и любуясь видами тёмных холмов, усыпанных мелкими домишками и разного рода древними зданиями, Мукуро, когда небо стало приобретать более светлый оттенок, устало зевнул и прикрыл окно, потом подошёл к кровати и без задних ног упал на неё. Вот всегда так: всю ночь кажется, будто ты бодр и полон сил, а на утро ты – безвольная и уставшая груда костей и мяса, неспособная вообще в принципе что-либо сделать. Обычно от такого состояния амёбы помогали избавиться кофе или крепкий чай, однако сегодня Рокудо не надо было практически никуда идти, так что весь день на диване – и проблема решена: к вечеру энергия должна была восполниться. Хотя в полдень мужчине нужно было кое-куда сбегать… но то было не так важно и вообще, могло быть отложено до завтра, на первое занятие с Франом. Предстоящая встреча как-то не слишком прилично для его статуса будоражила Мукуро, заставляла переворачиваться с одного бока на другой чуть ли не каждую минуту и занимала все его мысли. Очень непривычное для учителя состояние, ведь обыкновенно занятия, точнее, само общение с учениками, занимало второе место по важности и было для мужчины самым лёгким, ведь увлечь ребёнка или подростка какой-нибудь интересной для него беседой не составляло для него труда, но этот ученик… Мало и весьма банально сказать, что он был странным, нет, больше: парень казался вроде и самым обычным, но, глядя в его поддёрнутые поволокой и заключенные в стеклянную пелену глаза, виделось, что сущность юного скрипача двояка, многогранна, непонятна и непостоянна. И это Мукуро слишком странно для него самого цепляло, принуждая в совершенно не традиционном для него стиле откровенно интересоваться парнем и его прошлой жизнью, предлагать какую-то помощь и тому подобное. Раньше мужчина не помнил такой заботы со своей стороны к ученикам: их общение было заключено ровно в дозволенные обществом рамки отношения «учитель-ученик» и всё. Именно, что всё, а не так, как нынче – Рокудо боялся признавать, но прекрасно видел, что походит со стороны своим поведением на вспыльчивого подростка, который в первый раз увлёкся какой-то яркой, эксцентричной идеей и не может остановить себя, полностью отдаваясь этому новому делу. Вроде бы, это и естественно. Но никак не для Мукуро: он уже далеко не подросток, а идея обучения и ваяния новых талантов для него пускай актуальна, но уже не так и необычна – это его работа, обыкновенная, повседневная, как у бухгалтера или менеджера, только учителя игры на скрипке. Должен же сохранять спокойствие, как сохранил его совсем недавно, когда получил в ученицы юную скрипачку, красивую и миловидную девушку богатого и влиятельного человека в городе, которая, к тому же, безбашенно влюбилась в него, и наверняка бы эта пара имела вполне официальное право на существование (ради серьёзной любви Рокудо был готов на развод), если бы не один небольшой, но важный нюанс: мужчина оставался совершенно равнодушен к своей привлекательной и молодой (плюс неглупой) ученице, поначалу лишь холодно принимая её знаки внимания, а потом и вовсе жестоко отказав ей в её чувствах. Тогда он преследовал одну цель: сделать из неё музыканта, и добился своего. Теперь ей открыты двери во все концертные залы, она – почитаемый и важный гость на всех празднествах, но вот её обыкновенной девичьей мечте и не суждено было сбыться… Рокудо хотел думать, что она наверняка забыла свою запретную любовь и начала встречаться с кем-то своего возраста или на год-два старше. Если честно, то он не видел в своей ученице ещё и возлюбленную – её музыка была прекрасна, но не до такой степени, чтобы влюбляться в неё без ума. В неё, в смысле, в музыку. Но и от красивой мелодии до красивого личика её исполняющей было недалеко, так что может подразумеваться и сама особа. Однако не подумайте сейчас чего плохого про учителя – он вовсе не переносил свои прошлые истории с девушками и их музыкой на сегодняшнего парня; для него такие отношения были не то чтобы противными, а, скорее, странными. Мужчина считал, что решившиеся на такое (то есть на любовь со своим же полом) должны испытывать минимум душевное и интеллектуальное единение со своим партнёром и любить его вопреки чему-нибудь (хотя бы существующим законам), а максимум – просто выбирать одного возлюбленного на всю жизнь, как бы это ни казалось на слух пафосным и смешным. Мукуро просто считал, что, осмелившись любить не так, как положено природой, ты делаешь действительно серьёзный и сложный шаг, который требует значительных размышлений и обдумываний последствий, а также отменной решимости. Поэтому и частая смена партнёров в таких отношениях… казалась ему смешной, а сама эта якобы любовь – просто ненастоящей, показушной, претворённой в жизнь лишь для создания какого-то имиджа или статуса. Не больше. Настоящие же чувства (именно в гомосексуальном плане) подразумевают под собой лишь одну единственную любовь… одного-единственного человека, к которому ты однажды испытаешь самую искреннюю привязанность и поймёшь, насколько ты хочешь быть полезным ему. Вот это действительно то, ради чего стоит родиться человеком… ради искренних чувств и светлой любви. Думал Рокудо, а потом столкнулся с реальностью и уяснил для себя, что подобное для нынешних людей – смех и только. И то положение, в котором он сейчас (то есть женитьба и ребёнок), было нормальным; и всем наплевать, что за спиной у него два отвратительных года замужества, притворства, ругани, расстроенных нервов и гадкого секса по обязательствам и один год плюс три с половиной месяца бессонных ночей, мешков под глазами, хронической усталости и ещё большей озлобленности на мир благодаря частому пребыванию дома. Именно это считалось настоящей любовью по современным меркам, правда? Именно это считали люди нормой и презренно фыркали в сторону тех, кому было за двадцать и кто не имел пока своей семьи по уважительным причинам. Именно в эту модную гадость умудрился вляпаться сам Рокудо, теперь вспоминая это с неимоверно тяжким вздохом и понимая, что уж лучше… нет, конечно, мужчина не был ярым приверженником гомосексуальных отношений и было ему ближе и понятнее изящное женское тело, но… смотря на своё сегодняшнее положение, он бы с радостью полюбил искренне и по-настоящему другого мужчину или парня и жил бы с ним долго и, что важно, счастливо. С превеликим удовольствием отдавался бы сладкой любви с каким-нибудь юнцом… хотя… отчего-то Мукуро с отвращением искривлялся на этом моменте, ведь, как уже говорилось выше, ему было приятнее женское тело, и любовь со своим полом он представлял не более, как платонической. В сексуальном плане его навряд ли могло возбудить мужское тело. Если только любимое… однако, скорее всего, такого человека у него уже и не будет. Он одинок. Так, видимо, и нужно.