Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Да я могу даже выпытать у блондиночки что-то ещё, – предлагает Питер, и племянник долго смотрит на него, а затем – на Ноа.

– Ей нужно прийти в себя, только хуже сделаешь. Оставь это мне, – Дерек набирает номер МакКолла. – Займись лучше девчонкой.

– Мне её пытать? – не понимает старший Хейл.

– Просто присмотри.

– Да она, вроде, никуда не собирается, – шутит он и обращается к спящей: – Ты ведь никуда не собираешься?

Дереку отвечают, и он перестаёт обращать внимание на дядю, а Наоми всё никак не оправится от ступора.

– Тебя слишком много, – замечает Питер так, будто ведёт обоюдный разговор. – Я мог бы списать это на совпадение, но, к несчастью для тебя, я в них не верю.

Пальцами он приподнимает голову Финсток и ощупывает рану. Неглубокая, но наверняка болезненная. Особенно для той, кто не знает, что такое боль.

Мужчина нажимает на какую-то точку, и девчонка ойкает, распахивая глаза. Он ухмыляется и сдвигает очки на её переносице, чудом уцелевшие при падении, пальцем. Бейли пытается сфокусировать на этом взгляд и косит.

– Вы всё-таки меня убьёте? – шепчет она.

Несколько минут Питер молчит. А потом поднимает её на руки, и девушка уже во второй раз за день оказывается так близко к нему.

– Может быть. Но не сегодня.

========== Глава 4 ==========

Бейли улавливает голоса, но не узнаёт их; слышит слова, но не различает; знает, что к ней прикасаются, но не ощущает этого.

Темнота окружает, сдавливает и манит. Тьма означает покой, и девушка позволяет забытью себя убаюкать. Здесь хорошо, не страшно и не надо притворяться, а свет ранит. Хочется спрятаться в чёрном омуте, укрыться в его опасной глубине, сбежать от реальности. Но пробуждение настигает каждого, и Финсток – не исключение.

Она просыпается.

Кто-то гладит её по голове, и Бейли щурится, силясь разглядеть хоть что-то. Стоит ей пошевелиться, как приятная прохлада руки исчезает, и девушка ощущает себя слепым щенком, которого отняли от матери.

– Ты меня слышишь? – женский голос доносится словно издалека, и Финсток прилагает все силы, чтобы распознать речь. – Можешь говорить?

Она пытается ответить, но во рту слишком сухо и противно, язык еле ворочается. Ладонь возвращается: сначала легонько похлопывает по запястью, а затем подносит стакан к губам. Бейли кажется, что в жизни не доводилось пить ничего вкуснее, хотя персонал больницы с ней не согласился бы.

– Я… – произносит она и пытается подняться. Её удерживают, и вовремя, поскольку голова внезапно наливается свинцом и начинает кружиться; те же руки водружают на нос очки. Пятна приобретают чёткие очертания, Бейли часто-часто моргает и, наконец, видит, где она и с кем. И пугается. – Это… Это что, морг?!

– О, нет, не волнуйся, с тобой всё хорошо, – с нажимом после каждого слова отвечают ей, успокаивая, и Бейли видит, что женщине перед ней очень неудобно. – Ты в больнице.

– Да? Мне вот так не кажется, – девушка ёрзает на своей «койке» и с ухнувшим вниз сердцем чувствует ледяную гладь стола под собой.

Бейкон-Хиллс всё больше напоминает прибежище каких-то психов и угрожающих жизни личностей: что ни день, то всё больше мест и лиц, нагоняющих подозрительность.

Наверное, эти мысли видны невооружённым глазом, потому что женщина отступает, и её ладони приподнимаются в желании показать, что она не собирается предпринимать ничего, что способно навредить. Двумя пальцами незнакомка касается кармашка на своём халате.

– Смотри, – показывает на бейдж, и Бэй кое-как различает имя, пока глаза подводят: Мелисса МакКолл. – Извини, что пришлось оставить тебя здесь, но уверяю, ты в полном порядке.

Бейли всё ещё смотрит недоверчиво; и фотография, и имя указывают на то, что женщина действительно медсестра, но она по-прежнему остаётся незнакомым человеком. И они в морге.

Движения медленные и недоверчивые; Мелисса не подходит ближе, и Финсток поднимает руку, чтобы найти стягивающий пластырь у корней волос. Подушечки пальцев нащупывают тонкую болевую полоску, больше напоминающую царапину, чем настоящее ранение. Масштаб проблемы не соответствует тупой боли, которая клонит голову назад. Бейли проводит ладонью по волосам, ближе к затылку, и тут же её отдёргивает. Мимолётная резкая боль в области теменной кости пронзает насквозь, и девушка прикусывает язык.

– Ощущается серьёзнее, чем есть на самом деле, – говорит медсестра. – На самом деле раны неглубокие, но после удара неудивительно, если будешь некоторое время чувствовать тяжесть и тошноту. Сомневаюсь, что ты получила сотрясение, но в случае головокружения, болей, дискомфорта или любых других симптомов лучше будет обратиться в больницу.

– Вы сами сказали, что мы уже в больнице, – Мелисса приподнимает подбородок девушки, светит в зрачки, и Бейли морщится, когда перед глазами начинает рябить. – Разве я не должна быть в палате, а рядом – врач, который поставит мне точный диагноз или накачает обезболивающим и велит хорошенько выспаться?

– Справедливо, – усмехается женщина. Она предлагает таблетки, – видимо, то самое обезболивающее, – но Финсток отказывается, всё ещё сомневаясь.

– Я у вас нежеланный пациент? Или все койки забиты? Что вы за медсестра такая?

Вопросы сыпятся как с конвейера. Собственный голос придаёт девушке сил; по крайней мере, это тихое место оживает. И улыбающаяся женщина перестаёт казаться антигероем второсортного ужастика.

– Раз ты не сильно пострадала, в лечении здесь смысла нет. Да и, если запись не будет запротоколирована, твой дядя не узнает об этом инциденте, – Мелисса вдохновенно придумывает причину, как объяснить ситуацию девочке, и по губам, сложившимся в букву «о», понимает, что угадала.

– Дядя будет волноваться, – подтверждает та, а затем спохватывается: – Подождите, откуда вы знаете о нём?

Женщина постукивает по бейджу, и Бэй читает её фамилию снова. И ещё раз.

– Мой сын учится с тобой. Он привёл тебя сюда и рассказал, кто ты. Мы решили, что будет правильно позволить тебе самой решить, стоит ли говорить об этом дяде, – Мелисса вздыхает. – Это не очень соответствует врачебной этике, и как медсестре мне стыдно.

Картина начинает проясняться, и с плеч Бейли спадает тяжеленный груз. Страх, что Бобби узнает о происшедшем, будет волноваться, сообщит родителям или закроет дома, обложив комнату камнями, оградив от всего, превыше боли физической; панический ужас, что родной человек увидит её не такой, как всегда, что любовь к ней померкнет в лучах правды, если она откроется, пугает её до чёртиков. Бейли Финсток слишком любит своего дядю, чтобы вынести мысль, будто может разочаровать его.

– Может, ваш поступок не является верным со взгляда медсестры, – говорит она, ломая пальцы рук, – но спасибо.

Девушка улыбается. Иногда секреты сближают больше всего иного, и сейчас она чувствует, как тайна пролегает между ними незримой нитью. Женщина, будь она матерью Скотта или нет, желай ранить её или спасти, вселяет доверие в юное сердце.

Бейли Финсток не питает любви ни к врачам, ни к полиции, но ответная улыбка Мелиссы заставляет на время забыть об этом и отдать свою жизнь в её руки.

– Но мне нужно кое-что взамен, – подхватывает женщина и видит, как Бейли напрягается, а костяшки её пальцев белеют. – Услуга за услугу?

Последние слова звучат вопросительно, словно Мелисса, внезапно передумав, решает дать задний ход.

Улыбка сползает с лица Бейли, и теперь мало что можно по нему прочесть; ей стоило этого ожидать. «Они всегда хотят чего-то взамен, – думает она, пытаясь избавиться от разочарования. – Ты могла это предвидеть».

Серые глаза смотрят не мигая, пока девушка ждёт вопроса. Вся она – оголённый нерв.

– Ты должна рассказать, что произошло.

Выдох выходит слишком громким, но Мелисса списывает его на то, что Бейли неприятно вспоминать случившееся.

– Я упала, – объясняет Финсток так, словно сказанное можно принять за правду, словно не знает, как сложно в такое поверить. – Со мной бывает: спотыкаюсь на ровном месте.

– Бейли, – медсестра впервые называет её по имени. – Ты можешь всё мне рассказать.

Финсток окидывает её взглядом. Эту красивую добрую женщину с тёплым взглядом тёмных глаз. Мелисса смотрит не так, как другие врачи. Какая-то искорка в её глазах заставляет думать, что ей можно верить, она не осудит, она поймёт. И на кратчайшую долю секунды Бэй действительно хочется сказать ей ещё что-то, но она не смеет.

– Это всё, – твердит она. – Я упала и вырубилась. А потом… – девушка хмурится. – Вы сказали, меня привёл ваш сын?

В мыслях полная неразбериха, но одно помнится точно: Скотта там не было. Не он нашёл её, не он взял на руки, позволив ощутить тепло мужской груди. Она всё ещё помнит, как спокойно билось под ухом сердце, и как отбивало ритм её собственное, – то ли от боли, то ли от близости.

И уж конечно ей помнилось чувство беспомощности, покорности и смирения, которое отчего-то сменилось доверием. Быть может, ничего другого не оставалось, кроме как верить. Но даже сейчас, подумав об этом, Бейли ощущает защищённость; он сказал, что не убьёт её, – по крайней мере, не сегодня, – и она знала, что это правда. Слова Питера Хейла были расчётливыми, но честными, а Финсток, не имея воли самой говорить правду, ценит её в других.

– Те, кто нашли тебя, – знакомые моего сына. Один из них позвонил ему и сообщил о том, что случилось. Скотт встретил тебя у больницы и привёл сюда.

Бейли моргает в растерянности.

Знакомые? Позвонили Скотту? Откуда они вообще узнали, что она с ним знакома, и зачем вызывать именно его? Разве не нужно было взять её телефон и позвонить дяде, значившемуся там на быстром наборе?

Всё это слишком странно, и от раздумий голова болит ещё сильнее.

– Просто упала, – вторит она, и Мелисса кладёт ей на плечо руку.

– Ладно. Постарайся успокоиться. Всё хорошо.

Бейли кивает.

– Побудь немного здесь. Я скоро вернусь и отвезу тебя домой, договорились?

– Да, – ей и правда хочется домой. – А… сколько времени?

– Около пяти.

– Дядя обычно возвращается после шести, – поясняет Бейли. – Не хочу, чтобы он узнал об этом.

– Мы приедем до него, – обещает Мелисса и, улыбнувшись, выходит, оставив девочку одну.

Финсток очень надеется, что в железных ящиках нет трупов. Хочется верить, что сегодня выдался достаточно хороший день, чтобы морг был пуст. Она сидит, сжавшись, не до конца веря в то, что это происходит с ней. В какой момент её жизнь стала настолько сумбурной?

Лампа мигает, и Бэй жмурится. Не так ей хотелось провести выходной. Но с приездом в Бейкон-Хиллс мало что происходит так, как она хочет.

Дверь скрипит, и Финсток с облегчением выдыхает. Мелисса вернулась раньше, чем девушка надеялась; раньше, чем мысль о возможных мертвецах лишила бы её рассудка. Бейли уже готова распроститься со всем, едва не сведшим её с ума за последние несколько часов, как встречает ледяной взгляд, который точно не принадлежит медсестре.

Она так и остаётся полусвисать со стола в надежде исчезнуть, раствориться, сжаться до размера атома. Всё, что угодно, лишь бы сбежать от этой ухмылки, от этих глаз, видящих её насквозь.

Питер Хейл смотрит молча, но смотрит так, что Бейли становится жутко. Как будто её измерили, оценили и обыграли в первом же раунде. Черты его лица, хищные и неумолимые, выражают какую-то эмоцию, понять которую девушке не удаётся. Он смеётся, насмехается, торжествует?

Финсток дрожит, – она начинает привыкать к этой реакции организма на мужчину – и всё-таки слезает на пол. Шагает неуверенно, но шагает. И, поравнявшись с ним возле двери, чуть повернув к нему голову, Бейли произносит одно-единственное слово:

– Спасибо.

Хейл даже не поворачивается. Ему плевать, жива девчонка или нет; плевать, искренна ли благодарность за то, что он принёс её сюда, и уж точно ему начхать на то, почему Бейли Финсток делает то, что делает.

Но секреты других позволяют ими манипулировать, и Питер, на шаг приблизившись к разгадке этой мелкой, понимает, что однажды она может ему пригодиться.

Однажды он может её использовать.

***

Двумя минутами ранее

– Она говорит, что упала, – Мелисса заходит в операционную, где толпится слишком много народу.

– В это нетрудно поверить, – отзывается Питер, но на него никто не обращает внимания.

Стайлз отвлекается от лихорадочной перестановки пробирок и тут же обращается в слух; бита лежит между зажимом и троакаром, готовая тут же вступить в бой, если понадобится. Лидия, изогнув бровь, следит за его манипуляциями, но отвлекается, увидев женщину.

– Но ты в это не веришь, – подводит к главному Скотт.

Мелисса качает головой, недоумённо скользнув глазами по катане в руках Киры:

– Что… – и тут же сама себя останавливает. – Неважно, – она потирает лоб и принимается объяснять: – Я могу поверить в то, что она упала, это бы объяснило дорожную пыль в царапине на лбу. Но рана на затылке… Если только девочка не упала два раза.

– Значит, на неё напали, – заключает Скотт и смотрит на Дерека, который приподнимает брови, явно не удивлённый этим умозаключением.

– Рана сзади, – Мелисса трогает свою голову, показывая, где именно. – Выглядит, как если бы Бейли сильно к чему-то приложили. И для этого нападающий должен был быть прямо перед ней.

– И она могла его видеть, – понимает Лидия.

– Если она видела нападавшего, то почему ничего не сказала? – спрашивает Кира.

– Может, она думает, что мы сочтём её сумасшедшей, – предполагает Стайлз, и все взгляды обращаются к нему. – Дерек сказал, что учуял на месте запах оборотня. Никто не подумал, что он мог выглядеть не как человек?

– И Бейли считает, что ей всё привиделось, – подхватывает Скотт.

– Это по-прежнему не объясняет, почему тот оборотень – Джеймс – напал на неё, – негромко произносит Мартин.

Наоми, стоящая подальше от всех, оборачивается. Марл вновь обретает контроль над телом, но разум пребывает в смятении; она одна среди чужой стаи, слушает их домыслы о мужчине, пообещавшем ей так много, о мужчине, разум которого был тайной, а они все говорили о нём так, словно могли понять.

– Он считает, что она в стае Скотта, – Ноа удаётся сохранить презрительный тон превосходства. Сейчас, зная, что девчонка – это просто девчонка, не видя её, девушка начинает корить себя за все те бредни. – Джейми видел её рядом с вами. Это не нападение, а предупреждение о том, что никто из вас не в безопасности.

– Бейли ничего не знает ни обо мне, ни о стае, ни о сверхъестественном вообще, – спорит Скотт. – Она тут ни при чём.

– Для неё же хуже, – жмёт плечами Марл. – Если она не представляет ценности, Джеймс убьёт её, сбросив с шахматной доски, – подросткам явно есть, что сказать, но девушка не позволяет. – Послушайте, вы ищете рациональное зерно там, где его нет. Никто не знает, почему Джеймс поступает так, а не иначе; он неуправляемый психопат. Вы можете узнать его цель, но никогда не сможете предугадать, как он будет действовать. Я не знаю, какую игру он решил вести с Бейли, но если для вас она неважна, он просто избавится от неё, вот и всё.

Бита оказывается в опасной близости от её лица. Ноа это не особо волнует, она успокаивается и окончательно приходит в себя. Что бы ни задумал Джеймс, он поставил их на место. Наоми пальцем отодвигает деревяшку, хотя ей ничего и не угрожает: Скотт уже схватил друга за плечо.

– Можете попытаться защитить её и друг друга. Но, в конце концов, ты, Скотт МакКолл, сам придёшь к нам, умоляя о смерти, чтобы оставить в живых хоть одного, – Ноа улыбается. – Девчонка – не часть стаи, а ты так переполошился. Что же случится, если неприятность настигнет одного из них? – и кивает на Стайлза, Лидию и Киру.

– Что вам нужно?

Кулаки МакКолла сжимаются. Одна ладонь всё ещё на плече Стилински, и тот шипит от боли.

– Ты уничтожил нашу стаю, а мы уничтожим тебя, – Наоми понимает, что скрываться уже не имеет смысла. Джеймс раскрыл их недобрые намерения, напав на девчонку, а она и вовсе выдала их присутствие в городе. И почему-то сейчас, признаваясь в том, что желает ему смерти, она чувствует себя в большей безопасности, нежели с Джеем. Марл знает, что Скотт её не убьёт. Он не убийца. В этом его слабость.

– Мы вполне сносно разошлись с Девкалионом.

– Девкалион мёртв, – отвечает вместо девушки Дерек. – Я получил весть от близнецов, они нашли труп в отеле Детройта. И рассказали о двух оставшихся членах стаи, от которых не стоит ждать ничего хорошего.

– Почему они позвонили тебе, а не мне? – недоумевает Скотт, а Ноа прислушивается: она уже много месяцев ничего не слышала об Итане и Эйдане.

– Возможно, потому, что они знают, что ты не способен расправиться с ними раз и навсегда, – заявляет Питер. – Вечно чистый, невинный Скотт МакКолл, желающий всех спасти.

– Твоё мнение никому не интересно, – с раздражением бросает Стайлз и смотрит на Марл. – И зачем ты всё это рассказываешь? Если не заметила, ты вроде как сейчас у нас в плену.

Наоми смеётся. Этот человеческий слизняк только и делает, что тешит её эго.

– И что? Убьёте меня? Предъявите Джеймсу ультиматум: либо я, либо все вы? Бросьте. Ему будет плевать, даже если вы закопаете меня на его заднем дворе. Я не настолько ему важна.

Во взгляде Скотта мелькает жалость, и Ноа это замечает. Её коробит.

– Если ты так мало значишь для него, почему остаёшься с ним?

Девушка отворачивается.

– Потому что у меня больше никого нет.

***

Наоми умудряется уйти и исчезает с их глаз по одной причине: Скотт МакКолл не в состоянии навредить ей или кому бы то ни было. Питеру легко представить, каким кажется этот мальчишка в её глазах. Мужчина сам удивляется тому, как слабый астматичный ребёнок внутри альфы до сих пор может быть жив. Наверное, дело в его друге: если бы не Стайлз, МакКолл и десяти шагов в виде оборотня не успел бы сделать.

Не то чтобы Хейла интересовало, выживут ли ребятки, но он выслеживает Ноа. Через два дня после больницы, подумав и хорошенько всё взвесив, мужчина приходит к выводу, что может использовать ситуацию в своих целях. Скотт в этом плане для него бесполезен: нельзя похитить силу истинного альфы, не будучи обращённым им; но вот глаза Джеймса он заполучить может. Ища его след, он находит Наоми, которая не умеет скрывать ни себя, ни свои помыслы. Питеру вовсе начинает казаться, что Марл имеет только поверхностное представление об их мире, настолько пафосно звучат её речи. И вообще, словно бы не знает, что нельзя отнять дар МакКолла, так она смотрит.

Тёмный след улиц тянет мужчину за собой; шлейф запаха Наоми сгущается туманным облаком на одном месте, и Питер понимает, что по какой-то причине та бывает здесь слишком часто.

Он глядит на спящий дом напротив и замечает, что на крыльце горит тусклый свет, и на ступеньках пристроилась маленькая замёрзшая фигура. Хейл даже не удивлён: учитывая одержимость Марл Бейли, её шпионаж за девчонкой кажется естественным.

Финсток сидит неподвижно. Можно подумать, что она спит, но нервное постукивание ногой выдаёт её нетерпение.

Питер замедляется. Периодическая слежка Ноа за Бэй не странная, поступок Джеймса не чудный, а вот Бейли, ожидающая чего-то в ночи, – нечто из разряда парадоксального.

Бэй поднимает глаза и вглядывается. На какой-то миг мужчина почти верит в то, что она смотрит именно на него, хотя, скрытый во мраке, он не виден человеческому глазу. И когда Финсток поднимается, возникает чувство бутафорности происходящего, и всё-таки Хейл ожидает, что девушка и впрямь подойдёт. Что она может ему сказать, что он может сказать ей – неясно, но Питеру хочется этого; разгадывать её было интересно, потому что, снимая один слой лжи, он натыкался на следующий. В некотором смысле это дразнило и интриговало; и пусть девчонка оставалась просто девчонкой, секреты делали её забавнее.

Бейли поворачивает голову и не успевает сделать даже шаг, когда чьи-то руки прижимают её к себе. Уличный фонарь освещает двоих, и Питер Хейл сливается с мраком, лишь глаза горят льдом. Он узнаёт парня.

Финсток дрожит, и не сразу руки её поднимаются, чтобы обнять Джексона в ответ. Не сразу пальцы сжимаются на кожаной куртке, а лоб перестаёт саднить от тесного контакта. Уиттмор держит крепко, но как-то неловко, словно объятия не входят в рацион их общения. Он дожидается, пока девушка перестанет стучать зубами, а холодный воздух высушит слёзы на её щеках, и только затем отодвигает Бэй за плечи.

– Ты цела?

– Ты приехал, – Бейли улыбается, не услышав вопроса. Рукавом она вытирает нос.

Джексон хватает её за руку и притягивает, ощупывая темя; пальцы приподнимают несколько прядей волос, и девушка шипит, стоит ему найти рану. Он рвано выдыхает, и глаза трогает синева.

– Всё нормально, – говорит Финсток и щёлкает его по носу. Она не испугана и не удивлена и встречает неестественную яркость взгляда, словно ей не привыкать видеть оборотня. Парень смаргивает, и лицо его становится обычным. – Выглядит хуже, чем есть на самом деле, – вспоминает она слова Мелиссы. – Я больше испугалась, чем пострадала.

– Всё зашло слишком далеко, следовало догадаться, что так и будет, – Джексон выглядит и злым и уставшим, и Бейли, поддавшись, вновь приникает лицом к его груди.

– Всё нормально, – повторяет. – Я в порядке. Это не твоя вина.

– Будь возле Скотта, – велит он, – и постарайся потерпеть ещё немного. Скоро всё закончится, я что-нибудь придумаю.

Бейли поднимает лицо вверх и неопределённо качает головой. Ужас и одиночество сменяются сочувствием. Она знает, что Джексон старается, правда старается сделать хоть что-то, но не верит, что ему удастся. Ей, скорее, кажется, что это его надо спасать.

– Никто не должен знать о твоём приезде, – наконец выдаёт Финсток, и голос из-за переживаний звучит сердито. – Тебя не должны видеть.

– Я разберусь с этим, – отмахивается Уиттмор. Для него всегда всё просто, и любую глупость можно решить по щелчку пальцев; может, так оно и было до того, как он стал оборотнем, до того, как они встретились, но теперь, рядом, двое представляют угрозу друг для друга, и безопасность в их случае – это понятие относительное. – Просто постарайся выжить, пока я всё не решу.

Она улыбается, через силу натягивая гримасу. Девушке казалось, что стоит ей увидеть Джексона, и всё наладится, перестанет быть таким неправильным и обретёт смысл; думалось, что с тем, кто находится на её стороне, станет легче. Но горло стискивает предчувствие чего-то плохого. И Бейли понимает, что лучше бы Джексона здесь не было.

– Я буду в порядке, – бормочет она.

Что-то трещит у стены дома, и тело словно током пронзает. Уиттмор напрягается и бросает:

– Иди в дом, Бейли.

Девушка сглатывает и отступает; ночь подкрадывается ближе.

– Иди, – с нажимом говорит парень, и она пятится к дому, чтобы скрыться за дверью и запереться на все замки. Свет на крыльце гаснет, только глаза Джексона горят светом горечавки.

Поначалу Питер думает, что его заметили, не совсем же кретин этот Уиттмор. Ан нет, кретин: оборачивается совсем в другую сторону. Хейл тоже улавливает шорохи и запах и в очередной раз поражается тому, насколько безнадёжны некоторые личности.

Он позволяет Джексону уйти и остаётся смотреть на дом, в котором скрылась ничего из себя не представляющая маленькая, вечно краснеющая девушка по имени Бейли Финсток.

Ему-то казалось, что тогда, в больнице, он почти понял её суть. Но сейчас, став свидетелем сцены, не предназначенной для других, Питер сомневается.

У Бейли слишком много секретов. Но это даже к лучшему: если однажды она понадобится ему, то прибежит, стремясь сохранить хоть один из них.

Бейли Финсток прибежит, потому что порой тайны соединяют людей сильнее всего на свете.

========== Глава 5 ==========

Джексон догоняет её у третьего по счёту дома и поворачивает к себе, отпускает тонкое запястье, словно обжёгшись, не продержав и пары секунд, даже несмотря на то, что Наоми тянется к нему, желая продлить касание.

В свете уличных фонарей её лицо кажется жёлтым и болезненным, а в глазах стынут злые слёзы, мутящие взор. Уиттмору знакомо это выражение: оно было таким же, когда они расставались. Ноа психует, не получив то, что хочет; даже отказавшись от него, заткнуть собственнический инстинкт Марл не в состоянии.

Он мог бы принадлежать ей. Сама возможность этого мучит и дразнит, хоть о любви и речи быть не может. Так, остановившись в оглядке на свою жизнь, мы задаёмся вопросом «а что, если бы..?» и тоскуем, не зная, стоит ли оно того.

Наоми Марл одинока, сколько себя помнит. Люди нравятся ей, только если она нравится им; ей хочется, чтобы её любили, но сама Ноа к любви не способна. Всё, что есть у девушки настоящего, – это верность, но верность не людям, а идее. Она верит в силу и в то, что ради неё можно пойти и на преступление.

Ноа понимает это не сразу. Много лет она считает, что всё необходимое заключается в любви. Но Джексон открывает ей глаза. Он зовёт её уехать, тянет руку; стоит только ухватиться, и Джеймс, падение стаи, смерть Девкалиона станут делами прошлыми. Но она отмахивается от помощи и уверена, что Уиттмору следует остаться и стать частью их стаи. И сердится на него, когда он отказывается. Это единственно правильный и приемлемый путь для неё, а Джексон уезжает. Бросает, не удосужившись и попытаться стать тем, кем она могла бы его принять. Наоми злится, а потом озарением приходит мысль: да и она не попыталась. Её ранило не то, что он ушёл, а то, что Ноа увидела в нём: жизнь, которой у неё никогда не будет, жертвы, которые она не способна принести.

Она остаётся со своей навязчивой идеей заполучить силу, фактически создаёт культ, а Джексон идёт дальше, и дорога ведёт его прямо к Бейли Финсток.

– Что ты здесь делаешь?

– А что ты здесь делаешь? – парирует Марл, и вздёрнутый кверху подбородок напрягается, стоит скрипнуть зубами. – Разве ты не должен быть в Лондоне?

– Я задал вопрос.

Уиттмор не предпринимает попытки подойти ближе, но Ноа всё равно отходит: от него веет стальной решимостью.

Почва уходит из-под ног. Наоми представляет, как могло бы всё сложиться, позволь она увезти себя. Да, любить девушка не умеет, но Джексон ей нравится, и ноющая боль в груди на месте заштопанной сердечной раны это подтверждает. Она по-прежнему барахтается в своём болоте, а он живёт, словно Ноа была чем-то незначащим; пятном, оттерев которое, тут же забываешь.

Чуткая к тому, чего ей не достичь, Наоми с трудом избавляется от картинки, на которой он обнимает девчонку и держит если не с нежностью, то с признанием её хрупкости.

– Похоже, у нас есть общая знакомая, – Наоми растягивает губы в улыбке, наполовину искренней, но горькой. Она рада видеть Уиттмора, но обстоятельства складываются не в её пользу.

– Судя по всему, тебя не пригласили, раз ты скромно топталась у дома, – Джексон глядит насмешливо, и расстояние между ними похоже на пропасть. – Не знаю, в чём твоя проблема, но не трогай Бейли. Она всего лишь ребёнок.

– Неужели? – Ноа смеётся. – И с каких пор тебя волнует кто-то кроме собственной персоны?

– Ты путаешь меня с собой, – отвечает Джексон, и уголок его губ приподнимается. – Я, может, и козёл, однако забочусь о людях, которых люблю. Не всегда выходит это показать, но, по крайней мере, они у меня есть.

Это стрела, пущенная в её адрес. Уиттмор усмехается, но не зло и не торжествующе, а так, словно стычка стоит у него поперёк горла.

Ноа начинает закипать. У Джексона прекрасные способности к тому, чтобы выводить её из себя. Их разговор никогда не может пройти спокойно. В парне есть нечто, заставляющее блондинку жонглировать эмоциями, балансируя между блаженным покоем и гневной червоточиной.

– Мне надоело, – выпаливает она как на духу. – Надоело, что эта малявка повсюду. Куда бы ни пошла, везде на неё натыкаюсь!

– Тогда, может, перестанешь околачиваться возле её дома? – предлагает он.

Будь у Марл что-нибудь в руках, оно всенепременно полетело бы ему в голову.

– Знаешь что? Плевать, – и правда сплёвывает Наоми. – Всё равно, кто она и что вас связывает. Джеймс убьёт её, особенно теперь, когда узнает, что она не состоит в стае МакКолла, – в ночи глаза горят дьявольским огнём. Она старается надавить на больное, задеть, сменить позицию заранее проигравшей. – А на тебя у него и вовсе зуб. Так что будь умным мальчиком, хватай своего гнома под мышку и улепётывай из города, пока можешь.

От неё так и веет напыщенностью. Хочется показать ему, что он ничего не стоит, но каким-то образом, увидев улыбку Джексона, безразличную к ней и самоуверенную, Наоми чувствует, что если кого и унизила, так только себя.

– Кстати, об этом, – теперь, когда Уиттмор делает шаг навстречу, Ноа теряется и ориентируется не сразу. – Хотел сказать Джеймсу в лицо, но раз ты тут, – он склоняется, и она видит крапинки в его глазах. – Скажи, что, если он снова тронет Бейли, я его уничтожу.

Он говорит на её языке: жёстком и одновременно пафосном, – так, чтобы его поняли. И действительно, понимают. Ноа знает, что Джексон вовсе не то имеет в виду, но всё равно представляет его на месте Джеймса. И шальная мысль отрезвляет: если так легко вообразить, как кто-то убивает её спутника, то отчего она сама никогда не думала так поступить? Почему не могла получить рубиновые глаза, не приезжая в этот дикий захолустный городок?

Более разумная часть Наоми знает, почему. Девкалион пытался избавиться от Джейми, и вот что получилось. Если свезло жить с психом, не зли его и не заставляй подозревать себя, – одно это поможет тебе выжить. Иначе – смерть.

А свою шкуру Наоми ценит выше волчьего статуса.

– Что ещё мне ему передать? Одна новость лучше другой, – шутит Ноа, которая с того момента, как раскрыла Скотту их присутствие, так и не нашла в себе храбрость вернуться к альфе.

Уиттмор больше не смотрит на неё как на пустое место, но глядит как-то снисходительно и с жалостью, что ли, и это не нравится. Словно он не может познать всю глубину её глупости, а Ноа и впрямь так глупа, что не осознаёт, за что конкретно он её жалеет.

– Ты всё ещё можешь уйти, Мими.

Джексону нравится называть её Мими, – это звучит по-детски и чуть смягчает образ, – а ей нравится слышать; от него это звучит как обещание дома.

Он напоминает ей Девкалиона – мужчину, в некоторой степени заменившего ей отца, а после – старшего брата. Мужчину, которому она симпатизировала, мужчину, которого она не спасла. Ноа вспоминает его с теплом в сердце, и при взгляде на Джексона оно сжимается, потому что девушка знает, что и его ждёт то же.

Джеймс не умеет прощать, не умеет забывать; он избавляется от всего, что ему не нравится, не выясняя причин, не интересуясь мотивами. И крохотная нежность, которую девушка питает к своему собеседнику, не заставит её защитить его. Он должен сдаться, это будет верно, должен прийти и вымолить прощение, даже если занозу в виде Финсток придётся выковыривать самому. Пусть лучше станет пешкой безумного альфы, лишь бы остался жив.