Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

С выводом Хейл не торопится. Он привык ждать. Ступать на почву, не проверив, он не станет.

– Хочешь спасти Джеймса, как и Наоми? Думаешь, сможешь обойтись без крови, пытаясь от него избавиться? Придумала план, в котором я буду плясать возле МакКолла и помогать вам победить страшного серого волка?

– Ни Скотт, ни остальные ничего не должны знать ни о Джексоне, ни о том, что Джеймс был здесь, – не соглашается Бейли.

Питер подаётся ей навстречу. Эта Бейли похожа на Джексона: у них одна сталь в глазах.

Мужчина ждёт, что смеющийся ребёнок вернётся и снова попросит его не уходить. Он не знает, что пути назад нет, не знает, что тьма получила пропуск.

– Ты не хочешь рассказывать МакКоллу и его стае?

Их лица совсем близко.

– Если скажем, они не дадут нам сделать то, что мы собираемся сделать.

– И что мы собираемся сделать?

Её лицо почти касается его, и тёплое дыхание опаляет губы. В этот миг Бейли не похожа ни на воробья, ни на ребёнка, ни на проблему; впервые они на равных, впервые хотят одного и того же. И Питер понимает, что всё это время, сталкиваясь с ней, спасая, следя за шустрой неприятностью, он шёл именно к этому. Ему действительно была нужна Бейли, но сам он до этого никогда по-настоящему не был ей нужен. У неё были надежды, был Стайлз, был дядя – все те, в кого она могла верить как в защитников, как верят дети, прячущиеся от монстров под одеялом. Эта Бейли не верила ни в кого, кроме себя; но он был нужен ей, чтобы достичь цели, так же, как она была нужна ему.

Теперь они на равных.

Ещё до того, как девушка ответит, Питер знает ответ.

В конце концов, ему удалось разгадать Бейли Финсток.

– Мы собираемся убить Джеймса.

========== Глава 8 ==========

Питер перехватывает девичью ладонь вполне привычным движением. И непривычным – убирает её обратно под одеяло.

– Что ты творишь, – отфыркивается Бейли, и мужчина едва ли не с головой укрывает её покрывалом, словно желая завязать в узел и выкинуть в окно.

Финсток успевает порядком надоесть Хейлу за то время, что лежит в больнице. Воодушевлённый словами «Мы собираемся убить Джеймса», он приходит снова, но вместо плана слышит несусветные глупости.

Бейли говорит обо всём подряд, кроме того, что действительно его интересует. Она как выключатель, который щёлкают туда-обратно: тараторит без умолку, а затем затихает, и всё по кругу.

Финсток прячется от него за словами, опускает занавес на сцену театра, оповестив об антракте раньше положенного. Но сколько бы она ни старалась, это пустое. Хейл уже видел её – настоящую её – и возвращаться к прежней версии не торопился.

И он ловит её в молчании, в которое она погружает палату. Бейли словно глубоко задумывается или уходит в дальние закрома памяти; лицо её замыкается. Чем-то она напоминает расстроенный инструмент.

С такой Бейли Питеру хочется говорить: с той, что сказала ему заветные слова – хладнокровной, рациональной и где-то жестокой.

Он щёлкает её по носу, приводя в чувство, и до того, как мрамор кожи оживает и теплеет, Хейл ловит улыбку, ради которой можно и повременить, – в чём-то снисходительную, в чём-то обещающую.

И ему это нравится. За этим он пришёл, – не за треплющимся ребёнком.

Финсток вскидывает руку в защитном жесте, и он её перехватывает. Для него это не впервые. Впервые – укрывать её одеялом под смущённый взгляд, тёмный из-за кругов под глазами: девушка почти не спит.

Она не может сомкнуть веки, оставаясь одна, а это почти всё время. К ней заходят разве что врачи (в основном – Мелисса) и дядя. Последний сидит долго, с несвойственной ему растерянностью разглядывая племянницу, из-за чего, несмотря на эфемерное чувство безопасности близ родного человека, сон не идёт.

Друзей Бейли не видит. Не потому, что не приходят, – она просит не впускать. Девушка скучает по ним, – по Стайлзу в особенности, он её первый друг за многие годы, – но ей нужно собраться с мыслями и разложить всё по полочкам.

Требуется несколько дней, чтобы звонкое несогласие Стайлза перестало сотрясать больничные коридоры. Наверное, он бы продолжил ходить, если бы шериф не выволок сына за ухо, а потом – ещё раз, и ещё.

Что он сказал ему, из-за чего Стайлз перестал приходить, Бэй не знает. И удовлетворённость соревнуется с тоской.

Да, когда выздоровеет, ей придётся с ними видеться и делать вид, что всё хорошо. Но сейчас, устранив Джексона и на время «обезвредив» стаю, Финсток может занять себя героем своих кошмаров – Джеймсом Скоттом. Она бы и рада поделиться этим с ними, но они не поймут.

Все они – Скотт, Стайлз, Кира и Лидия – хорошие, правильные до зубовного скрежета. Что ни говори, а убийство никто из них не поймёт. Может, Стайлз не осудил бы, может, принял бы её сторону, – она не знает. Но знает, что он и Скотт – лучшие друзья с детства, и Бэй не имеет права перетягивать его на свою сторону.

Это только её дело, её жизнь и её страх.

Она просит выписать её как можно скорее, страшась возвращения Джеймса, не понимая или не желая понимать, что дядя настоял оставить её ещё ненамного здесь с полицейскими, изредка шныряющими по первому этажу. Многолюдность и наличие врачей убеждают его, что так племянница в безопасности, хотя другая часть уверена: запри он её в комнате и встань у двери с клюшкой для лакросса, результат был бы тем же.

Но Бейли настаивает. В палате ей только хуже, а топот в коридорах заставляет параноить. «Только не Джеймс, только не Джеймс».

Бейли как ребёнок, который боится монстра под кроватью, а все говорят, что там никого нет, или хуже – убеждают, что с монстром можно договориться. Так ответит Скотт, если она всё ему расскажет. Он не поймёт, слишком мечтательный, слишком идеализирующий мальчишка, делящий мир на белое и чёрное.

Она же видит в палитре серый цвет ярче, чем остальные. Таков её отец, – суровый, справедливый мужчина, научивший, что иногда без жертв не обойтись, – и таков Джеймс – чересчур безумный, чтобы назвать его злым. Бейли признаёт его альфой больше Скотта. Нельзя всегда выходить сухим из воды, как ни старайся.

Конечно, ничто не мешает попробовать. Финсток может остаться со стаей, внять словам такого же подростка, как и она сама.

Но глаза её видят иначе, чем глаза Скотта. И девушка представляет, как остаётся, идут годы, растёт стая. Представляет – угроза; видит страх, видит смерть в лице вернувшегося Джеймса. От него просто так не избавиться, он возвратится, как бумеранг. И, возможно, следующий раз будет другим – без разговоров, насмехательства и игр. Только кровь, только трупы. Им придётся убить его в любом случае, и лучше сейчас, пока все живы.

Альфа – вожак не из-за красных глаз, не из-за силы и способности сотворить себе подобных. Альфа принимает решения, делает то, что не могут другие. Альфа не может быть хорошим или плохим; он должен устранять угрозу любой ценой. Даже если в результате это лишь выбор наименьшего из зол.

Ей проще сотворить альфу из Питера Хейла, чем дожидаться, пока МакКолл дорастёт. У неё нет столько лет или десятилетий, – только сегодня, только сейчас.

За годы ожидания она сойдёт с ума и станет подобна Джеймсу.

Бэй думает об этом постоянно, не смыкая глаз. Мелисса приносит лекарства, от которых утихает под бинтами зуд, и рана немеет. Но конечности остаются напряжёнными, страх парализует, а паранойя вьёт из него паутину.

Покой касается век, только когда приходит Питер.

Смешно: она слышала, что добро побеждает зло, но в её случае, скорее, клин вышибают клином.

Питер единственный способен избавить её от кошмара, и сейчас она доверяет лишь его рукам, укрывающим её одеялом. Доверяет убийце, доверяет предателю и находит спасение в холодных, часто раздражённых чертах.

У страха глаза велики. Силы девушки истрачены на борьбу с одним монстром, и Хейл уже не пугает её как прежде.

Она и дремлет-то, только зная, что он рядом.

Их отношения начинаются не с симпатии и не с ненависти, также они не начинаются случайно. Они получают развитие с толчка, как и все прочие, в этом случае – с доверия.

Но доверие появилось не сегодня. Не в больнице, не в доме, куда пришла Ноа, и не в мыслях, когда секреты пролегли меж ними тонкой нитью.

Просто в лесу маленькая девочка спросила волка: «Вы убьёте меня?», – и он ответил: «Не сегодня».

***

– Знаешь, как отец разозлился?

Голос матери, близкий и далёкий, с шумом доносится из динамиков ноутбука.

– Я в порядке, – мямлит Бейли, и по лицам миссис Финсток и Питера догадывается, что прозвучало неправдоподобно. – Дяде вообще не следовало говорить вам об этом.

Женщина закатывает глаза и протирает камеру, заслонив ладонью обзор:

– Если бы он не сказал, было бы только хуже. Мне пришлось хорошенько прибраться в гостиной после гнева Лукаса, он всё порывался забрать тебя у Бобби, – Патриция сдувает со лба чёрную прядку и улыбается. – Он и так всегда недолюбливал моего братца, а тут такой повод.

Несмотря на улыбку, Бэй видит тревожную складку на её лбу.

– Меня всего лишь укусила собака, пирожок тут ни при чём.

– Знаю я, какие в Бейкон-Хиллс собаки водятся, – хмыкает Пат. – Будешь лапшу на уши другим вешать, а твоя мать там жила и не забыла этих «собак». Люк, конечно, всему, что ты скажешь, поверит, но я эти приёмчики знаю. У меня научилась. – Она водружает на тонкий нос очки, и пристальный взгляд проходится по дочери. – Я собираюсь навести справки, и если окажется, что мы говорим об одной и той же породе, – науськаю отца, вот увидишь.

Бейли вздыхает, но мать не закончила:

– Очень надеюсь, что Хейлы с этим не связаны. У нас всегда были с ними хорошие отношения.

Девушка на автомате поднимает взгляд на Питера и замечает заинтересованный огонёк в его глазах. От Патриции это не укрывается.

– Что такое? Ты не одна?

Бэй мотает головой, но ноутбук исчезает из её рук так быстро, что она и охнуть не успевает.

– Здравствуйте, – улыбается Питер в камеру. – Меня зовут Питер Хейл.

В палате повисает тишина, и больше всего на свете Бэй хочет провалиться сквозь землю. Она ожидает чего угодно, – негодования, вопросов, может, даже обвинений, – но только не того, что мама успокоится.

– Так вы брат Талии? А я вас узнала. Правда, когда видела вас в последний раз, вы были моложе и такой угрюмый, – улыбается Пат, а Бейли хмыкает, живо вообразив картинку, но затихает, когда женщина с недовольством просит быть потише. – Очень жаль вашу семью, Питер. Мы с Лукасом до сих пор с трудом верим в происшедшее.

Мужчина кивает. Он никогда не знает, как и что на такое отвечать, и просто вглядывается в лицо женщины, кажущейся ему смутно знакомой. Наверное, он и впрямь когда-то видел её, эту миниатюрную худосочную женщину; в былые времена к Талии приезжало много волков, некоторые – вместе с семьями, и она вполне могла быть одной из людей, посвящённых в тайну благодаря браку.

– Не волнуйтесь, миссис Финсток, мы присматриваем за вашей дочерью, – говорит Питер и подмигивает девушке. – Её и впрямь укусила собака. Знаете, – сбавляет он тон, словно для того, чтобы Бейли не услышала. Но она, естественно, слышит и краснеет с досады. – Она постоянно падает и ходит в ссадинах.

– Не знаю, как она до сих пор жива, – сокрушается Патриция. – Мы были против её отъезда. Боялись, что выпадет из окна автобуса и останется лежать на пыльной дороге, – Питер смеётся, а девчонка с головой залезает под одеяло. – В любом случае, Питер, как я уже сказала, мы всегда были дружны с семейством Хейлов. Мой муж дружил с Талией ещё до того, как женился на мне, и я, хоть не принадлежу к клану волков, любила её и доверила бы ей свою жизнь. Вы её брат, и я надеюсь, что могу доверять и вам, учитывая, что речь идёт о моём ребёнке.

Бейли не вылезает из-под одеяла, и он молча смотрит на этот холмик. Женщина прослеживает направление его взгляда, и несколько секунд они молчат.

– Она будет в порядке, – наконец, говорит Хейл, и серые глаза робко выныривают из-под одеяла. – С ней ничего не случится.

Мужчина всё ещё смотрит, и кожу начинает покалывать.

Если Питер сказал это для того, чтобы избавиться от её матери, – девушке всё равно: она ему доверяет. Он дважды доставил её в больницу, ни разу всерьёз не угрожал, и, в конце концов, они оказались на одной стороне.

И потом, Бейли верит Питеру, потому что, если подумать, ничего более ей не остаётся.

Девушка улыбается.

Слышится голос её матери:

– Будь так добр, – ворчит, не заметив, что перешла на «ты». – Может, ты и не помнишь Лукаса, но в случае чего я тебе совсем не завидую.

– Мама! – тянет Бейли и перевешивается с койки так, что теперь той видно и её, и мужчину. – Сказали же тебе, что всё хорошо. Да и ты мне говорила, что, если что-то случится, мне следует обращаться к ним, – она теснит Питера на стуле и пихает его локтем, но это то же самое, что двигать изваяние, так что ей достаётся лишь малая часть, и приходится облокотиться на него, что злит. – Это, вообще-то, мой ноутбук, моя палата и мой стул!

Мужчина приподнимает брови и едва успевает поймать её за локоть, когда она оступается. Он рывком усаживает её себе на колени. Патриция качает головой и вздыхает, жалуясь на нелёгкую долю матери, пока Бейли, застывшая и забывшая, как дышать, бледнеет от нехватки кислорода.

Она отчаянно пытается сгладить ситуацию, хотя непохоже, что Пат хоть что-то смущает, в отличие от дочери:

– И, кстати, чего это ты всем отцом угрожаешь? Вы разве не разводитесь?

– Да когда нам заниматься разводом, если с тобой невесть что творится? Думаешь, уехала, а мы тут будем имущество делить? – женщина фыркает. – Мы себе места не находим, потому что наша дочь может споткнуться и сломать шею, – Бейли рычит, вновь раздражённая донельзя, пока Питер, точно довольный, явно согласен с каждым словом. – Чем копаться в чужих отношениях, со своими разберись.

– С какими – своими?

– А у тебя их несколько? – подкалывает Пат и смеётся, глядя на дочь.

– Мама!

– Даже не пытайся меня убедить, что Питер решил присматривать за тобой по доброте душевной, – продолжает миссис Финсток. – Знаю я, чем нынешняя молодёжь занимается.

Бейли смотрит на мужчину, который даже дар речи потерял от такого предположения, и улыбается.

– Ма, он же старый.

– Дочь, скажу по секрету: если младше твоего отца, то никаких проблем, – пожимает женщина плечами.

Смех давит девушку, она закрывает рот ладонями, чтобы заглушить его, боясь привести на шум персонал, но он всё звенит и звенит, и мать, истосковавшаяся по своему ребёнку и переживающая за него, улыбается.

Бейли почти не звонила с тех пор, как уехала, и в последний раз она слышала её смех ещё до того, как та узнала про развод.

Сейчас, даже видя её в больничной палате, в сорочке, с бледным лицом и синяками под глазами, она счастлива. Её дочь жива и в порядке, и рядом с ней человек, пообещавший, что так будет и впредь.

Она приходит в себя, только когда слышит звук шин.

– Кажется, твой отец вернулся, – произносит она с неохотой. – Не думаю, что он готов видеть будущего зятя.

– Мам, – уже ни на что не надеясь, одёргивает Бэй.

– Запомни: не ведись, как я, на гору мускулов; главное, чтоб мозги на месте были, – постучав пальцем по виску, наставляет Пат, а сама уже поднимается из-за стола. – Люблю, целую, береги себя. Ещё созвонимся. До свидания, Питер.

Последнее, что они видят, – прощальный жест, а затем экран гаснет.

– Она отключилась, – резюмирует девушка, не веря, что мама могла сказать столько всего и уйти. – Невозможная женщина.

Бейли поворачивается взглянуть на Питера, и улыбка выбивает её из колеи. Правда, смотрит он не на неё, а на погасший экран, и она пододвигается, словно стараясь увидеть то же, что и он.

Когда девушка начинает ёрзать на его коленях, мужчина едва наклоняет голову набок, и Финсток, слишком усталая, чтобы злиться или смущаться в сотый раз за день, бросает в сердцах:

– Чего смотришь? Не собираюсь я слезать, сам усадил. Мой стул, моё место, – очередное «мой…» она не договаривает и вовремя прикусывает язык.

– Значит, я старый? – не услышав, спрашивает он, и шёпот щекочет ухо.

Хейл подаётся вперёд, и спиной Бейли чувствует жар его груди. Она захлопывает ноутбук с рваным «ой!» и прижимает технику к себе. Дрожащими руками сжав матовую поверхность, девушка оборачивается, и её лицо оказывается слишком близко к его.

– Да как сказать. Издали не особо видно, а так – вот, смотри, морщинка, – и тычет пальцем ему в щёку. – И тут, – перемещает на лоб, и взгляд цепляется за морщины возле глаз – следы улыбок. Должно быть, когда-то он часто улыбался. Её палец опускается на его губы. – Чему ты улыбался две минуты назад?

– А почему тебя это волнует? – Питер спокоен, и это так контрастирует с состоянием Бейли, с сердцем, свирепо бьющимся о грудную клетку.

– Потому что с тобой легче говорить, когда ты не пытаешься выкинуть меня из окна.

– Я могу сделать это с улыбкой, – отвечает.

– А, ну да, – девушка закатывает глаза и перекидывает ноутбук на койку.

– Но если хочешь порадовать меня, может, наконец, поговорим о Джеймсе? – предлагает Питер, и настроение Бэй тут же улетучивается.

Одно напоминание имени вызывает рвоту, и иллюзия нормальности исчезает. Бейли порывается встать и забиться под спасительное одеяло на койке, но её удерживают, и только и остаётся, что глядеть исподлобья.

– Ты сказала, что мы собираемся его убить.

– Сказала – значит, так и есть.

– Я и сам могу справиться.

Бейли фыркает:

– Ты не веришь в это. Может, ты и властолюбивый идиот с манией величия, но не самоубийца, – выдаёт как на духу. – Потому что даже у тебя есть правила, по которым ты играешь. У Джеймса их нет. Ты попытаешься разорвать ему горло, а он посреди боя достанет пистолет, и… – она складывает пальцы наподобие оружие и приставляет к его лбу. – Пуф, – девушка сглатывает и продолжает: – Или ты думаешь, никто до тебя не пытался? По-твоему, Девкалион был слабее его?

– Знаешь о Девкалионе?

– Я знаю многое, если ты не заметил. Знаю, ты всё ждёшь, что я внезапно выдам весь такой из себя гениальный план или положу туз в рукав. Знаю, что надоела тебе, и ты подумываешь о том, не проще ли использовать меня как наживку, потому что Джеймс не любит делить с кем-то игрушки. Я знаю, Питер. Я… – взгляд Бейли ускользает, она прячется, стыдится, и мужчине приходится ухватить её за подбородок, чтобы Бэй вновь посмотрела на него. – Я знаю Джеймса лучше кого бы то ни было. И ещё знаю… точно знаю, что он доверяет мне.

– Почему?

Питер так близко, что его вопрос, не успев слететь с его губ, касается её.

– Откуда ты его знаешь?

Бейли дрожит. Бежать ей некуда, но она слишком устала, чтобы хотя бы попытаться. Устала от лжи, притворства и страха; устала от всевидящих глаз, наблюдающих за ней годами. Если смотреть в бездну, она посмотрит в ответ, – для девушки это ясно как день.

– Как давно?

– Я…

– Джексон думает, это он навёл на тебя волчонка, – Питер ощущает, как тело в его руках обмякает, сдаваясь. Умом мужчина понимает, что должен быть доволен – секреты прочь, но почему-то этого не испытывает. – Но ты и Джеймс – всё случилось раньше?

Она закрывает лицо руками. Сначала кажется, что Финсток плачет, но всхлипов не слышно. Питер уже жалеет, что завёл разговор сейчас, – не с такой Бейли он хотел говорить. Но, когда вновь видит её, всё встаёт на места; есть вещи, к которым мы приходим только через призму чувств, через поступки, которые можем никогда не совершить, если всё, чем руководствуемся, – это ум.

Бейли напугана и зла, боится и ненавидит. Сказала бы она то, что удержало его здесь, если бы не чувствовала всего этого? Она не хочет ни власти, ни справедливости. Жестокость её порождена страхом.

Девушка на его коленях, стыдящаяся правды и одинокая, и та, другая, с холодной головой сказавшая: «Мы собираемся убить Джеймса», – это Бейли. Смех и ярость, нелепость и рациональность, добросердечие и зверство – это Бейли.

– Я не могла сказать ему «нет», – еле слышно говорит она.

Девушка смотрит мужчине в глаза, не отводя взгляда, и лицо её – круглое и белое, как луна – морщится, когда мимо палаты кто-то проходит. Финсток выучила расписание, время обхода не скоро, всё в порядке.

– Что ты сделала, Бэмби?

Ласковое прозвище, данное Наоми, или спокойный голос, принуждающий ответить, а может, всё вместе, действует, и она вымученно улыбается.

– Я была там, в Детройте, когда Девкалион вернулся. Ехала с ним в одной машине. И пистолет, из которого стрелял Джеймс. Это была я. Я дала ему пистолет.

***

Детройт, несколько месяцев назад

Бейли ненавидит белобрысый парик и солнцезащитные очки, натирающие переносицу. Её очки никаких удобств не доставляют. Да ещё эти линзы, которые к вечеру начинают сохнуть прямо на глазах.

От затемнённых стёкол она избавляется сразу. Остальное приходится тащить на себе. Зато, придя в полуобвалившееся здание и примостившись на бетонном обломке, девушка освобождает голову и взбивает волосы до тех пор, пока сквозняк не иссушает последнюю каплю пота.

Сидеть приходится долго. Финсток успевает съесть все конфеты из рюкзака и пожалеть об этом десятки раз – запить это дело нечем – до его прихода.

– Вот и букашка!

Окрик ожидаем, но всё равно застаёт врасплох. Не успела подготовить себя к его улыбающейся физиономии.

– Привет, Джеймс.

– Ты не слишком радостная, – он поднимает её с прохладного камня и треплет за щёки. – Улыбнись.

– Ты долго, – отвечает она, но мужчина ждёт, и Бейли растягивает губы в улыбке, отчего мышцы лица болят.

– А, так Дев вернулся; смотрю, к Ноа приклеился. Соскучился по женской ласке, что ли, – Джеймс улыбается ещё шире и выглядит вполне безобидно. Но ни домашний вид, ни щетина, ни лучистый взгляд сумасшедших глаз не подкупают Бейли.

– Я привезла свёрток.

– Он не доставал тебя в такси? – не слышит её мужчина. – Не знаю, почему мне так хотелось, чтобы вы поехали вместе, в этом есть какая-то своя ирония. Не узнал тебя?

– С чего ему вообще узнавать меня, мы даже незнакомы, – бубнит Финсток, но, видя, как доброжелательность сползает с лица Джейми, исправляется. – Прости. Я устала, и жара мучит.

– Эй, – он держит её за плечи в полуобъятьи, – букашка. Если тебя что-то волнует, я это исправлю. Ты же знаешь: ты заботишься обо мне, а я – о тебе. Пока ты со мной, тебе ничего не угрожает.

Бейли кивает, но не по желанию, а потому, что так надо; потому, что иначе он не отпустит, а кожа уже ноет, предвещая синяки.

– Хорошо. Посмотрим, что ты мне привезла, – подмигивает он и беспардонно подхватывает рюкзак. – Ты что, все конфеты съела..? А! Вот и мой приз!

Мужчина разворачивает ткань быстро, – скорее, раздирает, – и девушка чуть привстаёт на носочки, желая взглянуть, что там такое. Его вещей она предпочитает лишний раз не касаться.

– Разве не красавчик? – Бейли отпрыгивает, едва увидев пистолет. Много мыслей проносится в её голове. Например, «что за дурацкая смерть» и «вот и приехали». – Ты чего? Я тебя не трону, – Джеймс смеётся, гладя её по макушке. – Ты мне нужна.

Он бросает слова легко, не придавая им значения, но по спине девушки ползёт холодок. С таким же успехом мужчина мог бы сказать: «Скоро я кого-то убью», – потому что это «нужна» всегда значит одно и то же.

– Возможно, мы кое-куда поедем, и букашка мне понадобится. Я бываю таким неаккуратным, – разводит руками, словно извиняясь, а девушка не сводит глаз с оружия. – Кто спасёт меня, если не ты, да?

– В кого ты собрался стрелять? – она не уверена, что хочет знать ответ. Всё, чего хочется, – это быть отсюда как можно дальше. – Сомневаюсь, что по банкам.

– О, вообще-то, можно и так сказать, – удивлённый, задумывается Джей, и смакует сказанное, довольный. – Можно сказать, что и по банкам, какая разница?

Банка. Человек. Банка. Оборотень. Какая разница?

– Я хочу, чтобы после ты тут прибралась. А если не успеешь и появится полиция… Ты ведь помнишь, что нужно говорить полиции, если меня в чём-то заподозрят? – она не отвечает, и Джеймс щерится. – Что нужно говорить, букашка?

Во рту сохнет, и липкий вкус конфет горчит.

– Ты ни при чём, ты пытался помочь. Ты никого не убивал. Ты ни при чём, – шепчет как мантру.

Улыбка возвращается на его лицо, словно солнце выглядывает.

– Как в старые добрые времена, а?

Желчь подступает к горлу. Джеймс гладит её щёку с отеческой нежностью, но мозоли на его ладонях царапают. Он поступает так всегда: привлекает, а после рушит.

Для него все – банки. Значит, можно пинать, мять и уничтожать.

Бейли – не исключение. Всего лишь банка, которую забыли выбросить и оставили до поры до времени.

***

Три года назад

Это сон. Стопроцентный ночной кошмар.

У Алисии закрыты глаза, но она спит, она не мертва. Так не бывает. Она спит. Или Бейли спит. Кто-то из них – точно.

– Мисс, как вы? – один из полицейских склоняется над ней, сидящей в карете скорой помощи с открытыми дверьми. – Можете говорить?

– У неё шок, – возникает позади неё врач и ворчит, накидывая ей что-то на плечи. Пять минут назад он спрашивал о том же и многом другом.

– Нам придётся поговорить в любом случае. Мисс Финсток? Бейли?

– Я ничего не знаю, – разлепляет сухие губы Бэй, и морозный воздух щиплет горло. Очень холодно, всё тело окоченело, и она никак не может согреться. – Не знаю, что это было, пёс или… Было темно, я не знаю…

Полицейский не отстаёт, и врач тоже навостряет уши. Это просто сон. Что им всем надо?

– Мисс Финсток?

Стеклянный взгляд встречается с горящими во тьме глазами. Джеймс улыбается, и она знает, что он слушает. Хочется проснуться, но не получается.

– У парня, который был с вами, нашли на руках кровь.

«Скажи им, Бейли. Скажи правду. Они посадят его, и всё наладится, ты проснёшься», – успокаивает голос Алисии, но вместо покоя приносит панику.

Клубок кишок, желтоватая слизь и сердце, стремящееся выскочить из ладоней убийцы. Бейли думала, она состоит из фарфора, – всегда гладкая, белая и сияющая, – а оказалось, Алисия – такой же кусок мяса, как и прочие. Просто банка; красивая, но банка.

В этот момент девушка готова поклясться, хоть и сидит не слишком близко, что на глаз Джеймса садится муха, а он не реагирует; возможно, ей кажется, возможно, она сходит с ума.

«Посади его, Бейли, – просит голос. – Он не остановится».

«Они удержат его?» – мысленно спрашивает Финсток, но ответ известен. Джеймс – не человек, не оборотень, даже не монстр, он – стихийная сила, которую не остановить законом. Значки, решётка, суд – это не для него.

К нему можно лишь приспособиться.

«Бейли, не надо», – Алисия хнычет, капризная, словно живая.

– Он пытался помочь, – выдавливает. – Пришёл уже после. Он не виноват.

На удивление, она не чувствует, что солгала. Может, Джеймс и вырвал всё, что наполняло нутро Алисии, но виновен ли он больше, чем она?

Это Бейли рассказала ей об оборотнях, и этим убила лучшую подругу, начав связь, разрушить которую не удалось и по сей день.

Нужно было молчать, может, тогда Алисия не провалилась бы в сверхъестественный мир, как Алиса – в кроличью нору, а Джеймс стал бы громовым раскатом, дающим о себе знать где-то далеко от них.

Есть секреты, которые разрушают судьбы, а есть те, которые убивают.

***

Наше время

– Только не говори, что ты не сдала его полиции, и с тех пор он таскает тебя с собой?

– Из всего, что я рассказала, это волнует тебя больше всего? – огрызается Бейли.

Она под впечатлением больше него: никогда прежде девушка об этом не говорила. Слишком личное, слишком болезненное. До Бейкон-Хиллс Джеймс казался недосягаемой вершиной, неприкасаемым, укутанным в броню изувеченного рассудка.

Финсток не верила, что когда-нибудь покусится на его жизнь, и мысли не допускала; тёмные уголки сознания, может, и грезили о том, но надеяться себе девушка не позволяла. До Бейкон-Хиллс, до Стайлза, до Ноа, до Питера.

Стилински напоминает Алисию, человек, втянутый в мир, где ему не место. Бейли родилась с пониманием этого мира, но он, как и Алисия, вступил в него ради друга. Причина первая: страх повторения. Бейли боится, что Джеймс сделает с ним то же, что и с Алисией.

Причина вторая: Наоми Марл. Одинокая девушка без семьи, без собственной цели, слепо верящая тому, кто рядом. Не такие уж они и разные. Просто у Бейли всегда кто-то был.

И третья – Питер. Насмехающийся, раздражённый, пытливый, властный. Питер, вырвавший из недр сердца сорняки, которые она прятала за фасадом. Питер, использующий её так, что и сопротивляться не хочется, потому что в глазах его интерес и, быть может, понимание, – что угодно, даже если снисходительность, но не осуждение.

– Ты понимаешь, насколько рассказанное глупо? – спрашивает мужчина. – Я не особо высокого мнения об органах власти, но неужели никому не придёт в голову мысль, что всё это как-то подозрительно? – усмехается. – Ты что-то не договариваешь.

– Может быть, я вру, – просто отвечает Бейли и кивает вопросительному взгляду. – Может, всё было не так.

– И, как результат, я должен доверять тебе?

– Не должен, – отвечает она. Девушка перекидывает ногу и усаживается на его коленях так, чтобы быть к Питеру лицом. – Но я не предам тебя.

Мужчина фыркает, но на этот раз не он, а она удерживает его за подбородок.

– Если я предам тебя, ты меня убьёшь, – говорит, как о чём-то обыденном. – С Джеймсом не так просто. В его случае смерть может показаться благом, – она набирает полные лёгкие воздуха и продолжает: – узнай он, что я хоть предположила возможность избавления от него… Пойми, Питер, ты – моя единственная защита. Пути назад нет.

– Это не повод, – качает он головой.

– Я одна знаю, как найти его. Но у меня нет сил одолеть Джеймса, – цепляет рукав своей сорочки, словно та виновата в её слабой человеческой сущности. – А ты не сможешь его отыскать. А если и сможешь… – напоминает о пистолете. – План, правила, всё это – пустой звук. Есть лишь одна вещь, которую мы можем использовать, чтобы обыграть его.

Хейл слушает, но этого недостаточно. Даже когда Бейли заканчивает: «Это доверие», – этого по-прежнему мало.

Доверие – штука ненадёжная. Питер знает об этом не понаслышке. Так доверял Кейт Дерек, а Лора – ему.

На этом свете всё зыбкое, и ничто не вечно. Доверять девчонке – глупо.

– Не нужно, – словно читает мысли она. – Для нас с тобой доверие – не самое важное. Главное, что мы нужны друг другу.

Питер не понимает, как они пришли к этому. От случайного столкновения в лесу к тому, что девчонка сидит на его коленях, вполне обвыкнув, и встречает убеждённый в своей правоте колкий взгляд.

Не понимает, почему улыбка, эта раздражающая вечная улыбка Бейли, кривит и его губы тоже.

А потом девушка внезапно отодвигается, и лицо её озаряется.

– Знаешь, что способствует доверию? – вопит так, что удивительно, как никто сразу не ворвался в палату. – Обнимашки!

– Это уже слишком, – противится Хейл, и всё становится по-старому.