Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Питер ждёт, что подростки опять встрянут со своей моралью, но молчат все, даже Скотт.

– Решай, Питер.

Старший Хейл смотрит на Бейли. По его телу ещё бежит дрожь – признак ярости и чего-то ещё. Ему нужно стать альфой; разве происшедшее – не тому доказательство?

Но почему-то сделать шаг из комнаты он не может. Белое, похожее на фарфор, но никак не на человека, тело девушки притягивает не хуже магнита. Даже если он убьёт Джеймса, ей это не поможет, – не теперь; но у него будет сила, он снова станет альфой. Не об этом ли он мечтал?

Питер знал, что когда-нибудь это случится. С тех пор, как образовался их «союз» с Бейли, он понимал, чем всё закончится: либо он предаст её, либо она – его. Они оба были такими: шли навстречу своей цели, не оглядываясь на жертвы, которые приносили.

Так что Бейли поймёт, если он отправится на поиски Джеймса. Наверняка она бы тоже так поступила.

– Кусай, – говорит мужчина Скотту. И спустя долгие десять секунд добавляет: – И проваливай.

Дерек, кажется, удивляется. Да что там – Питер удивлён не меньше.

Меньше всего на свете ему хочется сидеть с потенциальным трупом и гадать, оживёт Бейли или нет. На самом деле, если она умрёт, он бы хотел быть от неё как можно дальше, желательно – с силой альфы.

Тогда, возможно, он бы сказал себе, что Финсток – всего лишь одна из многих, кто умер, пока он шёл к своей цели; тогда её образ – задумчивые серые глаза, круглое лицо, маленькая покорная фигура в его руках – скоро покинул бы его мысли.

И всё-таки что-то не даёт ему уйти. Хотя она сама сказала ему: «Тебе не нужно этого видеть». Стало быть, Бейли знала, чем всё закончится? Или просто подозревала?

Что она наделала? Что они наделали?

– Кусай, – повторяет Питер.

Скотт поднимает на него измученный взгляд, прежде чем сделать то, чего тот хочет. Зубы его протыкают тонкую кожу на запястье девушки.

А Питер вдруг понимает, что Бейли наверняка была бы довольна увиденным, – может, ей и не удалось убить Скотта, но она сделала нечто иное, что в некотором смысле было хуже смерти.

Она его сломила.

***

Мелисса вздрагивает, когда видит в ночи силуэт Питера.

Конечно, она знала, что он здесь, но всё равно это выглядит жутко. Женщина прикрывает дверь в палату снаружи и даже не включает свет. Просто стоит пару минут под дверью, а после уходит.

В больнице полно пациентов, и многие врачи всё ещё на дежурстве. Потому она раз в полчаса заглядывает в это крыло, чтобы убедиться, что никто не пытается воспользоваться этой палатой. Что, наверное, излишне – силуэт мужчины во тьме способен переубедить кого угодно.

Мелисса не очень понимает, как все могли уйти и оставить Бейли с Питером. Да, и она была здесь, но не могла проводить с ними каждую минуту. И пусть все отправились на поиски Джеймса: Дерек, Скотт и Кира прочёсывали лес, а Лидия и Стайлз передвигались по дорогам Бейкон-Хиллс на джипе, – она не понимала, как они могли довериться Питеру.

Наверное, дело в том, что от того ничего не зависело. Просто сиди и жди. Но это-то и удивляло Мелиссу. Почему он сидел и ждал?

Она ведёт плечами, словно сбрасывая с себя все эти гнетущие мысли и возвращается к женщине с ожогами нижней части туловища. Нужно заняться делом. Сплошное мучение – ждать, ничего не предпринимая.

Но Питер ждёт.

Когда к двенадцати часам ночи тело Бейли практически остывает, у него непроизвольно сжимаются кулаки. Однако к половине первого от неё вновь веет теплом. Дыхание девушки становится отчётливей, и мужчина сдвигает край верха её одежды, убеждаясь в том, что рана, оставленная Джеймсом, начинает зарубцовываться.

К четырём утра Бейли Финсток просыпается.

Она издаёт судорожный вздох, словно проснувшись от кошмара, и щурится в полумраке комнаты.

– Бейли, – доносится до неё шёпот.

Девушка поворачивает голову и смотрит на Питера. Он напоминает ей статую, – очень напряжённую, но всё-таки статую; только глаза его странно блестят.

Бейли моргает и морщится, пытаясь вспомнить, почему она здесь и что вообще происходит. Финсток пытается подняться, и тело реагирует… по-иному. Девушке кажется, что она должна испытывать боль, но её нет. Машинально Бэй трогает рукой живот, нащупывает чуть выше разрез на своей футболке и больше ничего. Никакой раны.

Она прижимает к этому месту и вторую ладонь, но и та ничего не находит. Однако кожа на руке словно стянута. Бейли скребёт по ней пальцем, и кусочки засохшей крови падают на простынь.

Финсток внутренне сжимается, но трогает своё запястье. Ни царапины, только кровь. Она не уверена, потому спрашивает:

– Скотт..?

Питер не отвечает, но девушка понимает по тому, как непривычно ощущается собственное тело и блестят в темноте глаза мужчины.

И это понимание находит в ней отклик.

Воздух колеблется от частого дыхания, – теперь она чувствует даже это. Но всё равно не может остановить смех.

Бейли Финсток смеётся совсем как прежде, смеётся, как ребёнок, получивший долгожданную игрушку. Она смеётся так, что становится ясно: эта девчонка всё продумала.

Ради всего святого, она провела их всех.

========== Глава 18 ==========

Смех смолкает, лишь когда Питер вжимает Бейли в подушки. Но хоть его и не слышно, он продолжает звенеть: сотрясает воздух, рвётся из груди словно обезумевшей девушки.

И пусть Питер выглядит разъярённым и до одури опасным в этот момент, и пусть прежняя Бейли Финсток предпочла бы втянуть голову в плечи и поскорее избавиться от этого взгляда, она обвивает руками шею мужчины и притягивает его к себе.

А после девушка улыбается – так радостно, что на какую-то долю секунду ему кажется, что ничего не произошло. Люди под сенью потерь, на грани смерти, окрылённые местью не умеют так улыбаться.

– Питер, – зовёт Бейли, и глаза её сияют, – скажи, он долго думал? Как жаль, что я не видела лица Скотта всё это время, – говорит она и опять смеётся.

Хейл отнимает её руки. Пальцы его чувствуют рубцеватый шрам на одном запястье, оставшийся от Наоми; на втором – ничего, никаких следов укуса Скотта. И всё-таки след остался: невидимый, неопознанный след, осевший в её жилах.

– Какого чёрта, – рычит Питер, – ты сделала?

Финсток глядит на него несколько снисходительно. Так же смотрел на неё и он, когда всё только начиналось, когда он знал, что она – марионетка в его руках, средство, если повезёт – козырь. Этот оценивающий взгляд ему знаком.

– Ты это спланировала. Ты и Джеймс.

Неприятно это признавать, но как отрицать очевидное?

– Да, – признаётся Бейли. – Тебе бы это не понравилось, поэтому я и не сказала. Подумаешь.

– Ты могла умереть.

– Нет, совсем нет, – не соглашается она. – Помнишь, я как-то сказала тебе, что хотела стать хирургом? Я всё рассчитала: место удара, его силу, наклон, – и прикинула, сколько времени может понадобиться Скотту, чтобы принять решение.

Всё было просчитано до мелочей. Поставить себя на место Скотта оказалось несложно. Всего-то и нужно было вообразить, что бы сама она не сделала.

И на крайний случай у неё всегда был Джеймс. Если бы что-то пошло не так, если бы МакКолл отказался обращать её, это сделал бы он. Но Бейли знала, что Скотт не откажется.

– Не сердись, – ласково просит Бейли, однако и в этом обращении к нему есть некая жёсткость. – Это всего лишь небольшое отклонение от нашего плана. В целом, всё остаётся в силе: ты получаешь Джеймса, а я – Скотта. Все получат по заслугам.

– Ты не собиралась просто убивать МакКолла. Ты хотела забрать его силу, – озвучивает догадку Питер, и она становится фактом. – Это не похоже на наш план. Знаешь, что это? Это план Джеймса.

Бейли морщит лоб. Ну да, получается, так. Вот они и вернулись к самому началу, к причине приезда Джеймса Скотта в Бейкон-Хиллс. Но теперь-то всё иначе; дело не во власти, а в мести.

– Ты хоть понимаешь, что сделала с собой?

«Я стала оборотнем», – думает Финсток, но это никак её не трогает. Она не чувствует в себе глобальных изменений, и ей с трудом верится, что это правда. Но то, как реагирует на эту новость Питер, несколько её смущает.

– Ничего не изменилось, – говорит она. – Это всё ещё я.

– Пока что. Посмотрим, что ты скажешь в полнолуние.

– Не думаю, что у меня будет время для разговоров, – улыбается Бэй, и у мужчины возникает очередное подозрение, которое тут же подтверждается: – Видишь ли, Питер, думаю, я проведу первое обращение рядом со своим альфой. Знаешь, чтобы всё прошло хорошо.

Хейл склоняется над ней снова и притягивает к себе за ворот грязной, порванной футболки. Бейли как кукла – такая лёгкая и податливая, что в голову закрадывается мысль о том, какая она маленькая и совсем не опасная. Такие не нападают и даже толком не защищаются; её саму надо защищать.

Питер знает, что это обман. Какой бы хрупкой Бейли ни была с виду, внутри неё скрывалась хищница с ясным и расчётливым умом. Она была человеком, когда начала эту игру; что же станет с ней теперь, когда в руках у неё появилась власть?

– Что это означает?

– Мало кто из волков контролирует своё первое обращение. Я ведь могу кому-нибудь и навредить. Совершенно случайно, – она говорит так просто, что Питеру даже не верится. – И я не виновата, если кто-то при этом пострадает. Ну кто станет меня винить?

– Ты обставишь смерть Скотта как несчастный случай, – договаривает за неё Хейл, а она кивает и, нажав на его плечи, усаживает на койку и забирается к нему на колени.

– Я разорву его в клочья. И буду делать это медленно, чтобы он понимал, что происходит. Я хочу, чтобы даже в своей смерти он винил только себя, – шепчет Бэй и прикусывает мочку его уха: – Хочу, чтобы он думал: «Я сам сделал это. И я заслужил это». И он будет так думать.

Питер ощущает себя двояко. С одной стороны, ему стало легче дышать, когда Бейли открыла глаза, а с другой – мужчине кажется, что человек, – волк, – который проснулся, – это не Бейли Финсток.

Это не та девушка, желающая убить Джеймса и расплатиться с ним за смерть подруги. И даже не та, что пожелала отомстить Скотту МакКоллу.

Та, кто была с ним сейчас, не хотела мести. Она была полна животной ярости и несоразмерной ей силы, и тяга к разрушению вела её вперёд. У этой Бейли отсутствовали тормоза, и цели у неё не было; она просто двигалась дальше, желая разрушить как можно больше.

Питер уже знает человека, в чьих глазах было то же выражение. Сейчас Бейли – отражение не кого иного, как Джеймса Скотта.

– Хочешь убить МакКолла – просто возьми и сделай это. К чему столько лишних движений? Если ты пойдёшь к нему прямо сейчас и наставишь дуло пистолета ему в голову – уверен: он и слова поперёк не скажет. Но то, что ты делаешь сейчас, – это безумие.

– Отчего же? – спрашивает Бейли, но глаза её холодно блестят. Она слезает обратно на койку и прижимает колени к груди. – Потому что хочу, чтобы он мучился дольше?

– Потому что ты не хочешь его убивать, – отрезает Питер. – Ты хочешь запытать его до смерти. Это не месть, а игра, в которой ты то и дело меняешь правила. Игра, которой тебя научил Джеймс. И, кажется, ты вошла во вкус.

– Ты знаешь, что это неправда. Я же обещала тебе: мы убьём их обоих.

– Так давай. Используй пистолет, который утащила из Антиока, и пристрели обоих. Зачем ты стала оборотнем? К чему столько секретности? Скотт знает, что ты винишь его. Наставь на него пистолет, и он и так поймёт, за что. Наставь его на Джеймса, и он снова скажет: «Стреляй, букашка», – Питер очень похоже пародирует голос мужчины. – Но тебе этого мало; мало того, что они все покорны твоей воле. Ты хочешь поиграть.

Глаза у Бейли совсем тёмные, цвета мокрого асфальта. И смотрит она так, что, кажется, вполне способна испепелить взглядом.

– И что в этом плохого? Кто ты такой, чтобы ставить мне это в вину?

Девочка с большими печальными глазами, привязанная к сумасшедшему волку. Девочка, вырвавшаяся из оков, пришедшая к другому мужчине. Бейли, казалось, не могла существовать без подчинения кому-то, однако сейчас во главе игры стояла она. И Джеймс, Скотт и вся его стая, даже Питер, все – лишь фигурки на шахматной доске. Может, это не она была к ним привязана; может, это они были у неё на привязи.

– В эту игру очень легко заиграться, Бэмби.

Прозвище не срабатывает, и, как бы иронично это ни звучало, Бейли продолжает смотреть волком.

– Пожалуйся на меня Скотту, – бросает она. – Нет, правда, если тебя так это заботит, расскажи ему. Посмотрим, поверит ли он тебе, – во взгляде её мелькает насмешка. – Мне бы хотелось, чтобы ты был со мной. Но если нет, я справлюсь сама. Теперь я справлюсь.

Скотт ошибся, дав ей эту новую жизнь?

Лучше бы она лежала в могиле, найдя покой, чем жила, как сейчас, словно мятежный дух. Скорбь её переросла в холодную ярость, но, несмотря на это, Бейли оставалась ребёнком, который не смог пережить потерю родителей. В силу возраста она не знала границ, и этим походила на Джеймса.

– Кто я такой, чтобы лезть в это? – повторяет Питер её слова.

Бейли кивает, принимая такой ответ, но что-то в её лице меняется.

– Тогда уходи. Можешь убить Джеймса и стать альфой и без меня. В конце концов, кроме этого, нас больше ничего не связывает.

Хейл встаёт с койки. Это напоминает ему день в больнице, когда он вот так же собирался уйти, и она удержала его за руку, – всего на миг, но это заставило его вернуться.

В этот раз Бейли его не удерживает, и он уходит.

Без мужчины, на которого она полагалась последние недели, становится непривычно пусто. И это тоже одна из причин, почему Бейли не рассказала ему раньше. Она оттягивала этот момент.

И всё же, когда в палату заходит Мелисса, девушка берёт себя в руки и продолжает игру на том месте, где закончила. Она с трепетным страхом осматривает себя и тонким голосом спрашивает:

– Что случилось? Мелисса, что со мной происходит?

И двигает фигурки дальше, пусть на шахматной доске и осталось пустующее место, словно рана, которая не заживёт.

***

– Да, мам. Хорошо, мы скоро приедем.

Стайлз с трудом отрывает голову от дивана и смотрит на Скотта осоловелыми глазами. Он понимает, что разговор идёт о Бейли, и шевелится, но тело просто не хочет ему подчиняться.

Скотт тоже еле ворочается. У него ещё и спина затекла: в отличие от друга, он прилёг на полу, с боем забрав у Стайлза подушку. Самые умные – Лидия и Кира – поехали домой, но ребята не могли разойтись, не встретившись с Бейли.

Так что они остались в лофте Дерека, который то и дело награждал их спящие физиономии хмурым взглядом. Он, как и все, порядком устал, но спать не лёг – всё думал, где может быть Джеймс. И факт нахождения дяди в больнице тоже не давал ему покоя.

– Поднимайтесь, – младший Хейл ногой толкает МакКолла, когда тот кладёт трубку и снова сопит.

– Мы уже встаём. Ещё вот только пять минуточек, – ворчит Стайлз. – Мы уже… почти…

Всем известно: где пять минут, там и десять, а где десять – двадцать. Так что к тому моменту, как терпение Дерека сходит на «нет» и он поднимает обоих за шиворот, в лофте появляется Питер.

– У вас проблемы, – заявляет он с порога. – Но меня это не касается. Где Джеймс?

– Какие такие проблемы? – тут же просыпается Стайлз. – Что-то с Бейли?

– Никаких следов Джеймса, – отвечает Дерек. – Мы ещё продолжаем поиски.

– Я вижу, – говорит Питер, глядя на заспанные лица подростков. – Впрочем, на иной исход я не рассчитывал. Как обычно, всё приходится делать самому.

– Что с Бейли? – повторяет Стайлз. – Она в порядке?

Мужчина хмыкает:

– Она-то в порядке, а вот вы скоро будете не очень.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Скотт, освобождаясь от остатков сна.

Питер осматривает его несколько раздражённо. Бейли права: этот юнец ни за что ему не поверит. Да и не его это дело – умрёт он или нет.

Но, вспомнив незнакомый взгляд Бейли, – взгляд, который наверняка не приведёт её ни к чему хорошему, – он говорит:

– Она очень рада, что Скотт её обратил. Ведь теперь она может не только убить его, но и забрать силу. Но только тс-с-с, я вам этого не говорил. Сделайте вид, что удивились.

– Что за ерунда? – возмущается Стайлз. – Ты, кажется, спутал Бейли с собой. Она – последняя из всех, кто хотел бы стать оборотнем. И власть её не интересует.

– Её слова, не мои, – пожимает старший Хейл плечами.

– Даже если она и сказала это, то на деле не то имела в виду, – говорит Скотт. – Бейли просто запуталась. Вся её жизнь перевернулась с ног на голову, неудивительно, что она злится. Но она не убийца.

– Неужели?

– Она выживала рядом с Джеймсом и вполне могла слететь с катушек, – Дерек, в отличие от подростков, не отмахивается от слов дяди, хоть и смотрит, как обычно, с подозрением. – Насколько я понял, вы мало что о ней знаете.

– Это Бейли, – произносит Стайлз так, словно этим всё и объясняется. – А это – Питер. Ну, знаешь, тот псих, который чуть не убил всех нас. С чего нам его слушать?

– Тогда, с вашего позволения, пойду убью ещё кое-кого, – любезно кивает ему Питер. – Если, конечно, ваша благотворительная компания не купила билет Хеймсу, не забыв почесать его за ушком.

– Оставь его, Стайлз, – говорит Скотт, когда тот думает пойти за Питером следом и выяснить, какого чёрта он сказал. – Нужно ехать к Бейли. Ей сейчас нельзя оставаться одной.

Стилински соглашается. Но ему нелегко признать, что слова Питера всё-таки оставили после себя крохи подозрения. Стайлзу очень хочется оправдать Бейли. Однако с того момента, как он показал ей ту фотографию, он перестал ей доверять.

Могла ли Бейли ненавидеть их настолько, чтобы желать Скотту смерти?

***

Оказывается, быть бетой Скотта МакКолла утомительно.

После череды вопросов о том, как она себя чувствует, и рассказа, что произошло, в котором Бейли не нуждалась от слова «совсем», Скотт начинает посвящать её в законы нового мира. И по тихому, усталому лицу Финсток, удивлённому – Стилински и абсолютно не впечатлённому – младшего Хейла, МакКолл понимает, что получается у него не очень.

– Мой отец был оборотнем, – останавливает его Бэй. – Поэтому, прошу, не надо этого твоего «укус – это дар».

– Ты точно в порядке? – спрашивает её Стайлз. – Не чувствуешь никаких изменений?

– Думаю, я буду собой до самого полнолуния, – как-то туманно отвечает Бейли.

– Но контролю нужно учиться уже сейчас, – говорит Скотт.

– Только не сегодня, – одёргивает его Мелисса, заходя в палату. – Эта была тяжёлая ночь, и Бейли нужно отдохнуть. Да и вам всем следует выспаться.

– Для начала мне интересно, – перебивает Дерек, – почему Джеймс решил убить тебя?

«До чего же трудно с Хейлами», – думает Финсток, глядя на мужчину, но пожимает плечами.

– Может, понял, что я не переговоры устраиваю, а помогаю вам поймать его?

– Но напал он только на тебя, а затем – исчез. Почему не попытался ранить кого-то ещё?

– Откуда мне знать? – морщится девушка. – Мне он этого не рассказывал.

– Что ты к ней пристал, она вообще-то пострадала, – встаёт на её защиту Стайлз.

Дерек молчит, но продолжает сверлить Бейли взглядом. Её это мало заботит; в конце концов, Скотт продолжает смотреть на неё, как должно.

– Я скоро принесу тебе поесть, а пока постарайся поспать, – Мелисса поправляет одеяло Бейли, как всегда делала её мать, отчего сердце девушки сжимается, но она улыбается. – А вы расходитесь по домам. Обсудите всё завтра.

Финсток делает вид, что действительно засыпает, позволяя всем покинуть её палату. Она думала, они никогда не уйдут.

Девушка усаживается на койке и чувствует подступающую тошноту. Она не знает, что не так, ведь всё идёт именно в том направлении, как ей того и хотелось. Скотт ей верит, и вина сжирает его настолько, что делает слепым по отношению к ней; Джеймс – и тот стал её ручным псом.

Впервые Бейли ни от кого не зависит; все зависят от неё.

Но в этот миг радости она не ощущает. И, если честно, оставшись одна, девушка не понимает, зачем делает всё это. Как там сказал Питер: она хочет поиграть? И к чему же надеется прийти в итоге? Есть ли конец у этой игры?

У Бейли нет ответа, как никогда не было его у Джеймса. Вся жизнь последнего – сплошная игра, которая никогда не заканчивается и только обрастает новыми ходами. Они оба не знают, к чему стремятся; они оба боятся остановиться.

Значит, она действительно похожа на Джеймса?

Тот, кого она любила и ненавидела, а после презирала, – она отвергла его, чтобы стать подобной ему?

И ей становится страшно. Девочка в ней ещё помнит, каково это – быть рядом с кем-то вроде Джеймса. Не она ли говорила, что мир станет лучше без него?

Мир станет лучше… и без неё?

Бейли откидывается обратно на подушки.

Она больше не знает, кто она и что делает. Но самое страшное – Финсток чувствует, что не в состоянии остановиться. Ей нравится игра, которой её научил Джеймс; ей нравится быть той, кто правит балом.

И ещё ей очень… одиноко.

И в этот миг Бейли Финсток понимает Джеймса. Ей открывается, почему он никак не желал оставлять её в покое, почему держал при себе и вёл игру, предлагая ей роль. Он тоже был одинок. И Джеймс знал, что в ту самую секунду, как игра остановится, он её потеряет.

Отличие между ними состояло лишь в одном: Джеймс мог отказаться от игры, если Бейли останется с ним, но Бэй не могла прекратить игру и теряла того, кого…

«Нет, – одёргивает она сама себя. – Не надо об этом думать. Это должно было закончиться так, на другое я и не рассчитывала. Ничего не связывает меня с Питером. Совсем ничего».

Но в глубине души Бейли знает, что это ложь.

Ни одна игра не способна была заставить её сердце биться так, как делал этот мужчина, и она же не могла дать ей ощущение правильности происходящего.

И уж точно она не делала её счастливой.

========== Глава 19 ==========

По ночам ей снятся кошмары.

Бейли понимает, что это действительно кошмар, лишь проснувшись. А во сне она слизывает солёную кровь с губ и улыбается, и её холодные руки согреваются под тяжестью чужой смерти.

Во снах Бейли нравится убивать Скотта. Её приводит в восторг то, как зубы легко вгрызаются в не сопротивляющуюся плоть – МакКолл никогда не даёт отпор, никогда! – и то, как артерия на горле парня, которую она пережимает, перестаёт пульсировать, истощается, и тело под девушкой остывает.

Разумом Финсток осознаёт, что это кошмар. Бейли во снах – не она, не та, кем она хотела бы себя видеть, это чудовище, жаждущее крови. И пусть девушка и увещевает себя, что то был просто сон, она чувствует: это ложь.

Монстр живёт в ней и выжидает. У него жёлтые, как полная луна, глаза и волчья суть, и он знает, что скоро взойдёт его небесное светило, и человеку придётся потесниться, уступив ему место.

До полнолуния осталась ещё одна ночь, полная кошмаров.

Бейли старается перебить собственные мысли чем-то другим, отвлечься, но кругом всё одно и то же: мёртвые родители, не пришедший в сознание дядя, пропавший брат, мальчишка с очень длинным языком…

Временами она даже молится о том, чтобы ей приснились родители. Ей хочется услышать, как монстр будет скулить у горящего дома, хочется плакать, но гнева в ней больше, чем боли. Бейли и её внутреннего монстра мучает жажда…

Финсток не уверена, но, кажется, она – её монстр – говорит во сне. Балансируя на грани сна и реальности, девушка не может понять, кто она и что делает на самом деле. Правда ли, что она, истощённый человек, находится в больнице, или же она – волк, ведомый животным инстинктом?

В одну из ночей, находясь в таком состоянии, она чувствует, как её лоб накрывает широкая ладонь, и в тиши ей чудится голос:

– Букашка… Букашка…

И впервые за долгие годы он не вызывает в ней ни страха, ни отвращения. Напротив, знакомый голос её успокаивает.

Бейли спросонья думает, что Джеймс всё-таки победил. Всё сложилось так, как он всегда и мечтал: рядом с ней – никого, и он единственный на её стороне. Он хотел быть единственным – и остался; хотел сделать её волком – и сделал; хотел, чтобы она убила Скотта МакКолла, – и она сама этого хочет.

Но когда Джеймс зовёт её: «Бейли», – его голос не звучит торжествующе. Девушка чувствует дыхание и что-то незнакомое, чуждое привычному тону мужчины в отзвучавшем имени.

Это напоминает ей о человеке, которым она когда-то его считала.

Бейли вспоминает сумрак своей спальни в отчем доме и себя, напуганную и обеспокоенную, омывающую руки Джеймса от застарелой и свежей крови, и то, как он смотрел на неё долгие-долгие минуты, не мигая, а после притянул к себе и упёрся лбом ей в плечо. Сколько бы Финсток ни пыталась забыть тот день, она помнила. И даже смущённая мысль, мелькнувшая тогда в её голове, без труда всплыла в памяти.

«На мне сомкнулся весь твой мир», – как самонадеянно, как надменно, но просто и абсолютно правдиво!

Тогда Бейли вовсе не ощутила себя центром вселенной и не загордилась этим моментом. Она всего лишь поняла, что так и есть, так и будет, – отныне и до конца их дней Джеймс будет подле неё. Тогда это ещё не было тяжкой ношей на её плечах, тогда она ещё несла этот груз с высоко поднятой головой.

Тогда она ещё любила его.

И вот, что удивительно: сейчас, не видя Джеймса, в полубреду, Бейли не думает о том, кто он и кто она. Ей не являются картины смерти ни Алисии, ни родителей, ни десятков других людей, погибших по его вине. Она вспоминает тот вечер.

Вопреки всему, дыхание её восстанавливается, пульс замедляется. Бейли проваливается в сон, в котором никто никого не убивает.

– Бейли…

Когда Джеймс зовёт её по имени, – даже не зовёт, а шепчет, словно намекая, что она не одна, он с ней всегда и при любых обстоятельствах, – приходит облегчение.

Как бы она ни ненавидела свою связь с Джеймсом, в этот миг Бейли была ей благодарна.

Джеймс Скотт слышит, как сердцебиение девушки приходит в норму. И хоть он и напряжён, – из-за гула далёких, но вполне различимых шагов в больничных коридорах, но гораздо сильнее из-за вида белого, измученного сновидениями тела, – мужчина улыбается.

Улыбка эта скоро сходит с его лица. Потому что Бейли сквозь тревожный сон нежным голосом, от которого у Джеймса щемит внутри, произносит одно-единственное слово:

– Питер.

***

Бейли нравится сидеть на коленях.

Она помнит, что, когда была маленькой, только самый ленивый человек не тянул к ней руки. Впрочем, когда она выросла, мало что изменилось, потому что для большинства людей она так и осталась маленькой.

Но больше всего Бейли Финсток любила сидеть на коленях Джеймса.

Ей нравилось, как он держал её, как его ладонь скользила по её спине, путаясь в растрёпанных чёрных волосах, как подбородок мужчины касался её плеча и как они часами сидели в полном молчании.

Ей было не более пятнадцати лет. И они любили друг друга – тихо, без поцелуев и тех касаний, от которых бросает в дрожь.

Джеймса можно было обвинить во многом: в убийствах, сумасшествии и манипулировании одной глупой блондинкой, но уж точно не в растлении малолетних.

Потому что Бейли ни тогда, ни сейчас, будучи уже совершеннолетней, не была для него женщиной. Она была всем и никем; она была – и он любил то, что она есть.

На самом деле с того момента, как они впервые встретились, когда Бейли отворила ему дверь своего дома и он ей улыбнулся, и до сегодняшнего дня Джеймс так и не смог объяснить себе, почему он любил её.

Потому ли, что она была добра к нему, когда никто не был? Или оттого, что в серых глазах её, ещё невинных, светилось что-то, что ему не было дано?

Тогда Бейли такими вещами не интересовалась. Это уже многим после она решила, что Джеймс Скотт никогда её не любил. Убедить себя в этом было проще, чем копаться в мозгах того, кто не мог понять себя сам.

Бейли сказала себе, что Джеймс просто держал её на привязи, как трофей, как дочь предателя. Но были моменты, которые она объяснить не могла; моменты, когда она чувствовала. Например, когда он держал её на своих коленях.

Это были самые трогательные мгновения в их истории. И даже спустя годы ненависти к этому безумному мужчине воспоминания о тех секундах продолжали приносить ей необъяснимый покой. Маленькая девочка в объятиях убийцы. И ей не страшно. Ей совсем не страшно.

В то время Джеймс ещё звал её по имени, не употребляя этого «букашка», от которого у Финсток сводило челюсти. С «букашкой» всё изменилось, словно сама Бейли, и без того маленькая, с лёгкостью помещавшаяся на его коленях, уменьшилась до размера жучка.

Но это началось уже после смерти Алисии. Девушка и сама ощущала себя насекомым, которого этот мужчина, коего, как Бэй считала, она знала, может раздавить в любой момент.

И сейчас, сидя на его коленях, вдыхая знакомый запах, она всё ещё была Бейли, и вместо тишины звучало эхо слов Джеймса: «Бейли… Бейли… Бейли…», – и она чувствовала себя в безопасности.

И это было неправильно.

Потому что он – мужчина, убивший её подругу, разобравший её жизнь по кусочкам и выстроивший в совершенно иной пазл, тот, который подходил именно ему. Мужчина, забравший у неё семью.

Но ненависти нет. Ничего нет, только глубокий, необъяснимый покой.

Вернувшись в мгновения своего давнего счастья, Бейли наконец понимает, почему Джеймс не пробуждает в ней жажды крови, той, что мучает её по отношению к МакКоллу. Вновь обнимая Джеймса, она слышит спокойный стук своего сердца – тогда и сейчас.

Бейли убедила себя, что Джеймс никогда её не любил. Но если взглянуть правде в глаза, дело всегда было в ней.

Это она его не любила.

Для Джеймса она была всем, и ей это нравилось, как и сидеть на его коленях. А потом ей стало надоедать.

Она говорила себе, что выросла и увидела, какой Джеймс на самом деле монстр. Но по правде, Бейли всего лишь нашла предлог не избавиться от него, а оттолкнуть. Алисия была предлогом.

Бейли знала, что Джеймс сумасшедший, знала, что он подвержен вспышкам агрессии, знала, что его можно спровоцировать, и он не сможет контролировать свои действия. Бейли знала и рассказала Алисии.

Но всё вышло из-под контроля, как и всегда. Смерть Алисии Бейли не учла. Но она стала предлогом.

Вот, почему Бейли не винит Джеймса в гибели своих родителей. Она знает, что он не монстр – это она выставила его таковым. Скотт МакКолл воспользовался им так же, как когда-то в случае с Алисией воспользовалась сама Бейли.

Это она – монстр.

Бейли и сейчас явственно это чувствует. Потому что, даже отстранившись от Джеймса, она видит лицо совсем другого мужчины. И его голос, продолжающий называть её имя, звучит иначе, звучит так, что сердцу в груди становится тесно.

«Я схожу с ума, – думает девушка. – Это всё неправда. Это не я; я никогда о таком не думала и ничего из этого не делала. Всё было по-настоящему, я не врала, я не хотела…»

«Ты убила Алисию, – шепчет кто-то в её голове, и в шёпоте она узнаёт себя. – И Наоми. И родителей. Ты убьёшь всех. Потому что только это ты и умеешь».

«Это неправда».

«Ты – дочь своего отца. Ты принадлежишь стае, которую он покинул; ты такая же, как и они. Нет, ты хуже их: никто из них не вёл таких игр… Только Грегори. Тебе следовало родиться его ребёнком… он бы тобой гордился».