Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

========== Глава 1 ==========

Несколько месяцев назад

Всё, что рождается, имеет привычку умирать.

Стаи не исключение: они стремятся к своему концу. Теперь Девкалион это понимает.

Он возвращается в Детройт и видит, как тот увял и осыпался подобно стремлениям и мечтам, как скрипит сердцевина города, заброшенная и опустошённая, как стонут жухлые травы и дрожит от зноя воздух. Словно оплакивая умерших Кали и Энниса, прощаясь с ушедшими Итаном и Эйданом, Детройт надел траур и стал призраком.

Жизнь волка пролетает по пустырю перекати-полем, и, быть может, впервые мужчина жалеет, что зряч. Он закрывает глаза, впуская темноту, в которой бродил последние годы. Но в этот миг автомобиль – колымага на сбитых колёсах – останавливается, и старик за рулём шевелится.

– Дальше дороги нет, – поясняет водитель, и его дрожащая рука высовывается из окна. Кожа на дряблом локте натягивается и шуршит. – Сорок первый вон там, не пропу́стите, – улыбка с плохими зубами сияет Девкалиону в салонном зеркале, а затем меркнет. – А вы, милая, так и не сказали, куда конкретно вам нужно.

Лишь увидев, как взгляд старика в отражении сместился с его лица на женское, оборотень обращает внимание на свою спутницу.

– Апчхи! – отвечает она. А затем снова. – Апчхи. А-а-апчхи!

Лицо её лоснится, светлые пряди липнут к щекам. Девушка сморкается в цветастый платок, затем, запихнув его в карман джинсов, тыльной стороной ладони утирает со лба пот.

– Извините, – говорит, заметив, как попутчик смахивает каплю со своей руки. – Не волнуйтесь, я уже была здесь раньше, знаю, куда идти, – обращается к водителю и вкладывает часть денег в протянутую шуршащую руку, другую часть отдаёт Девкалион.

– Удачи, ребятки, – старик кряхтит, с довольством пересчитывая банкноты.

Девушка выбирается – вываливается – из такси первой, прижимая к груди рюкзак.

Мужчина дожидается, пока блондинка немного отойдёт от машины, прежде чем последовать за ней. Горячий воздух обжигает лёгкие, внутренности сжимаются. Тело напрягается, как у зверя, попавшего на чужую территорию.

Снаружи всё кажется иным, более реальным. Девкалион понимает, что всё по-настоящему, он действительно здесь, и он один. И совсем не замечает, как визжат шины, поднимая рой пыли, и как после та оседает на его волосах, одежде, обуви.

Плеча почти невесомо касаются.

– Всё в порядке? – обернувшись, мужчина видит, как блондинка, отряхивая чёлку от песка, закидывает в рот горсть конфет из рюкзака. – Хотите? – видимо, спрашивает она, хотя на деле это звучит как «хошите?».

Девкалион качает головой.

– Уверены? – её взгляд опускается на его пересохшие губы. – Воды у меня нет, но так хотя бы слюна выделяться будет, – «шлюня».

Мужчина отказывается.

– Как хотите, – пожимает она плечами, – моё дело – предложить, – и вторая горсть исчезает за улыбкой.

Уголки его губ дёргаются – беспричинно, непонятно для него – в намёке на ответную улыбку. Возможно, дело в том, что в столь гиблом месте эта девушка – единственное, что не выглядит разрушенным. А может, он просто давно не улыбался.

– Что ж, тогда я пойду, – блондинка закрывает молнию, и рюкзак оттягивает ей плечи. – Кстати, если вы не знаете, то старик не зря пожелал нам удачи. Скорее всего, обратно вам придётся добираться пешком, если, конечно, у ваших друзей нет машины.

Мужчина смотрит на место, где их высадили, и вопрос повисает в воздухе.

– Такси ездят только с окраин, из центра никого не забирают. Понимаете, после того, как все заводы были перенесены, тут стало пусто, и всякие сомнительные личности уже успели здесь обосноваться, – девушка замолкает, задумавшись на минуту. Девкалион тоже молчит, вспомнив о тех, к кому приехал. – Водители не решаются приезжать в одиночку, потому что считают, что нормальные люди давно отсюда убрались, – улыбается она. – Так что мы с вами ненормальные.

Она перехватывает волосы резинкой с руки:

– Ну как, с машиной разберётесь?

– Думаю, да.

– Отлично. Тогда прощайте, – её ладонь вновь касается его плеча, и она уходит.

– Погодите! – окликает Девкалион. – А что насчёт вас? Вы разберётесь?

В ответ звучит смех:

– Я же сказала: я тут не в первый раз! – блондинка поднимает руку в прощальном жесте и скрывается среди зданий, противоположных месту назначения мужчины.

Он смотрит вслед с тянущим чувством нарастающей пустоты.

Центр увял и осыпался подобно стремлениям и мечтам.

Девкалион поднимает лицо вверх, глубоко вдыхает и отворачивается от единственного живого существа, оставшегося в сердцевине, – тени ушедшей девушки.

Сорок первое здание мрачно глядит на него пустыми глазницами окон. Ноги с неохотой несут навстречу.

Чем мужчина ближе, тем сильнее запах, – резкий, животный. Пахнет мокрой псиной и белладонной. И чем-то ещё, что так знакомо. Душок страха и смерти ощущается горьким послевкусием.

И волк знает, что он в нужном месте. Джеймс всегда вонял чем-то таким.

Девкалион выпрямляется, напомнив вожака, каким был раньше. Джеймс Скотт – скот по жизни и напоминает о поражении одной своей фамилией. Но важнее сейчас никого нет. Он остался последним из альф, присоединившихся к стае.

Оборотень замирает у двери многоквартирного дома и ощущает, как зачесалось в носу. Спёртый воздух врывается в ноздри быстрее, чем волк оказывается внутри; глаза слезятся от запаха нечистот.

Коридор перед Девкалионом обшарпанный и совсем узкий. Со стен и потолка слетает штукатурка, разбиваются ржавые капли. Пол похож на лоток котёнка: весь усыпан грязным смердящим песком, на котором валяются старые регистрационные карты, покосившийся стул без обивки.

И среди всей этой разрухи стоит он.

С чёрных волос стекает вода; наготу скрывает набедренное полотенце. Сам Джеймс улыбается – ухмыляется – уголком рта. Почти тридцатилетний, он всё равно выглядит по-мальчишески небрежно.

– А! Вот и ты, – Джей соскрёбывает засохшую краску со стекла, привалившись к стойке. – Я учуял тебя ещё минут десять назад, чего ты так долго?

Несмотря на то, что Девкалион пришёл без предупреждения и явился один, Джеймс не выказывает удивления.

– Эйдан звонил, – просто говорит он, и вожак всё понимает. От него не скрывается пульсация зрачка, дёрнувшаяся в гневе верхняя губа.

«Мальчишка, – читает оборотень по его лицу, – нас победил мальчишка».

Обычно ураганам дают девичьи имена, но назревающая буря может носить только мужское – Джеймс. И Девкалион это знает. Однако когда свирепый взгляд скрещивается со спокойным взором вожака, наступает затишье.

– Погоди-ка, – мужчина приближается к своему альфе, – ты и впрямь глазастый? Я думал, близнецы преувеличивают. Стою теперь в неглиже, как проститут проклятый, – чертыхается Джеймс. – Эй, Ноа, вставай! – его голос несётся вверх по этажам сырости и безмолвия. – Ноа!

Джей разворачивается к лестнице, и скрипящие ступени приглашают Девкалиона следовать за ним. Мужчина уже ничего не ждёт от этого промозглого места, но номер его приятно удивляет.

– Ноа! – снова зовёт Джеймс.

Вожак чувствует её присутствие прежде, чем Наоми появляется у дверного косяка спальни. Её заспанные глаза вспыхивают жёлтым, когда она замечает его.

– Дев.

Он впервые видит её, впервые может разглядеть морщинки от улыбок возле губ, золотой загар и крепкие конечности, обманчиво хрупкие, и с удивлением отмечает, что девушка, ненавистная ему годами, стала ещё отвратительней. В лице её не оказалось ничего истинно доброго; черты хранили дикое, хищное выражение, а красота была пугающей.

Наоми кажется ему чужой, она чужая ему, весь её облик пропах фальшью, но Девкалион рад вернуться.

– Я на секунду, только оденусь, – подаёт голос Джеймс из другой комнаты.

– Зачем? Ты никогда не церемонишься при Деве, – спрашивает Ноа и лишь сейчас обнаруживает, что на оборотне нет очков, а глаза, всегда неподвижные, смотрят на неё с особым вниманием. – Так это… правда? – шёпот.

Вопрос повисает в воздухе, и трое знают, что спрашивает она не только о его зрении, и потому молчат: там, где всё известно, слова не нужны.

Девкалион смотрит на них оценивающе: на Наоми – девушку, мечтающую стать альфой – и вышедшего Джеймса, – и приходит к заключению, что оба они, вымытые докрасна, благоухающие свежестью и пышущие здоровьем, пахнут гнилью.

Девкалион смотрит на них с пониманием, пришедшим слишком поздно: МакКолл не только забрал у него всё, что он любил, но и избавил от тех, кого ненавидел.

И мысль, давно зудящая в мозгу, выплывает наружу.

«Как жаль, что это были не вы. Как жаль, что я взял туда не вас».

***

Девкалион помнит, зачем вернулся, и уверен, что должен закончить то, что началось в Бейкон-Хиллс. Его стая должна исчезнуть, её позорные остатки – сгинуть. Он бы и рад их отпустить, будь они такими, как близнецы, но Наоми и Джеймс – нет, их вскормили хаос и жестокость.

Он сам их создал, этих прекрасных гниющих убийц. Он показал им этот путь – путь крови и узурпации. И он сотворил из Джеймса монстра своё подобие.

Всё это оборотень отлично знает. Не знает он вот чего: «подобие» выродилось в нечто чудовищное иное, и смерть стала им выбрала его в союзники, сменив курс. И когда она то и дело склоняется к нему, Девкалион отгоняет её, как назойливую муху.

От неё несёт безумием; она скрывается в зрачках Джеймса.

Оба они играют в игру, в которой лидирует Джей: в отличие от вожака или даже Ноа, он понимает, что ему вынесли приговор.

Но интересно, почему Девкалион медлит? Минуло восемь дней, а он не предпринял ни одной попытки убить их. Задумавшись, мужчина бродил по номеру, и пока в голове Джейми неоном горело слово «когда?», он искал ответы куда глубже. Как это сделать? Как выбрать момент? Нужно ли? Джеймс неуправляем, но Ноа? Есть ли шанс помочь ей, оправдана ли её смерть?

Девкалион не любил её от слова «вовсе», она была никем для него и во времена расцвета стаи. Однако он её видел. Этого потерянного глупого щенка, этот хвостик Джеймса. О, он видел её задолго до того, как вернул зрение. Он видел. И не мог просто отвернуться.

– Знаешь, а всё-таки хорошо, что Кали умерла. Она мне не нравилась, – без стеснения признаётся Ноа, когда вожак заходит в спальню. – Но жаль, что близнецы ушли. Правда, я так и не научилась их различать.

Девкалион усмехается, глядя на то, как она расчёсывает волосы перед зеркалом.

– А как же Эннис?

– М-м? – девушка морщится. – У нас был Эннис?

Их взгляды пересекаются в отражении, и Наоми улыбается.

– Я же шучу. Чего ты такой серьёзный?

Блондинка оправляет блузку, щёлкает пальцем по выбившейся из пряди кудряшке. Двигается она лениво, как человек, полностью уверенный в себе. Но за фасадом оборотень по-прежнему видит щенка.

– Мими.

Она дёргается и застывает.

– Ты меня лет с двенадцати так не называл, – говорит. – С чего это вдруг? – голубые глаза щурятся.

– Ты всё ещё хочешь стать альфой? – спрашивает он вместо ответа.

Наоми оборачивается и наконец осознаёт всю тяжесть разговора; в глазах застывает образ загнанной девочки, забрызганной кровью, с кусочком чужой плоти в волосах.

– Ну конечно, – недоумевает она. – Я всегда этого хотела.

Не всегда.

– И ты помнишь, что для этого тебе придётся убить другого альфу? – продолжает допрос Девкалион, подводя к самому главному.

– Чисто гипотетически это необязательно, – фыркает Ноа. – Я могла бы стать истинной альфой, но никто из вас никогда в это не верил, так что не буду и пытаться. Тем более, – она улыбается, но улыбка похожа на оскал, – это долгий и нудный процесс самосовершенствования, а я не люблю ждать.

– И ты готова убить человека?

Наоми смотрит на него с насмешливым удивлением, и этого достаточно.

Мужчина делает к ней шаг. В этот момент он явственно видит влияние Джеймса, усилившееся в те недели, что они провели вдвоём, вдали от остальных членов стаи. Девкалион помнит, почему оставил их, – слабую бету и слишком неуправляемого, слишком непредсказуемого мужчину, – но только сейчас понимает, какую ошибку совершил: создал идеальный альянс двух отчаянных, ничем не гнушающихся людей.

– Вы хотите убить Скотта МакКолла?

Молчание, тяжёлое и густое, словно кисель, даёт понять, что он попал в точку.

Девкалион пересекает разделяющее их расстояние и сжимает плечи блондинки.

– Подумай ещё раз, Мими. Что бы ни сказал тебе Джеймс, послушай: мы явились в тот город, жадные донельзя, пробудили зло, унёсшее много жизней, и пали, потому что то, за что мы боролись, оказалось ничем. Кали и Эннис умерли, Итан и Эйдан ушли, – мужчина почти глотает слова. – Неужели это ничему тебя не научило?

Девушка отталкивает его руки с каким-то капризным нетерпением.

– Не Скотт убил их, – Наоми поджимает губы. – Кали и Энниса убил Дарак. Но что касается близнецов, то это всецело его вина. Он забрал их. Должно быть, МакКолл сильно впечатлил братьев, раз они решили остаться на его стороне. Ещё бы – один мальчишка, а никто из вас не сумел ни убить его, ни забрать силы. Такой позор… Он уничтожил нас: всё, что мы строили, всё, во что верили. Стая альф повержена школьником. Есть лишь один путь к исцелению – убить его. Смерть мальчишки не только восстановит нашу репутацию, но и сделает меня полноправным членом стаи. Мы вновь станем самыми могущественными, Итан и Эйдан вернутся домой, и все мы снова станем семьёй.

– И это сказал тебе Джеймс?

– Да какая разница? – всплёскивает она руками, и её ладони, эти славные, тёплые ладони, обхватывают его лицо. – Всё станет лучше со смертью Скотта. Заменим Кали и Энниса молодыми и сильными оборотнями, получим стаю МакКолла, смоем пятно с репутации. Ты теперь зряч, а я почти альфа. У нас больше не будет слабостей. Мы станем непобедимы. Ну же, Дев, – лицо Ноа маячит перед ним, почти соприкасаясь с его собственным. – Ну же, скажи, что ты с нами.

Её глаза умоляют и внушают.

Она обнимает его, голова опускается на его плечо. Несмотря на трепетный жест, оборотень чувствует жёсткость её стана.

– Думаешь, Джеймс остановится на убийстве МакКолла, позволит близнецам вернуться, а тебе – стать альфой? Мими, неужели ты действительно думаешь, что таков его замысел?

Её пальцы впиваются в кожу, и Девкалион ощущает, как сбилось её дыхание.

– Джеймс предупреждал, что ты скажешь это, – горячо шепчет она. – Он сказал, что даже ты покорился МакКоллу, сказал, что ты хочешь уничтожить нас, – Ноа отстраняется и снова заглядывает ему в глаза. – Но ведь это неправда. Ты создал нас, ты любишь нас. Ты любишь меня. Верно?

Маленькая девочка в его руках. Она плачет, и слёзы мешаются с потом и кровью. Голова на его плече, ручки – на шее. Просто маленькая девочка.

– Я заберу тебя, Мими, – говорит он, как и много лет назад. – Всё будет хорошо.

– Ты не бросишь нас и не убьёшь, верно? Верно?

Наоми не слушает и раз за разом повторяет свой вопрос. Девкалион не в силах сказать ей правду, но она не желает слышать её в его молчании и ждёт, а зрачки девушки всё расширяются.

– Верно? Верно?

Мужчина не слышит ничего, кроме этого слова. Ни тиканья часов, ни стука капель в коридоре. Всё вокруг вторит одно. Ему кажется, что потолок, стены, кровать спрашивают о том же.

Присутствие третьего не может быть не замечено: пришедший не прячется, не старается скрыть шагов. Он врывается как вихрь, буран, торнадо; номер, опустевший с его уходом, вновь оживает и становится пристанью хаоса.

Вожак слышит его, но не воспринимает. Только крик вопроса и достигает его разума, а потом и он тонет в истошном вопле.

– Джеймс, не надо! Он не ответил! Джеймс!

Наоми дёргает вожака на себя, но поздно.

Свист пули такой тонкий и протяжный, незначительный и не волнующий, что кажется неважным.

Сердце Девкалиона бьётся сильно, бьётся неистово, бьётся всего лишь в паре миллиметров от её груди. Оно сокращается и живёт, хотя смерть уже поразила тело.

Какая-то мысль – ясная, молниеносная – проносится в глазах вожака прежде, чем Ноа осознаёт происходящее. Она отпускает его плечи и отскакивает, как ужаленная, рот её кривится в немом крике. Наоми трясёт, и кровь, попавшая на одежду, жжёт сквозь ткань.

Тело падает не сразу, словно не может смириться с тем, что что-то столь маленькое, как пуля, смогло его одолеть. Оно такое большое и крепкое, а она – крохотная, но стремительная и неумолимая.

Джеймс мыском обуви пару раз толкает руку рухнувшего вожака, затем усаживается на корточки и с любопытством смотрит.

– Он… он мёртв, – Ноа еле ворочает языком, и волна ужаса окатывает её, когда мужчина поворачивается к ней.

– Бывает, – просто отвечает он, постукивая дулом пистолета по лбу Девкалиона. – Хотя, если подумать, он же волк, да ещё и альфа. Может, этого мало? Ты не против? – и ещё до того, как до Ноа доходит вопрос, несколько выстрелов сотрясают комнату. – Другое дело.

– Ты что наделал? – вниз, на размозжённое лицо, девушка не смотрит.

– Да знаю я, – с недовольством соглашается Джей. – Надо было убить его как оборотень. Но так быстрее. И нотацию прочитать не успел. Я много фильмов смотрю и знаю, что, если не убить сразу, можно крупно облажаться. Разговоры и выяснения спасают жизни.

– Ты зачем это сделал? – обрывает его Наоми, и голос её дрожит. Совсем не этого она ожидала, не этого хотела.

– Мне было скучно, – пожимает плечами мужчина и встаёт. – Да ладно тебе, Ноа, он же такой зануда. Если тебе так интересно, чем бы закончился ваш разговор, отвечу: либо, как наш альфа, он приказал бы не лезть к МакКоллу, либо убил нас. Лично я склоняюсь ко второму варианту. Потому, следуя математике, я посчитал, что он пожил достаточно, да и нас двое, и решил, что лучше умрёт он, чем мы. Конец.

– Но он даже не ответил…

– Пошевели мозгами. Если бы он хотел отомстить МакКоллу, мы бы не отсиживали задницы в этом месте, а готовили план. Девкалион выгадывал момент, чтобы избавиться от нас и начать новую жизнь, но я оказался внимательнее.

Наконец, способность двигаться возвращается, и девушка приближается к Джеймсу. С опаской, но готовая верить вновь.

– И что мы будем делать теперь? Без альфы?

– Я альфа. А ты ею станешь. Вот уж из-за чего не стоит беспокоиться, – уверяет Джеймс, ненароком направив пистолет в её сторону. Когда она вздрагивает, он почти с удивлением взирает на оружие в своих руках. – Как думаешь, может, и МакКолла пристрелим? – и, встретив испуганный неодобрительный взгляд, сам же и отвечает. – Ты права, слишком скучно, никакой интриги. Мы же не гангстеры, в конце концов.

– А что делать с ним?

Они оба смотрят на тело. Джейми вытирает рукоятку пистолета о футболку и бросает его на пол.

– Здесь повсюду наши следы, – указывает Наоми на очевидный факт.

– Никто нас не найдёт, Ноа. Да и его тоже; по крайней мере, не в ближайшее время, люди редко здесь появляются.

– Но нельзя оставлять его вот так. Это же Девкалион, – сейчас, когда в руках Джеймса нет пистолета, и он кажется больше рассеянным, нежели угрожающим, Ноа позволяет дрожи утихнуть. Всё это кажется ей сном, мутным ночным кошмаром.

– Конечно, можно, – не соглашается мужчина. – Если бы МакКолл был достойным альфой, он бы и сам его убил, чтобы показать, что бывает с теми, кто идёт против его силы. Но мальчишка отпустил Девкалиона, и тот вернулся, выставив свою немощь на показ. Слабак заслуживает такой смерти, – выражение лица Ноа делает его тон снисходительным.

– Впрочем, можешь немного поплакать в машине.

– В машине?

– Здесь мы не останемся. Подождём немного, а затем отправимся прямиком в Бейкон-Хиллс.

Её ладонь, липкая от холодного пота, находит его и дёргает.

– Подождём? Чего?

Джеймс улыбается, действительно улыбается, и в это мгновение кажется вполне нормальным.

– Мы почти готовы встретиться с МакКоллом. Осталась одна деталь, – его взгляд опускается на одно из пулевых ранений на теле бывшего вожака, и ухмылка становится шире. – Одна очень маленькая деталь.

========== Глава 2 ==========

Наши дни

Сначала она видит незнакомый потолок. На потолке её родной комнаты – трещина, закрашенная белой краской, а этот – цельный, неровный и абсолютно не тот.

Бейли взирает на него сквозь толстые линзы очков, и пылинки, потревоженные движением тела на постели, оседают на них, едва закончив незатейливый воздушный танец.

Девушке впервые доводится проснуться за пределами своей спаленки, где всегда день и на стенах мигают серебристые звёздочки. Но ни тоски, ни страха она не испытывает; ею владеет детское любопытство. Не терпится занять руки, не терпится жить, вкушая всё, что дают. Запахи, звуки, даже небо – всё кажется иным, неизведанным и прекрасным.

Узкие ступни сжимаются, касаясь половиц, и Бейли плотнее закутывается в одеяло, прежде чем открыть окно. Её встречает колючее пасмурное утро, которому она в свою очередь улыбается. Всё, что совсем недавно занимало мысли и мучило, отошло на задний план; начиналось что-то новое, и девушка готова принять это.

Переезд дался ей легко, легче, чем развод родителей и появление человека, послужившего тому причиной. Вдали оказалось проще. Боль не исчезла, затаившись, но сердечная рана скорее ныла, нежели нарывала. Здесь, в Бейкон-Хиллс, Бейли впервые за последние месяцы ощутила, что свободна. И пусть чувство это иллюзорно и смешно, а руки связаны обещаниями, жизнь бурлила в венах, и будничные дела и заботы уже сковали разум.

О многом предстояло подумать. О новой школе, о выпускных экзаменах, о поступлении и череде задач, нуждающихся в решениях. Уехать в середине учебного года, да ещё и когда ты в последнем классе, – это безрассудно, глупо и противоположно тому, как поступила бы обычная Бэй: этот маленький мышонок, тонущий в безразмерных свитерах, всегда теряется в толпе, имеет ясный ум и простодушный взгляд на вещи. Спонтанные решения вроде этого – не в её стиле; и тем не менее по какой-то причине – а может, их было несколько – домашняя девочка сорвалась с места, влекомая чем-то бо́льшим, чем сама её суть.

– Здрасьте! – за оградой дома напротив появляется старушка из тех божьих одуванчиков, которые хрупки на вид и черствы внутри. Она вытаскивает из почтового ящика сложенную в трубочку газету и только тогда обращает на Бейли внимание. Не только рука, но и почти весь её торс клонится на клюку, и девушке жаль её ровно до того момента, как глаза-бусинки окатывают её волной презрения.

Старуха, словно вспомнив былые дни, забыв о хромоте и артрите, с силой, которой позавидовал бы и молодой здоровый мужчина, швыряет газету, целясь точно в голову Бейли. И хоть Бэй понимает, что расстояние между ними велико, всё равно ныряет под подоконник от греха подальше. Она ждёт ругательств и криков, но улица молчит, и девушка позволяет себе приподняться и выглянуть наружу. Так и есть: соседки и след простыл.

– Фу-у-ух, – выдыхает, утирая со лба то ли пот, то ли попавшие на него дождинки. – Напугала, – признаётся самой себе и показывает в окно язык, кому – непонятно.

Бейли ещё стоит, вглядываясь в утренний туман, когда дверь теперь уже её комнаты открывается.

Он входит, широко разведя руки, в каждой – по огромному надувному шару. На голове – колпак, в зубах – нечто, на первый взгляд напоминающее фантик. Дядя дует в праздничный свисток, и бумажный язычок вытягивается, пестря зигзагообразным рисунком.

На секунду оба – мужчина и девочка – застывают, с недоумением глядя друг на друга, а затем Бейли разражается хохотом.

– Ты… ты чего удумал?

– Ты почему не спишь? – отвечает вопросом на вопрос Бобби Финсток, вытаскивая изо рта свистушку, и племянница понимает, в каком виде предстала перед ним: закутанная с головы до пят в одеяло, как в кокон, с всклокоченными волосами и лицом, слишком бледным после неудачного «знакомства».

– Да я там… Знаешь, – брюнетка неопределённо машет в сторону окна, и мужчина подходит ближе, чтобы взглянуть. Лицо его осветляет догадка.

– Мисс Голлум, – Финсток с неприязнью глядит на дом, и на вопросительный взгляд поясняет: – Вечно носится со своими газетами, гладит их, разве что не шепчет: «Моя пре-елесть», хотя, может, и шепчет, просто я не слышал…

Бейли смеётся, прикрываясь ладонями.

– Отвратительная женщина, – продолжает Бобби, оставляя свистульку на подоконнике, а шары отпуская взлететь к потолку, – просто чёртова заноза в моей з…

– Ладно, ладно, я поняла, – перебивает девушка, и серые глаза, тёмные, как грозовая туча, но тёплые, подобно слепому дождю, сияют ему за очками. – Ты её не любишь. И кличку дал. А как её на самом деле зовут?

Мужчина пожимает плечами.

– Не обращай ты на неё внимания, – советует он. – Тебе вообще пора в школу собираться.

– Да, я уже вижу, как опаздываю, всего-то три часа осталось, – щурится девочка. – Знаю, зачем ты пришёл, – и обвиняющий палец тычет ему в живот, который тут же издаёт звук умирающего кита.

– Мужчина должен хорошо и много питаться, – с гордостью замечает Бобби, пока Бейли выпутывается из одеяла и подтягивает пижамные штаны, словно выходит на ринг.

– Из-за таких, как ты, мамонты когда-то и вымерли, – парирует племянница, – у тебя не желудок, а чёрная дыра.

Она запрыгивает ему на спину заученным, лёгким движением. Так, словно ей снова шесть. Бэй снимает с его головы колпак и нахлобучивает себе на голову.

– Спасибо за шары, – говорит девушка.

– Подкуп, чтобы ты приготовила завтрак, – фыркает мужчина.

Она обнимает его за шею, единственного из своей семьи, который никогда, ни единого разу не ранил её, не обидел, не предал; который дразнился, когда она, глупая по малости лет, отказывалась признать, что любит его, до тех пор, пока они вместе – взрослый и ребёнок – не нашли компромисс. Бобби Финсток – непростой человек, но для Бейли он всегда был и будет самым понятным из всех.

– Это было необязательно, – улыбается она, пусть в этот момент мужчина и не может её видеть, – ты же знаешь, что я не позволю тебе умереть от голода, пирожок.

***

Бейли Финсток исполнилось восемнадцать несколько месяцев назад, а старше шестнадцати ей всё равно не дают: смешная, неряшливая, в огромных очках, она напоминает птенца, нежели оперившуюся птицу. Немудрено, что старшеклассники, завидев её, указывают дорогу к младшим.

– Я выпускница, – объясняет стойкая, как оловянный солдатик, девушка и показывает неверящим расписание.

– Вот те и на, – с умным видом изрекает один и, придвинув к себе микроскоп с парты, направляет его на девчушку. – А так сразу и не скажешь. Лицо круглое, ручки маленькие, глаза больши-и-ие и наивные.

– Ты, Патерсон, с виду производишь впечатление нормального человека, но это тоже обманка, – парирует вторая, и замеревшая у входа в класс Бейли видит рыжую девушку. – Садись и не обращай внимания.

Финсток семенит и плюхается на место позади неё, прижимая к груди рюкзак. Одноклассница оборачивается и кладёт ногу на ногу. В ней нет ничего хоть отдалённо похожего на Бэй, – она одета откровенно, лицо – упрямо и хорошо собой, выдержка уверенная – но это не смущает. Бейли, открытая миру и добрая ко всем, не питает неприязни даже к старушке-соседке, и собственный антипод её тоже не пугает.

– Лидия Мартин, – представляется рыжая, и губы складываются в подобие улыбки, хотя глаза молчат. Они внимательны, совсем не юны, немного насмешливы и печальны. – Так ты, значит, новенькая?

– Бейли Финсток. Можно просто Бэй.

– Финсток? – зелень глаз прячется за прищуром. – А ты, случайно…

– Случайно, – успевает подтвердить девчушка, прежде чем дверь класса захлопывается за статной женщиной.

– Начинаем. Все по своим местам, – преподавательница хлопает дверью и обводит учеников взглядом.

Бейли только и успевает, что из-за плеча Лидии рассмотреть название темы в её тетради, когда учительница встаёт рядом с ней и сухопарая рука касается плеча.

– Полагаю, Бейли Финсток – это ты? – женщина приветливо улыбается, но девушка всё равно съезжает под парту, стараясь укрыться от взглядов, и кивает. – Меня зовут Натали Мартин, я – учитель биологии и по совместительству психолог. Понимаю, что переезд и новая школа в выпускном классе могут выбить из колеи, так что, если тебе что-то будет нужно…

– Мама, – вздохнув, одёргивает рыжая. – Перестань. Ты её только смущаешь.

Натали переводит взгляд на дочь и хмурится:

– Я только хочу сказать, что нужно войти в её положение и постараться помочь адаптироваться.

– Да, мы поняли, – Лидия с какой-то снисходительностью смотрит на мать и обращается к Бейли: – Если биология не нужна тебе для поступления, советую хорошенько подумать, прежде чем здесь оставаться.

Финсток, словно извиняясь, улыбается преподавательнице, которая с недовольным видом возвращается за свой стол.

Но Лидия Мартин не отворачивается. Склонив голову набок, она спрашивает:

– Так биология нужна тебе для поступления? И кем ты хочешь стать?

Бейли поднимает голову и бурчит себе под нос:

– Невидимкой, – и закрывает пылающее лицо руками.

***

– По тебе не скажешь, что ты любишь лакросс, – говорит Мартин, когда они с Бейли приходят на поле после урока.

– Да, я бы тоже не сказала, что ты фанат математики, – пожимает плечами девушка и делает шаг назад, позволяя тренирующимся пробежать мимо.

– Мне нравится математика.

– А мне нравится мой дядя, который любит лакросс, – поясняет Бэй, и Лидия фыркает, покрепче перехватывая тетради и учебники. – В любом случае у меня сейчас окно, так что почему бы не посмотреть на десяток потных тел.

Она усаживается на трибуны с ногами и, сняв с плеч рюкзак, ставит его рядом. Рыжая перехватывает свои учебники с тетрадями и прижимает их к груди.

– Что ж, тогда я пойду. У меня потом химия, ты на неё ходишь?

– Хожу, – признаётся Бэй. – Но тебе она, конечно, нужна не для поступления, а просто нравится? – дразнит она новую знакомую.

– А тебе для поступления? – тут же наступает Лидия. – Собираешься стать врачом?

– Подрывателем, – отшучивается Бейли и откидывает голову назад. Солнце слабо щекочет её из-за туч и ослепляет бликом на очках. Она отмахивается от него, как от насекомого.

Некоторое время они молчат, Мартин отчего-то не уходит, а Финсток всё жмурится, стараясь немного расслабиться. Когда на лицо её падает тень, она открывает глаза и видит, как Лидия машет кому-то рукой. Два игрока приветствуют её с поля. Бейли не ждёт объяснений, но рыжая говорит:

– Мои друзья. Стайлз и Скотт.

– Стилински и МакКолл, – добавляет Бейли. – Я только приехала в город, но благодаря дяде слышу эти имена чаще своего.

Впервые Лидия улыбается. Почему-то рядом с этим темноволосым комком, в несуразно объёмной одежде и секонд-хендовских ковбойских сапогах, ей становится спокойнее. В жизни Мартин случалось всякое, и после смерти Эллисон мир она видела в очень неприглядном свете; но девочка по имени Бейли как будто пришла откуда-то извне.

– А вон там, – красавица школы указывает на другой конец поля. – Кира. Она тоже мой друг. И девушка Скотта.

– Один из твоих друзей сейчас упадёт замертво, – перебивает её Бейли, пропустив мимо ушей последние слова.