Текст книги "На привязи (СИ)"

Автор книги: Jaynie

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Не волнуйся, я никуда не тороплюсь. Можешь подумать над ответом ещё пару часов.

– Что тебе нужно? – обрывает его Хейл.

Мужчины сверлят друг друга испытующими взглядами, а потом Джеймс улыбается – левый верхний уголок его губы приподнимается:

– Бейли.

«Как и всем, – думает Питер. – А вот ей, похоже, никто не нужен».

На мгновение кажется, что Джеймс читает его мысли, потому что улыбка его становится шире, показываются зубы, и складывается ощущение, что он с трудом сдерживает себя от того, чтобы ощериться.

– Ты пришёл не в то место, где её следует искать, – бросает Питер.

– Но я пришёл к тому, кто может её найти, – Джей пожимает плечами. – Вызволить на свет. Вернуть к обычным смертным. Называй, как хочешь.

«Чокнутый».

– Сам ты чокнутый.

«Отлично. Теперь он научился читать мысли».

Джеймс отталкивается от стены и подходит к Питеру:

– Я не в восторге от того, что нахожусь здесь. С гораздо большей радостью я бы оторвал тебе голову.

– Да, я предпочёл бы сделать с тобой то же. Может, тогда ты перестанешь нести чушь? – с иронией замечает Питер.

Тот, кого он искал, тот, кто был нужен ему для того, чтобы стать альфой, стоит прямо напротив, а Хейл и с места не сдвигается.

Ему хочется его убить, хочется стереть эту ухмылку с его лица, вывести безумие из расширившихся зрачков мужчины, но сейчас это не кажется таким важным.

Он убьёт его когда-нибудь потом. Наверное.

– Но ты нужен Бейли, – Джеймс произносит эти слова так, словно ему пришлось пережевать их не один раз, прежде чем он смог выдавить их вслух. – Не только на её стороне, но и для того… Чтобы она смогла вернуться.

– Вернуться?

– Странная это вещь – доверие, – продолжает Джейми, словно не услышав. – Стальной трос, удерживающий двух людей, который в мгновение может превратиться в нить, готовую порваться, – глаза у мужчины мутные, безумные и печальные. – К несчастью для меня, ты – единственный, кому Бейли доверяет.

Питер качает головой. Меньше всего на свете ему хочется слушать монотонные размышления Джеймса Скотта. И тот, словно прочитав его мысли, – у Питера уже не первый раз такое ощущение, – старается изъясняться понятнее:

– Вопрос не в том, где находится Бейли. Вопрос в том, как её вернуть, – пауза. – Как не дать маленькому клыкастому монстру разорвать тебе горло. Как приручить дикого зверя.

Питер начинает понимать, – не из путанных «объяснений» Джеймса, а потому что когда-то он уже видел нечто подобное. Мужчина хватает безумца за ворот его мятой рубашки и притягивает к себе. Джеймс, кажется, не замечает этого.

– Бейли не может держать своего волка под контролем?

– М-м-м… я бы сказал, что это волк временами не удерживает её, – тянет Джеймс. – Ты же знаешь, обращение не всегда проходит гладко. Некоторые умирают, а некоторые сходят с ума. Вернее, они не сходят с ума, их поглощает животная часть, но людям-то это откуда знать. В психушке её бы назвали буйной помешанной. Возможно, нас бы даже разместили в соседних палатах.

– Где она?

– Ты знаешь, где. Или я ошибся в тебе? – Джеймс не удерживается от саркастичного: – А если так, то она тебя съест. И это не метафора. Сначала она, скорее всего, выцарапает тебе глаза; говорят, они – самая сладкая часть в теле человека. Логичнее было бы оставить на десерт, но это же букашка, она любит удивлять.

Питер отталкивает его от себя и размашистым шагом идёт на выход, но голос Джеймса вновь его останавливает:

– Такие, как Бейли, одержимы жаждой, – последнее слово он произносит почти ласково, словно говорит о ребёнке, возжелавшем конфетку. – Дай ей это, или на пути к своей цели она убьёт всё живое в радиусе пяти миль. Если букашка не утолит свою жажду, то не сможет вернуться: так и останется опасным зверем, пока сотни людишек, запуганных до смерти, не решат пристрелить животное, обитающее в их лесах. Понимаешь, о чём я говорю?

Питер понимает. Семнадцать лет назад его родная сестра Талия получила три шрама от одного такого оборотня, двое её друзей умерли. Обращённому было одиннадцать.

Если обращение Бейли и в самом деле пошло по этому пути, то что он может? Как, по мнению Джеймса, он может ей помочь? И при чём тут чёртово доверие?

Мужчина вспоминает, какой одержимой казалась ему Бейли в последний раз. Почему он не заметил этого? Она возжелала смерти Скотту, ещё будучи человеком, однако какой безумной Бейли казалась в тот день в больнице!

«Чёрт. Чёрт. Чёрт. Чёрт».

– Она никого к себе не подпустит и нападёт на любого. Но ты можешь попробовать. Преподнеси ей голову МакКолла, и Бейли сможет вернуться.

– Почему ты сам это не сделаешь?

– Я? – Джеймс морщится, словно Питер ткнул пальцем в загноившуюся рану. – Скажем так, Бейли не особо рада меня видеть. Повезло, что у меня ноги длинные, её очаровательные зубы были во-от на таком расстоянии от…

– Ты её видел?

– Да она не особо пряталась: Бейли половину ночи бродила по этому району. Но стоило мне подойти, как оказалось, что я не самый желанный гость для неё. Если честно, я удивлён её свирепости; если она такая сейчас, что будет с ней в полнолуние?

Если уж Бейли даже к Джеймсу отнеслась так… Что бы ни сделал Джеймс Скотт, они с Финсток были навечно связаны; он убил её родителей, но гнев её обратился на глупого мальчишку – вот насколько сильна была эта связь.

Он – тень от её тени, и раз уж девчонка ему чуть лицо не откусила, то что, спрашивается, ждёт при встрече с ней Питера?

– Вряд ли мне она обрадуется больше, – замечает Хейл.

Джеймс пронзает его одним из своих коронных взглядов – безумным и вместе с тем необычно здравомыслящим; в такие моменты Питеру кажется, что Джеймс более разумен, чем все они.

– Мы с Бейли связаны так, как вы с ней никогда не будете, – бросает Джеймс, а после с неохотой добавляет: – Но она тебе доверяет. В отличие от меня.

Доверие, доверие, доверие. У Питера уже челюсти сводит от этого слова, – что одна, что второй вечно втирают ему про это бессмысленное доверие.

Кого оно спасало? Кому помогало? Доверие лишь подвергает людей опасности.

– Что ж, стало быть, не убей ты подругу Бейли, сейчас она бы с радостью бросилась тебе на шею? – насмешливо спрашивает Питер.

Лицо Джеймса темнеет от гнева, но злится он, как ни странно, не на Хейла. Какая-то застарелая ярость искажает его черты, искривляет рот и срывает утробный, нечеловеческий звук с его губ.

Впрочем когда мужчина поднимает взгляд на собеседника, он выглядит почти спокойным:

– Ах, старая добрая Алисия, лживая тварь с кукольным лицом, – тянет он. – Так Бейли тебе о ней рассказала? Уверен, что я выступил в её рассказе в роли чудовища, который из ревности убил её милую тупую подружку.

У Питера много проблем, и есть чем заняться, но это давно дразнит его любопытство – причина, по которой Джеймс на самом деле убил Алисию.

Это Бейли могла искренне принимать за правду, что дело было в собственнической натуре Джеймса. Питер же отказывался верить, что на всём белом свете есть хоть один человек, чья причина могла бы звучать столь нелепо.

А если такой и есть, то это не может быть альфа, чей отец был одним из самых жестоких тиранов среди оборотней, и который сам не стеснялся идти к цели, выгрызая себе тоннель из трупов.

– Почему ты всё-таки убил её?

Джеймс Скотт улыбается. Он выглядит почти нормальным, и хоть иногда речь его становится чудаковатой, это не звучит, как прежде, столь безумно. Может быть, он никогда и не был безумцем, может быть, это была одна из тысячи его ролей.

Может быть…

– Это длинная история, Питер Хейл. А у тебя не так много времени до полнолуния.

Питер так и не понимает, почему Джеймс пришёл к нему, причём здесь доверие и каким образом он должен суметь помочь Бейли. И у него больше нет лишней минуты задаться этими вопросами.

Он бросает последний взгляд на Джеймса. Ещё есть возможность свернуть ему шею и забыть обо всём, оставив позади этот чёртов город. И плевать ему на маленькую сбрендившую девчонку, шатающуюся по улицам.

– Не верю, что делаю это, – выдыхает Питер.

Чёртова Бейли Финсток.

– И никогда не поверишь, – говорит Джеймс, когда того уже и след простыл. – Я вот до сих пор не верю, что всё это из-за неё.

Джеймс Скотт глядит на распахнутую дверь квартиры и вместо неё видит старую ясеневую дверь и четырнадцатилетнюю девочку за ней. Образ исчезает, вытесненный другим – острым фарфоровым личиком со светлыми, как пшено, крашеными волосами.

Джеймсу никогда не удастся избавиться от призрака Алисии Скотт.

***

Джеймс помнит день, когда его сестра появилась на этот свет, а мать отправилась на тот.

Это был хороший день.

Мать он не любил. Она была, как и его отец, жестока и жадна до власти; она любила кровь, особенно ту, что проступала из ран сына от её ударов.

Алисия была другой. Грегори так и сказал сыну, едва девочка появилась на свет: «Никто не должен знать, что она твоя сестра, ты понял, Джеймс?»

Он понял. Стоило ему зайти в комнату, где спешно пеленали кроху, как он почуял запах – иной, не похожий на запах людей из его окружения. Алисия Скотт родилась человеком.

Грегори возненавидел дочь, едва она издала свой первый крик. Мало того, что маленькая дрянь лишила жизни его жену, так и родилась… обычной.

Джеймс, помнится, тогда удивился. Он не знал, что у потомственных оборотней тоже могут рождаться обычные дети. Тогда ещё мальчишка, он не испытал к сестре ни любви, ни, напротив, отвращения, но был благодарен ей за смерть матери. Жаль, что их отец не скончался от постигшего его позора.

Грегори Скотт сказал всем, что дитя умерло вместе с его женой. Но Алисия продолжала жить, расти и расцветать, к несчастью своего властного отца.

Джеймс так и не нашёл в себе сил спросить, почему тот не выкинул «вшивого» ребёнка на помойку, а тот никогда не говорил. Они просто жили, укрывая девочку в доме, куда не проникал ни единый луч солнечного света.

Алисия Скотт росла затворницей, для которой вселенная начиналась и заканчивалась отцом.

Джеймс удивился, узнав, что Алисия любит отца. Она была готова на всё, чтобы заслужить его похвалу, но он никогда не говорил ей ни одного доброго слова.

Её рождение разочаровало его настолько, что ничто не могло умалить его искромётной ненависти к этому созданию.

А если бы Грегори хоть раз взглянул на дочь, если бы присмотрелся, – узнал бы, что она похожа на него, что ум её остёр и хитёр, что кукольное лицо её лишь с виду безобидно.

Так же, как он не хотел ничего, кроме власти и славы, так и она не стремилась ни к чему, кроме его любви.

Но до самой его смерти она так и не получила желаемого.

Это Джеймс вздохнул свободно, это он продолжил дело отца, это он пугал всех безумием, взращённым в нём Грегори. Для Алисии же весь мир схлопнулся, но желания остались.

Пусть отца больше не было, она продолжала делать всё, чтобы доказать, – возможно, самой себе, – что она всё равно лучше Джеймса. Хоть она и не унаследовала самую важную сторону их семьи, внутри Алисия была прирождённой Скотт.

Бейли Финсток она выследила за полтора года до того, как на её след напал Джеймс. Алисии так понравилось, что она обошла брата в этой странной игре, что игралась со своей маленькой мышкой долгие месяцы.

Впервые она оказалась лучше брата.

Джеймс впоследствии так и не смог объяснить себе, что, в конечном счёте, сыграло решающую роль в убийстве Алисии.

Причин было много.

Причина первая: Алисия напоминала ему о семье, которую он ненавидел; причина вторая: Алисия была уменьшенной копией отца и то и дело вставала на его пути, путая карты; причина третья: Алисия хотела убить Бейли.

Скажи она это до того, как он сам встретился с Бейли Финсток, он бы согласился, не раздумывая, лишь бы сестра на время угомонилась.

Но к моменту, когда она пришла к нему и сказала, что хочет сама лишить её жизни, Джеймс уже не хотел убивать Бейли.

В то время он уже любил её, как битый щенок любит ласковую ладонь хозяина.

Но Джеймс Скотт никогда не расскажет Бейли правду об Алисии, – о том, что та была его сестрой. Уже тогда Финсток смотрела на него иначе, чем в первые их месяцы; уже тогда она искала причину его оставить.

Джеймсу легче было притвориться психом, способным на всё, заставить её бояться его, чем позволить ей уйти.

А если бы Бейли знала, что у него имелись настоящие причины убить Алисию, что это был не порыв и не очередная его вспышка агрессии, она бы оставила его в тот же час.

Отец учил Джеймса, что страх правит миром. Тот ему не верил, но Грегори оказался прав.

Впервые в жизни отец дал ему дельный совет. И благодаря ему девушка с прекрасными серыми глазами оставалась с Джеймсом ещё несколько лет.

***

Питер исполнен уверенности, что найдёт Бейли на пепелище. Это нормально – вернуться туда, откуда всё началось; ненормально то, что никого из её придурковатых дружков тут нет.

Впрочем, если говорить начистоту, это не первое место, куда Хейл отправился. И, ступая по мягкой осыпающейся земле, – по праху, – он знает, что до полуночи осталось не более двадцати минут.

И что удивительно, Бейли он находит сразу. Как и сказал Джеймс, она и не думает прятаться. Это от неё нужно прятаться.

– Бейли.

Девушка поворачивается к нему, немного склонив голову набок, то ли присматриваясь, то ли принюхиваясь.

Ночь скрывает её лицо, но Питер замечает, что выражение у него дикое и враждебное. И когда выплывает из облаков луна, Бейли вздёргивает голову кверху так, что свет скользит по знакомым мужчине чертам, и он еле подавляет желание отступить.

Ни один зверь не может напугать так, как пугает звериная сущность, заключённая в личину человека, – сущность необузданная, неприрученная, жаждущая крови.

– Бейли.

Она не двигается с места, и он – тоже. Что-то подсказывает ему, что один неверный шаг, и какая-то его конечность может оказаться лишней. Пусть Бейли и замерла, но как зверь, готовый к прыжку.

– Бэмби.

Девушка вздрагивает.

Питер считает это хорошим знаком и делает к ней шаг. Второй. Третий.

Может, рычание ему лишь чудится, но мужчина предостерегающе, словно успокаивая, приподнимает руку, и янтарные, как фонари, глаза следят за ним.

– Спокойно, Бэмби.

Финсток склоняет голову, не отрывая от мужчины выжидающего взгляда, и вроде как подаётся к нему навстречу, – незаметным, неуверенным движением.

И всё летит к чёрту.

Бейли действительно движется к Питеру, – чересчур быстро и неосознанно – и Хейл перехватывает её до того, как ей, этой маленькой смертоносной фурии, удастся сбить его с ног и сбежать.

Мужчина прижимает девушку к груди, удерживая в кольце рук, ощущая, как она бьётся, стараясь разорвать хватку. Когти впиваются ему в рёбра, разрывают футболку и плоть, и зубы впиваются в кожу чуть ниже плеча.

Бейли не просто кусает, нанося увечье или стараясь отхватить кусок от его тела, она вгрызается и не отпускает, и боль становится невыносимой.

Одной ладонью Питер обхватывает её шею и удерживает в том же положении, позволяя волчьим зубам добраться до самой кости; вторую кладёт на поясницу девушки.

Хейл понимает, что, выпусти он когти, сдерживать Бейли было бы проще, но…

– Тише, Бэмби. Всё хорошо. Я здесь. Всё хорошо.

Над ними поднимается луна, и попытки освободиться становятся яростней. Девушка прижата к нему настолько плотно, что не в состоянии добраться до его грудной клетки и вырвать сердце, но спина мужчина не защищена абсолютно.

Десять когтей высекают борозды на теле Питера. Бейли нажимает так сильно, что и одного раза достаточно, чтобы оставить шрамы. Но она не останавливается, как будто желая содрать с него кожу.

– Знаю, ты хочешь убить МакКолла, – сквозь сжатые зубы шипит Хейл и замечает, что на звуке последнего слова она навостряет уши. – Но если ты сейчас же не придёшь в себя, клянусь, я тебя отшлёпаю.

Бейли глухо рычит.

– Я уже говорил тебе: если хочешь убить МакКолла, – действительно хочешь, – сделай это с ясной головой. И плевать мне, что говорит Хеймс. Если таково твоё желание, сначала приди в себя. Поняла?

Когти впиваются во всю длину. Питер резко выдыхает.

– Или я буду стоять тут и мешать тебе до конца. Слышишь, Бэмби? Ты меня слышишь?

Бейли, как кошка, продолжает держать его за плечо зубами, но давления мужчина не чувствует; она не ослабляет хватки, но перестаёт терзать, ведь он сказал: «МакКолл». Это всё, что она воспринимает?

– Не заставляй меня делать тебе больно, – шепчет Питер ей на ухо. – Если нужно сломать тебе ноги, чтобы ты осталась здесь, я это сделаю.

– Какое тебе дело до мальчиш-ш-шки?

Голос у Бейли странный, точно не человек говорит, а змея обрела дар речи, – шипящий и малопонятный. Но Питер его различает.

– Поверь, на него мне плевать, – мужчина делает паузу, а потом сжимает девушку крепче. Она немного сдвигается с места, и её когти оставляют царапины на его спине. Он этого не замечает.

Перед глазами у Бейли – красная пелена. Не разумом, а инстинктивно она знает, что, если Хейл ослабит хватку, ей хватит и мига, чтобы свернуть ему шею и уйти. А сейчас ей достаточно руками обхватить его позвоночник, дёрнуть, и всё будет кончено.

Но когти и зубы её лишь кромсают плоть, и девушка ждёт, когда боль для него станет одной большой вспышкой, и Питер разорвёт это «объятие». Он не разрывает. А она не убивает его.

Почему?

Бейли помнит, как Джеймс прошлой ночи подошёл к ней – далеко не так близко, как Питер, и тело её среагировало быстрее, чем мозг. Она рванулась к нему с ясным намерением уничтожить. В тот момент в ней ещё оставались крупицы разума, удерживающие её от того, чтобы вернуться в дом Скотта.

Девушка закрывает глаза, укрываясь и от пелены, и от луны, влекущей её к себе. Несколько минут до полуночи.

Кровавая завеса никуда не исчезает, и на языке – вкус крови Питера.

Не Скотта. Питера.

Бейли старается ухватиться за ускользающее сознание, но это трудно. Она ощущает в себе что-то, что не в состоянии контролировать, и оно набирает мощь.

– Знаю, что это тяжело, но оставайся со мной, Бейли.

– Питер.

Мужчина отнимает ладонь от её шеи. Она поднимает к нему лицо с мазками его крови на щеках и красной слюной вокруг рта.

– Я здесь, Бэмби, – Питер обхватывает её лицо ладонями, ощущая, что больше не чувствует когтей, – только маленькие ладони возле саднящих ран.

– Я не понимаю… Я… Мне страшно.

– Просто продолжай говорить со мной, ладно?

Бейли икает, и в этот миг выглядит как напуганный ребёнок в изорванных, кровавых одеждах, с листьями и прутиками в нечёсаных волосах. Ребёнок, который в любой миг может перегрызть ему глотку.

– Пожалуйста, не оставляй меня, только не оставляй меня одну.

– Не оставлю. Я уведу тебя отсюда и буду рядом всю ночь. А утром, когда ты придёшь в себя, мы решим, что делать дальше. Хорошо?

Бейли кивает.

В голове словно туман, и сквозь него до неё доносится голос Питера. Если исчезнет и этот голос, ничего не останется, – и её в том числе. Лишь луна и монстр.

– Не думаю, что это хорошая идея.

Питер поворачивает голову к говорящему, а Бейли и вовсе не реагирует.

Джексон смотрит на полную луну, взошедшую над ними, вздыхает и смотрит на двоих:

– Самое время отойти от моей сестры подальше, Питер. Нужно было уводить её до того, как Скотт найдёт её.

Плечи Питера напрягаются. Бейли ничего не делает, даже не пытается, но он ощущает, как она снова ускользает. И на пепелище появляются Скотт и Стайлз.

========== Глава 21 ==========

Бейли улавливает искомый запах, ощеривается и с лёгкостью вырывается из рук Питера, – юркое маленькое животное с ужасающе длинными клыками, а не человек.

Несмотря на внезапность происходящего, – появление двух подростков и возвращение «зверя», – мужчине удалось бы перехватить Бейли, если бы не одно «но»: Джексон.

Парень, возникший словно из воздуха, срывается с места почти одновременно с сестрой и оказывается прямо за спиной мужчины. Питер ощущает, как пальцы Уиттмора впиваются в глубокий укус на плече.

Только сейчас Хейл понимает, как сильно девчонка его потрепала: кожа на спине висит лоскутами, несколько рёбер сломано, и всюду раны, не перестающие кровоточить.

И всё-таки тот факт, что Джексон не просто затормаживает его, а удерживает, застаёт врасплох. Уиттмор заламывает ему руки, вынуждая опуститься на колени, – не столь позорная, сколько нелепая ситуация.

Плевать, если бы это был Скотт или Джеймс, – по крайней мере, они альфы. Но этот щенок?

Питер пытается избавиться от Джексона, однако это не так-то просто. Рёбра тут же отзываются болью, и каждое движение сопровождается звуком, который ни с чем не спутать: это звук рвущейся кожи.

Ощущение тёплой крови на спине тут же напоминает о том, что и в лучшем случае он выглядит как человек, которого огрели плетьми раз тридцать.

Хватка Уиттмора становится сильнее, но на Хейла он не смотрит. Что говорить, и сам Питер, пытаясь от него избавиться, не отводит взгляда от того, что происходит впереди.

Стайлз держит биту, но не пытается пустить её в ход: просто не успевает, потому что нечто, ещё пять минут назад бывшее Бейли Финсток, движется с невероятной скоростью.

Даже Питер с его волчьим зрением видит только сам прыжок, – резкое, яростное движение смерти.

Скотт перехватывает Бейли до того, как она обрушивается на него, валит её на землю – при этом поднимается слой пепла, и одна из обгоревших досок, оставшихся от дома мисс Голлум, трещит под девушкой – и усаживается сверху.

Юноша сжимает коленями её ноги, а запястья почти вдавливает в землю, и всё-таки боли нет. И Бейли нет тоже – лишь хрипящее существо, ведомое инстинктом. Убить. Убить. Убить.

– Бейли! Бейли, послушай меня, – Скотт старается, правда старается не поддаваться внезапно подступившему страху, что зверь, бьющийся в его руках, не сможет снова стать Бейли Финсток, – несуразной маленькой девочкой с умными, взрослыми глазами.

Девочкой, которая его ненавидит.

Скотт и сам себя ненавидит: за то, что видит в янтарных глазах, за рычание, за первобытный утробный звук, срывающийся с обескровленных губ девушки.

Он продолжает повторять: «Бейли! Бейли, приди в себя, послушай!», – но взгляд у неё не проясняется. Это всё тот же взгляд заразившейся бешенством собаки, означающий, что нет ни страха, ни боли, ни единой преграды, одно лишь желание. Жажда: убить, убить, убить.

Луна светит ярко и отражается в глазах Финсток, и те искрятся, но луна не признаёт своего ребёнка, а прячется за облаками, словно пугаясь.

Бейли Финсток не человек, не оборотень. Это демон, желающий обглодать труп Скотта МакКолла, демон, им самим и взращённый.

– Бейли.

Она вытягивает шею и клацает зубами всего в паре сантиметров от его лица. Скотт повторяет её имя раз за разом, как заклинание, пока его самого не окликают.

– Скотт.

МакКолл резко поворачивает голову, уже готовый спорить. Всё будет хорошо. Не говорите, что это конец. Не говорите, что она не вернётся.

Это всего лишь луна. Полнолуние пройдёт, и Бейли будет в порядке.

Она не исчезла.

Только не из-за него.

Но во взгляде Стайлза нет упорства, нет надежды; там ничего нет, кроме отрезвляющей глухой боли. Это… конец?

– Всё будет хорошо, – говорит ему Скотт.

Они верили в это по пути сюда. И перестали, когда увидели монстра, готового разорвать в клочья стоящего у него на пути Питера. Но ведь это всё ещё Бейли, верно? Она же остановилась, была готова позволить увести её домой…

Монстр, живущий в ней, не выбор, а следствие.

Но что же в конечном счёте способствовало трансформации Бейли в это? Джеймс? Укус Наоми? Или… сам Скотт?

Может, из-за таких, как Бейли, оборотней и называют монстрами. Может, из-за таких, как Скотт, монстры и появляются.

Зов луны, спрятавшейся за облаками, терзающий его каждый месяц, как и всегда, утихает. Скотт ощущает, как необъятная сила, наливающая его тело в эти минуты, понемногу иссякает.

А Бейли никак не реагирует. Луна ею не управляет.

Этому существу ничто не указ.

Убить. Убить. Убить.

Время истекает. С каждым мгновением, с каждой мыслью, которой сейчас не место, сила Скотта колеблется, а ярость девушки становится всё неистовей.

– Ты же её альфа, – шипит Питер.

«Это не так, – хочет сказать Скотт, но не в силах отвести взгляда от завораживающе-опасных жёлтых глаз. Впервые в них мелькает что-то, помимо жажды его смерти: то ли усмешка, то ли довольство. Наверняка то же выражение бывает у животных, поймавших свою добычу. – Так же, как ты не был моим альфой. Мы создаём, но не управляем».

– Он прав, – вдруг соглашается с Хейлом Стайлз. – Попробуй использовать эти свои штуки.

Скотт не верит, что «эти его штуки» сработают. Но что ещё остаётся? Ждать, когда наступит утро? Отпустить её, и пусть делает, что вздумается?

А если это навсегда?

«Почему оно должно быть навсегда?» – сам себя спрашивает МакКолл, но ответ уже известен.

Парень вспоминает испытующий, пронзительный взгляд, то сражающий холодом, то уничижающий жаром; вспоминает лицо, повёрнутое к нему с истязающей ненавистью, гневом и презрением, – Бейли была жестокой, рациональной и упрямо идущей к цели и до своего обращения.

Она казалась ребёнком, но не была им. Уже тогда в ней было что-то хищное.

И если Бейли придёт в себя, если эмоции хлынут через край – эмоции, скрытые пока что животным инстинктом оборотня, – если человек одержит верх над зверем, лучше не станет.

Станет хуже.

Скотт смотрит Бейли в глаза. Её прерывистое дыхание щекочет ему горло: склонись он чуть ниже, и девушка перекусит артерию на его шее.

Это принесёт ей покой?

Вина, ужас, страх – всё, что было в нём, исчезает. Может, оно и к лучшему?

Бейли права, все кругом правы: нельзя спасти всех. Один всегда умрёт; нельзя быть героем, не имея жертвы. Возможно, сегодня его черёд.

И тогда всё закончится.

МакКолл немного отстраняется, чтобы лучше видеть Финсток, – то, что он создал своими руками. Альфа создал бету, а человек – монстра.

Он за неё в ответе.

Глаза Скотта становятся красными, и лицо меняется, однако по сравнению с Бейли он выглядит почти нормально.

«Всё будет хорошо».

Рёв альфы – громкий, властный, немного покровительственный – разносится над пепелищем, и всё затихает, даже треск сгоревшего дома. Скотт чувствует, как девушка под ним замерла и сжалась. Но он чует, что она сопротивляется.

«Всё будет хорошо».

Скотт и не удивляется, что Бейли с ещё большей силой кидается вперёд, явно желая вцепиться зубами в его плоть, но вместо того, чтобы сделать это, рычит в ответ, – или орёт.

А после девушка скидывает его с себя и нависает сверху, и когти впиваются ему в кожу.

Боковым зрением парень видит, что Стайлз тут же кидается к ним – Питер вроде как тоже дёргается, но Джексон не позволяет ему сдвинуться с места, наблюдая за происходящим – и кричит:

– Нет! Стайлз, нет! Стой на месте!

Стилински останавливается. Кажется ли, или удивление, мелькнувшее на его лице, сверкает и в глазах Бейли?

В любом случае она не сразу кидается на Скотта; щерится, но не нападает. Она обескуражена?

– Всё хорошо, – говорит Скотт. Бейли склоняет голову набок, точно смысл его слов ей непонятен. – Делай, что должна.

Убить. Убить.

Убить?

Он не сопротивляется. Почему? А имеет ли это значение?

Подобно животному, реагирующему на движение жертвы, Бейли ждёт, и по лицу её ползёт тень недоумения: он не бежит, не защищается, не удерживает. Почему?

Она вжимает ладони в плечи Скотта, наклоняется и ведёт носом по его шее, словно запах откроет ей какой-то секрет. Что он задумал?

– Бейли.

Знакомый голос. Кажется, она его знает. Или знала. Кто-то зовёт её?

Девушка оборачивается. Оказывается, здесь есть ещё кто-то, помимо неё и Скотта. Этот парень с битой, который смотрит на неё так, словно она тяжело больна, это… его зовут… зовут… С… Стайлз.

Почему он так смотрит?

Он звал её? Нет, не он. Кто её звал?

Джексон? Откуда он взялся? Зачем он здесь?

– Бейли.

Она не вздрагивает, но взгляд её мечется, ресницы трепещут, – Бейли не хочет смотреть на него. В груди свербит, и какое-то чувство с оттенком стыда наполняет её.

Убить? Убить? Убить?!

Внутри неё звучит голос, пронзительный женский голос. Бейли ему не отвечает.

Этот окровавленный мужчина… она его знает?

Убить.

– Смотри на меня. Только на меня.

Бейли не будет смотреть.

Она смотрит.

Убить.

– Отпусти его, – говорит ей Питер. – Иди ко мне.

Отпустить?

Бейли возвращается взглядом к Скотту, и в его глазах видит своё отражение. Это она?

«Это мы?» – отзывается монстр. Мы?

В крови Бейли живут мёртвые Патриция и Лукас, а ещё там – Наоми, своим укусом оставившая невидимый след на всём её существе. И она спрашивает: «Это мы?»

Бейли смотрит на Скотта. Одно движение – и всё.

«Делай, что должна», – не он ли сказал это? Скотт тоже признаёт, что его смерть – единственный выход.

Выход откуда?

Бейли на мгновение закрывает глаза. Она пытается вспомнить, как и почему оказалась здесь и для чего ей убивать Скотта.

«Ты желаешь этого», – голос Наоми. Откуда она может знать? Марл и собственных-то желаний не знает.

«Мы умерли из-за него», – это отец?

Бейли согласна с ним. Она ждёт нового приступа ярости, что поможет ей завершить начатое, но его нет. В лице Скотта Бейли находит принятие её желания. Для него смерть – конец мукам. А для неё?

Она всегда будет жить с мыслью о тех, кого потеряла, и их голоса будут взывать к ней. Бейли может разорвать его в клочья и тем освободить, отдав дань прошлому своего отца, – прошлому, от которого он бежал. «Ты этого хотел для меня, пап?»

Голос Лукаса становится тише, пока не смолкает.

«Отомсти любой ценой», – не сдаётся Ноа.

«Всю жизнь, он будет помнить об этом всю жизнь. Он будет жаждать смерти и не получать её».

Голос Наоми исчезает.

Остаётся лишь один голос, к которому Бейли боится прислушаться.

В голосе Патриции Финсток звучит гордость: «Это правильно, Бейли. Ты поступаешь правильно. И наконец-то можешь быть свободна».

Свободна?

Как странно – внутри словно распутывается клубок, образуя нить. Она никуда не исчезает, лишь протягивается дальше к Скотту, опутывая его, как сеть, и Бейли знает, что победила.

Все, кого она потеряла, остались жить в ней: Лукас – её непрощение, Наоми – её месть, Патриция – это милостивые годы, которые она дарит Скотту МакКоллу.

Годы, которые он проведёт у неё на привязи.

– Я не убью тебя.

Собственный голос звучит незнакомо. Всё в ней кажется ей теперь незнакомым, и ей придётся заново привыкать к себе, – к тому, кем она стала.

Может, Бейли и превратилась в монстра, желающего замучить своего врага так, чтобы и смерть была ему в радость. Но ещё она была хищницей, а не падальщиком. Если Скотт согласен умереть – она на это не согласна.

– Возможно, когда-нибудь, если найдёшь что-то, из-за чего не захочешь умирать.

Бейли встаёт на ноги, глаза у неё снова серые.

Луна не спешит показываться. Девушка не против. Они ещё успеют насмотреться друг на друга.

– Бейли? – Стайлз окликает её не боязливо, но опасливо.