Текст книги "Встретимся в Загсе или на небесах (СИ)"

Автор книги: Iva River

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25. С больной головы

В надежде, что в столь ранний час Ваня ещё почивает и не отловит меня где-нибудь на лестнице, я на цыпочках спустилась вниз и, не зажигая свет, стала пробираться на кухню за чаем.

Разбуженный Федька вылез из своей ниши, замахал хвостом, потянулся передними лапами и, зевнув, издал протяжное «уааа».

Я ухватила его за ошейник и втащила за собой в столовую. Прикрыла дверь, достала из холодильника большой мосол и сунула его собаке, а затем уже включила чайник и, забравшись в кресло, стала смотреть в огромное, почти от самого пола, окно.

С вечера никто не потрудился задёрнуть жалюзи, и сейчас примыкающая ко входу часть двора, кое-где засаженная низкорослыми туйками и голыми сейчас молодыми деревцами, в блёклом свете фонарей предстала передо мной унылой статичной картинкой. Вот только сосна, росшая прямо напротив, была необыкновенно хороша, и я подумала, до чего же, наверное, здорово будет наряжать её в Новый год.

И вдруг, против всяких правил, пошёл снег. Не та ледяная крошка, которая больше похожа на град и беспорядочной картечью бьёт по стёклам, а самые настоящие мягкие белые хлопья, заглушающие все звуки вокруг. Кружась, они неторопливо падали с неба, накрывая продрогшую землю и озябшие деревья. В слегка приоткрытую форточку поплыл непередаваемый запах свежести.

Это было так неожиданно, что я замерла в немом восхищении, а в голове даже зазвенели Рождественские колокольчики.

Думаете, я пошла зубрить текст? Чёрта с два! Я и про чайник забыла, как только он коротко щёлкнул, сообщая, что закипел. Так и сидела до первых проблесков рассвета, зачарованно глядя на этот подарок – зимний пейзаж за окном.

Эх, жаль папа ещё не приехал. Хоть самой за кисти хватайся и картину пиши!

– Ой, – вскрикнула Галка, входя и зажигая свет. – Как ты меня напугала! Ты чего здесь сидишь в потёмках?

– Галь, не надо, выключи, – попросила я, и подруга послушно щёлкнула выключателем. – А теперь посмотри в окно.

Галка повернула голову и недоумённо сказала:

– Снег. И что?

Там, откуда мы родом, уже в октябре может случиться метель. Нечасто, конечно, но всё же бывает. Это для нас тут в диковинку, потому как если хотя бы в январе природа на настоящий снегопад расщедрится – это большая удача, а для подруги, понятно, ничего необычного.

– Красиво, – прошептала я.

– Красиво, – согласилась Галка и вновь потянулась к выключателю. – Я включу?

– Включай, – вздохнула я.

– Первый снег, да, всегда здорово, но потом так надоедает за зиму, – Галка открыла холодильник и стала извлекать из него различные плошки.

– Здесь не надоест. У нас это редкость. Думаю, к обеду от этой красоты и следа не останется.

– Серьёзно? А, кажется, так много насыпало.

– Растает. Знаешь, Галь, о чём я больше всего жалею? Здесь никогда не замерзают окна, во всяком случае, пластиковые – точно не замерзают. Я всё время вспоминаю, какие в моём детстве чудные морозные разводы на стёклах были, так жалко, что этого больше нет. А ещё классно, когда очень горячие батареи и в комнате жарко, открыть окно и чтобы на подоконнике снег лежал… А под моим окном, помнишь, рябина росла, красные гроздья в снегу – это было потрясающе!

– Романтик, ты, Ритка, – засмеялась подруга. – Того и гляди, тебя ещё и «за запахом тайги» понесёт.

– Это вряд ли, – улыбнулась я. – Всё-таки я больше дитя цивилизации.

– Феденька, иди погуляй, маленький. – Галка проводила собаку на улицу и вернулась. – Придёт, небось, как поросёнок грязный.

– Отмоем. Тебе чай или кофе? – спросила я, доставая чашки.

– Подожди, я себе сейчас свой заварю, для похудания.

– И что, помогает?

– Надеюсь. Я к твоей свадьбе такое офигенное платье присмотрела. Но надо похудеть.

– Галь, а где лимоны? – порывшись в холодильнике, я обернулась к подруге.

– Мальчики вчера последний с коньяком доели.

– Нет, ну не свинство? Я, можно сказать, о нём полночи мечтала… – мелочь, но настроение потихоньку стало ухудшаться.

– Доброе утро! – на пороге возник бодренький Ваня. Ну всё, приплыли. – Галочка, можно мне кофе?

– У нас сегодня Рита на разливе, – пошутила Галка. – А если ты её хорошо попросишь, она тебе такой эфиопский напиток забацает, обалдеешь!

– Эфиопский? – заинтересовался Иван.

– Аха, с чесноком.

– Очень любопытно. Никогда не слышал…

– Галка, ты всё путаешь! Никакой он не эфиопский, – перебила я, чувствуя, как раздражение начинает нарастать. Ведь специально пораньше встала, чтобы слова поучить! А тут снег, Галка, Ваня… Последний смотрел на меня преданным взглядом, ожидая чудес. – Ладно, неважно, некогда мне тут с вами болтать, обычный устроит?

Ваня разочаровано кивнул. Я быстренько метнулась к кофеварке, сунула ему под нос чашку и, выхватив из-под Галкиных рук пару тарталеток, наполненных непонятно чем, собралась смыться к себе.

Но не вышло. Сначала Галка задержала меня разговором о выборе места проведения торжества.

Предварительно договорившись в двух приличных на её взгляд ресторанах, окончательный выбор она оставила за мной. Заведения были примерно одного уровня, каждое имело свои преимущества, и принять решение оказалось не так просто. Посему, помаявшись немного, я подбросила монетку.

Затем появился Сашка и пошёл отлавливать собаку, но не преуспел.

Федька при виде снега пришёл в щенячий восторг. Бегал по всему двору и, быстро-быстро загребая передними лапами, с упоением лепил маленьких снеговичков. Выходило это у него на удивление ловко, и загоняться в дом он наотрез отказывался.

Пришлось идти на помощь.

Только-только мы затащили мокрую псину в ванную, как к нам кого-то принесло.

Заслышав за стенкой чужую речь, Федька с намыленными лапами сиганул из ванны, едва не убившись о кафельную плитку и, обдав нас с Веселовским грязной пеной, рванул к двери.

Водрузив его обратно в лохань и, оставив приятеля домывать собачьи лапы, я вышла на звук и обомлела, обнаружив, что явилась Ядвига. Уже с утреца подшофе и со скандалом.

– А вот и она! – завидев меня, пьяно ухмыльнулась лахудра. – Слямзила чужого мужика, змеина, и рада!

– Господи ты боже мой! А она-то что здесь делает?! – я возмущённо повернулась к Галке.

– Скандалит, – пожала плечами та, с любопытством разглядывая девицу.

– А зачем ты её вообще впустила?! – накинулась я на подругу.

– Да я думала, это почтальон.

Только сейчас я заметила на плече у Ядвиги большую, плотно набитую коричневую сумку, видимо, ошибочно принятую Галкой за почтовую.

– Ага, Галь, перевод тебе принесла! Ты бы хоть спросила!

– Я спросила, – попыталась оправдаться Галка, – она подтвердила.

– Ну ты как ребёнок, ей-богу! Давай верить всему, что говорят! Где ты видела пьяных с утра почтальонов?! От неё же разит за версту! Тащишь в дом кого попало!

– Я не кто попало, – икнула Ядвига, – а ты – гадюка. Умыкнула у меня Ваньку-дурака!

Иван растерянно пялился на бывшую сожительницу, вероятно, не находя слов.

– И хитрющая какая! – продолжала верещать девица. – Сначала по башке его шандарахнула, чтобы к рукам прибрать…

– Нет, ну это уж слишком! – от этого заявления я просто озверела. – Забирай своего Ваньку, и валите отсюда!

– Куда? – вытаращилась Ядвига. – Мне там сказали, что дом сгорел и сейчас ремонтируется.

– Да куда хотите!

– А некуда, – заявила нахалка.

Она что, тоже намеревается у нас обосноваться?! Может, это вообще хорошо спланированная акция по переселению меня в дурдом?!

– Иван, бери давай свою подружку и на выход! – заорала я.

– Я с ней не пойду! – у Вани наконец прорезался голос. – Я с тобой!

Атмосфера накалилась до состояния самовозгорания. Глаза Ядвиги метали молнии, лицо исказила презрительная гримаса.

– Ну и оставайся с этой… гадиной! А я думаю, это она пожар устроила! Специально, чтобы тебя к себе заманить!

Тут уж и у меня дар речи пропал. Лихо это она с больной головы! То ли совсем без «башни», то ли с двумя счастьями, первое из которых – не знаю, что, а второе – однозначно наглость!

Оспаривать это заявление я посчитала ниже своего достоинства, да и времени на идиотские разговоры у меня не осталось. А тут как раз и Сашка вывел отмытого Федьку.

Пёс исторг раскатистое «р-р-гав», девица взвизгнула, впрыгнула в ближайшую дверь, за которой была гардеробная, и заперлась там на ключ.

– Она собак боится… – пояснил ошарашенный происходящим Ваня.

Я, ни слова не говоря, повернулась и пошла к лестнице. Пусть Веселовские со своими гостями сами разбираются! Устроили тут чёрте что, вот пусть и разруливают! А мне – некогда!

Впрочем, уже поднявшись на второй этаж, я внезапно осенилась бредовой идеей, что если оставить Ядвигу у нас, она, возможно, смогла бы отвлечь Ванино внимание от моей персоны и переключить на себя… Но… нет. Даже ради такого счастья жить под одной крышей с социально опасной психопаткой – не вариант.

С большим трудом мне всё-таки удалось кое-что заучить, несмотря на грохот внизу и собачий лай, но спустившись часа через полтора, я застала всё ту же компанию, тщетно пытавшуюся урезонить затаившуюся девицу.

В гардеробной было тихо. Ядвига дверь не открывала и вообще не реагировала на уговоры и уверения о том, что собака закрыта на кухне и опасности не представляет.

– Слушайте, я больше не могу тут как придурок стоять, мне на работу надо! – раздражённо сказал Сашка.

– Мне тоже опаздывать никак нельзя, и так уже весь лимит выбрала, – поддакнула я, подходя. – Как-то хотелось бы свою одежду получить.

– Всё, ломаю дверь, – решил приятель и начал отступать для разбега.

– Может, не надо?.. Жалко новый дом крушить… – Галка расстроенно посмотрела на мужа. – Давайте ещё немного подождём, выйдет же эта сумасшедшая когда-нибудь…

– А чего она молчит-то? – спросила я. – Не померла там со страху часом? Ты бы, Саш, хоть в окно поглядел.

Галка с Сашкой переглянулись и с уважением посмотрели на меня, похоже, им такая простая мысль не приходила.

Мы гурьбой высыпали во двор. Снег под лучами солнца, как и ожидалось, начал таять, на улице было слякотно, ветрено и сыро.

С этой стороны цокольный этаж получился очень высоким, и заглянуть в окно гардеробной с земли было невозможно.

Сашка приволок из подсобки лестницу, подтащил к стене, залез и, приставив ладони перпендикулярно стеклу, стал всматриваться в помещение.

– Ну что там? – ёжась от ветра и нетерпеливо подпрыгивая, спросила я.

– Кажется, спит. На полу. По-моему, на твоей шубе, – хихикнул Веселовский, оторвавшись от окна.

– И чему ты радуешься?! – возмутилась я. На моей изумительной голубой эко-норке?! Вот сволочь! Мне нестерпимо захотелось наградить полоумную девицу несколькими эпитетами, но все они были нецензурными и я, сцепив зубы, подавила порыв. – Постучи. Может, эта чума от нового звука очнётся!

Сашка некоторое время барабанил по стеклу, но поимев тот же нулевой результат, стал спускаться вниз.

– Не-а, дрыхнет. Ну хоть жива, ворочается там.

Я представила, как эта пакость натирает моей шубой паркет, и у меня от негодования свело челюсть.

– У нас два варианта, – бодро подытожил Сашка. – Либо ехать без верхней одежды, либо всё-таки взломать дверь.

– Да без одежды – фигня, всё равно на машине, – отогнав видение распятой на полу шубейки, сказала я. – Но не в тапках же!

– Упс, я как-то об этом не подумал, – озадачился Сашка и развёл руками: – Ну, тогда…

– Может, лучше окно разбить? – нашла я иной способ проникнуть в помещение.

– Правильно, – согласилась Галка, – окно лучше. Рит, у тебя ещё минут десять есть? Пойдёмте, кофе выпьем и потом разобьём… – подруга тяжко вздохнула, чувствуя вину за происходящее.

Я кивнула – сама собиралась чего-нибудь хлебнуть на дорожку.

– На кой чёрт мы вообще на всех дверях замки понаставили? – посетовал Сашка, открывая парадное и пропуская нас с Галкой вперёд.

– Федьку закрывать в случае чего. Мало ли, – буркнула я, продолжая скорбеть по своим мехам, и выразительно оглянувшись на понурого Ваню, замыкавшего шествие, добавила: – Сашка, ведь говорила же, что добром это не кончится!

Я тщательно вытерла подошву тапок о коврик и вошла в прихожую.

– А я это где?.. – нам навстречу, волоча по полу мою шубку и таращась на нас бессмысленным взглядом, выплыла Ядвига.

– Я тебя сейчас убью! – рявкнула я, подскакивая и вырывая у дурищи свою вещь.

Федька, запертый в столовой, зашёлся истошным лаем и яростно заколотил лапами в дверь.

Девица взвизгнула и хотела рвануть обратно в гардеробную, но Ваня наконец проявил сноровку и успел её перехватить. Ядвига начала орать и брыкаться, Ваня ругаться, а я гневно повернулась к Веселовским:

– Короче так, господа, мои нервные клетки на исходе. Я уезжаю, и надеюсь, когда вернусь, дом будет свободен от идиотов!

Однако вскоре мне стало безразлично, сколько недоумков найдут приют в нашем жилище.

Глава 26. Смерть под куполом

В театр я влетела за минуту до начала репетиции. В глубине сцены, навесив на лицо самодовольную улыбку, прохаживался Женька.

– О, отлично! – воскликнул он, увидев, что я бегу по проходу, приветственно кивая сотруппникам. – Даже Маргарита сегодня вовремя. Иди ко мне, радость моя!

Я, на ходу бросив дублёнку и сумку рядом с Владом, понеслась на подмостки.

– Сева, и ты поднимайся.

– Жень, – с упрёком произнёс Сергачёв. – Опять?

– Влад, ну ты успеешь ещё, чего тебе тут репетировать-то? – усмехнулся режиссёр. – Можешь вообще до прогона расслабиться. Шучу я, шучу, – добавил он поспешно в ответ на возмущённый взгляд ведущего актёра.

А в шутке-то – изрядная доля правды! Такую роль Сергачёв мог сыграть с полпинка, ну, скажем так, за репетиций пять-шесть – однозначно. Впрочем, как и Сева. Я уже упоминала, что парень оказался на редкость талантлив.

Но кто-то же должен был мне, бездарю, подыгрывать, и Женя решил, пусть уж лучше новенький. Правильно, это хоть как-то оправдано. По крайней мере, с ним мы не сыграны, в отличие от Сергачёва, который улавливал малейший, исходящий от меня импульс.

И вот уже неделю Женька не подпускал Влада ко мне, к большому неудовольствию последнего. Всё это время мы работали с Севой, и парень поразительно быстро стал чувствовать меня как партнёра. В последние дни казалось, что мы провели с ним на сцене не один год, и он может играть со мной в паре даже с закрытыми глазами.

Во время кофе-таймов и перекуров, выслушивая от своего старого друга Сергачёва критический обзор нашей с Севой игры, я с удивлением обнаруживала в его тоне тщательно скрываемые ревностные нотки.

Это было ново и странно, прежде за ним ничего подобного не замечалось. Но, может, это потому, что раньше в нашем театре не было актёров равного с ним уровня?

Хотя, неизвестно ещё, какие бы я сама чувства испытала, видя, как приятель самозабвенно репетирует с другой актрисой. Но такой «радости» режиссёр меня лишил, пока ни разу не поставив Влада в пару с Зоей.

Примерно через час «разогрева», Женька хлопнул в ладоши, кивнул своему помощнику, и через минуту дальняя кулиса поползла вверх, явив нашим взорам довольно габаритное ложе и металлическую перекладину, подвешенную высоко под потолком.

Едва взглянув на кровать, все заворожённо уставились на мерно покачивающуюся трапецию.

Насладившись произведённым эффектом, Женя велел устройство опустить, повернул ко мне сияющее лицо и сделал широкий приглашающий жест:

– К снаряду, моя прелесть!

Но то ли настроение моё было не в дугу от утренней стычки с обнаглевшей девицей, то ли просто сказалось переутомление, только восторга режиссёра я не разделила и, расшнуровывая ботинки, громко проворчала, что вообще-то порядочные люди заранее предупреждают о подобных экспериментах. А если бы я не в джинсах, а в юбке пришла?

Зои сегодня на репетиции не было, хотя ей так и так не грозило кувыркаться на этой хрени. Ну вот что за дискриминация такая…

Несколько раз вяло кувыркнувшись в паре метров над кроватью, я уныло повисла вниз головой, почти касаясь кончиками волос специально брошенной на кровать мягкой перинки. Ощутить это я, разумеется, не могла, но предполагала, прикинув расстояние.

– Потрясающе смотрится! – воскликнул Женя, обращаясь к моей перевёрнутой физиономии. – Жаль, ты не видишь.

– А ты сфотографируй, – огрызнулась я.

– Хорошая мысль. Не двигайся, – он извлёк из кармана пиджака мобильник и сделал несколько снимков. – О, надо будет такие фото на афишу поместить! Хотя, нет, не стоит, пусть для зрителей будет полный сюрприз. Так, всё, теперь переворачивайся и прыгай.

Я соскользнула с трапеции и по-турецки уселась на кровати, посматривая на потолок. Перина, конечно, не батут, но очень даже мягкая и, в принципе, ушибиться я не ушибусь, спрыгнув с такой высоты… А всё равно где-то внутри неприятный холодок сгущается.

– Знала бы, в цирковое училище пошла…

– Рит, брось, технически у тебя всё отлично получается. Но где энтузиазм? Где накал страстей?! Тут же должен быть огромный эмоциональный выброс! А ты покрутилась варёной креветкой и всё. Не пойдёт. Давай всё то же самое, но с чувством. И парик принесите кто-нибудь.

Следующие сорок минут я усердно кувыркалась, роняла с головы парик и прыгала на кровать, произнося текст и паясничая почём зря.

– Стоп, – наконец сказал Женька. – В целом я доволен. Полчаса перерыв, и перемещаемся наверх.

Сергачёв подхватил мои пожитки, подождал, пока я обуюсь и спущусь, и мы направились к выходу из зала, в буфет. Остальной народ просочился раньше нас, но любимый столик оказался свободен, и я поспешила занять «своё» место в углу у окна.

Вскоре к нам присоединился и Женя.

– Народ, а слабо выпустить спектакль к двадцать пятому декабря?

У меня отвисла челюсть. А больше он ничего не придумал?!

– Я не против, – подбросив на ладони монетку (была у него такая привычка) и посмотрев на орла, ответил Сергачёв. – Всё от Риты зависит.

– Мальчики, вы совсем обезумели?! У меня свадьба в этот день!

– И прекрасно, – расплылся в улыбке Женька, для которого театр сейчас был превыше всего, – будет тебе от нас всех подарок!

– Спасибо, родные! Тронута до глубины души! О другом даже и не мечтала!

– Рит, а если серьёзно? Ведь реально можем успеть. Чуток поднапрячься…

– Жень, если я ещё чуток напрягусь, меня на части разорвёт! Да нам даже столько сцены никто не даст!

– Смотри, Влад, уже согласна, я её обожаю!

– Кто согласна?! – обомлела я.

– Ты, конечно, – засмеялся Женька. – Такой свадьбы, наверное, ни у кого ещё не было! А порепетировать дополнительно мы и у тебя можем.

– Ага, – с готовностью подтвердил «иуда» Сергачёв.

– Нет, ну что за жизнь? Все моей смерти хотят! – понимая, что эта парочка теперь от меня не отстанет, запричитала я, допивая остывший кофе.

Не знаю, как в других, менее экспериментальных театрах, а в нашем спектакли всегда выпускались с чудовищной быстротой. Хорошо это или плохо, судить не берусь – я не критик, но в своё время успехом наша труппа пользовалась не только в родном городе, а и далеко за его пределами. Гастролей наших ждали, и проходили они всегда на «ура».

Я, конечно, понимала Женькино нетерпение, и даже отчасти его разделяла, но хоть какой-то личной жизни тоже хотелось…

– Ну что, краса моя, попробуем наверху поработать? – спросил Женя после перерыва. – Вот смотри: до этой сцены кулиса будет опущена. Героиня убегает, герой подходит к зеркалу, причёсывается, садится в кресло. У тебя не так много времени, но достаточно, чтобы приготовиться. Затем кулиса поднимается, и зрители видят кровать, а потом и тебя. Зрители видят, а герой нет. Ты смеёшься, он начинает озираться, но по-прежнему тебя не видит, и ты кричишь: «Эй! Кто важнее, люди или клопы?! Быстро!» Он, наконец, соображает, откуда идёт звук, смотрит наверх, ты резко переворачиваешься головой вниз, парик слетает, и все видят, какие у тебя роскошные на самом деле волосы, далее по тексту. После слов «очень смешно ответил», переворачиваешься и спрыгиваешь на кровать. Готовы? Начали!

Я забежала за кулисы, глянула вверх, и уже взялась за перекладину, как вдруг меня охватила самая настоящая паника. По спине побежала дрожь, лоб покрылся испариной, руки затряслись, будто в узком туннеле на меня нёсся локомотив. Это было тем более странно, что высоты я никогда не боялась. И с парашютом доводилось прыгать, и с тарзанкой. Давно, правда, но когда-то мне даже нравился подобный экстрим.

Откуда у меня вдруг эта фобия? Так вообще бывает, что человек чего-то никогда не боялся, и вдруг ни с того ни с сего начал?

– Жень… я не могу, – вернувшись на авасцену, выдавила я, пытаясь унять дрожь.

– Рит, ты чего? – удивился он. – Высоты боишься?

– Нет, не знаю… Не могу и всё…

– Да что за ерунда, соберись. Станет страшно, не будешь прыгать. Делов-то.

– Жень, не могу. Мне уже страшно.

– Евгений Павлович, а давайте я попробую, – предложил Сева. Все новые актёры, в отличие от нас, упорно называли Женю по имени отчеству и на «вы», хотя всем сразу предлагалось перейти на «ты» для простоты общения. – Вообще без проблем. А Рита пока посмотрит. После этого ей намного легче будет.

– Давай, – согласился Женька. – Рит, присядь пока, а ты, Влад, подыграй. Заодно рассчитаем время до поднятия кулисы.

Сергачёв взбежал на сцену, глянул на часы и сказал:

– Жень, сейчас, минуту, мне срочно позвонить надо. Я на пять секунд, хорошо?

Режиссёр недовольно кивнул, и Влад поспешил в боковой проход.

Отсутствовал он недолго, но за это время я почти справилась с собой, по крайней мере, перестала трястись, однако и лезть под купол желания не возникло.

Позже мне казалось, что за миг до происшествия я явственно увидела, как конструкция разваливается, но когда это случилось на самом деле, сознание наотрез отказалось воспринимать реальность.

С невероятной скоростью, ударившись об угол вольтеровского кресла, распростёртое тело Севы оказалось на дощатом помосте. Кресло от мощного удара перевернулось, лязгнула упавшая металлическая часть трапеции, и всё стихло.

Мгновение, и я сама рухнула на пол, и что было дальше, уже не видела.

Позже мне рассказали, что неотложка по случаю оказалась рядом и прибыла в считанные минуты, но ничего сделать уже было нельзя.

Сначала я почувствовала отвратительный запах, и следом стал возвращаться слух.

– Ничего не трогать, все остаёмся на местах… – Женькин голос приближался медленно, словно с трудом прорывая густую пелену тумана, заглушающую звуки.

«Это какой-то фильм ужасов…» – подумала я и с усилием разлепила веки.

Чуть поодаль обнаружилась группа испуганных «однополчан», а непосредственно надо мной – неизвестная дамочка с «ароматической» ваткой в руке. Белый халат выдавал в ней медработника.

– Он жив? – зачем-то спросила я, хотя ответ мне не требовался, всё и так прекрасно читалось по лицам.

Женщина отрицательно мотнула головой. Народ потерянно молчал. Я вновь прикрыла глаза и вяло попросила:

– Принесите кто-нибудь водки…

– Рит, не надо, – Сергачёв отделился от группы, подхватил меня и усадил на стул, с которого я свалилась. – Хуже будет.

– Хуже уже некуда…. тащи. И сумку мою дай, пожалуйста.

Влад охотно выполнил вторую часть просьбы, но за спиртным не двинулся. Женщина, посчитав мой пульс и задав пару вопросов, потеряла ко мне интерес и отошла туда, куда мне было страшно даже посмотреть.

Я порылась в сумке, наполненной всякой дребеденью, и достала телефон. Взглянув на тёмный дисплей (приходя в театр, мы почти всегда отключаем аппараты, чтобы звонки не отвлекали), ввела пин-код.

– Полицию вызвали? – апатично спросила у Влада, пытаясь отыскать в записной книжке номер единственного знакомого мне следователя. Приятель кивнул.

Буквы расплывались, я несколько раз безрезультатно просмотрела список.

– Дьявол, да где он?..

Дурацкая привычка придумывать знакомым различные характерные прозвища уже не раз создавала мне неудобства, но избавиться от неё я почему-то так и не сумела. Вот и сейчас номер мог быть записан под любым «ником», и обнаружить его никак не удавалось.

– Блин, Мегрэ, ну конечно… – поморщилась я, наткнувшись, наконец, на нужную запись, и нажала кнопку.

Кондратенко отозвался мгновенно, будто только тем и занимался, что ждал моего звонка.

– Здравствуйте, Добромир Петрович, это Маргарита Королёва… – обречённо сказала я.