Текст книги "Встретимся в Загсе или на небесах (СИ)"

Автор книги: Iva River

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Маргарита. Встретимся в Загсе или на небесах
Iva River

Глава 1. В предвкушении счастья

«Что нас пугает, это не взрывная сила атомной бомбы,

но сила озлобленности человеческого сердца…»

Альберт Эйнштейн

Я сидела на подоконнике и с улыбкой наблюдала, как на скамейке в больничном сквере воркует влюблённая парочка. Наполовину загипсованный парень трепетно убирал здоровой рукой с лица девушки непослушные прядки, а она ловила его ладонь и прижималась к ней с трогательной нежностью.

Моё хорошее настроение не могло омрачиться даже тем, что мой собственный жених всё ещё находился на больничной койке, а сразу после выписки должен был уехать.

Я перевела взгляд на Виктора, спрыгнула с подоконника и пересела поближе.

Его скоропалительное решение на мне жениться и моё не менее внезапное согласие привели к тому, что в последнее время мы постоянно спорили. То о том, кто к кому переедет, то о дате свадьбы. Я хотела двадцать пятого декабря – ну нравится мне этот день, хоть я и не католичка. И в красивеньком платьице, и в окружении близких людей, и цветов чтобы море… Если уж без этого действа никак не обойтись, то пусть хотя бы будет красиво. Но это так, детали. А в целом, я вообще не понимала, на кой ляд она нам вообще сдалась, эта свадьба, если и без всяких дурацких отметок в паспорте можно прекрасно прожить.

А ещё посмотрела, как я её описала – близкие люди, цветы… – и что-то мне это больше похороны напомнило…

Я на секунду нахмурилась, уловив в этой мысли тревожный «звоночек», но тут же заставила себя выбросить дурные мысли из головы. Нечего тут лезть ко мне, когда в моей жизни наконец-то становится всё так прекрасно!

Вообще, подозреваю, неожиданная помолвка основательно сказалась на нас обоих, лишив большей части разума. Хотя, нет, лишились мы его, наверное, ещё раньше. Ровно в тот миг, когда Виктор сделал мне предложение. Ну явно ж не в себе был человек! Ранен был, кровушки много потерял, плюс сотрясение мозга – это уже от меня подарочек. А я возьми сдуру да согласись. Ну, не то чтобы сдуру – скорее, с перепугу, очень испугалась, что он прямо у меня на руках умрёт.

Но я же тогда не знала, что едва оклемавшись, он начнёт настаивать, чтобы мы расписались прямо здесь, в палате! Становиться посмешищем всей больницы мне как-то совсем не улыбалось. Хватает того, что я тут целыми днями ошиваюсь.

– Вить, ну серьёзно, что за безумная идея?! Ты ж всё-таки уже не в горячечном бреду!

– Нормальная идея, дальновидная, – засмеялся он и притянул меня к себе. – Девушка ты непредсказуемая, ещё передумаешь, когда меня наконец-то отсюда выпустят, а вот раненого ты точно не бросишь.

– Плохо ты меня знаешь, – в ответ засмеялась я. – Спросил бы Сашку – он про моё христианское милосердие давно всё понял!

Я поцеловала его в губы и применила запрещённый приём.

– Нет, не получится, мои мне такого не простят. А сейчас они точно приехать не смогут, у Ланки школа. – «Ой, конечно! Приехали бы аж бегом – мы её тысячу раз отпрашивали!» – Так что только под Новый год. День, так уж и быть, можешь выбрать сам.

Аргумент был железный, Виктор сразу прекратил полемику, а мне стало чуточку стыдно. Бедный… Зачем он вообще со мной связался? Готов ли он до конца дней препираться по каждому пустяку и уступать по любому жизненно важному для меня вопросу? Он ведь ещё не знает, до чего у меня скверный характер…

Хотя, мог бы и догадаться! Так-то я его не скрываю и под паиньку не маскируюсь. Да ещё и постоянно влипаю в какие-то неприятности, из которых он уже трижды меня спасал.

Первый, правда, не считается – это мне приснилось. Что он закрыл меня от пули. Да, в общем-то, и не помогло это, зря только подставился[1].

А вот во второй – уже по-настоящему: я чуть не утонула в море, а он случайно оказался поблизости.

И наконец в последний, рискуя жизнью, отбил меня у похитителей, после чего сразу и предложил выйти за него замуж[2]. Кстати, мотивируя как раз тем, что ему надоело меня спасать и будет гораздо спокойнее, если я буду рядом. Видите ли, так легче проследить, чтобы я снова куда-нибудь не вляпалась.

Только осталось загадкой, как он собирается осуществить обещанный патронаж? Ангелов, что ли, приставит?

Жили мы в разных городах, и сразу после выписки Виктору предстояло съездить к себе – закончить дела и уволиться. Не то чтобы мне не нравилась его служба в ФСБ, но при такой работе охранять меня у него точно вряд ли получится. А ещё, если обсуждая день свадьбы, я оставляла ему хоть какое-то пространство для манёвра, то в вопросе выбора места нашего совместного жительства была непреклонна – не поеду никуда. И не надо про жён декабристов! Может, у них просто не было таких подруг, как Галка!

Совсем недавно я выдала подругу замуж за своего соседа Сашку и перетащила в Крым. Если теперь уеду сама, это будет по отношению к ней полнейшим свинством – Галке решение переехать к нам тоже нелегко далось.

После жарких дебатов жених согласился с моими доводами, а потом и вовсе стал подумывать завязать со службой в силовых структурах и вернуться к одному из своих любимых занятий – обучению страждущих самообороне. Ах да, совсем забыла упомянуть, что он крутой спец по восточным единоборствам. Что, кстати, совсем нелишне, если ты сидишь, например, в плену, охраняемая вооружёнными головорезами, как это случилось со мной.

***

Время летело незаметно, Виктор выздоравливал, а я дописывала свою рок-оперу, разрываясь между желанием постоянно находиться возле любимого и стремлением как можно скорее закончить своё творение.

Впрочем, нет. Это сначала она задумывалась как рок-опера. В процессе же написания немыслимым образом видоизменилась, и теперь я уже сама не знала, ни к какому жанру это непонятное нечто отнести, ни, тем более, кому по окончании предложить к исполнению.

Сейчас я даже не понимала, с чего мне вообще взбрело такое наваять, я же не композитор, в конце концов. Но что было ещё удивительнее, в голове, всё настойчивее требуя выхода, уже носилась новая идея, к слову, довольно странная, если учесть, что я ни разу не религиозна.

– Сейчас, Вить, подожди, надо кое-что записать, иначе меня просто разорвёт!

Я оторвалась от любимого, схватила планшет и, убежав на подоконник, стала быстро строчить.

«НЕБОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ». Либретто.

«Он покачивался в шезлонге на своём десятом небе, просматривая последние сводки и книжные новинки с Земли.

Мало того, что он просто любил читать, так ещё и обожал сравнивать свои личные умозаключения со взглядами собственных отпрысков на одни и те же события, явления или предмет.

Иногда точки зрения совпадали до буквальности, приводя в заоблачный восторг, но чаще, к сожалению, отличались значительно, если не сказать, были диаметрально противоположны. Тогда он болезненно морщился, вздыхал и откладывал очередной опус.

Как и всякий родитель, он страстно желал, чтобы дети были продолжателями его идей, они же, поганцы, как правило, вытворяли «бог знает что», ставя под сомнение сам замысел.

Принимая в расчёт утверждение вышеуказанного оборота, он-то как раз и должен был понимать логику их деяний, однако чаще всего, хоть убей, не понимал. Может, это покажется странным, но и боги не всегда знают, что сотворили.

В такие минуты на него обрушивалась меланхолия, избавиться от которой не было почти никакой возможности.

Присущие ему юмор и оптимизм не помогали; заслуженное уважение менее удачливых коллег, наваявших системы попроще, не радовало; и даже то, что среди номинантов он оказался единственным, кто получил за своё творение высшую божественную степень, не спасало.

Следует заметить, что добровольные конкурсы самими богами и придумывались. Частью, чтобы не заскучать в своём бессмертии, частью – подтвердить гордое звание «творец», но главным образом, дабы не застопориться в развитии и не остановиться в пути. Ибо самый настоящий бич богов – это искушение почить на лаврах.

Все боги были равны в небесной иерархии, никто ни над кем не начальствовал и никто никому не подчинялся, так как управляли они разными Вселенными, каждый – своей.

И вот, приблизительно раз в сотню миллионов лет, они выдумывали для себя какое-нибудь состязание, одновременно являясь и конкурсантами, и жюри.

Миллионы лет – это, разумеется, по земному исчислению. Понятно же, что, будучи бессмертным, не имеющим ни конца, ни начала, отслеживать ход времён – дело, лишённое всякого смысла.

По итогам, тайным голосованием, выявлялся лучший.

Впрочем, особых преимуществ победа не предусматривала, разве что придавала больший вес слову при решении изредка возникающих общепространственных вопросов.

Кто предложил тему последнего конкурса, на завершающем этапе которого надлежало сотворить самосовершенствующееся разумное существо, неважно, но абсолютное большинство на этом этапе срезалось.

Недосягаемым лидером стал он, сотворив по своему образу и подобию людей…

Он очень старался наделить каждого частичкой себя, и ему это, бесспорно, удалось. Ох, как же потом сотоварищи кусали локти, сокрушаясь, что не догадались пойти по такому простому пути!

Но это они ещё не знали, какими муками обернётся творцу его творение. А то сами себя возблагодарили бы за несообразительность.

К несчастью, от момента создания и по сей день, создание доставляло Создателю сплошные неприятности. Последние несколько десятков миллионов лет он только тем и занимался, что носился со своим детищем, как с писаной торбой, выискивая способы вразумить неразумных, и к моменту описания дальнейших событий почти отчаялся и затосковал.

Лишь одно могло отчасти избавить от вселенской тоски – классическая музыка, да шедевры живописи, пронизанные его же собственным божественным дыханием.

Слушая и созерцая, Создатель, уж и не вспомнить в который раз, пытался убедить себя в истинности полюбившегося изречения: «Гений и злодейство – несовместимы».

«Ну вот чего бы всем, вместо творимого ужаса, взять да и не сотворить что-нибудь достойное?..» – сокрушался он, впитывая в себя щемящую мелодию «Лунной сонаты».

Здесь, в небесной обители, не было лунного света, как, впрочем, не было и солнечного. Был просто Свет – всюду и всегда.

Собственно, правильнее сказать, Создатель и был тем Светом. Изредка, в минуты гнева – обжигающим, но по большей части – сияющим бескорыстной и всепоглощающей Любовью.

Да, он любил своё творение! Любил со всей беспредельностью божественной души. И потому страдал. Порой, как сейчас, нестерпимо.

Создатель вздохнул и прикрыл глаза. Перед мысленным взором возникло видение: лунная дорожка наискосок пересекала чернильную гладь пруда, переливаясь и вздрагивая лёгкой рябью.

Старый пруд, поросший ряской и кувшинками, с теснящимися у берегов островками тины, темнел среди деревьев неопрятным печальным пятном. Он казался таким же заброшенным и одиноким, как и многолетний парк, приютивший его.

Увядающие ивы, пригорюнившись, вглядывались в своё размытое отражение и тихо вздыхали, усиливая ощущение запущенности и угасания.

Что может быть печальнее, чем зрелище умирающего мира?..

И всё же… Жались кое-где к старым деревьям юные деревца, испуганно перешёптываясь с полуночным ветерком… и несмотря на грусть, эта картина была чарующе прекрасна. В ней ощущалась и жизнь, и веками накопленная мудрость, и чистота, и любовь, и надежда!»

Полёт моей фантазии был прерван влетевшим в палату Турчинским.

– Витька, ну какой же ты всё-таки чёрт везучий! – воскликнул Серёга, с весёлой улыбкой глянув в мою сторону. – Прихапать себе в больничку лучшую девчонку в городе – не, ну ты наглый, конечно! Я б тоже с удовольствием так поболел! Давай уже завязывай, пока мы все тут от зависти не поумирали!

Сергей и другие знакомые ребята из его отдела часто к нам забегали, поделиться новостями и в целом стараясь не бросать товарища, хотя тому, по-моему, и так было вполне неплохо.

Виктор со смехом ответил, что ничем им помочь не может, что это тот редкий случай, когда от него вообще мало что зависит, и все вопросы к доктору.

А следом за Турчинским как раз тот и явился и, осмотрев моего жениха, вынес наконец долгожданный вердикт.

– Ну-с, господин Азаров, готов отпустить вас к невесте, – одобрительно сверкнув в мою сторону круглыми очочками, довольно произнёс он. – Думаю, через пару деньков будем прощаться.

Мы с Виктором переглянулись, и едва не закричали хором «ура». Докторишка посмотрел на нас, как на несмышлёных детей, и, снисходительно улыбнувшись, стал перечислять, что можно делать Виктору после выписки, а чего пока делать нежелательно. Дядька был немолодой, опытный, вёл себя и выглядел в лучших традициях русских земских врачей, чем с первого взгляда очень расположил нас к себе. А дальше, за время, проведённое в больнице, мы с ним так сдружились, что расставаться было даже немного жаль.

В итоге два дня растянулись на четыре, но это уже показалось сущей ерундой.

В день выписки неожиданно разыгралась непогода, объявили штормовое предупреждение, и в тайне я надеялась, что любимый не сможет сразу улететь.

Но увы.

Полёты пока не отменили, и мы спешно выдвинулись в аэропорт – я, мечтая, чтобы к нашему появлению он был «закрыт», Виктор – наоборот, в надежде «проскочить» и побыстрее разделаться с делами.

Его желание победило.

Я сразу загрустила и чуть было не разрыдалась прямо на глазах у отбывающей публики. С другой стороны, конечно, он прав – чем раньше уедет, тем скорее вернётся. Так что нечего надрываться в борьбе с неизбежным! Всё замечательно, день свадьбы назначен, и причин для хандры нет никаких!

Умом-то я это понимала, а вот сердцем… Несмотря на все попытки отмахнуться, было, было у меня это гадкое, тревожное предчувствие… Но даже в самых мрачных прогнозах до таких убийственных «зигзагов» мы бы с ним не дошли!

[1] История, описанная в первой книге цикла «Маргарита» – романе «Свадьба под прицелом».

[2] История, описанная во второй книге цикла «Маргарита» – романе «Судьба – дама настырная».

Глава 2. Точка отсчёта

Проводив самолёт тоскливым взглядом, я сомнамбулой пересекла площадь, высматривая в веренице автомобилей свой «Понтиак».

В обозреваемом пространстве его не наблюдалось. И только я собралась задаться вопросом, куда могла подеваться моя машинка, как сразу вспомнила, что вчера сдала её в покраску, и приехали мы вообще не на ней.

С возвращением памяти глаза послушно выхватили из шеренги автомобилей временно принадлежащее мне транспортное средство – взятую на прокат «Приору». Лошадку неприметную, но довольно бойкую, именно на такой я когда-то получила свой первый водительский опыт, а посему испытывала к этой марке нечто сродни нежной ностальгической привязанности.

Выкурив две сигареты подряд, я осторожно покинула стоянку и, вырулив на шоссе, до пола утопила педаль. Машина послушно ринулась в нужном направлении.

Путь предстоял неблизкий – главный аэропорт у нас находится в соседнем городе, так что времени предаться печали было навалом…

Начал накрапывать дождь, но я даже не сразу заметила трассирующие на лобовом стекле мелкие брызги и «дворники» включила только тогда, когда за мутным стеклом перестала различать дорогу.

«Уехал… уехал… уехал…» – билась в голове одна единственная мысль, не пропуская в сознание никакую другую информацию.

Только сейчас мне стали до конца понятны чувства Юрия Левитанского, рифмующего в своей «Молитве» странные строки:

«Семимиллионный город не станет

меньше, если один человек из него уехал.

Но вот один человек из него уехал,

и город огромный вымер и опустел…»

Да что там вымерший город! В масштабах планеты – такая малость… Самое время завыть: «Опустела Земля без тебя…»

Равнодушный к моему горю самолёт унёс любимого ввысь, с каждой секундой увеличивая между нами расстояние. Тоска моя нарастала пропорционально разделяющим нас километрам, она ширилась, множилась и давила. Опустевшая земля казалась безнадёжно унылой и серой.

По щекам сами собой покатились слёзы.

Целиком погрузившись в печаль, я бы, скорее всего, не заметила выскочившего на трассу зайца, но к счастью, в эту минуту прямо по курсу небо разрезало ярким зигзагом молнии и громыхнуло так, что заложило уши.

От неожиданности я пришла в себя и, ещё не осознав, что там впереди за животина, машинально нажала на тормоза. Слишком поспешно, чтобы скользкая дорога простила мне подобную вольность.

Машину развернуло поперёк и понесло на встречную полосу. Я и испугаться толком не успела, как врезалась в проезжавшего мимо собрата – потрёпанный ВАЗ шестой модели. От удара с его багажника свалилась какая-то рухлядь и, добавив повреждений моему авто, рассыпалась по мокрому асфальту.

Из покалеченного мной автомобиля, жутко бранясь и размахивая кулаками, выскочил толстый красномордый дядька.

Мои жалкие попытки оправдаться и извиниться не привели к желаемому результату – дяде было плевать на всех зайцев в мире, о чём он незамедлительно и поведал, не скупясь на эпитеты при отсылке нас с длинноухим в разные пикантные места.

«М-да, не Мазай…» – мысленно констатировала я, оглядываясь в поиске причины ДТП. Естественно, неблагодарной зверюги и след простыл.

В стремлении остановить поток национального русского красноречия я ещё раз извинилась и попробовала угомонить пострадавшего заверениями о готовности возместить ему все убытки.

Не получилось.

– Да послушайте, это же всего лишь железо! – я вновь попыталась воззвать к лучшим чувствам красномордого, в сердцах пнув неповинный автомобиль. – Разве можно жалеть о нём, когда речь идёт о живом существе?!

Какое там! В ответ пришлось выслушать все колоритные подробности про вооружённую гранатой обезьяну, и моя меланхолия безропотно уступила место мгновенно вспыхнувшей ярости.

Да какого чёрта?!

Не совладав с собой, я гневно помянула дядину матушку и на дядином же «родном» языке указала ему наилучший путь следования.

Заслышав близкую и понятную речь, зайцененавистник притих и даже предложил посмотреть заклинившие передние двери моей машины. Я гордо отказалась и, спасаясь от припустившего ливня, забралась в салон тем же путём, что и вышла – через заднюю дверь.

Дождь хлестал уже вовсю. Наскоро вытерев лицо и руки салфеткой, я схватила телефон и набрала номер офиса.

Дело в том, что недавно я твёрдо решила завязать с бизнесом, окончательно уверившись, что это не моё. Кроме того, такому решению во многом способствовала связанная с моей деятельностью крайне неприятная история, из которой я чудом вышла живой, исключительно благодаря сноровке будущего мужа.

Чем занять себя в дальнейшем, я ещё не решила, но, будучи девушкой несколько легкомысленной, пока не слишком задумывалась над этим, полагая, что само как-нибудь определится. Всю сознательную жизнь я стремилась найти свой собственный, единственно-правильный, предназначенный только мне путь, но, к сожалению, до сих пор не имела ни малейшего понятия, в какой стороне он пролегает.

Какое-то время я мнила себя актрисой, выступая в составе очень талантливой труппы экспериментального театра, но когда наш режиссёр уехал за границу, простилась со сценой и занималась чёрте-чем…

Бывший бой-френд и компаньон, которому я поначалу хотела оставить компанию, от «наследия» отказался, имея на то свои резоны. Тогда я выставила её на продажу, и желающий приобрести засвеченную на рынке фирму быстро нашёлся. Как раз сегодня вечером мы условились с ним встретиться, до назначенного часа оставалось не так много времени, и получалось, что вернуться в город я никак не успеваю. Перенести визит тоже не было возможности – телефон, на который он звонил, я забыла дома. Оставался один выход – попросить кого-то из сотрудников задержаться и встретить человека вместо меня.

Работников в данный момент у меня было всего ничего – два человека: бухгалтер Лариса и переводчик Катя, выполняющая сейчас, в связи с отсутствием трудовой активности, больше работу секретаря. Остальные же, в ожидании лучших времён, отправились в отпуск, не увольняясь окончательно, в надежде, что новый владелец не станет разгонять старый коллектив.

Сейчас в офисе находилась только Катя. Лариса, как оказалось, после обеда отправилась на какой-то семинар.

«Точно, она же меня вчера предупреждала… Вот голова дырявая», – расстроилась я, поскольку именно её и собиралась попросить об одолжении. Лариса трудилась в фирме со дня основания и была уже довольно близким мне человеком, чего никак нельзя было сказать о Кате.

– Катюш, тут такое дело… – я помедлила, решая, просить девушку об услуге или нет. – Вроде, покупатель нашёлся на компанию, и я ему сегодня на восемнадцать тридцать встречу назначила. А сама в аварию попала…

– Ой, и что, сильно разбились? – ахнула она.

– Да нет, ерунда, просто добраться не успею. И предупредить человека не могу, чтобы зря не ехал – телефон, на который он звонил, дома остался. Некрасиво получится. Ты там, когда уходить будешь, записку с извинениями на дверь прилепи, хорошо? – после недолгих раздумий я всё-таки решила не пригружать её ожиданием.

– Так давайте я его дождусь, – предложила она. – Заодно и познакомлюсь.

– Нет, не стоит, просто записку оставь.

– Да я всё равно хотела задержаться, рефераты дописать. Могу и вас подождать. Или вы сегодня уже не заедете?

– Не знаю даже, что-то гаишники не торопятся. Тут дождь идёт, и аварий, наверное, по округе чёртова уйма. В общем, неизвестно, сколько мы ещё здесь проторчим. Так что меня точно ждать не надо. Закрывай всё и иди домой, только про записку не забудь. И отзвонись мне перед уходом.

Однако стрелки часов перевалили уже за половину восьмого, а она до сих пор не позвонила.

Ни рабочий, ни мобильный не отвечал. Может, как раз домой едет и в транспорте звонка не слышит? А позвонить мне попросту забыла?.. Не очень на неё похоже, девушка она, вроде, обязательная, но всякое случается.

Случилось…

Утомлённая разборками с дорожной инспекцией и пострадавшим дядькой, я ещё раздумывала, поехать сразу домой или заскочить всё-таки в офис, а предчувствие уже потянуло меня в контору.

Добравшись, я обнаружила, что из-за плотных жалюзи на наших окнах пробивается свет. Сказать, что меня это сразу насторожило – мало. Мне стало до мурашек не по себе. Возникновению этого гадкого чувства так же способствовала общая атмосфера, нагнетаемая ожидаемой со дня на день бурей.

Порывы ветра пока ещё были не слишком сильны, и дождь сюда, слава богу, не добрался, но всё равно впечатление было гнетущим. Тонкие деревца кренились, неохотно расставаясь с листвой, по небу хаотично носились сизые тучи, а в пустынном дворе заунывно скрипели качели…

Зрелище предстало моим глазам ужасающее. На полу, в тёмной маслянистой луже, неестественно вывернув шею, лежало истерзанное Катино тело, а всё вокруг было залито кровью.

Крик застрял где-то в горле, хотя первым порывом было именно истошно закричать. Перед глазами поплыл розоватый туман, тихое гудение ламп дневного света обернулось звоном в ушах, а я судорожно вцепилась в косяк, чтобы не свалиться в обморок. А затем, с трудом преодолевая сковавший меня паралич, негнущимися пальцами нашарила в сумке телефон и на ощупь потыкала в экран, намереваясь вызвать скорую и милицию.

Задача, откровенно говоря, казалась непосильной, так как я пребывала в полной уверенности, что, открыв рот, никаких звуков издать не смогу. Но как ни странно, мой хриплый от ужаса голос чётко сообщил в трубку всё, что в таких случаях положено.

Приближаться к Кате было страшно до судорог, да и при таком количестве крови вокруг надежды, что она жива, почти не было… Но я, отчаянно борясь с дурнотой и пытаясь не вдыхать спёртый удушливый воздух, заставила себя сделать эти несколько тяжких шагов.

Я и не сомневалась, что обнаружить пульс не удастся, но всё же, всё же… а вдруг?

«Вдруг» не произошло – девушка была мертва. Я выпрямилась и, стараясь не наступать на кровь, пошла к окну. Отодвинув жалюзи, дёрнула створку и сделала жадный вдох, затем села на широкий подоконник, достала пачку сигарет и закурила. Дым показался тошнотворно горьким. Сделав пару затяжек, я затушила сигарету и уставилась в сгустившиеся сумерки невидящим взглядом.

Мозг отказывался воспринимать происходящее и вообще не хотел шевелиться, тоже оцепенев при виде жуткой картины. Заставить его работать никак не удавалось, и я так и сидела в прострации до самого приезда оперативной группы.

Следователь оказался знакомым, и это каким-то образом вернуло мне способность соображать.

– О, Королева! Опять вы?! – воскликнул он, завидев меня. Его ироничная манера искажать мою фамилию, вместо «ё» произнося «е», порядком раздражала ещё при прошлом столкновении, а сейчас так и вовсе покоробила.

– Здравствуйте, господин Кондратенко, – буркнула я, сползая с подоконника.

– Так, так… – осматриваясь, проговорил он уже куда более серьёзно. – Пройдите в другое помещение, – приказал мне и обратился к судмедэксперту: – Труп?

– Да, без шансов, – кивнул тот, а у меня что-то оборвалось внутри.

Пока это безнадёжное слово не было произнесено профессионалом, ещё теплилась чахлая надежда, что я ошиблась, посчитав Катю мёртвой. Теперь же приговор был объявлен и обжалованию не подлежал.