Текст книги "Звезда и волк (СИ)"
Автор книги: Imlerith
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Несправедливо, – дрожащим голосом пробормотала она, крепко стискивая руку брата своей, чувствуя на его указательном пальце точно так же едва приметный выступ, как на своем собственном. – Это несправедливо. У меня должна быть возможность уйти с тобой – мы ведь никогда не разделялись и не можем разделиться сейчас. Мы всегда были вместе и не… не…
Она считалась почти взрослой и многое понимала, но готова была расплакаться. Рациональное зерно, уберегавшее её от срыва и истерики, почти растворилось, Сирона не смогла даже договорить, просто вцепившись в Имлерита с самыми крепкими объятиями, на какие была способна. Сколько им ещё осталось? Несколько минут? Тогда она будет считать, пока кто-нибудь не придёт за братом и не попытается оторвать её от него. И когда попытается, она будет сопротивляться до последнего. Он – её, а не каких-то бессмысленных старых порядков, а она – его, а не этой безликой Пустоты.
Сирона дрожала и уже не могла разговаривать, обходясь исключительно болезненными, последними в ближайшее время объятиями, а он мог только обнимать её в ответ и считать, сколько времени у них ещё осталось. Он был полностью согласен с тем, что в этом не было никакой справедливости, но жить под гнётом несправедливости – проклятие, от которого не мог избавиться ни один из представителей их вида. И те пять минут, что оставались у людей, сумевших провести вместе чуть больше месяца, были прямым доказательством того, что сбежать от этого не представлялось возможным.
У них осталось только пять минут и несколько обещаний, какие они уже дали друг другу.
– Когда я вернусь, ты обязательно сможешь получить всё от этой клятвы, Сирона, – прижимая её к себе, аккуратно поглаживая по дрожащим и растрепавшимся волосам, Имлерит старался говорить уверенно, не допускать присутствия в его голосе собственной тоски. – Всё, что полагается от неё получить.
Его сестра ничего не ответила, но он и без того прекрасно знал, что она думает об этом. Когда-нибудь он вернётся, а она вспомнит – тогда их маленькая клятва, так тесно связанная с тяжелыми пророчествами, снова станет настоящей; тогда они будут теми, кем обещали быть себе и огромной, бесконечной вселенной.
Он будет Волком для своей маленькой Звезды через сотню, тысячу или даже миллион лет. Он обещал ей быть им всегда, а она только что приняла его обещание.
========== Сбрось оковы сна ==========
– Ты никогда не задумывался о том, чтобы что-нибудь поменять? – Эйдирен лениво потянулся, откинувшись на спинку стула, и забросил ноги на стол. – Самое время этим заняться.
Теперь, когда во вселенной их вновь было шестеро, Лорд Безумия мог с уверенностью говорить о том, что его план можно претворять в жизнь. Никто не воспринимал его всерьез, никто не обращал внимания на то, что их маленькая, больная Синди находится у него на крючке; все они хотели только одного – снова заняться своей скучной работой, вести вселенную к Хаосу даже тогда, когда Порядок потерялся неизвестно где. Кажется, кто-то из людей его сегодняшнего собеседника работал над тем, чтобы вернуть его обратно, но Эйдирен этим не интересовался. Вернутся создатели времени в актуальную вселенную или нет, он всё равно сможет заниматься тем, чем хочет.
– Всё идет своим чередом, – мужчина, стоявший в углу комнаты, слегка повернул голову в сторону Эйдирена, взмахнув длинными светлыми волосами.
Лорд Заточения, самый молодой из шести столпов, не считая его младшей сестры, был уравновешенным и стабильным, покуда дело не касалось его болезни. Он выступал за абсолютную справедливость и считал, что раз уж все они оказались здесь, всё действительно идет своим чередом. По его скромному мнению все они должны были работать так, как это было заложено во вселенной изначально – убивать, сводить с ума, предавать забвению, заточать, отнимать, погружать во тьму. Все, от Сироны до Йеры, занимались своей работой, а он восстанавливал справедливость, возвращая к жизни создателей времени. Его верная Госпожа Зверств – юная и вспыльчивая Ллос, работала рука об руку с Палачом, чтобы вытащить их звёздную систему из недр карманной вселенной, и Имлерит считал это правильным.
Он должен был восстановить порядок и справедливость, должен был восстановить баланс и найти её. Найти свою маленькую Сирону, как обещал ей много лет назад. Сейчас, когда она столько лет провела в одиночестве, оставаясь единственным пожирателем времени за пределами Пустоты, она наверняка была уязвима. Сколько ей было лет? Десять тысяч?
Десять тысяч восемьсот девяносто один.
Он оставил её одну почти на одиннадцать тысяч лет. Провёл во сне слишком много времени, как она и опасалась. Сейчас, не зная, где и в каком времени она находится, Имлерит мог лишь надеяться на то, что не все её предсказания сбылись. Что он будет делать, если она его забыла? Как сложилась её жизнь за эти сотни и тысячи лет?
Сможет ли его Звезда признать своего Волка?
– Зану-у-уда ты, Мер. Не помню, чтобы воспитывал тебя таким, – ухмыльнулся Эйдирен и провел длинным ногтем по столешнице, оставив на ней царапину. – Этот твой «черед» настолько прогнил, что смотреть за ним уже невозможно. Пришло время что-то менять.
Имлерит не ответил. Он продолжил внимательно следить за Лордом Безумия, но так и не проронил ни слова. Всё шло своим чередом, что бы там ни думал себе Эйдирен. Скоро они вернут во вселенную баланс, вернут свой дом и вернут домой тех, кто слишком от него отдалился: занятую Госпожу Зверств, его любимую, потерявшуюся Сирону, какую он совсем скоро не сможет звать по имени. Они вернут всё, что принадлежало им по праву.
========== Память ==========
Сколько прошло лет? Сколько прошло лет с того момента, когда он в последний раз видел её молодой? Имлерит всегда считал года, считал дни, минуты и секунды, ровно до того момента, когда ему пришлось погрузиться в сон. А при его пробуждении она была уже взрослой. Она не была той маленькой девочкой, какую он помнил и какую обещал защищать, какую любил и какая любила его в ответ – она была взрослой, зрелой женщиной, скрывающей свои страхи глубоко внутри, потерявшей львиную долю своей памяти. Женщиной, которую никто не защищал. Сколько прошло лет?
Сегодня вечером он обещал себе найти её и поговорить о том, что его обещание, данное ей несколько тысяч лет назад, всё ещё в силе. Она сменила титул, скрыла своё имя, повзрослела и даже связала свою жизнь с другим, её глаза больше не светились доверием, но, он знал, его сестра всё ещё оставалась маленькой девочкой, маленькой пугливой Си…
«Синдрит, Пустота побери того, кто придумал эти сумасшедшие правила, утверждающие, что младший класс не может обращаться к старшему по первородному имени!»
Имлерит нашёл её в зале. Она сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и читала. Он не видел, как скользил по тонким строчкам «Первозданных устоев вселенной» её взгляд, но замечал, как медленно и едва заметно колыхались длинные волосы, мог проследить за тем, как она проводит длинным черным ногтем по одной из страниц. Она не замечала его или не хотела замечать, продолжая смотреть в книгу.
«Красивая. Такая же красивая, как и раньше. Но мрачная, уставшая, больная. Пустая. Не защищал»
– Ты чего-то хотел? – она задала вопрос раньше, чем повернулась в сторону брата и взглянула на него сквозь тонкие стекла очков в витиеватой оправе.
Изящная, аккуратная, она была такой же миниатюрной, какой он её помнил, но теперь уже женщиной. Женщиной, на которую он с самого детства смотрел не как на сестру. Женщиной, которая когда-то была его, его женщиной. Той, которую он обещал защищать.
– Вам больно, миледи, – с трудом удерживаясь от того, чтобы обратиться к ней как всегда, Имлерит говорил медленно, контролируя собственную речь. Теперь, когда его сестра была Первой, он должен был обращаться к ней должным образом. Он, всего лишь Четвёртый, не мог звать её иначе. – Я хотел бы уничтожить любую причину, что поселила печаль в ваших глазах. Я обещал, что они останутся чистыми.
Она наверняка помнила, каким образом её брат «уничтожал причины». Он сходил с ума, рвал на части, метался в своей ярости, а потом возвращался к ней, весь в крови и времени тех, кого уничтожил. Он прижимал её к себе и говорил о том, что никто и никогда не посмеет её обидеть. Когда-то она пугалась, а потом начала принимать это за истину. Это было нормально, когда её брат убивал людей – убивал, а потом гладил её по волосам, рассказывая о том, какие сияющие у неё глаза.
Теперь всё было иначе. Её глаза не сияли, она не ждала того, что кто-то будет защищать её или утолять её печали: она просто смотрела вперёд, спокойно улыбаясь и пряча в своих глазах то, чего никогда не могла спрятать от него. Пожиратели времени, настоящие, не умели плакать, – отсутствие слёзных желез не располагало к секреции слёз – но Имлерит видел, что она плакала. Где-то там, внутри, куда никто никогда не смотрел. Не потому, что не хотел, а потому, что она не позволяла.
– Вовсе нет, – размеренным, ровным тоном произнесла его сестра, аккуратно прикрыв книгу, и сложила руки у себя на коленях. – Мне тоскливо, тяжело, но совсем не больно. Много работы и обязательств, но никого вокруг. Почему ты не зовёшь меня по имени?
– Я не могу звать вас по имени, миледи, – с уважением склонив голову, Имлерит позволил себе то, чего не должен был – потянулся вперед, накрывая её руки своей ладонью. Наконец-то то, что он был гораздо выше и крупнее ему пригодилось. – Не теперь.
Она печально улыбнулась, но так ничего и не ответила. Уставшая и печальная, больная, – что бы она там ни говорила – она с трудом держалась уже сейчас. А ведь титул, полученный ею, не принимает отказов. Она будет носить его до конца, пока сама не погибнет, а он будет медленно убивать её.
Совесть и здравый смысл говорили Имлериту о том, что он не должен оставлять её одну. Поклявшийся защищать однажды, уже не отступает. Но они, в отличие от чувств и ощущений, не требовали сказать ей о том, что на самом деле происходит внутри него. Он мог сказать ей, мог снова сказать ей, что чувствует и насколько сильно хочет ей помочь. Быть рядом, чувствовать её, подчиняться ей.
«Сказать сейчас или не говорить никогда», – подталкиваемые решимостью, мысли перебивали друг друга, но сводились к одному.
Он сжал её руки гораздо крепче, внимательно заглянул в её темные глаза, стараясь не напугать диковатым взглядом своих же красных, как раскаленные угли, глаз. Внимательно, пристально, трогательно – как не позволял себе смотреть на неё в течение долгих лет.
– Я… – в голове постоянно крутилось назойливое «люблю тебя», бесконечно повторяясь, требуя выхода, но у него, у взрослого человека, будто отнялся язык.
– Ты всегда был рядом, – её голос, слегка картавый и грубоватый, прервал брата. – Я это ценю.
«Я всегда любил тебя», – его собственный голос, внутренний, готов был сорваться и утопить своего хозяина в сожалениях. Сожалениях о том, что он так и не решился сказать – снова, после того, как сказал и показал это почти одиннадцать тысяч лет назад.
– Миледи, я… – это было последней попыткой, последним его шансом сказать ей о том, что он чувствовал и о том, что хотел ей отдать.
– Всегда будешь защищать меня, – она понимала всё не так, думала совсем не о том, и, наверное, даже не догадывалась, что её брат пытался признаться в любви. Она снова улыбнулась и обняла его. Крепко, трогательно. Как брата. – Я знаю.
Он промолчал, только обняв её в ответ. Нагнувшись, крепко прижал к себе и потерялся в знакомом аромате её волос. Он обнимал её не по-братски, прикасался к ней как мужчина к женщине, но она не замечала этого. Не замечала и больше не хотела замечать. А он любил её, всегда любил.
========== Пробуждение Звезды ==========
Сареон уже несколько минут сидел за столом, облокотившись на него локтями, сведя вместе пальцы обеих рук. Он не ждал, что Дариэль появится здесь через пару мгновений после их разговора, для этого он знал этого ренегата слишком хорошо, но рассчитывал на то, что тот всё же явится сам. Он был глуп, самонадеян, но не настолько, чтобы позволять Лорду-Президенту снова принимать меры относительно его «супруги».
При мысли об этом Сареон презрительно фыркнул. Именно с ней была связана тема беседы, ради которой создатель времени лично отправился за своим непутевым сородичем. Эта женщина, к которой он умудрился привязаться, могла стать огромной проблемой для всего их рода. Да что там, даже для вселенной. И Дариэль, если Сареон понял всё верно, в чём он ни капли не сомневался, тоже мог оказаться частью высказанного машиной вероятностей предсказания.
– Рад, что ты внял голосу разума, – Лорд-Президент поднял взгляд своих льдистых глаз на создателя времени, показавшегося в дверях. – Сядь.
Пока что он был вежлив и не пытался осадить Дариэля прямо с порога. К этому нужно было подходить аккуратно, медленно и педантично, переманивая этого идиота на свою сторону, стараясь не допустить того, о чём когда-то говорил Бориус.
– Если во время нашей беседы тебе захочется встать и уйти, вновь сломать стол или противиться мне, – наглядности ради Сареон поправил свою перчатку-дематериализатор и ухмыльнулся. – Не стоит. Ты пришёл сюда, а значит понял, что слушаться лучше, чем бунтовать. Хорошо, что с возрастом ты всё же смог это осознать.
Он подернул плечами и позволил себе расслабиться, убрал руки со стола и внимательно, пронзительно посмотрел на Дариэля. Тот, казалось, понятия не имел, зачем Лорд-Президент пригласил его в свой кабинет, тем более – лично, но это было второстепенным вопросом. Если он не понимал, Сареон объяснит ему и даже наглядно покажет.
– Ты помнишь о том, что утверждал Бориус, прежде чем ты отправил его прямо в пасть к тем тварям, лишив нас единственной настоящей машины вероятностей? Помнишь, что он говорил о Звезде и Волке? Совет касался этого, когда ты ещё имел право принимать в нём участие, но я не уверен, что ты к нему прислушивался, – создатель времени устало вздохнул, будто они с Дариэлем говорили уже не меньше нескольких часов. – Впрочем, даже если ты не помнишь об этом, я смогу это пережить. Но скажи мне, ты знаешь, чем на самом деле является твоя любовница? Представляешь, к чему она может привести не только устоявшийся мировой порядок, но и сам мир? Осознаешь, что твоё к ней отношение подтверждает слова Бориуса?
Остановившись, Сареон боковым зрением заметил странную вспышку в районе дивана, будто неуместное желтое пятно резко пронеслось перед его глазами, а после исчезло. Думать об этом было некогда.
– Твоё неподобающее поведение, эта глупая и противоестественная связь, основанная на одних только примитивных желаниях, могут грозить вселенной коллапсом, – плюнув на свои подозрения и опасения, произнес Лорд-Президент, снова уставившись на Дариэля. – Ты должен понимать, что никто не позволит тебе и дальше принимать в этом участие.
Желтый всполох, недавно замеченный Сареоном, больше не был всполохом. Сопровождаемый странным смешком, он обратился вальяжно развалившимся на правой половине дивана Лордом Безумия, скрывавшимся с помощью концентратора. Он казался довольным, улыбался ничуть не хуже, чем на последнем собрании, и не обращал никакого внимания на недовольного Сареона, тут же схватившегося за свой посох, прислоненный к столешнице. Как это старомодно – пытаться использовать такие вещи в век развитых технологий.
– Пророчество обсуждаете? – жеманно, до ужаса противно улыбнулся Эйдирен, смахнув несуществующую пыль со своего плеча. Желтый костюм в вертикальную полоску делал его похожим на огромную пчелу, а фиолетовая обувь и бант превращали в идиота. Превращали бы, если бы не его пугающие глаза – желтые, раскосые, опасные. – Боюсь, у меня есть детали, которые вы упускаете. Кто-нибудь из вас вообще помнит его наизусть? Нет? Я думал, вас в Академии заставляют его учить.
Он театрально и разочарованно вздохнул, игнорируя сжимающиеся кулаки и презрительный взгляд Сареона. Что ему до него, когда в его голове зарождается осознание чужого пробуждения? Настоящего, истинного, которого так боится Лорд-Президент? Чем дольше он будет разыгрывать этот спектакль, тянуть время и вынуждать их слушать, тем лучше.
– Но я рад, что моя Синди стала настолько знаменитой, что вы без раздумий решили сделать её главной героиней, звездой в прямом и переносном смысле, – потянувшись к карману, не прекращая улыбаться, пожиратель времени извлёк из него лист бумаги, сложенный несколько раз, и развернул. – Я зачитаю, никто ведь не против?
Демонстративно прокашлявшись, взявшись за лист бумаги, словно герольд за пергамент, Эйдирен начал читать, игнорируя гневные выпады Сареона. Тот старался показать своё недовольство, презрение и ненависть к виду пожирателей времени, но тоже нуждался в деталях. Сейчас он нуждался в деталях как никогда.
«Рухнет привычный мир на заре великой эпохи, утопив устоявшийся порядок вещей в небытие на несколько сотен тысяч лет. Верховные народы будут заточены или уничтожены, преданные забвению, утонут в самой глотке бездны, ненужные вселенной.
Поглощенная Пустотой, возродится сила под несуществующим небом. Из двух возможных исходов истинным окажется только один, и Хаос протянет руку Порядку. Разбуженный светом Звезды, Волк вернёт к жизни врага своего, но неоднократно пожалеет об этом.
Волк под счастливой звездой, под самой яркой из всех возможных, сжигающей своим светом всё, к чему вновь привык мир, поглотит неверных, и мир, погруженный в бесконечную битву, погибнет. Придёт новый порядок, принесённый Звездой, и забудет вселенная о том, что было раньше.
Уцелеют лишь те, что пойдут за ней. Звезда – яркоокая избавительница, на части разорванная и лишенная собственной жизни. В нерушимом союзе с Волком, она отворит запретные двери, укажет путь спасения. И возвестит возрождение мира. Звезда, плод первой крови»
– Ваша машина вероятностей поэтом была, не иначе, – Лорд Безумия спрятал скомканный лист в карман и улыбнулся. Снова. – И вы его Волком полагаете?
Сареон не ответил. Он помнил полный текст, прекрасно знал обо всех его нюансах, но не понимал, что нужно этому человеку. О каких деталях он говорил, были ли они у него? И к чему он задавал подобные вопросы? Создатель времени повернулся в сторону Дариэля вслед за Эйдиреном, и теперь оба смотрели на него с такой внимательностью, будто именно у того были ответы на все вопросы.
– Замечательная речь. Очень трогательная, я бы даже пустил скупую слезу если бы не желание сровнять твое лицо с полом. Но мы здесь не за чтением поэзии собрались, верно? Говори, если есть, что сказать. Закрой рот и исчезни, если нет. И учти, я в твой клуб книголюбов не записывался, – с последними словами Дариэль эффектно фыркнул, рассредоточивая взгляд, переводя его куда-то в сторону двери.
Если у него было желание изображать вежливость с тем, из-за кого он сюда пришел, то церемониться с пожирателем времени мужчина не собирался. Всегда играющий на какой-то особенной, третьей стороне, он казался куда опаснее, чем тот, над кем могло появиться желание подтрунивать.
Сареон искренне верил, что его предположения относительно пророчества не могут быть ошибочными. Он был уверен, что никто, кроме этой женщины не подходит на роль «звезды», обозначенной в пророчестве, – об этом говорило всё, начиная от её имени и заканчивая тем, какие аномалии творились рядом с ней. Все эти возмущения и зарегистрированные вторжения в параллельные основной вселенные, возможность по собственной воле вернуться в Пустоту и выйти из неё, – никто из пожирателей времени этим не занимался. Ребенок самой настоящей «первой крови», самой старой и древней женщины во вселенной, ныне мертвой, она должна была оказаться тем, о ком он думал. Всё указывало на то, что именно она, а не кто-то другой является главным действующим лицом предсказания.
Единственным, кто мог всё это опровергнуть, оставался Лорд Безумия. Он сидел напротив и оглядывал то Дариэля, то Сареона. Он что-то знал, но отказывался говорить об этом, нагнетая атмосферу, выдерживая длительную театральную паузу. Актер, клоун, как с самого начала утверждал Лорд-Президент.
– Это не может быть кто-то, кроме него, – в конце концов создатель времени подал голос, стараясь избегать взглядов на ярко-желтый костюм, отвлекающий его. – Дариэль единственный, кто находится с ней «в нерушимом союзе». Я не считаю эту связь действительной, что бы он там ни говорил, – это просто самообман, основанный на неясном физическом влечении – но нельзя отрицать его нерушимость в рамках вселенной. Это был глупый поступок, нельзя было заниматься этим за спиной Совета, нельзя было связывать себя временными узами с представителями этого жуткого вида, но теперь они связаны навсегда, им никуда друг от друга не деться.
Судя по удивленно-возмущенному выражению лица Эйдирена, он вовсе не считал свою расу «жутким видом», но выражаться по этому поводу не стал. На его губах вновь заиграла гадкая усмешка, ясно говорившая собеседникам о том, что у Лорда Безумия есть ещё козыри в рукаве. По одной только усмешке можно было понять, что эти козыри могут поставить Сареона в тупик быстрее, чем тот успеет сказать своё полное имя.
Но пожиратель времени, открыв рот, так и не произнёс ни слова. Оглушительный металлический лязг, прозвучавший откуда-то снаружи, заставил его замолчать, вскинуть брови и подойти к окну. Оно выходило как раз в небольшой двор перед Капитолием, позволяя видеть, в насколько жестокой схватке сошлись люди внизу.
Прервавший беседу звон был вызван столкновением огромного двуручного меча с двумя пистолетами, которые Сирона держала в руках. На фоне Имлерита, пытавшегося пробить блок, она выглядела маленькой и незначительной, но твёрдо держала удар. Казалось бы, в действительно огромном, в два с половиной метра ростом, мужчине силы должно быть куда больше, чем в хрупкой, невысокой женщине, но она не сдавалась. Отсюда невозможно было расслышать, но она рычала и закусывала губу, с трудом удерживала равновесие, упираясь в землю каблуком.
– Пробуди её, хоть на что-то сгодишься, – Эйдирен облокотился на подоконник, беседуя сам с собой. – Ей это нужно больше, чем тебе.
Никто из пожирателей времени не сдавался и теперь легко можно было расслышать яростные вопли обоих. Имлерит продолжал наступать, жесткими, тяжелыми ударами пытаясь пробить выставленную оборону или стараясь попасть по бесконечно уклонявшейся Сироне, ускользавшей от огромного меча только в последний момент, а она сама раз за разом выгибалась, без какого-либо чувства меры и безопасности стреляя сразу из четырех своих пистолетов.
– Почему подчиненный пытается атаковать своего хозяина? – холодно осведомился Сареон. – Она водила его на цепи, он должен подчиняться.
Никто не ответил на этот вопрос Лорда-Президента, а Сирона и Имлерит, как сорвавшиеся с цепи собаки, продолжали кидаться друг на друга, стараясь убить. Эйдирен не сомневался, что оба дерутся именно насмерть, иначе это бы попросту не сработало. Он знал, что она не сможет остановиться и будет биться до самого конца, а её верный пёсик затормозит в последний момент, опомнившись и не смея прикончить свою единственную слабость, свою возлюбленную. Но именно этого Лорд Безумия от него и ждал.
– Кому-нибудь из вас известно его настоящее имя? – пожиратель времени оторвался от созерцания ожесточенной схватки во дворе и повернулся к присутствующим, чтобы продолжить прерванную беседу. – Нет? Очень жаль. Его назвали Имлеритом, потому что я так захотел. Опасным, но преданным хищником.
Вы были правы, когда наконец поняли, что слова в невероятно поэтичном высказывании машины вероятностей относятся к ней. И я рад, что вы даже последовали тому, о чем там говорится: лишили её части себя и собственной жизни; на это даже в самых смелых мечтах нельзя было рассчитывать. Но чтобы считать второй половиной этого маленького бунтаря… Без обид, милый Дариэль, ты сделал мою Синди собой и даже нравишься мне, но до Волка, способного «поглотить мир» тебе всё же далековато.
Повернувшись к окну спиной и внимательно взглянув на своих собеседников, – на хмурого Дариэля и возмущенного, готового сорваться в любой момент Сареона – Эйдирен улыбнулся. Широко и довольно, словно собирался поставить в их беседе огромную и жирную точку, способную вернуть всё на свои места.
– Можно находиться «в нерушимом союзе» и без любовной связи, без клятв перед временной воронкой и навечно связанных вместе сознаний, Лорд-Президент, – он отвесил создателю времени поклон, но тот чуть было не стукнул Лорда Безумия своим посохом за подобное поведение. – Они единокровные брат и сестра. После первого перерождения, конечно, важность крови стирается, но этого вполне достаточно. К тому же, это он проснулся и ценой большинства своих жизней выбрался из Пустоты, когда её услышал; это он следовал её целям и приказам, положив все силы на то, чтобы вернуть из небытия вашу звёздную систему. И уже не раз пожалел об этом. Он – Волк, о котором говорила ваша машина вероятностей, и он уже пробудился. А сейчас… Сейчас он старательно пробуждает свою Звезду, чтобы суметь вовремя поглотить всё, что только можно поглотить. Поздновато для опасений и разговоров с нашим милым и недовольным Дариэлем, не так ли, Лорд-Президент?
========== Прозрение Волка ==========
Создатели времени уже несколько минут как прикрыли все двери, но их одолевали сомнения в том, что стены справятся с напором этих людей.
Осыпая друг друга тяжелыми и отчаянными ударами, не стесняясь разрушать почти всё вокруг себя, брат и сестра были полностью сосредоточены на битве.
Имлерит всё ещё не видел перед собой ничего, кроме жесткой ярости, которую уже не мог сдерживать даже ошейник. Он не мог остановиться и снова и снова заносил меч, чтобы ударить им своего соперника. Натыкаясь на блок, задевая ближайшие растения или упираясь огромным лезвием в землю, он не останавливался, а только ускорялся, заставляя Сирону уклоняться чаще, почти танцевать в этой странной стычке, отвечать ему выстрелами. Она не сдерживала себя, пытаясь убить его, а он не сдерживался сам, не отдавая себе отчета в том, что может заточить в самой страшной клетке дорогого ему человека.
– Давай, – Сирона шипела, уже давно не осознавая, что её ярость вырвалась наружу, что она уже не сможет остановиться сама, хотя изначально собиралась просто остановить своего брата и дать выход собственным эмоциям. – Давай!
И Имлерит слушался, беспрекословно слушался, усиливая напор и вынуждая женщину прогибаться под его тяжелыми ударами. Она была сильной, раз смогла продержаться так долго, но даже у неё были определенные лимиты.
Последний выпад Имлерита оказался решающим. Блок Сироны наконец-то не выдержал, а ей самой пришлось отскочить к ближайшей стене, чтобы начать отбиваться без оружия. Она бы смогла, у неё бы получилось, может быть, вышло бы даже на какое-то время парализовать Лорда Заточения, чтобы попытаться добить, но резкая боль в левом глазу вынудила её остановиться.
Любая остановка в бою насмерть – конец.
Уже спустя мгновение по двору разнесся сдавленный и хриплый вопль Сироны – это Имлерит пригвоздил её к стене собственным мечом, в последний момент сместив удар в район правого плеча. Он приходил в себя, но этого было мало. Если он уже осознавал, что только что ранил того, кого никогда не хотел бы и пальцем тронуть, то сама Сирона всё ещё стремилась разорвать на части не только его, но и любого, кто попадётся ей под руку.
– Простите, миледи, я должен, – ему пришлось, сжав зубы, выдернуть лезвие и вызвать у женщины ещё один крик боли.
Это потрясение стало для неё решающим. Слишком больно для того, чтобы продолжать в ярости разносить всё вокруг; слишком больно, чтобы пытаться сделать кому-то больнее. Имлерит продолжал извиняться и корить себя, перетягивая её рану куском своей мантии, передавая ей часть собственного времени. Он беспокоился о ней, понимая, сколько времени можно потерять в таком состоянии, а она уже почти лишилась сознания. Теперь, когда Имлерит смог затянуть хотя бы внешние слои мягких тканей, рана не сможет оказаться смертельной.
Он подхватил сестру на руки, чтобы доставить в лазарет в правом крыле и оказать подобающую медицинскую помощь, дать ей возможность отдохнуть. Лорд Заточения и сам был ранен, но все его повреждения не имели никакого значения, – они затянутся сами, исчезнут уже очень скоро – её рана была гораздо важнее.
Никто из создателей времени не горел желанием открывать ни одну из дверей в Капитолий, но и спорить с Имлеритом тоже никто не стал. Они только что видели его в действии, всё ещё опасались его габаритов, да и политическая неприкосновенность тоже играла в этом свою роль. Именно потому они расступились, позволив ему пройти и устремиться вперед по правому коридору. Быстро, даже быстрее, чем это было возможно в обычном расстоянии, он заявился в лазарет – небольшую комнату, где почти никогда не задерживались больные. И сейчас там тоже никого не было. Система самообслуживания, идеально выверенные дозы медикаментов позволяли работать без врачей, что было облегчением для почти прокаженного в глазах окружающих Лорда Заточения.
Уложив Сирону на одну из шести коек, стоявших в помещении, обработав и перевязав её рану, Имлерит устроился на ближайшем стуле. Теперь, когда он успокоился, когда она подавила его ярость такой ценой, он просто не мог оставить её одну. Он должен был охранять её, следить за её покоем и не позволять никому, кто мог бы ей навредить, появляться рядом.
«Я сам навредил ей», – подумалось пожирателю времени, но он попытался отмахнуться от подобных мыслей.
Сделать это было гораздо труднее, чем казалось на первый взгляд. Он обещал себе защищать её, обещал быть рядом, являться для неё той самой каменной стеной, за какой всегда будет тишина и покой. Но что он сотворил в итоге? Не удержав себя в руках, поддавшись на издевку того, кто лишил его любимую сестру правого глаза, он едва не лишил её жизни. Эти вспышки ярости, особо сильные и неконтролируемые после длительного анабиоза, стали слишком опасны – в этот раз его не удержал даже голос сестры. Более того, он только пробудил её собственную ярость, скопившуюся за эти годы.
«Я не стою даже её взгляда, – Имлерит покачал головой, до боли сжимая зубы. – Как я могу защищать её, будучи таким?»
Он был не в себе, он не отдавал себе отчета в собственных действиях, а теперь ему ничто не мешало. Рассудок прояснился, рядом не было никого из тех, кто был виноват в потере глаза их Леди, Имлерит мог просто позволить своему сознанию расслабиться. Главное, не потерять сознание самому. Раны всё ещё давали о себе знать – огнестрельные, они вызывали у него слабость, заставляя её заволакивать его глаза темной пеленой. Но он не должен был допускать подобного. Не должен…
