Текст книги "Звезда и волк (СИ)"
Автор книги: Imlerith
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
«Глупо», – заметила она про себя.
– И здороваться я не собираюсь, – по-детски закончив этот спор, являвшийся спором только для неё одной, девочка хмыкнула и
слегка повернула голову, показывая, что разговаривать больше не намерена.
Едва ли не закатив глаза, Имлерит снова выдохнул и покачал головой. Ему было понятно, что им с этим ребенком никогда не поладить, как бы сильно Сирона этого ни хотела, однако ему придётся стараться, чтобы её не подводить. И без того расстроенная тем, что её дочь отдаляется от неё под воздействием учебы в Академии его сестра не должна была подвергаться ещё большим издевательствам. Он будет делать всё, что возможно, чтобы сгладить подростковый бунт маленькой выскочки или хотя бы сгладить его в глазах Сироны.
И та, если это понадобится, всё же начнёт здороваться, хочется ей этого или нет.
***
То, что звалось у людей семейными встречами или родственными прогулками не имело никакой ценности для пожирателей времени, семью не ценивших и не имеющих почти никаких родственных связей. Даже самые близкие родственники, будь то родители или родные братья и сестры, считались у этого народа чем-то незначительным, что не стоило внимания отдельно взятой особи. Каждый из них был сам за себя, занимался своей жизнью и следовал собственному долгу, а то, что происходило с родственниками, близкими или не очень, в большей степени проходило мимо них.
Одним из самых главных исключений из этого правила оставалась нынешняя Леди-Командор – женщина, с самого детства ценившая свою семью и до сих пор пытавшаяся её сохранить. И если теплые родственные отношения со старшим братом, пусть многие и называли их иначе, она всё ещё могла сохранить, то в отношениях с дочерью всё складывалось иначе.
Элистрея не ценила попыток матери заменить ей отца кем-то другим и, казалось, была предельно недовольна присутствием Имлерита на их семейных встречах, и без того случавшихся достаточно редко. Для ребенка этот человек семьей не выглядел, и Сирона понятия не имела, как ещё можно объяснить подростку, что и он тоже часть их маленькой семьи, причем такая же значительная, какой когда-то был Дариэль.
– Почему мы должны встречаться втроем? – несмотря на знание о том, что подобные вопросы причиняют матери боль, Ли продолжала их задавать, сидя за столом и недовольно поглядывая на Имлерита, и без того уже скрывшегося в самом дальнем углу помещения за своим рабочим датападом. – Он не имеет к нам никакого отношения и я совсем не хочу встречаться и с ним тоже.
Первая прекрасно понимала, какими ранимыми и подверженными максимализму могут быть подростки в таком возрасте, но с каждым разом сознание подсказывало ей, что всё это глупости. Листрея вела себя неподобающе и с каждым новым разом, с каждым годом, проведенным в пределах Этерии, это становилось всё более явным.
Она старалась, действительно старалась смягчить для неё потерю одного из родителей, старалась не навязывать ей других людей, если та этого не хотела; она пыталась даже встречаться с ней одной, но даже в таком случае девочка волком смотрела на Леди-Командора каждый раз, когда та бралась за инструмент, чтобы ответить на одно из сообщений по работе. С тех пор, как Трей подошла к порогу взросления, она стала винить свою мать не только в потере отца, но и в том, какие отношения сложились между создателями и пожирателями времени. Взрослея, она становилась всё больше похожей на тех, кто воспитывал и обучал её в пределах Академии.
– Из-за такого поведения мы всё ещё остаемся на грани возможной войны, – резко, странновато ухмыльнувшись, Сирона произнесла вовсе не то, чего ожидала от неё дочь. – Не пора ли вам хоть немного передумать, пока кто-нибудь из нас не разозлился?
Ей надоело, что каждый из окружающих людей выступал агрессором; она устала от того, что создатели времени оказывали на её жизнь настолько сильное влияние, что ей до сих пор приходилось перекраивать себя и терпеть постоянные упреки, практически ни на чем не основанные. Она устала, и её характер, нестабильный и часто выходящий за рамки разумного из-за должности Маньяка, давал о себе знать в самые неожиданные моменты.
– Мам, я не думаю, что…
– Я думаю.
Ли с опаской поглядела на единственный, сейчас ярко-желтый и блестящий глаз своей матери, непроизвольно вжавшись в спинку стула и впервые за всю недолгую жизнь почувствовав, что эту женщину и правда есть за что бояться. Этот взгляд, эта странноватая ухмылка – всё это внушало ей непроизвольный ужас, словно та забиралась ей в голову и раскидывала это ощущение тут и там в её сознании, будто это ощущение необузданной, бесконтрольной силы забиралось в её голову прямо сквозь глаза.
Ребенок не знал и пока ещё даже не догадывался о причинах происходящего, а Имлерит, в несколько шагов преодолевший расстояние до стола и закрывший глаза сестры ладонью, знал. Такое случалось чаще, чем хотелось бы – характер и взгляды Сироны медленно изменялись под давлением его отца, вынуждая её становиться всё более агрессивной и беспокойной, смотреть на вещи совсем иными глазами. Чужими глазами.
Он любил её любой, независимо от того, что с ней происходило и как часто нужно было справляться с её психикой, и именно эта любовь вынуждала его защищать её дочь от неё же, чтобы не причинять Сироне, которая очень скоро придёт в себя, лишнюю боль.
– Сейчас тебе лучше исчезнуть, ребенок, – хрипло и на полном серьёзе произнес Лорд Заточения, продолжая удерживать Сирону на месте и не обращая внимания на то, что она обхватила его запястье волосами, пробираясь ими под кожу и вынуждая его стискивать зубы от неприятной боли. – И как можно быстрее.
Листрея не любила этого человека и никогда не думала, что ей придётся слушаться его или следовать его советам, только парализующий, противный и неприятный ужас, какой она всё ещё ощущала, заставил её кивнуть и быстро встать из-за стола, тут же исчезая за дверью.
Имлерит знал, что его сестра уже через несколько минут придёт в себя и будет жалеть о том, что сказала; о том, что снова поддалась навязанной извне агрессии. Он знал об этом и ждал, когда пряди её волос наконец-то расслабятся и отпустят его, а напряженные плечи медленно опустятся. Он ждал и продолжал держать её, стараясь быть предельно аккуратным.
Помимо маленького бунтующего подростка, им нужно будет справиться ещё очень со многим, в том числе и с влиянием Лорда Безумия на сознание Сироны, и Имлерит готов был помогать своей сестре, коллеге, госпоже и любимой женщине в любом из этих вопросов, даже если ради этого ему придётся каждый раз терять время и залечивать неизменно появлявшиеся шрамы. Его Сирона, его маленькая и безмерно любимая Сирона стоила не только каких-то шрамов.
========== Мир требует войн ==========
Технологический прогресс в условиях бесконечно развивающегося вида, способного использовать не только передовые технологии, присущие всем развитым народам, но и вольного распоряжаться отрицательной частью времени, может стать настоящим произведением искусства.
Пожиратели времени – одна из немногих рас, предпочитающая машиностроение регулярной армии. Немногочисленное население их планеты по-началу предпочитало использовать наемников для военных целей, а постепенно, с новыми реформами Леди-Командора, полностью перешло на синтетическую силу. Множество боевых крейсеров, управляемых искусственным интеллектом, стабилизированным и связанным между собой; громадные боевые машины, оснащенные практически полным сознанием, с полностью функционирующими синими ящиками; и даже киборги, созданные из добровольцев, отдавшихся в её руки. Сирона, получившая репутацию безжалостной ученой и беспощадной главнокомандующей, оправдывала свои прозвища и уже несколько лет не останавливалась, давая своему народу всё новые и новые пути для развития.
Создатели времени соблюдали условия мирного договора, но среди них уже начинались разговоры о том, что их соседи и коллеги слишком опасны, что отсутствие армии – не повод расслабляться, что всё это всего лишь видимость, что они всё ещё хищники. Глядя на это, Леди-Командор предпочитала ухмыляться и ждать. Она готовилась и готовила свой народ, вела занятия в академии, подготовленные для взрослых особей, выращенных внутри бридинговых машин, разрабатывала всё новые и новые веяния в темпоральной кибернетике. Она много работала и была готова встретить революцию или войну, если та вдруг начнется. А о том, что она начнется, Первая знала лучше многих других – она чувствовала, ощущала это в будущем и имела возможность сделать всё, чтобы этого не случилось. Или, может быть, чтобы её народ вышел из этого боя победителем.
В Лорде-Президенте сомневаться не приходилось, ровно как и во вновь набранном Совете – каждый из них был спокойным и ответственным лицом, понимающим, что Порядок без Хаоса не имеет никакого значения, не обладает никакой силой, что всё это идёт от лукавого и что вселенной в равной мере нужно и то, и другое. Однако, это вовсе не отменяло того факта, что лорд Сареон, первый столп Порядка, всё ещё придерживался иной точки зрения. Поразительно старый, практически создавший весь вид создателей времени, он сыскал себе репутацию великой легенды, и именно он готовил почву для революции, для нового удара. Вопрос состоял лишь в том, когда его план придет в действие. Вопрос, на который Леди-Командор должна была ответить раньше остальных.
Помимо огромных боевых машин, увлеченная исследованиями Первая занималась ещё и усовершенствованием живых существ, и первым же живым существом, подверженным экспериментам, стала она сама. Отсутствие правого глаза и невозможность не только работать, но и видеть им, стало для неё новым стимулом – долго работая над созданием подходящего глазного яблока, над восстановлением семи мышц искусственным путем, над возможностью соединения кибернетической ткани с настоящими нервами, в конце концов она пришла к идеальному прототипу, какой возможно было сделать настоящей частью своего организма.
За последние несколько лет Леди-Командор пережила достаточно операций: тяжелый и опасный для её жизни аборт; восстановление времени искусственным путем в качестве эксперимента; а теперь ей предстояла операция ещё более сложная, проводить которую придётся нескольким хирургам. А ей, как управляющему происходящим, придётся удерживать себя в сознании. Жестокая, жуткая практика, но женщина твёрдо решила, что видеть и чувствовать ей хочется гораздо больше, чем продолжать существовать без правого глаза вовсе.
«Не так больно, как многое другое, – убеждала она себя, оказавшись на операционном столе и железным усилием воли стараясь сосредоточиться на том, что ей придётся говорить своим врачам и ассистентам. – Не так больно, как терять его»
Оказалось, что приобретать новый глаз так же больно, как терять старый. Несмотря на спокойствие, какое Леди-Командор собиралась соблюдать, она несколько раз чуть было не повредила Рианнон, проводившую ювелирную работу с её глазным нервом; расцарапала свои руки и в кровь искусала губы, на которых снова останутся шрамы. К тому же, у Первой не получилось должным образом контролировать не только свои эмоции, но и свои волосы, в пыль уничтожившие машину, ассистирующую Третьей на операции. Пожиратель времени была беспокойной, много рычала и кричала, кривилась и дёргалась, удерживаемая только жесткими фиксаторами, однако операция всё же сумела подобраться к своему логическому завершению.
Рианнон, третья на ступенях иерархии Хаоса, заметила, что после столь сложных и кропотливых действий у неё дрожат руки, а Четвертый, всё время болтающийся где-то поблизости и отвечавший исключительно за теоретическую и подсобную часть, теперь, когда всё закончилось, вовсе не помогал. Он нервничал, переживал и готов был, казалось, попытаться расправиться даже с самой Третьей, если что-то вдруг пойдёт не так, и находиться с ним в одном помещении у женщины не было никакого желания.
– Можешь остаться и следить за её состоянием, – холодно, спокойно констатировала она, стягивая с рук покрытые временем перчатки. – Болевой шок вынудил её потерять сознание, но я сделала всё, что могла, чтобы справиться с его последствиями. Скорее всего, понадобится интенсивная восстановительная терапия, чтобы Леди-Командор смогла вернуться к делам уже через неделю, – с этим, я уверена, ты справишься. Она должна очнуться в течение ближайших часов, но если этого не случится, то ты знаешь, что нужно делать.
Да, Лорд Заточения знал, что нужно было делать и готов был этим заниматься, даже если ему самому вдруг придётся умереть. И без того растревоженный наблюдением за мучившейся в течение семи часов сестрой, сейчас он был на взводе и радовался, что Леди Тьмы всё же ушла. Останься она, с ней могло бы случиться всё, что угодно – Имлерит до сих пор с трудом контролировал свою ярость, особенно тогда, когда дело касалось Сироны. Его маленькой Сироны, без сознания лежавшей на кушетке и медленно, едва заметно дышащей, с перевязанным правым глазом.
– Ты справишься, – он разговаривал тихо и почти неслышно, в большей степени для себя, точно так же, как для собственного успокоения касался её мягких волос, аккуратно поглаживая их, зная, что ничего из этого она не почувствует и не вспомнит. – Я знаю, что ты обязательно справишься, Сирона. И снова сможешь увидеть мир обоими своими глазами.
========== Вкус любви ==========
Она долго всматривалась в зеркало в первые несколько суток после операции. Каждый день начинался с того, что Сирона смотрела в зеркало и пыталась понять, сильно ли её правый глаз выбивается из общей картины.
Любой, кто смотрел на неё, мог с легкостью сказать, что он искусственный, не зная даже подробностей. Окруженный несколькими заметными шрамами в области верхнего века и одним некрупным на нижнем, он двигался неестественно быстро и едва заметно светился при использовании системных функций внутренней оптики. К тому же, полностью черный, он создавал контраст с глазом левым, всё ещё ярко-желтым и продолжавшим набирать яркость.
Новый глаз Леди-Командора не был приятным дополнением к её образу и не делал её красивее, однако позволял ей видеть мир с обеих сторон и не лишал возможности чувствовать, пусть и не так ярко, как настоящий. Заглядывая в зеркало снова, она думала, что этого вполне достаточно.
– Ты не считаешь, что это слишком?
Она задавала этот вопрос далеко не в первый раз, но Имлерит снова и снова поднимал на сестру взгляд и улыбался, откладывая в сторону датапад. Он не считал, что это слишком; не считал, что это портит или может её портить; не думал, что это делает её хуже и ему не казалось, что это выглядит новым уродством. Он считал, что ничто, чем бы оно ни было, не сможет испортить его Сирону. В его глазах эта женщина была и остается идеальной, сколько бы шрамов она на себе ни носила.
– Это не может быть слишком, Сирона, – пожиратель времени покачал головой, наблюдая за тем, как его сестра делает несколько шагов в сторону от зеркала и присаживается на ручку его кресла. – Это позволяет тебе видеть вновь, а это стоит любых неприметных царапин.
Несмотря на то, что уже почти несколько лет Сирона не испытывала неудобств с отношением окружающих людей к ней и на то, что она больше почти не переживала о своих многочисленных шрамах и ранах, Имлерит всё ещё старался уверить её в том, что их у неё нет вовсе. Он понимал, что после многовекового давления она вряд ли сможет расстаться с этими установками и стереотипами так быстро: для того, чтобы попрощаться с ними и осознать, что для близких ей людей подобное не имеет никакого значения, понадобится больше пары сотен лет.
Она наклоняла голову и прищуривалась, разглядывая брата. Правый глаз видел куда лучше левого, мог регистрировать частоту чужих движений, вычислять расстояния и траектории, задавать координаты, и Сирона пользовалась этим, всё ещё пытаясь привыкнуть. Но для того, чтобы столкнуться взглядом со спокойным и умиротворенным Имлеритом вовсе не нужно было иметь особенных глаз – это можно было сделать и просто так. Он был прав: если она могла видеть всё так четко и так ярко, могла больше не терять ориентацию в пространстве и смотреть на него сразу двумя глазами, никакие царапины не имели значения.
– Как и тебе, – она улыбнулась и, потянувшись вперед, коснулась кончиками пальцев длинного шрама, вертикально пересекающего левый глаз брата. – Это стоит даже больше царапин.
За эти сто тридцать лет, что прошли с тех пор, как Леди-Командор вспомнила о многих деталях своего прошлого, их с Имлеритом отношения пришли именно к тому, к чему они должны были прийти: к взаимной приязни и полному пониманию. То, что связывало их в прошлом и тонкой нитью тянулось сквозь всю её жизнь наконец-то распустилось, словно бутон цветка, пережившего суровую зиму и дождавшегося весны. Неразрывно связанные с самого начала, сейчас они оба могли сказать о том, что чувствуют себя максимально счастливыми для сложившихся обстоятельств – несмотря на постоянное давление со стороны коллег, на частую угрозу собственным жизням и тяжелые последствия работы с первым классом, на многолетнюю историю другой любви, коей Сирона пыталась заместить настоящую и какую принимала за что-то иное, они были рядом и не собирались расставаться.
– Я люблю тебя, – тихо произнесла Первая, мягко обнимая Имлерита за шею и позволяя себе оказаться к нему ещё немного ближе.
Ей понадобилось почти сто лет, чтобы осознать, что она любит его на самом деле. Всё это время у неё не получалось определиться с тем, где именно её чувства являлись надуманными, недостаточно настоящими или основанными на силе привычки, но сейчас… Сейчас всё стояло на своих местах, позволяя женщине взглянуть на происходящее иначе. То, к чему она привыкла уже давно ушло и больше сотни лет не появлялось. Сирона ничего не забыла, но этого времени было достаточно, чтобы понять: её брат, всегда остававшийся рядом, холодный и вечно готовый сорваться, чтобы утопить мир в крови ради своей любимой сестры, значил для неё гораздо больше, чем кто-либо другой, кому бы ни приходилось занимать его место.
– Я знаю, – хриплым шепотом отозвался он, обнимая её в ответ и положив свою свободную руку поверх её левой ладони. – Я чувствую.
========== Завтра ==========
Привязанности считались слабым местом живых существ, близкие людей хоть сколько-то значимых часто становились предметом постоянных нападок и подвергались риску со стороны не только соперников, но и обстоятельств. Леди-Командор, как один из политических лидеров, могла бы переживать за своих близких больше других, однако их список уже давно сократился всего до двух человек, один из которых находился под постоянной защитой создателей времени и, очень часто, терпеть её не мог.
Их с Листреей конфликт уже давно был решен: Сироне несколько месяцев как было ясно, что дочь не желает считать свою мать заслуживающей хоть какого-то покоя и возможности видеться с ней не только в полной изоляции. Она понимала и принимала это, но видеться они стали гораздо реже – Ли отказывалась появляться на Нодакрусе из-за возможности пересечься со своим дядей по маминой линии, а ход на Этерию Первой был заказан, если она не желала развязать новую войну досрочно.
Трей полностью поддерживала взгляды создателей времени и, при случае, сама бы встала на их сторону, не подвергая себя опасности, и по той причине Леди-Командор могла не опасаться – девочка будет в безопасности до тех пор, пока не сменит собственных приоритетов или пока не решит, что её мама не такая уж и плохая, какой кажется на первый взгляд.
Взгляды на второго близкого человека Первой были не так просты. Ни среди своих коллег, ни среди создателей времени Имлерит не пользовался популярностью, да и желающих отправить его как можно дальше и как можно скорее уже нельзя было пересчитать даже по пальцам обеих рук. В отличие от Стреи, её брат мог постоять за себя, если ему вдруг это понадобится, но и любое нападение, предназначенное ему, тоже могло оказаться куда жестче в условиях надвигающейся революции.
В условиях этой надвигающейся революции все они были в опасности – и Ли, и Имлерит, и сама Леди-Командор. Она, полностью погрузившись в создание синтетической армии, машиностроение и подготовку к полномасштабной войне, находилась, пожалуй, в самой большой опасности: занятая конструированием, стратегиями, увлеченная государственными делами и играющая в диктатора и тирана, она могла перейти ту невидимую грань, какую не желала переходить.
– Завтра, – внезапно показавшись за спиной Лорда Заточения, Сирона мягко обняла его со спины, улыбаясь и показывая, что весь лимит работы на сегодня ею уже исчерпан. – Уже завтра, а ты так и не сказал мне, чего хотел бы.
Несмотря на загруженность, на тяжесть собственных мыслей и надобность ежеминутно кого-то убивать, эта женщина до сих пор находила время для того, чтобы почувствовать себя хоть немного обычной. И последней вещью, коей она увлеклась, стараясь уйти от работы и начать улыбаться чаще, оказался близкий день рождения брата.
Он обещал сказать ей, чего именно ему бы хотелось, но единственным желанием пожирателя времени была и оставалась улыбка его сестры. Она делала ему подарок каждый день, когда не расхаживала по корпусу с серьёзным и загруженным видом и каждую ночь, когда сидела с ним в одном кресле, пытаясь работать, или крепко прижималась к нему в постели, подыскивая интересные темы для разговоров. Как казалось Имлериту, этого было вполне достаточно, чтобы он мог чувствовать себя счастливым, но Сирона считала иначе – ей казалось, что она тоже должна что-то для него делать, и в этом году её желанием было оказаться как можно дальше от Нодакруса и подарить ему незабываемый или практически незабываемый день. День, вечер и, если получится, ночь.
Это стремление в условиях постоянного риска было вполне ясным тогда, когда она с каждым днём всё сильнее и сильнее уходила в работу, почти теряя себя и вспоминая только тогда, когда Имлерит насильно приводил её в чувство, заставляя вспомнить о том, что, помимо политики существуют ещё и другие вещи, только он всё ещё не считал себя достойным подобных почестей.
– Ты говорила, что больше всего хочешь оказаться как можно дальше отсюда, – Сирона не могла этого видеть, но он улыбался тоже, взяв её хрупкую ладонь в свои руки и мягко коснувшись её губами. – Тебе нравился «Сверхновый» на Цитадели и «Лазурь» на Иссете, я помню. Неважно, куда именно ты захочешь, я буду рад, если ты просто не будешь увлекаться работой в этот день.
Сирона помнила оба этих места и считала их достаточно подходящими для почти двенадцатитысячного по счету дня рождения – каждое находилось достаточно далеко от Нодакруса, чтобы на сутки о нём забыть, и могло похвастаться множеством возможностей забыть вообще обо всём, что там происходило. Сама Леди-Командор помнила в большей степени казино на первом этаже «Лазури» и тир в центре «Сверхнового», где когда-то ей пришлось побороться за один из рекордов в таблице. Увы, без особого успеха.
– Ставлю на Цитадель и обещаю не работать больше целых суток, не считая сознательной нагрузки, – так и оставшись на месте, пожиратель времени прислонилась щекой к его спине, продолжая легко улыбаться. – С середины сегодняшней ночи и до самого отъезда с Цитадели.
Вытянувшись и потрепав Имлерита по волосам, она тут же зашагала в сторону коридора, чтобы закончить с приготовленными на завтра договорами. Сирона была слишком обязательной, ответственной, слишком преданной долгу, и даже её брат осознавал, что эта преданность рано или поздно обернётся для неё чем-нибудь нехорошим, однако сейчас, всё ещё ощущая её прикосновения на своей коже, он мог лишь улыбаться ей вслед, ожидая, когда она вернётся снова, чтобы отвлечься от бесконечной суеты политической жизни и умчаться отсюда как можно дальше.
========== Забыть обо всём ==========
Как бы сильно она ни старалась, сколько бы усилий ни прикладывала, у неё никак не получалось перестать плакать. Эмоции, какие она училась подавлять или вовсе уничтожать, с какими чаще всего справлялась легко и просто, были невыносимо сильными и болезненными. Как так могло получиться? Разве не она сама говорила о том, что этого никогда не будет? Она до последнего верила в собственные слова, пока они не разлетелись на куски, столкнувшись с суровой реальностью.
Он не хотел больше с ними общаться. Он больше не считал их своей семьей. Он не считал своей семьей даже её.
Она утерла слезы широким рукавом своей красной мантии, показывающей её принадлежность к фракции, и выдохнула. Трей старалась успокоиться, только получалось у неё с трудом. Сидя на полу в своей комнате, прячась за небольшим комодом и позволяя себе пачкаться в пыли и плакать, она не походила на правильного и гордого создателя времени, каким хотела быть.
У неё перед глазами до сих пор стояла сцена встречи с отцом на первом этаже Капитолия, откуда он забирал свой корабль, перемещенный туда координатором. После стольких лет, проведенных в одиночестве или в обществе матери, Трей была невероятно рада видеть его живым и здоровым, в чем-то заинтересованным и способным всё так же язвительно общаться со всеми, кто пытался загнать его в какие-то рамки. Но она никогда не думала, что такой же язвительный тон когда-нибудь достанется и ей.
Он смотрел на неё так, словно до этого никогда не видел и утверждал, что у него сейчас нет времени на глупые шутки, да и времени заниматься делами Этерии, если подобное призвано заставить его сделать именно это – тоже. Он не признавал её и не стал даже слушать, что она хотела ему сказать. Он больше не хотел с ней общаться, больше не хотел считать её своей семьей.
Трей всхлипывала и снова утирала непрошеные слезы рукавом. Её учили, что создатели времени не плачут, не поддаются эмоциям и не придают значения своей личной жизни, и сейчас она не только позволяла себе быть слабой, но и предавала то, чему так долго и упорно училась. Но к чему ей все эти оценки, к чему ей работа и фракция, если в её семье больше некому ей гордиться, некому счесть это важным и правильным? Она сама разрушила свои отношения с матерью, пренебрегая её видом, её жизнью и её выбором, а теперь оказалось, что то же самое с ней самой проделал отец. Она могла бы вернуться на Нодакрус и рассказать маме о том, что произошло; она могла бы вернуть её и вновь стать частью её семьи, но ей никогда этого не хотелось.
Листрея с самого детства считала маму всего лишь приложением к папе – она воспринимала её как женщину, дополнявшую их семью и способную сделать отца счастливым, способную заставить его улыбаться и помочь заботиться о самой Трей. Почти всю свою жизнь она росла именно с ним, лишь изредка встречаясь с матерью. И тогда, когда они остались вдвоем, их отношения разладились окончательно, заставляя обеих разойтись в разные стороны и отдалиться друг от друга достаточно сильно, чтобы однажды и вовсе прекратить общаться.
Она знала, что мать её всё ещё любит, что она всё ещё пытается заботиться о ней, однако ей было нужно вовсе не это.
Тряхнув головой, Трей заставила себя собраться. Она была сильной, способной вытерпеть не только подобное. Она была в состоянии справиться и с этим, и со многим другим. Она всё ещё была создателем времени, у неё всё ещё были друзья в Академии, она всё ещё была единственной, кому разрешили присоединиться к фракции даже раньше официального выпуска, а это что-то да значило.
Она несколько раз тяжело выдохнула и отбросила в сторону желание продолжить плакать, а затем поднялась с пола и отряхнула свою длинную красную мантию, не оставив на ней ни единого следа пыли. Она помнила, что создатель времени должен выглядеть собранным и безупречным, должен показывать, что принадлежит к Порядку, и старалась воплотить это в жизнь, несмотря на временно покрасневшие глаза и слегка растрепанные волосы, которые она пыталась пригладить.
– У создателей времени не должно быть семьи, – стоя перед зеркалом, Трей разговаривала сама с собой, кивая и воспринимая информацию с должным, только что восстановленным спокойствием. – У создателей времени есть только дом, должность и фракция и именно о них создатели времени должны беспокоиться.
Исключительно для уверенности кивнув в последний раз, она глубоко вздохнула и покинула комнату. Следуя этому правилу, она должна была не раскисать, а продолжать своё обучение, присутствовать на лекции по основополагающим принципам перерождения, куда теперь и направлялась.
Люди, будь они семьей или кем-то другим, приходили и уходили, а она всегда оставалась один на один с собой. От себя невозможно было сбежать, и Трей понимала это, уже сейчас обещая себе вспоминать об этом знании как можно чаще.
========== Подельники ==========
Никакое место не могло сравниться со «Сверхновым» на Цитадели по своей яркости. Самый оживленный и дорогой квартал главной космической станции галактики Андромеды сверкал всеми возможными красками и увлекал в свои сети всех, кто не мог устоять перед красивой жизнью, праздными развлечениями и казино. Тех, кто не мог устоять перед казино увлекало больше всех.
Яркий неоновый свет, окружавший людей вокруг и заливающий собой практически всю главную двухэтажную площадь района, мог похвастаться полным спектром цветов и возможностью ослепить любого, кому придёт в голову взглянуть, например, прямо на огромную вывеску «Серебряного побережья» или «Башен Бетерия». Каждое следующее заведение было ярче другого и, казалось, они соревновались между собой в том, кто привлечет к себе больше внимания, побеждая в этом соревновании с переменным успехом.
Жители и посетители «Сверхнового» обосновались на обоих этажах площадки – кто-то прислонился к перилам, разглядывая пролетающие вдали аэрокары, не гнушавшиеся огромной скоростью; кто-то столпился внизу, на площадке, ожидая, когда их отсюда заберет точно такой же аэрокар и унесет их на другую половину огромной Цитадели; некоторые толпились около входа в казино и пытались убедить охранника, что у них есть личное приглашение от владельца, что они полностью проходят фейс-контроль или ещё не проиграли все свои кредиты; кто-то, выпив слишком много, пытался поспорить с восьмиглазым наемником у входа на арену, на что получал одни только щелчки и усмешки.
Публика на «Сверхновом» была такой же яркой и разношерстной, как и сам квартал, однако самой яркой всё же была она. Красивая и улыбчивая, с живым блеском в глазах смотрящая на окружающих людей, на разноцветные огни квартала и своего брата, Сирона казалась ярче любого возможного света и даже рождающейся звезды. В её волосах, сегодня собранных в замысловатую высокую прическу, оканчивающуюся длинным хвостом, опускавшимся ниже поясницы, блуждали цветные блики отражений, отталкивающиеся от их платиновой поверхности; а её постепенно отрастающая челка скрывала шрамы на правом глазу. Сирона больше не пряталась и её острые зубы иногда выглядывали из-под покрытых ярко-алой помадой губ; она больше не пряталась и её когти, отпущенные чуть длиннее, чем обычно, блестели и заставляли некоторых с интересом посматривать на неё, гадая, к какому виду она принадлежит; она не пряталась и её платье было достаточно открытым, чтобы часть шрамов на её спине и плечах была видна окружающим. Она не пряталась и была для Имлерита самой яркой точкой на всей Цитадели, во всей безграничной вселенной.
