Текст книги "Звезда и волк (СИ)"
Автор книги: Imlerith
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
========== Любой, кто обидит тебя… ==========
Ей было двадцать семь, когда он впервые посмотрел на неё не так. Молодая, ещё совсем маленькая Сирона выглядела для Имлерита совсем не так, как должна была бы выглядеть сестра. Низенькая, с большими глазами, занимавшими почти половину лица, с несуразными и крупными красными рогами, она выглядела беззащитной, милой и привлекательной. Он уже не в первый раз ловил себя на мысли о том, что для него она выглядит привлекательной.
Он сидел на одном из обломков камней, погрузившись в книгу, – пыльный фолиант, рассказывающий историю пожирателей времени – и только украдкой посматривал за тем, что делает его сестра. Сирона, пугливая и осторожная, бродила вокруг, то и дело спотыкаясь, не имея возможности справиться со своей неудобной церемониальной обувью. Она и сама следила за братом, но только для того, чтобы убедиться, что он всё ещё здесь. Ей было страшно без него, одиноко. Сколько она себя помнила, он всегда был с ней рядом – учил её, заботился о ней, успокаивал её, когда она пугалась и плакала. Высокий, пугающий других, всё время одетый в чёрное, Имлерит – он был её героем. А она была его кошмаром.
– Аккуратнее, – подорвавшись с места, он оказался рядом с сестрой как раз вовремя, чтобы иметь возможность ухватить её за руку и предотвратить неизбежное падение. – Тебе не позволят вернуться на занятия, если разобьёшь нос.
Двадцать семь лет – не такой серьёзный возраст для пожирателей времени, но достаточный для того, чтобы сознание и обучаемость полностью развились. Сирона, хоть и выглядела по меркам людей от силы на десять лет, была девочкой умной и сообразительной, очень способной. Но, помимо сообразительности и ума, требовалась ещё и мудрость, которая приходит только со временем, которого у неё пока ещё не было.
– Они накажут меня за обувь? – она нахмурилась и взглянула вниз, а её тонкие, бледные губы задрожали так, будто она собиралась заплакать. Её церемониальные туфли теперь и в самом деле походили на что-то несуразное, но Сирона не понимала, что никто не будет наказывать её за подобную мелочь. – Я поступила нехорошо?
Имлерит, держа руку на её хрупком, маленьком плече, на которое с трудом помещалась его ладонь, невольно улыбнулся. Она была такой трогательной и беззащитной, когда чего-то боялась, что ему до дрожи хотелось схватить её и утащить в самый тёмный угол Пустоты, чтобы до скончания времён прижимать к себе и не позволять больше плакать.
Но вместо того, чтобы подначивать свою трогательную заботу и любовь, постепенно принимающую вовсе не братский характер, он глубоко вздохнул и опустился рядом с ней на колени, испачкав в пыли свой чёрный балахон. Ему хотелось оказаться с ней на одном уровне, но Сирона была настолько маленькой, что ему всё равно пришлось наклоняться.
– Никто не накажет тебя за это, пока я рядом, Сирона, – потянувшись вперед, он аккуратно убрал прядь её волос за ухо, так и не прекратив улыбаться. Наивная, добрая девочка – луч света в болоте их народа, которому рано или поздно тоже придётся сгнить. Как ему не хотелось, чтобы когда-нибудь она тоже испортилась, как он, как все они. – Ты ведь помнишь об этом? Любой, кто обидит тебя сегодня, будет разорван на части завтра.
Он говорил ей это каждый раз, когда она расстраивалась и, к сожалению, она знала о том, каким образом и почему Имлерит рвёт людей на части, но ей, как его младшей сестре, это ничего не говорило. Он всё равно оставался для неё героем, оставался для неё единственным близким человеком, которого она любила и которому доверяла. Он был её братом. А она – его любовью.
– Ты будешь защищать меня? – на её лице проступила улыбка, а и без того большие глаза, просияв, показались ещё больше. – Всегда?
– Да, я всегда буду защищать тебя, – пожиратель времени крепко прижал её к себе, позволив себе вдохнуть странный, почти неуловимый аромат её платиновых волос, и с трудом заставил себя думать о том, что ей всего двадцать семь лет. – Всегда, когда бы это тебе ни понадобилось.
Ей было всего двадцать семь и она наивно обнимала его в ответ, не понимая, что сейчас происходит внутри брата. А ему было уже девятьсот сорок девять и он не мог сказать, что волнует его больше – становление Господином Зверств или лёгкие завитки на волосах сестры. Он любил её уже сейчас, но знал, что никогда в жизни не сможет ей об этом сказать.
========== …будет разорван на части ==========
Пустота – название, лучше всего описывающее место изгнания пожирателей времени. Место черное и пустынное, в котором не водилось даже зданий и строений – только какой-то мусор, попавший сюда случайно из недр основной вселенной, из которого предприимчивые жители составляли абстрактные, сюрреалистические дома. Здесь не было пригодного для жизни воздуха или даже гравитации – обо всём этом они позаботились сами, сумев выжить в малых количествах – настолько малых, что о продолжении цивилизации здесь не могло быть и речи. Дети не рождались, взрослые вырождались – только некоторым, самым высшим из них, теперь погруженным в сон, удалось продолжить свой род для того, чтобы их народ не исчез окончательно.
Молодой пожиратель времени с длинными платиновыми волосами, завязанными в хвост, и чёрными, как смоль, блестящими рогами уже битый час бродил вокруг импровизированного храма, стараясь отыскать свою сестру. Ллос сказала, что она была расстроена, практически плакала, а он никогда не мог оставить маленькую Сирону плачущей, пусть пожиратели времени и не могли плакать так, как делали это представители иных видов. Ей было меньше сотни лет, а он уже добрался до тысячи и всегда играл для неё роль примерного брата. Он никогда не поднимал на неё руки, даже в приступах своей кровавой ярости, никогда не ругался и никогда не позволял никому её обижать. А теперь она плакала, плакала где-то в этом всеми забытом месте, не рассказывая никому о причинах.
– Нашёл, – он улыбнулся, насколько позволяли острые зубы, и потянулся рукой к миниатюрной девушке, спрятавшейся в тёмном углу. Такая же светловолосая, как и он, но намного ниже и младше, заплаканная и одетая в красное, с такими же красными вертикальными рогами, она с трудом подняла на него взгляд, сдерживая слёзы. – Тот, кто посмел обидеть тебя сегодня, завтра будет разорван на части, Сирона. Кто?
Её губы дрожали, она явно хотела что-то сказать, но каждый раз, когда Сирона открывала рот, у неё получались одни только всхлипы. В конце концов, она с трудом поднялась с места, сделав пару шагов вперед на подкашивающихся ногах, и крепко вцепилась в чёрный балахон своего брата, больно ударяясь костяшками пальцев о цепи, которые он носил. Она вздыхала и всхлипывала, не останавливаясь, комкая пальцами одежду Имлерита и не произнося ни слова. Ей было очень больно, но она не могла объяснить, почему.
– Скажи мне, – шипящий, грубоватый голос пожирателя времени снова разрезал тишину в старом храме, а сам он медленно гладил младшую сестру по волосам, отчего-то упиваясь этим ощущением и всё отчетливее понимая, что хочет убить, уничтожить того, кто заставил её плакать. – Или он уже мёртв?
Подняв на него большие испуганные глаза, Сирона отчаянно замотала головой и утёрла слёзы его одеждой. Если её брат добрался до убийств, если начал смотреть на неё такими глазами – ей нужно было говорить.
– Я не… – она говорила с трудом, сглатывая вставший в горле ком, но всё же говорила, собравшись с духом и затолкав своё детское недовольство куда подальше. – Я не… не хочу становиться верховной у Ллос… Не хочу своё церемониальное имя. Я хочу оставаться собой, Мер. Она заставляет меня убивать их.
К концу небольшой сбитой речи Сирона успокоилась, а её брат, наоборот, склонил голову на бок, задумавшись. Своё церемониальное имя он уже получил, – длинное и звучное, обнажающее характер его должности и его личности – а тому, сколько людей погибло от его руки, независимо от желания, он уже потерял счёт. Ему было бы тяжело осознать суть проблемы, если бы об этом говорил кто-то другой, но тогда, когда об этом говорила Сирона, его маленький Вершитель, он не мог не задуматься.
– У тебя нет выбора, Сирона, – Имлерит крепко прижал её к себе, ещё крепче, чем до того, и пропустил пряди её платиновых волос сквозь свои когтистые пальцы. – Тебе придётся убивать их каждый день, слышать их каждый день. Ты ведь знаешь, от такого не отказываются.
Её тонкие губы снова задрожали, но она стоически вытерпела, не позволив себе заплакать вновь. Настоящие пожиратели времени не плачут, не дрожат и не позволяют себе распускать нюни на груди у старшего брата. Они смело принимают своё предназначение и гордо смотрят вперёд, исполняя свой долг перед вселенной.
– Я хочу заниматься другим, – девушка всё ещё смотрела в глаза Имлерита, хмуря брови и сжимая губы, чтобы не раскиснуть окончательно. – Другими вещами.
Он знал, юный Господин Зверств знал, что не сможет ей этого дать, но знал, что сможет дать кое-что другое. Что-то куда более ценное и верное, что-то, за что она сможет ухватиться и пройти сквозь свой период становления. Сквозь период, который он прошёл один.
– У тебя нет выбора, – шепотом повторил он, наклонившись к сестре и оказавшись в поразительной близости от её дрожащих губ, совсем не свойственной братским отношениям. Он одёрнул себя лишь в последний момент, коснувшись своими губами её лба. – Но я буду защищать тебя. Всегда буду защищать тебя.
========== Ты – Звезда, он – Волк ==========
Не было никакой разницы в том, куда смотреть – куда бы она ни смотрела, её взгляд так или иначе скользил назад, в сторону рабочего места брата, усердно расписывавшего что-то в документах, в которых она пока ещё ничего не понимала. В последний раз, когда он попытался рассказать ей об этом, она с трудом сдерживала дрожь в своих коленях и не услышала ни слова, если не считать её собственного имени, часто произносимого его хриплым голосом.
Он нравился ей. Он всегда ей нравился – ещё с того момента, когда ей удалось осознать, что находиться к нему очень близко – нормально, что его забота – это любовь. Она любила его, по-настоящему, как брата и, может быть, даже сильнее, но только с возрастом, тогда, когда она начала ощущать себя женщиной, её любовь к нему превратилась во что-то ненормальное. Уже несколько лет Сирона ловила себя на том, что считает его красивым – привлекательным, интересным, сексуальным. Всего, начиная от кончиков его чёрных блестящих рогов и платиновых волос, вечно торчащих в разные стороны, и заканчивая острыми когтями.
Теперь, когда он занимался её обучением или просто разговаривал с ней, она не могла сосредоточиться ни на чём, кроме него и своих собственных ощущений. Она слушала его голос, не задумываясь о смысле слов; она следила за движениями его пальцев, не задумываясь о направленности действий, и замирала, разглядывая его губы, пока он не вынуждал её очнуться. Она даже не знала, замечает ли он её ненормальные взгляды в такие моменты, видит ли, насколько сильное влияние оказывает на её молодой организм.
Красивый, сильный, заботливый, всегда находящийся где-то рядом. Он был идеальным и единственным, кого Сироне хотелось любить.
Иногда ей казалось, что он смотрит на неё точно так же, – замирает, разглядывая её губы или останавливается, чтобы понаблюдать за её волосами – но разве это не было простой игрой подсознания? Ей хотелось, чтобы он любил её в ответ и видел в ней женщину точно так же, как она видела в нём мужчину, но разве так должен был брат реагировать на сестру? Сирона была уверена, что он отвергнет её, попробуй она только заикнуться о том, что иногда ей хочется его поцеловать или о том, что она хочет принадлежать только ему, быть его частью. Он мог счесть её испорченной, начать относиться к ней хуже, он мог забыть о ней прямо перед своим уходом!
«Он скоро уйдёт, – рассуждала про себя она, наблюдая за братом с другого конца помещения. – И если ты ничего ему ничего не скажешь, ты никогда не сможешь понять, действительно ли он смотрит на тебя так же. Никогда даже не узнаешь, что такое поцелуй»
Фыркнув, Сирона недовольно облизнула пересохшие губы длинным языком и обратила взгляд на руки Имлерита. Они тоже казались ей красивыми – мощные, но жилистые, они часто являлись одной из самых важных частей её фантазий, за которые она себя корила. Ей нужно было думать об обучении и о том, что она будет делать, когда брат погрузится в сон, а вместо этого она кусала губы и ёрзала на стуле, наблюдая за тем, как он пишет. Её тело, её чувства, он сам – они не давали ей покоя, заставляли думать о том, достаточно ли она смела, чтобы признаться ему в любви.
Сколько времени это уже длилось – всё это, считая сексуальное влечение? Десять лет? Пятнадцать? Их отношения вышли за рамки нормальных уже давно, но только сейчас, когда ситуация стала практически безвыходной, она задумалась о том, чтобы признаться. Что она будет делать, если он уйдет, так ничего и не узнав? Будет жалеть до конца своих дней, до самого конца Пустоты, потому что попробовать гораздо лучше, чем сразу отбросить попытки. Он сам её этому научил. Но что она будет делать, если для него это окажется такой же дикостью, как и для многих других? Будет жалеть о том, что сказала о своих чувствах. Какая разница, если ей в любом случае придётся жалеть?
«Возьми и скажи ему об этом, он совсем рядом, – Сирона резко поднялась с места, схватив с полки первую попавшуюся на глаза книгу, чтобы найти повод подойти к нему. – Ты – Звезда, он – Волк, об этом написано в книгах. Он – твоё предназначение, он должен это понять!»
Вдохновляющие речи получались у неё лучше всего, но легче от этого не становилось. Она топталась на месте и боялась выйти из-за стеллажей, боялась начать разговор и не знала, как сделать это так, чтобы оставить себе хоть какие-то пути к отступлению, если Имлерит вдруг её не поймёт.
Он поймёт. Он должен был понять.
«Он, кажется, как раз эту книгу и искал несколько минут назад, до того, как начал писать»
– Я нашла, – собравшись с духом, Сирона выглянула из-за книжной полки, протянув брату тяжёлый красный фолиант, рассказывающий о его будущей должности. – Она была внизу.
Теперь она могла рассчитывать только на собственную смелость и на то, что он чувствует к ней то же самое. На то, что он будет её Волком всегда. Во всём. Везде.
========== Единственная ==========
В библиотеке было темно и пыльно. Огромное количество книг, хранившихся здесь, уже давно никем не читалось и только один пожиратель времени, вынужденный знакомиться со своей собственной историей, пытался найти среди всего этого беспорядка литературу, посвященную его новой должности. Тот, кто написал этот том, был уже давно мёртв, а первым и пока что единственным его преемником являлся Имлерит, окончательно запутавшийся в названиях куда более древних, чем сама Пустота.
– Я нашла, – женский голос заставил его встрепенуться и показаться из-за высокой стопки книг, которые он снял с верхней полки. – Она была внизу.
Сирона тоже казалась покрытой библиотечной пылью, её длинные платиновые волосы растрепались, она всеми силами старалась отряхнуться и пригладить непослушные пряди, протягивая ему книгу. Наверное, ей казалось, что она выглядит неподобающим образом, но для своего брата она была красивее, чем любая женщина во вселенной, пусть даже пыльная и растрепанная.
С того момента, как он осознал своё влечение к собственной сестре прошло уже больше сотни лет, и сейчас она была уже далеко не маленькой девочкой, постоянно теряющей свои учебники и ломающей когти, она была уже почти женщиной – длинноволосой, длинноногой, аккуратной и практически сформировавшейся. В его глазах она была поразительно красивой и его взгляд даже сейчас задерживался то на её изящных руках, то на тонких губах, смотреть на которые Имлериту было противопоказано.
– Спасибо, – он устало улыбнулся, потянувшись к тяжелому фолианту, – мне понадобилось бы несколько часов, чтобы до неё добраться.
Она улыбнулась в ответ, но книгу брату так и не отдала. Потянувшись вперед, Сирона коснулась пальцами его когтей и накрыла его руки своими ладонями, размера которых для этого катастрофически не хватало. Он хмурился, не понимал, что его сестра пытается сделать, а она продолжала улыбаться, крепче цепляясь своими руками за его.
– Если я Звезда, а ты Волк, то я – твоё предназначение? – вдумчиво протянула она, надавливая когтями на костяшки пальцев своего брата, заглядывая ему в глаза. Они были красными, куда более яркими, чем её – полностью черные.
Сирона задавала те вопросы и делала те вещи, к которым Имлерит не был готов. Он уже давно относился к ней совсем не как к сестре, но это вовсе не значило, что такое отношение можно было посчитать нормальным. Он столько лет сдерживал самого себя, огораживал её от своего дурного влияния, что сдаваться из-за одного единственного вопроса и её мягких ладоней было попросту нельзя. Он был старше и нёс ответственность как за неё, так и за свои специфические вкусы.
– Если ты хочешь так считать, – Имлерит долго тянул с ответом, в конце концов выбрав самый правильный и с его, и с её стороны. Он понятия не имел, о чём именно она спрашивает, но не мог отметать тот вариант, в котором их мысли относительно друг друга полностью совпадали. Это было утопичным, полным надежд мышлением, и отвязаться от него было практически невозможно. – Никто не будет принуждать тебя так мыслить, пока ты сама не решишь, что ты – моё предназначение.
Лорд Заточения уже несколько секунд держал книгу самостоятельно, а холодные руки его сестры переместились к его запястьям. Сейчас, когда он сидел на стуле, она могла смотреть в его глаза – внимательно, словно он говорил ей самые важные в её жизни вещи, и неправильно. Может быть, он был настолько увлечён, что видел в её бездонных глазах то, что хотел видеть? То, что она наверняка не раз замечала в его собственных?
– И если я хочу, ты будешь считать так в ответ? – с каждый разом становясь всё ближе к брату, Сирона, казалось, прекрасно осознавала, в чём состоит завуалированная суть их разговора, несмотря на то, что Имлерит снова и снова убеждал себя в том, что она, ещё слишком молодая, может не отдавать себе отчёта в том, на что идёт. – Я хочу быть твоим предназначением. Хочу быть частью тебя.
Сколько бы он ни пытался убедить себя в том, что его сестра не понимает, что говорит, теперь заниматься этим было уже нельзя. Она хмурила брови так, как делала всегда, когда пыталась что-то кому-то объяснить; она выражалась предельно ясно и не скрывала того, что на самом деле думает; она умещала свои руки на его широких плечах и с каждой новой секундой оказывалась всё ближе, ожидала от него ответа.
Все его естество, каждая клетка его тела и каждый уголок сознания говорили о том, что у него нет никакого права отказывать сестре, независимо от того, будет она об этом жалеть или нет, и только какой-то отголосок здравого смысла утверждал, что ей всего сто шестьдесят восемь лет, что она может не понимать того, что одни только подобные намёки заставляют её брата сходить с ума. Он должен был задать ей вопросы, должен был убедиться в том, что она осознает, на что идёт. Осознаёт, что тогда она на самом деле станет его частью.
– Я уже давно считаю так, – отбросив книгу на стол, Имлерит хотел взять Сирону за руку, но отчего-то коснулся её талии, одним аккуратным движением заставляя её оказаться гораздо ближе и нервно выдохнуть ему почти в губы. Она опасалась – он это чувствовал и только по этой причине всё ещё не позволил себе наконец-то прикоснуться к её бледным и холодным губам. – И не могу не сказать тебе о том, что если ты позволишь мне больше, чем полагается брату, я не смогу остановиться.
Он следил за выражением её глаз и видел, что её мысли мечутся от одного к другому, что она не уверена в том, что стоит ответить брату. Она переводила взгляд с его глаз на его губы, оглядывалась по сторонам, словно из-за пыльных книжных стеллажей мог вылететь кто-нибудь ещё и прервать их беседу, а потом крепко сжимала руками его плечи – настолько крепко, что на его тёмной одежде оставались следы от её пока ещё коротких когтей.
Сирона не собиралась отвечать вслух. Зная своего брата даже лучше, чем себя, она просто собиралась с духом, чтобы коснуться его волос – таких же платиновых, как у неё, длинных и взъерошенных. Она знала, чем это для него обернётся, и хотела, чтобы он это почувствовал; хотела показать ему, что она отдаёт себе отчёт в том, что делает и в том, на что идёт. Он должен был знать, что она по-настоящему хочет быть его частью, даже если после этого он никогда не сможет остановиться.
– Прекрати, – когда её длинные пальцы запутались в его волосах где-то в районе затылка, Имлерит непроизвольно прижал сестру к себе ещё крепче, уткнувшись носом в её шею и выдохнув в два раза тяжелее, чем за несколько секунд до этого. Теперь, когда она настолько нагло играла на его чувствительности, он не мог отрицать того, что она повзрослела; того, что она знает, чего хочет. Она хотела того же, чего хотел он, а он продолжал упираться исключительно ради её безопасности, хотя уже сейчас, вдыхая её запах, непроизвольно касался губами её тонкой шеи и шептал вместо того, чтобы говорить вслух. – Сирона, я в самом деле не смогу держаться, если ты сделаешь так ещё хотя бы раз.
У них двоих, помимо проблемы кровного родства, была огромная разница в возрасте и огромная разница в размерах. Имлерит, предельно высокий, достигший почти двух с половиной метров в высоту, и сильный, очень отличался от своей миниатюрной и хрупкой сестры. Рядом с ним она казалась почти стеклянной – низкая, худая, бледная, с этими огромными чёрными глазами… Когда он представлял её рядом, он всегда, абсолютно всегда был аккуратным, но никто не гарантировал того, что его фантазии будут иметь что-то общее с реальностью. Его размеры, его когти, даже его зубы – всё это могло запросто сделать ей больно, если он не будет себя контролировать.
– Я могу сделать тебе больно. – Она коснулась его ещё раз, а он продолжал сдерживаться так, как мог – крепкими объятиями, нервными поцелуями, заставлявшими её мелко дрожать, и шепотом, медленным перемещением к её губам. – Могу тебя ранить.
– Мне всё равно, – запустив в его волосы обе руки, Сирона тоже перешла на шёпот и прислонилась своими губами к его. – Я люблю тебя.
В первое мгновение ему показалось, что мир на какую-то секунду остановился, застыв только для них двоих; что библиотека и тысячи её пыльных книг испарились, заставляя его сосредоточить своё внимание исключительно на своей сестре. Её последние слова отдавались и перемножались в его сознании, заставляя Имлерита мысленно бросаться от одного к другому и искать правильный ответ на эту фразу. Единственным верным вариантом было точно такое же «я люблю тебя», но она и так знала об этом.
Поток его мыслей здорово отставал от того, как действовало его тело: Лорд Заточения не заметил, как она оказалась совсем близко; как он наконец-то смог ощутить вкус её губ и узнать, каким мягким и приятно шершавым был её длинный язык. Он не заметил даже того, как она оказалась у него на коленях, как быстро забылась так необходимая ему литература. Неважно, между чем и Сироной ему приходилось выбирать – она всегда, всегда оставалась в приоритете.
Его сестра не умела целоваться и даже её прикосновения к его волосам, к его телу были робкими, стыдливыми, словно она боялась сделать что-то не так, и ему полагалось научить её делать всё правильно, только отчего-то Имлерит считал, что учиться проще всего в процессе. Теперь, зная не только о её желаниях, но и о её чувствах, он не мог контролировать себя, как предупреждал несколько минут назад. Его собственные желания и чувства здорово давали в голову, заставляя смахивать со стола бесполезные книги, поднимая пыль; вынуждая подниматься со стула вместе с ней и искать удобства на столе. Больше сотни лет он смотрел на неё, сдерживаясь, а теперь она была его. Она была целиком и полностью его, и любая сдержанность не имела никакого значения.
Одна из церемониальных туфель Сироны свалилась на пол, когда она обхватила брата ногами, а она сама потерялась в судорожных выдохах и приглушенных стонах. Её пальцы всё ещё мягко поглаживали или сжимали его волосы, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что делал он. Даже не касаясь её волос, Имлерит заставлял её дрожать и прижиматься к нему крепче. Каждый раз, когда он целовал её или тихо рычал, прикасаясь своим длинным языком к её шее и ключицам, забираясь им под её красную церемониальную одежду, она начинала дышать тяжелее. Ей было жарко и хотелось, чтобы он трогал её снова и снова, чтобы он унял это странное напряжение во всём её хрупком теле. Ей хотелось, чтобы он был ближе и она пыталась отплатить ему тем же, не зная, что именно стоит делать: тогда, когда она пыталась взяться за его одежду, брат останавливал её руки; а в те моменты, когда её одежды касался он, она могла только судорожно дышать и дрожать от возбуждения, предвкушения и страха.
– Я боюсь, – голос его сестры, теперь уже лежавшей на так удачно оказавшемся рядом столе, казался слишком высоким, а её руки, цеплявшиеся за его плечи и торс, тряслись. Она действительно боялась, боялась и не позволяла Имлериту отстраниться, не желая, чтобы он останавливался.
– Я знаю, – он срывался на хрип, расстегивая последние застёжки на её платье, – я чувствую.
Как бы сильно Лорду Заточения ни хотелось сорваться, как бы ни пожирало его желание при одном только взгляде на его почти обнаженную сестру, он отдавал себе отчёт в том, что должен был быть с ней предельно аккуратен. Именно потому он так часто её целовал, так часто касался, использовал её волосы и позволял ей делать только то, что не заставит его превратиться в бездумное животное, способное причинить ей боль. Он любил её и осознавал, что её первый раз может оказаться болезненным не только из-за отсутствия опыта, но и из-за того, кто оказался её партнёром. Он осознавал, что больно ей будет в любом случае и знал, что единственное, что он может – смягчить эту боль и позволить ей чувствовать себя любимой, а не только испорченной.
В библиотеке было пусто, сюда почти никто никогда не ходил и некому было смущаться звукам, совсем для этого помещения нехарактерным. Никто не обращал внимания на скрип старого стола, на периодически заглушаемые вскрики боли, на приглушенные стоны, всхлипы и неясные скользкие звуки, тихое рычание и едва различимые в общем потоке слова любви и успокоения. Никто не знал и не догадывался о том, что происходило в библиотеке, а Сирона впервые узнала о том, что значит быть чьей-то частью. Она боялась, ей было больно и временами казалось, что их с братом разница в размерах может оказаться почти что фатальной, но ещё никогда она не чувствовала себя так к кому-то близко. Они были одним человеком, как было сказано в том предсказании, которое она читала только сегодня утром, и если для того, чтобы она была его Звездой, а он был её Волком, ей требовалось вытерпеть немного боли, она готова была делать это снова и снова.
– Я люблю тебя, Сирона, – когда всё закончилось, Имлерит наконец-то сказал это вслух, почти касаясь уха сестры губами и продолжая нависать над ней, практически прижимая к столу. – Всегда любил.
– И будешь любить, когда уйдёшь? Будешь любить, когда вернёшься? – она обнимала его за шею и тяжело дышала, с трудом разговаривая и двигаясь, но всё ещё пыталась добиться от него тех слов, которые хотела слышать больше всего.
– Да, – его дыхание почти обжигало её кожу, его руки заставляли её успокаиваться, когда он мягко поглаживал её по волосам. – Ты единственная женщина, которую я хочу любить. Единственная, которую я буду любить. Единственная женщина, которая когда-либо у меня будет. Я обещаю.
========== Подарок ==========
Сто шестьдесят девять. Ровно сто шестьдесят девять факелов можно было насчитать на поле, полном ярко-красных цветов памяти, неизвестно каким образом и для чего выращенных в Пустоте. Пожиратели времени, оказавшиеся здесь первыми, считали, что им нужно хотя бы одно упоминание о внешнем мире, который они оставили, а Имлериту казалось, что это было прекрасным местом для того, чтобы поздравить с днём рождения собственную сестру.
У него никогда не было ничего, что могло бы стать стоящим подарком для его маленькой и любимой Сироны, – в их родном мире вообще трудно было найти что-то, кроме пыли, книг и пустоты – но Лорд Заточения рассчитывал, что его скудной фантазии и силы их чувств друг к другу хватит, чтобы сделать этот день хоть немного особенным. На то, чтобы отыскать такое количество работоспособных факелов, у него ушло чуть больше двух дней, а для того, чтобы переместить все цветы в одно место – больше недели, и сейчас поляна выглядела приемлемо: достаточно красиво, чтобы удостоиться стать подарком для его юной леди, достаточно романтично, чтобы обозначить особенность их родственной связи.
– Подожди, – он остановил сестру, когда она чуть было не наступила на цветок, двигаясь вперед, и аккуратно снял повязку с её глаз. – Этого должно хватить.
Имлерит не был уверен в том, что это сможет в должной мере удивить Сирону, но искренне надеялся, что в свой день рождения она улыбнётся на несколько раз больше из-за его любви к этим цветам, огню и к ней.
– Ты сделал это? Для меня? – она улыбалась, протянув руку назад, крепко сжав ею ладонь своего брата, и с приоткрытыми губами всматривалась в пламя каждого горящего факела и каждого цветка, отражающего огненные блики. – Это самое красивое, что мне когда-либо приходилось видеть.
«Это самое красивое, что ей приходилось видеть», – ему нравились эти слова, и только за них он готов был терпеть всё, начиная от нескольких выговоров старших и заканчивая мантией, которую он прожёг одним из факелов сегодня утром. Её яркая улыбка, её сверкающие чёрные глаза, её маленькая ладонь, касавшаяся его руки, – всё это стоило миллионов и миллиардов неудобств. Триллионов.
В поле не было ничего, кроме поразительной яркости и красоты, и Сирона это знала. Для неё куда более важным было внимание собственного брата, возможность побыть с ним рядом тогда, когда вокруг не было никого, кто осуждал бы их странную связь и не позволял бы им даже смотреть друг на друга не так, как полагалось в их кругах. Здесь они были вдвоём, и за эти сто шестьдесят девять лет это был самый лучший и гармоничный день рождения на её памяти.
– Мы сможем остаться здесь до утра?
Они сидели на земле, Сирона устроилась между ногами брата, прижавшись спиной к его груди и пытаясь сплести из цветов памяти венок. Получалось у неё из рук вон плохо, когти то и дело лезли под руки, ломали стебли цветов, уничтожали лепестки, но она не сдавалась, пытаясь своими руками сделать подарок для Имлерита, день рождения которого уже несколько дней как прошёл. Он заслужил его ничуть не меньше, чем она, а у неё так и не получилось то, что она планировала.
