Текст книги "Не то время, не те люди (СИ)"

Автор книги: Имир Мади

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Пришедшие молчали и дальше говорила только она, выпуская наружу столько слов, сколько не говорила за всю свою жизнь. Рассказывала им всем то, что никогда никому не рассказывала. Объясняла папе, как себя чувствовала под таблетками, зная, что сзади сидят и внимательно слушают еще двое. Рассказывала Финли и Тайлеру, как она умеет закрываться от боли, и как ей было страшно на тренировках, что не сумеет выйти на тот уровень, который хотел видеть папа. Как вообще додумалась о слиянии личностей, придумав это решение после мультика про поросят и крокодила. Говорила о том, как ей раньше не нравилось что-то новое. Радовалась, что ее оружие возвращается к ней.

И говорила, как она любит. Папу, Финли. Тайлера. Любит всех, кто был все время рядом.

И любит Бена.

Рассказала, что любовь эта досталась ей в наследство от той, другой, как и прочие эмоции, раздиравшие ее все время на мелкие куски. Папа мог лишь качать головой, и тихо вздыхать, роняя новые слезы.

Рассказывала, пока не уснула на папином плече.

Проснулась с такой тишиной в голове и легкостью в теле, что почти вприпрыжку понеслась наверх. Папа сидел на кухне в окружении всех ребят. И даже Люк присутствовал.

Она первой подошла ближе к Люку… и не без труда смогла извиниться. Слова вслух давались тяжело, но она смогла. Тот, помявшись и оглянувшись на папу, покивал головой.

С того утра ей стало намного проще.

Ребята из группы через день приходили в гости. Обедали, ужинали все скопом, но она никогда не выходила к ним. Но рассказывала о себе только в присутствии папы, Финли и Тайлера.

Пока в какой-то новый хороший день папа спросил напрямую.

– Милая, ты… ты ведь знаешь, что… кхм… Бен вернулся. Что ты… намерена делать с… со всем этим?

– Он не помнит меня.

– Ну… да. Ну да. Мы тут с ребятами поговорили. Э-э-э. Ты ведь знаешь, что Бозли до сих пор вне игры. Мы… тут подумали, ты не будешь против, если Бен вольется в команду вместо него? Как ты на это смотришь? Если ты против… то мы придумаем что-нибудь еще. Понимаешь, Бозли был отличным бойцом, но нужно заменить его кем-то. Если вдруг ты будешь против, найдем кого-нибудь другого, родная.

– Я не знаю, что делать, папа. Но я не против. Он все равно не помнит меня.

– Милая… Он помнит. Люк сказал, что он все помнит.

И она не удержала в себе слез. От вылезшего неописуемого страха будущего, он возникшей внутри безудержной радости, от липкой невнятной растерянности. Заливала слезами халат папы, что за секунду подскочил к ней и обнял.

– Поплачь, родная, поплачь. Выдави из себя все лишнее. Помнишь, я как-то уже говорил тебе, что приму все, что ты решишь. Не бойся, милая, не бойся. Делай как надо, я буду рядом, слышишь?

Теперь ревела от облегчения.

Папа разрешил, дал свободу действий. Папа у нее был самым лучшим человеком на свете.

Со спокойствием в душе она с того дня перестала считать дни без него.

Но глубоко внутри еще сильно сомневалась в правдивости слов Люка, что Бен все помнит. Люк все еще не сильно внушал доверия. А папа стал каждый раз перед делами спрашивать у нее, хочет ли она идти работать, ведь там будет Бен. И она прекрасно понимала папу, что видел ее мандраж.

Первые три раза она отсиживалась с папой дома, пока ее группа работала.

На четвертый раз решилась.

По пути на аэродром нервничала так, что даже Тайлер спросил у нее, все ли в порядке. Спрашивал, стоит ли им вообще лететь, может им лучше прямо сейчас отказаться и разойтись по домам. И она рискнула при всех сказать вслух, что боится. Но боится не того гнетущего страшного комка черноты, что возникал в груди, когда она боялась последствий.

Она боялась встречи с Беном.

Раздавшиеся смешки не показались ей злыми, больше нервными… и добрыми. А любящий себе подобных, а не девушек, Марти захихикал с Финли.

– А этааааа… А спорим…

О чем собирался спорить Марти, она уже не услышала.

Финли, наклонившись ухом к нему, тоже захихикала.

А ее начало потряхивать.

Едва спряталась посреди закрепленного груза, как грохоча ботинками, народ начал рассаживаться.

Его промелькнувшее мрачно-равнодушное лицо укололо глаза до самого затылка. Время сгустилось, патокой проплывая мимо. Бен либо сделал вид, что ее не заметил, либо папа ошибся, и он ее не помнил. Иначе она не смогла объяснить, почему Бен прошел мимо и уселся на свободное кресло, затолкав под сиденье свое снаряжение.

Но едва он спокойно угнездился на месте, как ее словно прошило огромной иглой. Еще и кувалдой по темечку заехали. По телу пополз ощутимый холодок. Ее снова начало колбасить и дергать, будто снова он сидел и смотрел на нее в упор.

Как прошлый раз.

Настолько было странными эти ощущения, что она невольно сравнила все это. В голову невольно влезло понимание, что все это снова повторяется.

И она рискнула глянуть на него.

Бен своими черными провалами вместо глаз сидел и смотрел на нее в упор, когда она высунула нос из своего укрытия. Вместе с опаляющим страхом пришло недоумение, насколько повторялась старая ситуация. Но она даже обрадовалась, когда поняла, что Бен вообще не двигается с места. Либо не помнил, либо… ему было на нее плевать. И вместо желанного облегчения пришла горечь, черной паутиной стянувшей тело, руки-ноги обмякли, став пластилином. Уже хотела по старому выпустить лишние эмоции, как вспомнила, что теперь это никак не поможет очиститься. Кричать было бессмысленно, и она сидела, скованная льдом тоски, пока Тайлер не начал созывать народ на раздачу указаний. Бен со своим каменным лицом молча прослушал и ушел на место. Не дернув ни мускулом, ничем не проявив малейшее узнавание.

Так было даже лучше.

И хотя она много успела себе напридумывать, так было даже намного лучше. Никаких надежд, никаких обещаний. У него своя дальнейшая жизнь, у нее будет своя. Обиду задавила сразу, едва почувствовала, как та лезет наверх, топя собой все ее тщательно выстроенные барьеры между ней и окружающим миром. Обижаться на Бена было бессмысленно, обижаться на себя тем более. Но чуток колкого расстройства она упустила, записывая на подкорку схемы зданий и фото очередного человека, что показывал на бумагах Тайлер.

Она совсем успокоилась, пообещав себе, что потом, дома, попытается выпустить рвущиеся изнутри гадкие безобразные эмоции, рассказав о них папе.

Но все вылетело из головы, только лавовые жесткие пальцы перехватили ее плечо, зажимая в тиски руку выше локтя. Грубый рывок и она оказалась лицом к лицу с пылающим в бешенстве монстром, что бил хвостом внутри глаз разъяренного донельзя Бена.

– Ну привет! Ты! Ты ведь даже не понимаешь, в чем дело, да? Не понимаешь, м? Я ведь все помню, сучка. Абсолютно все. До последней секунды. Каждый твой стон и крик, маленькая сладкая тварь. Помню каждый дюйм твоей кожи. Слышишь? Помню каждый поцелуй, сучка. Помню все. Слышишь?!

От каждого рычащего слова внутренний набат бил по ее мозгу не хуже настоящего, поднимая новую волну дичайшего ужаса, хотя Бен все это шептал ей прямо в рот. Ужаса, что превращал тело в кусок размякшего картона… и невероятно огромного облегчения от его памяти.

Он все помнил.

Абсолютно все помнил, из-за чего был взбешен до предела. Его едва удерживаемый зверь уже почти сорвался с цепи, мечась по дну его черных, как бездна, глаз. Еще один рывок, и Бен обжег талию второй ладонью, вжимаясь в нее. Казалось, еще несколько секунд, и зверь, яростно крививший в злобе рот, точно вырвется на свободу, и тогда ей не миновать беды.

Она по-настоящему испугалась.

– Мне больно. Отпусти. Пожалуйста.

Ей не было больно.

Ей было до усрачки страшно.

От этого страха готова была описаться прямо на месте.

Но зверя Бен удержал. Почти оттолкнул от себя, едва она попросила отпустить. Она предпочла не искушать судьбу, и сразу спряталась среди тюков и ящиков.

Если Бена сорвет, ребята из группы его придержат. Или хотя бы попытаются.

В этом она даже не сомневалась.

Но в любом случае следовало привести скачущие мысли и эмоции в ровную шеренгу, иначе точно не миновать беды. Ибо впереди была работа, а она тут едва сдерживается, чтобы не начать орать.

Смылась на точку обстрела сразу после десантирования – там ее Бен точно не достанет, а она хоть как-то соберет себя в кучу. Правда, спустя некоторое время, вдруг поняла, что совсем не следит за обстановкой, а все еще пытается выровнять накренившееся сознание. С великим трудом, но сумела слегка успокоиться.

Так и сидела, работая спустя рукава, все обдумывала, чего же хочет от нее Бен. Ей было непонятно течение его мыслей, но пах он откровенной злобой и бешенством.

Даже не поленилась залезть рукой в штаны.

Проверяла, действительно ли она так сплоховала от страха.

Ее ждали относительно странные новости.

Она не обделалась от страха, нет. Низ живота тянуло совсем по иной причине.

Тело внезапно желало Бена. Она внизу была мокрой как после душа.

Для нее это стало неким непонятным открытием, от которого внезапно из головы исчезли абсолютно все проблемы. Какие-то старые невнятные проблемы вдруг растворились в дымке идеального умиротворения.

И поняла, что ей не было смысла во всех ее страхах и танцующих по нервам демонов, чтобы оказаться в нормальном будущем.

С Беном ведь не прокатило.

Это для остального человечества будущее было нормальным. Для нее же будущее никогда не станет нормальным, обычным.

И обыденным тоже не станет.

И если Бен первый раз почти забыл, но смог сорваться с крючка, то во второй раз он был вне себя.

И в самолете он ясно дал понять, что все-все помнит. Если бесился, значит, точно не оставит просто так.

Она готова была один глаз отдать в заклад, что Бен будет мстить. И второй глаз отдала бы за то, что Бен придет ее убивать.

По-настоящему убьет. Такие косяки с рук не спускают.

Но она будет наготове.

Сидела в этой огромной луже тишины, пока Тайлер не скомандовал отход. Она сразу юркнула в спасительные завалы неразобранного груза, едва добралась до раззявленного живота самолета.

И Бен ее не трогал почти до самой посадки в родном городе, она следила за ним через маленькую щелочку среди сложенных друг на друга тюков и ящиков, он сорвался с места под самый конец полета, когда самолет уже шел на полосу посадки.

Встретила его стоя, но с наведенным ему в лицо пистолетом.

Если он решится ее убивать, то она хотя бы попытается дать отпор.

– Ты ведь понимаешь, что тебе снова придется за такое ответить, моя сладкая?

От насупленного лица шел такой интимный шепот, что у нее голова моментально пошла кругом. Тут же пришло в голову воспоминание той, другой, когда она тоже навела на Бена ствол, и чем потом расплачивалась за это.

Подсознание радостно скакало, утверждая, что убивать он и не собирался.

Это же подсознание ехидненько щебетало, что с нее спросят обязательно. Причем в стократном размере.

И пока она пыталась удержаться на резко онемевших ногах, Бен шаг за шагом пёр на нее, словно вообще не замечал черного дула напротив своего лица. Она отступала назад, но он пёр, пока не уперся лбом прямо в глушитель.

– Убери ствол.

– Отойди. Пожалуйста.

– Я отойду, сучка. Но и ты учти, что я и это запомню. И потребую платы за все. В твоих интересах…

– Замолчи! Замолчи сейчас же!

Теперь она сполна прочувствовала всей кожей, почему та, другая, запрещала ему говорить. Теперь она знала, что влага между ног это точно не позывы мочевого пузыря. Тело отзывалось на каждый шипящий звук из искривленных полных губ размякшими ногами и трясущимися руками.

И мутной головой с мокрыми трусиками.

Поэтому и не сразу поняла, насколько близко к ней оказался до странного спокойный зверь, даже не сразу поняла, когда и как он успел выбить оружие из ее руки.

– Будь по-твоему, детка. Но это только сейчас. Сегодня я отпущу тебя, моя сахарная тварь. Но тебе стоит знать, что теперь я буду каждую ночь приезжать к твоему дому. И буду ждать тебя, пока ты сама не выйдешь. Буду торчать у ворот, пока твой старик не заинтересуется, кто же там околачивается. Буду сидеть, пока твой старик не пристрелит меня. Или ты сама не выйдешь ко мне.

Разум был готов сдаться на милость зверя прямо хоть сейчас.

Все.

Чего она хотела, так это ощутить наконец вкус мужских губ, что замерли в нескольких миллиметрах от ее уха. Жар его тела она уже ощущала сполна.

Но вместо сладчайшего поцелуя… Бен отодвинулся.

Через пару секунд в ее укрытии осталась она одна.

Трясущаяся от пробивавших судорогой всевозможных эмоций.

Стало очень холодно и жарко одновременно.

Тайлер почти выволок ее из самолета и запихнул в машину, но не стала сидеть и ждать чуда. Едва Тайлер снова прыгнул в машину, она тоже не теряла времени.

Папа не сказал ни слова, увидев, как она выводит из гаража огромный эскалейд.

Каким-то чудом, но Тайлер не заметил хвоста. Из головы сразу выплыли чужие воспоминания по мере приближения к нужному месту.

Район был очень мрачным, и она вспомнила, что где-то неподалеку живет Бен. Едва Тайлер припарковался у многоэтажного дома, тоже хотела выскочить и понестись следом – Тайлер шел к Бену с явно недобрыми намерениями.

Но сразу осадила себя, мстительно заверив себя же, что Тайлер не убьет его.

Если Тайлер все знает, он не убьет его.

Так… руку сломает. Или челюсть.

Бен заслужил, ибо нехрен ее так пугать.

Она бы и сама приложилась пару раз к его печени.

Но сама же себе и призналась, что при виде Бена, о возмездии она будет думать в самую последнюю очередь.

Тайлер выскочил из здания ошпаренным кроликом через двадцать минут. Заперся в своей машине, но почти сразу снова выскочил… и направился к ней. Тайлер не был полным идиотом.

– Ты почему здесь торчишь, Риппи? Пересядь, я сам отвезу тебя домой.

Спорить с ним не стала, говорить, что она и сама в состоянии доехать, тоже не стала. Но буравила его взглядом всю дорогу, пока Тайлер, чертыхнувшись, не ляпнул, успокаиваясь на глазах.

– Да ничего я ему не сделал. Рожу помял слегка и ребра пересчитал. Жить будет, говнюк.

Сна не было ни в одном глазу.

Сидела как на иголках у себя в подвале, пока дом не затих полностью. Обмерла, увидев паркующуюся копию своей машины за воротами.

Бен не соврал.

Он действительно приехал, и судя по всему, намерен был торчать у всех на виду. За своими метаниями не углядела, когда папа успел спуститься в подвал.

– Это он? Детка?

Папа был очень умен. Сразу понял, что к чему. И это ее неимоверно обрадовало.

– Он сказал, что все помнит, папа. Он сказал, что будет приезжать сюда. Пока я не выйду к нему сама. Или пока ты не пристрелишь его.

– А ты? Что ты сделаешь, милая? Чего ты сама хочешь? Ты… боишься его? Расскажи, пожалуйста.

– Не сердись, папа.

– Я же говорил тебе, детка…

– Да, ты говорил! Ты согласен на все! Но я не знаю, папа. Не знаю! Не знаю!

– Тише, тише.

– Я не боюсь его, папа. Но все это ведь не мое! Это ее чувства. Это от нее все это. А он говорил, говорил, но я не боялась, папа. У меня ноги от него мягкие. Он пах такой злостью, а я все думала, как поцеловать его, папа! От меня только проблемы, папа!

Они снова сидели вдвоем на полу… И снова плакали. Она отлично чувствовала запахи папиного расстройства и непонимания. Папа тоже не знал, что делать.

– Детка, послушай. Я… тоже растерян. Я тоже… ладно, давай так. Сегодня посиди дома. Не выходи. А там посмотрим, хорошо? Явится еще раз, там и посмотришь. Хорошо? Просто… потом мне скажи, что ты решила. Договорились?

Папа сидел с ней, пока машина за воротами не уехала. До утра сидел и пел ей песни, покачиваясь с ней в обнимку, а она все сидела и думала, что делать дальше.

Следующий день она банально проспала, перенервничав накануне. Голова была настолько пустая, что там можно было посадить целый самолет.

Этой ночью Бен снова торчал в машине за оградой, а она снова сидела и мучилась неопределенностью.

Выходить не хотелось вообще.

Днем она снова попыталась выпустить тягучий комок из себя криками. Не помогли и слова, которые она вывалила на мрачного папу и такого же хмурого Тайлера. Она прекрасно слышала свои истеричные звуки, что вылезали изо рта рваными кусочками, не всегда выстраиваясь в нормальные слова.

Но она пыталась.

Не помогло.

Он сидел в машине и в третью ночь.

Под конец четвертой ночи решилась.

Будь что будет, убить не убьет.

Может даже калечить со злости не будет.

А она наконец поймет, чего ей ждать. Поймет, что будет дальше, а то очень гулкая неопределенность в голове мешала.

Ворота открывать не стала, она давно заметила, что в одном секторе ограды прутья шире, чем везде. Через ту дыру и вылезла. Смотреть на его бледное лицо было очень тяжело, но она смогла сесть в машину. Пристегнулась и замерла в ожидании, разглядывая свои голые ноги.

А Бен, вместо того чтобы сказать хоть слово или сделать хоть что-то, откинулся на свое сиденье и тоже замер, не спуская с нее глаз. Глаза эти она уж очень хорошо на себе чувствовала. Его жесткий равнодушный взгляд наждачкой царапал нервы. Сидела, стараясь не ерзать, но паника уже поднималась вверх, заливая разум. Сидела, пока не поняла, что еще минута, и еще прорвет новой истерикой. Бен ни одним движением не отреагировал, когда она отстегнулась и вылезла из машины. Словно его устраивали эти непонятные ночные безмолвные посиделки.

На пятую ночь папа сам вошел к ней в подвал, едва Бен припарковался.

– Иди, детка. Тайлер сказал, он тебя не обидит. Не бойся, иди.

Она послушалась папу. Вылезла через прутья и села к Бену и снова пристегнулась.

В этот раз он завел двигатель и возил ее часами по каким-то дорогам.

А ее все больше волновало, что он будет делать. Как отреагирует, если она попросит вернуть ее домой? Что сделает, если она не сумеет сдержаться и начнет кричать, чтобы освободиться от тяжести внутри?

И что он сделает, если она его поцелует?

Последний вариант показался ей самым лучшим, но Бен все рулил, один раз остановившись на заправке. Целовать на заправке его не хотелось, она решила, что еще подождет. Он снова ее катал, нигде не притормаживая и иногда обжигая своими глазами.

Катал, пока ей вконец не надоело.

Она сама дернула за руль, выворачивая на себя и заставляя Бена ударить по тормозам. И пока он ошалело парковался, она сама пересела к нему на колени, без труда втискиваясь между ним и рулем.

И сама клюнула его в губы.

Бен словно только этого решения и ждал, сразу стиснул ее, голодно вжимая в себя. Дальнейшее слилось в одно большое пятно жара и возбуждения, весь мир потух, оставив горячие руки и тяжесть тела на ней.

После секундная резкая боль сразу сменилась гигантской наковальней наслаждения. Зверь в ней вдавливал ее в сиденье, но было уже плевать, что он всем своим весом лежит на ней. Зверь взял свое, но теперь ей хотелось гораздо больше, чем просто ощущение втиснутого в нутро подрагивающего, но неподвижного тела.

– Пожалуйста. Двигайся! Ну же. Пожалуйста.

Зверь на ней, не переставая поскуливать, с тяжёлым дыханием едва-едва толкался в нее, но ей было мало. Краем разума понимала, что он пытается беречь ее, но было мало. Инстинктивно пыталась подмахивать тазом, но вместо желаемого получила тихий рык с приказом не рыпаться.

Зверь начинал звереть.

И она с мутным рассудком все сильнее дергалась под нежно-сладкими движениями, пока волна чистейшего экстаза не захлестнула. Бен больше не давил на нее всем телом, давая отдохнуть. Но не вышел из нее, продолжая каменной твердостью растягивать пульсирующие мышцы. Только спустя целую вечность прохрипел ей в затылок:

– Ты помнишь, любимая, что я тебе сказал в самолете? Четыре сраных дня назад, м?

Она все помнила.

Прекрасно помнила.

Но испугаться не дало слово, ударившее по всем нервам молотками.

Любимая.

– Значит, понимаешь, за что тебе придется платить?

За что платить, уже не понимала, ей было все равно.

Он назвал ее любимой.

Соврала ему, что понимает, тут получая сполна за свое вранье. Первый же жёсткий толчок вырвал крик, но она тут же прикусила свои пальцы. Зверь еще не разрешил ей кричать.

Бен был очень груб, но именно это ей было нужно. Зверь забирал всю душу, все сомнения и мысли, позволяя ей забыться и утонуть в нем.

После насытившийся зверь лаской извинялся за свою жестокость, но ей было слишком хорошо лежать на нем, чтобы хоть в чем-то укорять.

– Я не верила, что ты все помнишь…

– Теперь веришь? Я так соскучился по тебе, детка.

– Я знаю… Бен…

– Тссс. Со мной это не прокатит, малышка. Ты оба раза облажалась. Третьего раза не будет, милая. Придется тебе терпеть меня.

– Хорошо…

Хотя она ничего и не собиралась с ним делать, зверь был настороже, но смог расслабиться от ее тихого согласия.

Сейчас она была согласна на все.

Он был таким смешным, растерянно пытаясь застегнуть на ней шорты, и приводя себя в порядок, что она не удержала довольной улыбки. Он был таким неуклюжим в своём почти детском недоумении, что она почти рассмеялась. Глаза у него были все такие же, но сейчас она видела в них целую радугу эмоций.

Но зверь был иного мнения по поводу своего поведения.

Бен долго смотрел на нее, приоткрыв рот, пока вдруг не сверкнул глазами и с шипящим рыком дернул ее за коленки, резко разводя ноги в разные стороны. Миг и болтающиеся шорты были чуть стянуты на бедра. Миг и зверь разъяренно брал ее пальцами, не давая даже глотка воздуха. Трахал пальцами и языком, жадно гуляющим по зубам. Непонятно как, но ее рука сама залезла ему в штаны и сквозь кокон острых ощущений от резких движений пальцами, она мимолетно удивилась, как вообще смогла принять в себя такое.

После она долго разглядывала следы на своей руке, раздумывая попробовать ей это на вкус, как делала с папой Финли.

На вкус было очень странно солено.

Как испорченное желе, что иногда делала та же Финли.

Брошенный на Бена взгляд чуть не заставил выскочить из машины – настолько диким и необузданным был его вид. Но она рискнула притянуть к себе его пальцы, что побывали в ней, чтобы попробовать и себя.

Себя она распробовала гораздо лучше, пока Бен снова одуряюще сладко двигался, нарочно держа свои пальцы у нее во рту.

Привез он ее домой совсем под утро, молча стянул с себя футболку, что размерами походила на палатку. Шорты не желали держаться на месте, и она просто скинула их на пол, ведь этот кусок ткани был непригоден для носки. Дома лежала еще куча одежды.

Она уже собралась вылезать из машины, как ее прошило огромной нежностью от растерянных глаз Бена, что, не отрываясь, разглядывали ее как диковинку. Ее потянуло к нему как на канатной веревке. Мгновение и она снова сидела на нем. Ей захотелось еще раз ощутить себя самой желанной и самой любимой, зверь не сопротивлялся, когда она сама расстегнула ему ширинку и как можно медленнее насадилась на вздыбленный орган. Только сильнее стиснул пальцы и жаднее целовал, пока она вовсю купалась в океане наслаждения. И сам снял ее с себя, едва добралась до края.

Она с легким сердцем и такой же легкой тянущей болью между ног нырнула в прореху забора, слыша, как заводится за спиной двигатель.

Но едва она влезла в душ, как внутрь вдруг залезли позабытые ею демоны-мысли, сковали таким льдом, что даже двинуться не могла.

Ни моргнуть, чтобы смахнуть заливающую глаза воду, ни пошевелить пальцем не могла.

И все эти демоны-мысли скакали вокруг, корча страшные рожи и махая отрубленными конечностями, как один хохоча над ее наивностью. Демоны как один визжали, что она неудачница. Что больше не нужна тому зверю, что получил свое и молча уехал.

Не сказав ни слова уехал.

Оставив ее снова сомневаться.

Спустя часы, промерзшая до костей, но основательно успокоившаяся, вылезла из душа. Весь день шарахаясь тенью из угла в угол, все думала и думала, отметая один за одним надежды.

Он уехал молча, не сказав ни слова.

Таскалась по комнатам, пока не решила, что стоит просто спросить у него прямо, что она для него.

Одноразовое развлечение или как.

Память памятью, но лучше сразу уточнить. Может он ей просто мстить решил, а словами бросался для отвода глаз. Она уже почти доехала до того дома, где прошлый раз выпускал пар Тайлер.

Но испугалась, что Бен просто закроет перед носом дверь, не сняв свою безразличную маску.

Первая же яркая вывеска обещала веселое, обычное для нормальных людей времяпровождение. Бармен сразу выставил перед ней виски.

Она помнила, как та, другая, спокойно стакан за стаканом пила его и почти не пьянела.По крайней мере, в последний раз так и было.

За спиной шумели люди и около нее постоянно кто-то терся, задавая пустые вопросы или со смешками ища нормальных собеседников. На втором стакане сознание начало расплываться мутной пленкой.

Бармен спросил ее о деньгах и она с неким огорчением поняла, что денег у нее не было. Но она могла позвонить кому-нибудь, и ей бы привезли любую сумму.

У той, другой это срабатывало.

На третьем стакане к ней подсел какой-то мужчина, пахнущий столь мерзко своей наглостью, что она чуть не выпустила назад выпитое.

Но это только она учуяла этот запах.

Нормальные люди это не чуют, и она осталась сидеть на месте, почти не понимая, что ей предлагает этот мужчина. А когда поняла, что мужчина предлагает ей расплатиться за алкоголь, потанцевав, сразу согласилась. Так даже лучше, она хоть выпустит пары виски из головы.

Спьяну не сразу поняла, куда ее привели, поддерживая под локоть. Сидящие мужчины сально ухмылялись и едва один из них потянул с ее плеч курточку, как хмель выветрился моментально.

Папа хорошо ее выучил.

Очнулась от красной пелены перед глазами, лишь ощутив жжение на щеке и углядев трупы по всей комнатке. Нос отказывался работать и во рту жгло от собственной крови.

Воняло разлитым алкоголем.

Замеченное полотенце справилось с кровью на лице плохо. Но этот же кусок тряпки отлично впитал разлитый по полу алкоголь. Искры найденной на столике зажигалки хватило, чтобы полотенце вспыхнуло факелом. Папа еще научил ее вовремя скрывать следы и вовремя делать ноги.

Из плохого заведения выскочила, прикрывая лицо драным рукавом. Папа всегда повторял, что показывать лицо это очень плохая идея.

Домой приехала, умудрившись не напороться ни на одну патрульную машину.

Папа сразу заметил ее вид. Даже юркнуть к себе не успела, как проход был перегорожен папой.

– В чем дело? Риппи?

Она рассказала все до последней точки.

Все выдала.

И как ей было хорошо с Беном.

Как он ее сладко целовал и трогал. Везде трогал.

И как он уехал, не сказав ни слова.

Рассказала подробнейше, как ездила к его дому, но завернула в бар. Как пила и как ей пришлось выворачиваться из чужих рук. Рассказала, как она подожгла ту комнату вместо со всеми мертвыми чужаками, пока папа дрожащими от нервов руками и яркими голубыми от бешенства глазами обрабатывал ей ранки. Через несколько минут начали прибывать ребята.

Они уехали всем скопом, но также быстро вернулись.

Тайлер лишь сказал, что там уже нечего ловить. Да и в принципе она сделала там, все что можно.

После все молчали, рассевшись по кухне и только Финли что-то орала папе.

А потом кричала и на нее.

– Вон он, сидит, как ни в чем не бывало! Вон твой Бен! Засел в машине, не при делах. Сидит и ждет, ублюдок!

На этих словах она сразу рванула к себе – смотреть на приехавшего снова Бена. Долго не смотрела, посидела и побежала наверх. К нему побежала, но у дверей ее перехватил Тайлер.

И усыпил.

Но проснувшись следующим днем, не стала винить Тайлера. И на папу сердиться не стала, по чьей указке Тайлер ее усыпил.

Лишь выскочив вечером через прореху в заборе, задумалась о том, как отреагирует Бен.

То, что обязательно увидит ее ссадину и разбитый нос, она прекрасно понимала.

– Кто?

Бен пах самой злющей яростью. Сразу запах этим всепоглощающим гневом, едва она пристегнулась, рискнув после повторного вопроса перелезть к нему на колени и уткнуться ему в шею.

И умудрилась уснуть.

Спала некрепко, чувствуя сквозь сон горячие губы, скользившие по лбу, и охрененно огромные руки, что крепко держали в капкане. Только проснулась, как ничуть не успокоившийся зверь снова задал тяжелый вопрос.

– Любимая… Кто это сделал?

– Я… я сама виновата, Бен. Я хотела… узнать, каково это – быть обычной.

– И?

– Ты уехал. Я расстроилась. Думала, ты больше не приедешь. Вечером уехала. Думала к тебе поехать, но… побоялась. Думала, ты даже не впустишь. Еще больше расстроилась. А там бар был, недалеко от твоего дома. Я туда зашла. Один угощать выпивкой стал. Я много выпила. Сначала весело было. Даже низ живота после тебя болеть перестал. Потом меня кто-то пригласил потанцевать. Но там танцевать негде было. В какую-то подсобку привели. А там еще шестеро сидели и еще трое в карты играли. Меня, вроде как, за проститутку приняли. Я не сразу поняла. Курточку один порвал, когда трогать себя запретила. Они ничего не успели, Бен! Но я все равно хорошо помылась. Везде помылась, Бен. Если захочешь, я ещё раз помоюсь, Бен.

– Покажешь место. Сейчас же.

– Они все мертвы, Бен. Я всех убила.

Значит, ему никто ничего не рассказал.

Так-то некуда ехать.

Да и незачем.

Зверь еще долго пах бессильной злобой, пока она снова сама двигалась на нем. А после буркнул те слова, которые могли остановить ее еще вчера.

– Из дома без меня ни ногой. Я вечером приеду. Поняла?

А днем Тайлер появился с рассеченной скулой и заметным синяком под глазом. На ехидный папин смешок через силу выдал, что это Бен его так приложил. Папа смеялся очень долго и громко, почти смакуя свою радость.

А вечером папа все время с кем-то разговаривал по телефону, привычным движением подвинув к ней очередные фото и схемы. Планы на вечер были нарушены, папа звал работать. Наконец, объявив ей и Финли отмашку уезжать, тихонечко выдал, что сбор будет… у Бена дома.

И что он тоже едет. Мол, хочет в глаза Бену глянуть.

Но по дороге ее накрыло черными едкими кольцами.

Пришло то самое, из-за чего ее обычно и терпели. Чуйка, как называл папа эти ужасные страшные кольца, пришла. Максимум, на что ее хватило, это войти в пригласительно распахнутую дверь. Стена с драными обоями показалась хорошей опорой и якорем, чтобы не упасть в банальный обморок. Люди переговаривались в комнатах, а ее все туже стягивало цепями непроглядной темноты.

Даже было все равно, что Бен тоже стоит рядом.

Его обеспокоенный взгляд не царапал.

Цепи стягивало так туго, что даже его присутствие не беспокоило. Она цеплялась остатками сознания за разводы на обоях, пока окончательно цепи не свернулись вокруг головы.

Из всех присутствующих только Бен и Люк не знали, что к чему.

Их и стоило обезвредить в первую очередь.

Бен стоял очень близко, сразу получил удар в живот. В гостиную он отступал уже под прицелом.

– Воняет! Все воняет!

Папа сразу понимал ее. Это могло бы обрадовать, но было все равно. Хотелось просто, чтобы выжигающие кислотой черные цепи поскорее распустились, и она смогла бы нормально дышать.