Текст книги "Chorus (СИ)"

Автор книги: Illian Z

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Иди, ладно, – отпускаю.

Цокает прочь. Закрываю глаза. Пусть. Выбросите меня уже, как ненужный мусор. Одним хором меньше, одним больше… не первый и не последний я помощник Архивариуса. Любой на это согласится…

…дёргает за руку, вытягивая её, вырывая меня из забытья, которого я так ждал. Вскрикиваю. Одна из чёрных конечностей держит мою руку навытяжку, другая же – обвивает её полосой ткани или, скорее, пластика, принимающего правильную форму.

Сайл склонил голову, сосредоточен, особенно в тех местах, где требуется совместить кости – перехватывает языком-щупальцем, царапает, конечно, сжимая, но всё правильно. То же самое проделывает и с другой рукой, расщёлкнув на ней браслет. Материал повязок, сначала бесцветный, прозрачный, высыхая, становится светло-розовым, твердеет.

– Ник потерпит? – спрашивает, показывая мне какой-то сосуд.

– Не сдохну, – слабо киваю.

Глухо ору. Это не просто обычная мазь для регенерации – адская смесь, в которую, судя по ощущениям, входит ещё более концентрированная кислота, чем в конче сайлов, перец чили и змеиный яд. Не жалуюсь, хотя моей жопе, кажется, теперь ещё хуже. Едва прикусываю зубами пальцы сайла, пытающиеся намазать мне скулу. Мало того, что болезненно, так ещё и движения чужого неаккуратные, слишком сильно давит.

– Больно? Ник, это…

– Ты – никчёмный, – тихо говорю сайлу, – заткнись.

– Ник…

– Заткнись, я сказал! – повышаю голос, – пошёл вон. Уходи. Уходи, блядь, совс…

Срываясь на крик, задыхаюсь, кашляю. Сайл поднимается в полный рост, стоит рядом. Отдышавшись, выплёвываю:

– Убирайся.

Молчит. Отворачивается. Уходит. Машина-изучатель снова подбирается ко мне, но уже не пытается накормить или пошевелить, просто остаётся рядом, нагревшись. Я переворачиваюсь на бок, скукоживаюсь, подтянув к себе бесполезные руки. Почти не больно уже, но… всхлипываю. Плачу. Навзрыд, жалко, протяжно, шмыгая носом.

За все три года унижений. За всё то, что пришлось пережить. За: «Ник – стая», произнесённое тихим синтетическим голосом. Несправедливо. Страшно. Одиноко.

Я просто маленький, потерянный мальчик. Не доучившийся в школе. За что мне – Рой? Насилие? Бесполезный этот Архивариус, который – обманщик. «Стая». «Защищать». «Заботиться». Сайлы – никогда не лгут, как же…

Сглатываю соль, трусь лицом о лежак. Никто не пожалеет меня. Никому нет дела. Лечить меня собрался, придурок чёрно-синий? Стыдно перед Роем, не можешь выбросить? Жалко? Сломали игрушку? Втягиваю в себя воздух. Поддался же боли и панике! А вот не сдохну теперь. Не сдохну. Переживу и такое. Увижу мир без вас, образины проклятые. А если уж и умру – то хотя бы человеком с мечтой.

Комментарий к 10. Не одно лето длились гонения.

________________

1. Кунстка́мера – в настоящее время МАЭ РАН – первый музей России, учреждённый императором Петром Первым и находящийся в Санкт-Петербурге.

Обладает уникальной коллекцией анатомических редкостей и аномалий.

========== 11. Те, кто всё осознал – спаслись, ==========

Пока ещё сложно отличить реальность от бреда, но вот этот надоедливый, однообразный, но не ритмичный звук мне кажется знакомым. И не прекращается. Усилием всей имеющейся у меня воли разлепляю веки и поворачиваю голову.

Вот они, источники. Парень в шарфе, его блокнот и карандаш. Рисует. Я по-прежнему в своей комнате, сайла по-прежнему нигде не видно. А его машина, заметив, что я проснулся, оживилась. Я слабо отпихнул моментально предложенную еду. Руки слушались плохо, и в чём это они…

Вспомнил. Блядь, не подох. Не подох!

Художник-«вампирёныш» поднял голову, что-то оживлённо пропищал, захлопнул блокнот и поднялся. Я с трудом, сопоставимым с работой всех чернокожих рабов семнадцатого века, сел. Жопа, естественно, мне за такой подвиг «спасибо» не сказала, но она хотя бы у меня ещё имелась.

Парень кинулся ко мне, продолжая что-то отрывисто тявкать. Немчура, чтоб его, вместо человечьего у него – собачий. Я рассеянно пошарил взглядом вокруг, потом наконец-то догадался, собрав мысли в кучу, и попросил машинку:

– Браслет и передатчик.

Естественно, она послушалась. С болью и неудобствами, вызванными повязками, защёлкнул на руке мой личный сканер. Тёмно-лимонный. Ну такое себе состояние. Впрочем, я и так это чувствовал.

Пока проделывал это и цеплял на ухо передатчик, «вампирёныш» уже наглым образом сел на лежак рядом, да ещё и взялся меня оглядывать.

– Руки убрал! – шиплю.

Испуганно дёргается, прячет руки за спину. Только тогда вспоминаю, что он их очень стесняется.

– Тебе что-нибудь принести? – робко спрашивает.

– Неа, нет, – раздумываю, упаду или нет, если попытаюсь встать, – лучше поможешь мне искупаться.

Даже бездонный голодный космос моего желудка не смог бы сравниться с зудом во всём теле. Особенно немилосердно чесалась спина, да и вся кожа была липкой и отвратительно воняла.

У меня получается сносно встать и героически добежать до душа, потому что если бы я шёл, то точно бы упал, словив головокружение, а так уцепился за сантехнику и не потерял ни равновесия, ни достоинства.

Включаю воду и стою, наслаждаясь, несколько секунд, после чего спрашиваю у нерешительно так и сидящего паренька:

– Сайл мой где?

– Он будет рад узнать, что ты спрашиваешь! Работает. Или опять у них собрание.

Бросил меня на попечение мальчишки, вот же сволочуга. С другой стороны, я его заслал довольно грубо, по-моему, сайлы умеют обижаться.

– Давай сюда иди, – в очередной раз провалив попытку намылиться, зову парня к себе.

– З-зачем?

– Спину мне потрёшь, бля, не выёбывайся, сюда иди.

Ещё немного потупив, отворачивается, снимая комбинезон и шарф. Хотя он всё равно, что одетый – волосы, какой-то неправдоподобной густоты, у него едва ли не до пяток, и почти полностью его скрывают.

– Только не делай… странное, – осторожно ступает под струи воды.

«Да ты себя видел?» – чуть не сорвалось у меня с языка. Мальчишка и правда похож на вампира. Которого пытал Ван Хельсинг, не иначе. Шрамы. Множество. От ярко-алых до совсем бледных. Везде. На руках, ногах, плечах… но особенно – на лице. Плотно сжатый рот. Глаза – как у диснеевского оленёнка, потерявшего маму. Такие же печальные.

– Мне тринадцать, если что! – пытается защититься от несуществующей угрозы.

– Да хоть сто двадцать. Вот мыло, вот спина. Помогай инвалиду!

Выживший ребёнок. Усыновлённый сайлами. У них что, есть жалость? Сомнительно.

– Ник, – тихо спрашивает, – тебе не противно?

– В смысле? – оборачиваюсь через плечо.

– Ну, я…

– А что не так? – я понял, о чём он.

– Шрамы!

– У меня теперь тоже. Те ещё, – осматриваю ноги, про спину даже думать не хочется.

Лекарства, которыми нас снабжают сайлы, залечивают раны, восстанавливают функции органов. А шрамы – остаются.

– Сайлам – всё равно. А если кто-то не захочет с тобой общаться потому, что шрамы… а ты сам хочешь общаться с таким человеком?

Ненастоящий вампирёныш замер, прижимая кусок мыла к себе, глаза распахнуты и выражают осознание вселенской истины.

– Ты давай сам голову мой, русалка. И выбирайся, – выхожу, не обсохнув, с наслаждением встряхиваю мокрыми волосами.

– Я не русалка. Я Влад.

– Цепеш? – прыскаю.

– Сам хорош. Ник Нейм! – обиженно тянет.

– Уделал, – сажусь на лежак, раздумываю, смогу ли я влезть в комбинезон, и есть ли в этом смысл. – Скажи, что тут вообще делается, что произошло.

– Ты уже дня три помираешь, – отвечает, – иногда я сижу, иногда Маркус или его сайл. Но в основном всегда твой. Никому не разрешал за тобой ухаживать. Тут ещё такое дело… я выйду, расскажу.

– Угу, – киваю, потому что набиваю рот едой к вящей радости машины.

Обсохший Влад, совершив длинную перебежку к комбинезону и надев его, мешкает, что делать с шарфом. Наконец, просто повязывает его на шею, не скрывая лица, и даже чёлку с глаз убирает. Тянет загребущую ручонку к моей еде, я разрешаю, потому что третья порция в меня уже, наверное, не влезет.

– Так какое там дело?

– Новости плохие. Твой сайл вызвал того, который тебя…

– Куда вызвал? – я пытаюсь устроиться так, чтобы у меня хотя бы половина тела не болела.

– Ну, у них есть место специальное…

– Ага, Арена. Ну так правильно, собственность я Архивариуса или нет?

– Ты не понимаешь, тот сайл… он в Улье вроде бога, что ли… он отец новой самки, которая только должна родиться.

– И что теперь, – возмущаюсь, – ему и закон не писан?

– Да пойми. Дуэли у них – насмерть.

– Ну, так ему и надо!

– Ни-и-ик, – Влад водит рукой перед моими глазами, – очнись. Тот сайл – воин, ему лет пятьсот уже. А твой – Архивариус. Если он тебе ещё нужен…

То придётся засунуть обиду и гордость в жопу и смолчать. Так, получается? С другой стороны, паренёк прав, если подумать. Эта образина раза в полтора в холке моего сайла выше… пятьсот лет как воин! Самый крутой в Улье!

– А что будет, если сайл откажется от дуэли?

– Да ничего особенного, – пожимает плечами Влад, – компенсация какая-нибудь. И так весь Улей уже растревожили. Мой па… сайл говорил, что вызов был публичный, на главной площади. Успешный, можешь поверить?

– Я не разбираюсь в этом, – признаюсь. – Что это значит?

– Да то, что твой сайл достал зацепами обидчика. И выбил ему передний глаз!

– Нихуясь, – неосознанно улыбаюсь.

– Зря радуешься. Неизвестно теперь, примет ли отказ… И наши разговоры тут ничего не стоят. Все Архивариусы съезжаются обсуждать!

– Что обсуждать?

– Дипломатия, – разводит руками Влад. – Твой сайл с ними уже три дня штуруется.

– Так, – поднимаюсь, – я, конечно, сайлова собственность. Но я ещё и его стая, поэтому пойду и узнаю весь расклад.

Парнишка смотрит на меня даже с каким-то восхищением, пока я надеваю комбинезон.

– Пойдёшь со мной? – спрашиваю.

– Нет. Я домой, наверное. Вдруг мой Архивариус тоже вернулся.

– Тогда проводишь меня, – сверясь с браслетом, убеждаюсь, что нам по пути, и отталкиваю увязавшуюся машину.

Это я на словах дофига герой. А вообще подумать забыл, прежде чем решать. Да и здоровье моё в таком состоянии, что меня терзают явные сомнения, дойду ли вообще. А уж что говорить и как себя вести… сымпровизирую что-нибудь.

Выйдя в общую комнату, замираю. Потому что меня встречает картина, висящая на одной из стен. Всамделишная, холст, масло, энтузиазм. На ней – мой сайл. Не узнать – невозможно, выписан чётко, до последней чешуйки. Задние ноги – согнуты, две передние – распрямлены. Изогнулся, наклонил голову, из приоткрытой пасти течёт вода. А рядом – я, голый, на коленях, с окровавленной спиной, вцепившийся в пластины сайла руками. Пью прямо у того из пасти, закрыв глаза, и меня обвивает язык-щупальце. Интерьер обычный, но свет более мягкий, рассеянный.

– Нравится? – улыбается Влад. – Я старался. Называется «Поцелуй».

– Оригинальные, бля, художества. Ты нормальный вообще?

– Я с натуры рисовал! – насупливается, копается в кармане. – Вот. Я успел сфоткать, потом рисовал.

Показывает мне снимок. Вот не получив подтверждение, я бы никогда не поверил. Всё тоже самое, только освещение плохое, у меня на руках повязки, а со спины сочится не кровь, а какая-то буро-жёлтая жижа. Художественное приукрашивание натуре пошло явно на пользу. Но я-то этого совсем не помню!

– Твоему сайлу понравилось, – пожимает плечами Влад, – только он меня всё выспрашивал, зачем людям поцелуй и как это вообще. Да мне тринадцать!

– Ну он у меня немного непосредственный, – хмыкаю, скрывая неловкость.

Проблема в этой ситуации одна. И нет, это не внезапная сентиментальность сайла, решившего украсить дом. То, что юный художник, не жалея, видимо, времени и сил, раз справился за столь сжатый срок, нарисовал мой первый поцелуй. Вот так вот. Планируешь себе роман, любовь/семью/детей/тупо потрахаться – нужное подчеркнуть, а потом… я просто пить хотел.

– Сам расскажешь ему потом. Может, и ещё раз поцелуешь! – Влад хихикает.

– Я сожгу твой шедевр, если ты фотку ещё хоть кому-нибудь покажешь.

– А все уже видели, – портретист моего позора открывает дверь, – ну, вы же стая.

– Да я тебя придушу, – угрожаю уже впустую, вздохнув.

Ославил меня на всю человечью популяцию Улья. Но вот сайлы, попадающиеся нам с Владом навстречу в коридорах, приостанавливаются и разглядывают меня по другой причине. Любопытно им, в связи с чем у них такое необычное событие в колонии. Ну, пяльтесь, пяльтесь. Лучше бы хоть бы один из вас мне помог, когда я лежал после изнасилования. Это теперь я – яблоко раздора, неведомая диковинка. А до этого – расходный материал.

Влад прощается со мной, и дальше, к тому месту, где работают старшие Архивариусы, я иду уже один. Под ещё более пристальными взглядами сайлов. А за одним из поворотов натыкаюсь на странное существо. Размером примерно с крупную собаку, но напоминающее слизня, с гладкой, блестящей кожей кислотных жёлто-алых оттенков, переходящих друг в друга. На мармеладного червяка похожее. Только овальное, выпуклое и усеянное ворсинками, на которых и передвигается, как великанская щётка.

Чужой. Такой же питомец кого-то из Архивариусов, как и я. Возможно, плотоядный. Возможно, ядовитый. Но уж точно – любопытный. Потому что удивился мне не меньше, чем я ему – поменял цвет, как каракатица, и открыл три странных глаза. Со зрачками, как у осьминогов или коз по форме, узкими, неправильно расположенными, по два на каждой серо-синей радужке.

– Привет, – сказал я нерешительно, но дружелюбно, и слегка пошевелил рукой, потому что чужой перегородил мне путь.

Моргнул, сменил цвет, ничего общего с цветовой схемой сайлов это не имело. Понятно. Контакт не налажен. Ещё немного меня поизучав, существо отползло в сторону и тихо пошуршало дальше, по своим делам, сочтя человека, видимо, недостаточно интересным и умным.

Ну, так и есть, а сам по себе я – очень усреднённый представитель, и знаменитым стал здесь по роковой и неприятной случайности. И вот сейчас пойду и выясню все обстоятельства!

Но не успеваю я и пары поворотов миновать, как навстречу вылетает мой сайл и резко тормозит напротив.

– Ник, – знакомый синтетический голос, – зачем пришёл? Ник не должен вставать!

– Тебя забыл спросить, кому и что я там должен, – ворчу.

– Пойдём, – сайл, не спрашивая моего разрешения, перехватывает меня поперёк туловища языком-щупальцем, притягивает под грудь и пускается бежать.

– Я тебе не куль с говном! – вырываюсь. – Отпусти, охреневший!

– Нет, – инсектоид категоричен, – Ника догонят Архивариусы. Не выпустят. Интересно.

– А, – смиряюсь, – ну тогда спасай.

Я согласен поизображать принцессу в беде, потому что дракон сайлов-Архивариусов, которого зовут Интересно – та ещё гадина, не спастись. А если чужих там пара-тройка сотен, и всем любопытно…

– Не смогут зайти сюда, – успокаивает меня Архивариус уже дома, выпустив из цепкой хватки языка.

– И хорошо. Предупреждать надо!

Переступает ходильными ногами, явно не зная, что мне на это ответить.

– Уходить? – спрашивает.

Не забыл, что я его прогнал. Хитрый какой. Нет уж.

– Оставайся. Только теперь «Ник спрашивает», – усаживаюсь на пол.

Сайл послушно устраивается рядом, наклоняет голову, чтобы лучше меня видеть.

– Как так вышло? – киваю я на картину, решая зайти издалека, а самые нужные вопросы оставить на потом.

– Хор. Дал…

– Нет. Сам сюжет. Когда?

– Ник хотел пить, – лаконичный комментарий.

Ладно, замнём, а то если сайл начнёт спрашивать про поцелуи, мы никуда не продвинемся.

– Как я? – задаю странный, казалось бы, вопрос.

На самом деле, браслет показывает только общее состояние здоровья, и не более. Сайл должен знать точно. Но ответ получаю такой же странный:

– Дорого.

Понятно. На моё лечение пошло много ресурсов. А кто виноват? Не ты ли, жук?

– Я слышал, будет дуэль, – стараюсь говорить как можно бесстрастней, хотя сайл всё равно не понимает интонации.

– Да. В дневной цикл.

– Завтра?!

– Да. Ник…

– Ты идиот!

Я, борясь с острой болью, обхватываю голову инсектоида руками, прижимаюсь. Точь-в-точь как Влад к своему «папе».

– Ник, послушай, – инсектоид хочет донести важное, – Ника заберёт Архивариус. Давно умер помощник. Не агрессивный.

– Замолчи! – пытаюсь ударить сайла по броне, но тщетно, – откажись!

– Нет, – тихо возражает, – Ник – стая. Ник – помощник.

– У меня не будет стаи, если ты, если ты… ребёнок! – хватаюсь я за спасительную надежду. – Твой сын!

– Стая позаботится. Заберёт. Воспитает.

– Как ты всё порешал! А обо мне ты подумал? Меня ты спросил? Ты мне… небезразличен, между прочим!

Я отчаянно вцепился в его броню. На самом деле, как бы я ни был обижен или зол на этого безрассудного, глупого, наивно-простого чёрно-синего сайла, я целиком и полностью зависел от него. Вся моя жизнь была в его распоряжении… и это было лучшим, что могло бы быть! Я не хотел в услужение к другому Архивариусу! Если честно, я не хотел и в человеческий город, на старую работу. Да и мир до прилёта Роя поистёрся в памяти, как несбыточная мечта. Больше всего я хотел прижиматься к чёрным пластинам, засыпая в тепле, и зная, что мне ничего не угрожает, когда сайл рядом… простые желания выжившего.

– Ник будет в безопасности, – отвечает, полосы под фиолетовыми глазами – цвета неба с перистыми облаками, – Ника не тронут. Ник не приз.

– Я о тебе волнуюсь, придурок, – глажу Архивариуса по пластинам, – только о тебе!

– Единица Роя не боится смерти. Рой боится только смерти самки.

– Я боюсь. Я боюсь твоей смерти, – стискиваю чёрную шкуру до боли в руках.

– Не бойся, Ник. Будь уверен. В дневной цикл Ник увидит смерть.

И всё это спокойно. Я понял. Он уверен, что ему не победить. Уверен, что умрёт. Сайлы расчётливы, не верят ни в удачу, ни в чудо. Но я – не сайл. И у меня болит глубоко в груди, под грудной костью – давящие спазмы.

– То есть, – мой голос предательски вздрагивает, – ты уже всё решил? Заранее сдался? Думаешь, не победишь?

– Ник, это неравный бой. Формальность. Условность. Защитить Ника. Стаю.

– А вам обязательно драться честно?

– Нет понимания.

– Ну, допустим, я его перед боем отравлю. Или топором ногу отхреначу!

– Не получится.

– Я образно! – раздражаюсь.

– Правил нет. Побеждает выживший.

Что-то в этом было. Не идея, не план. Так, витало в голове, нечёткое и не осмысленное. У меня оставалось чуть больше двенадцати часов, чтобы что-то придумать. Или смириться и «увидеть смерть».

========== 12. Получили Дар, но не приняли. ==========

Как заснул – не вспомню даже на допросе. Но проснулся совершенно разбитым, тело, казалось, было не моим, а принадлежало зомби, который уже месяц в составе своей банды рашил города в поисках свежих мозгов. Да, таковые бы сейчас мне сильно пригодились. Сайла не было нигде поблизости, вместо него меня за плечо тряс Влад, и когда я включил наушник, разобрал:

– Вставай, а то потом обидишься, что не разбудил!

Резко сев, зажигаю браслет. За полдень.

– Ещё больше часа, Арену только открыли. Пойдёшь?

– Спрашиваешь! – решительно встаю.

Почти не шатает, и точки перед глазами одиночные, не табун. Комбинезон я и не снимал, так что одеваться не надо.

– Ты знаешь, где Арена? – спрашиваю «вампира».

На его больше не закрытой шарфом мордашке расползается улыбка:

– Конечно. Нас проводят.

Снаружи дожидается сайл среднего размера, со шкурой цвета мокрого асфальта и светло-серыми глазами. По боку у него идёт знакомый зигзаг.

– Это тоже мой «папа», – Влад похлопывает инсектоида по ноге.

Тот выпускает язык, перехватывает мальчишку поперёк туловища и, подняв, сажает себе на спину. Влад свешивает ноги на одну сторону, хватается за пластины и выглядит довольным, как правитель мира.

– Будем знакомы, – буркаю.

– Здравствуй, – вежливо отзывается серый сайл синтетическим бесцветным голосом.

Вздрагиваю. Непривычно, что ещё кто-то из чужих говорит. Вспомни, Ник, идиотина. Твой сайл – не уникальный. Единица Роя…

– Интересно смотреть, – обращается, видимо, ко мне, Архивариус, – одно поколение.

Отворачивается и идёт прочь. Влад машет мне, мол, пошли. Плетусь вслед, и парень, как только я поравнялся с боком сайла, поясняет:

– Они вместе выросли, с одного жизненного цикла.

– Я понял, – отзываюсь, – как и все, у кого люди в питомцах.

При слове «питомцы» Влад резко дёргает головой, но не возражает. На правду нечего ответить. Всё эти «родители», «стая», «помощники» – всего лишь замена понятий. Игрушки. Звери. Подопытные.

К Арене идти, оказывается, не столько далеко, сколько глубоко, всё время вниз и вниз по довольно крутому спуску. С ужасом думаю о том, как буду подниматься обратно. Это Владу всё нипочём, наездник мелкий. Я думал, что такой весь из себя уникальный, когда плавал с сайлом, что у нас особая связь… наивный.

Слышу рокот, напоминающий пульсовые волны сайлов и, когда коридор резко кончается, сразу в огромном помещении, понимаю, что так звучит. Глухие, сайлы отлично чувствуют вибрацию. И ритм. Один на всех. Как будто болельщики-люди, которые делают «волну» на стадионе, чужие ударяют правой передней конечностью, но не синхронно. Сначала бьют те, что находятся в самом низу трибун, затем, с разницей в тысячные доли секунды – те, что повыше и так далее, таким образом рокот поднимается вверх, к неразличимому и не освещённому потолку.

Верчу головой по сторонам, стараясь не отставать от Влада и его сайла, пробирающихся к каким-то определённым местам. Я и не сомневаюсь, что сайлы располагаются по строгим правилам, контролируя соблюдение их сами. Не люди-тупицы, которые, даже купив билет, не откажутся занять лучшие места, если те пустуют.

Арена невероятно огромна и, скорее, коническая по форме. Сразу понятно, что это самый центр Улья, настолько прочные опорные конструкции виднеются то тут, то там. И что это самое вместительное сооружение, можно не сомневаться – сайлы на противоположных трибунах кажутся не больше жуков.

Сколько же их здесь? Не меньше нескольких миллионов, а ведь в основном попадаются лишь Воины, Архивариусы и ещё какие-то сайлы, знаки которых я не знаю. Нужно будет у Влада спросить.

Я боялся, что ничего не будет видно, но зря. Места у нас удобные, почти в самом низу, целый сектор трибун, устроенных таким образом, что происходящий бой могут видеть не только сайлы, но и их «помощники». Ниже нас как раз попадаются ворсистые слизняки, представителя которых я уже видел, и ещё сайлы, облепленные чем-то, напоминающим пушистый виноград оттенков белого, который меняет форму, и иногда образует кучки на самой трибуне. Тоже инопланетная форма жизни, на вид немного мерзкая, как плесень какая. А вот двойные шары и их хозяева размещаются выше нас, а ещё выше маячат какие-то длинные шеи ярких цветов. Или не шеи, разбери пойди инопланетную биологию. На других трибунах так же заметны разнообразные существа. Замечаю несколько таких, что больше самих сайлов размером, но разглядеть их трудно, да и некогда.

Ко мне подходят уже знакомые мне ребята во главе с Белоснежкой-альбиносом, и ещё двое тех, кого я не знаю – высокая женщина азиатской наружности, лет тридцати на вид, ведущая за руку мальчика, который похож на медвежонка – покрыт волосами почти полностью, даже лицо, и вместо комбинезона у него штанишки. Как в учебнике биологии в разделе «атавизмы».

– И ниче-о он не уродливый. Соврал ты нам, Белоснежка.

По низкому голосу становится понятно, что женщина на самом деле-то никакая не женщина, несмотря на красивое лицо с тонкими чертами и вполне оформленные сиськи, натягивающие комбинезон на груди. Гермафродит, вряд ли сайлы заинтересовались бы обычным транссексуалом.

– Это Красотка и Волчонок, – проигнорировав замечание в свой адрес, знакомит нас альбинос.

– А остальные что? – кивнув, спрашиваю.

Дело в том, что я заметил ещё людей, но они лишь прятались за сайлов, и даже не смотрели в нашу сторону.

– Это дикие взрослые, – ответил за него Влад. – Они либо новенькие, либо сайлы их пугают.

– Или трахают постоянно, и они уже умом повредились, – встревает в разговор Дылда, – пошли, покажу тебе, где стать.

– Да пусть он с нами постоит, – возникает Влад, – всё равно сайл Маркуса не придёт.

– А он сам?

– Тоже нет…

– Кто-то должен принять все дела на себя, – хлопает меня по спине Белоснежка, – потому что твой-то сайл подохнет!

Руки бессознательно сжимаются в кулаки. Но я лишь, скрипнув зубами, опускаю голову. Как бы не хлестнула меня злая обида, альбинос был прав. За ночь не удалось придумать ничего толкового. Мне-то уж точно. Трижды меня рвало, один раз я заснул где-то на час, здоровье было ещё ни к чёрту. Да и ничего бы не дало, продумай хоть всю ночь. Все мои планы, от самых реалистичных до самых невероятно-безумных, прерывались тихим, бесящим до икоты: «Нет, Ник». И сайл уводил тему, выспрашивая меня о том, как дерутся люди, интересуясь видами единоборств, устройством спорта вообще. У Роя такого не существовало, только тренировки воинов, и чужой выспрашивал меня ещё и об устройстве армии людей, но об этом я знал ещё меньше, чем о спорте – призыв только должен был меня коснуться.

– Это ещё не решено, – отталкиваю Белоснежку в сторону, подхожу к Владу, который уже слез с сайла и сидит на уступе трибуны, свесив ноги.

– Садись, – хлопает рядом с собой, – тут хорошо видно.

– А твой второй «папа» не придёт? – спрашиваю, лишь бы отвлечься.

– Ему не интересно. Он же работник.

Ах, ну да, запоздало вспоминаю я. Большинству сайлов вообще ничего не любопытно, даже бои на Арене. Они заботятся лишь о процветании всего Роя, строят, чинят машины, производят что-то… скучные, однообразные профессии. Но не то чтобы их жизнь была совсем невесёлой – я как-то видел весьма чувственную оргию двух «нелюбопытных» сайлов.

– Смотри, – Влад показывает вниз.

Место Арены, непосредственно огороженное для битв, это относительно небольшой круг с бортами, почти чаша, потому что засыпана мелким свинцово-серым песком и камушками не намного темней. Сейчас пуста, и на ней работают две больших машины. Просеивают песок и убирают кровь, явно же.

– И что? – спрашиваю Влада.

– Это почва планеты Роя, – поясняет. – Ну, какая-то её часть. Остальная такая же. Здорово. Традиции такие.

– Довольно дикие, как по мне, – сажусь с ним рядом. – Колизей какой-то, гладиаторские бои.

– А им дико, что люди друг друга ненавидят, – безмятежно парирует Влад.

– Я так думаю, что те, кто выходят биться, друг друга тоже не особенно любят.

– Сайлы не любят, но и не ненавидят. У них другие эмоции, мальчики.

Это к нам подошла Красотка, уже без пушистого Волчонка.

– Я знаю, – огрызаюсь.

– А вот у тебя – человеческие, я права? – улыбается накрашенными губами.

– Отвали, не твоё дело, – огрызаюсь.

Продолжает улыбаться, уперев палец в щёку и склонив голову. Это так по-женски, так естественно и мило, что кажется, что передо мной не мужик с сиськами, а настоящая девушка. Причём воспитанная в традиционной семье Японии – я и в аниме такое видел. Хотя она… он – не японец, язык не похож. Ещё немного постояв и убедившись, что я и головы не поверну, Красотка, вздохнув, уходит.

– Ты первый, кто не пытался её закадрить, – тихо сообщает мне Влад.

– А ты, можно подумать, пытался! И вообще, откуда такие словечки знаешь! – срываюсь на него.

Я напряжён. Машины уже подползают к краю арены. Ещё немного и, закончат, начнётся новый бой. Чувствую, что дрожат ноги. Хорошо, что я сижу. Влад обижается:

– Я маленький ещё! Пообщаешься с вами, не тому ещё научишься! Я вообщ…

Замолкает на полуслове. Потому что на самой арене гаснут осветители, погружая её во мрак, между тем как трибуны остаются освещёнными. И рокот, что издавали сайлы, топая конечностями, замолкает.

– Испытание страхом, – Влад кладёт мне руку на плечо. – Сайлы боятся те…

– Заткнись, – сбрасываю его руку, – совсем заткнись! Молчи!

Два силуэта возникают моментально, как будто сайлы материализовались из воздуха. И очертания эти состоят лишь из светящихся в темноте полос, ярче, чем неоновые трубки. Краска, понимаю я. Флуоресцентная краска, нанесённая на пластины; узоры, повторяющие форму тел, высветляющие их.

Сайл-Воин – красно-оранжевые тона, полоса поперёк морды, знак на боку увеличен, ярок. Петля. Смертельная петля…. А Архивариус, мой сайл – сине-голубые цвета, рисунок на морде соединяет световые полосы у глаз между собой, как у их самки, и огромные зигзаги на боках – лазурь. Как огонь и вода, две стихии, которые сейчас сойдутся в смертельной битве только потому, что один мальчишка был слишком своевольным и лез куда не надо.

В животе тугой, плотный ком, подступает тошнота, когда сайлы, постояв, делают одновременно только один шаг вперёд, через разделяющую их тьму. Испытание пройдено, они оба готовы сразиться. Вспыхивает свет и, одновременно с этим, раздаётся первый удар конечностей сайлов о трибуны. Единое сердце вновь запущено, гораздо громче, чем раньше. Прямо за моей спиной «папа» Влада так же ударил ногой, присоединившись к общему гулу.

Пульс боя, животный ритм. Я уверен, что у всех сайлов сейчас синхронизируется ритм и внутренних волн. Шаманский ритуал, пляски у костра перед боем. Это так давит на мой и без того воспалённый мозг!

А освещённые сайлы, пока неподвижные, ещё и украшены. Некоторые пластины на их холке и боках пробиты тем, что похоже на треугольные люверсы, а сквозь отверстия пропущены широкие полупрозрачные ленты ткани или похожего материала. Красные у одного и синие у другого, моего. Для чего они понимаю, когда бой начинается. Для красоты, чтобы развеваться вслед быстрым движениям сайлов.

Я закусываю губу до крови – Воин прыгнул первым. А кто начинает бой – тот его выигрывает. Архивариус, впрочем, уклонился, сместившись вправо, на ту сторону, где у Воина и в самом деле, был выбит передний глаз, сейчас затянутый тёмной коркой. Отскочив, красно-чёрный сайл пошёл по дуге.

Изматывает, ясная тактика. Он больше моего сайла, и явно выносливей. Ему хватит сил дождаться и оплошности противника, и удобного момента. Архивариус, впрочем, далеко не дурак, и идёт в атаку, осторожную, всего лишь пробует достать соперника языком-плетью, тот отскакивает.

Так и проходит ещё пара минут – Архивариус атакует, Воин отпрыгивает. Да что ж ты творишь, а… что… Наконец, чёрно-синий замирает, вынуждая своим бездействием уже красного пойти в атаку.

И выясняется страшное. Тот быстрей, и Архивариусу едва удаётся увернуться от нескольких атак, а потом…

Всё верно рассчитав, Воин подпрыгивает вверх, наклоняет голову и плюёт, или, скорее, просто выстреливает фонтаном кислоты из пасти. Никогда не думал, что сайлы так умеют. Я ахаю вслух, а Влад прикусывает костяшки пальцев. Потому что красный попал. Пусть и не в глаза Архивариусу, но часть морды и передняя нога того – обожжены, пластины разъело. Не смог полностью увернуться. Выступает синяя кровь, и тут же припорашивается серым песком арены – отдыхать сайлам некогда, они опять начали смертельный танец.