Текст книги "Chorus (СИ)"

Автор книги: Illian Z

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Ах, кроватка, почему ты такая тёплая и мягкая? Потому что я устал, но спать – не собираюсь. Вместо этого просматриваю добычу.

Один из телефонов – только сайлам на корм, даже и не подумал включаться. Второй – работает, явно лучше, чем мой, битый-перебитый. С картами памяти примерно та же история – не работают, ванильные селфи и типа смешные картинки, музыка. Некоторые – чуть ли не полностью забиты порнухой. Их я сразу отбрасываю. Тошно смотреть на женщин в таком виде.

А на одной – сплошное веселье. Множество картинок, да и видео, посвящённых любви… между мальчиками. Накаркали, яойщицы. И где вы теперь? Настроение – наипаршивейшее. Кормить меня, наверное, до вечера не будут. Смотаться, что ли, яблоню тряхнуть? Или просто по лесу погулять, не заблужусь. Дверь даже этому не препятствует. Не знаю только, пустит ли меня обратно, но тогда и думать буду.

– О, так ты дома! – приветствует меня тот самый бродяжка, что приходил с утра, сидящий на куче листьев.

– И чего пришёл? – спрашиваю.

– Да завтра полная смена, не смогу. А обещал, – спрыгивает, – ну так сегодня отработаю.

– Ты это сейчас серьёзно?

Кивает:

– Ага. И на вот.

Кидает в меня яблоком, перехватываю.

– Червивое, – бросаю в грязь, где уже лежат несколько.

– Хера зазнался. Может, пустишь переночевать? – явно шутит.

– Да заходи, – отстраняюсь и делаю приглашающий полупоклон.

В самом деле, никто мне не запрещал принимать гостей. По-хамски по отношению к хозяину? А я его на свою планету тоже не звал!

– Ты, блин, серьёзно? – парень, ступив вовнутрь, осматривается.

Ну, не знаю, насколько вправе такое откалывать, но я не собираюсь пускать его дальше своей комнаты. А там я «делаю свои дела».

– Живёшь, – присвистывает при виде моего обиталища.

– Давай уже к делу, – нервно дёргаю застёжки на комбинезоне.

Мне моя идея нравится всё меньше, но сайл, вроде, занят работой. Может, и пронесёт. Услышать он нас – точно не услышит, только если почует…

Бывший бродяжка, раздевшись, оказывается жутко худым и нескладным, но банный день и бритва явно пошли ему на пользу. А ещё у него по бёдрам тянутся розовато-алые, воспалённые полосы… и я не хочу знать, что там, выше, сзади.

Обнимает меня, оглаживает, тихо спрашивает:

– Хочешь меня?

Вообще нет, не думаю, что у меня на его видок, если нагнуть, встанет. Тем более, первый раз кого-то трахнуть… для меня тот ещё нервяк, с сайлом-то за стеной!

– Давай лучше ты, – отвечаю так же тихо, как будто нас есть, кому услышать.

– Хорошо, – касается губами моего уха, – просто ляг, расслабься.

Охотно слушаюсь, закрываю глаза. Расслабишься тут, как же, в любой момент нас накроют… но всё-таки прикосновения губ и языка – волшебство, дарующее твёрдость члену, и аморфность – мыслям. Как хорошо-то!

До тех пор, пока в мою задницу не пытаются проникнуть пальцы, чем-то смазанные. Вздрагиваю, открываю глаза:

– Ты что творишь?

– Тссс, – убеждает меня парень, – я же говорю, расслабься! Да и что ты тугой такой, как не с сайлом живёшь!

Пальцы всё же проникают в меня, двигаются. Знаю, для чего…

– Да мы не…

Осекаюсь. Зачем я про это рассказываю? Хотя меня и так уже отдохнувшая жопа с головой выдала.

– Вот как, – ухмыляется, – ну тогда потерпишь, вроде смазал.

– Нха-ах! – только и могу я возразить, да изогнуться.

В сравнении с отростками сайлов, член парня-подростка – ничто, просто непривычно. И через пару толчков понимаю, что непривычно…. хорошо. Так странно, когда кто-то тебя трахающий, старается ради тебя, не остервенело вбиваясь, не издеваясь, и не насилуя. Глубоко проникая, но не быстро, плавно, нежно…

– Нормально? – парень наклоняется ко мне, – я… первый раз…

– Отлично, – еле слышно шепчу в ответ.

Обнимаю его, притягиваю к себе. Человеческое тепло, дыхание… тихие стоны, искусанные плечи… слипание мокрой кожей, чужое сердцебиение, ласковые пальцы…

Зря я боялся, что у меня не встанет. Как камень, даже сочится, чувствительность максимум… прогибаюсь, сам уже подмахиваю бёдрами, комкаю лежак, когда мой любовник дотрагивается до члена, намереваясь мне ещё и подрочить…

Дальше – забытьё из движений, стонов, криков, шлепков кожи о кожу, протуберанцев наслаждения от живота вверх… по границе сознания, до самого края… только вцепиться друг в друга, уже не гладя и целуя, а царапая и кусая в кровь, вдохнуть, застонать, сорваться…

…разъединиться, лежать рядом. Открыть глаза… опять только для того, чтобы встретить три пары фиолетовых. Нечеловеческих. Как давно сайл наблюдает за нами, стоя в дверях? Жуткий, неслышный.

«Подойди» – загорелись полосы под его глазами. Развернулся, ушёл. Ослушаться нельзя. Комбинезон не надеваю, только оглядываюсь на парня рядом. Тот, похоже, заметил сайла даже раньше, чем я. Шепчет бледными губами:

– Нахер, нахер! Я сваливаю! – и начинает судорожно одеваться.

Усмехаюсь. Почти цитата из фильма.

Сайл ждёт меня в коридоре, я послушно встаю перед ним, не пытаясь прикрыться. Чуть наклоняет голову, я знаю, они так лучше видят. Ну человек, обычный, что разглядывать! Чувствую, как по ноге сзади предательски потекло горячее. Сайл чует, без сомнения. Но мне – не стыдно.

– Удовольствие? – спрашивает.

– Говорящий сайл! Да на хую я видел! – пробегает мимо нас мой недавний любовник, дверь наружу его выпускает и закрывается.

– Д-да, – киваю.

Чужой не только видел, но и слышал нас. Интересно, почему меня теперь аж в жар бросило?

– Стая Ника? – тоже спрашивает.

Моё имя, кажется, даже как-то выделяется произношением.

– Нет, он мне не друг. Просто…

– Нику одиноко?

– Ну нет… был шанс…

Кажется, он совсем не злится. Наверное, из-за того, что наблюдать за нами было «интересно».

– Ник практичный.

Меня что, сейчас похвалил сайл? Да быть не может! А тем временем то, что текло по ноге, достигло пола. К тому же, у меня ещё и предательски капнуло с члена! А что я сделаю, физиология!

– Почистись.

Дельный совет даёт! К тому же, больше не пытает меня ни взглядом, ни вопросами, идёт себе дальше работать, и за ним семенит вернувшаяся машина-изучатель.

Прежде всего аккуратно прибираюсь в развороченном раю, вешаю чиститься не только комбинезон, но и лежак. Вода, оказывается, доступна и сейчас, горячая, и с паром. Очень хорошо, меня всегда напрягало ожидание специальных дней для купания. Теперь уже как следует осматриваюсь. Ага, вот стоки в фильтровальные машины, сайлы, конечно, воду не пьют для выживания, но есть мнение, что она для них вроде газировки для нас – бесполезно, но вкусно. Мыло! Брусок знатный, по-сайловски – ровный и серый. Начатый, кстати. Лезвия!

Мылюсь, бреюсь. Опять думаю предательские мысли о том, что сайлы могли вести себя намного, намного хуже, и не предоставлять нам ничего, кроме еды и питьевой воды. А я так вообще шикую. “Мой” сайл…

Опять пялится на меня без разрешения. Вот как эту огромную тушу можно не замечать до тех пор, пока прямо перед собой не увидишь?! Ждёт. Опять я ему нужен. Переключаю рычаг на сушку, постояв, выхожу. Волосы мокроваты, но заставлять чужого долго ждать – не стоит.

– Одевайся.

А то я сам не знаю. Но на столике – другой комбинезон. Чёрный, с идущей поперёк груди полосой-зигзагом. Знак Архивариуса. Пришёл посмотреть, как я буду радоваться новым шмоткам? Достал меня его вуайеризм! Да и неловко одеваться, когда он так внимательно смотрит. Ждёт реакции?

– Ну… нормально.

Кажется, немного удобней, чем старый. Да и вообще, новый. Можно и обрадоваться.

– Нику идёт.

Смотрю на него, опешив. Что ты можешь понимать в этом, образина? Ты даже не знаешь, что такое «красиво».

– Хорус так говорит, – утверждает сайл.

Значит, просто повторяет человеческие выражения. Не знаю, на что он надеется, но лучше бы так больше не делал.

– Тогда спасибо, – ёрничаю, пользуясь тем, что интонаций он не ощущает.

Лучше б промолчал.

– Пожалуйста.

Пугает, ещё как пугает. Раздражает. Немного смешит. Как слон в балетной пачке. Как считающая лаем цирковая собака. Рисующий дельфин.

– Ночным циклом уедем. Другое место. Далеко.

Ждёт моей реакции, но мне и нечего сказать. Да и всё равно. Мне некуда возвращаться, в форме-то служки Архивариуса. Уедем? Пусть. Сейчас все города и места одинаковы, всё равно, где жить, а где – умирать. Но тут, в нормальных условиях – даже легче.

– Ник согласен, – скорее утверждает, чем спрашивает сайл, и уходит из комнаты.

Разговор явно окончен. А ещё у меня конфискована россыпь карт памяти, телефоны, правда, оставлены в слотах зарядки. И есть еда, как всегда, брусок на столе. Только уже заметно побольше. И немного отдаёт яблоками на вкус. Сайл так заботится.

Может, неспроста спрашивал про собак, я у него тоже теперь – болонка комнатная. Унизительно? После трёх лет ада – замечательно! Осталось только всего ничего, быть всё время интересным. Если смогу. Я, личность серая и заурядная. Ни поэт, ни писатель, ни художник. Даже школу не окончивший. Да моих знаний хватит ещё максимум на пару дней. Вот их и проживу, как смогу.

Снимаю лежак, как раз приблизительно чистый, плюхаюсь на него, тапаю в новый телефон. Как назло, осталась та самая карта памяти, со сплошной голубизной! Ага, говорю себе, как будто я только что с парнем не трахался! Нда, от некоторых фото как-то… блин! Гашу и отворачиваюсь к стене. Не должно меня это возбуждать. Секс – так, для здоровья полезен. Тем более, теперь бродяжка уже не придёт.

Просыпаюсь от холода. Прям жуткого, леденящего. Пол, к тому же, едва заметно гудит. Кажется, мы в пути, и, хоть машины сайлов не имеют колёс, бегают ровно, шустро, как и сами хозяева – корпус и не колыхнётся. Холодно. Лёд. Даже в комбинезоне! Воды – нет, не погреешься. Вот пойду и хозяину пожалуюсь! Я же так заболею и сдохну раньше, чем надоем!

Окна в проходной комнате – закрыты, что также подтверждает, что уже ночь, и мы куда-то движемся. Дверь в комнату сайла пускает меня не сразу, а по браслету. И, подойдя ближе к стене, вижу стыки дверей ещё в две другие. Но я не героиня тупых романов, которая будет шариться по всему дому и, особенно, переться в те двери, куда нельзя заходить, ключ потерян и хозяин запретил!

Инсектоид, предсказуемо, работает. Положил дополнительные лапы на машину, общается с ней. При моём вторжении – прекращает, полосы загораются вопросом, хотя я ждал раздражения.

– Мне холодно! Я замёрз! – заявляю.

На что сайл достаёт передатчик, закрепляет в пластинах и просит:

– Повтори.

Когда я, дебил, буду смотреть, слышит он меня или нет?

– Я замёрз, холодно.

– Холодно?

Ах, ну да, им и в морозяку комфортно, и в сорокоградусную жару!

– Минус! Температура! Заболею! Космос! Абсолютный ноль! – ещё и ёжусь, потирая плечи и локти характерным жестом.

– Климат?

– Хуёвый, бля, климат! Да, дубачина, блядь! Холодина! – чуть не ору.

– Нет понятия слов.

Кладёт свою конечность на машину, как бы спрашивая ответа. А у меня уже зуб на зуб не попадает, в комнате сайла намного холодней, чем в моей. Заморозки на улице, что ли?

– Ветер. Двигаемся, – поясняет сайл, – тепло не будет.

– Мой труп к утру будет! – ворчу.

Так и знал, что нет у сайлов отопления. Им-то нафига, понятно. Кажется, мой предшественник зимой прошлой подох!

«Подойди» – говорит со мной сайл цветом. Ну, может, даст у себя на боку погреться, не ахти что, конечно…

– Разденься, – просит уже голосом.

Итак, решил либо трахнуть для согрева, либо не хочет комбинезон портить, разрывая меня на куски за капризы. Слушаюсь, хотя и очень холодно это делать, откладываю одежду в сторону.

Сайл нависает надо мной, хватает средними ходильными ногами – точно насиловать! – и прижимает к животу. Да-да, именно к животу, не к пластинам, которые раздвинулись, и я уткнулся в синюю, гладкую и блестящую скорее, чешую. Не мягкую, но зато очень тёплую. Сайл присел на ногах, но почему-то я не испугался, что он меня раздавит, а нагло свернулся поудобнее в держащих меня лапах. Тело чужого образовало импровизированный навес, я нашёл, как пристроить голову на одну из пластин, и решил, что тут и усну. Гудения, волны пульса ещё слышнее, и убаюкивающие.

– Рой так носит потомство, – сообщает мне сайл.

Поклясться могу, что его полосы у глаз светятся оранжевым, Ник же «взрослый». Да пофигу, хоть ноги оттаят! А маленькие сайлы, наверное, беспомощные совсем…

– Ну и ладно, – отзываюсь.

– Ник – стая? – спрашивает.

Не говорит «моя», но я и так его понял. Ты, Архивариус, и сам интересный. Предлагаешь дружбу тому, кого ваш Рой поработил?

– Стая, стая, – успокаиваю.

Я за вкусную еду, воду и тепло ещё и не то признаю.

========== 6. Все получили по грехам их и делам их ==========

Зевнув и потерев глаза, обнаружил, что греет меня уже не сайл, а его чёрная мини-машина, сам я завёрнут в серую материю, похожую на брезент, как гусеница в кокон. Не имею никакого понятия, как ему удалось меня переложить, не разбудив. Сам же – как и не сдвинулся, работает. Под глазами пробегают вспышки.

Путаясь и борясь, мне удаётся удобоваримо сесть, прижавшись спиной к тёплому боку изучателя. Можно, конечно, было бы и одеться, но высунуть даже палец ноги в холодный мир я не имел ни малейшего желания.

– Может, ты мне что расскажешь, скучно! – говорю сайлу, заметив, что передатчика на нём нет.

Оборачивается, все шесть глаз фокусируются на мне, и отвечает он через стационарный изучатель немного другим, чем обычно, голосом:

– Ник спрашивает.

Вот опять я идиотствую. Совершенно забыл, что машины могут слышать. Зато заинтересовал сайла! Он даже работать перестал, чтобы со мной побеседовать, передатчик достал, лапы поджал, лёг. Аккурат так, чтобы на одном уровне с моими средние глаза держать.

– Ник спрашивает, – повторяет он уже обычным голосом.

Понятно, теперь, наверное, я тоже могу что-то спросить… что же? Сайлы же не врут, и я могу узнать их самую страшную тайну! Но я не очень умный, особенно, когда надо быстро думать, поэтому фантазии хватает только на:

– Какая у вас цель? Ну, у Роя. Вообще…

– Рой должен лететь.

Я, если честно, разочарован, но таковым остаюсь не долго, потому что сайл всё же продолжает, видимо, обдумав, можно ли со мной, хором, о таком говорить.

– Рой ищет способ. Не может вынашивать потомство. Ищет Крылатый Рой. Ник понимает?

Киваю. Ничего я не понял, кроме того, что они хотят размножаться, и что наша планета и вид – не последние и не первые, лишь цели на их пути…. куда-то.

– Ник спрашивает, – требует от меня Архивариус опять.

Да я рад, что ему «интересно», теперь бы только вопрос придумать. А ладно, спрошу то, что действительно хочу знать, не буду корчить из себя умника.

– Твоя планета… планета Роя, – поправляюсь, – какая она?

Сайл чуть наклоняет голову, и над стационарным изучателем вспыхивает проекция – шарик, окутанный плотной атмосферой с густыми облаками, большой, как будто реальный макет из пластика или мяч. Помню, меня такие экраны завораживали, когда чужие только пытались наладить с нами минимальный контакт и пользовались ими.

Полосы под глазами инсектоида загорелись вопросом. Опять.

– Там есть растения, животные… вода?

– Подобия. Вода есть. Мало информации.

– Ты же там родился! – морожу я очередную глупость.

Постоянно забываюсь, что сайл – далеко не человек, поддаюсь чёртовой эмпатии.

– Единица Роя не родилась там. Сейчас Рой там не родился. Летим семь тысяч четыреста семьдесят восемь годовых циклов хоруса.

Ох и ничего себе. Семь с половиной тысяч лет. У нас только мамонты с тиграми саблезубыми вымерли. Образование Черного Моря, начало земледелия, Египет… пирамиды же древней… стоп… кажется, к тупому мне приходят охренительные догадки насчёт Крылатого Роя, которые, я, впрочем, оставляю при себе.

– Рой… он один? – спрашиваю, не дожидаясь разрешения.

– Нет. Иногда рождается новая самка. И Рой делится.

Понятненько. Катастрофа галактического масштаба. Библейская саранча. Или… я замер, затих. Откровения*. Зачем только их читал? Вот она, звезда «полынь». И новая «казнь египетская». В железной броне. С лицами и пастями «как у львов», что не будет вредить растениям и животным, а только людям. А дальше там – механические кони-машины. И жены, рожавшие в муках, драконы… одного только не было. Бога, который бы вещал с неба. Но его и нет, а вот сайл, саранча из предания, смотрит на меня. Огромный. Реальный.

– Ник интересный. Ник интересуется. Ник как Архивариус.

Полосы под глазами сайла горят бежевым. Не насмешка, но… странное сравнение.

– Все хоры любопытны, – ворчу. – а сайлы что, нет?

– Рой разный. Не все единицы. Хранители, Архивариусы, Воины.

Ну да, глупо было предполагать, что Архивариус – единственный такой в огромном Рое. Всё больше похоже на пчёл или муравьёв. С другой стороны, в любом обществе есть разделение на классы.

– А как вы это определяете? Кто кем будет?

Сайл задумался, но потом всё же ответил:

– Рой един. Больше пользы для Роя. Все единицы – Рой.

Я понял. Всё же, как насекомые. И мне опять предательски кажется, что это, может, и лучше. Если бы всё человечество всегда действовало заодно, для общей цели… это мы бы уже завоёвывали вселенную, гордые и бессмертные. А чего мы достигли мелкими жизнями, эгоистичными делами, крысиной вознёй, бытом, загонянием себя же в рамки денег и отношений, которые сами же и придумали? Где теперь все, кто имели власть и богатство? Все красавицы и модницы? Все наши стремления – пшик, глупости. Мы сами себя нормально предупредить о Рое не смогли, какой-то мифический бред сохранили.

Мне даже как-то сейчас, когда на меня смотрят, не моргая, тёмно-фиолетовые глаза, сетчатые, без зрачков, стыдно за свою расу. Никакой гордости. Стыд. За то, что мы такие жалкие, жадные, убогие. Не использовавшие и миллионной доли своей разумности и возможностей. Может, и поделом нам?

Дом-машину вдруг резко дёргает, я падаю вперёд, едва не уткнувшись сайлу в морду. Он, впрочем, со мной разминулся, поднявшись.

– Что-то сломалось? – спрашиваю.

Всё, Архивариус, попал ты теперь. Пока не запретишь, так и буду у тебя всё подряд спрашивать.

– Нет. Нужно перестроиться. Плыть. Идём наружу.

Так и сказал, обобщив. Надеюсь, снаружи не побережье Северного Ледовитого океана.

Всё же выпутавшись из ткани, ощущаю, что хоть и зябко, но вполне терпимо, комбинезон должен выдержать. В нём вообще всегда комфортно, только продувается. Сайл, кстати, уже ушёл, но дверь выпускает и меня, и машину. А за ней…

Берег из мелкой гальки, крошечные барашки лазурно-изумрудных волн, пара чаек в ослепительно-голубом небе, с которого льётся тёплый солнечный свет. Я уже не иду наружу, бегу! Чёрное это море, Чёрное! Бархатный сезон, пляж!

Не спрашивая никакого разрешения, стягиваю с себя комбинезон и плюхаюсь в тёплые, шелестящие волны в туче брызг, гребу подальше, только потом оборачиваюсь к берегу.

Пляж – совсем не дикий. Навес, шезлонги. Дорога и приморский городок на фоне зелёных гор, сюда ещё не пришла осень. Ни единой живой души. Пусто. Никто не купается, не предлагает экскурсии и горячую кукурузу с мороженым. Ни музыки, ни детского смеха, ни полных тёток в узких купальниках. Ничего. Я один. Да ещё сайл, чёрным пятном выделяющейся у самой кромки воды. Бродящий туда-сюда и иногда слизывающий языком что-то под ногами.

Я отплываю подальше, ложусь на спину, подставив лицо солнцу. Никогда бы не подумал, что буду скучать по всему тому, что портило каникулы. Вообще скучать по людям, которых я даже не знал. По шуму и рекламе. Кажется, как будто я – на краю мира. Один и последний.

Я могу верить, что земля – плоская, и меня снесёт водопадом в космос. Верить в то, что солнце – огненный бог в колеснице. Верить в то, что я никогда не умру, я и есть высшее существо, сам Творец, и, если я только захочу, небо изменит цвет и день сменит ночь. Я могу верить во всё, что угодно. Я – единственный человек, плавающий во всех океанах и морях сейчас. Свободный? Почти, всё – лишь иллюзия, как и шум моря в ракушке, если поднести её к уху. Сладкий самообман, в который часть «я» всё равно верит, зная обратное. Я не могу остаться в мире грёз.

Да и плавать, конечно, хорошо, но я хотел бы посидеть на берегу, попускать камушки, позагорать. Переворачиваюсь, и вдруг вижу, как в воду входит сайл. Осторожно, пробуя дно перед собой лапами, которые теперь с выдвинутыми пластинами. Наблюдаю за ним. И плывёт же, плывёт! Только рывками, к тому же, совсем не быстро. Ко мне.

Над водой – только задние глаза и часть спины. Эдакий крокодил. А у меня идея, безрассудная и весёлая.

– Покатай меня, большая черепаха! – подражаю я голосу львёнка из мультика и цепляюсь за пластины сайла, стараясь не обрезаться.

Кажется, он не против. По крайней мере, мне удалось подтянуться, забросить на него ногу и взгромоздиться сверху, на самый ровный участок, стараясь не прикрыть ему дыхательные щели своей наглой голой задницей. Инсектоид замер, а потом прижал пластины на спине, и выдвинул – на загривке. Я едва успел за них уцепиться, потому что то, что он может плавать только медленно, – мои домыслы.

Так же, рывками, только теперь – со скоростью гидроцикла, и каждое его ускорение обдавало меня фонтаном искрящихся брызг. Я вцепился в пластины, забыв даже от восторга вопить. Охренеть, видели бы меня сейчас бывшие коллеги! Хоть кто-нибудь из людей бы меня видел….

Наездник сайла. С ума сойти. Улюлюкаю, мне в рот заливается солёная вода и пена. Ярчайшее солнце, волны, скорость!

Минут через десять, решив, что достаточно, сайл заложил вираж, разворачиваясь к берегу, и руки я всё-таки обрезал. Два рывка – и резкое торможение, так, что я едва не кувыркнулся вперёд. Учуял кровь в воде, не иначе.

Поднимает голову, стараясь меня разглядеть. Да почти нормально со мной всё, только держаться больше не смогу, наверное. Сам доберусь, вплавь. Далеко, конечно, но берег-то виден. Отталкиваюсь от шкуры сайла ногами и руками, прыгаю вперёд, ныряю в тёплую глубину моря, с головой, поглубже.

И меня сразу дёргает назад, наверх, острой болью под рёбрами, давлением чего-то, похожего на верёвку. Я бьюсь, сопротивляюсь, но, знатно хлебнув воды, оказываюсь переброшенным через спину сайла и намертво притянутым к нему языком, что и ободрал мне кожу.

Кашляю. Даже ударяю пару раз по шкуре кулаком, позабыв, что это, в общем-то, нападение на чужого и смертельно опасно. Но меня лишь стискивает сильнее это жёсткое и острое щупальце. Больно, блин, и дышать нечем!

Инсектоид бросает меня на гальку берега, я скукоживаюсь на боку, отчаянно вдыхая в себя воздух, и проклиная образину на чём свет стоит, мысленно, правда.

– Ник не умрёт, – заявляет мне сайл, – почему Ник хотел умереть?

Отплёвываюсь, сажусь, осматриваю свои изрезанные бока и руки. От солёной воды раны немилосердно горят.

– Я нырял! Развлекался!

– Ник не хотел умереть?

– Не хотел! Теперь – захочу! – злюсь. – Больно! Смотри, что ты сделал!

Сайл молчит, переступив с ноги на ногу, точь-в-точь как нашкодившая собака. А меня тем временем тормошит его машина.

– Ну, тебе-то чего? – оборачиваюсь.

Принесла мне мазь, настойчиво мне её протягивает. Вот за это – спасибо.

– Умирать – весело?

– Да не хотел я умереть! – шиплю.

Мазь, впитываясь, зажигает раны в сто раз сильней, как расплавленным сахаром капнули. Зато кожа затягивается почти моментально, метаболизм ускорен в несколько раз.

– Хорус не может дышать в воде, – утверждает сайл.

– Мы можем задерживать дыхание.

– Рой тоже может. На сороковую часть суточного цикла, – зачем-то уточняет сайл.

Я по привычке округляю. Сорок минут. Неплохо.

– Играть в смерть – весело, – наконец объясняю я сайлу, – развлечение. Чувствуешь себя живым.

– Жизненный цикл хоруса короткий. Не можете уставать.

– Короткий, – повторяю, – но по сравнению с чем? Жизнью микроба или жизнью звезды?

Моих философских потуг сайл не оценил:

– Единицы живут в среднем семьсот ваших годовых циклов.

Охренеть. Нет, я, конечно, подозревал, что для того, чтобы перемещаться в космосе на другие планеты, хоть со скоростью света, хоть быстрей, пятьдесят-семьдесят лет жизни – маловато, просто не успеешь адаптироваться, но в десять раз больше…

– А тебе сколько лет? – спрашиваю, надевая комбинезон.

Загорать с ноющими шрамами по всему телу я передумал. Да и не нравились мне уже этот пустынный берег и море. Всё мне, блин, не так….

– Единице Роя сто семнадцать ваших годовых циклов.

Ого, взрослый мальчик. Хотя если переложить грубо на человеческий возраст – подросток. А это же неплохая мысль! То-то он такой добрый.

Сажусь на камни, выбираю маленький и плоский, пускаю по воде. Четыре раза. Неплохо для начала.

– Ник играет? – интересуется у меня сайл.

Надоедливый. Но не скажешь же ему об этом! Хмуро киваю. Понаблюдав за моими действиями некоторое время, сайл вытягивает свою дополнительную конечность, подбирает гладкую гальку и бросает. Я насчитал двенадцать “блинчиков”, прежде чем камень стал неразличим в блеске воды. И подтверждает своим поведением мою теорию о том, что он ещё – мал и несерьёзен.

– Ты выиграл.

– Пойдём, – говорит мне на это. – Стоим. Есть вода.

А я уж приготовился нести заслуженную кару за свои морские развлечения – корку соли на коже. Подрываюсь бежать, обогнав сайла, идущего со скоростью своей машины. Забегаю внутрь, провожу по почему-то не открывшейся сразу двери в комнату браслетом…

Почему? Потому что это – не моя комната. Я перепутал стороны в этом овальном доме с абсолютно, совершенно одинаковыми стенами, и вломился туда, куда уж точно не должен был входить и потешался над собой. Никогда. И видеть это.

Маленькая, тесная комната, полная механизмов от потолка до пола, посередине – резервуар с прозрачной жидкостью в котором – она. Девушка.

И такая красивая… длинные, рыжие волосы вьются в растворе, как у русалки, кожа белая, гладкая, в россыпи родинок-веснушек, вздёрнутый носик, губы – алые прочерки, глаза закрыты. Ей от силы шестнадцать. Не мёртвая, нет. Дышит, и едва заметно двигается… стройная, почти невесомая, из тех, что могут влюбить в себя одним мимолётным взглядом, но ниже, под точёными аккуратными грудками, на животе, на расстоянии вытянутой руки за стеклом, прямо передо мной…

Это существо – уродливое и одновременно жалкое, беспомощное на вид, полупрозрачное, синевато-белёсое, аморфный паук или медуза, чьи щупальца опутывают красавицу, присосавшись к ней. И оно тоже – живое, медленно пульсирующее, как опухоль или уродливый паразит. Размером почти с саму девушку, полностью покрывает её ноги своим телом. И это что, глаза?

Как будто золушка собралась на бал, но фея-крёстная оказалась злой волшебницей, и подарила ей вот такое платье.

Я понял, что это. Кто это. Сайл без панциря. Детёныш. Ребёнок Архивариуса. А чего я ждал? Что тот, кто не убивает меня, потому что я интересный, кормит меня и играет, чем-то лучше, чем остальные? Никогда не убивал людей? Не захватчик? Добро, а не зло? Я совсем забыл, приручённый нормальными условиями, очарованный красотой моря, благодарный за заботу, как щенок-бродяга. Я почти что симпатизировал чёрному покровителю, так наивно и по-человечески веря в лучшее, в добро, которое должно быть во всём, даже в нём!

Мне стало не гадко и не противно. Просто как парализовало, видеть такую красоту, и такое уродство рядом. Дико. Неправильно. Страшно.

Любопытство – смертельный порок. На моих плечах – чёрные зацепы лап, впиваются, дёргают…

Комментарий к 6. Все получили по грехам их и делам их

________________

* “Откровение Иоанна Богослова” – последняя книга Нового Завета (в Библии). Часто также упоминается как “Апокалипсис”.

========== 7. Одну на всех награду – смерть. ==========

В любой сложной ситуации паниковать – лишнее дело. Единственное, что меня радует в положении, когда разъярённый сайл схватил меня поперёк туловища, притянул к себе, разинул пасть и грозится отрезать языком голову, так это то, что он может меня слышать. Но тех наносекунд, что мне остались до смерти, хватит только на один выкрик, и ошибиться – нельзя.

– Я не хотел им зла!

Смертоносное щупальце замирает у меня под подбородком, но это не значит, что я в безопасности. Мне просто даровано время на то, чтобы оправдаться.

– Я не вредил им! Я ошибся! Я ничего не трогал!

– Не трогай, – отвечает сайл и с разворота швыряет меня в проходную комнату. – Уходи.

Я бы и рад сбежать, только вот прилетел в стену, гукнулся о неё так, что рёбра хрустнули, а от удара об пол и дыхание перехватило. Даже заскулить от боли невозможно. Скорчившись, блюю на пол слизью и желчью, потом ещё раз, следующие потуги бесплодны. Сглатываю едкую слюну. А это сайл так, просто отмахнулся, не приложив никакого специального усилия. Я видел, как инсектоиды, только с виду довольно поджарые и слабые, передвигали свои огромные машины, как карточные домики.

Но лучше всё же послушаться, сайл, когда убедится, что всё с его потомством в порядке, вернётся разбираться со мной. Встаю, согнувшись и опираясь о стену. И мог бы уйти, но машина-дом загудел, его качнуло. Поехали, блин. Или пошли? Да хоть поплыли.

Тащиться пришлось в свою комнату, теперь-то я уже никогда не перепутаю, падать на лежак и скукоживаться там, страдая от зуда в шрамах и боли в рёбрах. Браслет утверждает, что уровень моего здоровья – бледно-лимонный, значит, дерьмово, но не сдохнешь. И даже рёбра не сломал. Пить только хочется.

Ко мне подбирается чёрная машина-изучатель, тыкает ходильной «ножкой», которую я отпихиваю. Не помер, отстань. Хозяин твой виноват, конечно, но я тоже рассеянный долбоёб предпоследнего уровня, надо же так влипнуть.

Механизм походил немного туда-сюда, затем вышел.

Вернулся через несколько минут всего, но я уже успел болезненно задремать. Ну хоть не просто так донимать, принёс еду, воду. И собирался, видимо, в меня всё запихивать, но я вовремя сел и откусил еду сам. Наверное, хозяин дал машине безоговорочный приказ обо мне заботиться, потому что она, убедившись, как заботливая бабушка, что я хорошо кушаю, легла рядом, втянув конечности, и нагрелась.

– Маши-и-нка, – поглаживаю я её по чёрному, полированному боку, – можно, ты со мной навсегда останешься, а не этот страхожук?

Я уверен, что он меня если и не слышит сейчас, так всё равно узнает. Ну и пусть, что мне теперь, любить его, что ли? Как бы мне хотелось свалить, остаться там, на берегу моря! С таким-то браслетом, «без графика» – даже работать не придётся, знай себе персики и инжир жри, там же сады, огороды, всё брошено, а зимой костёр жги и в любой дом заходи, живи, что хочешь – бери.

В таких сладостных мечтаниях меня и застаёт сон, мне даже что-то снится, спутанное и слегка пугающее. Проснувшись, чувствую себя ещё хуже, совсем разбитым.

Как только поворачиваюсь, сайл, лежащий на полу рядом, превратившийся в живую крепость, поднимает голову, глаза становятся ярче.