Текст книги "Chorus (СИ)"

Автор книги: Illian Z

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Хорошо, я понял, – киваю.

И вдруг испытываю непреодолимое желание обнять его за голову, прижаться. Как к чему-то родному, что ли? И уже хочу высвободить руки из ткани, как сайл отходит. И на меня вновь наваливается все воспоминания и эмоции – и о состоянии мира при Рое, и о погибших родителях и друзьях… обо всём. Но я боюсь самого себя. Боюсь того, что меня как-нибудь этот космос лилового цвета, разбитый на шесть блестящих осколков, захватит и не отпустит. Станет в памяти ярче, чем прошлая жизнь. Станет желанен. Необходим. И что это сумасшествие будет меня устраивать. Уже сейчас – далеко не норма.

А может, надо меньше об этом думать и напрягаться? Пусть всё идёт, как идёт. От меня и так мало что зависит, а если я ещё и своих собственных порывов буду стесняться – загоню себя в суицидную депрессию. И как Принц – с верёвкой на шее вперёд шагну.

– Ник, одежда в порядке.

– Ну нет, не выгоняй меня! – протестую. – Расскажи ещё о Рое!

– Нет. Мэлло не может. Занят.

– А, ну ладно. Работай. Только я здесь посижу.

Сайл не отзывается, но и не возражает. Я закутываюсь посильнее – всё-таки в движущемся доме холодно немилосердно, и честно обещаю себе, что потренируюсь и научу свой собственный изучатель нагреваться.

========== 24. И благословил спасителя нам. ==========

Посматривая по сторонам, я уже не пытаюсь искать какие-то приметы или хотя бы ориентироваться. И дело вовсе не в том, что сейчас мы с Мэлло прогуливаемся, скорее, не по лесу, а по запущенному парку. Я-то считал себя хорошо, хоть и теоретически, подкованным «выживальщиком», а на деле не смог определить ни одного гриба, что тут и там блестели шляпками из-под листвы, далеко не все деревья поддались узнаванию, а пищащие птички, прыгающие по веткам друг за другом, как будто насмехались, что их я и на картинках не видел.

Хорошо хоть заплутать я бы не смог при всём желании – дорога, петляющая между деревьев, сейчас, конечно, запорошена листвой, но в прошлом была проезжей и для машин. А ещё со мной сайл. Идёт впереди очень медленно, иногда дополнительно замедляясь, чтобы смахнуть языком очередной прилипший к шкуре влажный листок. Дождь кончился буквально только что, а в этих местах, в отличие от моей родины, осень ещё в самом разгаре.

Впереди нас вдруг вырисовывается берег не то чтобы речушки, скорее, широкого канала, и через него наведён пологий каменный мост с витиеватыми коваными перилами, а около, на своеобразной набережной, кое-где стоят скамейки. Что ещё больше подтверждает моё мнение о том, что никакой это не лес вокруг. Правда, это всё запущенно и заброшено, повсюду пучки пожухлой травы, которую некому было состригать, сами лавочки засыпаны горами листьев, и уже кое-где на металле видна ржавчина. И так не только здесь, повсюду в мире. При мысли о том, на что сейчас похожи аттракционы в луна-парках, поёживаюсь.

Мэлло как будто сначала хочет перейти канал вброд, но потом передумывает и поднимается на мостик. Замирает посередине него, у ограждения, чуть опускает морду и смотрит вниз, на вяло плывущие по тёмной воде листья. Полосы настроения горят у него однотонно-бежевым. Я снова не знаю, что это за эмоция.

Но сам сайл почему-то не кажется мне чем-то чужеродным в этом пейзаже, пришельцем с планеты в системе отдалённой звезды. Такое ощущение, что они вполне могли бы существовать здесь, бродить по паркам, поблёскивая шкурой, неслышно, как призраки осени. Или даже вынашивать своё капризное потомство в таких вот каналах. Я легко мог себе представить небольшой город неподалёку, как раз там, где на излучине виднелись редкие человеческие постройки. Россыпь круглых и серых домиков, соединённых переходами в смесь лабиринта с муравейником, редкие башни, расчищенные площадки… я не видел городов сайлов на записи, да и сами инсектоморфы, наверное, забыли, как они выглядели, но почему-то казалось, что как-то так.

– Ник, – Мэлло разрушает мою мечтательную иллюзию.

Повернулся, как будто ждёт, что я подойду. Видимо, надумал всё-таки со мной поговорить, не на романтичную же прогулку с собой взял.Тороплюсь, едва не оскальзываюсь, но удерживаю равновесие. Становлюсь рядом с сайлом, глубоко вдыхаю ещё тёплый ветерок.

– Ты уже не слышишь Рой?

– Да, – просто отзывается Мэлло.

– А тебе без него… ну… не одиноко?

– Нет. Пока Мэлло знает, что вернётся. Недолго.

– А если вы покидаете Рой надолго? Навсегда?

– Неприятно. Сначала полная тишина. Потом то, что хорус называет снами.

– Но вы выживаете в одиночку?

– Да. Потерянная единица живёт. Но умирает, когда покидает Рой.

Я некоторое время раздумываю над этим явным противоречием, потом понимаю смысл. Для сайла остаться в одиночестве, то, что для человека естественное состояние, – всё равно что смерть. Без пользы и без надежды.

– Тогда давай быстрее всё обсудим и вернёмся.

– Ник.

Мэлло смотрит на меня, опустив голову и так близко наклонясь, что я бы ощущал его дыхание. Полосы света снова – прочерки неба под космосом. Красиво. И тепло, когда я дотрагиваюсь до одной из них и бормочу, стараясь сайлу в глаза не смотреть:

– Что «Ник», что «Ник»! Говори, что собирался уже.

– Ник не помощник. Ник теперь Архивариус. И может остаться. Работать с Даром. Не лететь с Роем. Выскажи желание.

Дыхание на миг перехватывает. Почти саботаж, о котором Рой знать не должен. Секретное предложение, потому что так я наверняка буду приносить меньше пользы. Вот и всё, нет никакой больше обречённости, всё будет хоть и не так, как планировал, но я останусь на Земле. Среди людей, которые уж постараются отвоевать свою планету назад у кучки сайлов, без сомнения. И Мэлло на самом деле уверен, что так будет лучше, и он прав, но…

– Нет уж. Ты от меня не избавишься, хитрый какой. Сам меня в Рой принял, Архивариусом сделал, тебе и возиться. Я же у тебя на обучении, так же? А об этом Даре знаю только, что он есть.

– Мэлло узнал мало. Дар меняет. Исправляет. Должен соединить хорус в Рой.

– С вами, что ли?

– Нет. Как Рой хоруса. Дар не готов. Самцы… мужчины, – поправляется Мэлло, – принимают, женщины – нет.

– Это какое-то устройство? Операция на мозге? Оцифровывание личности?

– Мэлло не знает. Дар скрыт. Дар не показывают Рою.

– То есть от Роя можно что-то спрятать?

– Да. Для пользы Роя.

– Чтобы не волновались и не беспокоились, ага, – тяну. – А ты меня завёз в эти места, чтобы тоже Рой не волновать?

– Мэлло хотел уговорить Ника лететь. Быть стаей. Вечной стаей. Разделить звезду.

– Так, полегче и помедленнее, – я чуть толкаю сайла в морду, как будто говорит он именно ей, – по порядку. Лететь я с тобой уже согласился, хотя кажется мне, что об этом пожалею. Быть стаей – тоже. А остальное что означает?

– Всегда вместе. Только двое.

– То есть я не могу себе завести милого любовника-помощника, так? – нервно улыбаюсь, мне всё меньше и меньше нравится ситуация.

– Помощника. Не стаю. Только эта. Двое.

– То есть хочешь, чтобы как у людей было. Женишься на мне, – едва не истерю.

Сам себя понять не могу – ещё вчера находиться с Мэлло наедине было уютно и казалось обычным, а вот сейчас стоять на мосту и выслушивать, что я, в общем-то, до конца дней своих буду с ним рядом – почему-то страшно. А когда я представил вдруг себя в фате, а сайла во фраке с бабочкой, то вообще чуть в голос не засмеялся. Дюймовочка и жук, блядь!

– Подобие, – соглашается. – Всё Мэлло – Ника. Всё Ника – Мэлло.

– И ребёнок?

– Да.

Вот, теперь и на меня перекладывается часть ответственности не только за будущего новорождённого, который будет таскать меня за комбинезон, слюнявиться кислотой и капризничать, так ещё и за смерть его прекрасной рыжеволосой «матери». Ну то есть она всё равно произойдёт, но теперь и я вроде как становлюсь сопричастным. Хотя теперь – Архивариус и сам. Единица роя. И все его зверства и убийства – всё равно, что совершены мной.

Сглатываю. Слишком поддаюсь эмпатии. Слишком далеко я зашёл в своём стремлении просто выжить, и то ли эту Маркусову философию перерос, а то ли наоборот, отверг.

– А что там со звездой? С неба снять обещаешь? Дешёвый трюк, уже пару веков на это никто не ведётся.

– Да, – легко парирует мой сарказм Мэлло. – Метеорит.

– Что?!

– Поймаю метеорит. Осколок звезды. Так нужно.

– Ладно, хорошо, мой храбрый космический корсар, – нервно хмыкаю, – поймаешь. Традиция, всё такое, у вас их полно. Делать мне с ним что? Нахрена мне космический булыжник?

Мэлло молчит довольно долго, и полосы под глазами тускнеют. Я уже было успеваю подумать, что его чем-то обидел, но причина не в этом.

– Съесть.

Честно пытаюсь задушить смех в кашле, прежде чем спросить:

– То есть ты не подумал, что я такое не ем?

– Да.

От таких простых и честных ответов можно было бы сойти с ума, но я уже не в порядке. Это только утописты думают, что всеобщая неприкрытая правда сделала бы всех людей счастливыми и просвещёнными. А на деле к ней никто не готов, мы привыкли к путающим словесным конструкциям, недомолвкам, лжи во спасение. Как бы сайлы ни старались, Рой из человечества не получится, потому что никто не согласится выносить всю правду о себе напоказ. Демонстрировать, какой он на самом деле жалкий, все свои промахи и страхи, все свои нездоровые пристрастия, глупые мечты. Нам сначала надо понять ценность нас самих, как мы есть, и каждого из нас. Но без объединения в Рой это не получится, потому что не получилось за всю историю без него. Замкнутый круг.

– Я его могу… не знаю, на полку положить. Или сам его съешь. Люди всегда друг другу дарят бесполезные вещи. Дело не в самом подарке, а в том, что ты его даришь.

– Ник. Рой должен был слышать это.

– Потом ему расскажешь. В общем, если так надо, то лови этот кусок камня. Надеюсь, это не опасно.

– Опасно, – возражает Мэлло.

– Тогда не лови! – раздражаюсь. – Мне эта каменюка нахрен не сдалась! Я всё равно уже согласился лететь с тобой, твоя стая, а завести в качестве любовника ещё одного сайла уж точно не захочу! Хотя, может на кого и поменяю, ты так ничего и не узнал!

Мэлло отступает на шаг, и до меня доходит, что он всё принял всерьёз. И я, получается, цинично вот сейчас посмеялся над его желаниями, над всем тем, что у сайлов, возможно, заменяет ухаживания, брак и семью. И это надо срочно исправить. Вцепляюсь в повреждённые пластины на морде Архивариуса, тяну на себя.

– Я всё равно обещал тебя поцеловать.

– Нет. Ник прав. Мэлло ничего не узнал. Нужно возвращаться.

Поднимает голову так, что мне приходится выпустить острые грани из рук, гасит полосы под глазами и, осторожно меня обойдя, спускается на берег. Мост так и остался не перейдённым, а мы как и не говорили вовсе. И досада меня берёт вовсе не потому, что я так ничего и не узнал о Даре. Потому, что я явно сбил Мэлло с мыслей и какого-то откровения. Не стал бы он отдаляться от Роя, чтобы сообщить только то, что у меня есть возможность остаться.

Но и невозможно точно сказать, что именно обиделся – подкрадывается вечер, сайл собирается вернуться до темноты – машины, что могли бы освещать дорогу, мы с собой не брали. Тем более что он именно эту мою версию и подтверждает: как только я спускаюсь, выпускает из пасти язык и осторожно меня им обхватывает. Я не боюсь, я доверяю, и не обманут.

Хватаюсь за пластины на спине, усаживаюсь поудобнее, и только когда замираю, сайл делает первый шаг. Конечно, со мной в качестве пассажира он идёт намного медленнее, чем способен, но всё же намного быстрее, чем мы гуляли. Я всё ещё нездоров, и мало того, что еле хожу, так ещё и быстро утомляюсь. Поэтому обратный путь мне только в радость, но замечаю, что устал, только что. Как маленький ребёнок. Или… как влюблённый. Придётся это, наверное, как-то осознавать.

Мэлло ссаживает меня на землю у дома, на который уже налипли листья, так же осторожно, и следит, чтобы я не споткнулся на входе. Но внутри он меня покидает и идёт в «кабинет», молча. Как же это похоже на поведение людей, которые пытаются найти себе любое дело, лишь бы не решать проблемы!

Походив по своей комнате, вытягиваюсь на лежаке и несколько минут просто бесцельно смотрю в потолок. Закрываю ладонями лицо. Линий Архивариуса на ощупь не ощущается, и это как детская игра – я не вижу, значит, этого нет. Но спрятаться от мира невозможно. И от своих чувств, как их не отрицай. Как в идеальных книжках, в которых героя любят не за внешность, а за душу. Только мы – два чудовища, на самом же деле. Он выглядит странно и даже пугающе – но, возможно, так же точно выгляжу для него я. Но это не препятствие. Это не мешает. Мешает другое. То, что мы не понимаем, что преград нет.

Отнимаю руки от лица, сажусь. Пора. Чёрт возьми, действительно пора. Если я этого не сделаю сейчас, я никогда не решусь. Собираться недолго – поссать да пара глотков воды. Отпихнуть рукой изучатель, приказав ему дожидаться. Вот и всё, остальное лишь задержит.

Дверь пускает меня безо всяких проблем, я с порога окликиваю работающего Архивариуса по имени, но ответа не дожидаюсь, подхожу к нему вплотную, и произношу одну короткую и простую фразу:

– Я тебя хочу.

Сайл молчит. Не соглашается и не возражает, просто смотрит, как я раздеваюсь и ничуть мне не препятствует, когда я вспрыгиваю и сажусь на плоский полированный верх стационарного изучателя. И только тогда, когда опираюсь на локти, откидываюсь и развожу ноги в стороны, предлагая себя, как какая-нибудь дешёвая шлюха, реагирует.

Вокруг меня моментально обвивается язык-щупальце, заставляя испугаться, вздрогнув, но того, что сайл просто ссадит меня на пол и на этом всё закончится. Но нет. Мэлло подходит ближе, и ставит по обе стороны от меня передние ноги. И я оказываюсь в объятьях «рук», горячих, чешуйчатых, но осторожно-нежных. Сайл прекрасно запомнил, как именно мне нравилось, и я уже готов застонать, но берегу голос. Голова немного кружится, но списываю это на общую слабость. И стон у меня всё же срывается, когда чувствую тёплую слизь на бёдрах. Развожу ноги ещё шире, приподнимаюсь. В мыслях звенит и почти пусто. Всё вытеснено простейшими инстинктами. Я, человек, мужчина, на самом же деле хочу этот член. Огромный, горячий, с желобками, блестящими от смазки. Внутрь. Как последняя похотливая тварь. Хотя… немного по-другому. Не эгоистично. Я знаю, что это не доставит мне удовольствия. И всё равно хочу.

Это похоже на ритуал жертвоприношения, я как будто распят на алтаре, и внутренности вот-вот пронзит церемониальный нож. Только теперь это не задетое упрямство, не отчаяние. Действительно моё желание. И я останусь живым.

Член сайла я, как ни странно, почти не ощущаю как таковой, только смешанные чувства растяжения и давления – видимо все нервные окончания внутри уже или повреждены, или отказываются воспринимать раздражители. Но когда Мэлло двигает брюхом, и член проскальзывает глубже, а потом обратно, мне вдруг почти тошно. Я его вижу. Вижу, как он натягивает стенку моего живота изнутри, как что-то живое, как грудолом из забавного теперь ужастика, кажется, как будто кожа вот-вот лопнет.

Этого не происходит. Потому что каждый раз было именно так, просто я этого не замечал, закрывая глаза и умоляя, чтобы насилие быстрее закончилось. Я всегда был так растянут и натянут, всегда был так жалок.

Кладу руки на живот и ощущаю, как член толкает их, как слишком мощное сердце, и это не возбуждает, но больше уже не пугает. Да, выглядит до невозможности странно, но и только.

Но у Мэлло на обычном трахе и поглаживании для меня фантазия не закончилась, потому что язык-щупальце проскальзывает у меня по члену раз, другой, а потом и вовсе его обхватывают, слегка сжимая. Я вздрагиваю, хоть и не больно, а сайл воспринимает это по своему – язык теперь собрал слизь, которая натекла на изучатель подо мной, и осторожно обхватил мой член снова. И вот сейчас это приятно, всего несколько неспешных движений вызвали эрекцию. И это несмотря на то, что я так и не перестал быть просто живым чехлом для отростка сайла, иначе и не назвать. А самая пикантность ситуации в том, что Мэлло меня не видит. И ласкает меня и трахает – наощупь. Опасно, одно неверное движение острым языком и польётся кровь.

Но она выступает только на моих ладонях и на груди – я выгнулся, вцепился в сайла, прижался к нему, и сжал одну из пластин зубами, глуша стоны и даже крики, потому что от этой позы член сайла проскользнул ещё глубже, хотя казалось бы куда. И теперь толкает в диафрагму, выбивает воздух из лёгких, и я дышу слишком рвано и мелко, кислорода не хватает, немного немеют пальцы и лицо. Но именно в этом состоянии меня и перекрывает оргазм, я даже не сразу понимаю, что это именно он.

Кричать не могу, нечем – нет воздуха. Сжимаюсь, и наконец-то чувствую от члена сайла ещё кое-что. Боль. И вдруг охватывает холодом, эйфоричная анестезия отпускает, и ноет сразу всё тело, меня мутит, и зрение не в фокусе.

– Мэлло… мне плохо, Мэлло… отпусти…

Но свой хриплый шёпот я и сам не слышу. И сил ударить сайла, привлекая внимание, нет, я как выпотрошенная куколка из тряпки, только и могу, что терпеть и стараться вдохнуть. Выжить. Просто выжить. И сначала даже не верю, что не потерял сознание, когда Мэлло останавливается. Всё, что ли, или…

Сайл вытаскивает член, но только затем, чтобы потереть его мне о грудь и живот, но на этот раз уже снаружи. И я понимаю, что он просто хочет вот-вот кончить. Так… трогательно, что ли? Сайл переступает лапами, выпуская зацепы, и этот скрип заменяет ему стон.

Руки дрожат, но я могу нормально дышать и лучше вижу. Поэтому дотрагиваюсь пальцами до члена сайла, поглаживаю ладонями, пачкая его в кровь. Пусть. И пусть больно.

Но только к чёрной кислоте, вплеснувшейся мне на грудь, залившей меня по горло – был не готов. Не подумал о ней, и теперь очень жалею – по коже стекло, а вот в царапины въелось. Огненное страдание.

Полосы под глазами у Мэлло – ярко-небесные, он несколько раз пихает меня мордой, то ли беспокоясь, а то ли радуясь, но всё, что я могу – это попытаться сесть. По ногам проходит судорога, а из задницы вытекает порция слизи. Ну, в ней хотя бы не плавают в крови куски кишечника, поэтому жить буду. Хотя, конечно, лучше я воспользуюсь тем, что Мэлло обещал со мной жить не как со стаей – слишком уж я беспомощен после таких вот «семейных отношений».

– Ника нужно почистить, – уведомляет меня сайл.

Никаких признаний, никакого восторга. Даже комментариев к процессу, хотя всё и так понятно, я весь изгваздан и в слизи, и в эякуляте сайла, и даже собственная сперма блестит каплями кое-где на коже.

– Да, – соглашаюсь. – Очень нужно.

========== 25. Одного из нас, но лучшего, ==========

Вода уже перестала причинять боль ранам, скорее, наоборот, успокаивала. Облака пара поднимались вокруг сидящего на сером покрытии меня, и я не хотел думать, куда девались потом. Рой вышел из воды и должен знать о ней всё, в том числе и то, что она мокрая и портит технику. Мэлло вот совершенно не беспокоился, его глазастая голова, покоящаяся на вытянутых вперёд, ну совершенно по-собачьи, лапах, занимала собой чуть ли не всю душевую кабину, и я зажался почти в угол. Текущая сверху по пластинам вода совершенно не беспокоила сайла, он даже не прикрывал внутренние глаза, то есть не делал их тусклыми. Не было рефлекса. Намокнув, шкура инсектоморфа потемнела и потеряла зеленоватый отлив.

Сайл молчал, казалось, он отдыхает или доволен временем, что проводит «со стаей». Меня же просто распирало от эмоций и желания обсудить хоть что-нибудь даже сильнее, чем буквально только что физически от члена внутри. Дискомфорт остался, но такой, как будто в живот несколько раз ударили, но не особо сильно. Голова немного кружилась, стоять было легче, чем сидеть. Подозрительно походило на признаки внутреннего кровотечения, о которых я читал и недавно, и пропасть времени назад одновременно. Но мысли о собственном здоровье тоже были не те, что хотелось думать.

Я потрогал кулон-кристалл на груди, который так и не снимал больше. Гладкая, но в то же время многогранная поверхность под пальцами принесла немного сосредоточенности и успокоения, я решился высказаться, а, точнее, спросить:

– Мэлло, люди же не похожи на вас, вашу расу. Я понимаю, что вам необходимо размножаться, вам были нужны женщины. Трахаете вы нас почему? Сложись всё иначе, мы бы вас… не стали. Это всё равно, что дикобраза!

Осекаюсь. Степень обидчивости сайлов мне до сих пор неизвестна, я со своей прямолинейностью могу опять остаться без ответа. Но Мэлло зажигает полосы интересом, три глаза с одной стороны смотрят теперь на меня, такого голого, сгорбленно сидящего под душем, и задающего всякие не очень умные вопросы.

– Хорус и Рой похожи, – возражает мне сайл. – Конечности, строение, половая система. Единицы совместимы, имитация размножения возможна.

– Не поверишь, это я уже давно понял, – хмыкаю. – Ну да, глаза, язык, жопа есть и у нас, и у вас. И у дикобразов.

– Нет понимания. Дикобраз.

– Животное такое с иголками, на тебя похоже, – бурчу. – Если на то пошло, люди и дикобразы сильнее похожи, а не трахаемся же. И не надо тут про разумность, я не о чувствах говорю.

Опускаю голову, чтобы сайл не заметил выражения лица, хотя сомневаюсь, что он в этом разбирается, как и в жестах. Не зря он говорил, что Рой восхищается приспособлением людей к общению – у чужих всё конкретно, информативно. Даже полосы под глазами просто уведомление «я это чувствую». А у нас и жесты, и мимика, и взгляды, интонации голоса и ещё сотни нюансов, которые значат намного больше слов, и зачастую полностью меняют их значение. Мы и не осознаём иногда, что выдаём себя. Может, это и есть причина того, что я осторожно, даже нежно, протягиваю руку и глажу одну из пластин на морде Мэлло. Мне проще. С ним – намного проще, чем с любым из людей. Можно расслабиться и не казаться лучше, чем есть. Потому что ни он, ни весь Рой и не знают наш идеал. То, какими мы хотим если не быть, то производить впечатление. Открытость же поначалу пугает, а потом, как меня сейчас, успокаивает. Единицы не лгут Рою. И мне это незачем делать.

– Хорус привлекает Рой. Мягкий. Однотонно-яркий. Небольшой.

– Напоминает вам… детей? – морщусь.

– Да, – соглашается сайл. – Желание заботы. И молодых самок. Которые входят в первый цикл размножения.

– Слушай, эти циклы… как это вообще? И почему важен первый?

– Давно было важно. Рой не знал детей, первый был отцом многим. Воспитывали случайных. Теперь не так.

– Да, я понял, что там, – киваю головой налево, – твой собственный сын. А до этого у вас было много самок и вы тоже знали, кто кому родня?

– Да. Потом было не важно. Потом – отцы лучше вынашивали собственных. Потом личинки перестали прорастать совсем.

– Думаю, что дальнейшее и последствия мне известны, – нервно вздыхаю. – Выходит, мы похожи на малолетних самочек. Ну так и обращались бы с нами так же!

– Хорус – не самки.

Хлёстко, просто, понятно. Немного обидно, но уже начинает мне нравиться. Скорее всего, Мэлло окажется прав, и я научусь быть с Роем. Конечно, как его убогая и неполноценная единица, которая, к тому же, напоминает самку, но и в общество людей, каким бы оно ни было после отлёта сайлов, я уже не вольюсь. Это как будто знать тайну, которую нельзя доверить, потому что и объяснить сам не сможешь, и не поймут, но и хранить её в себе невозможно. Мерзкий зуд в сознании.

– Так, всё, хватит, – пытаюсь встать, опираясь о стену. – А то так всю воду выльем.

– Замкнутая система, – уведомляет Мэлло.

И поддерживает оскользнувшегося меня одной из своих «рук». Вцепившись в неё, как в спасение, понимаю, что на самом деле гнётся та странно – больше назад.

– Они, – похлопываю сайла по шкуре без пластин, где-то около «локтя», – для детей же, да?

– Да, – соглашается Мэлло. – Ухаживать. Кормить. Держать рядом. Нести Рой.

Получается, что все остальные функции – общение, работа с машинами, ублажение наглых людишек вроде меня – побочные. То-то на них пластин нет. Хотя нет, есть. Постучав своим ногтем по почти аналогичной структуре у сайла, только закрывающей сверху и с боков весь его «палец», интересуюсь:

– А эти пластинки зачем?

– Потомство кусается. Важный орган.

Да, как именно кусаются маленькие сайлы, даже играя, я уже успел прочувствовать на себе. И всё-таки их эволюция устроила крайне грамотно, каждый орган чётко функционален, и сами они приспособлены, кажется, ко всему – даже к почти бесконечным межзвёздным перелётам: еды себе в любом поясе астероидов наловили и дальше. А мы так, бумажка скомканная, не долетевшая до корзины Творца или как там мы вообще получились. Кожаные мешки с мясом. Бурдюки, одним словом. Ничем не лучше тех же ярких слизней, те хоть рисовать умеют и сами себе Рой.

Отпускать меня сайл не спешит, но это и не попытка обняться. Просто держит, и я уже начинаю замерзать, поэтому и пытаюсь посопротивляться захвату:

– Всё, всё, я в порядке, сам дойду. Высушиться надо, я же не могу, как ты.

Мэлло топорщит, а потом резко складывает обратно пластины, и вода с них срывается. Да. Опять похож на собаку. Опять я подсознательно пытаюсь провести знакомую аналогию с приятными вещами.

– Ник не слышит? – спрашивает Мэлло, я бы сказал, что с надеждой, потому что полосы светятся неярким желтоватым.

– Эм… – мешкаю. – Да нет, ничего. Шумит что-то из оборудования, и твой пульс. Вот сейчас было. И сейчас.

Сайл выпускает меня молча, но продолжает внимательно следить, как я обсыхаю в потоках тёплого воздуха. Заботится. Но заинтриговал же тем, что я такого должен был услышать!

– Мэлло, а что не так-то? – оборачиваюсь к нему. – Чего я могу не услышать, что услышишь ты? Слух, знаешь ли, у тебя не врождённый.

Почти издеваюсь, но сайл неожиданно серьёзен:

– Мэлло. Как единицу. Одного. Мэлло думал, Нику будет легче, чем Рой. Отцы помогают потомству слышать, когда держат.

– Прости, – качаю головой. – Я понимаю, это важно, Рой надеется на твой проект, – кривлю уголок рта, – но нет. Ничего.

Мэлло дёргает головой, и под его глазами на секунду вспыхивает голубой и белый, чтобы тут же погаснуть. Эмоция. И сейчас это не приветствие. И не просто обозначение меня. Что-то другое. И перекрывает его обида, если сайлы вообще могут её испытывать. Неплохо было бы узнать, кстати.

– Мэлло, вы умеете обижаться? Отдельно каждый, или весь Рой может затаить обиду?

– Нарушение планов? – переспрашивает сайл.

– Вроде того. Ну, когда ты надеялся на один результат, а он другой. Или никакого. Когда ты что-то доказывал, а оказалось, что был неправ. Или кто-то другой сделал тебе неприятно, а ты не можешь ему отомстить.

– Думаем, – отзывается сайл. – Остановка мысли. Перенастройка на другое. Поиск выхода, решения.

– Понятное дело, что обижает какая-то проблема, и вы, похоже, вообще не знаете, что такое сдаваться. Но эмоция же есть?

– Нет, – возражает сайл. – Отсутствие мысли. Эмоций. Пауза. Один толчок сосудов.

– То есть прощения у тебя можно не просить? – пытаюсь улыбнуться.

– Хорус так говорит. Нику удобнее.

– Наверное, – соглашаюсь.

Когда-то давно, кажется, что в конце прошлой жизни, я думал, что никогда не смогу улыбнуться сайлу. Извиниться перед ним. Просто поговорить. Даже не так. Что это всё будет естественно восприниматься мной. И что я буду говорить что-то вроде:

– Надеюсь, мне не придётся красить тело в разные цвета и заплетать из волос усики, чтобы ты не передумал насчёт стаи и метеорита или что там ещё хотел.

– Нет. Не нужно. Ник слабый, – беспокоится сайл.

– Значит, я сам буду решать, когда у нас будет секс, – хмыкаю. – Буду манипулировать тобой.

– Не нужен, – категорически заявляет сайл и переводит тему: – Усы. Нет понимания.

– Ну, у ваших самок же есть, из головы торчат, – показываю на себе, растопырив ладони в попытке изобразить, скорее, оленьи рога.

– Пластины. Самки слышат Крылатый Рой, слышат других. Когда Рои близко.

Представляю, насколько там «близко» по космическим понятиям, если на чутьё самок ориентируется вся звёздная флотилия сайлов и не сбивается с маршрута. Нашу же планету нашли. Как и многие другие.

– Вы летите по маякам, – утверждаю, уже вполне тривиально для обсуждения столь высоких материй втискиваясь в комбинезон.

– Да, маяки входят в резонанс, когда Рой близко. Их оставил Крылатый Рой. На планете Роя тоже был.

– Получается, этот Крылатый Рой отмечал жертвы? А вы не думали, что он прилетит за вами?

– Нет, Ник. Рой нашёл маяк. Познал. Понял. Разрушил. Там было послание.

– Понятно, – киваю. – Очень продумано. Неразвитые так и будут поклоняться этим булыжникам, как чуду света. А те, что разовьют опасную военную мощь явно накроют маяк ядерным взрывом вместе с собой.

– Рой видел пустые планеты с маяками. Без жизни.

– Ага, значит, не одни мы увлечены геноцидом.

– Космос. Виноват космос.

– Да-да, – отмахиваюсь. – Сход с орбиты, солнечные бури, метеориты. Не все же их ловят и едят. И что, всегда так?

– Рой был на планете, где умирали от болезни. Рой добил её жителей.

– И что потом делал? Вы же размножаться должны были.

– Самка задержала цикл. Рой собрал ресурсы.

– И дальше в космос, кончено же, – тяну. – А нас бы погубила ненависть и ядерный распад. Или тоже зараза какая. Только мы бы сами её вырастили и выпустили. И вы всё равно нас почти убили. Даже если где-то у вас есть женщины, на которых вы этот свой Дар испытываете, и вы нам их вернёте. Мы не восстановим уровень жизни. Первобытные костры и охота на дичь – вот что нас ждёт. Может быть, мы сможем удержать пару-тройку городов от совсем уж беспредела, построим резервации, что-то такое. Мы сами же не раз фантазировали. Теперь это станет реальностью.

– Рой скорбит, – вдруг заявляет мне Мэлло. – Поздно понял. Не предотвратил.

– Само собой. И Дар ваш тут не поможет. Как Рой ещё научиться жить нужно, а тут выживать придётся.

Понятно, что намерения были не такие уж и кошмарные, и что Рой действительно не рассчитывал на то, что люди каждый сам по себе, и у нас нет единой цели и знаний, мы не сможем организованно восстановиться и прогрессировать дальше, разобрать уже эти блядские пирамиды и, затаив злобу, а, может, и благодарность за вразумление, строить собственный флот космолётов.

– Рой ошибся. Получил опыт.

– Понятное дело, – пожимаю плечами. – А мы – смерть. Но, может, ты и прав. Всё так и устроено, выживает сильнейший. Считай это, кстати, основной из причин, почему я хочу полететь с тобой. Выбрал сторону победителя.

– Ник должен рассказать хорусу. Рою. Убедить. Возьмём немного хоруса на корабли, ваших самок. Вы останетесь.

– Ты слишком во мне уверен, – грустно улыбнувшись его наивности, похлопываю сайла по одной из пластин на боку. – Никто не поверит. И никто не согласится осознанно, без страха. Необходимы сотни таких, как я. Вы лучше разберитесь с Даром здесь, организуйте людей как-нибудь. Мы как-то к своей планете привыкли.