Текст книги "Тварный град (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
7. Тебя не касается
Как всегда с субботы на воскресенье Полина не смогла толком уснуть. Виденное вечером добавило нервов к общей угнетённости, и ей снилось одно цикличное безумие.
Точно бы родительский дом наводнили крысы, мерзкие, грязные, копошащиеся, они лезли из шкафов и свешивались со штор, выглядывали злыми глазками из-под полок и даже дотягивались усами до ступней, а Полина только и могла, что стоять на стуле и отбиваться то нотной доской, то гобоем. Безысходность накрывала, а крыс становилось всё больше, и скоро одна побежала по ноге…
Говорят, крысы снятся к предательству.
Полину тряхнуло, когда она вырвалась из сна и поняла, что в двери провернулся ключ. Рассветные лучи пробирались в окно, и Полина накрылась одеялом с головой, чтобы не подать виду, что она бодрствует. Юра проутюжил усталые шаги по комнате. Замер – Полина поняла, что муж стоит и смотрит на неё, якобы спящую. Пришлось тоже притихнуть.
Юра не присел на кровать, не коснулся, не полез под бочок. Постоял немного, вздохнул и ушёл на кухню. Полина открыла глаза, прислушавшись. Щёлкнула кнопка чайника, стукнулась о стол кружка.
Юра сейчас сидел и смотрел на залив, Полина не видела, но знала это. Смотрел тяжёлым, ненавидящим взглядом, так непохожим на его обычный ласковый. И от этого становилось ещё жутче, чем когда ей мерещились его мёртвые глаза. Полина в такие моменты боялась мужа. Трогать, подходить, даже окликать. Нет, Юра не грубил и не обижал её, но от него веяло чем-то диким и страшным, как бывает, если смотришь в чащобу леса или тёмный-тёмный подвал.
Кто угодно ведь может выскочить…
Мрачная сторона весёлого Юры изводила Полину, не давала ей покоя и радости семейных уз. На расспросы Юрец или молчал или отделывался короткими ничего не проясняющими отлупами.
Но то ли встреча с Феликсом так повлияла на Полину, то ли её недавнее геройство, однако пролежав около часа, пока муж сидел на кухне, она решилась на очередное выяснение отношений. Завернулась в одеяло, пока её бил мандраж отчаяния, и проникла в кухню. Коротко стриженный затылок Юры алел под лучами нового солнца, а его тёмные глаза сверлили горизонт.
Полина вздохнула, заставив мужа обнаружить её присутствие. Юра измученно обернулся и встретил жену тем самым тяжёлым взглядом. Полина присела напротив.
– Как съездил?
– Нормально.
От него пахло странно. Немного затхлостью. Немного – сладковатым запахом, какой часто сопровождает свалки. Немного – алкоголем и… кровью. От этого сочетания Полину почти подташнивало. Или её мучил страх.
– Юр, – набралась Полина храбрости. – Это ненормально.
В глазах мужа бликнули боль и согласие, но он цеднул:
– Это мои дела.
– Мы семья. Я твоя жена. Твои дела – это и мои…
– Тебя не касается.
Вновь эта отповедь. Вновь и вновь. Полина посмотрела себе на руки, на окольцованный палец.
– Не начинай, – перехватил желание высказаться Юра. – Ты хорошо ела вчера? Холодильник забит или мне заказать?
Он пытался перевести тему, но Полина не дала.
– Юра, так нельзя.
– Что тебе не нравится? – нехороший злой огонёк затанцевал в его левом зрачке, обращённом на жену.
– Вот это, – Полина повела руками на целый мир, – мне не нравится.
– Наш дом? Наш достаток? Я?
– Юра, не в этом дело. Можно жить и беднее, но честнее.
– Я честен с тобой. Я честно говорю, что тебя это не касается.
– Да что – это⁈ – завелась Полина. – Что? Где ты был? С кем?
– Тебе лучше не знать.
– Нет, мне надо знать! Если ты хочешь, чтобы я тебе доверяла!
Теперь он смотрел на неё, вытянувшись в струнку и по привычке подтянув кулаки к груди, точно осторожный зверёк, но после её слов о доверии, криво усмехнулся.
– Я не заставляю тебя доверять мне. Логичнее было бы наоборот… Но ты рядом, Полька. Ты сама согласилась. Я тебя не неволил. Это уже что-то да значит, верно?
– Да дудки, Юра! Тайны изводят меня! – Она брызнула слезами. – Я не знаю где ты, с кем ты, ты без связи, я без понятия жив ты или нет, и это повторяется каждую неделю! По-твоему так живут семьи?
– Но я всегда возвращаюсь. Живым и невредимым. К тебе. Разве этого мало? И, что бы ты там ни думала, я не по бабам бегаю.
– А мне откуда знать? Сам сказал, что я не обязана тебе доверять!!! Вдруг ты врёшь! Где твоё обручальное кольцо?
– Ты же знаешь, где. – Он полез под воротник рубашки и подтянул на золотой цепочке свой символ верности.
– Почему не на пальце, как у меня?
– Это неудобно.
– Неудобно! – шикнула Полина. – Неудобно перед кем?
Он резко поднялся, как вырос над ней серой тенью, молча шмыгнул в прихожую. Схватил куртку и обернулся через плечо, бросив:
– Я к отцу.
И ушёл. Хлопок двери звучал пощёчиной, нет, хуже, плевком в откровение. Полина рухнула обратно на стул, заменявший на кухне у Юрца табурет. Затихла, пыхтя и пытаясь справиться с эмоциями. В который раз захотелось покурить кальян, и память любезно подкинула пару кадров из отношений с Максом. Полина распахнула оба кухонных окна и уселась так, что рама оказалась у неё между ног. Высота тринадцатого этажа и величие залива действовали успокаивающе, а стопы, свисающие в пустоту, давали ложное чувство облегчения. Полина прижалась лбом к раме, думая, как же ей случилось так вляпаться.
8. Опоздавший на рейс
…Это был прошлый Хэллоуин. Подружки из музшколы вытащили Полину потусить в ночной клуб, пока родители разъезжали на гастролях симфонического оркестра. Папа, в прошлом гобоист, а ныне дирижёр, часто брал с собой в помощь маму, как он говорил: «моего лучшего импрессарио», и Полина оказывалась предоставлена сама себе. Ей это нравилось, несмотря на накрывающие то и дело приступы тоски по Максу. Но на ночь можно было позвать Зину и Люсю – посмотреть фильмы или поиграть в имаджинариум. В том году Полина впервые в жизни пережила тотальное выгорание и отвращение к музыке. Родители ждали, что с её блестящими данными она поступит в училище следом за Максом, но Полина даже документы не подала. Вильнула рыжим хвостом и заявила, что хочет пожить для себя и посмотреть, что в мире интересного кроме классической музыки. Папа не стал ругаться. Он вообще отличался редкой понятливостью. А мама – как папа. Из своей любви к Максу Полина тайны не делала, и, что уж там, родители за неё переживали. А Полина – жила. По крайней мере – пыталась. Вот как в тот вечер, переходящий в ночь.
Они с девчонками отлично зажгли в образах сестёр-колдуний. Даже шли до метро со своим микро-оркестром – Зинка смогла уболтать Люсю прихватить скрипку, а Полину гобой, сама же стащила у брата-курсанта барабан. На Полине красовалась подаренная Зиной широкополая шляпа с колпаком и звездой и клетчатая накидка, а ещё ожерелье из тыкв-черепов. Девчонки разрядились примерно так же – в остроконечные шляпы и длинные чёрно-красные юбки. Сперва они маршировали по улице, радуясь и кто как мог играя народные плясовые, потом удивляли метро. Люди даже денег подкинули! С девчонками Полине и такое стыдно не было. Потом они сдали инструменты в гардероб клуба и ринулись отрываться. Полина пила коктейли и плясала под ритмичную музыку то с одним разряженным кавалером, то с другим. Её хватило часа на два. А потом она как-то резко сникла, загрустила, поняв, что ни один из них не Макс, и никто в целом свете не Макс. Что всё упущено, как и её карьера, и обратного пути нет, а гобой ей понадобится лишь для того, чтобы вот так играть в метро за деньги.
И тогда Полина тихонько ушла из клуба. В чём была – в шляпе, тёплой накидке и с гобоем в футляре – побрела через близлежащий Гибловский парк. Вроде про него витали какие-то дурные россказни, но Полине было плевать, пусть хоть смерть с косой шла бы за ней следом. Ей хотелось уединения настолько, что она бы предпочла умереть прямо тут, на месте, чтобы больше ничего не чувствовать – ни любви, ни ненависти – ничего. В парке, вопреки настроению Полины, царило веселье. Празднично разряженные люди смеялись между деревьями и жгли бенгальские огни. Полину чуть не сшибла торжественная процессия из двух парней и двух девчонок, спешащих куда-то. Вроде даже одна из них была сочно рыжей, как она, и с бейсбольной битой, только повыше… Чего не творится на Хэллоуин!
Но Полине было не до праздника. Она нашла в парке детскую площадку с большой круглой плетёной качелей и, забравшись на неё, принялась качаться. Потом достала гобой, нагрела трость под мышкой и продолжила, уже аккомпанируя себе. Шумели деревья, тревожимые порывами ветра, и сбрасывали последнюю листву. Тускло светили фонари, а Полина качалась и играла любимые отрывки из «Жизели». Она не знала, сколько прошло времени. Может быть, даже метро закрылось. Но уходить отсюда, спешить в тепло было незачем. Незачем идти туда, где тебя никто не ждёт. Незачем жить, если тот, кем ты живёшь, не живёт тобою.
Полина загребала ногами воздух, и ей казалось, что она летит. И всё равно, как глупо она сейчас выглядела – одна, в чужом парке, с гобоем! Оправдывала, так сказать, свою фамилию, и ладно!
Едва Полина подумала, что на неё некому смотреть, как поняла – она на площадке не одна. К турникам привалился человек в светло-сером плаще. Его дыхание вырывалось с тёплым паром и разбавляло осеннюю сырость. Полина сбавила темп, чтобы присмотреться к незнакомцу.
Высокий и темноволосый, он схватывал проницательным, зорким взглядом каждое движение Полины и внимал её игре. Его широкие плечи серебрились в свете фонаря, галстук был развязан и перекинут через шею, а руки болтались как тряпки. Да и сам он покачивался, словно плыл на волнах.
Пьян. Это настораживало. Полина остановила качелю и игру. Незнакомец прижал кулаки к груди, словно заходил в холодную воду, и чуть склонил голову набок.
– Классно играешь. Я заслушался.
– Спасибо. – Страх проехался по нервам Полины волоком. Одно дело – считать, что тебе плевать на собственную жизнь, а другое – встретить в ночном парке рослого и крепкого парня, от которого уж точно такая, как она, не спасётся!
– Я… Помешал?
– Нет. – Полина откинула за ухо рыжую прядь и поправила покривившуюся шляпу. И тут поняла, что в воздухе повис мелкий противный дождь. Сразу пришла мысль о сохранности гобоя. Полина быстро обтёрла его накидкой и, спрыгнув с качели, сложила в оставленный на скамейке футляр. Парень робко приблизился. Обмахнул несколько раз тонкое, небритое лицо ладонью, словно умывался.
– Тут небезопасно. Пьяных много.
Спасибо, Капитан Бухая Очевидность!
– Везде небезопасно. – Полина обхватила футляр, заслонившись им.
– И призраков.
– А ты не призрак?
Парень фыркнул и помотал головой. Улыбка у него, хоть и кривоватая, оказалась приятной и располагающей.
– Я Юрец. И опоздал на рейс. А ты кто и что тут делаешь?
– Живу. – Полина прикинула, что ей до дома в Петрово шлёпать не так и далеко.
– Прямо в парке? Бомжуешь? Или ты Аграфена?
– Чиво? – возмутилась Полина.
Он рассмеялся звонко и мелодично. Губы Полины дрогнули, почти готовые поддержать Юрца, но она осадила себя.
– Ты что, не знаешь про мёртвую ведьму? Она бродит в этом парке и может встретиться любому, чьи дни сочтены.
– Да знаю я, – Полина нахмурилась. – Чушь.
– Я бы не был так не уверен. – Он обвёл осоловевшим взглядом частокол деревьев, как если бы искал там привидение, и Полине стало жутко.
Как назло дождь заморосил сильнее. Надо было завязывать с гулянкой.
– А тебя как зовут, раз уж мы тут одни?
– Пока. – Полина едва задела его плечом и почесала на главную аллею.
– Красивое имя. – Он неспешно оторвался от опоры и потащился следом. Полина решила не обращать внимания, но спустя десять минут безмолвной прогулки бросила взгляд назад. Юрец стоял, прислонившись к дубу и моргал, глядя на Полину потерянным зверьком. Дождь всё усиливался. С вьющихся мокрых волос его текла вода, плечи плаща потемнели. Судя по всему, зонта у него, как и у Полины не было. Она не сомневалась, что её тушь размазалась, а шляпа осела и сморщилась. Только гобою было хорошо под плотной накидкой.
– Ты меня преследуешь?
– Провожаю. – Он чуть повёл шеей.
– Не стоит.
– Не согласен.
Она подошла к нему и присмотрелась вблизи. Он оказался взрослым, симпатичным и совсем не похожим на Макса. Это располагало. А ещё Юрец, несмотря на состояние, был одет в приличный серый костюм и приятно пах одеколоном, не только выпивкой. Ни разу не Макс.
– Я Полина.
– Я так и думал, что ты мне наврала.
Она на сей раз не смогла оставить смех внутри. Он увидел, как она смеётся, и расцвёл, показав, что его улыбка может быть ещё кривее и симпатичнее. Полина почувствовала, что сейчас совершит глупость, но было уже поздно.
– Ладно, иди рядом.
– Спасибо за разрешение. – Он запутался в плаще, стянул его и предложил Полине.
– Это зачем?
– Продай и купи себе зонт.
– Чиво?
– Накройся.
– А как же ты?
– Я заколдован. Это не костюм, это моё тело.
– Юрец, ты всегда такой?
– Сколько себя помню. Лет семь.
Тут стало ясно, что он ещё и юморист. Постепенно страх ушёл, а дождь, собака такая, остался. Они брели по улице, провожая одинокие машины, и Юрец болтал, чтобы скрасить дорогу.
– А я вот. На самолёт опоздал. Друга сегодня хоронили.
– Ой, ужас. Сочувствую, – пожалела Полина. – Хороший был друг?
– Лучший. Детства. Переехал в Балясну год назад и… – Юрец развёл руками. – Грустно.
– Он погиб?
– Убили. Содрали кожу. Представь, каково было целовать его в гробу.
– Юрец! – Полина встала на улице, офигевшая от такого кощунства.
– Да. Пока поминали, пока то, сё… Ах. И вот я тут. Приличные гостишки разобрали, а в неприличных, пф-ф-ф! – Юрец отфыркался. – Лучше уж на улице, на свежем воздухе. И компания у меня вон какая приятная.
– Так ты на другой самолёт билет купил? – зачем-то озаботилась Полина.
– Не-а. Пока шерстил, их не было. Поставил на уведомление, чтобы сообщили, когда появятся свободные. О! Погоди, что-то есть. – Он полез в телефон и чуть не уронил его об асфальт. – На три часа дня.
– Тебе в Невгород лететь? – затеплело Полинино сердце. Она давно влюбилась в Невгород, ещё с конкурса молодых исполнителей «Золотой грифон».
– Я оттуда понаехал, да. – Юра увлёкся покупкой билета, и совершенно при этом не стеснялся. Полине удалось подглядеть его полное имя и дату рождения.
«Альбрандт Юрий Венедиктович».
Двадцать четыре! Почти старик.
– Необычная у тебя фамилия.
– Обычная баернская фамилия.
– Ты баернец?
Юра вдруг стал очень грозным, засверкал глазами и как разразится яростной руганью на незнакомом языке!
– Und an diesem Zauberfädchen, das sich nicht zerreißen läßt, hält das liebe lose Mädchen mich so wider Willen fest! Muß in ihrem Zauberkreise leben nun auf ihre Weise! Die Verändrung, ach, wie groß! Liebe! Liebe! laß mich los!¹
Полина сперва испугалась, а потом расхохоталась, чуть плащ в лужу не улетел.
– Ура! – возвестил Юрец. – Я купил билет.
– А я пришла. – Полина глянула в тёмные окна своей квартиры на пятом этаже.
– Жаль, – Юра печально улыбнулся. – Не гуляй так поздно. Тут полно опасных тварей. Береги себя.
– Спасибо тебе, – сказала на прощание Полина и отдала плащ. Судьба Юрца немного беспокоила её, но приличия не позволяли уж слишком ею озаботиться. Ему двадцать четыре, он взрослый и чужой, притом, кажется, при деньгах. Справится?
Юра махнул рукой, Полина закрыла подъездную дверь и поехала наверх. Открыла квартиру, поставила в прихожей гобой, повесила шляпу. Переоделась. Высушила полотенцем волосы и замерла в ванной, рассматривая себя страшную, в потёках косметики.
И это такой-то он улыбался и провожал, чтобы не украли. Ну куда он пойдёт? Дождь, холод. Осень. Самолет только завтра днём. Ерунда! Ей какое дело!
Не включая света, чтобы не будить птиц, Полина подошла к кухонному окну, уставленному мамиными бегониями и бромелиями. Ей отлично было видно лавочку у подъезда, на которой любили тусоваться бабушки.
Юра сидел там и копался в мобильном телефоне. Синий экранчик горел на фоне дождя. Изредка Юра сонно поднимал голову и поглядывал вверх – неужели ища окно Полины?
Он что, всю ночь собрался так просидеть?
Родителей не было. Гостевая комната пустовала. Чайник пузырился кипятком. А Юра мок.
«Он, наверное, привык мокнуть, – Полина думала и уже искала кружку, которую было бы не стыдно вынести. – Невгород сырой и мокрый».
Пакетик с бергамотом, долька лимона, немного мёда. Ключ в карман мягких штанов, куртка на плечи. Кнопка вниз.
Он не ожидал увидеть её в дверях. Удивился с неприкрытой радостью во въедливых глазах. Полина вышла и протянула кружку.
– Это тебе горячее.
– Ты почему не спишь?
– Потому, что ты мокнешь.
– Да мне не привыкать, не стоило беспокоиться. – Юра, тем не менее, принял кружку. Пальцы у него были ледянючие. – Спасибо. М-м-м, вкуснота какая! – Он нахваливал простой чай и на вид успел протрезветь. Полина приготовилась предложить безумное.
– Поднимись. Я тебя уложу. Папа с мамой на гастролях.
– О, так у вас музыкальная династия! – отшутился Юрец, жадно хлебая чай и стуча зубами от холода. – Слушай, мне неудобно… Но я рад. В любом случае, – он опять улыбнулся, похвалившись очаровательными морщинками на скулах, и Полина поманила его.
– Идём. Хватит мокнуть.
¹ – «И меня на нити тонкой, безнаказанно шутя, своенравною ручонкой держит девочка-дитя. Красоты волшебной сила круг заветный очертила. Что за странность – как во сне! О, любовь, дай волю мне!» стих Гёте «Новая любовь – новая жизнь» в переводе А. А. Фета.
9. Часы «Тиссот»
– Ты меня, конечно, извини, и спасибо ещё раз большое, – заявил Юра, пока Полина стаскивала с него насквозь сырой плащ и такой же сырой пиджак. – Но тебя следовало бы хорошенько отругать.
– Знаю.
Полина постаралась не замечать облепившую Юрину грудь рубашку и торчащие под ней бусины тёмных сосков. Она давным-давно не приглашала к себе в гости мальчиков, наверное с тех пор, как детство кончилось, а она влюбилась в Макса. И тут – целый большой парень. Неловко, хоть по сути и ничего непристойного. Просто мокрый и замёрзший человек. Полина опустила глаза и была вынуждена уткнуть их в угол прихожей. Да, брюки Юрца тоже издевались над ней, обтянув и подчеркнув его мощные бёдра. И не только. Ох.
– Что ты знаешь, наивная? – вернул её в реальность приблудный гость.
– Что ты можешь оказаться маньяком, – пролепетала Полина.
– Или кем похуже, да! – Юра вытерся рукавом.
– Я больше не буду, – по-детски повинилась она и вызвала у него смущённую улыбку. Прыснула сама. – Давай посушим твои вещи. У меня есть барабанная сушилка.
– А холодильник у тебя есть? – Юра зачем-то принюхался и безошибочно проник в кухню.
– Ой, а там почти ничего нет. – Полина вспомнила про порядком оскудевший после девчачьих налётов запас папиного пива, десять яиц и жалкие пельмени в морозилке.
– И правда. – Юра поморщился, глядя на белую холодную пустошь. – Ну тогда будем тебя кормить. – И полез в телефон.
Спустя полчаса им привезли готовый ужин – Полина согласилась на вок с угрём и креветками, Юра взял отбивных с капустой и до кучи всякой снеди: салаты, сыр, картошку, молоко, печенье, какие-то овощи и мясные тефтели. Полина только благодарила и сгорала от стыда. Отобрать у Юры рубашку не вышло, предложить посушить брюки Полина решила излишним. Он и так от еды ободрился. Доел всё на тарелке и сказал, косясь на разбуженных амадинок в клетке:
– Такой дурной день, а закончился так хорошо.
Тут у Юры зазвонил телефон, и он поджал губы для непростого разговора.
Стало видно имя контакта:
«Папа».
– Юра, ну где же ты? Почему я узнаю от Герхарда, что ты напился, переругался с советом альянса, оскорбил короля и после всего этого не явился в аэропорт? И как мне теперь объясняться перед Эрфольгом?
Юрец округлил глаза. Полина хрумкнула салатом, любопытничая.
– Папа, я в Балясне. Жив, цел, устал. Был небольшой конфликт, а причину ты знаешь.
– А как же прилёт? Как же работа, Юра? Мне в целом категорически не нравится то, что происходит, и не добавляй мне седых усов! Я понимаю, что тебе жалко Марка, но ты и о нас думай почаще!
– Всё хорошо, пап, честно. – Юрец краем глаза блеснул на Полину. – Временное затишье. Я заночевал у девушки.
– У какой девушки? У тебя же нет девушки, Юра! Или я ошибаюсь?
– Сам не знаю. Но тебе от неё привет. И Борцу.
Полина в шутку помахала пальцами.
– Что это там у тебя чирикает?
– Кукушка отъехала, пап.
– Ясно. – Из трубки донёсся полный терпения вздох. – И когда тебя ждать?
Он объяснился с родителем и попросил зарядку для телефона. Налил себе чаю.
– Переживает за меня.
– Ты в него пошёл такой?
– Какой?
– Любитель поучать, – безжалостно припечатала его Полина.
– Старики все такие.
Она уложила его, выдав свежее белье и полотенце. Юра запечатался в комнате, так и не отдав сушить брюки. Странно, но в эту ночь Полине удалось поспать крепче и спокойнее, чем в предыдущие. Разлепила она веки от шума посуды и воды. Поначалу перепугалась, подумав, что внезапно нагрянули родители. Потом вспомнила про Юру. Как оказалось, хозяйничал на кухне он в полузастегнутой рубашке. Его широченная спина занимала всё место у плиты. На шорканье шагов Полины Юра обернулся и просветлел.
– Утро Полины продолжается сто миллиардов лет?¹
– А который час? – Она мило проморгалась.
– Двенадцать.
Юра отложил венчик, вылил яйца на сковороду, где жарились помидоры, накрыл крышкой и уставился на Полину, игриво щурясь. Та дошла до крана и попила воды.
– Что?
– Обычно девушки спьяну кажутся красивее, но ты исключение. Ровно наоборот. Как рассветное солнце в рассветных шиповниках.
Она мазнула по губам кухонным полотенцем и недоверчиво насупила рыжие брови. Юра тоже слегка нахмурился, а потом заулыбался.
– Перед пробуждением я подумал, что мне перекусили глотку, и твой образ – это предсмертный мираж. А ты настоящая. Добрая и сногсшибательно красивая.
Полина потупилась, набирая чайник. Изъяснялся он всё-таки донельзя странно.
Потом они поели Юрину стряпню, приехало такси до аэропорта. Юра собрался и протянул в дверях руку.
– Ещё раз большое спасибо. И – извини за неудобства.
– Да какие неудобства, что ты. – Полина оглянулась на забитый под завязку холодильник. – Тебе спасибо. Что проводил и… накормил.
– Не за что.
Они встретились взглядами, и это был первый раз, когда Полина ощутила испуг от того насколько по-разному могли смотреть глаза одного человека. Диссонанс его тёплых слов и безжизненного взгляда бил по рассудку наотмашь. Аж жуть пробрала! Но она не подала виду. Пожала тёплую и сильную ладонь.
– Пока.
– Пока.
Юра уехал, а Полина осталась на кухне с нагретой плитой и чужим запахом на сложенном с краю кровати белье. Состояние было необычайное, сродни головокружению. Впервые в жизни Макс подвинулся, а мысли, принадлежащие ему, занял другой парень. Полина вспоминала Юрину несовершенную улыбку и его не всегда добрые шутки. Заглянула в холодильник, чтобы убедиться, что Юра ей не привиделся – его еда осталась лежать на полках.
К вечеру выяснилось, что не только еда. Часы. Массивные часы «Тиссот» с несколькими циферблатами и серебристым ремешком обнаружились в ванной на трюмо. Вчера Полина видела их у Юры на руке.
Он забыл свои дорогие часы! И не оставил номера. Но шанс найти его был.
Альбрандт – редкая фамилия. Редкая и красивая. Не то, что Дурова! Полина обратилась к «ВСети» и почти сразу нашла Юрца. С его аватарки похожими улыбками красовались ещё двое – мальчик и мужчина в возрасте, а Юра стоял посередине. Полина догадалась, что это его отец с братом. Лица у всех троих были приятные, хоть и хитренькие. Она отправила Юре сообщение с фотографией:
«Как долетел? Твои часики?»
Он ответил через три минуты:
«Даже не знаю! Ничего такие. Подаришь?»
Полина засмеялась, как дурочка.
Master_piper: забирай) почтой тебе отправить?
Юрий Альбрандт: можно лично?
Master_piper: дорого выйдет!
Юрий Альбрандт: я переживу. Смогу в воскресенье приехать и отпрошусь на работе до вторника. Будешь свободна?
Master_piper: буду, но родители уже вернутся.
Юрий Альбрандт: тем лучше.
Полина не поняла, почему лучше, но стала ждать воскресенья. Они с Юрой переписывались всю неделю, и одинокие, грустные вечера превратились в вечера смеха, после которых утром болел живот. Каждый раз, когда Макс лез в голову, Полина писала Юре и излечивалась. Излишне говорить, что в воскресенье она поехала на вокзал встречать Юру, надев своё самое красивое платье с крупными цветами и яркое бордовое пальто. Рыжие волосы уложила косицей вокруг головы и нашла заколку с коричневым цветком. По-осеннему празднично!
Ехала в метро, думала, что хочет очаровать Юру, и страшно волновалась. Даже перебор колыбельной не помогал, но на сей раз переживания были приятными. В попытках успокоиться Полина проехала две лишние станции, опоздала к прибытию «Сокола» и точно на крыльях бабочки влетела на перрон. Огляделась, выискивая высокую фигуру в плаще среди торопящихся людей. Замерла, не находя.
Сильные руки притянули сзади. Полина ойкнула от неожиданности и тут же ухватилась за огромный букет розовых роз. Обернулась: Юра, одетый в тёмно-зеленую спортивную куртку с белой рубашкой и серыми джинсами смеялся и щурился, почти обнимая. Полина заразилась его весельем и вдруг получила в наказание поцелуй – прицельно в губы – страстный, взрослый, настоящий. Пахнущий сладким ментолом и уверенностью зрелого мужчины. Ничего общего с теми робкими и суетливыми, какие изредка доставались ей от сверстников. Следом её обняли одуряюще и пленительно, возжигая нутро и делая ноги шаткими. Так, как она мечтала, чтоб её обнимал Макс. Юра поддерживал её, готовую упасть, и отдавал любовь – Полина не ведала до того ответной любви, но сразу поняла разницу между ней и обычным кокетством. Она ловила Юрины колючие губы и ловкий язык, вела своим по нежным дёснам, по гладкой и ровной эмали его зубов.
Это было возмутительно, стыдно, неприлично. Но, чёрт возьми, так нужно. И так приятно. Как найти море и с головой броситься в его бурлящие волны. Разомкнуть губы Полину заставило опасение сойти с ума. В мыслях царил сумбур. Она мягко отстранила Юру, немного собралась и отважилась взглянуть на него. Он держал её, как держат присвоенное, и ждал реакции, его взор пылал почти одержимостью, и Полине показалось, что он сгорает изнутри. Её губы тоже саднили, растревоженные лаской. Юру, как сладкого кальяна, хотелось ещё.
– Ты, – собственный голос прозвучал так хрипло и чуждо, что Полина сглотнула. – Охренел?
Не мигая и не меняя выражения счастливого лица, Юра бережно провёл пальцами по её постыдно рдеющей щеке и ответил с той же трепетной хрипотцой:
– Ты же не поверила, что я приехал за часами?
…Она обнаружила себя плачущей навзрыд на окне. Ноги остыли, подул ветер с залива, на горизонте скопились бродячие объёмистые тучи.
Всё начиналось, как сказка. Но лишь в детских книжках сказки кончаются хорошо. Счастливые финалы придумывают несчастные взрослые, чтобы не пугать маленьких людей тяготами жизни. И чтобы они не вырастали сразу вот такими разочарованными. Потому что за удовольствием в конечном итоге приходит боль, за радостью следует отчаяние, и если говорить о любви, это случается непременно. Взрослые надеются, что хоть их детям повезёт не испытать сердечной боли, но этого не выходит.
Полину сдёрнули с окна так ловко, что она растерялась. Секунда – и она уже шмыгала носом на руках у Юры. Муж прижал её к себе крепко-крепко и выдохнул:
– Ты чего удумала?
– В смысле? Что? – Полина не поняла, почему Юра дрожит.
– На окне сидишь и плачешь. Дверь не закрыла. Со двора тебя видно.
– Юр, – пришло осознание, что он не на шутку перепугался за неё. – Я не собиралась выйти в окно. Я люблю так сидеть.
– А раньше не сидела.
– Холодно было. Ты просто меня мало знаешь.
Она накрыла ладонями его седеющие виски и притянула к себе, целуя. Юра испустил облегчённое сопение.
– Ты же видел, я с рамой между ног сижу, это безопасно.
– Между твоих ног безопаснее поместить нечто другое, – он подтянул её к себе, не выпуская, поднял и унёс на кровать. Отняв долгий поцелуй, оставил череду коротких и быстрых, как укусы, на голых Полининых бёдрах, вдохнул запах домашних шортиков. – Меня, например.
Полина прикусила губу и простила его. Конечно же, простила.
То, что Юра бесподобно трахается, она узнала очень скоро после их первой встречи. К тому моменту она уже не была девственницей, хотя секс у неё состоялся впервые. Неразделённая любовь заставила Полину решиться на отчаянный шаг – с плевой она рассталась за год до того, сама, в ванной, болезненно шипя и корчась, а после смывая кровь душем. Не хотелось, чтобы Макс думал, что она неопытная. Жалела ли Полина о том, что сделала? Наверное, нет. По крайней мере Юрец не возомнил, что он у неё первый, и не задавал вопросы, а Полина старалась вести себя раскованно.
И всё же, когда он в гостиничном номере на гигантской кровати натягивал на возбужденный, крепкий, как свечка, орган матовый чулок кондома, ей было страшно. Страшно, когда Юра навалился на неё, прижал запястья к подушкам, и кожа заскользила по коже. Страшно – когда её ноги по его требованию отправились ему на поясницу, а потом он начал проникновение – аккуратно и по чуть-чуть продвигаясь глубже, стимулируя её, изучая то, что ей нравится, замирая, лаская, шепча возбуждающие нежности и опять усиливая натиск. И в конце концов он оказался внутри неё весь – пах соприкоснулся с пахом. И стало – не страшно. Голову опьянило торжество.
Это была Полинина победа! Глупо, но ей хотелось, чтобы Макс узнал об этом и о том, что она больше не верна ему. Что у неё есть не другой – а свой собственный мужчина, и он старше Макса. Он богаче Макса. Он сильнее и надёжнее. Он лучше во всём. Ей было радостно отдаваться Юре не только потому, что тот мог кончить трижды подряд, но потому, что он делал её женщиной, и женщиной любимой.
Полина захлёбывалась стонами, терзаемая мужем на постели, и знала – ему нравится то, как она тонко кричит и командует:
– Ещё! Ещё, Юра! Ещё. Да.
И может быть, Полина переигрывала, но, наверное, так и ощущается женщинами оргазм – как торжество своей нужности.
– А-а-ах! – захрипел муж, выгибаясь на ней и вдавливая в постель жёстче, почти теряя контроль над силой. Полина улыбнулась, чувствуя, как он кончает. Юрино лицо в такие моменты шло сеточками вен, веки надувались, а потом он сильно жмурился и мычал. Падал лицом рядом в подушку и продолжал кричать уже туда. А Полина дышала в потолок, отлично поработав, и думала о том, как ей с ним повезло.
Наверное, Макс трахался хуже. Да, наверняка, хуже. Если вообще – трахался, а не только лишь болтал об этом.
Полина зло хихикнула.
Юра извлёкся, проказливо высунул нос. Нашёл фокус на довольном лице жены.
– Тебе понравилось, Паулина?
Та отрешённо кивнула.
– Поедем вечером кататься на залив?
