Текст книги "Тварный град (СИ)"
Автор книги: Gusarova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
30. Макс
В процессе сборов выяснилось, что дома осталось прилично невывезенных вещей. Полина выбирала себе платье на выход, рассматривая то одно, то другое, и вдруг нашла то самое, с крупными маковыми цветками, которое надела встречать с поезда Юру. Платье могло подойти и под осень, и под лето, смотря с чем надевать. И всё бы ничего, но… Полина разровняла его подол и поправила рукава. Задумалась. Приберегла в шкафу. А на экзамен решила идти в простых джинсах с толстовкой. Люська и такой ей обрадуется!
Музыкальное училище расположилось в центре города, не абы ведь какое, а главное, при консерватории, и Люся, пока ехала в такси, успела сбить себе зуб о зуб от волнения. Подруги даже отобрали у неё скрипку, чтобы не испортила от нервов. Полина же провожала балясненские магистрали и высотки с каменным лицом. Да, сегодня она спустя год увидит Макса, но должна выдержать и не поддаться его обаянию. Войти с его игрой в диссонанс.
В училище было шумно и людно, как в «Экзотерике» в субботний день. Антураж горделивого рококо, гулкая лестница, торжественно одетые ученики. Длинные платья, фраки и бабочки, запах корвалола от каждого третьего. Полина стреляла глазами по толпе, непринуждённо улыбаясь, и думала о том, что могла бы сама вот так психовать где-нибудь на окне в ожидании экзекуции. Её и так накрывал мандраж, возбуждение перед охотой, и она поняла состояние Феликса, высматривающего рыбу в тёмной воде. Мимолётом почудилась белая стриженная макушка среди приглашённых в аудиторию, и тогда же Люся охнула:
– Ну вот и всё, девоньки. Пришёл мой смертный час.
– Люська, ты можешь! – с двух обняли подругу Полина с Зиной и так – сцепкой – повели в аудиторию.
Полина заняла место среди сокурсников Люси и Зины, понимая, что было насмешкой судьбы им всем, одарённым детям Петровского района поступить в одно и то же училище при консерватории Чайковского. Вместе с Максом!
И она могла бы так же… Могла бы. Перед комиссией, состоящей из прославленных музыкантов, с потными руками и горячим сердцем, и гобоем, поющим мягко и кристально чисто, так, как принято будить его в семье Дуровых. Полина выпрямила спину.
Успеется. Если чума не заберёт.
–…приглашается Максим Алешковский.
Сердце совершило кульбит и запуталось на аорте, по крайней мере, Полине так показалось.
Ну да, всё верно. Как она могла забыть. Макс же стоит в начале списка. Она в классе привыкла выступать следом. Алешковский и Дурова – неизменный тандем и противоборство талантов. Заглавные буквы их фамилий складывались в слово «АД», и это было сущей истиной в описании Полининой жизни до Юрца.
Ад.
Её персональный ад, а очаровательный дьявол сейчас невозмутимо и грациозно поднялся на сцену перед экзаменаторами и разложил ноты на пюпитре. Макс любил начинать игру без приветствий, с быстрого взмаха смычка, и сегодня он не отказал себе в обычной манере.
Он играл «Времена года» Вивальди – экпрессивно, чувственно, безупречно выбивая из струн звуки – словно каждым прикосновением доказывая, что он лучший.
Полина ощутила себя голой. Уродливой, безрукой дурочкой, низшим существом, каким и догнивала рядом с Максом. Помимо воли, помимо гордости и достоинства. Былое ощущение неполноценности и ненужности вернулось.
Полуопущенные веки, поглощённые игрой, затуманенные глаза, преисполненная высокомерного превосходства фигура – Макс и сам мог бы пойти за своей музыкой, играя в одной тональности с собственной душой.
И только с ней. Только за ней. Менестрель самого себя.
Полина вдруг поймала себя на мысли, что кроме страха прошлой боли и собственной ущербности не испытывает к Максу ничего и вместе с тем хорошо понимает – такому нужен лишь он сам и никто более.
И это было жалкое зрелище. Макс походил на безумца, очарованного собственным отражением в воде, и не желающего обратить внимание на лица вокруг.
Никем не восхищаться.
Ни к кому не привязываться. Ни о ком не болеть.
Внезапно безупречная игра показалась механистичной, словно не человек сейчас терзал скрипку – киборг. Красивый, но неживой. Автомат.
Полина вспомнила, как Юра стыдливо полуобернулся к ней здоровой стороной лица, чтобы спрятать рану на месте второго глаза. Даже эта его с первого взгляда уродливая рана в сравнении с безупречностью механизма казалась прекрасной и ничуть не портящей. Настоящей, как и всё в муже.
А его слёзы – бесподобными и бесконечно близкими.
Юра стал ангелом-хранителем, вытащившим Полину из бесконечных кругов ада. На своем лысом крысином хвостике…
Кривая Юрина улыбка встала перед глазами Полины, смотрящей на Макса. И то, как по-детски сосредоточенно, небезупречно он водил машину, как возмущался из-за мелочей, и за раздражением всякий раз пряталось волнение за жену… Как он покупал два разных бургера, и они попеременно кусали друг у друга, чтобы попробовать новое. Как на берегу моря можно было запрыгнуть ему сзади на плечи, и он не падал и не стряхивал, а подхватывал под бедра и нёс вперёд, перепрыгивая через корни сосен и валуны.
«Надо обязательно сыграть ему „Времена года“, – сделала себе пометку Полина. – Юре понравится. Точно понравится».
Тут Макс закончил, и заставил её вернуться в реальность. Полина вспомнила, что до сих пор не купила обратный билет в Невгород, и поспешила это сделать. Сегодня. В ночь.
Нельзя было терять время.
Она оторвалась от экрана телефона благодаря толчку Зинки.
– Максу кроме «отлично» и ставить нечего.
– Ага, – рассеянно буркнула Полина, проверив своё место в купе.
– Стой, – подруга поймала её за подбородок и просверлила серыми глазами. – Тебе пофиг на него?
– Если ты не заметила, я замуж вышла, – ровным тоном сообщила Полина.
– Значит, ты излечилась?
– Да. Я излечилась. – Улыбка полезла в стороны, и Полина уже не сомневалась – это не сон. Это действительно так.
И поймала на себе немигающий, непрерывный, зовущий взор зелёных глаз, прикрытых стёклами очков. Неужели Макс её заметил? «Снизошёл», как про него между собой шептались влюблённые девочки.
Ах, да. Когда он шёл выступать, для него весь мир схлопывался до пюпитра и скрипичных струн. Полина приветливо помахала Максу пальцами. Он сел обратно, но продолжал буравить рыжую макушку каким-то надломленным и болезненным взглядом. Пришлось отвернуться и заняться успокоением Люськи.
Та в итоге тоже отсдалась на «отлично» – Люськины старательность и упорство покрывали многие её косяки. По баллам, разумеется, всех обошёл Алешковский, но и подруга закрепилась в первой пятёрке скрипачей. Она была счастлива. Взвинченная атмосфера экзамена переросла в чувственную – кто-то, как Люся, был на седьмом небе от счастья, кто-то плакал над плохими баллами, кто-то ругал комиссию, а иные просто веселились оттого, что экзамен кончился.
Зинка с Люсей быстро слились с однокурсниками, и Полина ощутила себя в стороне от праздника жизни, чуждо, нездешне, как будто куском прилепленной фотографии. Снова и снова пришло сожаление о том, что она так долго не занималась музыкой. Какие девчонки молодцы! Всё у них получится.
Полина задумалась, как получится, если вдруг её убьёт чума, а Люся и Зина будут вспоминать их детские приключения. До безумия захотелось жить и познавать красоту мира, но в далёком-далёком городе у Полины был верный и любящий муж, готовый отказаться от неё, ради того, чтобы она жила, и лишь поэтому Полина не смогла бы выжить.
«Юра, милый…» – пронеслось в голове нежное, как её тихо позвали:
– Полина. Я не верю, что ты вернулась.
Полина раздражённо отбросила полотнище рыжего пламени за плечо и искоса, критично оглядела подошедшего Макса.
Всё-таки он ничуть не изменился. Совсем. И это отвращало.
– Я вернулась за гобоем.
– Так ты… Собираешься играть? – В чуть хриплом голосе Макса засквозила странная, уязвлённая досада.
– Естественно.
– Хм. И… Как тебе на чужбине?
– Не знаю как на чужбине. Я живу дома, – отчеканила Полина.
Макс озадаченно потоптался и приблизился. Полина не отступила ни на шаг.
– Зачем ты вышла замуж? Ты не любишь его.
– Люблю. – Она двинула плечом.
– А как же мы? Как же наши отношения, Полина?
– Отношения? – Несмотря на поднявшуюся в груди злость, Полина одарила Макса холодом внешнего безразличия. – Ты же сам ставил под сомнение ценность отношений, Макс. Говорил, что искусство превыше людского, что животные страсти тебя, как истинного мастера, не занимают, или я что-то путаю?
Он отвёл взгляд и стал несчастным. Полинино сердце почти повелось на эту давнюю уловку – Макс умел играть душевные муки, если Полина вела себя не так, как ему было удобно. Но теперь это больше смахивало на клоунаду.
– С тех пор, как ты переехала, я начал понимать, что потерял нечто важное, – поделился Макс. – Что у меня украли вдохновение. Всё кажется пресным. И игра. И каждая из тех, что на меня вешаются. Они… Никакие. Пустышки. Не то, что ты. Ты была цветком моей удачи, ты окрыляла меня. А теперь я живу со своим дерьмом и порой не могу спать, когда думаю, от чего я столько лет отказывался. Если бы ты вернулась…
– Я возвращаюсь сегодня, – не меняя тона сказала Полина. – К мужу. Я нужна ему. А тебе я посоветую то, что в своё время советовал мне ты: не спится, попей успокоительного. Помогает, знаешь ли. Или к психиатру походи. Хотя, если нет души, то и лечить нечего. Другой бы не назвал живых людей пустышками.
– Это у тебя, рыжей, нет души! – капризно заявил Макс. – Ты фальшивишь и даже кольцо не носишь! Ну да, Альбрандт быть лучше, чем Дуровой, тут уж под любого ляжешь…
Полина вспомнила, что от нервов сняла кольцо в туалете, чтобы под него не залезло мыло. Иронично ухмыльнулась в некогда боготворимое лицо.
– Макс, а Макс. Фальшивишь из нас двоих только ты. Играешь чисто, а прислушайся к себе, и, может, поймёшь, в чём твой главный изъян, который не позволит тебе стать великим. Великие – все живые. И ещё, знаешь что?
– Что? – обалдел тот от дерзости бывшей подруги.
Та демонстративно достала из кармана джинс знак верности Юрцу, надела на палец и оттопырила его на манер среднего – прямо в очки Алешковскому.
– Fick dich.¹
– Извини? – тупо поморгал он.
– Учи баернский.
С этими словами Полина усмехнулась, развернулась и пошла прочь. Но далеко ей уйти не удалось, так как Зина и Люся нагнали её в коридоре училища. Тогда-то у Полины почти подкосились ноги, но она испытывала окрыляющее чувство освобождения. Нет, она не падала, взлетала на своих потрёпанных, но раскрытых крыльях!
– Ты послала Макса? Я не ослышалась?
– Люся, она послала Алешковского! Где это записать! – верещали девчонки, ловя Полину.
– Как тебе удалось?
– Я замужем за лучшим парнем на свете, – призналась Полина. – И других просто не существует.
– Ну ты дурная! – обозвала Зинка. И сразу же крепко обняла. – Но я так за тебя счастлива! Позовёшь как-нибудь в гости?
– Обязательно! – приголубила их Полина.
«Только отстоим с Юрой город, и сразу позову».
¹ – «Пошёл нахуй» (нем.)
31. Мелодия любви
Ехать в поезде и обнимать гобой для того, чтобы хоть немного поспать. В ночи лежать и смотреть в потолок вагона, не в состоянии сомкнуть глаз. И думать, думать…
Что, если она не трубадур и трубадура нет? Что, если музыка не действует на крыс? Что, если ей рассказали глупую сказку, а она и рада верить? Что, если?..
Нет. Прочь сомнения. Иначе зачем ей видеть то, что она видела и знать то, что знает?
Город встретил персиковым рассветом и прохладой. Улицы от вокзала до реки были пусты, и пока не открылось метро, Полина в цветном платье с рюкзаком и футляром шествовала через центр. Раннее солнце разжигало её пышные волосы, и они сами разлетались за спиной лучами. Спокойная решимость вела её.
Милый город спал, безмятежный и доверчивый. Редкие гуляки сопровождали путь Полины, и пока она шла, удивлялась, насколько умиротворённым выглядит то, что скоро грозит превратиться в хаос. Люди ничего не знали. Они продолжали гулять по Невгороду, фотографировать мосты и львов, и им в головы не приходило, какая угроза висит над ними. Наверное, так было и перед эпидемией «чёрной смерти» в средние века.
Милый, милый Невгород. Полина крепче сжала ручку футляра. Происходящее отдалённо напоминало то, что Полина слышала в школе про блокаду. Бойцы и жители предпочли умереть, но не оставить город. За этот город сражались многие, чуть ли не с его основания. А то и раньше.
«Это от большой любви, – сказала себе Полина. – Все дерутся за его расположение. А он верен морю».
К открытию метро она успела дойти через Теремной мост до Василька, и там залезла под землю. Прокатилась к «Гранитному», вышла из большого стекляного вестибюля и тем же пешим шагом устремилась домой.
Домой.
«Нужно верить, – пока шла, твердила себе Полина. – Изо всех сил верить. И всё получится».
Открыла молнию кармана для ключей на рюкзаке и… Не обнаружила их там. Юра выложил, когда отдавал вещи.
– Не надейся, Альбрандтечка любимый, – Полина дошла до КПП и призадумалась, что ей делать. Можно было поднять Милану, раз уж та все уши прожужжала находкой оригинальной дудки. Но оставалась крохотная вероятность, что Юра не в системе. Вдруг?
Полина села на лавочку у поста охраны и набрала мужа. Долгие гудки сопроводили её ожидание. Юра, разумеется, шастал в коммуникациях. Где же ещё.
– Привет.
Надломленный приглушённый голос прострелил нервы и вышиб рассуждения.
– Привет. Ты не в подземелье? – Полина сощурилась воспалёнными от недосыпа глазами на солнечный круг, выползающий над преградой угловатых новостроек.
– Я у отца. А что?
– А я у нашего дома. Сижу. Без ключей.
Секундное молчание и куда более бодрое:
– Сейчас буду.
Сердце запело, как папин кенар, и зашлось тревогой: а что, если Юрец рассердится? Прогонит!
«Бэха» примчала через десять минут. Юра выскочил – в шортах, джемпере и кроссовках на босу ногу – помятый, осунувшийся, щетинистый. От него больше обычного пахло сладковатым смрадом системы, но не алкоголем, что радовало. Юра вытянулся перед женой, прижав кулаки к груди совершенно крысиным жестом, и выдохнул:
– Ты совсем меня не слушаешься.
Полина разровняла платье, надеясь, что Юра узнал его.
– Я же взрослая. Решения за мной.
Встала, подошла. Отвела вихор со лба мужа, прихорошив его, и шепнула торжественно:
– Я привезла гобой.
– Пф-ф-ф! – выпятился Юра. – Звучит устрашающе!
– Ты даже не представляешь, насколько, – ответила она, радуясь, что он нашёл силы для шутки – впервые за эти дни! Юра отвёл взгляд, не выдержав её нежности. Буркнул:
– Идём в дом и купим тебе билет. Не уверен, что здесь безопасно… С некоторого времени.
– Идём. – Полина обвила его руку своей, заставив засопеть, и потянула к парадной.
Оказавшись наверху, Юрец первым делом полез на сайт железной дороги.
– Ближайший поезд… Десять утра. Если поторопимся, успеем.
Полина ткнула чайник, расслабленно вытянула ноги на кухонном стуле и, склонив голову, сказала мягко:
– Напрасно деньги тратишь.
Юра сделал грозную мину и заявил настойчиво:
– Не упрямься! И езжай назад. Нечего тебе здесь дела…
Она чувствовала, что если встанет и подойдёт к нему, если коснётся, то приворожит. И поэтому она беспощадно совершила это. Поднялась, сблизилась, зарылась руками под джемпер, поймав пальцами на рёбрах усиленное дыхание его груди. Нащупала согретое кровью оборотня обручальное кольцо на цепочке. Притянула Юру к себе и поцеловала – в протез под дрожащим прикрытым веком, в пушистое пёрышко ресниц. Муж сладко ахнул и задышал ещё чаще ей в волосы.
– Ну зачем ты так…
– Я твоя жена. Твоя, Юр. В горе и в радости. Верно говорится?
К её губам он потянулся сам. Отыскал, размежил, проник. Огладил языком язык, собрал мёд с розовых лепестков слизистой, судорожно вздохнул и, помолчав, прошептал:
– Ещё немного, и я не смогу тебя отпустить.
– Не отпускай, – велела Полина. Взяла его за виски. – Пожалуйста, не отпускай.
– Давай я просто скажу тебе, что у меня не получилось собрать антиальянс, – вымучил он. – Узнав об угрозе чумы, другие стаи отказались помогать Невгороду. Ведь… сколько людей погибает в эпидемии, статистика кое-как ведётся, но сколько погибает крыс не знает никто. Чума косит нас безжалостно. Они пошли в отказ. Всё, что я услышал в свой адрес – ты сам, дурак, виноват. Думаю, Эрфольг примет условия короля. Склады сдадут. И… Будет переранговка.
Юра оборвал речь и принялся судорожно тереть руками по лицу и шее.
«Умывается, – угадала Полина. – Когда крысы нервничают, они умываются».
Поймала его руки.
– Почему вы, крысы, перестали верить в Ганса-трубадура?
– Архиважный вопрос сейчас! – пепельнул Юрец.
– Ответь, – настояла Полина, и он скривился.
– Потому что трубадур так и не явился через семьсот лет, хотя его пришествия ждали с содроганием.
– Трубадур приходит тогда, когда он нужен.
Она всмотрелась в его беспокойные черты и пообещала внушительно:
– Юр. Я не дам им содрать с тебя кожу. Для этого я здесь. С дудкой.
– Ты про что? – Он тряхнул круглыми ушами, явив на миг звериную натуру.
– Я трубадур. Я вернулась спустя семьсот лет.
Спустя секунду дом огласился весьма сочным «Bist du gefickt⁈»?[«Ты ёбнулась?» (нем.)] и ещё уймой колоритных баернских изречений.
– А-а-ах, свалка изобильная, ты дитя! Угораздило меня совратить такую маленькую человечку! Что ты навоображала о себе! – доносилось из ванной, где Юрец мочил голову под струёй из крана. – Ты не понимаешь всей серьёзности ситуации! Против нас чумные орды, возможно, тысячи врагов! Вся королевская рать! Дитя!
– Я говорю тебе, Юрец, я вижу это во сне!
– Да мало ли, что вам, девчонкам, снится!
– Если ты о парнях и всяком таком, то уж точно не в виде крыс!
– Это, знаешь ли, смотря какие парни! – Он гневно высунулся из полотенца.
Полина пререкалась с ним и попутно собирала гобой. Засунула трость под мышку, чтобы нагреть.
– Я надеру им жопы!
Юра опять взревел.
– Denkst du, du bist klüger als jeder andere?
Она непонимающе похлопала на него зеленью виноградин.
– Самая умная, да? – перевёл он.
Не споря с ним больше, Полина вставила трость в гобой и поднесла ко рту.
Пока ругалась с мужем, она думала, какая мелодия поможет настроиться на вибрации его души, и не подобрала ничего лучше темы любви из «Ромео и Джульетты».² Композиция идеально подходила для гобоя, и Полина постаралсь вложить в игру всю душу и всё то, что она испытывала к Юре. От первых звуков муж нахмурился. Потом его лоб разгладился, он замер, не мигая и не отводя глаза. Его руки опять прижались к груди, а рот приоткрылся. Спустя миг он передвинул ноги на кухню и встал столбиком у дверного косяка. Юрина шея вытянулась, дыхание стало ровным и лёгким, а лицо выражало блаженство и преданность. Полина чуть не сорвала игру, так ей захотелось расмеяться над трогательным видом мужа. Он выглядел полностью прирученным и обезоруженным, и оттого невероятно милым. Потом его руки свесились, как у пьяного, и Полина внезапно узнала Юру из Берзаринского парка. Это и привело его к ней через ночь и сырость. Музыка. Полина играла мужу мелодию вечной любви, и её душа сама к нему тянулась, не меньше, чем его к ней сейчас. Последние ноты прекрасной мелодии унеслись через открытую форточку в залив, чай в чашках остывал, а Юра продолжал стоять перед Полиной истуканом. Потом он закрыл рот, сглотнул и с той же растерянностью присел напротив жены. Потянулся к ней рукой. Полина взяла его сухую, шершавую ладонь.
– Scheissdreck. Das ist Scheissdreck, mein liebe, – продышался Юра, словно очухиваясь от грёз. – Это… Это пиздец, жена.
– Что это было для тебя?
– Рай. Ты звала меня в рай. Я будто умер и воскрес на изобильной свалке.
– И… – Полина притянула к себе и поцеловала его пальцы. – Что скажешь?
– Что я никакой билет тебе не куплю. Потому, что отпустить тебя не в состоянии. Я без тебя мёртв. Дышать не могу.
Она отложила гобой на стол и приблизилась к его губам своими. Их поцелуй длился, наверное, дольше сыгранной мелодии, а когда Юрец, совершенно пьяный от любви, смог взглянуть на неё, Полина наказала ему:
– В Вернисаже хранится подлинная дудка трубадура. Мы одолжим её при участии кошек и собак. На один вечер. И ещё: мне нужно переговорить с вашим Эрглюком и убедить его не сдавать город. Я сыграю королевской рати. А там посмотрим.
– Хорошо, – сдался муж. – Но ради хлебной корки и сырной дырки, не вздумай коверкать имя альфы. Бед не оберёмся.
¹ – «Ты ёбнулась?» (нем.)
² – легендарный фильм Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта», композитор Нино Рота.
32. Венедикт
Бедный Юра уснул у жены на груди – совсем измучился. Его начало рубить сразу после завтрака, и Полине тоже не мешало отоспаться за нервные ночи путешествия в Балясну. Она увела неохотно сопротивляющегося мужа в постель и заставила лечь с собой. Как только Юрина голова устроилась у Полины между ключиц, он смежил веки и уснул – легко, как младенец.
Через открытые лоджии с балкона несло свежим ветром с залива. Танцевали, как нимфы, цветочные занавески, солнце дошло до окон и ослепительно нежилось на чёрном руле велосипеда. Юра вернул и его. Юра мог всё, кроме спасения Невгорода. Полина целовала мужа в темя и придерживала у бока объятием. Когда Юра кривил лицо, дёргался во сне и угрожающе стучал зубами, Полина гладила его чуть посеребрённые виски, и он успокаивался. Ультиматум ультиматумом, но надо же и отдых себе давать! А потом и она сама, устав стеречь покой мужа, провалилась в сон.
И снились ей освежёванные крысы, подвешенные за хвосты длинным рядком на верёвках – капли крови падали на грязные плиты канализации с их тёмных носов, образуя такую же вереницу лужиц, а лапки мёртвых зверьков окоченели в последней судороге. У Полины даже во сне спина пошла мурашками.
Какая ужасная гибель.
Внезапно некто тронул её плечо. Полина обернулась прямо в круглые стёкла маски чумного доктора, за которыми не угадывалось ничего, кроме непроглядной тьмы. Человек в широкополой шляпе, накидке и с длинным кожаным клювом зловеще указывал перчаткой на повешенных.
– Ну а теперь ты узнаешь среди них своего мужа?
Полина проснулась с пронзительным визгом. Юра прянул с её груди, сильно схватил вместе с одеялом, отпрыгнул к углу спальни. Полина оказалась зажата между куском стены и спиной мужа, спросонок выбросившего из челюстей длинные острые стилеты-резцы. Юрец ошалело оглядел пространство дома почерневшим глазом, поводил блестящими усами и вытянулся в лице. Обернулся налево и, убирая своё грозное оружие обратно в дёсны, пожаловался жене через плечо:
– Половин. Я так не играю. Я уж обрадовался, что тебя защищать надо! Опять кошмар?
– Да-давай скорее разбе-берёмся с дудкой! – попросила Полина, натягивая на подбородок одеяло.
Юра отпустил её, поумывался-поумывался, сметая нервозность, и сказал:
– Надо звонить отцу.
Венедикт Карлович отозвался с третьего раза. Названивая ему, Юрец расхаживал по дому и сердито фыркал: «Wo, zum Katze, ist er?'¹ Потом отец ответил и пригласил доехать до него побеседовать. Полина настрочила сообщение Милане и Феликсу, создав чат 'ВСети» и добавив туда Юру и Борца.
Master_piper: Ребята, нужно обсудить дела! Сможете приехать к Альбрандтам?
KotNaKawasaki: мр. Буду.
Boris@lthair: катаюсь на сапе с Эльзой, буду позже! ^^
Милана не ответила, видимо, тренировалась. Полина с Юрой, прихватив гобой, отправились к Венедикту Карловичу. Тот открыл, похудевший и усталый не меньше сына, но какой-то притом мечтательный и загадочный. Запахнул домашний стёганый халат, проводил гостей через зеркальный коридор в гостевой холл. Полина шла и перескакивала по мраморному полу-домино чёрные клетки. Ей казалось, что если прыгать только по белым, то им с мужем будет сопутствовать удача.
Венедикт Карлович достал из бара минералку и плеснул родным по стаканам с яблочным соком напополам.
– Значит, ты не уехала, девочка.
Полина, вздохнув, отрицательно мотнула. Венедикт Карлович прищурился с видимой теплотой во взгляде и заметил:
– Смотри, Юра, кажется, тебя любят. Но видишь ли что, нам грозит уничтожение, – это было сказано Полине. – Для тебя разумнее всё же уехать в Балясну. В тёплую норку пережидать непогоду.
– Для меня разумнее остаться здесь, Венедикт Карлович. – Полина постаралась звучать взросло и убедительно. Развернула чистую ткань, которой был замотан гобой, и выпалила, чтобы хоть как-то озвучить намерение. – Я смогу спасти вас. И… Юру. И город! – Муж пихнул её локтем. – Я… Могу сыграть вашим врагам. И… Ну…
– Павлин-мавлин, – Юрец опустил ладонь ей на голову. – Ты перед Эрфольгом так же будешь мурыжиться? Папа, моя жена хочет сказать, что она потомственный крысолов и закончила музыкальную школу по классу гобоя.
Венедикт Карлович заморгал и с любопытством, будто сызнова, оглядел слабоумно заулыбавшуюся невестку. Потом обратил взор на сына.
– Тебе её не жалко?
– Я смогу! – перебила его Полина. – Я умею, мы попробовали с Юрой и…
Венедикт Карлович выставил беспалую ладонь, мол, подожди, я не с тобой разговариваю. И повторил вопрос для первопомётного гаммы-один:
– Юрий, подумай здраво. Ей всего восемнадцать. И она не виновата в нашей возне. Почему ты не сделал то, что я просил, почему не убедил её покинуть город?
– Папа, – Юрец обтёр затылок, – как это ни смешно звучит, но она наш единственный шанс на победу. Если она действительно трубадур.
Альбрандт-старший той же крысиной повадкой обмахнул несуществующую пыль с лица, пощипал ус и уже было хотел возразить сыну, но тут Полина услышала звук отпираемой щеколды. Из ванной комнаты пахнуло паром и ароматами масел, дом огласился очень знакомым лаем:
– Кто трубадур? Где трубадур? Венечка! Оу, вау, моя рыжуля! – Милана в полотенце и таком же халате, как у Юриного отца, выскочила обниматься. Юрец шлёпнул себя по лбу и проворчал из-под пятерни:
– Папа, ну предупредил бы, что у тебя тут Verabredung!²
– А что тебе не нравится? Всё равно она меня позвала на совещание! – Милана огрызнулась на него, прикрываясь Полиной. Юра покачал головой и выставил ладонь.
– Ничего не хочу знать. И-и-и, пожалуйста, папа, скажи нашей будущей мачехе, что я не желаю внимать её бесконечному радио, и без того голова болит.
– Было бы чему болеть, всё через Тессины дырки вытекло!
– Пф-ф-ф! – Юра покраснел от обиды и надул усы.
– Хватит склочничать. – Венедикт Карлович поймал Милану за ляжку и усадил к себе на колени. Обнял. Колко глянул на Юру. – Сын. Я люблю её. Глядя на тебя с Полиной, и я решил попытать счастья заново. Что ж. Мне не отказали. – Он улыбнулся расцветшей Милане и тотчас наградил её тем же пристальным взглядом, что и первенца. – Мила. Юрий – моя опора и смысл жизни. Он мой первопомётный. И я доверяю его решениям.
– Благодаря его решениям, Венечка, мы умрём нифига не собачьей смертью!
– Ты недальновидна. Ситуация расшаталась намного раньше. Юра лишь озвучил на совете альянса истинное положение вещей. Это было сделано по приказу альфы. Не его вина, что им это не понравилось.
Юрец глянул на отца с благодарностью. Полина поймала запястье мужа, прижала к сердцу обеими ладошками.
– Мы здесь не для ссоры собрались. Милан, нам не надо искать бомжа-дудочника. Я сыграю крысам.
Она выставила напоказ гобой. Милана повела бровью и гавкнула:
– Откуда ты его добыла?
– Это мой. Папа подарил.
– И что, ты умеешь на нём дудеть?
– Умею, – уверенно сказала Полина.
– А ну-ка! – не поверила собака. Всё это время она трепала поседевшие волосы старшего Альбрандта, а тот прижимался к любимой щекой – почти так же, как Юра ластился к Полине. По повадкам Альбрандты были очень похожи! Было и забавно, и умилительно наблюдать за нежностями матёрого крыса и молоденькой овчарки. И это-то при более, чем двадцатилетней разнице в возрасте!
Но Полина пришла к Венедикту Карловичу с определённой целью и потому соблюла их крысиный «орднунг» – вытащила из кармана домашней кофты трость и вставила в гобой.
– Что ты собралась играть? – насторожил уши Юрец. Полина поёжилась:
– Сама не знаю. Но… Не то, что я играла тебе, наверное.
– Да уж, будь милосердна, – попросил муж.
– Погодите, – Венедикт Карлович положил руку на стол. – Не надо, Полина. С чего бы мне вам не поверить? Ты говоришь, что в Вернисаже хранится дудка Ганса, – он обратил взгляд на Милану, и та закивала, – а мне известно, что один баернский аптекарь, поселившийся на Васильковом острове, презентовал эту дудку музею. Что же касается музыки, то её могут подсказать грифоны на Круглой башне. Они должны помнить мотив.
– Грифоны? – изумилась Полина. – Настоящие?
– Видишь, я тебя не обманывал! – напомнил Юра их прогулку в парке.
– Это, разумеется, считалось просто красивой легендой, – Альбрандт покрутил ус, – но и трубадур до сегодняшнего дня был для меня сказкой. Как и новая эпидемия чумы. Однако, реальность беспощаднее любой сказки. Не поймёшь, чему верить и за любую косточку ухватишься, только бы выжить.
– А откуда грифонам знать мелодию дудки крысолова? – удивилась Милана.
– Потому, что, как я знаю от своего деда, а он от прадеда – этот колдун-аптекарь якшался с крысоловами, и когда те покидали Невгород, то оставили дудку тут.
– Почему они покинули Невгород? – тут вступила и Полина.
– Потому, что их работа стала не нужна, – пояснил Венедикт Карлович. – Мы, раттенменши, взяли под контроль и природные стаи, сделав их своими нижними рангами, от каппы до омеги.
– То есть, омеги это обычные крысы в вашей иерархии?
– Именно. Не слать же на погибель оборотней, – отец Юры нахмурился. – Не редить стаю. Проще погубить массу простых крыс, чем лишиться войска. Впрочем, уверен, Балясна не погнушается задействовать дополнительные силы. Иерархия затрагивает всех крыс без исключения.
Он посмурнел. Милана заскулила и крепче обняла его.
– То есть, как и предполагалось, не всё равно, что играть, и не всё равно, на чём, – вслед за отцом насупился Юрец.
– Если она собралась убедить Эрфольга, промаха быть не должно. Иначе, – Венедикт Карлович осекся и добавил: – Сам знаешь, что вас ждёт. Заявления альфе должны подкрепляться делом, либо кровью пустозвонов.
Полина сглотнула, а Милана, как показалось, прижала ушки. Похлопала светлыми ресницами и выдала:
– Ну тогда крадём дудку и раскалываем грифонов! Делать нечего!
Зазвонил телефон и с именем Феликса на вызове пришло беспокойство – он приехал к крысам, и как его примут Альбрандты после всего минувшего – одна Бастет ведала.
– Алло, Фел.
– Я, собственно, у двери, – кротко сообщил Кот на Кавасаки. – Открой, а то я пальцами по звонку не попадаю.
Полина поднялась с телефоном у уха, и Юра устремился следом.
Они схватились за засов одновременно и тревожно вперились друг в друга. В левом Юрином глазу плясали яростные искорки, но Полина посжимала руку мужа и мигнула, мол, кот пришёл с миром и по делу. Тогда Юрец сам отпер дверь.
