Текст книги "Тварный град (СИ)"

Автор книги: Gusarova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

45. Я тебя люблю

Папа наклонился и бережно подобрал гобой Полины.

– Дочь, – сказал с укором, слепо щуря зелёные глаза. – Нельзя так обращаться с инструментом. Что бы ни происходило с тобой, он должен быть в порядке. Это непреложное правило.

– Прости, – повинилась Полина и отряхнула гобой от песка. И вправду, гобой спас город, а она втоптала эту святыню в грязь. Прижала верный инструмент к груди и прошептала тревожно Венедикту: – Мне нужно к Юре.

– Там всё ещё может быть опасно, я бросил в Паука остатки сил, но… Да, я вижу, тебя не удержать. Что ж, – он подкрутил усы, с которых посыпалась кровавая крошка, – herzlich willkommen¹ обратно в мясорубку!

– Дочь? – встрепенулся папа, и Полина решила, что ему не стоит второй раз переживать ужасы пребывания в системе.

– Побудьте с ним! – велела она двум грифонам. Ещё двое где-то дрались.

– Постой! Что мне делать?

– Стерегите яхту!

Бегом, вновь по сплетениям труб системы, мимо груд мёртвых и приводящих друг друга в порядок раненых, мимо рокочущих гнилыми водами каналов, мимо измаранной алым реки, томящейся под землёй…

– Гера? Герхард! На связи! Доложи, что у вас! – Венедикт застыл посреди коллектора, умылся собственной кровью и диким взглядом посмотрел на Полину, пока Шарнхорст давал сводку.

– Ну что? Что? – Она тронула предплечье свёкра. Тот испустил вздох одновременно горести и облегчения.

– Они с котами отстояли главный коллектор. Силы альянса полностью разгромлены.

– А Юра? Что с ними?

– Юра жив. Герхард снова вытащил его из боя.

– Жив? Вытащил? Он… Он что… – Полина растеряла все слова от волнения.

– Потерял много крови. – Отец Альбрандт вновь устремился дальше по системе, ведя за собой родных. – Гера и Эрик тоже ранены, насколько я его понял. И крепитесь. По сводкам Феликс погиб.

– Нет! Ав! Не может быть! Нет! – воскликнула Милана. Полина подавилась вдохом.

– Нет…

– Разбился, упав с Теремного моста в реку на мотоцикле. Это всё, что я знаю. Подробности у Лапок.

Горе набросилось на рассудок, подобно чумной крысе, дурная весть ослепила, лишила самообладания.

Юра тяжело ранен. Феликс погиб.

Полина бежала за Венедиктом и Миланой, глотая слёзы, комкая сожаление.

Кот на Кавасаки выглядел неуязвимым супергероем, со славой выходившим из любой паршивой ситуации. Как так вышло? Что случилось? В смерть Феликса не верилось. Но это передали Лапки.

«У него ведь малыш», – вспыхнула мысль, добавившая горести.

…Они нашли Геру привалившимся к обшарпанной стене Паука. Эрик был рядом и устало перевязывал распластанное, бурое от ран тело на коленях друга. Полина с трудом узнала мужа и других гамм.

Боже… Они были сплошь искусаны.

Гера мутно глянул на прибывших одним правым глазом. Из-под века левого текла кровь. На его руке, которой он придерживал Юрину обмотанную бинтами голову, недосчитывалось двух пальцев. На той, что опиралась о стену – ещё одного. Эрик лишился в битве хвоста и то и дело сплевывал юшку из разодранного рта. Полина рухнула перед ними на колени. Юра лежал без сознания и дышал еле-еле, а повязка на его горле успела высочиться алым.

– Его изрядно потрепали, – с трудом прошлепал изрезанными губами Эрик. – Ты бы видела, как мы дрались. Не как крысы, как львы.

Их униформы темнели многочисленными разрывами. Им самим требовалась помощь, но они оказывали её другу, бинтуя его живот. На иссечённой вражьими резцами груди Юры тускло мерцало обручальное кольцо. Видя голое мясо на культях пальцев Герхарда, Полина сразу поняла, почему муж предпочёл не носить символ их союза на руке.

– Юрочка. – Она позвала, тихо гладя лицо мужа – едва ли не белее его повязок. Юрины веки точно слиплись, а дыхание вырывалось из горла с трудом. – Юр. Не умирай.

– Он тебя не слышит, – бросил Венедикт, перебирая раскрытую аптечку. – Нужно привести его в чувство. Здесь был адреналин.

– Юра, – капли Полининых слёз упали мужу на дрогнувшие усы, и тот слегка улыбнулся – криво, нежно, как если бы видел прекрасный сон.

– И меня… На нити тонкой, – чуть слышно прошептали его губы, – безнаказанно шутя… С-своенравною ручонкой… держит д-девочка-дитя…

– Юра! Ты меня слышишь?

– Я тебя люблю.

Его веки задрожали, приоткрываясь. Он силился взглянуть на неё, водя у кромки ресниц блуждающим зрачком. Собрался с волей, чтобы очнуться. Нашёл всхлипывающую жену. Залучился радостью.

– Паулина…

– Я здесь, Юр. Я с тобой.

– Поцелуй меня.

Она приникла к его холодным, почти неживым губам, и он слабо ответил. Улыбнулся чуть шире.

– Это не сон. Не агония. Любимая.

– Юрочка, живи.

– Не послушалась. Не отсиделась в бункере. Упрямый реб-бёнок.

– Как ты, любовь моя. – Она удостоилась самого нежного взгляда.

– Где Гера?

– Вот он я, брат. – Шарнхорст поддержал голову Альбрандта так, чтобы тот мог увидеть его. Юрец с беспокойством ощупал бинт на своём лбу.

– Опять… голова…

– Цела, цела, – утешил его лучший друг. – Искусана, но черепушка не пробита.

– Ты меня обманываешь… – не поверил Юрец и коснулся крови на щеке Шарнхорста. – Гера, ты красавец… Два глаза на двоих?

– На себя посмотри, шушара драная!

– А Эрик? Папа? Борец…

– Сын, – Венедикт Карлович взял его запястье, растёр и, прижав вену, ввёл препарат. – Доктор Крюгер уже спешит сюда.

– Не хочу. В госпиталь, папа, не хочу.

– Крепись. Ты дрался храбро, как и все наши беты.

– Беты?.. – Юра аж взбодрился. – Наши беты дрались… Ох, умора…

– Твои беты. – Альбрандт-старший указал на потрёпанных Лапок. – Те, кто достоин ими быть. Я устрою переранговку.

– Не понимаю… А где альфа?

– Перед тобой, сынок. Ты отныне первопомётный главы города.

– А я второпомётный, брат! – поддакнул из-за отцовского плеча встревоженный Боря.

– Как? – Лекарство подействовало быстро, Юра попытался подняться, и Полине с Борькой пришлось придавить его плечи, чтобы он не перенапрягался.

– Лежи, лежи, Ганса ради! У него брюхо вспорото, – шепнул Гера Полине. – Заставь его не двигаться.

– Где Эрфольг? Он вышел?

– Выйдет, не беспокойс-с-ся, – из глубины колодца выступила на мягких лапах Аста. – Денька через два в виде погадки. Могу отдать для погребения с почестями.

– Фу, ужас! Позорная смерть! – хором завозмущались беты.

– А… Где Феличе? – Юра напряг память. – Он уводил тех крыс… За собой на м-мотоцик-к… Где он?

– Астарта! – Полина взмолила кошку, – твой брат, он… скажи, это правда, что он погиб?

Кошка закатила жёлтые глаза.

– Его геройство однажды выш-ш-шло бы ему боком. Скажу так. Ш-ш-шесть жизней из девяти он сегодня потерял. А я, собственно, за носильщ-ш-щиками. Дина его тащ-ш-щить не в состоянии. Я тоже. – Аста показала изорванную в бою спину.

– Он жив⁈

Венедикт моментально включился и отправил Бориса с парой дельт помочь котам. Пока Полина перевязывала Геру с Эриком, а Милана – своего любимого, в трубе раздались шаркающие шаги, и к Лапкам присоединился их почти потерянный участник. Фел висел на плече у Борца и улыбался так по-хулигански, что Полине стало ясно – несносный кот порезвился на славу и ни о чём не жалеет.

– Моя нога-а-а, мя-я-яу-у-у, – застонал он, когда его положили рядом с Юрцом.

– Ты псих. Но спасибо… Брат.

– Юри, если тебе кажется, что тебе сейчас больно… Мя! Просто знай, мне в сто собак больнее!

– Не. Оскорбляй. Собак! – прозвенел грозный девичий голос. – И не говори мне о боли, кот!

– Дина!

Кривящуюся, мокрую Овчарову внёс на руках Андрей. Огляделся, очевидно, различив среди разномастных пятен самое яркое и отнёс собаку к Полине.

– Хорошо, что я в юности учился управлять катером, милая. Сегодня пригодилось!

– Ты? Я не знала! – Полина помогла спустить Дину, и поняла, что отец тоже успел вымокнуть. – Ты их вытащил? Из реки?

– Да, несло мимо.

– Дина, ты что, прыгнула за ним? – в свою очередь изумилась Милана.

– Я увидела, что он барахтается, и сыграла в собаку-спасателя, щенка. Всё-таки триатлон это ещё и плавание!

– Я сломал всё, что можно, – попенял Феликс, лёжа рядом с Юрой. Тот вовсю улыбался и сжимал перчатку друга.

– Ты жив. Мы живы.

– И не всё, что можно, а плечо и бедро. Тебе умопомрачительно везёт, проходимец. – Аста помогла снять его стёсанный шлем.

– И мой Кавасаки…

– Возблагодари Бастет и грифонов, что они добили твоих врагов!

– Папа, ты же слепой, как ты их заметил в реке? – Полина обняла отца.

– У меня, как у всякого опытного крысолова, очень тонкий слух.

К тому моменту прибыл доктор Крюгер, или как там его величали, со своей санитарной командой, и принялся заниматься ранеными. Венедикт Карлович, которому, как альфе, предложили помощь первому, отмахнулся от врачей, велев повременить с ним в пользу самых тяжёлых. Оправил продранную униформу и степенно подошёл к отцу Полины. Протянул перевязанную ладонь. Тот уважительно пожал её.

– Я бесконечно благодарен тебе, Андрей. Как новоизбранный глава города я возмещу старую обиду и заплачу тебе столько золота, сколько ты способен увезти.

– Не стоит, Венедикт, – тот философски усмехнулся в бороду. – Я ехал сюда не за золотом. Да и, будем честны, самое дорогое мне золото вы всё равно не отдадите. – Он показал на дочь, помогавшую уложить на носилки Юру. Та чмокнула губами, показывая папе, что любит его. Венедикт смутился на миг, и потом сказал, вопросительно глядя на Полину:

– Обещаем его преумножить?

– Ты слышал, Альбрандтечка любимый? – Полина поцеловала руку мужа. – Нужно поправиться. – Счастливый Юра сонно мигнул глазами из-под кислородной маски.

– Венедикт, – не преминула вставить слово Астарта. – Мы помогли спасти город…

– И вы получаете все его мосты, – твёрдо сказал альфа. – Равенство отныне и навсегда.

– Ура-а-а! Свобода! – запрыгала Милана. Глава города поймал её за лапку.

– Рано радуешься, собака. Кому свобода, кому узы брака, м? – Это прозвучало как недвусмысленный намёк.

– Да легко, Венечка! – Она скрепила согласие поцелуем.

¹ – «добро пожаловать» (нем.)

46. Полина

Полина выгребала сетчатым совком помёт ящериц. Просеивала песочек и выбрасывала в урну похожие на птичьи кругляшки. Перчик приглядывался к ней настороженно и недоверчиво, словно забыл за время отсутствия на работе или переживал обиду. Полина грустно протянула ему зофобаса.

– Не злись, мой сладкий. Я ненарочно тебя бросила.

Красный агам с аппетитом съел подарок и, кажется, подобрел. Рауля Эрфольга, а вернее то, что от него вышло «через пару деньков», захоронили в семейной могиле на лютеранском кладбище. Прямых потомков он не оставил, так что власть и ключи от городской системы по полному праву перешли Альбрандтам. Шалмей тем же победным днём с почестями вернули в Вернисаж. Вступительные экзамены в невгородскую консерваторию Полина благополучно пропустила, пока сражалась с крысами против крыс. Чуть-чуть не успела податься.

Она могла бы и не обещать этого папе. Желание играть вернулось вместе с силой и осознанием собственной избранности. Всё-таки каждый гобоист уникален, и за каждым инструментом стоит личный, неповторимый талант.

«Ну и ладно, – думала Полина, забирая у Перчика миску из-под овощей. – Будет год, будет пища. Подготовлюсь как следует и поступлю. Жизнь продолжается».

Сразу после вступления в должность альфы Венедикт сумел договориться с королём о снижении цен на рыбу на полпроцента.

Полпроцента, Карл!¹ Полине было и смешно, и дико. Ради этих мизерных подвижек вершилось массовое кровопролитие, и альянс угрожал гибелью целому городу. А после переговоров с Альбрандтом – удовлетворился столь малозначительной победой. Впрочем, никто не озвучивал Полине обороты промысла рыбы, так что… Сколько средств на самом деле составляли эти полпроцента ей оставалось только гадать.

Крысиная возня.

– Ты слышала новости? – Иринка пристала к Полине, облокотившись на край террариума. – В залив у Василька выбросило из канализации какую-то заразу, и МЧС перекрыло все выходы к воде. То ли холера, то ли дизентерия…

– Чума, – подсказала Полина то, что знала раньше СМИ.

– О, точно, чума! Средневековье, блин! – Иринка засмеялась. – Ещё бы Перчик полетел плеваться огнём, да? Как дракон!

– Да. – Полина через силу улыбнулась коллеге.

Чумой занимались собаки. Как и было согласовано с Полканом Германовичем. Доставали тела утонувших крыс, утилизировали их, проводили санацию воды. Полина надеялась, жителям Невгорода в этом году ещё удастся искупаться.

Юра лежал в отдельном блоке реанимации. Как передавал Венедикт, а ему – Феликс, он пребывал в сознании, но с температурой под сорок, которую сбивали антибиотиками и противочумными сыворотками. Все беты тоже подхватили инфекцию. Что и говорить, дружные Лапки, в болезни и в здравии! Один Феликс не заразился, но и перемещаться нормально не мог. Кости ему собрали, полную мобильность обещали где-то через полгода. Герхарду удалось спасти глаз, но врачи прогнозировали потерю зрения процентов на семьдесят. «Кавасаки» Бастова, вытащенный из реки в виде груды металла, восстановлению не подлежал.

Но по сравнению с пережитым это были мелочи.

Полина отдалась работе, чтобы приходить домой только ради сна. К мужу не пускали, и тоска по нему долгими июльскими вечерами становилась распирающей. Можно было просидеть до утра на окне в просторной, пахнущей Юриным одеколоном рубашке, играя на гобое любимые мотивы. Музыка сперва заставляла плакать, вымывая тревоги и боль, а потом дарила облегчение.

Полина не могла поверить, что ещё месяц назад твердила себе о безразличии к Юре. Это казалось немыслимым, а она сама – круглой малолетней дурой. Всё так сильно изменилось за какой-то месяц!

Всё встало на свои места.

Полина нашла истинное призвание и настоящую любовь. Собрала команду верных друзей, с которыми не страшно броситься в огонь и в воду. А медные трубы её и так не пугали, даром, что дудочница. Даже девчонки на работе хором сказали, что Полина повзрослела.

Наверное, это было действительно так. Полина сроднилась с этим городом, с его мостами и артериями, скрытыми под асфальтовой кожей, с его пульсом и подсознанием. Она сделалась его мистической частью.

Сегодня Борец устроил ей согревающую сердце видеосвязь. Шустрый, верткий и такой же бесстрашный, как вся их семья, крысёнок побывал у Юры в боксе – прошмыгнул мимо команды доктора Крюгера незамеченным. Растрёпанный, заросший, синий от швов Юрка лежал в постели без протеза и улыбался просто умопомрачительно – своей неровной улыбкой, бесконечно родной и дорогой. Лепетал что-то – Полина не разбирала что, только целовала и целовала экран, как дарила бы нежность мужу, и плакала от счастья. Вот бы вживую…

Юра стал её счастьем. Скучать по нему было нестерпимо сладко. Оказалось, в разы сильнее тоскуешь, когда тебя взаимно любят.

– Быстрее бы они поправились, да, Перчик? – гладила дружка Полина. – Мне так его не хватает.

…Через полторы недели ей позвонил Юра и радостно поделился, что инфекцию побороли, и их вот-вот переведут в блок выздоравливающих к Дине с её новым искусственным мениском. Тем же днём Перчика купили и повесили на террариум бронь. Узнав об этом, Полина не хотела, но расстроилась. Она умом понимала, что нельзя привыкать к животному на продажу, что рано или поздно их дружба должна закончиться, но что-то в душе кричало – так нечестно. И тем не менее, у агамы появился хозяин. Полине не хотелось гадать, ребёнок это или какая-нибудь девушка, или, может, семейная пара. Просто – он перестал быть её и стал чьим-то. Она старалась держаться, но слёзы нет-нет, да и наворачивались на глаза.

– Ириш, когда его заберут?

– Кажется, завтра, – равнодушно ответила коллега, кормя пауков.

– А, хорошо. – Полина порадовалась, что это случится в её выходной. Она всё равно собиралась навестить Юру. И опять просидела в его рубашке и с оконной рамой между ног, наслаждаясь видом чинно шествующего вдоль полосы залива апельсиново-рыжего солнца. Короткое прерывистое забытьё сморило её под утро, и в этом сне больше не было пугающих снов. Только голосистые дети, толпа смеющихся детей, которых она ласкала по бурым волосикам. Они смотрели на Полину блестящими тёмными глазками, некоторые выпускали длинные жёсткие усишки, а Полина строго наказывала: нет-нет, малыши, нельзя открывать свою суть людям. Будьте осмотрительными и сплочёнными. И держитесь вместе.

Она пробудилась с поворотом ключа в двери и подскочила на кровати.

– Полторамба! Эй! Кто-кто в норке живёт? Крыска-мурыска?

От звука его голоса можно было оглохнуть. От предчувствия близости потерять рассудок. Полина, не помня себя, опрометью выскочила в прихожую и едва не прыгнула на мужа – мужа, исхудавшего и оттого долговязого, с кривыми шрамами над бровью и под челюстью, но живого! – и он мягко придержал её ладонью за лоб.

– Полегче, альфа-фрау!

– Ой, прости. – Полина поумерила нахрап. – Больно? Раны не зажили, да? Юрочка! Ты же должен быть в госпитале?

– Пф-ф-ф, кто меня там удержит, если ты здесь, моя жена, моё сокровище! Думаешь, ты одна мастерица сбегать оттуда, где велено отсиживаться? – пожурил Юра, придерживая воротник куртки, и потянулся к ней с поцелуем.

Любимый, самый лучший, самый достойный в мире мужчина! Её самец.

Сознание повело от захватившего счастья. Полина проглотила капельку его ласки и зарделась.

– Ты дома.

– И не я один. Со мной мои беты! – Из-за спины первопомётного альфы выглядывала его вечная, буйная шушара. Полина приласкала поочерёдно Герхарда, Эрика и… Фела, Ганс побери, Фела, висящего на костыле и растянувшего истинно чеширскую² улыбку!

– К вашим услугам, прелестная трубадурша – бета-ноль! На официальных началах, – важно склонился Феликс. – Или, если быть точным – доверенное лицо альфы по связям с кошками!

– Первый кот, воспитанный в системе крысами, кем тебе ещё быть? – подколол его Эрик.

– Ребята…

– И это не всё! – С напыщенным, хоть и помятым видом сообщил Юрец. – Я решил, что нашей семье помимо этих болванов необходим третий. Для полного счастья.

– Чиво?

– Ты изменяла мне с ним, грешница, я же знаю! Мне доложили. – Юра расстегнул куртку, и оттуда на Полину глянула пара знакомых широко разнесенных, внимательных глазок.

– Перчик!!! Перчик!!! – Полина скорее подхватила любимца и расцеловала его так, как мужа никогда не баловала.

– Ну вот. Я же знал. Неверная особа, – упавшим голосом пожаловался Лапкам Юрец и схлопотал поцелуй благодарности.

– Юрочка, ты лучший!!! А ты террариум ему взял?

– Да, конечно, привезут в течение дня.

– А лампы?

– Разумеется. Полундра, я ознакомился с содержанием «бородавок», пока лежал в реанимации, – доложил муж.

– И песочек?

– И песочек.

– И совочек?

– И совочек.

Беты тем временем гоготали над ними, как ненормальные.

– А еду ему взял?

– Еду? Так… Салат же? Я что-то забыл? – Юра растерялся и почесал затылок.

– Эх ты, орднунг раттенменш! Он ест насекомых!

– О, scheisse, точно, – Юрец переглянулся с друзьями.

– А я тебе говорил! – Отозвался Феликс, цокая костылём по коридору. – Голова дырявая!

– Зато мозгов побольше, чем у котов! Сейчас привезём! – Юра направился к лифту. Беты затопотали следом. По-видимому, теперь они стали и вовсе неделимы.

– Подожди! – Полина рванула за ними. – Подождите! И мы едем.

Они утрамбовались в Юркину машину, шутя и смеясь, доехали до «Экзотерики» и набрали ещё кучу всего – и пинцет для кормления, и мисочку для овощей, и контейнер для сверчков, и большую красивую кору, чтобы Перчику было на чём греться. Беты хохотали и мерились корягами, а Фел тайком от них вынес на кассу из морозилки килограмм крысиных тушек в термопакете. Гера водил по инсектариям подслеповатым глазом с большим бельмом на нём и потом обернулся на Полину здоровым правым:

– Как-нибудь забегу за пауком. Давно хотел себе жирного мохнатого паука!

– Тогда бери девочку! – порекомендовала Полина. – Они по двадцать лет живут!

– М-м-м, и у меня будет настоящая фрау Шарнхорст! – подыграл ей Гера на потеху альфе с бетами. – Гертруда. Назову её Гертруда фон Шарнхорст. А тут внизу кто живёт?

– Змеи, – коварно подсказала Иринка.

– Всё, Лапки, поехали отсюда нахуй! – как-то слишком споро созвал своих Юрец, а те, кроме Феликса, и не протестовали.

Дорога домой продолжала быть весёлой и буйной. Полина устала смеяться, а Перчик на её груди пригрелся и лишь чуть высовывал кончик морды, удивляясь тому, с какими неразлучными психами ему придётся сосуществовать. Юра вёл «банку колы», шутя с друзьями то по-родному, то по-баернски, когда узорчатая узкая лента вдруг выползла ему на плечо словно бы из ниоткуда.

– Verdammt, das ist eine ficken Schlange!³

– Miststueck! Scheissedreck! Verdammte Scheisse! – Крыс выдуло из машины в одно мгновение. Они скучились у канала, пока Полина выудила из недр «Бэхи» ровно настолько же перепуганного потеряху-полоза. Так вот куда он делся! Наверное, в кору залез!

– Ребят, да он же совсем маленький! – Она, покатываясь над переполошённым видом этих бравых головорезов, показала из окна змейку. Крысы разом вскрикнули. Феликс забрал найдёныша и бережно поцеловал.

– Ссыкуны грызливые! Испугались червяка!

– Убери! Nimm es weg! Убери! – заголосили они.

– Он мне нравится!

– Вот и женись на нём! Чокнутый кот! Угораздило же связаться! – наперебой рассыпались в напутствиях Лапки.

– Я вас обожаю, – отсмеялся необидчиво Феликс и подмигнул Полине. – Ну разве они не прелесть?

Фрау Альбрандт и спорить не бралась. Только про себя отметила, что уговаривать ненаглядного первопомётного альфу на покупку питона придётся очень и очень долго.

¹ – отсылка к цитате из сериала «Ходячие мертвецы» Фрэнка Дарабонта.

² – отсылка к «Алисе в Стране Чудес» Льюиса Кэролла.

³ – «Пиздец, это ёбаная змея!» (нем.)