Текст книги "Ночной позор"

Автор книги: GO-блин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Вампирка под шумок умудрилась куда-то смыться. Меня сгрузили в милицейскую машину, сковав руки, дверца с кастрюльным звоном захлопнулась, и бобик тронулся.

Ужас липкими пальцами сковал мое сердце. Тюрьма, блин! Я там не выдержу, у меня натура неподходящая! Это даже хуже армии.

А-а-а-а!

Машину качнуло на ухабе. Я подпрыгнул и ударился головой о жестяную стенку. Эта болезненная процедура удивительным образом прочистила мои мозги, мысли перестали носиться по черепной коробке, выстроившись в очередь, каждая согласно распорядку.

Я потряс наручниками, словно ожидая, что они спадут сами по себе. Нет, господа. Это вы лохов будете так задерживать. Меня простыми железяками не остановишь, ага. Кратковременная служба в оперативном отделе, помимо массы впечатлений, позволила мне приобщиться некоторых профессиональных приемов и тайн.

Как же нам показывали… Не надо было спать на занятиях! Так и дал бы себе в рыло за раздолбайство.

Я глубоко вздохнул, зажмурился и произвел несколько манипуляций, вполне доступных даже простому, не владеющему магическим талантом человеку… и ничего не получилось с первого раза. Так, еще разок… Ну вот, теперь лучше.

Я потер опухшие запястья. Почему от наручников руки болят?

Теперь нужно было разбираться с моими конвоирами. Я потер виски, задев ненароком свежую ссадину, и уставился немигающим взглядом в зарешеченное окошко. По статистике, более половины населения земного шара обладает повышенной внушаемостью. Голова, правда, болит от таких фокусов, но положение того требует. Приходится идти на жертвы.

– Слышь, Лех, че-то мне так вдруг жрать захотелось,– сказал один из милиционеров.– Давай остановимся, а?

Но второй был более морально устойчив.

– Да погоди ты! Отвезем этого, а там пожрем. Мне мама голубцов в банке завернула, еще теплые, может бьпъ.

Черт, кажется, я и себя ненароком загипнотизировал! Теперь меня этих голубцов призрак неотступно преследует. Таких душистых, вкусных, свежих, горячих…

Ладно, с голодом не вышло, попробуем с другими человеческими слабостями.

Первый милиционер, бедняга, в ближайшие несколько минут вынужден был ощутить наплывы внезапного сексуального чувства, дикое стремление выпить водки, желание побриться, вымыть ноги и, наконец, уснуть. Вот с последним я в самую точку попал. Как в «Приключениях Электроника» было, помните кино? У каждого есть своя кнопка.

Сидевший за рулем милиционер отчаянно зевнул, хрустнув челюстью, и уронил голову на руль. Кажется, я перестарался. Окажись мы на оживленной трассе, еще не известно, чем бы все закончилось. Бобик с мирно храпящими милиционерами мягко съехал с дороги, плавно прокатился по горкам и застрял в каких-то кустах.

После того как я сумел отделаться от наручников, защелку с той стороны открыть оказалось и вовсе детской забавой. Я отвернулся, заткнул уши и устроил небольшой, но страшно эффектный взрыв.

Как только милиционеры мои не попросыпались?

Дверку вышибло, она покрутилась немного в воздухе и упала в нескольких метрах от машины. Меня в этой консервной банке малость оглушило, но это уже издержки производства. Ч-черт. Я выбрался из бобика и поспешил прочь, увязая в свежей весенней грязи.

На трассе, конечно, машину никто для такого пассажира не остановит. Весь побитый, грязный, глаза поди безумные от выдавшихся переживаний…

Я вытер нос, всхлипнул от неописуемой к себе жалости и прихрамывающей трусцой побежал в город.

ГЛАВА ВТОРАЯ
Просто. Надо же было куда-то деваться

– Вы здесь что, товарищ, забыли? – строго спросил Утка. Оперативник вышел ко мне в трусах и майке. От него густо пахло воблой и пивом. Своим могучим телом Утка загораживал вход в квартиру, для пущей убедительности еще и выдвинув вперед плечо.

– Какой я тебе товарищ? – удивился я.

Утка сощурился и напряг астральный взор.

– Ух ты! И чем вызван маскарад? Хотя сработано, должен признать, весьма удачно. Даже я не сразу догадался.

– Какой еще маскарад? – не понял я.

Утка без слов схватил меня за шиворот и вволок в прихожую, предварительно бросив быстрый взгляд на площадку.

Из зеркала на меня пялился какой-то совершенно незнакомый хмырь за сорок, самого бандитского вида, оборванный и избитый.

Так это же Гоня, выходит, забыл личину снять! А я и не заметил…

– И кто тебя так отделал?

– Девка,– вздохнул я, прикасаясь к вздувшейся под глазом опухоли.

– Говорил тебе, пошли в спортзал! – развеселился Утка.– Я бы тебя в полгода поднатаскал, и никакая девка была бы уже не страшна.

– У тебя горячая вода есть? – мрачно спросил я. Обсуждать мою физическую форму на данный момент было, мягко говоря, бестактностью. Просто девка попалась могучая. А с простой я бы одной левой…

– Напор хреновый, не знаю, зажжется колонка или нет. Козлы в водоканале опять экономят.

Колонка зажглась. Утка затащил меня в ванную, и, не обращая внимания на попытки высвободиться, принялся по очереди окунать мое лицо в два тазика, с горячей и холодной водой.

Я шипел и ругался, пытаясь лягнуть его в какое-нибудь место поуязвимее.

– Терпи, коза. А то мамой будешь!..– говорил оперативник.

– Что?

– Терпи, казак, говорю! В руководители выберут! Да прекрати ты брыкаться, в конце концов. Для его же блага стараюсь! – пожаловался Утка непонятно кому.

– Я и так терплю.

– Плохо терпишь! Ты должен как мужик терпеть! С удовольствием.

– С удовольствием… знаешь кто терпит? – я еле успевал вворачивать фразы в перерывах между погружениями.

Утка после нескольких неудачных попыток сумел наконец избавить меня от личины. Потом мы долго сидели на кухне, и я рассказывал о своих сегодняшних злоключениях.

Временами оперативник громко смеялся, переспрашивая:

– Что, прям так и сказали? А потом в морду? Ну ты даешь, брат! В тебе талант наверное урыт, к неприятностям.

– Может, и укрыт,– буркнул я.– У тебя, кроме пива, больше ничего нету?

Утка полез в закрома и вернулся оттуда с бутылкой.

Я брезгливо сморщил нос.

– Это что еще за дрянь непатриотическая? А ну быстро мне полведра самогона, сала и лука!

– В начале войны, когда я партизанил, мы у немцев три цистерны спирта отвоевали,– поделился Утка, разливая по стаканам виски.– Спирт технический был, вонял страшно, его немцы в цистерны из-под бензина слили, чтоб собственная команда не перепилась. Немцы и не перепились, может, а нас разве запахом каким-то остановишь? Вот с той поры я, не поверишь, как на водку взгляну, так сразу тот спирт вспоминаю. А на бензин я даже смотреть не могу, так воротит.

– Хорошо еще, что спирт не метиловый был,– я решил блеснуть своими медицинскими познаниями.– От метилового человек сперва слепнет, а потом умирает. А вообще, как бывший медработник заявляю, всякую барбасянку пить недостойно высокого звания венца природы.

Тема эта была страшно близка моему сердцу, ведь мой уход из отдела по сохранению останков здравоохранения отмечался крашенным зеленкой денатуратом, отпущенным на наш отдел для дезинфекции и профилактики профзаболеваний. После того денатурата меня так обсыпало, что на люди было страшно показываться, а тошнило просто несказанно. Еле оклемался. Правда, на следующее утро все равно пришлось остатки допивать, чтоб начальство ничего не заподозрило.

К моему глубокому, должен сказать, удивлению, на сообщение о бесчинствах вампиров Утка отреагировал совершенно спокойно.

– Да знаю я о таком! – махнул рукой оперативник.– Давно уже слухи ходят. Пускай себе резвятся. Сам посуди, вред минимальный, а если разобраться, то многие мужики сами пол-литра крови за головокружительный секс с обворожительной красавицей отдали бы. Получается, так сказать, взаимовыгодный обмен. Симбиоз.

– Они знаешь, за что кусают? – страшным шепотом сказал я.

– Да за что бы ни кусали! Вампиры такие раны заживлять хорошо умеют, проблем с потенцией от этого не возникает, даже наоборот. Мой… знакомый один так даже излечился. Никакие врачи не помогали, а вампирке дал… пососать… крови. Так потом заработало, говорит, бывает даже среди дня, как в юности, приливы беспокоят.

Нет, на такое я все равно не согласен. Пусть хоть какая она будет, но кровью своей жертвовать, это как-то, знаете…

– Что застыл? – прикрикнул я на Утку.– Разливай!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
…в которой я соглашаюсь помочь оперативно-следственной работе. Потом жалею

«…Маньяк, уже более полугода разыскиваемый уголовными органами, вчера совершил попытку изнасилования очередной жертвы. По словам очевидцев составлен фоторобот преступника, милиция просит всех свидетелей сообщить о себе по телефону…»

На экране появилось изображение, удивительно непохожее на созданный Гоней облик.

Маленький черно-белый телевизор марки «Электрон», пристроенный Уткой рядом с заброшенным кухонным комбайном, мерцал экраном, вызывая переутомление аккомодационной мускулатуры.

От нечего делать я принялся моргать, пытаясь выловить зловредный двадцать пятый кадр.

Сонный Утка, пошатываясь, выбрался на кухню, помахал мне пятерней, в растопыренном виде приравнивающейся к среднего размера совковой лопате, и направился в ванную. Скоро оттуда донеслись шум льющейся воды, холодной, колонка-то выключена, и бодрое фырканье.

Я еще раз порадовался, до чего удачно все получилось. Пусть ищут своего ужасного маньяка.

Утка вышел, взбодренный после купания, и принялся носиться по кухне, напевая что-то из попсы.

– Ты мне вчера жаловался, что с деньгами туго стало,– сказал он, скорее заключая, чем спрашивая.

Жаловался? Что-то не припомню. Это до третьей бутылки было или после? Ах, мы же эту, третью, так и не допили, Утка же ее разбил, проклятый!

Я его потом еще обзывал почему-то неврастеником. Хотя кто сейчас врастеник?..

– Я тут подумал. Можно твоему горю помочь. Хочешь заработать?

– Ага,– ответил я и на всякий случай сделал глупое-преглупое лицо, как бы намекая: с меня, в случае чего, спросу мало.

– Это даже хорошо, что ты подвернулся! – мы втиснулись в переполненный троллейбус. Одной рукой я держался за мобильный телефон, другой – за какую-то гражданку.

– Тут как раз место случайно освободилось. Человек, понимаешь, пострадал.

– Как пострадал? – заинтересовался я. Хороша, блин, вакансия.

– Молодой человек, не могли бы вы подвинуть свою попу? – молодая, симпатичная девушка, а так говорит. Я почему-то даже смутился. Какая ей еще попа?

– Я бы с радостью,– говорю,– но вы так к ней все время прижимаетесь, что у меня сил нет лишать вас удовольствия.

Девушка почему-то обиделась и попыталась отодвинуться. Это с ее стороны было явной ошибкой, потому что какие-то тетки, ждавшие этой возможности еще со вчерашнего вечера, тут же принялись ругаться.

– Молодая, а толкается! – гневно вскричал пенсионер с галстуком.

– Развелось! – басом добавил кто-то с сиденья.

– Контролеры безбилетника поймали! – с наслаждением сказали в другом конце троллейбуса.

При упоминании о контролерах Утка улыбнулся, а я немного грустно вздохнул. Поскольку ТТУ было нашей крышей, все сотрудники Контроля имели негласное право на бесплатный проезд. Я, как изгнанный из рядов, был теперь его лишен.

– Запомнил? Сегодня вечером, в девять, у вокзала,– еще раз повторил Утка на прощанье.

Мы отправились каждый по своим делам.

Утка, видимо, применил-таки какое-то волшебное средство, или терапия горячей и холодной водой помогла, но синяки мои почти сошли, так что даже не слишком бросались в глаза.

Крошка Лили, впрочем, все равно заметила и всплеснула руками.

– А,– я сделал рукой неопределенный жест и добавил самым героическим своим тоном,– их было трое.

Только природная скромность и отвращение ко всякого рода украшательству помешали мне в полной мере проявить свой талант рассказчика.

Крошка Лили восхищенно слушала, подпиливая ногти. Жалко, Гони сегодня нету, я бы и ему о своих необычайных приключениях рассказал.

Хотя нет. Он принялся бы завидовать моей славе и попытался бы сжить меня со свету.

Утка ждал меня в условленном месте, на площади Великих Свершений, под аркадами. Оперативник был одет во все темное, чтобы легче было слиться в случае чего с покрывавшей город тьмой. В связи с прорехами в городском бюджете тьма эта покрывала улицы с заходом солнца: на фонари денег не было. Если бы не редкие машины и магазинчики, широкие окна которых светили чистым белым светом, можно было бы подумать, что город умер.

– Только гляди, никому ни слова! – строгим голосом сказал оперативник.– Если спросят, скажи, ничего не видел, ни в чем таком не замешан, жил честно-благородно.

Мы прошли сквозь пустынный рынок, железные ряды гудели на сквозняке, мимо дравшихся бомжей и стаек бездомных собак, терзавших окровавленные кульки, в которые недавно заворачивали мясо. Горе городу, где псы собираются в стаи… Кто помнит, откуда цитата?

Потом мы пересекли еще одну площадь, вкруговую обнесенную трамвайной колеей, и ступили под широкие своды построенного еще в пятидесятые годы вокзала.

На вокзале нами заинтересовалась милиция.

– Сержнт Прдрпрдр,– невнятно представился пузатый сержант. Он и его свита обступили нас с Уткой плотным кольцом.– Документы ваши можно, молодые люди?

Мы повынимали паспорта.

– А в чем дело, капитан? Мы с товарищем ждем пригородный поезд до Ухрупинки. Едем проведывать безвременно ушедшего от нас в запой друга.

Сержант недоверчиво покачал головой. Видимо, история про безвременно ушедшего в запой друга показалась ему подозрительной.

– А ну, дыхни,– попросил он Утку. Я напрягся. Мало ли, уже должно вроде за столько времени выветриться, но кто его знает…

Меня проверка сержантского пытливого носа, по счастью, миновала, потому что на другом конце зала, у касс, раздались вдруг какие-то вопли. Милиционеры, придерживая фуражки, поспешили туда.

– Ты че так напрягся? – Утка дружески хлопнул меня по плечу. Синяк, наверное, останется.– Мы пустые, милиции бояться нечего! Я тебе, когда бояться надо будет, отдельно скажу.

Утешил, блин.

– Ни о чем пока не спрашивай, после все расскажу,– сказал Утка.– Сперва постоишь, затем, как время придет, я тебе свистну, поможешь. Понял?

Понял, что ж тут не понять. Только стремно все это, ох как стремно!

Мы выбрались на перрон. Утка спрыгнул прямо на рельсы и в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее нас от следующей платформы. Мне оставалось только последовать за ним, несмотря на то, что я все время боялся преследовавшего меня во сне поезда.

Ах, я об этом вам еще ничего не рассказывал? Слушайте: часто снится, замучило уже. Иду я, значит, вроде как по шпалам. Слева тянутся горные вершины, а слева низвергается водопад. А посреди всего этого великолепия…

– Ты что, совсем идиот? Тебя чему в детском саду учили! – орал на меня Утка. Его крепкая рука едва ли не в последний момент вытянула меня прямо из-под колес отчаянно гудевшего паровоза.– По сторонам смотреть, когда дорогу переходишь!

– Прости, замечтался,– сказал я.

– Смотри мне. А то потом придется еще в больницу тебя волочь с отрезанной ногой.

За этим веселым разговором мы и не заметили, как дошли до самых дальних запасных путей.

– А че делать-то надо будет? – вопрос я задал как нельзя более кстати, что вообще мне очень свойственно.

– Ничего страшного,– махнул рукой Утка.– Пойдем на небольшую сделку с врагом.

Я поперхнулся.

– Что? С каким еще врагом? Ты это, как хочешь, а я, пожалуй, того… Туда… Пойду, что ли…

– Не пойдешь,– убежденно сказал Утка.– Иначе я Закидону расскажу, как ты девкам хвастался, что он твой внебрачный папа.

Внутри у меня все похолодело. Об этой моей шалости, как я думал, никто не знает.

– Откуда? Как? Кто?

– Нашлись источники,– самодовольно надулся оперативник.– С этой дурой весь отдел спит.

Я с размаху хлопнул себя по лбу. Тоже мне, герой-любовник. От злости хотелось биться головой о шпалы. И я еще на эту… На нее! Потратил столько…

– Хватило бы трех бокалов пива,– словно прочитав мои мысли, заявил Утка. И, решив очевидно добить меня, добавил.– Хотя я обошелся пачкой стикеров.

– Что еще за стикеры?

– Потом покажу. Удивительная штука, а, главное…

Утка вдруг ухватил меня уже привычным движением за шиворот и мы залегли.

– Вот они, проклятые враги,– жарко прошептал оперативник мне в самое ухо.– Разворовывают народное достояние.

Я осторожно приподнял голову и разглядел каких-то волшебников, со страшными ругательствами перегружавших невнятного вида мешки из вагона в грузовую машину.

– Бандиты,– с отвращением проговорил Утка.– Все волшебники как волшебники. А эти не желают признавать над собой юрисдикции Контроля, требуют самоопределения и полной самоорганизации, будь они прокляты. Спрашивают, кому на Руси жить, а кому хорошо? Почему не нам? Почему кому-то?

– И что тут такого? – удивился я.– Я тоже время от времени…

– Не понимаешь ты еще всей глубины вопроса. Все дело в том, что они – плохие.

У-у-у…

– Так значит…

– Прекратить бубнить! Продолжать наблюдение!

Я и продолжил. Но Утка, забыв, что только что сам затыкал мне рот, сказал:

– У меня идея.

– Что?

– Идея, говорю, у меня. Погоди, сейчас я запасную морду надену…

Оперативник напрягся и начал менять свой облик. Затем, даже не предупредив, он за шиворот поднял меня и мы, упираясь и отнекиваясь… Вернее, это я упирался и отнекивался… Двинулись прямо к разгружавшим вагон бандитам.

Мафия бывает простая, а бывает и волшебная. Ну и что, что вы до сих пор о ней ничего не слышали. Я вот до вчерашнего дня понятия не имел о хирургической контрацепции, а она, оказывается, есть. Марадона себе делал.

Организованная преступность всегда оказывается организованней тех, кто с ней организованно борется.

Страшные слухи о деяниях Ночных Бандитов будоражили волшебную общественность. То там, то здесь время от времени всплывали трупы с перерезанными линиями жизни. О финансовых махинациях говорить вслух и вовсе не рекомендуется.

– Учти, я – свободный брокер,– шепнул мне Утка.– На товар их вывел, за что мне причитается процент.

– А я как же?

Но задавать вопросы было уже поздно.

Бандиты переносили народное достояние в «КамАЗ» с военными светофильтрами на фарах, очевидно, чтоб маскироваться от самолетов, вертушек и спутников наблюдения. За «КамАЗом» притаился злой широкий «БМВ».

Нас встретил какой-то парень, весь на изменах, еще почище меня, с потными ладонями и бегающим взглядом. Одет, правда, прилично.

– У нас готово,– сказал он Утке, с опаской поглядывая то на меня, то на оперативника.– Проверим подлинность, получите деньги.

Перепуганный парень отошел, а я шепотом спросил у оперативника:

– Это что вообще такое? Мы что здесь делаем?

– Как что? Нарушаем закон, входим в запрещенный контакт с подрывным элементом, раскрываем секретность, подрываем устои…

– Как? – удивился я. При всем моем раздолбайстве некоторые правила кажутся столь очевидными, незыблемыми даже, что нарушать их никогда не приходило мне в голову. Например, бандиты – это бандиты, а мы – это мы. Типа, Контроль… Защищает простых волшебников, значит, от…

– Вот смотри,– сказал Утка.– Это какие-то шестерки. Решили урвать добычу вперед солидных людей. Которые, кстати, тоже по моей наводке, скоро сюда подъедут. С государственным имуществом надо не зевать, тут кто первый украдет, тот и молодчина. Мы к тому времени заберем деньги и смоемся, а бандиты друг друга перестреляют. Стрельба начнется, шум… И появится наш оперативный отряд, который всех и заметет на горяченьком. Я доложу об успешно проведенной операции и сдам в казну тысчонку-другую, для отвода глаз. Тебе тридцать процентов.

– Вы там долго? – нервно окликнули нас из машины.

– Спокойно, юноши,– отозвался Утка.– Сейчас мы с коллегой…

– А мне че делать-то? – прошипел я.– Я тут причем?

– По поводу тебя тоже есть идея…

– Атас!– крикнул вдруг…

Ладно, сейчас так не говорят уже. Пусть будет, например…

– Pydaryasy! – крикнул кто-то по-английски.– Podstava!

Это, видать, подъехали те, серьезные ребята. Сейчас будет мочилово.

Со всех сторон нас осветили фары автомобилей. Я зажмурился, в нерешительности оглядываясь, куда бы смыться.

Опытный Утка среагировал быстрее. Он опять-таки, блин, ухватил меня за шиворот и поволок под «КамАЗ». Мы залегли.

– Где беспредел? Какой беспредел? Ты че так базаришь? – принялись выяснять отношения ребятушки.

Потом началась пальба. Утка хмыкнул:

– Ну кто ж так стреляет? Я бы с одной обоймой больше народу положил…

В его способностях, впрочем, я нисколько не сомневался.

– А теперь слушай,– сказал Утка.– Я хочу тебя своим секретным агентам назначить. Пойдешь в самую главную банду, вроде как шпионом.

– Раскроют! Раскроют и сунут мне паяльник в…

– Не понтуйся, молодой. Я сам кому хочешь паяльник в задницу засуну. Никто нас тебя не раскроет, если все по уму сделаем. Сейчас на счет три ты…

– А можно…

– Нельзя! Сейчас на счет три ты выскочишь и заорешь…

– А если…

– Если ты рот не закроешь, я тебе…

– Слушаю! – поспешно сказал я.

– Выскочишь и заорешь: ложитесь, гады, у меня граната!

– Не поведутся они на дешевый понт. Тем более что и гранаты-то у меня нет.

– Как нет? На, держи,– Утка вложил в мою руку холодную увесистую железячку.

– Главное, чеку ненароком не выдерни. Вот тебе другая, для устрашения. Будешь вести переговоры, а если кто-то вздумает тебя проверить, ты ему это колечко бросишь. А я тем временем…

Скоро стрелять ребяткам надоело, все стихло. Утка выпихнул меня из-под грузовика, и я, не помня себя от страха, крикнул:

– Разбегайся, гандольеры! Подорву всех на хер! К ибеням!

Возня за машинами стихла. Я каждой клеточкой своего тела ощутил направленные на меня смертоносные дула. Держа гранату высоко над головой, я замер, не зная, что делать дальше.

– Мужики,– сказал кто-то.– Это че у вас тут еще за чучело?

– Это не наше,– ответили ему из-за другой баррикады.– Может, местный? От сырости, например, завелся…

Тут все дружно заржали. Я от такого неуважительного к себе обращения рассвирепел. Сейчас кому-то придется раскаяться… По кончикам пальцев моей свободной руки пробежали искорки. Щас я им устрою, карнавал.

Абра-кадабра! Трах-тибидох!

Шутка.

Ну-ка, и-и-и р-раз!..

Груженый «КамАЗ», о котором все совершенно забыли, вдруг взревел, как раненый динозавр, и на второй передаче взрыл колесами покрывавший площадку щебень.

Повинуясь скорее инстинктам, чем разуму, я на ходу перепрыгнул откинутый задник фургона, вскарабкался по груде полиэтиленовых мешков, и, на секунду задумавшись, выдернул чеку и через плечо бросил гранату.

Ну, так я и знал. Ни за что Утка бы мне боевой гранаты не доверил. Так, пугало учебное…

От взрыва у меня что-то лопнуло в ухе. Несколько осколков прошило брезентовый тент, сверху по нему забарабанил щебень.

Ух ты.

«КамАЗ» проехал немного по грунтовке, затем Утка лихо заложил руль, и мы неуклюже перевалили через железнодорожную насыпь.

Я подпрыгивал на всех этих мешках, ежеминутно рискуя оказаться погребенным под ними. Зато мне видно было наших преследователей. Сперва они замешкались, не меньше меня пораженные случившимся взрывом. Хотя нет, пораженные – не то слово. Слишком буквально. Пусть лучше будет «удивленные». А то мало ли что можно подумать.

Потом ребятки опомнились, отряхнули кожаные куртки, уселись в «бэхи» и «мерины» и понеслись вдогонку за нами, позабыв о своих распрях.

Что-то я не понимаю. Я думал, мы будем дожидаться оперотряда, а тут…

Не случайно заводская команда регулярно побеждает в престижном состязании ралли Париж—Дакар в классе грузовиков. Выбери Утка обычную дорогу, нас догнали бы в два счета. Но хитрый оперативник попер прямо в поле, обыкновенное, незасеянное, на удивление, поле. Тряска стояла несусветная. Мешки падали мне на голову, ударяли в бока, прижимали к потолку. Больше всего я боялся ненароком вывалиться. Только покалечиться во цвете лет не хватало.

Зато благодаря тряске наши преследователи были лишены возможности открыть прицельный огонь, что меня несказанно радовало. Постепенно то одна, то другая машина увязали в грязи, и только наш бодро полз по пересеченной местности, презрительно подвывая на передачах.

Когда огни последней машины скрылись в темноте, Утка остановился. Я, пошатываясь, спрыгнул на землю и перебрался в кабину.

– А ты, однако, без башни пацан,– с некоторым уважением в голосе заметил оперативник.– Я бы и то, наверное, гранату не стал бросать. Вокзал все-таки, этот взрыв полгорода слышало!

Я не стал говорить ему, что был уверен в отсутствии у гранаты боевой начинки.

Утка принялся рассуждать, перебирая возможные варианты дальнейших действий.

– Обратно мы теперь не вернемся, машина больно приметная. Надо бы где-то спрятать…

– Мне завтра на работу.

– Мне тоже. Если дело выгорит, не придется работать до конца жизни. А живем мы долго, сам знаешь.

Я невольно задумался, прельщенный грядущими перспективами.

– Жалко, придется теперь всех этих ребят поубивать,– вздохнул Утка.– Еще чего разболтают. Я им всей правды не сказал, но что-то они подозревают, а это уже опасно.

– А что оно там, в мешках? – я, пока меня трясло в кузове, пытался расковырять полиэтилен, но не очень-то вышло, упаковка хорошая, в несколько слоев, проложена еще бумагой.

И ничего сверху не написано, ни сроков хранения, ни «беречь от прямых солнечных лучей», ни «вскрывать без противогаза – опасно для репродуктивной функции».

– Так,– Утка попытался принять страшно неопределенный вид,– груз Минобороны. Какая-то херня, еще с советских времен. Секретная разработка, такого нигде больше не делают.

Скрывает что-то наш доблестный оперативник, по роже видно, недоговаривает.

Но, как мне ни любопытно было, Утку разве проймешь? Оперативник сделал козью морду и заявил, что ему и самому-то ничего толком не известно, к тому же, во многая знания многа печали.

– Есть идея,– сказал наконец Утка.– Я знаю теперь, как ты в ихнее логово будешь втираться. Ты машину водить умеешь?