Текст книги "Ночной позор"

Автор книги: GO-блин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Вы будете менеджером среднего звена, на,– говорили на мне, на, на собеседовании, на,– представлять, на, нашу компанию, на – великая честь, на…– Ладно, на, не буду, на, больше прикалываться, на,– ваш внешний вид и образ жизни должны соответствовать высшим идеалам человека и служащего. Только самые достойные могут надеяться получить эту работу.

Мне пришлось заполнить несколько анкет, некоторые вопросы из которых оказались более чем странными:

«К какому роду (племени) вы себя причисляете?»

«Способны ли вы отличить дружественного афганского воина от проклятого иракского террориста?»

«Что вы чувствуете по отношению к Джорджу Бушу?»

«Какой президент США изображен на пятидолларовой купюре?»

«В каком году произошло восстание Спартака?»

«Сколько медалей сборная США завоевала на зимних Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити?»

«Когда умер известный американский писатель Набокоу?»

«За какую роль Гвинет Пэлтроу получила премию «Оскар»?

И так далее…

Были вопросы провокационные. Например:

«Знаете ли вы, сколько штатов составляют США?»

И сразу после этого:

«А сколько регионов входит в Российскую Федерацию?»

Тут, ясное дело, требовалось отвечать с умом: «пятьдесят шесть» и «не знаю».

На следующий день я оказался принят в славные ряды работников организации общественного питания.

В торжественной обстановке, перед выстроившимся в каре батальоном… перед выстроившимися продавцами и кассирами я прошел посвящение.

Мне выдали бэйджик, где значилось, что я менеджер уборочного цеха, фирменную шапочку и красную тужурку.

Я схватил швабру и приступил к работе. Остекленевшие глаза и заученные движения новых товарищей по работе вызывали подозрение. Я расслабился и пригляделся в них астральным взором.

Система «бэйджик-шапочка» работала как замкнутая цепь. На каждом звене сидело по гипношке, славшему усиленные эманации корпоративного духа.

Моя форма была заражена таким же образом. Я прислушался. С бэйджика неслись сладкие песни о неслыханном карьерном росте, которого можно добиться, тщательно исполняя свою работу. От шапочки прямо на подкорку вписывались инструкции следовать приказам начальства и голосовать за… голосовать за…

Я сплюнул и быстро разогнал духов, чтоб меня чего доброго демократическими ценностями не прохватило.

Придется потом пройти сеанс глубокой ментальной очистки. Пронесет, конечно, как от незрелой сливы, но незамутненная аура дороже. Приходится идти даже на такие жертвы.

Вот вам, впрочем, и состав нарушения астральной гигиены. Но этого все же маловато будет. Тем более что в Америке, говорят, гипношки даже негласно узаконены.

Я вместе со своей шваброй обследовал территорию, разыскивая окопавшегося чародея. Впустую. Помимо выявленных гипношек, сновавших повсюду, в остальном ресторан был совершенно чист.

С тем я и явился к Андрейке.

– Ни за что не поверю,– отмахнулся он.– А если и поверю, то Тромбоцит Эпидидимусович упрется. Ты знаешь, какой он.

– У меня следующая смена в ночь,– сказал я.– Может, удастся чего разнюхать. Только мне бы это… Премиальные, за боевую обстановку.

– Попробуй. Подай прошение. Макрофаг казенные деньги обычно не слишком жалеет. Но это лучше по успешном завершении операции. Иначе можно и на начальственный гнев нарваться.

Я боязливо прошмыгнул сквозь автоматические двери закусочной.

Подобные приспособления всегда пугали меня. Особенно страшны те аппараты в метро, что своими створками способны переломить бедренную кость взрослому человеку. А она, кость эта, между прочим, выдерживает даже вес небольшого легкового автомобиля. Когда я миную такой аппарат, внутри у меня все замирает, а снаружи поджимается.

– Китчен-менеджер Саня заболел. За это мы снизим его в должности,– поприветствовал меня старший ночной менеджер Николай,– теперь,– голос его дрогнул,– в твоей жизни наступает ответственнейший момент. От того, как ты покажешь себя, будет зависеть дальнейшее твое продвижение по службе.

С этими словами он вручил мне новый бэйджик, на котором красовались два крошечных гамбургера.

– Отныне ты – младший китчен-менеджер.

На глаза мои наворачивались счастливые слезы, в горле клокотало. Хотелось только одного, оказаться достойным этого высокого…

Выругавшись, я отогнал навязчивых гипношек.

Старший китчен-менеджер, пузатый студент педвуза Василий, с некоторой надменностью, но вместе с тем просто, по-демократически общавшийся с низшими чинами, ввел меня в курс моих новых обязанностей. Нет, лучше пусть будет: осветил передо мной панораму грядущих работ.

Громадная, сверкающая краской и никелем печка высилась до самого потолка.

– Здесь жарятся котлеты для гамбургеров,– явно довольный впечатлением пояснил Василий,– у нас повсюду полная автоматизация. Видишь, конвейер для кетчупа и горчицы? А там мы заправляем салаты.– Он указал на автомат, разбросавший во все стороны многосуставные паучьи лапы. Автомат этот вполне сошел бы за порождение ночного кошмара.

Пузатый Василий потянул какой-то рычаг, и громадная печь со скрежетом распахнула свое отдающее нездоровым пережаренным маслом чрево.

Я заглянул внутрь и увидел целые наслоения застывшего жира. На потухших электрических спиралях блестели капли. Закопченные плафоны из толстого стекла, обрамленные массивными алюминиевыми кольцами, смотрели насмешливо и хитро.

Я живо представил, как в этом аду, корчась, шипят пузырящиеся котлеты, горячий жир которых так и хочется залить, кажется, шампанским. Или нет? Кто «Онегина» помнит?

Мое шустрое воображение, скооперировавшись с заключенными в каждом из нас потаенными страхами, быстро состряпало такую картину: дверца духовки закрывается, сам собой щелкает переключатель, и отчищающий изнутри холодные противни несчастный ощущает первые волны жара, исходящие от быстро краснеющих спиралей.

– Я туда не полезу,– предупредил я,– я тесноты боюсь. У меня даже справка имеется!..

Я монотонно скреб пластмассовой лопаткой, кривясь от ядовито-яблочного запаха моющего средства. Сверху капало. Между колен моих стоял тазик с грязной водой, в котором плавали поролоновые губки и растертые щеточки, щетинки у которых торчали во все стороны.

Размеры печи и степень ее загрязнения позволяли предположить, что возиться мне предстоит до самого рассвета. Хорошо повышение.

А тут еще гипношки, совсем здесь обнаглевшие, атакуют нещадно, только успевай отмахиваться.

Наконец я не выдержал, выбрался из печи на волю и принялся колдовать.

Эне-Бене-Раба, Квинтер-Финтер-Жаба.

Это такое особенное заклинание для выявления человеческой глупости. Хотите научу?

В лунную ночь езжайте за город, в лесополосу, найдите гнилой пень, трижды в него плюньте, облейте бензином и подожгите.

Убегая от лесника, не забудьте повторять: ой, не буду больше слушать первого попавшегося раздолбая, пускай даже и приятной, располагающей к себе наружности.

В селениях Вилларибба и Виллабаджо снова праздник… Я примерился и шарахнул в духовку зарядом молекулярного вакуума.

Тесная связь, не позволявшая молекулам жира и стали расстаться, оборвалась, и спустя секунду стенки духовки засияли первозданной чистотой.

Зато дно, только что мною опрометчиво отмытое, оказалось покрыто толстым, в несколько сантиметров, слоем.

Я почесал надбровье тыльной стороной запястья и принялся экспериментировать.

Лучше бы мне было попробовать свои силы в чем-то другом.

Скоро помещение наполнилось удушающей вонью. Это я попытался сменить структуру составляющих жир атомов, чтобы те, значит, как-то поменяли свойства.

Они и поменяли.

Моргая слезящимися глазами, я сумел запустить вытяжку. Воздух постепенно очистился, а я с тоской посмотрел на итоги своей работы. Пожалуй, закрою-ка я эту печку, пока никто не видит. Завтра меня уже здесь не будет. Сами пускай разбираются.

Главное – поставить перед собой цель и безостановочно к ней двигаться. Управившись с работой, я с наслаждением потянулся, и, пробормотав «кончил дело – гуляй смело», сбросил фартук.

Тут меня заметил студент педвуза, китчен-менеджер Василий.

– Освободился? – радостно спросил он.– Мусор теперь вынеси!

Мусор был заключен в специальные баки, разработанные капиталистическими инженерами специально для того, чтобы таскать их было как можно неудобнее.

Я перехватил бак, отчасти помогая себе телекинезом… Ладно, чего нет, того нет, схватил я бак и поволок, пользуясь исключительно скудной мышечной силой.

Как и вся западная цивилизация, наша закусочная была столь же грязна изнутри, сколь приветлива снаружи. Постерный глянец журнальной обложки сменился неприглядностью дешевой переработанной бумаги со следами от заворачиваемой в нее колбасы и рыбы.

Громыхая своим баком, я протиснулся сквозь тесный и темный проход, едва освещавшийся сороковаттной лампочкой. Стены были выкрашены тускло-зеленой краской, в лучших советских традициях. У меня в таких помещениях сразу возникают нехорошие ассоциации с казенным домом. Словно в каком-то изоляторе.

Закусочная представляла собой небольшую крепость, в центре которой прятался запакощенный внутренний дворик. Дворик главным образом служил для целей, наивному человеку могущих показаться несопоставимыми. Он использовался одновременно для отгрузки мусора и получения пищевых продуктов.

Я вывалил бак в мусороприемник, затейливый синий ящик с крышкой и колесиками, нововведение нашего коммунального хозяйства. В спине что-то хрустнуло, и я озабоченно принялся растирать поясницу. В моем возрасте пора уже начинать задумываться о своем здоровье.

В небе сияли звезды. Я поглядел на них и задумался, как же вышло, что я, такой молодой и перспективный, вожусь тут в куче мусора. Жизнь показалась мне ужасно несправедливой.

От занятных размышлений меня отвлек желтый свет фар, пробившийся в щель под воротами. Просигналила машина, и ворота со скрипом поползли в стороны.

Не иначе, котлеты привезли мороженые. Или еще какую дрянь. Я поспешно подхватил свой бак и шмыгнул с ним вместе за мусорный контейнер. А то, не дай бог, разгружать припрягут.

Во двор, перевалив через асфальтовый накат, въехал газик.

Повинуясь исключительно служебному долгу и уж никак не праздному любопытству, я осторожно выглянул. Какие-то люди, плохо различимые в темноте, выгружали из машины самого странного вида тару. Как только все они скрылись в здании, я с быстротой молодой серны бросился к машине, схватил одну… вот эту, штуку, значит, и вновь оказался на своем наблюдательном посту.

В самом деле, упаковка затейливая. Глиняный, кажется, сосуд, металлокерамика, прочнее не придумаешь, крышка восковая, печать еще какая-то… И форма, не то фаллос, не то экслибрис, а может, и вовсе капоэдр, простите за выражение.

Я, недолго думая, расковырял воск пальцем. Из отверстия с легким гулом, как если в бутылку пивную дунешь, вырвалась какая-то субстанция, тут же растворившаяся.

Ну конечно, гипношки, что же еще.

Теперь ясно, откуда они здесь берутся. Мы думали, их какой-то колдун специально прямо на месте заклинает, а они вон как придумали. Я, если честно, и не знал про такое, что духов можно в банках содержать.

Всем известный пример с лампой Аладдина – дешевая попсня, пиарные выдумки восточных волшебников. Все бы им свою контору нахваливать. Нет, чтоб признать наше окончательное и бесповоротное превосходство. До самодвижущейся печи еще ни одна другая культура не додумалась. На этом и следует строить программу националистическим партиям левого толка.

Значит, что я могу: слинять отседова к ибеням и доложить все как есть начальству. Пускай дальше само решает, как быть.

Но есть у этого плана один существенный недостаток. Если бы во всех книжках герои поступали именно так, как поступил бы сам автор в реальной ситуации, хрена бы кто стал такие книжки читать.

Поэтому исключительно ради вас, дорогие читатели, я сделал решительное лицо и решительно двинулся к машине, решительно чувствуя решительную решимость.

Взобраться в кузов оказалось делом нелегким. Зря я пренебрегал физподготовкой. Ать… А ведь звал же Утка в спортзал…

Сделав над собой усилие, я перевалился через бортик и поспешно пробрался к противоположной стенке, в темноту. И вовремя, уже слышались голоса возвращавшихся нарушителей.

К счастью, все сосуды с гипношками сразу выгрузили на землю, и в кузове было пусто. Створки кузова закрылись, погрузив меня в кромешную тьму. Чтобы убедиться в этом, я помахал пятерней прямо перед своим носом. Вот это я понимаю, всем выйти из сумрака. Интересно, а что у меня…

Угодив себе пальцем в глаз, я прекратил исследования окружающего пространства и сел на пол, спиной прижавшись к стенке. Снаружи еще повозились некоторое время, очевидно, занося в закусочную остатки груза. Я переживал, что хватятся похищенной мною банки, но, к счастью, обошлось, и пропажу никто не заметил.

Наконец дверцы кабины хлопнули, мотор завелся, и грузовик тронулся с места.

Сперва я попробовал считать повороты, но скоро понял, что не могу определить даже, в какую сторону движется автомобиль, и бросил эту затею.

Хороший из меня секретный агент получился, правда?

Будь на моем месте Утка, Рыбка, либо еще кто-нибудь из наших доблестных оперативников, он непременно бы разворотил отделявшую меня от водительского места стенку, захватил контроль над машиной и чёта еще бы такого геройского потом выкинул.

А ваш покорный слуга обнял руками колени и принялся терпеливо ждать, что же с ним будет дальше.

В приоткрытую дверцу были видны громоздящиеся до потолка ящики с рекламой какой-то банановой компании.

Я осторожно подобрался к выходу и провел краткую рекогносцировку.

Употребление такого сложного, красивого слова взбодрило мои мозги, помогло им размяться и собраться с мыслями.

Убедившись, что поблизости нет ни души, я выбрался из кузова, спрыгнув на холодный цементный пол. Может, сожрать десяток-другой бананов, пока никто не видит?..

Газик загнали в какой-то огромных размеров ангар, в котором когда-то что-то производили. Теперь станки вынесли, а ценную площадь отдали под складские помещения. Рыночные отношения, ничего не поделаешь.

Важно было разыскать проклятых злоумышленников. Где-то здесь, без всякого сомнения, содержались плененные в сосудах гипношки. Может, найти их и выпустить всех на волю?

А смысл? Новых наловят. Вон у них какое производство.

На самом деле мне страшно хотелось получить себе один такой сосуд. Гипношек можно будет натренировать, ну, например…

Я замечтался, представляя всю широту возможного применения этих полезных духов. Самостоятельно изловить их мне не под силу, а здесь, пожалуйста, в банке, с печатью, бери да пользуйся.

Я бы долго еще так стоял, испытывая ваше терпение, и предавался бы размышлениям. Но настала пора, как пишется в криминальных детективах о тюремной жизни, «от слов переходить к делу».

Сбросив проклятый фартук, я избавился от бэйджика и шапочки, наконец ощутив себя нормальным человеком, не испорченным новомодными корпоративными веяниями.

Нагромождения товаров образовывали целые коридоры. В конце одного такого прохода маячил тусклый свет. Так вот где окопались проклятые враги!

Прижавшись… Нет, распластавшись по фанерной стенке, я медленно приближался к ним, намереваясь тихонько подслушать что-то важное. Гвоздь. Гвоздь. Еще гвоздь… Всю куртку уже ободрал об эти ящики. Не могли упаковать по-человечески.

Темные фигуры отбрасывали в проход длинные тени.

Я осторожно подкрался и замер, весь обратившись в слух.

– …Да где они, эти йогурты? Где?

Говоривших было двое. Один высокий, крупненький, а второй низкий и маленький. Оба они, склонившись над бумагами, пытались друг другу что-то доказать.

– Зачем было молочные продукты, спрашивается, принимать? – маленький слегка подпрыгивал, стараясь оказаться с высоким на одном уровне.– Кого платить заставят, когда они испортятся? А если санстанция нагрянет?

– Никто не нагрянет,– успокаивал его высокий.– Разберемся. Зато платят хорошо. Ты бы лучше думал, что нам с ластами этими делать. Они посклеиваются скоро, сколько им лежать еще можно?

Я понял, что здесь вряд ли можно будет услышать что-то интересное и бесшумной тенью скользнул во мрак, оставив на каком-то контейнере со страшным треском оторвавшийся клок куртки.

– Эй! – крикнули мне.– А ну стой! Стоять, гля!

Я бросился прочь, натыкаясь в темноте на разбросанные как попало мешки.

Сзади тяжело топал высокий.

– Куда бежишь, дурак! – орал маленький.– Здесь все закрыто! Все равно не выберешься!

Я сосредоточенно пыхтел, не желая тратить дыхание на переговоры. Спустя несколько поворотов оторвавшись немного от преследователей, я заметался в оказавшимся тупиковым проходе и полез на штабель гипсокартонных плит, цепляясь за полиэтиленовую упаковку.

Преодолев двухметровую высоту, я осторожно поднялся на четвереньки и дальше пополз поверху. Высокий с маленьким были уже совсем рядом.

– Обходи справа! – кричал маленький. Как и все невысокие люди, он оказался чрезвычайно деятелен и энергичен.

Я замер. Шаги преследователей, кажется, удалялись.

Постаравшись устроиться поудобнее, я сел на пыльную упаковку с пластмассовыми столиками и почесал подбородок.

Сейчас они поутихнут малость, а я осторожно выберусь ко входу, дождусь, когда уедут, и выберусь себе спокойно на волю. Окна тут должны быть какие-нибудь, или дверь в крайнем случае сломаем. Справлюсь.

Скоро я до того осмелел, что поднялся во весь рост, ловко балансируя на опасно шатавшихся товарах, и бодрым шагом двинулся вперед.

Сверху хорошо было видно единственную лампочку, освещавшую грязное логово бандитов. Думая обойти его стороной, я ступил на зыбкую целлофановую гору подгузников.

Подгузники дрогнули и начали медленно рассыпаться. В последний момент мне удалось ухватиться за раскачивающийся штабель коробок с какой-то техникой.

Тут меня и поймали.

– Попался, родной,– немного меланхолично сказал высокий, сжимая мою лодыжку.

Надо же, выследили, гады.

Я принялся вырываться. Маленький, видя мои брыкания, попытался помочь своему другу. Последствия этого поступка оказались катастрофическими.

Я так отбрыкивался, что ящики не устояли и рухнули прямо на нас.

Соседние, подумав немного, решили последовать их примеру, и через несколько мгновений на складе началась самая настоящая цепная реакция.

Все вокруг рушилось со страшным грохотом, как во время землетрясения.

Высокий с маленьким переглянулись и бросились к выходу, уклоняясь от падающих товаров.

Я бежал за ними, стараясь не отстать.

Миновав несколько опасных завалов, мы добрались до машины. Бандиты запрыгнули в кабину и, не дожидаясь меня, задним ходом проломили складские двери. Я ринулся следом.

Сопровождаемый диким грохотом, в клубах пыли, я выкатился из склада, страшно напоминая себе героя американского боевика.

А на улице меня ждал сюрприз.

Газик, с задранными задними колесами, словно пытался разглядеть что-то прямо перед своим носом. Оба злоумышленника стояли рядом с грустными лицами.

А в нескольких шагах от бандитов стоял Утка.

– Контроль Всему,– сурово представился он.– Всему бывает контроль. Предъявите ваши документы.

Пока бандиты, размазывавшие по щетинистым мордасам детские слезы, давали показания, мы с Уткой осторожно приблизились к складу.

– И это ты такое натворил? – не без уважения спросил Утка.– Ну, зверь…

– Ага,– важно ответил я.– Хорошо еще, что эти от меня вовремя сбежали. А то не с кого было бы показания брать.

Оперативник щелкнул меня указательным пальцем по лбу и хмыкнул.

Вот так всегда, совершишь подвиг, и никто потом не верит.

Источник, поставлявший в закусочную науськанных гипношек, выявлен так и не был. Все концы обрывались на высоком и маленьком, которые, однако же, упорно отрицали всякую причастность. Мол, доставляли товар, и все тут. Думали, китайские приправы в оригинальной таре. И даже дефектоскопия лжи в их показаниях не выявила.

Зато закусочной, благодаря уличенному мной составу преступления, удалось выставить такой штраф, что они долго еще будут вспоминать нашу инспекцию.

– Особо отличившихся сотрудников предоставим к денежным премиям.– Говорил Тромбоцит Периосцитович, поглаживая свою папочку. Эти его слова грели мне душу.– А едва не сорвавшего всю операцию молодого сотрудника решено было в качестве наказания заставить работать по выходным в течение всего месяца… Испорченные и разбитые во время учиненного им погрома на каком-то складе товары пришлось компенсировать за счет организации.

Че? Да я… Да ну… Да иди ты.

Тьфу.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, НАКОНЕЦ
В которой происходит охота на смертельно опасную тварь

– Сам ты дурак!

– Это кто дурак? Это я дурак?

– Ты и дурак.

– Вот тебе!

– Ай! Только не за уши! Только не за уши! Ой-ой!

Утка скрутил мое ухо, положив таким образом конец нашему горячему спору.

Собственно причина нашего несогласия заключалась в том, кто виноват, что мы тут того. Оказались.

Как было дело. Я совершил, некоторым образом, ошибочку, понимаете? Утром, как водится, тихонечко штаны натянул, и в прихожую, на цыпочках… Ну, там, так сказать, табурет на пути некстати оказался… а она тут как заорет… Все домашние и сбежались. Шуму было! А я же не виноват, что она – дочка самого Путехвоста Перкалича! Словом, я пьяный был самую малость! И нечего на меня так смотреть, повод был, у младшего инженера-наладчика контактной сети приплод, между прочим, сын родился. Ну как я мог не поучаствовать? А потом и влип… Такие дела.

Так что, сами понимаете, скандал. Мне же нужно куда-то деваться, пока страсти не улягутся. Путехвост Перкалевич мужик мстительный, ему сейчас на глаза только попадись.

Вот я и примчался, чуть свет, на работу, умолять Макрофага выслать меня из города с ответственным поручением.

– Ух ты! – Обрадовался Тромбоцит Токоферолович, возлагая руки на потертую кожаную папочку.– Сколько лет руковожу отделом, впервые наблюдаю такое рвение. Ты часом, не обдолбался чем?

Начальство внимательно осмотрело мои зрачки, прощупало пульс и пожало плечами.

– Вроде трезв.

И послало меня в паре с оперативником Уткой ловить в лесах какого-то таинственного оборотня.

Откомандированный на сутки в наш отдел социального гомеостаза Утка страшно расстроился. Ровно за минуту до моего появления Макрофаг в связи с тем, что некого было отрядить с ним вместе на поиски этого оборотня, отпустил оперативника на все четыре стороны.

На месте мы, как положено, произвели опрос потерпевшего населения.

– А чо за зверь? Мы не знаем, чо за зверь,– жаловались потерпевшие колхозане.– Кровожадный. На улицу выходить боимся, ага.

Итак, наш отряд ступил под сень исполинских деревьев, в тревожную тишину ночного весеннего леса… Чтоб не сбрехать, на самом деле ночные джунгли шумят так, словно в каждом дупле лежит по полифоническому мобильному телефону. Но ради поэзии, романтики и пущего нагнетания ситуации, пускай наши джунгли будут тихи и молчаливы, как ядерный могильник.

И только тоненький писк изредка нарушал первозданную тишину:

– Га-а-аньба-а-а… Га-а-аньба-а-а…

Это хищные шишиги пожирали последнего демократического революционера.

– Может, мы забыли чего? – спрашивал я Утку, пока огни деревни окончательно не скрылись за деревьями.– Так я сбегаю…

– Ты что, кино не смотришь про чудовищ? Они всегда в первую очередь сжирают тех, кто от своих отбился.

Я покрепче сжал автомат. Утка поколдовал над пулями, говорил, что, может быть, если повезет, тьфу-тьфу-тьфу, скрестим пальцы, помогут. Но больше велел надеяться на одно заклятие, которому он меня обучил.

– Против людей магией воевать несподручно,– говорил оперативник.– Слишком громоздко, все равно, что гранатометом размахивать. И времени все требует, ты пока спеленающее заклятие выговоришь, тебе уже перо в бочину сунут. А с чудовищами все наоборот. Зря ты, пока возможность была, на курсы не ходил. Там много полезного узнать можно было…

Неожиданно Утка замер, жестом оборвав уже повисший у меня на языке вопрос.

Я прислушался. Вроде, шуршит что-то. Черт, да здесь все шуршит!

Оперативник медленно достал нож, перебросил его в ладони обратным хватом и принял замысловатую боевую стойку. Я прижался к дереву, вспотевшей рукой нащупывая курок автомата.

Наверху что-то зашумело, я поднял глаза, и в тот же миг из-под ног моих взвилась темная молния.

А! Змея! Гадюка!

Я отчаянно барахтался, ожидая смертельного укуса, от которого у меня кровь свернется в сосудах, потемнеет в глазах, а…

На самом деле змея оказалась вовсе не заинтересована в том, чтобы кусать меня. Вообще, она приложила все усилия, чтобы как можно быстрее от нас отделаться и скользнуть в кусты, прямо между ногами у покатывавшегося со смеху оперативника.

– Ты бы рожу свою видел! – сказал Утка.– Эта гадюка, поди, больше тебя испугалась. Надо же было так на нее наступить!

У меня краткое сражение с ядовитым шлангом из чистых мускулов никаких положительных эмоций не вызвало, о чем я и сообщил оперативнику.

– Меньше верь голливудским глупостям,– поучал меня Утка.– Мы, помню, в сорок восьмом на Амазонке пятидесятиметрового удава изловили. Он у индейцев свиней воровал. Так, чтобы его удержать, ровно пятьдесят человек понадобилось. По одному на погонный метр. Пресмыкающееся, его мышцам с твоими не сравниться… Хотя в одиночку такой твари лучше не попадаться.

Тьфу. Вот как встречусь в следующий раз с удавом, обязательно вступлю с ним в бесстрашную схватку и приволоку домой, пускай живет в аквариуме. А когда подрастет, спущу в охладительный пруд на металлургическом комбинате, будет рабочих со смены пугать.

Удачная битва со змеею наполнила мое сердце боевым духом. Совершенно забыв об опасностях, я живо представлял, как буду рассказывать всем желающим в подробностях, разумеется, о своем небывалом подвиге.

Как всегда, стоило только мне увлечься приятными мыслями, грубая действительность не замедлила о себе напомнить.

Утка опять уловил что-то, его насторожившее.

– Чую, бродит где-то неподалеку,– пробормотал он еле слышно,– проклятая тварь. Жалко, амулетов нет подходящих.

Тут на нас словно налетели все демоны ада. Громадный комок из перьев, яростно клокоча, ринулся на оперативника. Меня отшвырнуло, будто ураганом, я вновь стукнулся о дерево и с замиранием сердца принялся ждать падения очередного ползучего гада.

В этот раз, к счастью, обошлось. Я опомнился и подхватил автомат, ища, в чего бы прицелиться.

Утка с петухом катались между деревьями, разя друг друга чем попало. Оперативник пытался ухватить птицу за горло, та терзала его когтями, благодаря Уткиной ловкости не имея возможности воспользоваться клювом. Клюв этот был, нужно сказать, размером примерно с ботинок, и выглядел чрезвычайно опасно.

Я прижал приклад к плечу и выстрелил в воздух короткой очередью, оказывая таким образом сражавшимся психологическую поддержку.

– Не сметь! – истошно завопил Утка.– Не вздумай! Меня угробишь.

Да ладно, ладно, я же только подбодрить хотел.

Наконец оперативнику удалось совладать с хищной тварью, яростно кудахчущей и бьющейся у него в руках, и прижать петуха к земле.

– Давай! – крикнул Утка.

Я не понял сперва, что давать, но потом разобрался, подбежал к ним, приставил дуло к петуховому телу и нажал на спуск.

Большая часть магазина, учитывая близкое расстояние, точно попала в цель. Петух дернулся несколько раз и испустил клокочущий звук, словно забитая раковина.

Утка выждал еще немного и разжал хватку. Руки оперативника были изодраны. Он полез в аптечку и принялся лечить свои раны, пользуясь частично магией, частично традиционными средствами.

Потом мы присели на поваленное дерево и уставились на поверженного петуха.

– И что? – спросил я.

– Как что? Будем ждать. Здоровый, зараза… Боюсь, как бы он опять не ожил.

Мне в голову пришла интереснейшая мысль, которой я не преминул поделиться со старшим товарищем:

– Я вот что думаю. Если он оборотень, а напал на нас в образе петуха… Ему ведь положено в кого-то превращаться?

– Оборотень… Хуёборотень,– грубо сказал Утка.

Словно дожидаясь именно этих его слов, поверженный петух странно дрогнул, словно изнутри его рвала какая-то сила.

Петух быстро рос, на глазах перья втягивались в кожу, видоизменялись, с хрустом увеличивались суставы, менялись кости, в разрастающиеся легкие со свистом набирался воздух.

Утка мгновенно разобрался в ситуации.

– Бежим! – закричал он, схватил меня за руку и потащил через лес.

Такого марш-броска я даже представить себе не мог. По ногам били какие-то мелкие растения, кругом мелькали ветви и листья, еле видимые в темноте. От железного Уткиного захвата на моей руке потом остались синяки, совсем как после наручников.

– Арвлг?..– попытался сказать я.

– Дыхание береги! – бросил Утка.

Наконец он решил, что оторвались мы достаточно. Мы засели в каких-то кустах, распугав кучу притаившейся там мелкой живности.

Утка велел мне не рыпаться и начал готовиться к бою. Наряду с относительно знакомыми мне заклятиями оперативник поднял что-то настолько страшное, что даже близко знать не хотелось, что оно за хрень.

– Здоровый вырос, гад,– пробормотал Утка.– Как бы его без серебряных пуль утихомирить? Лежат же дома, на подоконнике…

С этими словами оперативник упруго вскочил, выбрался на открытое место и замер, дожидаясь оборотня.

Тот ломился к нам через чащу, видимо, четко чувствуя след. Серая шерсть в черных подпалинах, острые черные злые глазки и острые, как бритва, зубы. Гигантский хорек, двигавшийся резко, по-птичьему, на всех четырех лапах бежал прямо к Утке.

В последний момент оперативник отпрыгнул в сторону, а хорька словно опутало невидимыми веревками.

Оборотень упал на спину и яростно завозился, преодолевая сопротивление державшего его заклятия.

Утка быстро сотворил над хорьком небольшой огненный ливень, но тот, уже освободившись, успел извернуться с быстротой, не доступной обычному зверю.

Хорек припал на передние лапы. Атаковать с наскока он больше не пытался. Теперь Утка и оборотень медленно кружили по поляне, выбирая момент для броска.

У оперативника наверняка была в запасе не одна пакость, но я все равно волновался. Больше всего меня заботила мысль, что станет делать хорек, если расправится с Уткой. Я слышал, они когда на курей охотятся, то пока весь курятник не передушат, не останавливаются.

Ой-ёй-ёй.

Хорек зашипел и прыгнул. Его массивное пушистое тело погребло под собой оперативника. Я услышал, как клацнули острые зубы.

Но Утка, конечно, оказался не так-то прост. Страшные челюсти сомкнулись вхолостую.

Затем хорек заверещал от боли, и спустя мгновение Утка вновь был на ногах. Окровавленное лезвие ножа в лунном свете опасно поблескивало.

Из оборотня вовсю хлестала кровь. Видимо, оперативнику удалось повредить какую-то важную артерию. Однако хорек быстро регенерировал и скоро вновь был готов продолжать схватку.