Текст книги "Переговоры (ЛП)"

Автор книги: Glare

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Энакин жалок сам по себе. Еда тяжело оседает в желудке, вызывая смутную тошноту, когда они с Асокой возвращаются в гостиную. Оби-Ван не присоединяется к ним, скрываясь наверху, и Энакину кажется, что он слышит тихое гудение в трубах, означающее, что Кеноби принимает душ. И если в обычный день он бы расстроился из-за того, что тот пропустил утренний просмотр телевизора и сеанс сплетен, – не то чтобы Энакину было что рассказать, – то сегодня он благодарен ему за пространство. После кошмарного начала дня, которое, казалось, так и норовило перерасти во что-то все более и более неловкое, он считает, что лучше судьбу не искушать. Возможно, Оби-Ван подумал о том же.

Щеки Энакина краснеют, когда Асока, как ему кажется, обходит то место, где раньше стояли Оби-Ван и он, будто это как-то ей поможет. Энакин старается не думать о том, почему поступает так же, заходя в гостиную следом за ней.

Собаки тут же прибегают к ним, когда они усаживаются на диване: Ардва вклинивается между ними, а Трипио забирается Энакину на колени. Оба пса, запоздало признает Энакин, хорошо справляются со сменой обстановки. В городе полно факторов, заставляющих Трипио беспокоиться, но обычное спокойствие дикой местности помогло ему преодолеть его стресс. Пока приступы у него случались, только когда Оби-Ван запер Энакина в ванной и вернулся в Корусант, и в один из вечеров, когда они горячо и громко спорили о чем-то. Энакин теперь даже не помнит, о чем и из-за чего они кричали, но в тот момент ему казалось совершенно естественным чувствовать разочарование от продолжительного плена у Оби-Вана. Как и Трипио, Ардва тоже в чем-то переезд помог. При надлежащих уходе и внимании души в нем не чающих хозяев он расцвел и превратился в энергичного и бойкого щенка. Осталось совсем немного последствий травматического происхождения, потому что большинство излечила минимальная забота. Единственное настоящее подтверждение того, что о нем заботились не совсем надлежащим образом, – это шрам на его передней лапке, оставшийся в том месте, где сломанная кость проткнула кожу. Асока любит шутить, что он и Энакин – близнецы, ведь у них обоих шрамы на руках, а много ли таких совпадений? Энакин так и не решился ей рассказать о том, откуда эти шрамы вообще взялись.

Никто не позаботился переключить канал, так что по телевизору негромко продолжаются новости. По-видимому, ведущая меняла тему, пока они завтракали, а теперь вернулась к обсуждению Переговорщика. Или она вообще не говорила о другом. Это на самом деле не имеет никакого значения, напоминает себе Энакин. Важно то, что продолжается обсуждение преступлений, совершенных Оби-Ваном за последние пять лет, а Асока сидит на диване всего лишь в нескольких шагах от него, широко распахнув глаза и с интересом глядя на экран. У Энакина руки чешутся от желания переключить канал на что-то менее опасное, но она быстро перекладывает пульт, когда он тянется за ним.

– Я буду смотреть это, – ворчит она. – Пло никогда не разрешает мне смотреть криминальные передачи. Он считает, что они плохо влияют, или типа того.

– Если твой отец не позволяет тебе такое смотреть дома, то мы не должны разрешать тебе делать это у нас, – возражает Энакин.

Асока, проявляя действительно впечатляющее искусство ведения переговоров, показывает Энакину язык и засовывает пульт за ворот толстовки. Он отчетливо выпирает сквозь ткань, но дело сделано. Энакин уж точно не достанет его в ближайшее время.

На экране ведущая оставляет обсуждение предполагаемого нападения Переговорщика и переходит к описанию деталей приоритетного эпизода – убийства, которое Оби-Ван совершил, когда запер Энакина в ванной и отправился завершать цикл.

У Энакина слишком смешанные чувства из-за именно этого убийства. Когда он только услышал новости, он был зол на Оби-Вана. Это, в конце концов, совершенно логичная реакция, если ты служитель закона, а человек, с которым ты живешь уже несколько недель, уезжает и совершает двойное убийство. Но сейчас, когда он смотрит новости, он не может разозлиться так же сильно, как раньше. Не с Ардва, прислонившимся к Асоке, с высунутым языком и почти закрытыми от удовольствия глазами, потому что она почесывает его за ухом.

Лица по телевизору – точнее, то, что от них осталось, – выглядят знакомо. В реальной жизни они принадлежат тем двум мужчинам, которые напали на Энакина и Ардва в переулке недалеко от дома. Теперь же они выглядят скорее как фарш, со вкусом зацензуренные, чтобы можно было транслировать по телевидению, но передавая смысл. Согласно репортажу, тела преступников Мола и Саважа были обнаружены ранним утром после анонимного звонка в полицию, с сообщением о незаконных собачьих боях в подвале дома, находящегося всего в паре кварталов от квартиры Энакина. Полиция прибыла на вызов и обнаружила на ринге тела мужчин, оказавшихся организаторами боев, и дюжину собак, которых ловко развели по клеткам, чтобы они не поранили друг друга. Сообщением от Кеноби оказалась простая, оставленная на грязных трибунах, поздравительная открытка с изображением собаки в прыжке и надписью «Выздоравливай!», крупными буквами выведенной на лицевой стороне. Энакин не думает, что Квинлану шутка покажется настолько же смешной, как и Оби-Вану.

Согласно заключению судмедэксперта, мужчины были обездвижены, но находились в сознании, когда их приволокли на собственный ринг. После освобождения из клеток голодные собаки сделали то, что обычно такие собаки и делают. Судмедэксперт признал, что им очень повезло, что у них были ДНК мужчин, оставшиеся от их предыдущих дел, потому что на телах после того, как собаки закончили свою работу, не осталось почти ничего, что можно было бы идентифицировать. По мнению Энакина, они получили именно то, что заслуживали, и именно поэтому у него очень смутные чувства. Разве плохо, что эти люди умерли, только чтобы удовлетворить чудовищную жажду, от которой страдает его сосед? Конечно. Не нравится ли ему то, что именно эти двое умерли от рук Оби-Вана, а не любой другой невинный наблюдатель? Конечно нет.

Иногда, думает он, просто приходится фокусироваться на хорошем.

Ведущая уступает место метеорологу с прогнозом погоды, и тот факт, что Энакин Скайуокер, выдающийся детектив, пропал несколько месяцев назад, снова упускается. И хотя Энакину хочется вздохнуть от облегчения – никаких больше неприятных открытий для Асоки сегодня, – чувство, что его предали, никуда не уходит. Он посвятил службе несколько лет своей жизни. Управление могло хотя бы мельком изучить его внезапное исчезновение, а не просто списывать это на психоз. Он думал, что заслуживает хотя бы этого.

Был ли он настолько не важен для них? Так легко задвинутый на второй план? Настолько заменимый, что они списали его со счетов, словно безнадежное дело, не стоящее настоящих усилий, потраченных на его поиски? Это беспокоящая мысль. Энакин считал этих людей своими друзьями – ну или хотя бы преданными ему. И тем не менее они ничего не сделали. Они ничего не сделали, а Асока смотрит на него так, будто он на что-то ее вдохновляет. Оби-Ван – так, будто он его вселенная. Они – среди всех людей – скучали бы по нему, если бы он внезапно исчез из этого места.

В отчаянной попытке отделаться от этих мыслей Энакин легонько сталкивает Трипио с колен и резко кидается к Асоке, которая громко визжит, когда он пытается ее пощекотать. Она соскальзывает с дивана, пытаясь убежать на другой конец комнаты, прижав пульт к себе, чтобы он не вывалился из-под толстовки, но ей не удается далеко уйти.

– Энакин! Нет! – верещит она, когда он ловит ее, сжимая ее бока, чтобы она не извивалась в попытке вырваться. Ее старания безуспешны, и Энакин, наконец поймав ее, переворачивает ее вверх тормашками, чтобы вытрясти пульт. Хотя он немного потерял в весе в первые несколько недель – все-таки тревожность не позволяла легко принимать пищу, – он вернулся к прежнему состоянию теперь, да и Асока не настолько тяжелая даже для девочки своего возраста. – Скайрокер!

– Надо было просто отдать мне пульт, Шпилька, – упрекает он ее, когда пульт выскальзывает из-под толстовки и падает на пол.

Собаки, когда Энакин усаживает Асоку обратно, забираются на нее, вылизывая лицо и шею и заставляя снова истерически смеяться. Энакин на это только хмыкает, подбирая свой приз и переключая каналы в поисках какой-нибудь другой программы, пока Асока пытается выбраться из-под собак.

Лестница скрипит, извещая о возвращении Оби-Вана, и его резкий свист заставляет псов метнуться к куче одеял в углу, который был назван «их местом». Осматривая Оби-Вана, Энакин понимает, что тот одет слишком аккуратно для ленивого дня дома. В одной руке у него бумажник, в другой – ключи от машины. Энакин с подозрением прищуривается, при этом зная, что Оби-Ван все понимает, потому что тот старательно избегает его взгляда. Очевидно, ему все-таки бывает стыдно. Жаль, что он не чувствует смущения за то, за что обычному человеку было бы неловко – ну, скажем, за хладнокровное убийство шестнадцати людей или похищение или удерживание своего соседа в хижине посреди леса несколько месяцев подряд.

– Тебя подвезти, Асока? – спрашивает Кеноби, надевая пальто. – На улице немного морозно, а мне все равно по пути.

– И куда ты направляешься? – перебивает Энакин, прежде чем Асока успевает ответить.

– Мне нужно съездить в Корусант кое-зачем, – отвечает Оби-Ван, но Энакин слышит нерешительность в его голосе. – И нам нужны продукты.

Повисает напряженная тишина, и Асока неловко прокашливается.

– Я буду очень рада, Оби-Ван, – говорит она. – Может, мне пока завести машину?

– Отличная идея, Асока, – тянет Энакин, а Кеноби еще хватает наглости выглядеть так, будто его предали, когда она намеревается уйти, оставляя его наедине с рассерженным Энакином. – Мне все равно нужно сказать Оби-Вану пару слов перед его отъездом.

Она кивает и забирает ключи у Оби-Вана, прежде чем накинуть пальто и выскользнуть на улицу. Оби-Ван перестал сливать бензин после его первого возвращения из Корусанта, когда Энакин случайно доказал, что не собирается никуда уходить, так что теперь им не нужно беспокоиться о том, что машина не заведется и Асока прибежит обратно.

– Почему тебе вдруг понадобилось в Корусант? – спрашивает Энакин, позволяя подозрениям закрасться в его тон. – Надеюсь, это не из-за подражателя?

Кеноби фыркает.

– Конечно нет, Энакин. Это было бы глупо. Мне просто нужно разобрать кое-какие работы для университета, вот и все. Я собираюсь вести онлайн-лекции в следующем семестре, я должен представить программу и доработать список участников и…

– Не ври мне, Оби-Ван! – злится Энакин, перебивая. – Я знаю, что все это из-за чертового дела! Ты думал о нем все утро!

– Я не вру! Мне правда нужно разобрать работы. Я откладывал это несколько недель, и пока я собирался, декан звонил мне и просил приехать и закончить с этим.

– Но?

Оби-Ван морщится.

– Но да, это частично связано с делом.

– Я так и знал! Ну твою мать, Оби-Ван!

– Я не могу просто позволить кому бы то ни было сходить с ума, Энакин! – рявкает Кеноби. – Это моя работа. Мои создания. Этот человек убивает невинных людей, и для чего? Чтобы запятнать мое имя?! – Он продолжает: – Ты прекрасный детектив, Эни, лучше, чем кто-либо другой в управлении. Если бы мне удалось добыть копии файлов, готов поспорить, что ты бы мигом нашел виновного. Прежде чем он убьет еще нескольких невинных граждан от моего имени!

– Поверить не могу, что мы спорим об этом, – стонет Энакин, закрывая лицо и проводя по нему руками. – Как ты вообще планируешь достать эти документы? Зайти в полицейский участок и мило попросить, надеясь, что они не догадаются, что ты бывший сосед их пропавшего детектива.

– Если бы я знал тебя хуже, подумал бы, что ты меня недооцениваешь.

Подняв взгляд, Энакин встречается с глазами Оби-Вана впервые за весь их разговор. Тот смотрит на него почти вызывающе, напряженно ожидая ответа Энакина. Он вздыхает, понимая, что ему не переиграть Кеноби.

– Просто… будь осторожен, ладно?

Кеноби ухмыляется, подходя ближе, чтобы украсть быстрый поцелуй, уворачиваясь от ответного шлепка Энакина.

– Я всегда осторожен, Дорогуша.

Потом он выходит за дверь, и Энакин снова остается один.

***

Вечером начинается шторм. Это всего лишь гроза, благословенное облегчение после снегопадов, плотным белым одеялом покрывавших их земли на протяжении нескольких последних недель. Ну или так должно было быть, будь Энакин Скайуокер кем-нибудь другим. Как бы там ни было,Энакин Скайуокер ничего не боится. Ни смерти, ни разрушений. Он лицом к лицу встречался с самыми отъявленными преступниками Корусанта, смотрел смерти в глаза и выживал при самых непреодолимых обстоятельствах. Нынешняя ситуация – как раз одна из таких: выживание в течение нескольких месяцев рядом с корусантским серийным убийцей, на счету которого наибольшее количество жертв, оставаясь без единой царапины. Энакин Скайуокер не боится ничего.

Он твердит себе это, прячась в глубине кладовой Кеноби, крепко вцепившись в Трипио. Здесь нет окон, так что он не видит вспышек света молний, но все еще слышит стук капель дождя и оглушающие раскаты грома. Трипио скулит, страдая, ничуть не меньше своего хозяина расстроенный происходящим, и Энакин путается пальцами в его шерстке, зарываясь лицом в его шейку и вдыхая его запах. Он понятия не имеет, как долго они тут сидят.

Татуин, в котором Энакин жил, когда был совсем маленьким, был по большей части очень сухим местом. Они переехали в Корусант всего лишь за несколько лет до смерти матери, и во время первой же грозы он спрятался. Ему никогда не удавалось перебороть этот страх: в детстве он прятался под кроватью, в подростковом возрасте – в ванне. К моменту, когда он стал жить отдельно, ванна стала слишком тесной для него, чтобы он мог нормально свернуться в ней, так что теперь он стал прятаться в гардеробе в квартире. После того, как у него появился Трипио, пес стал сидеть вместе с ним, дожидаясь окончания грозы среди одежды, точно так же напуганный погодой.

Особенно громкий раскат грома заставляет и Энакина, и Трипио вздрогнуть. Ардва, сидящий перед ними так, будто собирается защитить их от бесплотной угрозы, утешающее облизывает их обоих. Энакин был прав тогда, в аллее – Ардва определенно верен тем, кого он любит.

– Энакин? – зовет Оби-Ван откуда-то снизу, и сердце Энакина подскакивает к горлу от мысли, что тот вернулся. Часть его рада, что ему больше не придется находиться в доме одному, другая же – чувствует унижение от того, что Кеноби увидит его таким. – Энакин? – Звук шагов на лестнице достигает его сквозь шум дождя вместе с очередным, более обеспокоенным: – Энакин?

Он хочет отозваться. Правда хочет. Нет никакого смысла в том, чтобы они оба страдали из-за дурацкой погоды, но слова застревают у него в горле, и в голосе Оби-Вана слышится паника, когда из спальни он зовет его:

– Энакин, где ты?

В приступе бескорыстного героизма Ардва начинает лаять, словно оповещает об их местоположении. Через мгновение Кеноби, насквозь промокший от дождя, распахивает дверь гардеробной – выглядит он явно измотанным.

– Вот ты где, – выдыхает он, спотыкаясь от собственной спешки на входе и прижимая Энакина к себе. – Я боялся, что ты снова убежал.

Энакин не отвечает, только отпускает Трипио и цепляется пальцами за Оби-Вана, не обращая внимания на его промокшую одежду. Слезы жгут глаза, потому что он зол на самого себя за чувство облегчения, обрушившегося на него из-за близости Оби-Вана. Оби-Ван Кеноби небезопасен, но сердце все равно немного успокаивается, когда тот слегка гладит его по спине ладонями.

– Не знал, что ты не любишь грозу, – шепчет Оби-Ван. – При всем, что я о тебе узнал, кажется, осталось еще много вещей, которые только предстоит узнать. Тебе стоило мне сказать.

Конечно, Энакин не собирался ему говорить. Он не рассказывал никому, кроме Квинлана, и то это вышло случайно. Тот просто однажды заявился к нему посреди ночи, чтобы занести папку, и обнаружил Энакина, сидящего в гардеробной вместе с Трипио. И хотя Квин выглядел тогда как образец сдержанности, Энакин понимал, что ситуация показалась ему уморительной. Именно это не давало Энакину признаваться в своих страхах хоть кому-нибудь – ну, кроме Кеноби.

Скулеж срывается с губ Энакина, когда Оби-Ван пытается отодвинуться, и тот успокаивает его.

– Я сразу вернусь, Эни. Мне только нужно переодеться, чтобы не залить весь ковер, хорошо?

Это все же немного не «хорошо», но Энакин безмолвно кивает. Он верит Оби-Вану, когда тот говорит, что вернется, и неохотно ослабляет хватку. Кеноби награждает его тихой похвалой и спешит выйти, на ходу хватая сменную одежду. Когда он действительно возвращается, одетый в пижамные штаны и футболку, похожу на футболку Энакина, его волосы его слегка влажные, а в руках он держит постельное белье с кровати.

– Бояться – нормально, – говорит он Энакину, расстилая одеяла и раскладывая подушки в импровизированную кровать в глубине кладовой. – Все чего-то боятся. Важно лишь то, позволяешь ли ты страхам контролировать тебя. – Оби-Ван усаживается на одеяла и жестом подзывает Энакина к себе. – Мы поработаем над этим страхом вместе, ты и я, – продолжает он, когда Энакин сворачивается в его руках, утыкаясь лицом в шею и фокусируясь на его голосе, а не на раскатах грома. Ардва и Трипио подходят к ним, располагаясь на оставшемся пространстве. – Тебе больше не придется бояться.

– Ты достал документы? – Энакин вынуждает себя задать этот вопрос, когда его тревога немного ослабевает, позволяя выдохнуть слова.

– Да, – отвечает Кеноби, – но мы поговорим об этом утром. Сейчас отдыхай. Ночка выдалась трудная.

========== 15. ==========

Оби-Вану удается уговорить его выйти из гардеробной только следующим утром. Гроза за окном все еще не успокоилась и, скорее всего, будет бушевать до самого вечера, но толстая манильская папка в руках Оби-Вана достаточно соблазнительна, чтобы выманить Энакина из его убежища. Прошло довольно много времени с тех пор, как он последний раз, скажем так, разминался расследованием, поэтому сейчас он не может упустить возможность заняться делом из-за капризной погоды за окном. Похвалы от Оби-Вана, располагающегося в гостиной, тоже играют свою роль. Он уходит на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на завтрак, а Энакин тут же зарывается в документы.

Этот конкретный файл в какой-то степени ему знаком, потому что в нем содержатся все прошлые отчеты и фотографии из предыдущих циклов Оби-Вана. И хотя многие его коллеги ныли о том, что начальство заставляет хранить все сведения по делу вместе, а не раскладывать их по циклам, при нынешних обстоятельствах Энакину это кажется благословением. Ему понадобятся все возможные данные, чтобы обнаружить отличия в действиях подражателя, которые могли бы привести их к убийце.

В ящике есть лента, которой Энакин прикрепляет отчеты и соответствующие им снимки с мест преступлений к любому доступному свободному участку стены. Ему приходится снять несколько живописных фотографий природы, несомненно, сохранившихся с самого детства Оби-Вана, но он полагает, что тот его простит. Отчеты развешаны в порядке от старых к новым, кроме тех, что относятся к последнему циклу и преступлению подражателя – эти файлы лежат в стороне. Энакину еще не удалось прочитать их из-за своего внезапного исчезновения прямо после второго убийства. Он никогда не был особо хорош в организации рабочего места, но за несколько лет работы он нашел несколько способов, которые помогали ему хранить все на своих местах. В кабинете у них было несколько маркерных досок, которые принес Квин. Он скорбит о том, что их нет здесь сейчас, потому что там все выглядело гораздо аккуратнее, чем коллаж, который он медленно, но верно создает на стене.

Закончив, он устраивается на диване со свежими отчетами. Тихое рассеянное бормотание Оби-Вана, обращенное к собакам, сопровождающее процесс готовки, служит прекрасным фоновым шумом – в отличие от грохота дождя – и помогает без особых усилий углубиться в изучение документов. Он проделывал это сотни раз: пролистывал документы, сравнивая и сопоставляя детали отчетов с соответствующими снимками.

Как и всегда, четырнадцатое, пятнадцатое и шестнадцатое убийство Оби-Вана выглядят настолько безукоризненно, насколько вообще может выглядеть преступление. Энакин чувствует себя учителем, оценивающим работу студента, пока просматривает отчеты. Никаких отпечатков пальцев и никаких очевидных ниточек, которые могли бы привести к Кеноби. Конечно, была замечена связь между четырнадцатой жертвой – убийцей матери Энакина – и пропавшим детективом, но фиксация Переговорщика на Энакине была известна всем в управлении. Именно поэтому убийство не вызвало больше подозрений, чем обычно.

Про пятнадцатую и шестнадцатую жертв коронер отметил в заключении следующее: недавно зажившую рану от небольшого ножа на плече Мола и колотые раны от зубов Ардва на ноге Саважа. Согласно отчету, все это было списано на издержки выбранной профессии, а не на результат столкновения детектива, профессора-убийцы и их собаки. Мотив внезапного перехода от одной жертвы к двум объяснили простым предположением, что убийцу отвлекли, когда он приканчивал одного из этой парочки, и ему пришлось импровизировать. Они понятия не имеют, что связывает этих мужчин и Энакина. Они, как Энакин заметил, изучая документы, отчаянно пытались отыскать эту связь, но в итоге пришли к выводу, что она кроется в близости места преступления к его квартире. Энакину их жаль, потому что вероятность того, что им удастся выяснить, что произошло, крайне мала. На аллее могли бы остаться капли крови, если бы они исследовали ее в допустимый промежуток времени, но прошло уже два месяца, так что вряд ли они смогут там что-то найти, даже если попытаются.

К отчету по эпизоду с подражателем он приступает, только когда Оби-Ван возвращается, держа в руках тарелки с беконом и яйцами. Он садится на диван рядом с Энакином, ставя на колени лэптоп, вытащенный черт знает откуда, и принимается за еду. Энакин откладывает документы, чтобы поесть, заглядывает Оби-Вану через плечо, чтобы увидеть, что тот делает на компьютере. Домик, очевидно, оборудован вайфаем вдобавок к кабельному телевидению, несмотря на то, что до этого момента нигде не было видно устройства, обеспечивающего доступ. Оби-Ван, кажется, работает над планом лекций своего онлайн-курса, который начинается в конце месяца, и это ужасающе скучно, если сравнивать с документами Энакина.

– Я жду подписки на Нетфликс, – сообщает он Оби-Вану, снова беря в руки папку и ею указывая на ненадежную стопку DVD-дисков на шкафчике. – Мы с Асокой посмотрели всю твою коллекцию фильмов. Нам скучно.

Оби-Ван прищуривается, но отвечает кратким:

– Посмотрим.

Энакин принимает это за согласие.

Когда он наконец вчитывается в дело подражателя, ему стыдно за то, что он действительно подумал, что это убийство совершил Оби-Ван. Все составляющие на месте в привычной форме, жертва похожа на описание Энакина: мужчина, рост приблизительно сто восемьдесят сантиметров – все, как делал Кеноби до последнего цикла. Тело было выставлено в общественном месте, в данном случае – в нескольких шагах от ратуши. Но на этом сходство заканчивается.

Оби-Ван отвлекается от своей работы и внимательно слушает, как Энакин разъясняет то, что видит на фотографиях, время от времени задавая вопросы. По мнению Энакина, это вряд ли первое убийство подражателя. Не так уж много признаков нерешительности, которых можно ожидать от неопытного убийцы, не говоря уже о том, что следов борьбы совсем мало. Мужчина был убит быстро и грамотно. Но даже так это, без сомнения, первый раз, когда убийца выставляет тело таким образом или наносит какие-то посмертные увечья. Энакин замечает несколько мест, где, в отличие от уверенных решений и аккуратных надрезов, сделанных Оби-Ваном, подражатель начинал резать, но передумывал, или где лезвие, дрогнув посреди надреза, ведомое боязливой рукой, прочертило неловкие, неровные линии.

– Наверное, мне стоило ожидать чего-то подобного, – вздыхает Оби-Ван. – Такое резонансное дело, как мое, должно было вдохновить… фанатов… в конце концов. Так всегда бывает.

Энакин ворошит фотографии, выуживая одну, чтобы лучше рассмотреть.

– Это не первый раз, – вежливо говорит он, получая в ответ удивленный взгляд Оби-Вана. – Мы уже встречались с подражателями; только большинство из них были идиотами. Их ловили, когда они выставляли жертву в слишком открытом месте, или убивали кого-то очень близкого им, или оставляли так много следов, что мы выходили на них до того, как дело попадало на первые полосы газет. Для таких дел требуется определенный склад ума.

– Приму это за комплимент, – отвечает Оби-Ван. – Но если ты видишь все эти отличия, почему остальное управление не может их найти?

– Рискну предположить, что они просто не хотят. Некоторые годами настаивали на теории расширения, говоря, что однажды тебе станет этого мало и ты начнешь убивать вне своего периода. Я всегда твердил, что это все бред, потому что большинство киллеров, у которых мы такое наблюдали, начинали убивать больше довольно быстро. Но теперь меня там нет, чтобы защищать тебя. Они скажут, что мое исчезновение заставило тебя действовать. Попытаться выманить меня обратно или хотя бы похвастаться тем, что я все-таки покорился тебе, или вроде того. Им плевать на объяснение; они используют случившееся, чтобы доказать свою правоту.

– Я до сих пор тебя не покорил, – шепчет Оби-Ван, возвращая все внимание к ноутбуку и вежливо игнорируя то, как Энакин краснеет от этих слов. – И что мне делать тогда? С этим подражателем.

Энакин вздыхает:

– Я пока не знаю, Оби-Ван. Дай подумать.

– Конечно, Эни. Столько времени, сколько нужно.

***

Энакин размышляет над проблемой весь день. Оби-Ван позволяет ему оставить коллаж на стене, потому что Асока вернулась в Корусант пару дней назад и не будет задавать неудобных вопросов. Он думает о деле, пока они едят свой ланч, пока выгуливают собак, а теперь размышляет об этом в ванной – теплой, влажной и пахнущей мокрой собачьей шерстью, – запустив руки в шерстку Трипио.

Выпускать собак в грозу оказалось ошибкой. Ардва пришел в восторг от возможности поваляться в грязи на подъездной дорожке, втянув в это даже сопротивляющегося Трипио. У Оби-Вана случился небольшой приступ гнева, когда он увидел их, сидящих на крыльце, вымазанных в темной грязи и представляющих однозначную опасность его ковру. Так что Оби-Вану с Энакином пришлось надеть уже грязную одежду, каждому взять по псу на руки и унести непослушных грязнуль наверх, в основную ванную.

И хотя они обычно не используют эту ванную – Оби-Ван даже не поставил на место дверь, – ширина и глубина ванны там позволяют искупать сразу двух собак, чтобы никто из них, пока занимаются другим, не носился по дому, оставляя всюду грязь. Энакин измеряет температуру воды, пока Оби-Ван уходит в их обычную ванную, чтобы взять там все необходимое для решения проблемы. Несколько полотенец они стелят прямо на пол, чтобы впитались брызги от беспокойных собак, и как только ванна набирается полностью, они намыливают питомцев и принимаются за работу.

Трипио, который всегда ведет себя хорошо во время купания, сидит тихо, пока Энакин отмывает его от грязи, бережно распутывая шерсть там, где она заскубилась от его хулиганства. Но про Ардва сказать то же нельзя. Энергичный пес рад купанию ничуть не меньше, чем буквально всему остальному, поэтому он разбрызгивает вокруг себя воду, вертится в руках Оби-Вана, пока тот пытается вымыть его. Мокрая шерстка не помогает удержать его на месте, только превращая Ардва в грязное недоразумение, которое, похоже, стремится облить Оби-Вана как можно сильнее.

Он промокает в мгновение ока, а его руки до локтей покрыты тонким слоем грязи. Он то тихо ворчит себе под нос, то закусывает нижнюю губу, оттирая собаку, выковыривая грязь из шерсти с такой же целеустремленностью, с какой занимается любыми другими вещами. Энакин не может не замереть, чтобы рассмотреть его – растрепанного, со слегка покрасневшими от недовольства щеками – в мягком свечении ламп. Случаи, когда Энакин видел Оби-Вана таким возбужденным, можно пересчитать по пальцам одной руки, и он не собирается упускать возможность незаметно поглазеть на него.

– Что? – раздраженно фыркает Оби-Ван, замечая внимание Энакина. – Он что-то сделал с лицом?

– Н-нет, я лишь… – Энакин чувствует, как краснеют щеки. Оби-Ван все еще пристально смотрит на него, и Энакин абсолютно не уверен, как описать тепло в животе, которое совсем не похоже на возбуждение, но столь же сильно.

Он не думает о своем решении, когда наклоняется вперед и касается губ Оби-Вана своими, вовлекая его в долгий поцелуй. На это нет никаких причин; этому нет никаких объяснений, кроме простого желания поцеловать его. Он не пытается соблазнить или отвлечь. Энакин – здесь и сейчас – просто доволен происходящим: Оби-Ваном и их собаками, бушующей за окном грозой. Кеноби вздрагивает от прикосновения, и, когда Энакин наконец отстраняется, он касается пальцами губ, будто не веря в то, что только что случилось.

Энакин отворачивается с твердым намерением отмыть Трипио и пытается не замечать легкой рассеянной улыбки на губах Кеноби, которая не исчезает до конца их грандиозного мытья собак.

***

– Я думаю, что тебе придется убить снова, – говорит Энакин, наблюдая, как грязная вода спиралью закручивается в слив. Он изо всех сил старается не смотреть на Кеноби, в основном потому, что не может поверить, что предложил именно то, что предложил.

– Извини? – Оби-Ван молчал, собирая грязные полотенца, и теперь пристально смотрит на Энакина, будто у того внезапно отросла вторая голова.

Он запинается, споткнувшись о собственные слова, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь из того, в чем собирается признаться.

– Мне не хватает информации из этих файлов, чтобы я мог хотя бы догадаться, кто этот подражатель. Никакой связи с жертвой, никаких отпечатков, никаких улик, с которыми я бы мог работать. Не с этим первым убийством. Если я собираюсь искать его без ресурсов управления, мне нужно больше данных.

– И как тебе поможет то, что я убью еще одного человека?

– Если он продолжит подражать тебе настолько умело, как он это делает сейчас, то он никогда не оставит никаких улик, чтобы его можно было отследить. Но может оставить, если мы его вынудим. Если ты пойдешь и покажешь, что не собираешься сидеть и позволять кому-то отбирать твои заслуги, у нас, возможно, получится достаточно его разозлить, чтобы он допустил ошибку.