Текст книги "Переговоры (ЛП)"

Автор книги: Glare

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Энакину… правда не нужно было это слышать. На самом деле Энакину не нужно слышать ничего, что Оби-Ван мог бы сказать сейчас. Особенно его расстроенный комментарий о том, что Энакин не съел свой ланч.

Посмотрев на Кеноби, он обнаруживает, что тот держит в руках тарелку с ланчем, откопанную из-под вырванных страниц. Если сэндвичи до этого выглядели грустно, то теперь они выглядят по-настоящему жалко, с засохшим хлебом и заветрившимся маслом. Оби-Ван выглядит не лучше, смотря то на Энакина, то на еду, обеспокоенный тем, что Энакин отказался от его дерьмового предложения.

– Я не хотел есть, – бормочет Энакин, прячась в ванне как можно ниже. Ардва скулит от потери контакта, но ему придется смириться. Если Оби-Ван собирается настаивать на разговоре, то Энакин, пожалуй, обойдется без взглядов на него.

Снова шуршат листы, и Энакин предполагает, что Оби-Ван ищет бутылку с водой. Теория подтверждается, когда он слышит удивленное «Ты и не пил ничего!» с другого конца комнаты.

– В последний раз, когда я пил из твоей бутылки, в ней были наркотики.

– Тогда у меня была причина. Какой смысл делать это сейчас?

Энакин презрительно фыркает:

– Как я должен догадаться, что происходит в твоей голове?

– Энакин, это вредно для здоровья! – восклицает Оби-Ван. – Ты ничего не ел со вчерашнего дня, ничего не пил, не позволил мне поменять повязку раньше. Ты пытаешься убить себя?

– Это куда лучше, чем проводить все дни запертым в ванной, пока тебе не станет скучно и ты не убьешь меня сам.

Оби-Ван рычит от раздражения, но больше с Энакином не спорит. Он опускает что-то на пол – судя по шуршанию пластика, пакет из магазина.

– Я принес тебе чистую одежду, тебе нужно в душ. В ванной в зале я поставил все, что тебе может понадобиться, потому что в этой ты, похоже, намерен поселиться.

– Все было бы иначе, если бы ты выделил мне мою комнату… – перебивает Энакин, но Кеноби продолжает так, будто не слышал ни слова.

– Я буду внизу, приготовлю ужин. Буду признателен, если ты после душа спустишься вниз, чтобы что-нибудь съесть и дать мне осмотреть твою рану.

– А если не спущусь?

Взглянув на него впервые после того, как он принес еду, Энакин видит в глазах Оби-Вана гнев. Ему откровенно не нравится вся эта ситуация, смысл которой лишь в том, что он намерен сохранить Энакину жизнь, несмотря на то, как странно это желание.

– Так или иначе я перевяжу твою руку вечером, – шипит Оби-Ван. – От тебя зависит, сделаем мы все по-хорошему или по-плохому. Сейчас – в душ, и скоро увидимся внизу.

Кеноби уходит, и Ардва ковыляет за ним.

***

Перетащить собственное тело под теплые струи воды – самое тяжелое, что Энакин когда-либо делал, а он, вообще-то, когда был подростком, победил действующего чемпиона, Себульбу, в гонках. Оби-Ван уже открыл дверь снаружи, но ванная все еще вызывает иллюзию безопасности. Энакин не решается разрушать это ощущение, пересекая границы терпения Кеноби, потому что он не знает, как долго значит его «скоро», и не сомневается в том, что тот вытащит его силой, если подумает, что он долго возится. Береженого бог бережет.

Энакин вытирается и переодевается в принесенную ранее одежду, взъерошивая волосы и осматривая себя в зеркале. От увиденного он испытывает странное чувство разочарования: он не выглядит как пленник. Одежда не порвана, щеки не запали от голодания, взгляд осмысленный. Даже последствия их утренней драки почти не видны. Конечно, Кеноби заботился о нем всего лишь день, впереди еще много времени, чтобы появились все эти признаки, но маленькая часть Энакина хочет, чтобы они уже были. Это бы упростило ситуацию.

Он выглядит скорее как гость, чем как жертва. Оби-Ван обеспечил его пижамными штанами и простой футболкой. Штаны длинные и мягкие, низко сидят на бедрах и тащатся по полу; ткань футболки приятная на ощупь, когда она касается его кожи, футболка маловата ему. Вещи, очевидно, были выбраны тщательно, не слишком теплые и не слишком холодные, в соответствии с любимой черно-серой цветовой гаммой Энакина. Он выглядит так, будто сам решил быть здесь – будто все в порядке. На самом деле единственное, что выдает, что что-то не так, это светлые следы на его запястьях, оставшиеся от оков той ночью в машине, или уродливая, покрасневшая рана на руке, в которой Оби-Ван даже не виноват.

Энакину хочется кричать от этого.

Но он не кричит, потому что не смеет больше задерживаться. Вместо этого он выходит из ванной и спускается вниз, внимательно глядя вокруг в поисках возможных опасностей и путей побега. Утром у него было время исследовать первый этаж, потому что после их потасовки его сразу отправили в спальню.

Бесцельно слоняясь по домику, идя на шум звякающей посуды и запах чего-то готовящегося, он обнаруживает уютную гостиную и столовую. Обе комнаты декорированы такими же обшарпанными вещицами, как и главная ванная. В то время как основная спальня была переделана, чтобы больше соответствовать вкусам Кеноби, весь дом выглядел почти так же, как во времена его юности.

В каждой комнате есть широкое, красочное окно, и Энакин совершенно не сомневается, что все они так же плотно закрыты, как и те, что наверху. У него возникает идея выскочить на улицу, пока Оби-Ван не следит за ним, но его обувь пропала где-то между моментом, когда он потерял сознание, и моментом, когда он очнулся в машине. Энакин не испытывает никакого желания отморозить себе пальцы при необдуманной попытке побега или столкнуться с последствиями, которые непременно нагрянут после того, как его вновь поймают. Побег босиком будет просто глупостью.

Наконец он обнаруживает источник звуков: Оби-Ван на кухне, пропускает что-то через дуршлаг над раковиной. Он стоит спиной к Энакину – прекрасная возможность, если бы, осмотревшись, Энакин не обнаруживает, что в кухне нет ни единого острого предмета, которым он мог бы его ранить. Единственный нож лежит на стойке рядом с бедром Кеноби. Что за кухня без стойки с ножами?

– Я позволил себе убрать все, что ты мог бы использовать в… неблагоприятных целях, – говорит Оби-Ван, должно быть, услышав, как вошел Энакин. Он ставит кастрюлю в раковину и показывает на шкафчик – видимо, запертый, будто это какая-то экстремальная версия защиты от детей. – Ключ будет храниться только у меня. Пожалуйста, ничего не придумывай. Я выбрал этот замок как раз за то, что его трудно взломать.

Энакин фыркает:

– Уверен, так и было.

Он проходит в кухню и усаживается на стул рядом с островком посреди комнаты, смотря, как Оби-Ван продолжает суетиться. Ардва и Трипио вертятся у него под ногами, дожидаясь, пока что-нибудь упадет на пол, чтобы тут же это съесть. В кастрюльке на печке, кажется, кипит соус маринара, и откуда-то сильно пахнет чесноком. Значит, паста – что-то простое и легкое в приготовлении, учитывая нехватку времени. У Энакина предательски урчит в животе. Оби-Ван кидает на него взгляд через плечо, раскладывая еду, и на его лице – понимающее выражение, от которого Энакин краснеет.

– Держи, – говорит Кеноби, ставя перед ним пластиковую тарелку со спагетти и кусочком чесночного хлеба. Вилку он ему дает пластиковую, и Энакин скептически вскидывает бровь. – Мы доберемся до настоящей посуды.

Наверняка Оби-Ван ничего не добавил в еду, учитывая, что Энакин смотрел, как он ее раскладывал, но его попытка поесть проваливается, когда Оби-Ван ставит свою тарелку около тарелки Энакина, явно намереваясь сесть на стоящий рядом с ним стул.

– Соус просто из банки, но сегодня у меня не было сил сделать…

Кеноби едва успевает сесть, когда Энакин соскальзывает со своего места, забирая тарелку с собой и направляясь в ближайшую комнату. Он слышит пренебрежительный вздох, выбегая из кухни в столовую и садясь за небольшой квадратный стол, который он заметил раньше. С каждой стороны стоит по одному стулу, и значит, Оби-Вану не удастся сесть слишком близко – определенно не так близко, как они сидели за тем островком, касаясь друг друга.

– Это лишнее, знаешь, – говорит Оби-Ван, входя в столовую и неся в руках свою тарелку и две бутылки воды. Собаки следуют за ним. – Я уже сказал тебе – даже несколько раз, – что я не намерен причинять тебе боль.

– У нас с тобой разные понятия о причинении боли, – бормочет Энакин, сердито глядя на него, прежде чем зачерпнуть очередную вилку пасты. В конце концов, он хочет есть.

Сев прямо напротив, Кеноби ставит одну бутылку с водой так, чтобы Энакин мог дотянуться до нее. Тот быстро меняет местами свою бутылку и ту, что Оби-Ван поставил рядом с собой. Подозрительно щурится, отвинчивая новую крышечку. Когда никакой реакции со стороны Оби-Вана не следует, Энакин решает, что вода безопасна, и делает глоток, наслаждаясь влагой в пересохшем горле. Остаток ужина проходит в тишине, после того, как Энакин не отвечает ни на одну попытку Кеноби завести разговор.

Его спокойствие кажется Энакину подозрительным, но он не думает об этом, пока не становится слишком поздно. Он рывком встает из-за стола, намереваясь выбросить свою тарелку и вернуться в главную ванную, вот только ему не удается достичь своей цели. Мир вокруг опасно крутится вокруг своей оси, вызывая знакомое тошнотворное ощущение. Кеноби даже не встает из-за стола, когда Энакин плюхается обратно в кресло, теряя баланс, но хотя бы, приличия ради, выглядит немного запуганным, когда Энакин бросает на него взгляд – взгляд обманутого человека.

– Какого черта? – выдыхает Энакин. – Ты сказал…

– Мои извинения, Дорогуша, – вздыхает Оби-Ван, и тон его голоса действительно похож на извиняющийся. – Я знаю, что я сказал. Однако ты был на нервах весь вечер, а мне все еще нужно осмотреть твою руку. Нам обоим будет проще, если ты не будешь сильно сопротивляться осмотру.

Он встает, собирает тарелки и бутылки. Кеноби и не прикоснулся к своей – деталь, которую Энакин не заметил ранее, сосредоточенный на облегчении от утоленного голода и жажды. Скорее всего, в обе бутылки был подмешан наркотик – легкий способ добиться желанного результата вне зависимости от того, какую бутылку, выберет Энакин.

– Если тебе станет легче, я не добавил слишком много, чтобы ты отключился. Только чтобы ты расслабился.

– Иди к черту, – огрызается Энакин. В глазах плывет, пока он смотрит, как Оби-Ван уходит на кухню.

– Все там будем в свое время, – громко отвечает тот.

Когда он возвращается, Энакин изо всех сил старается бороться. Это так же бесполезно, как и в прошлый раз, но он заставляет Кеноби выглядеть так жалко, как только может, заставляя тащить его из столовой в гостиную, вынуждая его следить, чтобы Энакин не запинался своими конечностями о плетущихся позади собак. Оказавшись на диване, он сползает на подушки и недовольно смотрит, как Оби-Ван ищет что-то в ближайшем шкафчике. Ардва сворачивается у ног Энакина, не в силах сам залезть на диван из-за шины, пока Трипио усаживается между подлокотником и Энакином. Тот чувствует, что его ноги слишком слабы, чтобы попытаться встать или убежать, пока Кеноби стоит к нему спиной.

– На самом деле я не понимаю, из-за чего ты так сильно злишься, – говорит Оби-Ван, садясь на диван рядом с Энакином с аптечкой в руках. – Многие были бы рады убежать от хаоса их жизни.

– Они делают это осознанно. У меня не было выбора.

Энакин наблюдает за тем, как Кеноби осторожно осматривает порез на руке, снова проходя через деликатный процесс очистки и перевязки. Он тщательно убирает любую грязь антисептиком, прежде чем закрыть порез бинтом.

– Придется понаблюдать за этим, – бормочет он больше себе, чем обращаясь к Энакину. – Выглядит так, словно туда могла попасть инфекция…

Приглаживая ленту на бинте, Кеноби смотрит на Энакина, сверкая глазами и ловя его руку между своими. Он подносит ее к лицу, прижимая губы к костяшкам, пока Энакин не дергается неуклюже, вырываясь из его хватки и рыча: «Не трогай меня!».

Кеноби суетливо отпускает его со странной улыбкой на губах. Он садится на свое место, вытаскивая пульт откуда-то – этого Энакин не видит, – и включает телевизор, висящий прямо над камином.

– Однажды, Энакин, ты не попросишь меня останавливаться, – уверенно заявляет Оби-Ван, перебивая новости, звучащие с экрана.

Энакин не знает, как на это ответить, поэтому молчит. Трипио кладет голову ему на колени, ища ласки, и он гладит его непослушными пальцами, обещая себе, что не позволит этому дню настать.

========== 9. ==========

Изображать из себя сговорчивого пленника – самое трудное из того, что до сих пор приходилось делать Энакину, и он обнаруживает, что изо всех сил сопротивляется любому взаимодействию, сколько бы раз он себе ни говорил, что в конце все оправдается.

Энакин начинает с малого: ест и пьет все, что дает ему Кеноби, не спрашивая о его намерениях. Ему часто не удается все переварить, но то, как он с усилием проглатывает то, что Кеноби ставит перед ним, кажется, делает его похитителя счастливым. Ну, он хотя бы сытый пленник, потому что Оби-Ван держит его на трехразовом питании с небольшими перекусами, и Энакин бы волновался, что поправится, если бы не тот факт, что он блюет от тревоги, как только Оби-Ван уходит спать.

Здесь-то и начинаются сложности. Близость – большая проблема, и проходит три полных дня до того, как он заставляет себя остаться в одной комнате с Кеноби надолго. Перевязки оказываются отвратительно полезны в этом случае. Это то, чего, Энакин понял, ему не удастся избежать, и он заставляет себя проводить время, чувствуя Оби-Вана в своем личном пространстве. То, что он не оказывает сопротивления, приносит свои плоды в виде не отравленной еды и воды, за что Энакин – как ни отвратительно это осознавать – благодарен ему.

Когда ему удается выносить общество Кеноби дольше нескольких минут, он начинает ходить за ним по всему дому, пока тот выполняет ежедневные дела. Несмотря на то, что они живут в уединенной хижине посреди леса и от них никто ничего не ждет, Кеноби удивительно педантичен в вопросах домашних обязанностей. Завтрак, потом недолгая прогулка с собаками, потом душ. Стирку устраивают каждые три дня (Энакин помогает, раскладывая вещи), а большую часть послеобеденного времени они проводят в гостиной, молча читая книги из обширной библиотеки Кеноби или смотря телевизор.

Когда Оби-Ван впервые пытается вступить с ним в физический контакт – кроме касания пальцами во время перевязок, – происходит почти кровопролитие. Их обычная послеобеденная рутина разрушилась, когда Кеноби вопиющим образом сократил их обычную дистанцию, обвив Энакина за талию рукой и притянув ближе. Энакину понадобилось все его терпение, чтобы не повернуться и не съездить ему по лицу; пришлось постоянно напоминать себе, что это и есть причина его хорошего поведения – причина, по которой он проходит через все эти почти что пытки. Ему нужно, чтобы Оби-Ван расслабился. Ему нужно подобраться ближе, не вызывая подозрений.

После этого он вынуждает себя проводить больше времени в непосредственном контакте с Кеноби. Он в восторге от того, что Энакин наконец пообвыкся, и пользуется любой возможностью быть немного ближе. Они едят за островком, соприкасаясь коленями и плечами, и Энакин сворачивается у Оби-Вана под боком, когда они вместе сидят на диване. Кеноби распутывает его непослушные кудри, что-то ему нашептывая – наверное, какие-то нежности, которые были бы милыми в другой ситуации, и Энакин вдавливает ногти в ладонь, когда Оби-Ван не видит. Каждый раз в душе он трет свою кожу так, будто пытается смыть ощущения от его прикосновений.

Кульминация наступает однажды вечером, перед ужином, когда Энакин решает, что не вынесет больше ни единого дня этой комедии. Он играл свою роль долгих две недели; он будет кричать, если придется провести еще один вечер под ладонью Оби-Вана, и теперь, когда его рука почти зажила, у него действительно есть шанс выбраться отсюда. Ключ (почти буквально) к свободе висит на цепочке на шее у Кеноби: четыре ключа. Один от дома, один от запертого ящика и еще один от двери в подвал, которую Оби-Ван закрыл по какой-то причине. Энакину на эти ключи плевать; для его плана нужен только четвертый ключ – от машины, стоящей на улице. Это лучшая возможность сбежать из этого кошмара. И хотя Энакин от отчаяния вполне мог бы завести машину без ключа – спасибо бурным подростковым годам, – пришло время, когда он не хочет рисковать и тратить на это время. Окошко, которое у него будет, слишком мало, и он не хочет упустить возможность, пока будет возиться с проводами.

Кеноби стоит перед холодильником, когда Энакин приводит свой план в действие, соскальзывая со своего привычного места за островком и крадясь по кухне. Он оказывается позади него ровно в тот момент, когда Оби-Ван оборачивается, держа в руках упаковку яиц. Дверь холодильника закрывается сама. Энакин старается выглядеть настолько расслабленным, насколько возможно, но Оби-Ван все равно с подозрением рассматривает его.

– Энакин, – предупреждает тот, но Энакин не обращает никакого внимания.

Шаг ближе – и Оби-Ван оказывается прижат к холодильнику телом Энакина. Оби-Ван напрягается, но пока не пытается вырваться. Он просто наблюдает – обеспокоенно, почти с любопытством. Обычно он выступает инициатором контактов между ними, поэтому происходящее теперь – разрыв привычного им шаблона. Энакин кладет руки ему на бедра, и у него едва хватает времени выдохнуть тихое «Что ты де…», прежде чем Энакин накрывает его губы своими.

На мгновение все замирает. Энакин почти паникует, думая, что поторопился и зашел слишком далеко, но момент прерывается, когда яйца выпадают из рук Оби-Вана, разбиваясь о пол. Этот звук, видимо, возвращает Оби-Вана в реальность, потому что уже в следующую секунду он стонет, меняя их тела местами, и теперь уже Энакин оказывается прижатым к холодильнику. Руки Кеноби скользят вверх, обхватывая лицо Энакина и меняя угол, чтобы углубить поцелуй. Обвивая талию Оби-Вана, Энакин вынужден бороться с желанием укусить его, когда язык Кеноби скользит по его нижней губе, умоляя впустить внутрь. Пальцы путаются в его волосах, и Энакин сдается, позволяя Оби-Вану проскользнуть глубже, только чтобы окончательно отвлечь его.

Прямо рядом с холодильником стоит пустая сковорода. Она предназначалась для яиц, теперь растекающихся по полу, но у Энакина на нее другие планы. Оби-Ван не замечает, когда Энакин опускает одну руку, шаря ею по стойке в поисках ручки сковороды и наконец смыкая пальцы вокруг нее.

Сейчас или никогда.

Свободной рукой Энакин грубо отталкивает Кеноби от себя, получая в ответ настороженный и чуть смущенный взгляд, прежде чем сковорода соприкасается с его черепом с громким треском. Оби-Ван сгибается с низким рыком, держась за голову и корчась на полу. Энакин не тратит время на печаль по поводу того, что его удар не вырубил Кеноби полностью. Вместо этого он срывает цепочку с ключами с его шеи и вылетает из кухни.

То, что он неделями таскался за Оби-Ваном по дому, дало ему преимущество в виде того, что теперь он знает обстановку полностью, и он добирается до входной двери за несколько секунд. Он спотыкается о порог и выбегает на подъездную дорожку, босыми ногами чувствуя острый холод гравия. Вслед ему из дома в недоумении лают и скулят собаки, и Энакину действительно жаль, что он оставляет их здесь. Однако у него нет времени забрать их с собой, да и Кеноби слишком к ним привязан, чтобы навредить им. Они настолько же его, насколько и Энакина. Если повезет и Кеноби будет здесь, когда приедет полиция, то он сможет забрать своих собак обратно.

Открыв машину, Энакин плюхается на водительское сиденье и рывком вставляет ключ в замок зажигания. Но когда он его поворачивает, ничего не происходит. Машина дрожит и поскрипывает, но заводиться отказывается.

– Какого черта?! – кричит Энакин, снова поворачивая ключ. Ни во второй раз, ни в третий ничего не происходит. – Господи, господи, господи, – бормочет Энакин, отвлекшись от ключа и вцепившись в электронную панель под рулем.

Новый план: завести машину без ключа.

Единственное, что звучит громче стука его сердца, это раскатистый рык «Скайуокер!», доносящийся где-то поблизости.

Энакину только удается снять крышку панели и вытащить провода, но, взглянув через руль, он обнаруживает, что Кеноби уже на ступеньках крыльца.

Новый новый план: бежать.

Выбравшись из машины, Энакин бежит в сторону леса так быстро, как только позволяют ноги. Отдаленно он понимает, что раздерет ноги до мяса, но из-за адреналина, бушующего в венах, он совсем не чувствует боли. Листья хрустят и трещат ветки, когда Оби-Ван бросается его догонять, но он, скорее всего, все еще немного дезориентирован после нападения, да и у Энакина была фора в несколько секунд, тогда как Кеноби пришлось спуститься по крыльцу и добежать от дома до машины. Конечно, Энакин все еще ненавидит то, что он бежит в лес посреди ночи, но он не видит другого варианта, учитывая, что он только что чуть не убил Оби-Вана. Лучше уж он замерзнет в лесу насмерть, чем столкнется с тем, что Оби-Ван сделает с ним, когда поймает.

Дыхание вырывается облачками пара перед лицом, когда он вынужден сбавить шаг, и каждый вздох отзывается болью от холодного ночного воздуха. Ну, хотя бы он, кажется, оставил Оби-Вана где-то позади, потому что звук шагов преследователя сменился тишиной. Теперь он слышит только свое дыхание и обычные ночные звуки – завывающий в голых ветвях ветер и крики лесных обитателей. Он чувствует сочащееся тепло из подошв, и ему не нужен свет, чтобы знать, что это его кровь.

Мурашки бегут по коже, пока он пробирается вперед, ночной холод наконец пробирает его до костей, когда замедляется стук сердца. Начиная побег, он рассчитывал на тепло машины, которое защитило бы его от холода. Его обычная домашняя одежда – пижамные штаны и футболка – даже близко не подходят для таких походов. Когда поднимается ветер, вгрызаясь в его обнаженную кожу, у Энакина не остается выбора, кроме как найти укрытие. Замерзнуть до смерти или умереть на руках у Кеноби – одинаково приятно, он бы предпочел избежать того и другого. К счастью, широкие скалистые образования выступают из земли не так уж далеко, и он может укрыться там, пока ветер не утихнет.

Энакин откровенно дрожит, когда добирается до своего убежища. Как и предполагалось, горы немного защищают от сурового зимнего ветра. Не стоять больше на ногах – огромное облегчение, и он сворачивается в тени камней, стараясь занять как можно меньше места. Если у него получится продержаться до утра, то он сможет идти снова, когда станет теплее. Где-то рядом должна быть цивилизация, и Энакин знает, что если он сможет найти хоть какой-нибудь ручеек, то шансов обнаружить людей будет в разы больше. Но труднее всего будет по ночам. Если бы у него было больше энергии, он бы вспомнил все, чему научился, работая в полиции, где проводились тренировки по выживанию в дикой природе, и построил бы себе импровизированное убежище. Но он устал, так что он лишь обнимает себя сильнее и прижимается к камню, мечтая, чтобы утро наступило поскорее.

***

– Энакин? Энакин, это ты?

Нужно подозрительно много времени, чтобы заставить себя открыть глаза, но наконец Энакину это удается. В голове неприятно туманно, но он слышит звук быстро приближающихся шагов и глядит на источник шума.

Достаточно унизительно испытывать от этого облегчение, но он видит бегущего Кеноби и плетущегося позади него Трипио. Утро еще не наступило, но уже начинают появляться первые лучики рассвета. Оби-Ван одет в плотную зимнюю куртку, значит, он возвращался в дом, чтобы переодеться во что-то более подходящее, до того, как снова отправиться на поиски Энакина. Судя по легкой заторможенности его движений, он провел в лесу всю ночь, идя по следу, оставленному Энакином. Он полагает, что так и было – Оби-Ван ведь обещал найти его, куда бы он ни сбежал. Конечно, это было угрозой, но обещание он выполнил.

Трипио добирается до него первым, несясь впереди Оби-Вана и забираясь на Энакина, скуля от беспокойства и облизывая каждый видимый кусочек кожи. Энакин заставляет замерзшие конечности двигаться, обнимая собаку и путаясь пальцами в теплой шерсти. Жар Трипио – божественный дар после ночи, проведенной в попытках не замерзнуть насмерть, и он принимает его с жадностью, пока Трипио не выскальзывает из его рук навстречу Оби-Вану.

Опустившись на колени, Оби-Ван тут же обнимает Энакина, прижимая к своей груди и целуя его лицо везде, куда может дотянуться, не слишком наклоняясь. При других обстоятельствах Энакин был бы сильно против таких прикосновений. Но он какое-то время не чувствовал свои конечности, и его бог теперь – тепло Кеноби.

– О звезды, Энакин, ты заставил меня поволноваться, – ворчит Оби-Ван, рукой в перчатке поглаживая Энакина по голове. – Не пойти меня неправильно, я очень зол на тебя, но одна только мысль, что ты мог здесь умереть потому, что я вовремя тебя не нашел…

Оби-Ван рвано выдыхает и, стянув куртку, помогает Энакину просунуть не слушающиеся руки в правильные рукава. Оставшееся тепло тела Кеноби помогает согреть его побледневшую кожу и медленно приводит в сознание. Затекшие суставы не поддаются, когда Оби-Ван ставит его на ноги, но он нашептывает какие-то обещания тепла, мягкой кровати и настоящего отдыха, и этого оказывается достаточно, чтобы заставить Энакина двигаться.

Ему приходится опереться на Оби-Вана во время пути, но в конце концов они добираются до хижины. Утро уже окончательно наступило к моменту, когда они ступают за порог дома, оба готовые тут же рухнуть в постель и сбросить с себя напряжение вчерашнего вечера. Поднимаясь по лестнице, Энакин ждет, что его отведут обратно в его гнездышко в ванне, и вполне логично недоумевает, когда Оби-Ван вместо этого подводит его к широкой кровати. Трипио радостно запрыгивает на одеяло, присоединяясь к уже лежащему там Ардва.

– Н-нет… – скулит Энакин, пытаясь вырваться из хватки Кеноби, которая от его протестов становится только сильнее.

– Тише, Энакин, – говорит Оби-Ван, и даже несмотря на то, что его голос звучит спокойно, Энакин слышит предупреждение. – Ты, скорее всего, будешь страдать от гипотермии. Я не оставлю тебя одного сейчас, – он почти бесцеремонно бросает Энакина на матрац и быстро забирается следом, когда Энакин пытается сползти с другой стороны. – Брось, Энакин, – урчит он, притягивая Энакина к себе под одеялом и грязной одеждой, – ты ведь знаешь, что тебе будет лучше после хорошего сна.

Энакин рычит, ворочаясь в руках Кеноби, когда тот пытается притянуть его к своей груди.

– Я могу отдохнуть в ванне.

У него не так много пространства для маневра, и Кеноби наконец удается обнять Энакина.

– Хм, возможно, и так, но я гораздо теплее, чем твоя ванна.

Ощущая руку Оби-Вана на талии, их переплетенные ноги, отрывистые выдохи в затылок, Энакин с ужасом осознает, что он прямо там, где и начал. Столько усилий – и он позволил Кеноби буквально привести себя обратно в свою тюрьму. Он даже не боролся. Отчаянный всхлип застревает в горле; он действительно крепко здесь застрял, да?

– Тише, Дорогуша, – шепчет Оби-Ван, поглаживая Энакина по боку. – Что случилось?

– Почему машина не завелась? – выдыхает Энакин, потому что неожиданно должен это узнать.

– В баке нет горючего, – признается Кеноби. Полная канистра стоит в подвале – на случай, если мне понадобится заправить машину и уехать в город. Я не хотел рисковать тем, что ты можешь попытаться сделать то, что сделал прошлым вечером.

Подвал. Вот почему он закрывает чертову дверь в подвал. Господи, Энакин чувствует себя таким идиотом. Слезы не останавливаются, и Оби-Ван шепчет что-то нежное ему в спину, продолжая ласково поглаживать до тех пор, пока – каким-то чудом – Энакин не засыпает.

========== 10. ==========

Энакин просыпается медленно, отказываясь окончательно приходить в себя из-за теплоты одеял и тягучего вечернего света, падающего на его лицо. Он не может толком вспомнить, когда в последний раз ему было так хорошо. Он лежит, растянувшись на мягком матрасе. На боку ощущается приятная тяжесть, будто кто-то сидит на нем, придавливая к простыням. Зарываясь лицом в подушки, Энакин понимает, что не может жаловаться. Он смутно понимает, что что-то не так во всей этой ситуации, призрачный шепот слышится на задворках сознания, но беспокойство отходит на второй план, уступая место комфорту, от которого ему не хочется никуда уходить в ближайшее время.

Руки скользят под его футболкой, добираясь до плеч и следуя обратно. Внезапное ощущение холодного воздуха на коже вызывает у него дрожь, но вскоре теплые руки возвращаются, плавно спускаясь по цепочке позвонков с шеи. Пальцы касаются его боков, исследуют выступы ребер, проходятся по его шрамам, будто пытаясь запомнить расположение каждого. Тихий стон срывается с губ Энакина, когда большие пальцы касаются затекших мышц плеч, и в ответ он получает порывистый выдох от партнера в кровати.

Откровенно говоря, Энакин не может явно вспомнить, с кем он оказался в кровати прошлой ночью, но, видимо, все было просто чертовски прекрасно, судя по усталости тела. Кем бы он ни был, он хорошо управляется со своими руками, продолжая разминать его спину, убирая напряжение и заставляя Энакина витать где-то между наслаждением и болью.

Возбуждение – такое, какого не случалось со времен Падме, – скользит по его венам, когда на шее ощущается горячее дыхание. Каждое прикосновение, каждая ласка – будто в несколько раз ярче, и он чувствует, как в пижамных штанах становится тесно. Губы касаются линии шеи, легкое царапанье от бороды ощущать любопытно. Все прошлые мужчины Энакина были гладковыбритыми; это что-то новенькое для него. В любом случае он никогда не против ленивого утреннего секса. Щетина его не остановит.

– Ах, – выдыхает Энакин, когда зубы вцепляются в ложбинку между плечом и горлом. Воротник футболки оттянут в сторону для лучшего доступа. Острота укуса сглаживается ощущением скользящего языка и нежных поцелуев, но в следующий момент его кожу терзают вновь.

На шее определенно останется синяк, после того как его партнер наконец отрывается, накрывая Энакина собой. Обнаженная, соблазнительно теплая грудь скользит по спине Энакина. Он чувствует чужой возбужденный член, хотя они оба в штанах, когда он касается задницы Энакина, и его разрывает между желанием толкнуться назад, навстречу члену, или вперед, чтобы самому потереться о простыни.

Эту дилемму решают за него, когда отстраняются вновь, хватая за бедра и ставя на колени. Мужчина склоняется над ним, удерживаясь на одной руке и другой скользя под резинку штанов Энакина. Загрубевшие пальцы касаются его члена, двигаясь почти раздражающе медленно одновременно с толчками. Опираясь на локти, он заглушает стоны, уткнувшись в сгиб руки. Он чувствует, как удовольствие растет даже от легких прикосновений, чувствует, что он уже очень-очень близко, когда…